ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

ГЛАВА 1

В те времена, когда Поле Руин было первым и единственным из Полей, сотворенных Создателями, это место называли Горячими Камнями. На Поле гремели битвы; замки и города, воздвигнутые первыми игроками, разрушались, создавались новые, которые очень скоро постигала та же участь – быть низверженными во прах и пепел. Лишь Горячие Камни остались нетронутыми, потому что не было силы, чтобы опрокинуть эту пронзавшую небо громаду. Горячие Камни – чудовищная скала, изрытая пещерами, покрытая, как извилистыми шрамами, каменными лестницами, – была и впрямь огненно горяча, точно где-то в толще скалы прятался пышущий жаром стержень. С нижних уступов открывался вид на все Поле, со средних ничего не было видно, кроме стелющихся внизу тяжелых облаков, похожих на пропитанное водой тряпье.

А на вершине, объятые вечным пламенем, возвышались крепостные стены замка Создателей – Пылающие Башни. Никто из детей Поля не мог приблизиться к Пылающим Башням. Вечное пламя пожрало бы смельчака, если б такой объявился хоть однажды.

Когда Полей стало больше, когда Создатели исчезли с тем, чтобы никогда не вернуться, вечное пламя стало потухать, а скоро и вовсе пропало. Горячие Камни перестали быть горячими, но все еще хранили тепло Создателей. И Пылающие Башни остались чернеть под обожженным небом. Враждующие кланы – Золотой Дракон и Мертвый Дом, сражавшиеся ранее за Башни, забыли о Камнях. Дети Поля постепенно обживали Скалу – так они назвали ее, предав забвению старое имя. Они селились на нижних уступах и редко – на средних, потому что огонь, зажженный их руками, бледнел и гас от недостатка кислорода уже на пути к верхним уступам.

И хотя Создателей больше не было в Пылающих Башнях и давно погасло вечное пламя, к верхним уступам никто не ходил. Дети Поля, живущие на Скале, складывали легенды о злобных духах, обитающих там.

И к Пылающим Башням до сих пор никто не смел приближаться.

Небеса изменили свой цвет – от багряно-красного к тяжелому медному. Близилось время сна, когда с верхних уступов Скалы по длинной, вьющейся серпантином лестнице на площадку шириной в сотню шагов спустился человек в темной одежде. Путь с верхних уступов был долог; закончив спуск, человек присел на жухлую траву в паутинной тени иссохшего дерева. Он тяжело дышал, слишком прозрачный воздух с трудом насыщал его легкие. Поднявшись, он осмотрелся – на площадке, покрытой скудной растительностью, кроме прилепившейся к серой стене хижины, не было ничего. Человек в темной одежде вытащил из-за пазухи странного вида ожерелье: нанизанные на бечеву округлые дощечки, похожие на монетки. Дощечек было четыре, и на первой раскинул крылья искусно изображенный белогрудый орел.

Дверь хижины открылась, оттуда показался косматый бородач в одежде из звериных шкур.

– Чего тебе? – выкрикнул косматый.

Человек в темной одежде поспешно поднялся.

– Ты живешь здесь? – неожиданно тонким голосом спросил он.

– Об этом ты мог бы и не спрашивать. Конечно, живу. Что еще, по-твоему, я здесь делаю?

Глаза пришельца стали беспокойными.

– Подойди ко мне, – попросил он.

Косматый и не подумал выполнить просьбу.

– Мне нужно видеть, как ты ходишь, – сказал пришелец почти умоляюще.

– Ты пришел с нижних уступов или с Подножия?

– Я пришел снизу, и я шел очень долго.

– Ты долго шел, чтобы посмотреть на мою походку? Внизу нет других развлечений?

– Подойди ко мне, прошу тебя!

Косматый пожал плечами. Он сделал несколько шагов по направлению к незнакомцу и остановился. Левая нога косматого при ходьбе неестественно искривлялась; прогибалась в колене назад, будто в ноге был перевернут коленный сустав.

– Этого достаточно?

– Не так давно ты убил птицу.

– Что?

– Ты убил белогрудого орла.

В голосе косматого прорезалось раздражение:

– Я убил белогрудого орла! – подтвердил он. – Птица села на то дерево, под которым стоишь ты. Я чуть приоткрыл дверь хижины и всадил стрелу орлу под клюв. Я боялся, что он рухнет туда... – косматый указал рукой на край площадки, где начиналось затянутое белесым туманом небытие, – но он повис в ветвях. Я совершил какое-то преступление? Почему тебе интересна моя охота?

Человек в темном не ответил – если, конечно, вообще собирался отвечать. А косматый вдруг хлопнул в ладоши.

– Ты – оракул! – воскликнул он. – Ты служишь Старейшим и Всевидящим! Я никогда не видел таких, как ты, я только слышал о вас. Здесь редко кого можно увидеть... Скажи, а мне не полагается никакого вознаграждения за то, что я оказал тебе помощь?

– Ты не слишком перетрудился, – заметил пришелец.

– Но я мог вообще не отвечать.

– В таком случае я был бы вынужден оплатить сведения.

– Ты меня обманул!

– Я ничего тебе не обещал.

Проговорив это, оракул вернулся к лестнице и шагнул на первую ступеньку. Косматый проследил за тем, как он поднялся высоко по стене, потом, коротко зарычав, поспешно захромал в хижину. Когда он появился на площадке с охотничьим арбалетом в руках, оракула уже не было видно – очевидно, он свернул на одной из бесчисленных лестничных развилок и затерялся между уступами Скалы.

Косматый выругался и швырнул себе под ноги арбалет.

Ступени привели оракула в узкую сквозную пещеру. Пещера заканчивалась обширной – шириною в пятьсот шагов – площадкой, огороженной каменными валунами с трех сторон и стеной Скалы – с четвертой. Нависающая треугольная плита давала обильную тень. Из-под плиты тонкой струйкой бил вниз горный родник. Защищенные тенью, но и не страдающие совсем от недостатка света съедобные растения возвышались над ухоженными грядками. Это было удобное место для жилья – десяток хижин, расположенных полукругом, являлись тому безусловным свидетельством.

Небеса приняли цвет темной меди – время сна началось.

Оракул отсчитал с правого края третью хижину, ступая тяжело, как очень утомленный человек, подошел к ней и осторожно приоткрыл дверь.

В хижине было темно. Оракул тихонько позвал, но никто ему не ответил. Ему пришлось выйти и вытащить из крыши несколько жердей, чтобы небеса пустили через образовавшуюся щель в хижину световой луч. Оракул, пригнувшись, снова вошел в хижину. Прошел несколько шагов и остановился. На земляном полу, вытянув руки вдоль туловища, лежала обнаженная женщина сорока или сорока пяти лет. Женщина, уже не нуждавшаяся в одежде, оставалась неподвижной, глаза ее были закрыты, а бледная, синеватая кожа еще не успела потемнеть. Оракул легко перевернул застывшее тело и склонился над ним. Под правой лопаткой умершей виднелось гнездо бородавок. Оракул внимательно пересчитал бородавки – их оказалось семь. Тогда он вернул тело в исходное положение, на корточках переместился к изголовью и принялся перебирать длинные, тщательно расчесанные волосы. На темени обнаружилось густо-синее пятно неправильной формы – непременный признак отравления соком цигуды.

Заслышав шорох в недрах соседней хижины, оракул оставил мертвую, выбрался наружу и поспешно покинул селение. Он не знал, как отнесутся люди к тому, что посторонний человек украдкой посетил последнее пристанище их соплеменницы, – и не хотел рисковать.

Судя по всему, в селении осталось мало людей, но те, кто остался, несомненно, изменились. Ему не хотелось попадаться им на глаза.

Миновав сквозную пещеру, он поднялся далеко наверх, остановился на ступеньках, глядя себе под ноги. Отвесную стену Скалы облизывали языки тумана. Оракул вытащил свое ожерелье, снял с бечевы округлую дощечку и уронил ее в туман. Слоистая белесая бездна поглотила дощечку беззвучно. Точно так же, как и предыдущую – первую, – с изображением орла. Теперь на бечеве оставалось две дощечки.

Далеко к западу от Скалы, где рыжий песок чернеет от влаги вечных туманов, где по берегам соленых озер растут из трещин в земле, словно диковинные цветы, белые фонтаны ядовитых гейзеров, живет Старейший и Всевидящий Ун. Его жилище – вырытая в земле продолговатая яма, прикрытая сверху почерневшим от времени панцирем гигантского краба арх. Стены просторной ямы блестят от голубого инея, но Старейший и Всевидящий не чувствует холода. Его тело не требует пищи и не нуждается в одежде. Он очень стар, но никогда не был молодым. Он сотворен Создателями таким, каков он сейчас. Все создания Полей стареют, умирают, размножаются и снова стареют, но Старейшие неизменны и вечны. Старейшие не похожи один на другого; чем больше сила Старейшего, тем больше он отличается от прочих детей Поля. Только смерть от стали или огня может овладеть им. Такова была воля Создателей.

Не шелохнувшись, Ун выходит из своего жилища и внимательно оглядывает затянутые туманом окрестности.

Никого.

Он ждет и ждет долго.

Наконец он слышит – глухо стучат копыта.

Старейший и Всевидящий Ун видит шестерых всадников, скачущих сквозь туман. Всадники с ног до головы закутаны в серые плащи, лишь через узкие щели поблескивают глаза. Голубой иней оседает на чешуе и рогах их скакунов.

Через несколько минут всадники уже возле жилища с крышей из крабового панциря. Они спешиваются и друг за другом входят в яму. Останавливаются и, переминаясь с ноги на ногу, молча смотрят на белеющее в потемках голое тело Старейшего. Они не решаются говорить, ждут, пока Ун заговорит первым. И Ун говорит.

– Приветствую воинов народа симерши. Здоров ли Крат?

– Крат, Полноправный и Единственный Правитель Поля Руин, здоров и силен, – поспешно отвечают шестеро. – Крат шлет поклон Старейшему и Всевидящему.

Ун смеется – но так, что пришельцы не видят этого. За последние два дня он получил поклоны от пятерых Полноправных и Единственных Правителей Поля Руин. Этот – шестой. Да, Поле Руин слишком обширно для живущих на нем народов.

– Чего хочет Крат? – спрашивает Ун. Старейшему и Всевидящему скучно задавать вопросы, на которые он знает ответы. Но именно так нужно общаться со смертными, чтобы они понимали.

– Правитель Крат хочет, чтобы Старейший указал время появления Разрушителя, – проговорил один из шестерых.

Ун кивает. Пятеро других Полноправных и Единственных хотели того же.

– Место появления известно всем, – робко добавляет один из шестерых.

– Разрушитель придет, чтобы забрать каф, – говорит второй.

– Каф достанется народу гхимеши, – говорит третий.

– Гхимеши отступники! Так постановил Совет! – восклицает четвертый.

– Разрушитель достанет еще два кафа. Разрушитель не должен сделать этого, – говорит пятый.

Старейший и Всевидящий Ун медленно кивает.

– Пусть люди из общего мира уходят из Полей, – выговаривает первый и пытается заглянуть в глаза Уну.

Шестеро напряженно ждут, когда Старейший кивнет еще раз:

– Совет постановил так, – после чего они облегченно вздыхают и переглядываются. Тот, кто проговаривал опасную фразу, даже смеется. И поднимает капюшон с головы. Глаза его – очень длинные, почти совершенно смыкающиеся над переносицей, влажно блестят. Голова, покрытая вместо волос коричневыми пигментными пятнами, мокра от пота.

– Я скажу вам, когда придет Разрушитель, – слышен голос Уна. – Но не сейчас.

Оторопелое молчание.

– Все знают, что Разрушитель придет за кафом на Скалу! – торопится обнаживший лицо пришелец. – Но никто, кроме Всевидящего Уна, не знает – когда он придет! Воины нашего народа ходят дозором вокруг Скалы. Вокруг Скалы мы видели и других воинов. Мы не нападали на них, потому что знали: они хотят того же, что и мы – помешать Разрушителю. Мы согласны ждать сколько угодно, сколько понадобится, но нам нужно знать час, когда придет Разрушитель. Воинов у Подножия становится все больше и больше. Воины шести народов собираются туда. Шести враждующих народов, Старейший Ун! Симерши не нападают на нечестивцев, не признающих власти Полноправного и Единственного Правителя Крата, но что будет, если нечестивцы не удержатся и ударят первыми? Воины шести разных народов сойдутся в битве! Дети Поля Руин перережут друг друга, а Разрушитель свободно пройдет на Скалу! Не потому ли он и медлит? Скажи, долго ли нам ждать его? Старейший и Всевидящий Ун силен разумом, сильнее прочих Старейших. Он способен узнать час появления Разрушителя, он может назвать нам час. Если бы мы знали час, когда Разрушитель придет за кафом, мы бы ушли с Подножия, и другие воины ушли бы с Подножия, чтобы вернуться в срок, и не было бы резни и ненужных смертей. Дети Поля сами разберутся между собой – но лишь после того, как минует опасность со стороны расы Создателей.

Ун устало опускает веки. Члены Совета делают все, что в их силах, ни границы Полей, ни распри народов не могут помешать Совету. Разрушителя ждут и в Лесном Поле. Приграничье кишит охотниками из Итта. Разрушителю придется очень постараться, чтобы проникнуть в Поле Руин через Лесное Поле. Если он решится идти в Поле Руин напрямую из общего мира, ему будет еще сложнее. Ловушки ждут Разрушителя на месте каждого возможного прохода. Совет делает все, что в его силах, но сознает: когда б не разгулявшиеся межплеменные распри, можно было организовать оборону много мощнее. Абсолютно непроницаемую оборону.

– Почему Всевидящий Ун не хочет сказать нам час, когда придет Разрушитель? Может быть... – Пришелец с обнаженным лицом захлебывается в догадке. – Может быть, Всевидящий не хочет говорить это симерши? Может быть, он скажет это другому народу? Может быть, Всевидящий уже сказал это другому народу?

Ун долго молчит, прежде чем ответить. Потом он произносит:

– Всякое явление в Полях взаимосвязано с другим явлением. Если краб арх кричит на берегу соленого озера, значит, быть долгому дождю. Если белые чайки появились над водой, значит, струи гейзеров станут ниже, и к озеру придут птицы и звери. Это просто. Сложнее предугадать события, в которых примут участие люди из общего мира. Среди вас должен быть оракул.

Пришелец с обнаженным лицом оглядывается. Один из шестерых выступает вперед.

– Я оракул, – говорит он. – Я служу Старейшему и Всевидящему Сиу.

– Сиу предупредил тебя, что ты должен послужить мне?

– Сиу предупредил меня. Я знаю, что его разум говорил с твоим, Старейший Ун.

– Иди к Скале. Прямо сейчас. На нижних уступах с южной стороны найди старое гнездо грифа. Как только найдешь, дай мне знать о том, что увидишь. Не медли. Да, и еще! Воины не должны входить на Скалу. Только оракул. Это важно.

Шестеро переглядываются. Оракул сгибается в поклоне. Старейший и Всевидящий Ун говорит ему то же, что говорил посланцам других народов:

– Идите и помните: не обнажайте оружия против тех людей, которых вы встретите на Скале или у Скалы. Защищайтесь, только если это необходимо. Пока жив Разрушитель, пусть не прольется ни капли крови детей Поля. Оставайтесь у Подножия. Ждите Разрушителя там. Если возникнет необходимость, можете подняться на Скалу, но невысоко и ненадолго. Иначе сила кафа пленит ваше тело, и ваш разум не будет принадлежать вам. И передайте своему Правителю – пусть начинает собирать воинов.

– Уже? Так скоро?! – восклицает оракул. – Разрушитель уже близко? Скажи, о Всевидящий, когда он будет на Скале? Через десять дней? Через двадцать?

– Иди. Истина откроется тебе сегодня – на нижних уступах, у старого гнезда грифа.

После того, как шестеро покидают жилище Уна, на покрытой голубым инеем стене появляется зыбкое изображение белого лица, обрамленного длинными прядями черных волос. Лицо, похожее на маску, не имеющее ни рта, ни глаз, ни носа, ни единой черты, белой пустотой всматривается в затылок Уна. Всевидящий Ун не замечает лица. Потом оно исчезает.

