И все они почему-то замолчали. Сидели молча, кто смотрел в небо, кто под ноги себе, кто отряхивал ладонью брюки. Только Федор Матвеевич остался стоять и внимательно смотрел вдаль, хотя зачем он это делал — сам бы не смог сказать.

Но все-таки смотрел он туда He зря. Он первый увидел — и в этот миг глазам своим не поверил — как дрогнуло что-то над гранью неба и земли.

На миг только. И сразу же поверил.

— Мужики!.. — вскричал он хриплым от долгого молчания голосом, и вскочили все, как по команде.

— Там, — сказал он и вскинул руку.

И все увидели: там небо над самой землей пришло в движение, заструилось, и стал меняться цвет его — из ясно-голубого стал вдруг тускло-сизым, потемнело оно там, и вот уж совсем темное, и темень вдруг поперла вверх с диковинной и страшной быстротой.

Ветер оттуда толкнулся в лица их — он был холодный, ветер. Сильно зашумели сосны, ворох иголок посыпался с их вершин.

— Ого, господа! — сдрейфил Лев Евгеньевич, непроизвольно отступая назад. — А не пора ли нам того… Поиграли пятаком, да и за щеку?!

Может, и так. Да только никто не успел ответить ничего. Небо померкло все, и стала ночь, и раздался трепещущий огромный шум, как бы летящих крыльев — миг, и все пропало.

И вернулось прежнее: ласковый свет и тишина. Но теперь чуть поодаль, метрах в десяти ниже по склону стоял человек и улыбался.

Игорь присвистнул, пораженный.

— Бог мой! Да ведь это же… Богачев, наш вице-командор!

На что тот весело рассмеялся.

— Верно! Совершенно верно. В том числе и Богачев, вице-командор агентства “Геката”.

Чуткий ученый слух Льва Евгеньевича сразу'же уловил словесные тонкости.

— В том числе?.. То есть?

— То есть, — охотно откликнулся тот, — вы мыслите в верном направлении. — И он вновь дружественно засмеялся. — В нынешнем воплощении — Богачев Владимир Николаевич, прошу любить и жаловать.

— Так уж сразу и любить… — пробормотал Палыч вполголоса.

Огаркова, однако, такое начало весьма заинтересовало.

— Вот как! А позвольте вас спросить о воплощениях предыдущих…

— Лев Евгеньевич… — Палыч покривился.

— Нет, нет, Александр Павлович, отчего же… — живо возразил пришелец. — Вопрос совершенно уместный, и я вполне отвечу. Льву Евгеньевичу. В предыдущем своем воплощении меня называли Симон-маг. Вам это имя говорит что-то?

Имя сие говорило нечто Огаркову и смутно — Палы-чу. Он сдвинул брови, вспоминая… а у Льва Евгеньевича вырвалось помимо воли:

— И с башни прыгали?!

Нисколько не смутился тот, ответил охотно:

— Было такое дело. Правда, впоследствии его интерпретировали неверно. Совершенно неверно, я бы сказал! У меня и в мыслях не было противопоставлять себя Петру и тем более… тем более, сами понимаете, кому. Напротив, я хотел восславить Его. Другое дело, что осуществил я это не лучшим образом, да и возгордился, чего уж там скрывать, возгордился. Хотел, чтобы восхищенные взоры были устремлены на меня, а я бы парил, возвеличивая имя Его… За что и был наказан. Справедливо наказан! Две тысячи лет провел во мраке и скитаниях — но вот, всему есть срок. И вот я здесь!..

Слушатели переглянулись, что вновь вызвало добро-.душный смех рассказчика.

— Видимо, вы мысленно задали себе вопрос: “Зачем? Зачем, мол, он здесь?..” Так?

Лев Евгеньевич пожал плечами — один за всех.

— Так, — удовлетворенно расценил этот жест перевоплотившийся. — Ну и конечно… — тут он лукаво и многозначительно сощурился, — конечно, вам хотелось бы знать, что все это, — он обвел небосвод и горизонт, — вот это все значит?

— Неплохо было бы узнать, — сдержанно произнес Палыч.

— Да. — И собеседник вдруг сделался серьезным. — Безусловно. Вот затем-то я и здесь, чтобы все это рассказать вам.

И рассказал.