А Старейший и Всевидящий Ун снова закрывает глаза. Пусть посланники шести народов соберутся у Скалы. Пусть шестеро оракулов, служащих шестерым Старейшим, увидят то, что должны увидеть.

«Всякое явление в Полях взаимосвязано с другим явлением. Если краб арх кричит на берегу соленого озера, значит, быть долгому дождю. Если белые чайки появились над водой, значит струи гейзеров станут ниже, и к озеру придут птицы и звери. Это просто. Сложнее предугадать события, в которых примут участие люди из общего мира». Если хромой охотник с нижних уступов убьет белогрудого орла, а в селении под треугольной плитой отравится соком цигуды женщина с семью бородавками под правой лопаткой... Если мужчина из кварцевой пещеры возьмет в жены одноглазую девушку с верхних уступов с родимым пятном, напоминающим голову ящерицы, на ягодице, и у старого гнезда грифа найдут обезглавленное голое тело – значит Разрушитель уже близко. Значит, Разрушитель не будет выжидать, а отправится за кафом сегодня же. Завтра он будет на Скале. С первыми лучами солнца он будет на Скале.

Когда оракулы откроют свой разум для Старейшего и Всевидящего, Ун сообщит им эту весть. Пусть шесть народов Поля Руин забудут на время распри и соединят свои силы, чтобы остановить Разрушителя, чтобы не допустить его на Скалу. Гхимеши не получат обещанного могущества. Люди из общего мира не поплывут по подземной реке Ноч в место, которое нельзя называть вслух. Люди из общего мира должны уйти из Полей.

И пусть уходят.

* * *

Оракул прижался спиной к горячей стене Скалы и закрыл глаза. Долго вокруг было тихо, только негромко подвывал далеко внизу – на нижних уступах – ветер, а сверху иногда шуршали, осыпаясь, мелкие камешки.

Когда сердце успокоилось окончательно, оракул открыл глаза и со вздохом опустился на корточки. Поднял руку, чтобы вытереть со лба пот, но оказалось, что пот давно высох, а лоб покрывала ломкая, неприятная на ощупь корочка. Оракул вздрогнул. Ощупав макушку, он наткнулся пальцами на вспухшую под волосами ссадину. Ничего серьезного, обыкновенная царапина. Он измученно улыбнулся. Все могло обернуться гораздо хуже.

Хромой охотник с нижних уступов убил белогрудого орла. В селении под треугольной плитой отравилась соком цигуды женщина с семью бородавками под правой лопаткой. Мужчина из кварцевой пещеры взял в жены одноглазую девушку с верхних уступов. Родимое пятно на ягодице девушки напоминало голову ящерицы. Время сна близилось к концу, и человеческий сон был некрепок, когда оракул, тайком пробравшись в кварцевую пещеру, склонился над двумя сплетенными обнаженными телами и приподнял покрывало из козлиной шкуры. Прежде чем девушка, открыв единственный глаз, закричала, он успел заметить очертания пятна. А потом проснулся мужчина.

Оракул поежился, припоминая, как взметнулся над ним грубо скованный короткий меч. Он бы сразу убежал, но неудачно подвернулась нога. Удар меча, правда, пришелся вскользь, лишь рассадив кожу и царапнув по черепу, но голый гнался за оракулом до самых верхних уступов и только недавно, кажется, отстал.

Он вытащил из-за пазухи ожерелье, снял с бечевки третью дощечку с изображением женского тела. Пустая глазница и четко прорисованное родимое пятно.

Еще раз мазнув ладонью по ссадине на голове, оракул неловко размахнулся и швырнул дощечку со Скалы в бездну.

Оставалась еще одна, последняя дощечка.

– Немного отдохну, – попросил сам у себя оракул, зная, что медлить никак нельзя.

Но продолжать путь прямо сейчас не было сил. Он опустился на дышащие теплом камни, поплотнее запахнул рубаху и снова закрыл глаза.

Когда земли лишены богов, можно ожидать чего угодно. О том, что такое каф, дети Поля узнали лишь тогда, когда ушли Создатели. Недра Полей кишели существами, еще ожидавшими своего рождения. Голая стихия энергии кафа разъедала оболочку земли, и существа получали свободу проникать на поверхность Полей, используя свои собственные, не– годные для человека проходы. Среди пришельцев встречались и смертельно опасные, и совершенно безобидные, и даже вполне полезные, вроде того огромного съедобного червя, мясом которого долго питались жители Подножия Скалы. Червь улыбался мягкой беззубой пастью, когда его резали на куски – совсем по-человечески улыбался, словно обладая разумом и почитая за великую честь быть съеденным голодными. Не делая различий между иномирцами, люди Скалы и Подножия называли их итху – нерожденными демонами – и старались держаться от них подальше. Если это, конечно, представлялось возможным. Потому что большинство демонов являлись на эти земли, неся разрушения и смерть. Теперь люди уходили с Подножия, уходили с нижних и средних уступов Скалы, потому что место, где зреет каф, следует покинуть до того, как голая энергия проникнет в твое тело и пленит твой разум, заставляя забыть о себе самом, заставляя убивать и разрушать себе подобных... Это место стало пустынным и чрезвычайно опасным до той поры, пока энергия кафа не достигнет своего максимума и не распылится в пространстве.

А Старейший и Всевидящий Ун рассказывал еще...

Оракул вскочил. Несколько камешков пролетели мимо него, скакнули по валунам в туманную бездну. И все. Послышалось? Должно быть, послышалось.

Надо двигаться дальше.

Он взглянул на последнюю дощечку. Безоружный человек в изодранной набедренной повязке распростерт на каменной плите. Голова отделена от туловища, на плите под разрубленной шеей ясно видна безобразная лужа.

Оракул смотрел на дощечку, последнюю из тех четырех, что вырезал две ночи назад Старейший и Всевидящий Ун; смотрел, словно видел дощечку впервые, и не мог понять, куда же ему идти – вверх или вниз? Подниматься к Вершине или спускаться к Подножию? Потаенный инстинкт потомственного оракула, указывавший ему дорогу к хромому охотнику, мертвой женщине, одноглазой невесте, сейчас молчал.

«Гриф...» – всплыло в сознании оракула неожиданное слово. Что значит – гриф? При чем здесь гриф?

Ему вдруг стало страшно. Первый раз в жизни он не знал, что ему делать. Оракул, который рожден для того, чтобы понимать судьбы других, теперь не мог определиться с собственной.

Камешки струйкой осыпались сверху, один из них больно ударил оракула по плечу. Вскинув голову к вьющейся серпантином лестнице, он увидел такое, что, закричав от ужаса, прыгнул к валунам, прикрывающим вход в низкую, похожую на звериную нору пещеру.

По лестнице осторожно семенил к оракулу, тупо стуча босыми ногами, голый мужчина с коротким прямым мечом в руке. Увидев, что его заметили, голый взревел и перешел на бег, размахивая мечом так, будто хотел придать своему телу дополнительное ускорение.

Оскальзываясь, оракул перелез через валуны, но у входа в пещеру остановился. Собственно, это была и не пещера – просто темная глубокая ниша, усыпанная осколками мелких костей, яичной скорлупой и полуистлевшими ветками.

«Гнездо грифа... – мелькнула в голове оракула совсем ненужная мысль. – Старое гнездо...»

Гулкий глухой удар позади заставил его обернуться. Голый, чудовищным прыжком перемахнувший валуны, поднимался на ноги. Колени и локти его кровоточили, а на лезвии меча темнело небольшое пятнышко. Оракул, прежде всего увидевший пятнышко, почувствовал, как рана на его голове запульсировала. Бежать было некуда. Нельзя было даже броситься в бездну, спасаясь от отчаянного страха смерти, – голый преграждал дорогу. Оракул стоял, опустил руки, прикованный взглядом к темному пятну на лезвии. Мысль о том, как странно видеть испачканное собственной кровью оружие в чужих руках, мучительной занозой засела в его мозгу. И мука эта продолжалась недолго – голый, оскалившись, ударил его мечом в горло. Оракул, не сгибая колен, пластом повалился на спину. Голый шагнул вперед, поскользнулся в луже крови, поднялся и двумя ударами добил оракула. Скрипнул перерубленный шейной позвонок, лопнули лоскутки кожи, еще удерживающие отсеченную голову.

Голый отдышался, вытер меч о волосы убитого и, подумав немного, неторопливо раздел труп, оставив на нем только нечистую, пропитанную потом набедренную повязку. Бечевку с деревянной дощечкой убийца невнимательно смахнул в сторону.

Оракулы вышли к старому гнезду довольно скоро – тело не успело еще полностью застыть. Но кровь на теплых камнях Скалы превратилась в сухую ломкую корочку.

ГЛАВА 2

– Как тебе?

– Которая?

– Вон та. На лавочке.

– Блин, говори яснее! Их там пятеро, на лавочке!

– С банкой тоника.

– Они все с тоником... В юбочке такой, коротенькой, что ли? В клетчатой?

– Не, в джинсах.

– Светленькая?

– Да нет, рядом. Третья с краю... С другого краю... Короче, по центру. Брунэтка.

– А-а... Ничего.

– В моей группе будет учиться, – похвастал Славик и заглянул в список: – Зайцева Анна. А рядом с ней... вон видишь, рыженькая? Эта, кажется, с тобой... тебя в какую группу записали?

– В третью.

– Ага, есть! – Славик едва не проткнул список пальцем. – Филологический факультет, первый курс, русское отделение, третья группа. Никитина Екатерина. Ух ты, слушай, Никита, – гениальный план! Я только сейчас сам придумал. Короче, подходишь ты к этой Екатерине, и небрежно так: типа – привет! А она тебе: типа, чего? А ты ей: типа – спорим, ты у нас будешь Никитина?! Она, типа, – ой, как ты угадал! У меня и правда фамилия Никитина. Откуда ты знаешь, что я Никитина? А ты: типа – я вообще-то не знал, что у тебя такая фамилия. Совпаденьице. Я сказал, ты будешь Никитина. Позвольте представиться – Никита! И все! Типа – отпад. Врубаешься? Никита – Никитина. Игра слов. Ну как?

– Типа отвали, – сказал я.

– Почему это? Тебе рыжие не нравятся?

– Нравятся. Мне рыжие нравятся. Мне лысые не нравятся.

– Какие еще?.. Ах, блин, гадство...

Славик замолчал. Откинулся на спинку скамейки и, оттопырив нижнюю губу, наблюдал за тем, как бритый наголо тип – судя по ухоженной щетине на вытянутой физиономии, – второкурсник, а то и третьекурсник уже, – сдержанно жестикулируя, разглагольствовал о чем-то перед стайкой девчонок, вчерашних, как и мы, абитуриенток, по-птичьи тесно облепивших скамейку напротив. Девчонки, конечно, хихикали.

Времени было – первый час. Третья пара давно уже началась, но университетский двор все еще был полон. Солнце ведь. Бабье лето ведь, индиан самма. В последние ясные дни никому особо учиться и не хочется. Тем более что учебный год только-только начался, а впереди этих самых учебных лет будет – пять штук, а если повезет – и того больше. Успеем. Университет – это же не школа. Прогуляешь занятия – никто с тебя ни справки, ни записки от родителей требовать не будет. Взрослые люди мы. Студенты. Вправе самостоятельно распоряжаться собственным временем.

Основное преимущество университета перед школой я понял и оценил с первого же дня. «Вы вступаете в новую жизненную фазу», – так сказал ректор в своем вступительном слове. «Мы, преподавательский состав, со своей стороны, обязуемся дать вам наиболее полный объем знаний в той области науки, которую вы для себя избрали, – говорил он еще. – И запомните: багаж знаний – единственный из багажей, не отягчающий, а облегчающий путь на долгой дороге в большую жизнь! Отныне ваша судьба, ребята, в ваших руках! Ваша жизнь, ребята, в ваших руках!»

Вот это уж точно. Это он правильно вывел. «Жизнь в руках» – это вам не баран накакал. Какая такая «жизнь» могла быть в школе? Там жизнь одна на всех – с половины девятого до четырнадцати ноль-ноль. А здесь: с какой отраслью науки желаете связать судьбу? С такой? Пожалуйста. С этакой? Ради бога. «Лекции», «семинары», «зачетки»... Слова-то какие – новые, невыразимо приятные после обрыдлых «дневников», «линеек», «уроков»! И главное – посещаемость. Посещаемость – вот что главное! Хочешь – ходи, хочешь – не ходи. Наслаждайся на всю железку новоприобретенным статусом студента, пока не замаячит впереди еще не совсем понятное, но уже довольно устрашающее словцо «сессия»...

– Пошли пиво пить? – мрачно предложил Славик.

– А Костыль? Он же просил подождать.

– Да? А я думал, он домой свалил.

Я потянулся.

– Он стричься пошел, – сказал я. – Говорил, оболванится и подойдет.

– Когда?

– Да вот сейчас и подойдет.

Славик порыскал глазами по сторонам, покрутился на жестких ребрах скамейки и снова уставился на бритого типа. Ну и тип! Башка голая, очки круглые, нарочито массивные – для солидности; штаны кожаные, тесные – и пузцо над ремешком висит, как груша. И длинный желтый шарф на кадыкастом горле – почти до земли. Достал трубочку. Расшитый бисером кисет. Прервал разглагольствования и весь ушел в показушный процесс набивания и закуривания. А эти дуры смотрят, забыв похихикивать. У него небось и фляжка с собой есть. Металлическая, плоская, с каким-нибудь идиотским латинским изречением.

– А я-то думал, – тоскливо проговорил Славик, – поступлю на филфак, буду в шоколаде. Факультет невест! Сорок девок, один я. Нет, прикинь – на все отделение трое нормальных пацанов: я, ты и Костя. А телки на нас – ноль внимания. А все из-за таких вот...

Ну точно. Вынул из заднего кармана фляжку. Продемонстрировал. Предложил. Поднял двумя пальцами. Отпил глоток и выпучил глаза.

– У меня брат из армии в прошлом месяце вернулся, – неожиданно злобно высказался Славик. – Сейчас как звякну, пускай придет, посмотрит, как его младшенького зажимают. Все равно ему делать не фиг. Целыми днями в гараже торчит с дружками или телик смотрит, валяется. Бухать начал со скуки. Хочешь, звякну? Ну правда, а? Васька ему эту трубочку знаешь куда засунет?..

«Было бы неплохо...» – едва не сказал я, но осекся.

– Ты чего?

Тут он посмотрел туда, куда смотрел я, сплюнул и посвистел:

– Ё-моё, и этот туда же...

Костя-Костыль помахал нам рукой, приближаясь. Когда он плюхнулся на скамейку рядом со мной, я невольно приподнялся. Отодвинулся подальше. Ну, ничего не смог с собой поделать – придвинулся вплотную к Славику.

– Как? – закидывая ногу на ногу, осведомился Костя.

– Блеск, – выразительно сморщился Славик. – А глазки накрасить забыл?

– Какие еще глазки?

– Ты же вроде просто подстричься собирался?

– Ну, – подтвердил Костя. Изогнувшись, он достал из заднего кармана коротенькую сигару и зашуршал целлофановой оберткой. – Собирался. А потом подумал – какого хрена? Новая жизнь – новый имидж. Дай-ка, подумал, самовыражусь. Чего ты кривишься-то, Слав? Завидно?

Славик только хмыкнул. Тогда Костя вопросительно посмотрел на меня.

– Нормально, – осторожно ответил я, почему-то боясь встретиться с ним взглядом.

Волосы Костыля, еще пару часов назад темно-русые и уложенные на классический «офицерский» пробор, сейчас были обесцвечены до легкой синевы, заметно укорочены и тщательно растрепаны. В левом, припухшем и покрасневшем ухе поблескивало тонкое серебряное колечко. Рубашка, расстегнутая и широко распахнутая на груди, сияла белизной. Голубые джинсы подвернуты так, чтобы выглядывали из белых кроссовок белые носки.

С утра он и одет был не так. Джинсы помню, а вот рубашка... Рубашка, кажется, была другая.

– Ты и гардероб обновил? – спросил я.

– Гардероб? Да нет... Я домой забежал, куртку скинул. Жарко.

Куртка. Ага, правда, на нем с утра была джинсовая черная куртка. А сейчас...

Да что это, в самом деле, я? Обычная прическа, обычная одежда. Серьга? Подумаешь, серьга! Это же Костя. Костыль. Костя-Костыль. Мы вместе с ним вступительные экзамены сдавали. Вместе отмечали поступление. Я у него дома бывал. С родителями его общался. Он человек простой и понятный. Есть такие люди, которых с первого взгляда насквозь видно. Он марки собирает. Учится играть на банджо. Мечтает стать международным журналистом, чтобы путешествовать по миру бесплатно. И фамилия у него смешная, из анекдота – Рабинович.

«Ты не в Игре, Никита, – сказал я себе. – Ты в общем мире. Успокойся...»

– Имидж... – проворчал Славик и пристукнул ладонями по коленям. – Так мы идем или нет? Здесь через дорогу напротив остановки бар есть недорогой. Там живое пиво бывает. Идем? Имидж – ничто, а жажда... сами знаете. Никита, ты что?

Я поднялся и еще раз посмотрел на Костыля. Костя, зажмурившись, раскуривал свою сигарку.

– В сортир забегу на дорожку, – придумал я. – На клапан давит.

– Давай, только быстро.

– А мы что – втроем идем? – открыл глаза Костыль.

– А кто еще? – удивился Славик.

Костя выдул толстую струю дыма по направлению к девчачьей скамейке. Типа с трубочкой там уже не было.

– Ну... Валяй, – разрешил Славик. – Проверь имидж на убойность.

– Я один, что ли? – возмутился Костя.

– Куда уж нам уж! – хмыкнул Славик. – Нам с нашими колхозными рылами и соваться не стоит, правда, Никита? А тебе, Константин, флаг в руки. Главное, не забывай сигарой попыхивать и рубашку расстегни еще на две пуговицы – как раз до пуза. Действуй. Имей в виду – мне бы желательно вон ту... которая в центре. А Никите – рыжую.

– Рыжая мне самому нравится, – проворчал Костыль, вставая. – Смотрите, убогие, и учитесь.

Он перекинул сигару в угол рта, сжал ее зубами, с размаху воткнул руки в карманы и, раскачиваясь, направился к соседней скамейке.

– Походочка, ё-моё... – прыснул Славик. – Никита, ты куда? Цирк пропустишь! Впервые на арене дрессированный таракан-соблазнитель по кличке Костыль. Никита!

Удачно проскользнув мимо коменданта, увлеченно беседующего о чем-то с вахтером, я прошел по длинному пустому коридору. Удушающе пахло свежей краской и сладко-терпко – густым лаком. Университет переехал сюда совсем недавно – с нового учебного года; а до этого помещался в типичном детище передовой советской архитектуры, четырехугольной стеклянно-стальной махине, где всегда «светло и просторно». Новое здание отгрохали ничего себе – в псевдоготическом стиле: сужающиеся кверху этажи, декоративные балконы, даже башенки со шпилеобразными крышами и огромные, похожие на колесо от комбайна часы над входом. Старшекурсники тут же окрестили новое обиталище «рейхстагом». Двери в аудитории здесь были двустворчатыми и тяжелыми, а сводчатые коридоры, несмотря на обильное освещение, из-за непомерной высоты потолков казались мрачноватыми – стук моих шагов отдавался далеко вокруг, как я ни пытался передвигаться потише. Не хватало еще, чтобы меня застукал здесь кто-нибудь из преподавательского состава.

Оказавшись в туалете, я перевел дыхание.

Успокоиться. Успокоиться – и все. Я же не в Игре, чего я волнуюсь? В груди до сих пор шевелится брезгливый испуг, будто я случайно наступил на здоровенного мохнатого паука. Черт, даже вспотел. Это все из-за Макса! Макс тоску нагоняет своим карканьем. «Берегись, Никита! Сейчас ты в таком положении, что тебе на каждом шагу надо оглядываться – даже тогда, когда оглядываться никак нельзя. Ты обещал три кафа для народа гхимеши. Слова назад не воротишь. Место, где находится первый каф, уже известно. И известно не только нам. Но никто не может знать того часа, когда ты пойдешь за кафом. А с этой операцией спешить не следует. Надо осмотреться. Как можно более полно разобраться в ситуации. Неделю надо подождать хотя бы. По меньшей мере – неделю. А там видно будет. Теперь дальше... Получив кафы, гхимеши обретут могущество, равного которому не имел еще ни один народ в Поле. Поле Руин полностью подчинится гхимеши, и где уверенность в том, что пустынники не возжелают владычества над соседними Полями? Даже если они не осмелятся нарушить Правило, запрещающее созданиям Полей нарушать границы своего Поля, думаешь, положение, в котором окажутся пустынники благодаря обретенной силе, понравится детям Лесного Поля, Поля Кладбища и Ледяного Поля? Ни хрена это им не понравится. Свод Правил Игры никогда не нарушался, но ведь еще никогда ни один из народов не получал могущество трех кафов. Трех! Это невообразимая сила. Если дети Поля обретут такую силу, несомненно, нарушится равновесие в Полях. А нарушение равновесия всегда чревато... А тут еще эти донесения дурацкие...»

Донесения, да. Информация. От лазутчиков.

Это Макс придумал – посылать в Поля ратников, скрывающих оружие и цвета клана под серыми плащами. Придумать-то нетрудно, гораздо сложнее было убедить ратников в том, что досужие разговоры низших созданий – детей Поля – имеют определенную ценность.

«Положение изменилось, – втолковывал Макс Драконам. – Нас мало, нас всего восемнадцать человек, а Поля становятся сильнее с каждым днем. Вовсе не Мертвый Дом наш основной противник, наш противник – это Поля. Создания Полей развиваются небывалыми темпами; у них не было своей истории, их история начинается сейчас – когда, прогремев, стихла Битва, когда от расы Создателей остались жалкие недобитки, когда дети Полей вдруг осознали, что они принадлежат лишь себе и больше не обязаны служить воителям из общего мира. Поймите наконец, если вовремя не овладеть ситуацией, создания Полей уничтожат нас – они и сейчас могут сделать это с легкостью, – а потом будут искать пути в общий мир. В наш мир».

Драконы – тринадцати-пятнадцатилетние пацаны – недоуменно фыркали. В полной мере прониклись услышанным лишь старшие: Виталик-Аскол, Рогатый, Однорукий, Гарун – ратник трех колец, владеющий техникой боя двухлезвийным мечом, Саул-лучник, еще один новообращенный, не имеющий имени Дракона, Антон; и еще трое. Они и стали первыми лазутчиками.

И информация, вынесенная ими из Лесного Поля и Поля Руин, поразила всех. Как выяснилось, Дворец Магистра в Итта давно уже не пустует. Он занят Правителем Унгу из народа лесных охотников. Знак Золотого Дракона сбит с главной башни, теперь там красуются несуразные пиктограммы, намалеванные углем и черной смолой железного дерева. Правитель Унгу объявил себя полноправным властелином Лесного Поля. В его подчинении личная гвардия из семисот охотников. Семьсот взрослых мужчин, вооруженных луками, копьями и длинными ножами. Бангу из народа рыбарей, занявших город Симху, собрал армию из пяти сотен воинов. Это на юге. А из северных лесов долетают известия о некоем Танге, чья орда насчитывает более двух тысяч мужчин, каждый из которых с малолетства ходил на пещерных медведей с каменным топором и сбивал тяжелыми дротиками рысей с древесных ветвей. Излишне говорить, что и Бангу, и Танг также объявили себя полноправными, единственными и неповторимыми властелинами Лесного Поля. А друг друга – самозванцами и подонками, достойными в лучшем случае колесования, а в худшем – медленного опускания в заросли чиримту...

В Поле Руин Дворец Магистра полностью разрушен. Крошенину камней и осколки плит заметает рыжим песком, а из заваленных подвалов воют и свистят сшиас. Зато претендентов на владычество над Полем сразу шестеро – по числу наиболее крупных племен. Шесть претендентов, не считая народа гхимеши, который предпочитает не ввязываться в межплеменные свары, а спокойно дожидаться своих кафов в подземных убежищах.

В Ледяном Поле сейчас сезон таяния, поэтому жизнь там замерла до первых заморозков.

На Поле Кладбища не решился проникнуть даже Однорукий, получивший недавно очередное, пятое кольцо и именовавшийся мастером. В дрожащую тишину погрузилось Кладбище. Народы хуму-хуву, ково-кобо и ли-ши покинули физические слои пространства, уйдя в астральные сферы, где давними традициями было положено им решать конфликты. Вечные сумерки Поля переполнены воинственным ревом сражающихся призраков, и существа из плоти и крови не могут появляться там без опасения за собственный рассудок.

На Поле Солнца только что захлебнулась и угасла короткая резня, и сейчас на Поле относительно спокойно. Скромный очажок цивилизации растоптан ордой серокожих дикарей сарафи с востока. Орда пришла и схлынула. По опустевшим улицам города Ан разгуливают ягуары, пантеры и семиглавые змеи чиу, на побуревших от крови стенах домов замерли пожирающие солнечный жар желтые саламандры. Дворец Магистра на холме атакован джунглями – лианы оплели колонны и балконы, из окон и дверей торчат пурпурные колючки, в залах орут попугаи и говорящие обезьяны.

В Поля, принадлежащие Мертвому Дому, лазутчики не входили, но слухи говорят, что и там царят хаос и смерть, расчищая дорогу новой жизни; как змеи, убивающие все живое в том месте, где готовятся выводить из гроздьев кожистых яиц своих детенышей.

Все эти новости были настолько неожиданны, что поверить в их правдоподобность было трудно. Макс, как обычно, несколькими фразами расставил все по местам.

Когда последний раз Драконы прислушивались к тому, чем дышат и живут дети Поля? Когда Драконы последний раз появлялись в городах? Казалось, что Поля, оглушенные Битвой Десяти Полей, долго еще будут приходить в себя. Теперь выяснилось, что это не так. Скинув владычество расы Создателей, Поля заторопились жить и развиваться, осваивая неосвоенное, выращивая зарожденное. Когда начались изменения? Этого никто сказать не может.

Да, и главное... То, чего никогда не было за всю историю Игры. Нарушался основной закон, незыблемый со времен сотворения Полей: «Дитя Поля не должен покидать мест, где он родился. Увидишь чужого на своем Поле – убей; войдешь в другое Поле – погибнешь». И это были не опасения, не мрачные прогнозы относительно поведения гхимеши с силой их кафов. Это было реальностью. Закон уже нарушался. Прямо сейчас. Создания Полей свято чтили этот закон – ведь он был гарантией их безопасности от враждебных соседей. Правда, закон нарушали не прямо – его довольно остроумно обходили. Кто?

Старейшие и Всевидящие. Дети Полей, изначально выделенные Создателями из основной массы сотворенных тварей. Одаренные Создателями могуществом видеть то, чего не видят другие, понимать то, что не может понять никто. Старейшие и Всевидящие, немощные телом, но сильные разумом и непостижимым ни для кого духом. Да, Старейшие и Всевидящие теперь отказываются говорить с людьми из общего мира. Раса Создателей теперь не властна над Старейшими и Всевидящими. Они, Старейшие с каждого Поля, пользуются способностью посылать свой разум на чудовищные расстояния для того, чтобы говорить друг с другом, не пересекая границы Полей. И эти встречи, незримые и неощутимые для остальных детей Поля (да и для людей из общего мира тоже), проходят с пугающей периодичностью.

Те из Старейших, что, не убоясь табу, говорят с соседскими чужаками, называют себя Советом. Аскол случайно услышал об этом от двух торговцев в Итта. Торговцы говорили шепотом, помахивая вокруг себя пучками травы забвения – по преданию эти серо-зеленые былинки, растущие у каждого городского забора, обладали способностью не допускать слова к случайным ушам. На деле выходило, что именно к такому разговору, когда в руках у собеседников появляется трава забвения, и прислушивались. Кому ж не интересно узнать чужие секреты?..

И еще одно. Тот же Аскол принес из подслушанного разговора странную и оттого страшную весть: будто бы Совет постановил считать народ гхимеши из Поля Руин отступниками. Изменниками, повинными смерти.

Этого я никак не мог осмыслить. Отступники – от чего? Изменники – чему? Повинны смерти – за что? Гхимеши хоть обманули меня, новообращенного, непомерно вздув цену за свои услуги, но они действовали строго по Правилам. Они бросили вызов, назначили плату, а я согласился платить. Дракон делает ход...

Получается, Свод Правил, составленный Создателями, Свод, которому подчинялись и Драконы, и Мертвые, и дети Полей, потерял силу? Но Игра не бывает без Правил. Значит, Правила не уничтожили, их просто изменили. И каковы будут новые Правила?

И кто возьмет на себя право устанавливать их?

Покосившись на табличку «Не курить», я вытащил сигареты. Медленно двинул к окну, по пути рассеянно скользя взглядом по разноцветным граффити на свеженькой настенной плитке. Ну, абитура, блин! Когда успели-то новоприобретенную альма-матер оформачить? Впрочем, ничего удивительного. Что в первую очередь разрисовывать, как не сортир?

Усмехнувшись, я щелкнул зажигалкой – и вот тут-то меня тряхануло. Среди горделивых разномастных автографов, музыкальных брендов, схематичных картинок на неизбывную тему об отношениях полов с подписями, что, как и где у кого называется, светилось нанесенное несмываемым маркером изображение дракона. То есть – изображение Знака Дракона. Обвивающий себя хвостом крылатый змей на стене был точной копией золотого кулона на моей груди. Откуда это здесь?! Впрочем, этот вопрос, не успев должным образом оформиться в сознании, сразу сменился другим.

...Почти точная копия. Все же что-то в этом рисунке неприятно царапало взгляд. Что-то было не так. Что?

Я застыл у стены с отвисшей изо рта незажженной сигаретой, пытаясь углядеть чужеродность.

Устремленные сквозь меня полуприкрытые глаза... перепончатые крылья... длинная пасть, из которой, казалось, вот-вот вырвется сноп пламени... шипастый, с бесчисленными извивами хвост... Поворот головы... Поворот головы!

С потолка неслышно слетело что-то... кажется, чешуйка отставшей штукатурки, легко коснулась моих волос на затылке. Тонкий укол, разлившийся холодом по коже головы, и внезапную мысль: «Зеркало!» я ощутил одновременно.

Изображение Дракона на стене университетского сортира было развернуто по зеркальному принципу. Как я сразу этого не понял? Чувство, которое я испытал тотчас, было сродни тому, что испытывает истовый христианин при виде богохульно перевернутого креста. Я непроизвольно выругался и отшатнулся.

А с потолка все сыпалось на мою макушку. Я вскинул голову – но потолок оказался чист. Мазнул рукой по голове: взъерошил волосы – и только. На ладони ничего нет.

Внезапно горячо забилось сердце. Затылок опять кольнуло. Что это за дрянь происходит здесь, в конце концов?! Осязательные галлюцинации?

Но я еще не испугался. По-настоящему я испугался тогда, когда мне почему-то перестало хватать воздуха. Пол под ногами вдруг превратился в воду. Я потерял чувство реальности – как бывает при сильном кислородном голодании. Дракон кувыркнулся перед глазами и исчез. Я вдруг полетел на пол – словно кто-то с белой слепой маской вместо лица схватил меня на плечи и сильно толкнул назад. Эта полумысль-полуобраз была последней, что я ощутил перед тем, как потерял сознание.

– Молодой человек... – Этими словами ознаменовалось мое возвращение из небытия. – Молодой человек! Хочу заметить, что регулярный прием наркотических средств может пагубно отразиться на вашем здоровье.

Я подтянул под себя ноги и поднялся. Меня шатнуло. Пришлось ухватиться за подоконник, чтобы не упасть снова.

Обморок, ё-моё! Весело живем. Скоро до инфарктов докатимся. С чего меня так долбануло?

Я глубоко вдохнул. Наваждение прошло, но пальцы еще дрожали. И голова болела. Наверняка при падении я приложился затылком обо что-то. Ощупав шишку под волосами, я провел руками по лицу. Под носом было липко. Взглянул на пальцы – кровь. Хорошо упал, прицельно, с размаху... Как бы сотрясением дело не закончилось. Хотя, конечно, спасибо и за то, что вовсе башку не разбил...

У двери туалета, разглядывая меня с веселым интересом, стоял, трубочкой поигрывал, давешний гологоловый тип. Позади него торчал еще один парень, одетый попроще, но тоже – черт возьми – с коротенькой кривой трубочкой в руках. И с желтым шейным платком, повязанным на манер пионерского галстука. Что за мода такая идиотская?

– О правилах пользования туалетом можно справиться у коменданта, – изрек еще тип. – Предварительно могу сообщить, что отдых на полу там не оговаривается. А колотиться черепушкой о писсуар – и вовсе недопустимо.

– Ничего себе! – высказался и тип попроще. – Вторую неделю учится, а уже обдолбался до невменяемости! Во молодежь пошла!

– Употребление наркотических веществ, – поддержал гологоловый, – требует соблюдений... э-э... определенных норм. Не умеете, молодой человек, – не беритесь. А уж если терпежу нет, справьтесь у старших товарищей, они подскажут.

– Делиться надо со старшими товарищами! – перевел его приятель.

Дракон на стене притягивал взгляд. Я даже прикрыл глаза ладонью, когда двинулся к выходу. Старшие товарищи неохотно посторонились. Оказавшись в коридоре, я первым делом вытащил телефон.

Мобильник Макса не отвечал. Позвонил на домашний – длинные гудки: один, другой, третий... На пятом соединилось.

– Слушаю... – услышал я хриплый, какой-то придавленный голос оружейника.

– Макс, я... А с тобой что случилось?

– Что значит – «а с тобой»? Сам как?

– Хреново, – признался я.

– Приезжай, – после короткой паузы сказал Макс. – Давай поскорее, ладно?

Сунув телефон в карман, я побежал. Только на проходной подумал – как буду отмазываться у Славика? Пиво же пить собирались. Ладно, придумаю что-нибудь... Про Костыля вспоминать не хотелось. Пока. Ни вспоминать, ни видеть его. Поговорить с Максом надо, а потом уже принимать решение.

Ничего придумывать не пришлось. Двор был пуст. Только на одной скамейке стояли в ряд одинаковые баночки тоника. Из-за угла, где стена корпуса соединялась с оградой, встревоженно гудело в несколько голосов. Над оградой показался Славик, увидел меня и, выпучив глаза, призывно помахал руками. Я оглянулся: низенький коротконогий ректор – виновник переполоха – выбирался из массивного «форда». Из-под седых усов его торчала длинная трубка. Хлопнув дверцей, он огляделся и со степенностью местного законодателя мод двумя пальцами поправил аккуратный шарфик, заколотый на пухлой груди матовой черной брошью.

Я припустил в сторону ворот.

У Макса еще и Виталик сидел. Оба Дракона выглядели, прямо скажем, неважно. Голова Макса была перебинтована, а у Виталика нос распух на пол-лица.

– Ё-п-р-с-т! – вырвалось у меня вместо приветствия. – На вас что – каток наехал?

– Присядем, – угрюмо кивнул Макс в сторону кухни. – Не каток, – продолжил он уже за столом, – джип.

– «Мерседес», между прочим, – добавил Виталик.

– Сам виноват, – вздохнул Макс. – В смысле – он, а не я. Боднул в зад на светофоре, я еле успел вывернуть на тротуар. А то бы швырнуло под встречные – и привет. А на тротуаре – столб. Короче говоря – кирдык моей «девятке». Менты так и сказали: сдавай в утиль.

– А «мерс», гадина, укатил, – прошипел Виталик. – И еще погудел на прощание, паскуда. Тот козел даже выходить не стал. Стекло опустил, с ментами побазарил через губу... На нас один раз только и посмотрел. Руку соизволил выпростать из салона.

На столе шелестели, медленно разворачиваясь, несколько бумажных шариков. Тысячные купюры. Штук пять.

– Ну а ты? – спросил Макс. – Почему кровь под носом?

Я послюнил палец, стер кровь. Потом наклонил голову и продемонстрировал шишку. Макс присвистнул, а Виталик нервно хмыкнул:

– Шапку удобно носить будет. Ни за что не свалится.

– Помолчи, – поморщился Макс и сказал мне: – Выкладывай.

Закурив, я начал говорить. Подробно. Услышав о неожиданном перевоплощении моего однокурсника Костыля, Макс с Виталиком переглянулись.

– Вот сволочи! – воскликнул Виталик-Аскол. – Ничего не боятся! Это даже не наглость, это... я не знаю что... Даже не верится. Мертвые никогда не играли в открытую.

– Совпадение, – сказал на это Макс. – Ух, как я ненавижу это слово. Совпадение. Но на этот раз, похоже, действительно... Мало ли людей, особенно молодых, экспериментируют со своим внешним видом. Если каждого подозревать... Говоришь, хорошо знаешь этого парня?

– По крайней мере твоего Костыля надо взять на заметку, – сказал Виталик. – Скорее он и не догадывается ни о какой Игре; может, его просто развели втемную, кинув тебе, чтобы тебя запутать. А может... Короче, берем на заметку. Я скажу ребятам, они за этим Костей малость походят. Последят.

На этом и сошлись. Я продолжал говорить. Но рассказать все до конца я так и не успел. Меня что-то снова начало потрясывать. Накатывала какая-то непонятная дурнота. Я даже курить толком не мог – тошнило от дыма. Перед глазами темнело, и нить рассказа то и дело ускользала от меня, как намыленная. Примерно на том месте, где я описывал роковой рисунок на стене университетского сортира, Макс, напряженно хмурившийся, вдруг вскочил и схватил меня за плечи.

– Нож давай! – заорал он Виталику-Асколу. – Водку из холодильника! Пинцет в ванной! Быстро!

Виталик, грохоча ногами, рванул из кухни, а я почему-то ощутил себя лежащим на полу. Я ведь только что сидел за столом? Опять обморок?..

Литровка «Столичной» вытянутым колоколом блестела на столе в желтом пятне от солнечного луча. Виталик, кажется, порядком окосевший, мутно покачивался у холодильника. Макс усадил меня на стул, еще раз осмотрел бинтовую повязку на моей голове.

– Сойдет, – буркнул он и кивнул на бутылку. – Прими в порядке анестезии.

Я потянулся к стакану, но он тут же хлопнул меня по руке:

– Ослеп, что ли?

Тьфу ты... То ли в мозгах моих помутилось от всего произошедшего, то ли и правда сотрясение у меня. Ничего не понимаю. Сначала выпей, а потом по руке – бац! Я осторожно ощупал голову. Такое ощущение, что она разбухла вдвое против обыкновенного размера. Может, так оно и есть?

– Что это? – спросил я, имея в виду все сразу. Что происходит? Как это понимать?

– Идеальная ловушка, – сказал Макс. – Знак Золотого Дракона на стене, зеркально развернутый. Пока ты соображал, что же не так с хорошо знакомым тебе изображением, ты оставался неподвижным. Минуту или больше. А это много. Заггу достаточно и нескольких секунд.

– Чего? Кому достаточно?

– Заггу. Загг. Я тебе рассказывал про них. Не помнишь?

– А-а... Сейчас. Башка болит... Загги... Эти твари из Поля Руин, да? Такие паразиты, которые проникают в черепную коробку крупных животных и... Типа наших клещей, ага?

– И живут, питаясь околомозговой тканью и оболочкой мозга, – договорил за меня Макс. – Как и всякие паразиты, они не убивают донора. Просто животное лишается возможности мыслить и действовать самостоятельно и способно только выполнять четко оформленные приказы. Такой уж вторичный эффект жизнедеятельности заггов. Гхимеши, например, специально заражают ими диких ушшуа, чтобы потом использовать птичек в качестве безотказного и мощного транспорта. Зараженный этим паразитом ушшуа дрессируется в течение месяца – всего лишь. И функционирует год или два, в зависимости от соотношения массы собственного тела и тела вживленного в башку загга. Потом паразит вгрызается глубже в мозг, и птичка становится негодной даже к выполнению приказов. Превращается в овощ. И идет на корм более удачливым товаркам.

– А меня что... – выговорил я, – хотели как и... ушшуа?

– Если б ты не шлепнулся на спину, не ударился затылком о писсуар и не раздавил паразита, почти пробуравившего твой череп, так бы оно все и было.

– Слушай, но кто же мог?.. Гхимеши? Зачем им это надо? Нет, нет, не они. Просто кто-то хочет, чтобы мы думали на гхимеши, правильно? То есть... я бы лично, в том случае, если б во мне поселился загг, думать бы больше уже не мог. Нет, постой... здесь есть что-то еще... Постой...

Я замолчал, встретившись взглядом с Максом.

– Дошло? – очень серьезно спросил он.

Я кивнул.

– А-а... – вдруг раскрыл рот Виталик. – А-а-а... о чем вы говорите?

– Тихо сиди! – прикрикнул на него Макс. – Не надо было тебе наливать. Молокосос. Пить еще не умеет, а тоже – «я привык без закуси, я привык рукавом занюхивать!». Гусар малолетний! Гардемарин сопливый.

– Обиж-жусь... – пообещал Виталик.

– На здоровье. Иди лучше, полежи в комнате.

– Дошло... – медленно повторил я, бездумно следя за тем, как Аскол, ратник трех колец, бурча что-то, покачиваясь, но, стараясь ступать ровно и прямо, направлялся прочь из кухни. – Дошло...

– Опять, – почему-то шепотом проговорил Макс. – Второй раз уже. Я тебе говорил, что первое совмещение двух реальностей не случайно? Говорил? Случайностей не бывает – это я говорил? Тогда Ана-Ава заглянул в наш мир в час твоего испытания. Не забыл? Это казалось невероятным. А теперь кто-то пронес из Поля в общий мир живую тварь. Раньше такое было исключено, а сейчас я даже не удивляюсь.

Он стремительно поднялся и шагнул к окну. И обернулся:

– Все сбывается. Самое страшное, чего я больше всего боялся, начинает воплощаться в жизнь. Поля проникают к нам. В общий мир, в наш мир, в наше пространство, а наше измерение, в нашу реальность... Понимаешь ты, что происходит, Никита?!

Я не успел ответить.

– Кто-то помогает этому, – продолжал Макс.

– Дом Мертвых? – произнес я.

– Нетрудно догадаться. Сумасшедшие. Неужели нельзя немного пораскинуть мозгами и предположить хотя бы на секунду, чем все это закончится? Будто у самих загги в головах...

«Ага, – подумал я. – У Драконов есть Макс, взрослый человек, способный мыслить не только лишь категориями Игры, а у Мертвых? Пацаны мелкие, готовые пойти на все ради окончательной победы. Хотя нельзя и им отказать в проницательности. Наверное, они раньше Драконов поняли, что создания Полей – теперь сила, и с этой силой следует считаться, с этой силой лучше быть заодно, чтобы она не поглотила тебя. Намереваются потихоньку овладеть ситуацией? Благо в данный момент и детям Полей, и воинам Дома Мертвых выгодно одно. Чтобы я не достал кафы, чтобы гхимеши не провели меня к Тринадцатому Полю. Мертвые опасаются, что, сразившись с этими мифическими Создателями, я одержу победу, и Золотой Дракон получит ключ к могуществу Создателей, а дети Поля?.. Неужели, как Макс, они уверены, что Поля, лишившись Создателей, погибнут?.. Или не хотят, чтобы Полями правил человек из общего мира? Господи, я вроде бы уже могу соображать связно... И голова почти не болит...»

– Поля... – задумчиво проговорил Макс. – Ты знаешь, Никита, раньше, когда я говорил: «Поля обманули», «Поля ищут проход в наш мир», я имел в виду... ну, даже не знаю... что-то привычно-абстрактное. Вроде как расплывчатое «народ». Как наши депутаты излагают: народ желает того, народ желает этого... А сейчас я вдруг понял, что эти мои Поля...

– Совет, – ответил я, хотя Макс не задавал вопроса, а просто помедлил с последним словом.

– Да, Совет, – подтвердил он. – Совет Старейших и Всевидящих. Ужасно... Все даже хуже, чем я предполагал.

Я вытащил сигарету. Машинально потрогал повязку на голове, прежде чем закурить. Елки-палки – дыра в черепе. Надеюсь, не сквозная. Вообще-то неплохо было бы врачу показаться. Посмотрите головушку мою. Чесался гвоздиком и переусердствовал. Не надо ли пломбу поставить?

– За это не беспокойся, – угадав мои мысли, сказал Макс. – Голова у тебя хорошая. В смысле, крепкая. Рана зарастет быстро, только постарайся в ближайшее время кирпичи затылком не ловить. Трещина может образоваться. На-ка выпей. Полстакана, не больше.

Я протянул руку и снова получил по пальцам.

– Ты чего?! – возмутился я наконец. – Что за шутки?

Макс молча придвинул ко мне стакан, который я дважды пытался поднять. Сначала я не понял, в чем дело, но, приглядевшись, увидел в толще алкоголя неподвижного полупрозрачного червя, обросшего, как толстой шерстью, множеством тончайших щупалец.

Меня чуть не вывернуло.

– Зачем ты его заспиртовал-то? – морщась, спросил я. – На кафедру парапсихологии понесешь?

Макс вздрогнул:

– И правда...

Он взял стакан, осторожно слил водку в раковину, с третьей попытки наколол червя на вилку и зажег горелку газовой плиты. За дальнейшими манипуляциями я не следил. Налил себе граммов двадцать и выпил. Закурил. Через пару минут Макс выключил газ и швырнул в мусорное ведро закопченную вилку.

– Все.

– Так, – поднимаясь ему навстречу, проговорил я. – Значит, Мертвые заодно с этим загадочным Советом. А что Совет – он имеет какое-нибудь влияние на новоявленных Правителей?

Оружейник пожал плечами.

– Ладно, – затягиваясь, сказал я. – Проехали. Я так понимаю, нас в покое не оставят, пока я не добуду первый каф, или... Или они нас совместными усилиями не ухайдакают. В Полях или в общем мире.

– Соображаешь. – Макс вяло улыбнулся. – Гхимеши получат силу первого кафа и мгновенно возведут тебя в ранг верховного божества. Молиться на тебя будут. Заручиться их поддержкой в этом случае – раз плюнуть. И защищаться нам будет проще... Кстати, неплохо было бы встретиться со Старейшим и Всевидящим Ирри из народа гхимеши. Наверняка он об этом Совете знает больше, чем мы. Он ведь тоже может заставлять свой разум проникать в разумы других детей Поля. По крайней мере Совет уведомил его о новом статусе гхимеши как раз подобным путем – это я точно знаю. В интересах Ирри подслушать общение Старейших, объединившихся в Совет.

– Что-то вроде радиоперехвата?

– Ага... Так ты уже все решил?

– Да. – Я уже все решил. – Не следует больше ждать. Пойду сейчас.

– К Скале?

– Да.

– Когда?

– Сейчас.

– Прямо сейчас?!

– А чего ждать, Макс? Очередного «мерса» в зад на светофоре? Очередного загга с потолка в университетском сортире? Ждать неделю, как мы собирались, – это слишком долго. За неделю многое может случиться.

– Ты погоди, ты не суетись... Разобраться надо. Положим, авария могла быть и случайной. Я так думаю... при всей моей нелюбви к разного рода случайностям и неожиданностям. Но – загг! Это уже серьезно. Как удалось вынести с Поля живую тварь? Не понимаю... Мертвые не в первый раз нарушают Правило, запрещающее воинам враждебных кланов взаимодействовать в режиме Игры и в интересах Игры вне Полей. Если раньше то были незначительные нарушение, доказать которые было сложно... Ну... – Оружейник смущенно покашлял. И отвел от меня взгляд.

Я вспомнил, как двое Мертвых засунули меня в подземелье Поля Руин. Макс продал меня тогда, одержимый своей идеей уничтожить Игру. Но и это, и факт нарушения Правил – было действительно недоказуемо. Свидетелей договора оружейника с Мертвым Домом почти не осталось. Только Макс. И Бритва, до которого я еще доберусь. А насчет нарушения... Знака Дракона на мне не было. Мертвые могли и не знать, что я – новообращенный Дракон. В подвал разрушенного здания завода я зашел сам, по собственной воле. И так далее...

– Сейчас они действуют нагло, – договорил Макс. – Будто и не существует никаких Правил. И ведь верно – когда некому наказывать за нарушения, Правила умирают. Создателей же нет с нами...

– Будут, – пообещал я.

– Опять ты за свое... Тот, кто сразит Создателей в Тринадцатом Поле, уничтожит Игру и Поля.

– Или сам станет Создателем. Сам будет править Полями.

– Бред. Мою теорию подтверждают научные выкладки, а ты рассуждаешь с точки зрения Игры. Никита, даже если ты отчасти прав – заклинаю тебя: достигнув Тринадцатого Поля, распорядись... м-м... полученным могуществом так, чтобы все это прекратить. Игра зашла слишком далеко.

– Ладно, ладно... Тысячу раз говорили на эту тему. Сначала надо найти Тринадцатое Поле, а потом уже... распоряжаться. А вдруг гхимеши врут? Просто используют людей из общего мира, чтобы овладеть кафами? Вдруг никакого Тринадцатого Поля и нет?

– Прекрати! – вскрикнул Макс. – У меня уже мозги кипят от этих бесконечных «вдруг» и «если». Тринадцатое Поле – единственная моя надежда. Единственная наша надежда. Ты мне скажи... Ты уже решил?

– Да, – твердо ответил я. – Ждать неделю не имеет смысла. Иду сейчас.

Макс с минуту глядел на меня. Должно быть, думал о том, что страх управляет мною. К чему семь длинных дней ходить, ощущая себя под прицелом? Лучше уж сразу со всем покончить. Я и сам, честно признаться, так думал. Игра вошла и в общий мир. Границы между двумя реальностями стали таять. И если в Игре я силен, то здесь – просто обычный парень.

А оружейник вдруг усмехнулся:

– Так решил, да? Идти? И куда же ты, милый мой, пойдешь?

– В смысле? Как это куда? Первый каф находится в окрестностях Скалы. В Поле Руин.

– Ты имеешь представление – что такое Скала? Ты видел ее?

– Представь себе – видел.

– Скала – огромна! Где точно на Скале искать – я не знаю. Никто не знает. Предполагаю, что кое-какие сведения на этот счет имеются у Старейшего и Всевидящего Ирри из народа гхимеши, но как теперь до гхимеши доберешься? Народ ушел в подземные обиталища и останется там, пока не растает угроза полного истребления со стороны других народов Поля Руин.

– И что с того, что Скала огромна? Предлагаешь поискать местонахождение другого? На это уйдут не дни, а месяцы! А то и годы.

– Я, собственно, не об этом. Я хотел спросить – какой дорогой пойдешь? Об этом ты подумал? «Я все решил!» Умник чертов! Если они добрались до тебя в общем мире, представляешь, что сейчас творится в Полях? Тебе и шагу ступить не дадут.

– В Игре я с ними по-другому разговаривать буду! – вскинулся я.

– А они с тобой беседы вести не собираются. От стрелы в бок или камня по голове ты при всей своей силе не застрахован. Понял?

– Да я!..

– Помолчи... Идем-ка в комнату.

Бормоча по дороге: «Умник какой... Он все решил... Таких умников на одном копье до десятка помещается... Это я все решил... А то пойдет он... До Скалы не дойдет, не то что...»

На постели Макса храпел Виталик. Вторая кровать, на которой когда-то почивал племянник Макса Гринька, аккуратно заправленная и застеленная старыми газетами, служила книжным шкафом. На нее оружейник свалил многочисленные свои книги, в былые времена бесприютно разбросанные по всей квартире. Гриньку я давно не видел. С того самого момента, как... В общем, после выхода из Игры он сильно изменился. Переехал к матери, сестре Макса, о прошлых увлечениях и не вспоминал, конечно. Вернее, сказать, в одночасье не стало у Грини никаких увлечений. С грехом пополам оканчивал восьмой класс, сошелся с компанией каких-то оболтусов, шлялся с ними вечерами где-то, всем занятиям предпочитая единственное: курить, гоготать и гадить в подъездах. Даже, говорят, заимел один привод в милицию. Я его как-то видел у кинотеатра, неприятно повзрослевшего, остриженного коротко, с дымящейся сигаретой во рту. Он меня не узнал... Впрочем, Макс говорил, что все это закономерно. Хотя и горько. Со смертью в Игре все не так просто, кстати. Макс об этом не любит рассказывать.

Оружейник присел у шкафа, выдвинул нижний ящик, загрохотал своими железяками. Виталик открыл глаза, всхлипнул и рывком приподнялся.

– Это... – хрипло выговорил он. – Вы чего?.. И я с вами!

– Отдыхай, – не поворачиваясь, бросил Макс.

– Слушай, а правда! – пришло мне в голову. – Собрать всех наших и войти в Поле вместе. Пусть попробует кто-нибудь сунуться! В клочья порвем! Или у тебя опять какой-то хитромудрый план? Лучше бы уж без излишней этой... вычурности. Чем проще, тем действенней. Напролом, а?

– Напр-ролом-м! – косноязычно поддержал меня Виталик-Аскол и упал с кровати.

Макс выпрямился и с грохотом свалил на пол металлически посверкивающую кучу. Таких устрашающе-уродливых орудий я у него еще не видел.

– Это что такое? Это зачем?

– Узнаешь, – сказал оружейник, снимая со стены большой туристский рюкзак. – Когда придет время. Помоги уложиться.

Пока я втискивал в рюкзак чудовищный несуразный тесак с толстой рукояткой и тупым широким лезвием, две пары изогнутых, как когти, крючьев, мотки веревок и тяжелые обоюдоострые ножи, больше похожие на укороченные мечи, Макс смотался в прихожую. Через минуту оттуда донеслись частые удары – будто молотком заколачивают гвозди в плотную, но нетвердую поверхность. Только я успел затянуть ремни на рюкзаке, Макс снова появился в комнате. В руках у него и правда был молоток, а из-под губы выглядывали шляпки гвоздей – чуть побольше обойных и с прочными пластиковыми фиксаторами.

– Разувайся, – сплюнув гвозди в ладонь, велел он.

– Зачем это?

– Разувайся, говорю.

– Долбанулся? Мне ботинки на прошлой неделе только купили! К первому сентябрю специально. Знаешь, сколько мать за них отвалила?

– Давай без лишнего шума, ладно?

Чертыхаясь, я скинул ботинки. Оружейник тут же овладел ими, вытащил стельки, вколотил изнутри в подошвы по десятку гвоздей, вернул стельки на место, вставив под них предварительно куски плотного картона.

– Готово. Надевай. На линолеуме особо не топчись – иди сразу к двери. Хотя... погоди.

– Поднимите м-меня, – попросил вдруг с пола Виталик. – А то голова кружится. Максик, где мое оружие? Я т-тебе отдавал га... гарду подправить...

Макс обернулся к нему. Покачал головой, вытащил из кармана карандаш и выдернул из-под книжной стопки газетку.

– Слушай сюда, ратник, – гаркнул он, прилаживаясь писать на колене. – Мы сейчас с Никитой идем через Ледяное Поле. На Скалу.

– Через Ледяное? – удивился я.

– Погоди. Я все тебе запишу, слышишь, Аскол? Часа через два, когда очухаешься, оповести наших, передай им записку. Если мы не вернемся к утру, возьми пару воинов, и входите в Поле Руин через подземелья. Ждите нас там. На поверхность лучше не суйтесь. В общем, тут все написано... Вот. Аскол! Виталик!

Виталик снова захрапел, подтянув колени под грудь. Макс глубоко вздохнул, поднял, крякнув, тяжелый рюкзак. Кивнул мне:

– Готов?

– Всегда.

Уже у входной двери оружейник спохватился. Оставив рюкзак, он метнулся на кухню, с пустой кастрюлей в руках, цокая пробитыми гвоздями ботинками по полу, как подкованный, пробежал в комнату. Завел допотопный будильник, с гулким стуком опустил его в кастрюлю, подвинул сооружение к голове Виталика.

– Через два часа мухой вскочит, – пояснил он. – Пойдем, Никита. Дай бог нам добраться благополучно, – серьезно добавил он.

– Взывай к Создателям на всякий случай, – усмехнулся я.

– Создатели в Полях... если они там на самом деле есть, – сказал Макс. – А нам бы город пересечь без приключений. Потом можно будет и к Создателям взывать.

Я не нашелся, что ответить.

ГЛАВА 3

– Одевайся, – наконец-то разрешил Макс.

Я одевался, трясясь от холода. Было трудно – пальцы не гнулись и, казалось, стучали один об другой, как деревянные. В носках стало липко – мы черт знает сколько прошли босиком по жидкой грязи. В темноте, глубоко под землей, по какой-то ржавой трубе. Перед тем, как спуститься сюда, Макс говорил мне, кивая на заваленный мусором колодец, что-то о какой-то заброшенной ветке газопровода, а я почти и не слушал. Поеживаясь на ветерке, увязывал свои шмотки в узел. Стремно – голый ведь, а вдруг кто увидит; даром что место безлюдное. И какая мне разница – газопровод или еще что? Ненавижу такие места. Наверняка ведь в Ледяное Поле можно найти путь и более удобный. И раздеваться – это уж совсем лишнее. Вечно Макс перестраховывается. Сейчас никаких особых усилий не надо прилагать, чтобы попасть в Поле.

Впрочем, скоро я убедился, что оружейник поступил правильно. Мокрый холод и кромешная темнота прекрасно подстегивали воображение, и, натягивая джинсовку, я на ощупь определил, что никакая это уже не джинсовка, а короткая куртка из звериной шкуры, грубая, но замечательно теплая и со шнуровкой до горла. Вместо ботинок я обул мягкие сапоги – они клацнули вооруженными шипами подошвами по ржавому железу трубы... Нет, не железо. Лед под ногами. Твердый, как стекло.

Мы уже в Поле.

Макс, как ни странно, управился быстрее. То ворочался огромным белом тюленем позади, фыркал, прерывисто вздыхал, стучал зубами, шуршал одежкой, а то вот он уже – готов. Звякая своими железяками в рюкзаке, он подтолкнул меня в спину:

– Чего ты возишься? Давай скорее.

– Куда давать-то?

– Вперед, куда же еще?!

Затянув шнурки на куртке, я шагнул вперед. Еще шагнул. Неожиданно впереди вспухло синеватое световое облачко, я и увидел вырубленные во льду ступеньки. Ступеньки вывели нас на поверхность.

Наверху не стало теплее, но свет ослепил меня. Минуту или более того я не видел ничего, кроме желтого солнца. И только потом, протерев вмиг воспалившиеся глаза, увидел голубое-голубое небо, пахнущее холодной свежестью, будто разрезанный арбуз, волнующуюся синюю бескрайнюю воду, на которой мерно колыхались льдины, ледышки и целые айсберги – от простора и обилия солнечного яркого света у меня захватило дух. Я обернулся – Макс, прикрывая глаза ладонью, улыбался. На нем было что-то вроде короткого полушубка с черным искристым мехом на воротнике и обшлагах рукавов. Темный кожаный мешок он скинул со спины себе под ноги. Стянул с волос шнурок, разрушив свой извечный пони-тэйл. Тряхнул головой, рассыпав волосы по плечам.

– Из осени в весну! – воскликнул он. – Здорово, а?

Я хохотнул, хлопнул себя ладонями по груди... и даже вздрогнул. Шерсть на моей куртке оказалась ярко-рыжей, почти красной. Что за клоунский наряд... Вот что значит – пустить вскачь воображение!

– Нормально! – выставил мне кулак с оттопыренным большим пальцем оружейник. – Расцветочка дерьмовенькая, зато тепло ведь?

– Тепло, – не мог не согласиться я.

Несмотря на легкий морозец, я почти согрелся – одежда согрела. И налипшая на ноги грязь в сапогах уже не ощущалась. Грязь осталась там – в общем мире.

Однако куда нам дальше двигать? По левую руку от нас – сплошная ледяная стена, отрезающая перспективу, – не то чтобы очень высокая стена, так, с четырех– или пятиэтажный дом, но совсем гладкая и отвесная. Никак на нее не взберешься. У подножия стены неровная – двух-трехметровая кромка, на которой мы и стоим. С одной стороны – стена, с другой – синяя вода, нафаршированная льдинами. Волны лижут кромку, отламывая от нее небольшие кусочки. Вода подтачивает стену, и если мы в скором времени не найдем способа перебраться через эту стену... У меня засосало в животе, точно я стоял на высоком балконе, потихоньку разрушающемся к тому же.

Видимо, Макс подумал о том же, о чем и я. Он перестал улыбаться, взвалил на плечо мешок и скомандовал:

– Пошли. И поскорее.

Мы двинулись вдоль стены.

Шипастые подошвы нашей обуви обеспечивали нам быстрое движение. Черт с ними, с новыми ботинками! Подумать страшно, что было бы, если на мне была обычная обувь. Соскользнул бы в ледяную воду – и привет. Через пару десятков шагов я оглянулся – дыры, сквозь которую мы проникли в Ледяное Поле, не было видно. Где она располагалась, я заметить не успел. В толще стены, наверное...

Кромка то сужалась, то расширялась. Несколько раз нам приходилось перепрыгивать через порядочные трещины, наполненные устрашающе плещущейся водой. Куда мы идем, в самом деле? Конца-краю этой стены не видать. И никакого прохода – тоже. А что за стеной?

– Скалы! – ответил на мой вопрос запыхавшийся Макс. – Граница с Полем Руин! В сезон морозов здесь перебраться через границу легче легкого! По снегу! Но снег-то стаял! Оттого с этой стороны скалы и обледенели. А вода схлынула в низины. Еще неделька, и тут вообще льда не останется – все растает! Одна вода будет. На востоке Ледяного Поля всегда так, а вот на севере в и центральной части таянья вообще почти не заметно.

– Я не понял, а что мы ищем? Проход? Здесь должен быть проход?

– Ага... – Лед под ним натужно потрескивал, и Макс слышал это и непроизвольно ускорял движение. И меня гнал вперед.

– А далеко до прохода?

– Не знаю...

Впереди, преграждая нам путь, замаячила какая-то глыба. То ли отколовшийся кусок льда, то ли что-то еще... Вообще непонятно с этим проходом. Если в этих скалах сквозная пещера, ее же должно залить водой, а вода должна замерзнуть. Ну, хотя бы частично. Так что же нам – прорубаться сквозь лед? Тогда один хрен, в каком месте прорубаться... Или вплавь? Да в такой воде и минуты прожить нельзя – замерзнешь, сердце остановится. На нее и смотреть-то холодно.

Мы шли вперед, почти бежали, и глыба росла. Росла как-то уж очень быстро, несоразмерно быстро. Будто пологий склон...

Еще десять метров... Двадцать...

Нет, не склон. По крайней мере он не с вершины ледяной стены спускается. Примерно с середины. Я остановился, всматриваясь.

Черт знает что такое – глыба похожа на гигантский, невообразимый шланг, один конец которого погряз в ледяной стене, в другой утонул в разлившемся по Полю море.

– Почти пришли! – закричал Макс. – Вот он, родненький! Я знал, что нам долго искать не придется...

– Искать – что? – тут же обернулся я.

Макс не ответил. Он ускорил бег. Минут пять мы молча бежали, и я смотрел себе под ноги, потому что трещин в кромке стало много больше, а сама кромка сузилась до ширины в метр. Стало темно – это мы вбежали в тень глыбы.

– Стой!

Я затормозил, вонзив шипы в ледяную поверхность. Дальше пути нет. Синевато-серая, цвета льда глыба-шланг огромным округлым боком нависала над нами. Нет, и правда похоже на шланг. Или на чудовищную змею. Или на...

– Червь, – сказал Макс.

Обогнав меня, он похлопал ладонью по глыбе, а она отозвалась неожиданно мягко-гулким звуком. Как промерзшая насквозь подушка.

– Ледяной червь, – спокойно объяснял Макс, снимая с плеч свой мешок, объяснял, пока я стоял с открытым ртом. – Под снегом живет, как вот земляные черви – в земле. В сезон таяния они уходят на север – в большинстве своем. Те, кто не успел, выпрыгивают на поверхность, бесятся, ревут, мечутся из стороны в сторону, крушат все, до чего могут дотянуться... Я как-то видел – страшное зрелище. Представляешь, такая орясина – в длину до двух километров... Для них повышение температуры на пять-шесть градусов все равно что для тебя – купание в напалме. Они просто варились заживо.

– Ничего себе... – сумел выговорить я, – а как он... оно... Вот это – живое?

– Уже нет. – Макс развязывал мешок. – Те, кто не успел уйти на север, погибают.

Я попытался представить себе необъятную площадь синей воды, кипящей от мечущихся в ней громадных созданий, разлетающиеся во все стороны куски льда... И не смог. Ни хрена себе ушица... И как можно было это видеть? Откуда? У меня даже толком уточнить картину не получилось:

– Но как же вот он?.. Вот сюда?.. И как же ты?..

Оружейник вытащил из мешка крюк – теперь это была не та несуразная загогулина, что я видел в его квартире. Теперь это была добротная стальная конструкция. Макс привязал к крюку один конец веревки, на другой наступил ногой:

– Пригнись! – и со свистом стал вращать крюк над головой. Сильный замах – и крюк взлетел вверх, потащив за собою веревку. Упал на спину червя, глубоко вонзился в сине-серую шкуру.

Макс подергал за веревку, повис на ней, поджав ноги. Шкура там, наверху, сморщилась глубокими складками – будто на ней обозначилась жутковатая ухмылка. Веревка заскрипела, но выдержала вес тела оружейника. Глубоко и прочно вонзившийся крюк чуть дрогнул.

– Возьмешь мешок! – крикнул он мне и, поплевав на руки, полез вверх на спину червя, держась за веревку, перебирая ногами, как альпинист. Шипы его подошв оставляли на шкуре глубокие царапины.

Я взвалил на спину мешок – тяжело, черт побери, – а Макс уже стоял наверху, на спине гигантской твари. И махал мне рукой:

– Валяй за мной!

Вскарабкавшись на червя, я наконец закончил формулировать вопрос:

– Откуда же ты наблюдал за бешенством вареных червей? С вертолета?

– Зачем? С вершины приграничных скал. Со стороны Поля Руин. До сих пор у меня эта дивная сценка перед глазами стоит: мы спускаемся со скальной гряды обратно в пустыню, и вдруг под нами взрываются камни. И из образовавшейся дыры с грохотом выползает ободранная морда этого зверя. Они ведь, Никита, последним усилием выбрасываются на скалы. Вроде как киты приходят умирать на берег. А гряда здесь тонковата. Представь себе тушу километровой длины, тараном врезающуюся в толщу скал...

– Неужели... пробивают насквозь?

– Как правило... – Оружейник повернулся по ходу направления движения и махнул рукой. – Глянь-ка...

И я увидел отсюда, с высоты горба чудовища – дальше, метрах в двухстах, – длинное тело еще одного червя, в агонии пронзившее приграничные скалы и навсегда застывшее; еще дальше – еще одно... И еще дальше...

– Ну, ты даешь... юный натуралист, – выдохнул я. – Точно никто, кроме тебя, не догадался бы войти этим путем в Поле Руин. Засад по дороге нам опасаться нечего. Ничего себе у тебя голова варит! Как ты это придумал?

– Само собой на ум пришло, – сказал Макс. – То есть... В общем, я ведь при аварии чуть башкой вперед через лобовуху не вылетел.

– По аналогии, значит. Здорово. Только вот... – Я примерно представлял характер наших дальнейших действий, но при одной мысли меня затошнило. – Что нам теперь делать?

– А то ты не понимаешь, – ухмыльнулся Макс, доставая из мешка за моей спиной мощный тесак, – особого комфорта не гарантирую, но безопасность продвижения – стопроцентная. Посторонись-ка...

Он схватил тесак обеими руками, размахнулся так, будто собирался рубить дрова, и, хекнув, засадил тяжелое лезвие в спину червя. Шкура лопнула, расползлась, обнажив скользкую пленку. Макс ударил еще раз – высоко взлетела толстая струя грязно-желтого жира.

– Ну, чего стоишь столбом? – разогнулся он, стирая с лица ошметки жира. – Бери тесак и помогай.

Я с усилием сглотнул.

– Руби смелее! С костями только поосторожнее – лезвие затупишь. Да не кривись так! Ничего трудного – тут пока один жир идет, и я не думаю, что мясо у этой гадины жесткое. Если учесть, что в воде у него... хвост, значит, мы у него это... в заднице ковыряемся. А у любой животины самое мягкое место – это именно мягкое место. Жопа то бишь. Хотя фиг его знает, я в анатомии червей мало что смыслю. Тем более – ледяных.

Я взялся за тесак. А Макс вдруг расхохотался. Тоже мне весельчак. А впрочем, и правда – забавно: начало великого похода – и через жопу.

Слой желеобразного жира оказался толщиной метра в полтора. Потом пошло мясо – и впрямь мягкое, да еще и крупноволокнистое, – нам оставалось только разрубать и снимать волокна слой за слоем. Я работал тесаком и чувствовал, как с каждым движением оживаю. Очередной последующий удар получался сильнее предыдущего. Неуверенность и страх отступали. Пробуждение давнего, хорошо знакомого ощущения радовало меня. Я снова в Игре, и здесь я непобедим.

Прежде чем я успел устать, дыра, в которую мог бы протиснуться взрослый мужчина, была готова.

Первое, что я сделал, оказавшись на вольном воздухе Поля Руин, так это скинул куртку. Рубаха тоже была загажена жиром и кровью, но в гораздо меньшей степени. Позади слепо морщилась торчащая из камней разинутая мертвая пасть ледяного червя. Через частокол обломанных зубов мы просто перелезли, как через невысокий забор. Мы стояли на скальном уступе, а Поле Руин лежало под нами. Безжизненная рыжая пустыня, тускло освещенная уже заходящим солнцем. Очень далеко, где-то наравне с линией горизонта, чернела Скала. Я подумал о том, что она, должно быть, видна отовсюду, с любого края Поля. Такая громадина!

Макс снял свой полушубок и швырнул его на морду червя:

– Погрейся, спаситель наш.

– Ты его еще чмокни в благодарность.

– Пошел ты... Двинем вниз? Или передохнем.

– Если ты устал, то передохнуть, пожалуй, стоит. – Я опустился на камень. – Недолго.

– Можно подумать, ты не устал, – проворчал Макс.

– Я? Не-а. Я – огурцом. Особенно сейчас, когда мы наконец выбрались. Как вспомню эту темень, вонь... как под ногами чавкало. Сам глистой в кишке себя чувствовал.

– А в животе у крокодила темно, и тесно, и уныло, – процитировал Макс. – А в животе у крокодила рыдает, плачет Бармалей... Полчасика, ладно? Я хоть дух переведу.

– Ага.

Он присел рядышком, подтянул к себе мою куртку, оторвал кусок от подкладки и принялся чистить тесаки и ножи. Я закатал рукав рубашки. Кожа на правом плече была чиста. Макс покосился на мои манипуляции и невольно оглянулся по сторонам:

– Когда он успел выбраться-то?

– Борька! – позвал я.

Мои волосы взлетели от мгновенного порыва ветра. Громадный черный крави беззвучно опустился мне на плечо.

– Ё-моё... – вздрогнул оружейник. – Никогда я, наверное, к этому не привыкну... Слушай, давно хотел спросить – почему ты его так назвал-то, а? Не мог имя выбрать поблагозвучнее?

Крави потерся клювом о мою щеку. Я хмыкнул и ничего не ответил. Какая разница – как называть его? Он был частью моего огня. Частью меня самого, но в то же самое время и порождением Игры. Я был единственным среди обоих кланов, кто объединял в себе качества человека из общего мира и создания Поля. И это в полной мере определило мой статус среди игроков. Не принадлежа к принятой классификации ратников, не являясь магистром или мастером, я все-таки обладал авторитетом, позволяющим единоправно решать ту или иную проблему внутри клана Золотого Дракона. Но и главой клана я не был. Я был Избранным. Или Разрушителем, как стали называть меня дети Поля. Поразительно, но точного смысла, который вкладывали в эти понятия, я не знал. Подозреваю, что его не знали и мои Драконы. Не совсем понятное и громкое определение «избранный» было лишь признанием моей силы или являлось чем-то другим? Иногда мне казалось, что все эти прозвища появляются не сами собой. Будто кто-то неведомый и невидимый – кому известно и понятно все, что происходит в этих Полях, – дает всякому явлению свое имя. Неведомый и невидимый... Когда я думал так, мне всегда представлялось белое пустое лицо, похожее на маску, лишенную всякого выражения.

Очень быстро темнело. Я поднялся, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу. Черт возьми, поскорее бы добраться до Скалы. Поскорее бы встретиться с тем, с чем я должен встретиться. Предстоящее не пугало меня. Как и всегда, после битвы у Пасти, я чувствовал в себе огненную мощь, бегущую по венам. Крави, нахохлившись, ворочался на моем плече. Макс закончил чистку орудий, сложил их в мешок.

– Часов пять нам идти, а то и больше, – сказал он, озабоченно поглядывая в сумрачную даль. – К рассвету как раз поспеем. Если б не песок, было бы легче. Трудно по песку идти. Но путь хороший – голая пустыня, засаду не устроить. И у самой Скалы вряд ли нас ждут. Никто не думает, что ты пойдешь за кафом так скоро. Это – раз. А два: мы прошли там, где нет соглядатаев. Нас никто не видел.

– Слушай, а зачем ты пойдешь? – спросил я. – На Скалу тебе зачем? Ты провел меня в Поле Руин, а дальше я уж сам. Неизвестно, как я там дальше... А ты... Ты... А ты уж точно не выживешь, – договорил я.

– Посмотрим, – буркнул Макс. – До Скалы еще добраться надо. Времени, чтобы уйти, у меня достаточно. Хотя и идти в общем-то некуда.

– На место встречи с Драконами.

– Посмотрим! – Макс раздраженно отмахнулся. – Давай сейчас не будем об этом, ладно?

– Ладно, – согласился я. – Только имей в виду, на Скалу я тебя с собой не возьму. Мне одному легче будет, понимаешь?

Макс промолчал.

– Так идем или нет, в конце концов?! – спросил я.

Макс кивнул и открыл уже рот, чтобы ответить – явно утвердительно, – но почему-то промолчал. А я посмотрел на Скалу. Во тьме, опустившейся на Поле, она все еще была видна. Черная даже среди сумерек, и еще...

– Это еще что за хрень? – удивился я.

– Ты тоже заметил? – мрачно проговорил оружейник.

Крави слетел с плеча, хлопая крыльями, поднялся высоко в воздух и оттуда дважды хрипло каркнул.

У подножия Скалы зажигались огоньки. Крохотные, едва видимые – один, другой, третий... Все больше и больше с каждой секундой.

– Факелы... – выдохнул Макс. – И костры. Их там сотни!..

– Приехали... Блин, как они узнали, что мы близко? Или, может, давно там лагерем стоят.

– Воины не одного народа, – определил Макс. – А как же борьба за власть? Неужели все Поле Руин объединилось против нас... против тебя?

– Совет? – полуутвердительно произнес я.

– Совет, – согласился, секунду подумав, оружейник. – Его работа.

Крави сложил крылья и камнем рухнул вниз. Потом взлетел к нам и снова исчез в стелющейся под скалами туманной темноте. И закричал оттуда. Крик его звучал призывно.

– Куда-то зовет? – посмотрел на меня Макс.

Я не ответил. Я, кусая губы, прикидывал. Затылок мой тяжко пульсировал. Сотни воинов, так? Страшная мощь. Хватит ли у меня огня, чтобы справиться с ними? Изнурительный шестичасовой переход по рыжим пескам, а потом – битва. Я почувствовал растерянность, а потом – злость. Какого черта – они считают, что могут меня остановить? Они, недостойные даже смотреть мне в лицо! Не отдавая себе отчета в том, что это, кажется, не мои собственные слова прозвучали только что в моей голове, я задрожал от ярости; сжал кулаки, словно разбухшие от пульсирующей по телу огненной крови. Будь их хоть тысячи – моих врагов, – все равно они меня не остановят. Я все равно сильнее.

Люди из общего мира всегда сильнее любого, самого опытного воина из детей Поля. Люди из общего мира вступают в схватку, не испытывая чувства страха смерти. Потому что они не живут здесь. Они здесь – играют.

– Даже и не думай, – схватил меня за рукав Макс. – Нам не справиться. Даже с половиной, даже с четвертью этой орды.

– Нам? Ты-то здесь при чем? А я справлюсь!

Резкий протестующий крик снизу. Мгновение спустя крави снова взлетел, описал над нами черный круг и ринулся вниз.

Макс тяжело дышал.

– Черт, черт, черт! – повторял он. – Одно дело – слышать о тревожных новостях от лазутчиков, другое дело – видеть все своими глазами.

Я спрыгнул на уступ пониже. Оттуда спустился еще на уступ. Метров десять темной пустоты отделяло меня от пустыни. Злость погасла. Теперь ее место занимал азарт Игры. Вы хотите битву? Вы ее получите, гады!

– Да погоди ты! – выкрикнул Макс.

Чертыхаясь, он закреплял один из крюков между массивных валунов.

– Разобьешься, Никита! Совсем с ума сошел! Вместе со своей ненормальной птичкой!

Веревка свистнула мимо меня. Через секунду по ней, кряхтя, сполз Макс. Дождавшись его сигнала:

– Готово! Можешь ты! – я сжал руками веревку и, мелко перебирая ногами, опустился вниз.

Песок скрипнул под шипастыми подошвами моих сапог. Макс шагнул было ко мне, но ему наперерез метнулся крави, чиркнул крылом меня по лицу и с криком рванулся куда-то в темень, прочь от приграничной скальной гряды. Оружейник остановился, испуганно вздрогнув.

Прочь от приграничной гряды?

Он словно указывал путь.

Куда?

– Куда? – озираясь, спросил меня Макс. – Куда ты? Куда вы?..

Крави снова оказался у меня на плече. Клюв его, твердый и горячий, как пуля, ткнулся мне в висок. И ответ на мой вопрос в качестве промелькнувшего яркого образа озарил мое сознание.

Взрывающиеся камни...

– Бежим! – заорал я, кидаясь вслед за крави.

Над нашими головами раскатисто грохнуло, и тотчас послышался мучительный предсмертный вой. Скалы задрожали, задрожала почва под нашими ногами – я едва не споткнулся на бегу. Осколки камней шрапнелью осыпали нас, несколько валунов размером с хорошую тыкву пролетели у меня над головой и рухнули впереди, взметая тучи песка. Перепрыгивая через валуны, я все-таки споткнулся. Тут же на меня рухнул Макс.

И все стихло.

Когда я, спихнув с себя Макса, поднялся, крави сел на мое плечо и дважды хлопнул крыльями.

– Взрывающиеся камни... – вслух повторил я, глядя на чудовищную, изъязвленную ранами морду ледяного червя, торчащую из скалы на месте того уступа, где мы только что отдыхали. Две мертвые морды нависали одна над другой в скальной стене, словно охотничьи трофеи какого-нибудь охотника-исполина.

Оружейник встал на ноги, пошатнулся и непроизвольно ощупал себя.

– Цел? – спросил я.

– Да вроде... Никита, он... говорил с тобой?

Я кивнул. И тотчас понял то, что случилось – случилось впервые. Крави говорил со мной. Он предупредил меня. Макс посмотрел на черную птицу с уважением и страхом.

– Борька... – Я потянулся к птице пальцем, но она, ловко увильнув, снова царапнула мне клювом висок.

Темное лицо, вылепленное в морщинах... блики пламени из очага на каменных стенах...

– Темное лицо... – неуверенно проговорил я в такт этой мысли.

Крави, одобрительно каркнув, взлетел.

– Что? – переспросил Макс. – Какое лицо?..

– Гхимеши! – воскликнул я. – Нам нужно к гхимеши!

– Нам нужно?.. – Оружейник оглянулся на морды червей, поежился и вдруг задумался. – Обратной дороги нет, – медленно проговорил он. – К Скале идти не имеет смысла. Даже если ты каким-то чудом сумеешь прорваться через орды, отыскать каф тебе просто не хватит сил. Да еще и с итху придется встретиться, да еще и... Кто знает, что там ждет? Гхимеши – единственный народ в Поле Руин, который не желает тебе зла. Они помогут. Логично, хм... Только где их искать?

Крави метнулся в темноту, вернулся, снова исчез в том же направлении и опять вынырнул.

На этот раз мне не понадобилась подсказка, чтобы понять то, что он хотел сказать:

– Он знает путь.

Облегченный выдох оружейника и ликующее карканье слились воедино.

– Слава Создателям, нашелся умный человек... то есть, конечно, не человек... – бормотал Макс, меся ногами рыжий песок. – В конце концов, Старейший и Всевидящий Ирри нам все разъяснит. Возможно, подскажет что-нибудь насчет точного расположения кафа. И птичка приведет нас к нему. Как удачно все складывается...

Приграничная скальная гряда давно утонула во мраке. По левую руку мелко блестели огоньки у Подножия Скалы. Огоньки, удаляясь, потихоньку гасли один за другим. Оружейник, идущий позади меня, замедлил ход, и дальнейшее его бормотание я смог разобрать с большим трудом:

– Удачно... Удачно?.. Слишком удачно... Всегда плохо, когда тебя кто-то ведет, а не сам ты выбираешь путь. Хотя – если нет других вариантов... Дьявол, все равно что-то не так... Будто кто-то за ниточки дергает... Никита! Послушай, мне тебе надо сказать...

Остановившись, я обернулся. Крави тотчас спланировал мне на плечо. Макс, начавший уже высказывание, встретился взглядом с огненно вспыхнувшими птичьими глазками, втянул голову в плечи и оборвал себя на полуслове.

– Ну? – поторопил я его.

– Что?..

– Ты мне сказать хотел что-то.

– Я?.. – Макс старался не смотреть на крави, а птица, перебирая когтистыми лапами и вытянув клюв, неотрывно следила за ним. – Я... ничего. Ничего не хотел. Пошли. К гхимеши, так к гхимеши... Больше идти все равно некуда.

ГЛАВА 4

Этот итху, демон из нерожденных, был четвертым, появившимся в становище воинов у Подножия за последние сутки.

Первых двух итху – многокрылую диковинную птицу со слюнявой рыбьей пастью и косматого змея, испускавшего огненные лучи из глаз, – настигли и убили при помощи стрел и дротиков еще при свете солнца воины симерши и авваши. Третий демон пришел во время заката. Он не имел ни конечностей, ни туловища – всего лишь клуб пурпурного дыма. Пурпурный итху опустился на пятерых воинов народа ткхамаши, скобливших кремниевые наконечники для стрел. Он поглотил воинов целиком, оставив на чистом песке лишь кости и оружие. Стрелы, копья и клинки пролетали сквозь демона, не причиняя ему никакого вреда. Погибли еще двое из симерши, двое из ткхамаши и один ашари, прежде чем кто-то догадался метнуть в итху головню из костра. Демон вспыхнул и мгновенно сгорел без дыма.

Вот тогда-то Правитель Крат приказал своим воинам разжечь больше костров и приготовить факелы. Глядя на симерши, кинулись за хворостом воины ткхамаши и ашари. Правитель Туон из народа суоши велел капать вокруг шатров синюю смолу – пропитанный такой смолой песок горит ровно, долго и ярко. Вашури под предводительством своего Правителя Ака обмотали кусками одежды наконечники копий, обмакнули копья в черепки с жиром и подожгли. Воины кабуши, чей лагерь стоял в северном Подножии, из-за недостатка горючих материалов разобрали несколько шатров и побросали составные части в костер. Шкуры, бечевки и сухие жерди занялись сразу; и когда от них остались едва тлеющие уголья, в северном Подножии появился четвертый итху.

Демон был огромен. Больше трех предыдущих вместе взятых. Демон размером намного превышал взрослого самца ушшуа. Больше всего он напоминал снежно-белую кобылу с подрубленными передними ногами – они были намного короче задних. Передвигался он скачками, будто чувствуя на себе гибельные пятнышки прицелов: груды воинов при его появлении вскинули луки и дротики. Несуразное тело словно шерсть сплошь покрывали короткие зазубренные иглы. Костяные лезвия, заменявшие копыта, высекали из песчаной почвы пыльные фонтанчики. Уродливо откляченный зад, означенный мясистым наростом, бултыхался из стороны в сторону. Головы не наблюдалось вовсе.

Разметав уголья кострища, растоптав в кровавые лепешки более десятка воинов, итху на мгновение замер неподвижно, нарост на его заду надулся, побагровел – и Подножие огласил пронзительный свист. Уцелевшие кабуши кинулись врассыпную – часть воинов врезалась в лагерь вашури, часть – в лагерь суоши. Вокруг демона мгновенно образовалось пустое песчаное пространство. Воины трех народов, слепившись в единую копошащуюся толпу, испуганно переговаривались. Демон потоптался, словно выбирая, в какую сторону ему бежать дальше, и снова раздул багровую шишку на заду.

Его свист оглушал и завораживал. Люди стояли, не двигаясь. Будто демон испускал тончайшие стальные нити, мгновенно опутывавшие округу, больно режущие уши и мозг оказавшихся ближе к нему воинов. Двое из кабуши, побросав дротики, упали на песок, сжимая руками головы. Из рядов копьеносцев суоши выступил один воин, сделал несколько шатких шагов, наступил в костер и не заметил этого. Потом он уронил копье, его вырвало кровью, и он мешком свалился прямо в огонь.

Правитель Туон и Правитель Ака закричали одновременно. Толпа, стряхнув с себя оцепенение, взревела.

Демон итху, дернувшись, скакнул ближе к Правителям, взбрыкнув ножными лезвиями. Нападает? Пытается бежать? Двигался он очень быстро...

Справа, слева – со всех сторон защелкала тетива. Стрелы роем посыпались на демона и, искалеченные, переломанные, упали в песок. Несколько дротиков взвились в воздух, упали на демона сверху, но запутались в густых иглах и осыпались.

Толпа всколыхнулась и разбилась. Симерши, вооруженные тяжелыми метательными дисками с остро заточенными краями, пробились в первые ряды. Правитель Крат махнул рукой. Диски с натужным воем разрезали темный воздух.

Демон заметался и неожиданно высоко подпрыгнул. Большинство дисков пролетели под ним, но два или три угодили в цель – желтыми вспышками разбились об иглы, и единственный глубоко зарылся в белый круп, выбив оттуда веер красных брызг.

Свист... Который опрокинул четверых симерши, как тугой волной.

Движения демона стали быстрее. Он развернулся, взметнув тучу песка, и рванул на симерши, не обращая внимания на стрелы, дротики, метательные ножи, которыми, как смертоносным дождем, осыпали его воины со всех сторон.

Правитель Крат шагнул вперед. Длинные глаза его сияли, безгубый рот был плотно сжат, а над кожистой, покрытой пятнами головой поднимался пар от мгновенно испаряющегося пота. Он опустился на одно колено перед стремительно приближающимся нерожденным демоном. В руках у Правителя поблескивал метательный диск.

Диск – оружие искусных воинов. Шириною от одной до двух ладоней диск бритвенно заточен по кругу краев и чрезвычайно тяжел. Умело брошенный, он отсекает противнику конечность, легко ломает выставленные для блокировки мечи. Нужно быть опытным бойцом, чтобы, метнув оружие, поразить цель, а не лишиться пальцев. Воины народа симерши в совершенстве владели искусством обращения с этим оружием, а диск, который держал в руках Крат, был вдвое больше обычного диска.

Правитель замахнулся и метнул свой диск с такой силой, что упал ничком на живот.

Смертельное оружие поразило цель. Демон с лету ударился о песок, левая задняя нога его, крутясь в туче кровяных капель, отлетела прочь и осталась торчать, вонзившись костяным лезвием в песок, покачиваясь, словно чудовищное обглоданное дерево на ветру.

Толпа взорвалась единым воплем.

Тонко засвистев, нерожденный итху вскочил и ринулся по направлению к Правителю. Из культи струей била кровь, однако и на трех ногах демон скакал не намного медленнее, чем на четырех. Крат еще не успел подняться, когда новый сверкающий смерч метательных дисков врезался в переднюю часть крупа твари, разлохматил плоть, сшиб несколько игл – но не смог остановить демона. Воины народов ашари, кабуши, вашури и суоши поддержали отчаянный натиск. Стрелы и дротики взрывали песок, плющились и разбивались об иглы и лезвия, рвали плоть в красное мясо. Демон, окутанный всполохами кровавых брызг, пер вперед.

Правитель Крат откатился в сторону с пути демона. Итху врезался в толпу, тремя костяными лезвиями кромсая податливые тела. Струи крови впились в небо, крупными темными каплями осыпались в песок. Гигантское тело нерожденного из белого вмиг превратилось в красное. Людские крики пошатнули скалу. Воины бежали – те, кого не коснулись лезвия и не растоптали свои же, – бежали прочь, бросая на ходу оружие.

А потом итху вдруг замер, точно окаменев, и с шумом опрокинулся набок.

Тишина установилась не сразу. А когда смолкли изумленные и испуганные вопли, все услышали негромкое шипение. Это сдувался, морщился, уменьшался на глазах багровый нарост на заду демона. Маленькая заостренная стрелка, пробившая нарост насквозь, повисла на складке толстой шкуры. Демон лежал неподвижно, только слегка подергивался, будто под окровавленными иглами его туда-сюда ходили волны.

В свете зажженных вновь факелов воины шести народов увидели, как к огромному телу подошла, легко ступая по иссеченным трупам, обнаженная девушка со странными широкими браслетами на обеих руках. Огненные ее волосы горели ярче факелов. Она выдернула стрелку из складки шкуры и вложила ее в связку таких же стрелок на поясе. И только тогда обернулась и обвела взглядом всех присутствующих.

Правители Крат, Туон, Ака, Зиу, Гра и Сван – вышли к ней, будто она их подозвала.

А потом был разговор, который слышали все.

– Кто ты? – спросил Крат.

– Я не знаю своего имени, – ответила она. – Раса Создателей из общего мира называет меня чужим именем. Не моим.

– Создателей больше нет! – выкрикнул Сван. – Пусть раса Создателей убирается в свой мир!

Толпа отозвалась мерным и коротким гулом.

– Откуда ты? – спросил Туон.

– Я не знаю места, где я родилась.

– У тебя кожа белая, как у людей моего народа, – сказал Правитель Ака, – но у народа вашури никогда не было таких красных волос. У ашари красные волосы.

– У моего народа темная кожа, – возразил Зиу, Правитель из народа ашари. – У моего народа по семь пальцев на каждой руке.

– Она не похожа ни на кого из нас, – сказали Сван и Крат. – И она не носит одежды. Как ткхамаши.

– Она не похожа ни на кого из нас, – заключил покрытый с головы до ног бурой шерстью Правитель Гра из народа ткхамаши. – Голые люди с белой кожей живут на Скале. Может быть, она тоже жила на Скале?

– Я в первый раз в этих местах, – ровным голосом призналась девушка.

– Я знаю, что в Лесном Поле люди похожи на тебя, – проговорил еще Крат, – но они носят одежду. Скажи, ты из Лесного Поля? Ты пересекла границу?

– Лесное Поле – не то место, где я родилась...

– Зачем ты здесь? – прервал ее Сван.

– Мне нужен Разрушитель. Я ищу его.

Сван рассмеялся:

– Посмотри! Здесь шесть народов Поля Руин. Мы прервали спор, кому быть Полноправным и Единственным Правителем Поля, – мы позабыли о непримиримой вражде. Нас убивают нерожденные демоны итху, но мы не уходим. Мы сражаемся с демонами рука к руке. Мы все здесь за тем, чтобы найти Разрушителя. Зачем ты его ищешь?

– Я не могу сказать, – спокойно ответила девушка.

– Не можешь сказать? Почему?

Правитель Крат вместе с тремя воинами своего народа отошел в сторонку. И почти сразу же вернулся.

– Потому что я не знаю этого, – сказала девушка.

– Морок! – возвестил Крат, подняв правую руку. – Твое имя – Морок!

– Это не мое имя. Это чужое. Этим именем называют меня люди из общего мира.

– Ты убиваешь их, так ведь? Ты – первое порождение Поля, которое осмелилось лишить жизни людей расы Создателей. Так ведь?

Не дождавшись ответа, он подтвердил:

– Ты убиваешь их! Ты убила многих! И теперь ты ищешь Разрушителя. Мы разрешаем тебе остаться с нами.

– Разрешаем, – сказал Сван.

– Разрешаем, – сказал Гра.

– Разрешаем, – сказали Ака, Туон и Зиу.

– Я не просила вашего разрешения, – заметила девушка.

– Разрушитель будет здесь завтра. Настанет новый день, освещенный солнцем Поля Руин, и Разрушитель придет на Скалу, – провозгласил Сван. – Это точно. Так говорил Старейший и Всевидящий Ун.

– Разрушитель будет здесь завтра, – повторила Морок.

– Мы увидели вас задолго до того, как вы подошли к городу, – сказал дозорный, – меня послали, чтобы провести вас.

– К городу? – удивился я.

Место, где мы оказались после четырех часов пути по ночной пустыне, меньше всего походило на город. Посреди рыжего песка то тут, то там невысоко поднимались угловатые обломки белого камня. Из-за красноватого лунного света казалось, что камень сверху был обагрен кровью. Вдалеке виднелась череда переломанных колонн, похожая на хребет чудовища, наполовину засыпанный песком. Совсем рядом тянулась целая стена, сломанная наискось, – в ней сохранились несколько окон и дверь, ведущая в темную пустоту. И повсюду, перемешанные с песком, белели кости, пошевеливались на ветру истлевшие тряпки, изорванные громадные перья; почти неслышно позвякивали большие, похожие на негодные тарелки растрескавшиеся чешуйки; и под большими камнями громоздились целые кучи иссохшего хвороста. Видимо, вся дрянь, которую ветер гонит по голой пустыне, застревала среди белых камней.

– Город, – подтвердил дозорный. В нижней части его лица колыхнулись глубокие морщины – наверное, это означало улыбку. – Где много жилищ и много людей – там и есть город. Теперь в этом городе все гхимеши.

Макс, молчавший всю дорогу, фыркнул и проговорил:

– Логика, блин! И как ваш город называется?

– У таких городов не бывает названий. – Дозорный стал серьезен. – Город мертвый, раньше он имел имя, но сейчас его забыли. Название умерло, а город остался. В Поле много таких городов.

– На то оно и Поле Руин, – поддакнул я. – Слушай, уважаемый, мы некоторым образом спешим. Может, покажешь нам, где тут у вас жилища? И еще нам бы хотелось поговорить со Старейшим и Всевидящим Ирри. Возникли затруднения, и его совет нам бы очень помог. Как поживает Старейший Ирри?

На этот вопрос дозорный не ответил. Сделав нам знак следовать за собой, он засеменил между камней. Кое-где под камнями я замечал черные дыры под землю, прикрытые пустынным мусором.

– Здесь много ходов, – проговорил дозорный, указывая на дыры, – но большинство никуда не ведут. И там живут сшиас. Тем, кто не знает этого города, трудно найти правильный ход. Нам сюда. Прошу вас, идите за мной...

Согнувшись, он скользнул под большую плиту, расколотую пополам. Макс прыгнул следом. Я оглянулся – крави нигде не было видно.

– Борька! – позвал я.

Он не откликнулся и не показался.

– Никита, ты идешь? – гулко бухнул из подземной черноты голос оружейника.

– Сейчас... Борька!

– Птичку свою потерял? – Макс будто обрадовался этому обстоятельству. Вообще, как я заметил, Драконы к моему крави относились с опаской. Чем он их пугал – этого я понять никогда не мог.

– Борька!

Никакого ответа.

– Никита, давай скорее!

Внезапно я увидел его, крави. Большая черная птица, отчетливо заметная на фоне обагренной лунным светом белой плиты, косо вросшей в песок, подняла голову и обожгла меня красными, как воспаленные угли, глазами. Я окликнул снова, но он отвернулся. Перелетел через плиту, опустился на ровную и чистую, довольно обширную площадку, цепкими когтями сгреб песок, отбросил его назад, как собака. Раскрыл клюв и каркнул. Потом прыгнул ко мне и каркнул еще раз.

– Туда? – удивился я. – Там ничего нет.

– Никита, ты идешь или нет? Сколько можно копаться?

А крави именно копался на площадке – раскидывал песок в разные стороны, время от времени поглядывая в мою сторону.

– Никита! – Макс высунул из дыры облепленную рваными прядями голову.

– Ладно, иду, – проворчал я и спустился в дыру.

Подземный ход расширился не сразу. Первые несколько метров мы ползли на корточках. Тучному Максу было труднее – он старался двигаться быстрее и из-за этого чаще ушибал спину и голову о низкий потолок. Потом ход резко пошел вниз, стены раздались в стороны, потолок словно взлетел и стал совсем не виден в липкой темноте. Мы получили возможность подняться на ноги.

Дозорный вел нас уверенно. Скоро звук наших шагов изменился – теперь шипы на наших подошвах клацали звонко, и клацанье отдавалось долгим эхом в непроглядной темноте – значит ход расширился настолько, что превратился в громадную подземную пещеру.

А потом замерцал красно-оранжевый лохматый свет костров. Гхимеши отлично видят в темноте – припомнил я. Огонь им нужен не для освещения, а скорее для приготовления пищи.

Воины, которые встречались нам на пути, пропуская дозорного, горбились в поклонах, бормоча:

– Хвала-Создателям-их-ненависть-позволила-нам-жить... – и я чувствовал, что неприязнь к народу, бесстыдно воспользовавшемуся моей неосведомленностью, исчезает. Вот куда завела гхимеши их жажда силы и власти. В подземные вонючие норы.

Воздух стал гуще, запахло дымом и еще чем-то... вроде как мокрой шерстью и подгоревшей едой. Чем они могут здесь питаться? Надеюсь, встреча со Старейшим Ирри будет короткой, и нам не предложат угощения... Интересно еще, каким образом дым выходит на поверхность? Наверное, гхимеши зажигают огонь только по ночам, или, может быть, эти подземные обиталища так велики, что нужды в дополнительной вентиляции нет? У костров копошились многочисленные фигуры. Некоторые из них явно были женскими, некоторые – детскими. В Полях из местного населения довольно редко можно увидеть кого-нибудь, кроме воинов. Все-таки как ни крути, а Создатели были обыкновенными детьми, мальчишками, противоположный пол их еще не должен был интересовать. От них и пошел уклад абсолютного патриархата. Я замедлил ход, чтобы полюбопытствовать, но, углядев над одним из костров подвязанное на колышках сморщенное тельце сшиас, тут же бросился догонять дозорного и Макса.

Дозорный неожиданно свернул в высокий проход в стене. Опять мы пошли по узкому коридору, и опять звук наших шагов стал глуше. Эхо почти исчезло.

– Долго нам еще? – спросил оружейник, и по голосу я догадался, что он поеживается. – Вообще странно, что Старейший и Всевидящий Ирри нас не встречает.

– Вас встретит Большой Отомо.

– Это еще кто такой?

– Большому Отомо подчиняются все гхимеши, кроме Старейшего и Всевидящего...

– Понятно... Так все-таки насчет Старейшего...

Дозорный остановился и что-то негромко проговорил в темноту. Тотчас впереди вспыхнул факел, и мы увидели, что коридор заканчивается округлым отверстием, освещенным неровным огненным светом изнутри. Дозорный отступил в сторону, давая нам пройти. Макс шагнул первым, я – следом за ним.

От огня в моих глазах еще плясали красные пятна; переступив порог, я мог увидеть только небольшую комнатку с низких потолком и двоих воинов, один из которых держал факел.

– Ирри! – позвал я, прикрывая ладонью глаза.

– Старейший и Всевидящий! – поддержал меня оружейник.

Воин опустил факел пониже.

Старейший и Всевидящий Ирри стоял на коленях посреди комнаты, будто молился – в позе неудобной, когда спина прямая, и пятки не касаются зада. Руки его были странно, по-лягушачьи, сложены на груди – коричневыми морщинистыми ладонями наружу, голова запрокинута далеко назад, а рот широко раскрыт.

– Старейший? – окликнул я, а Макс тронул его за плечо.

– Всевидящий Ирри не услышит, – проговорил кто-то.

Воин, непомерно широкий в плечах и низкорослый, вступил под свет факела. Волосы его, грубые и толстые, как собачья шерсть, были заплетены во множество косичек, ниспадающих на плечи.

– Старейший и Всевидящий Ирри не слышит и не видит вас, – повторил воин.

– Большой Отомо? – уточнил я.

– Хвала-Создателям-их-ненависть-позволила-нам-жить, – склонился воин. – Меня называют Большим Отомо. Народ гхимеши подчиняется мне.

– Что с Ирри?

– Он лишен разума. Он открыл свой разум для того, чтобы узнать истинные планы Совета, и теперь его разум пленен.

– Ничего себе... – выговорил Макс. – И давно он так?..

– Завтра будет пятый день.

Вот тебе и радиоперехват... Я не удержался и сплюнул. Плевок попал прямо под колени застывшему Старейшему. Ирри, конечно, не шевельнулся, а Большой Отомо и воин с факелом отшатнулись. По стенам и потолку подземной комнаты метнулись разлапистые тени.

– Полный привет, – сквозь зубы сказал оружейник. – Скала оцеплена сотнями воинов, черт их поймет, как они узнали о нашем приближении! В общий мир проникают твари, которым там не место; в общем мире нас травят, как псов, и пути к кафу теперь нет... А тут еще и единственный источник информации накрылся...

Факельный свет играл на оскаленных белых зубах Ирри.

– Мы знаем, что к Скале пришли воины шести народов, – проговорил Большой Отомо. – Но мы согласны дать вам ушшуа. Ушшуа принесет Драконов к средним уступам Скалы. Воины у Подножия ничего не смогут вам сделать...

– Ушшуа что – воробушек? – вскрикнул Макс. – Враг у Подножия засечет его за много километров до Скалы. Здесь же открытое пространство! Они пошлют сотню-другую воинов наверх – к средним уступам, и те в конце концов настигнут нас! Разве что лететь ночью?.. Прямо сейчас? Вряд ли успеем. Через полчаса рассветет. Шесть часов от прохода с Ледяного Поля плюс четыре – сюда. Десять часов пешего пути до Скалы. Ну, полет, положим, займет гораздо меньше времени, но... Ушшуа – огромные твари, и окрас у них больше светлый, чем темный. На фоне самого черного неба они все равно будут заметны. А, дьявол, ерунда все это! Думаете, я такой вариант не прокручивал? Ничего не получится.

– Надо было сразу идти, – брякнул я. – Не сворачивая никуда. А там – будь что будет. Я готов к битве.

– А я нет! – рявкнул Макс.

– А ты можешь подождать меня здесь!

– Вообще-то мысль, но... Нет уж, я пойду с тобой.

Он посмотрел на меня, а я – на него. И я вдруг понял, почему Макс решил пойти со мной на Скалу. Пожертвовать собой желает. Желает искупить свою вину за то, давнее предательство – вот и все, и ничего больше. Как глупо-то, господи! И главное – мне-то зачем нужно, чтобы он просто так сгинул? Воин из оружейника, прямо скажем, никакой, в битве помощи мне от Макса не будет. Только мешать будет. Нет, глупо, ужасно глупо! Ни хрена я его с собой не возьму!

– Совесть замучила, ага? – просто спросил я.

– Да пошел ты... – сумрачно ответил Макс, отводя глаза.

– Здоровый, а дурак!

– Помолчи, хорошо?

– Я тебе сказал – пойду один.

– А я тебе сказал – я пойду с тобой!

– Мне что – драться с тобой, что ли?

– Отвали.

– Выбирайте оружие, сэр. На тесаках будем сражаться или на крючьях? Или ножиками пулять?

– Никита...

– Чтобы твоей весовой категории соответствовать, я, пожалуй, использую Большого Отомо в качестве боевого скакуна. Вам, сэр, придется биться пешим.

– Слушай, я серьезно говорю... – вспыхнул Макс.

Вот оно! Еще пару подобных фраз подпустить, и он сам пошлет меня куда подальше.

– Сегодня ночью на небе не было звезд, – вдруг прервал нас Большой Отомо.

Мы одновременно обернулись к нему.

– Какие еще звезды? При чем здесь звезды? – оторопело спросил Макс.

– Значит, завтра с утра облака закроют небо.

Несколько секунд я соображал. Макс догадался первым:

– Средние уступы ниже облаков?.. Черт, я как-то об этом не подумал... А верхние?

– Ушшуа не сможет долететь до верхних уступов, – сказал Отомо.

– А почем ты знаешь, что каф находится наверху? – встрял я. – Может быть, нам как раз на нижние уступы надо?

– Чем ниже по Скале, тем больше вероятность, что нас заметят воины у Подножия.

– Да? Будем искать сверху вниз?.. Вообще, конечно, синоптик-то прав, – проговорил я. – Если сразу взять большую высоту, подняться выше облаков, то мы незамеченными высадимся прямо на Скале. Блин, то есть не мы, а я!

– Воины проводят вас к ушшуа. Сикота полетит с вами.

– Сикота? – переспросил я.

Ну и имечко... Я усмехнулся, но смешок вышел каким-то визгливым. Дозорный, который так и не переступил порога комнаты, пошевелился, чтобы привлечь внимание, а когда я на него посмотрел, поклонился.

– Ушшуа... – не глядя на меня, деревянно проговорил Макс, – они у вас что – тоже здесь, под землей?

– Здесь много места, – склонился Большой Отомо. – Но для ушшуа нам пришлось рыть особый загон.

Минут через пять мы покинули комнату, где словно идол недвижно молчал в темноте Старейший и Всевидящий Ирри. На этот раз дозорный захватил с собой факел. Шли мы не очень долго, все вверх по петляющему среди мертвого камня узкому коридору, и остановились только однажды – на пороге невероятно громадного подземного зала, откуда резко пахнуло нечищеным птичником. Дозорный вытянул руку с факелом; среди лепящихся друг к другу кусков темноты зашевелились, заклекотали десятки чудовищных пернатых созданий.

– Пусть Драконы подождут немного здесь, – сказал дозорный Сикота, – сейчас воины на поверхности сметут песок и снимут перекрытия... Будет шум, и ушшуа будут волноваться...

Далеко наверху заскрипело, посыпался песок – потом в загон хлынул красноватый лунный свет. Сквозь утробный клекот и шелест перьев прорвался хриплый крик. На меня слетел крави. Пылающие его глаза смотрели укоризненно.

«Что ты медлил?» – будто говорил он.

Самое сложное было в том, что итху появлялись внезапно и, казалось бы, ниоткуда. Последний, похожий на обыкновенного бородатого варана, но багровый и лоснящийся, будто с содранной напрочь шкурой, свалился прямо в костер в становище воинов народа симерши. Мгновенно покрывшийся волдырями, он визжал, пока воины рубили его топорами и кололи копьями.

Перед самым рассветом поутихло. Воины спали по очереди. Совсем тихо было, только спустились с неба блуждающие разноцветные огоньки и медленно кружились над головами спящих. Хотя прочие Правители сочли огоньки безвредными, Правитель Крат запретил своим людям глядеть на них – один из его воинов, понаблюдав за полетом огонька, вдруг упал на песок и, дергаясь как в агонии, вопил о том, что Скала падает на него, а земля пузырится, желая поглотить небо. Помешанного пришлось связать.

Когда взошло солнце, огоньки не исчезли, а потемнели, превратившись в беспокойные черные пятна – как тени на воздухе.

Правитель Крат, не спавший больше суток, задремал было, но сразу проснулся от истошных воплей. Через его становище, держась за косматую голову и припадая к земле, бежал воин народа ткхамаши. Десяток бесплотных темных теней гнались за ним.

– Домой! Домой! – кричал ткхамаши. – Духи Создателей мстят нам! Мы все погибнем!

Воины симерши похватали оружие, но Крат запретил трогать безумца. Ткхамаши убежал в пустыню; воины его народа отрядили за ним несколько всадников в погоню, но через полчаса всадники вернулись ни с чем. Глаза их на заросших бурой шерстью лицах были совершенно белы, как глаза людей, увидевших что-то непередаваемо ужасное. Не останавливаясь, они проскакали к Правителю Гра. Выслушав воинов, Гра пригласил пятерых Правителей к себе в шатер.

Переговоры продолжались недолго. Шестеро Правителей покинули шатер и вышли в пустыню. Каждый взял с собою по полсотни воинов. Солнце поднялось высоко, когда пустыня мерно задрожала. Скоро послышался странный переливчатый гул. Линию горизонта на юге затянуло рыжей песчаной пылью. Гул стал громче. Правители молча ожидали. Воинам запрещено было обнажать оружие.

Наконец Правитель Гра закричал:

– Идут!..

Такого количества воинов Поле Руин не видело со времен Битвы. В авангарде длинной цепью шли всадники – их было не менее пяти сотен. Симерши, ашари, вашури, ткхамаши, кабуши и суоши со страхом смотрели на диковинных скакунов, безрогих, с гладкой кожей, тонкой длинной шеей и с пышными гривами и хвостами.

– Демоны... – прошептал Правитель Ака.

– Это кони, – поправил его Крат. – Они умны и послушны. Дети Поля Леса используют их как транспорт и как рабочую силу. Кони умны, но не умеют сражаться...

Тут он замолчал. По мере приближения всадники стягивались плотнее друг к другу. Теперь можно было рассмотреть, что за ними рядами по двое шагают воины с копьями и гарпунами на плечах. У многих были большие четырехугольные щиты, у многих – кожаные или сплетенные из гибких ветвей и лозы доспехи. Позади утонувших по колено в рыжей пыли воинов скрипели длинные телеги, а что было в телегах и за телегами, не представлялось никакой возможности рассмотреть – все закрывали вздымавшиеся до небес клубы пыли.

– Они нарушили границу! – сказал Правитель Гра. – Правило гласит, что мы должны напасть на них!

– Их много больше, – сказал Правитель Сван. – Тысяча. Может быть, даже тысяча и еще несколько сотен.

– Будет великий бой, – сказал Правитель Ака. – Скала обагрится кровью до самых верхних уступов. Пусть ткхамаши стрелами и дротиками поразят их голых скакунов. Когда ряды всадников смешаются, пусть вступят симерши со своими дисками. Надо ударить быстро и перебить как можно больше воинов, пока они не подошли слишком близко.

– Если пеших воинов вовремя не остановить, они сметут все на своем пути, – сказал Правитель Зиу. – Надо отступать, осыпая противника метательными орудиями. Рукопашная схватка погубит все наши войска.

– Надо отойти к Скале, чтобы они не успели окружить нас, – сказал Правитель Туон.

Правитель Крат из народа симерши был первым из тех, кто заявил о своем праве на абсолютное владычество над Полем Руин. Правитель Крат первым завел обычай обносить селения своего народа рвами и крепостными валами, в то время когда прочие народы еще не оставили кочевой образ жизни. Правитель Крат часто говорил со Старейшими и Всевидящими. От них, Старейших, он узнал многое; то, о чем другие Правители никогда не знали или не придавали должного значения. Правитель Крат увел свой народ на восток, туда, где кончается рыжий песок, где растет зеленая трава и высокие деревья, где есть реки и где земля жирная и добрая. Правитель Крат учил своих людей брать от земли то, что она может дать.

– Битвы не будет, – сказал, выслушав пятерых Правителей, Правитель Крат. – Остановите своих воинов. Дети Лесного Поля не хотят нападать на нас.

– Они нарушили границу! – закричал Правитель Сван.

– Смотрите! – проговорил вдруг Правитель Гра. – Смотрите, сколько их! Разве один народ может быть таким большим? Дети Лесного Поля, как и мы, объединились в одно войско, позабыв на время о своих распрях.

– Они пришли сюда за тем, за чем и мы, – сказал Правитель Крат. – Они пришли сюда остановить Разрушителя.

Назад: II. ВОЛЧЬИ ЦЕПИ

Дальше: ЧАСТЬ ВТОРАЯ