Книга: Бог сумерек
Назад: ГЛАВА 10
Дальше: ГЛАВА 12

ГЛАВА 11

…Когда ехали обратно, Игорь хмуро молчал. А Палыч хоть и молчал тоже, был заметно оживлен. Он заметил, конечно, что его сотоварищ мучим некой думой, но у него были свои думы, он вспоминал, сравнивал и наконец уверился в собственной правоте.
— Слушай-ка, Игорь, — сказал он, когда они приехали и шли к дому Федора Матвеевича, — а ведь та штука на мосту… Ну, словом, то происшествие. Оно как-то с нами связано.
— Как именно?
Палыч, прищурясь, посмотрел поверх лесных вершин, освещенных уже послеполуденным солнцем.
— Как именно, не скажу, — сознался он. — Но… Вот придет наш новый союзник, глядишь, и разъяснится.
— А он-то с какой стати?
— Я думаю, что и с ним связано. — Это Палыч сказал твердо.
Игорь хмыкнул, однако сказал спокойно:
— Ну, посмотрим. Послушаем…
Послушаем и посмотрим. Лев Евгеньевич явился действительно около половины седьмого вечера, прикатил на подержанной бежевой “пятерке”, и вид у него был озабоченный.
— Привет, ребята, — наспех поздоровался он. — Слушайте, ну надо же: вспомни заразу — появится сразу!..
И разъяснил свои слова.
Только он расстался с нашими героями и поднялся к себе на третий этаж института, как в коридоре столкнулся… с кем бы вы думали? — с вице-командором “Гекаты”! С этим, как его… Лев Евгеньевич досадливо прищелкнул пальцами…
— Богачевым? — Игорь сдвинул брови.
— Точно! — Огарков обрадовался, затряс пальцем. — Именно так его фамилия.
Игорь помрачнел еще более.
— Ничего себе кино… А если бы мы напоролись на него? Вот был бы фейерверк!.. И что он там делал?
А черт его знает, что он делал. Шел себе по коридору. На Огаркова и глазом не повел, прошел как мимо столба. — Так и попер вдаль, вид сосредоточенный.
Палыч энергично, но бесплодно почесал за ухом.
— Хм… и впрямь чудеса в решете. Что бы это значило, Лев Евгеньевич?
Тот только пожал плечами.
— Ну, Палыч! Ты же грозился: все, мол, просеку. Чего же не сечешь?
— Не до конца секу, — объяснил Палыч. — Вижу, что между этим всем есть связь. Но в чем?..
— Кстати, — вспомнил Огарков, — действительно с моста кто-то кувыркнулся. В институте уже болтали.
— Вот-вот. — Кореньков вздохнул. — И я о том же… Все это звенья одной цепи.
— Эй, звенья цепи, — вмешался Федор Матвеевич, — вы ужинать будете? Пошли в дом, там и потолкуете.
Ужин — печеная картошка, молоко, зелень с огорода, черный хлеб — смели подчистую. Кузьмич тоже принял участие, самолично допил оставшиеся в заначке грамм сто. Когда он убедился окончательно в том, что водки больше нет, интерес его к обществу утратился и он отбыл. Оставшиеся попили чайку, Лев Евгеньевич глянул на часы, сказал, что время поджимает, и продолжил свой
рассказ.
Итак, он продолжил работу с гекатовским персоналом. Решил так: сначала протестирует всех, а уж затем обработает материал. И он с утра до вечера сидел в кабинете, тестировал, тестировал, тестировал… в глазах мутилось. Вечером шел домой как пьяный — чуть не качался. И времени ушло больше, чем думал, пришлось в институте выпрашивать еще несколько суток… Начальство скривилось, но дало. И в десять дней он все закончил. Через его кабинет прошло 582 человека (тогда “Геката” еще не была такой большой, как сегодня).
Дома он с удовольствием ахнул стопку коньяку, закусил лимоном и приступил к обработке данных.
Это была суббота. Начал он в восемь вечера, а закончил в пять утра, уже в воскресенье, очумевший, с красными опухшими глазами, с пустой бутылкой и огрызками лимонной шкурки на столе, совершенно трезвый и ничего не понимающий, что происходит на этом свете.
Результаты эксперимента не укладывались в голове. Да что говорить, вот цифры распределения по группам:
1. 3 человека, или 0,52 %;
2. 21 человек, или 3,6 %;
3. 129 человек, или 22,16 %;
4. 386 человек, или 66,33 %;
5. 43 человека, или 7,39 %;
6. О человек, или 0 %.
Лев Евгеньевич долго и оцепенело смотрел на бумажку с результатами. Методика его за много лет отработалась, соврать она не могла. Значит, оставалось примириться с очевидным и невероятным: в “Гекату” каким-то сверхъестественным образом ухитряются отбирать потенциальных экстрасенсов, волшебников, чародеев… как их там еще назвать. Кстати, Огарков полюбопытствовал, разумеется, кто эти трое, наглухо отмороженные в смысле паранормальных талантов. И оказалось: повар, секретарь и уборщица.
Более всего ущемило Льва Евгеньевича то, что он сам, относивший себя к четвертой группе RQ, каковых чело-веков должно быть не более пяти на сотню, — среди рядовых гекатовцев так легко затерялся в общей массе… Давно уже рассвело, а ему спать и хотеться перестало, он все мучительно размышлял, что бы это значило, и тут его осенила блестящая мысль.
Сходить к цыганам! Протестировать их, чертей. Что даст итог.
Идея эта его так захватила, что он положил прямо сегодня же рвануть в цыганские дворы. Через своих институтских когда-то случайно узнал адрес тамошнего барона. Записал его на всякий случай, но до сих пор не использовал.
Нет, черт побери, как раньше это в голову не приходило?!
Он вскочил, стал готовиться. Душ, пенное бритье, крепкий чай с лимоном. К десяти утра был как огурчик.
Нетерпение так овладело им, что он тут же помчался к барону, надев щегольской светлый костюм.
Ну а дальше все было так, как оно было. Цыгане от контакта уклонились, а Смолянинов, когда Лев Евгеньевич доложил ему о результатах, многозначительно усмехнулся, подмигнул Огаркову и предложил виски. Но тот отказался, ибо был за рулем.
А затем между ними произошел такой разговор.
— Вот скажите, Лев Евгеньевич, — полюбопытствовал Смолянинов, прихлебывая виски, — за все это время ваших исследований… в шестую группу так-таки никто и не попал?
Огарков сообщил — что нет, никто.
— Угу-м… а вообще максимальный результат каков?
Надо сказать, что и на сей раз Белкин остался рекордсменом. Самый продвинутый из гекатовцев набрал 1120 баллов.
Лев Евгеньевич ответил, да заодно рассказал про Белкина, кто тот таков. Смолянинов выслушивал вроде бы рассеянно, но Огарков заметил, что рассеянность его напускная, а слушает он внимательно.
На том разговор и кончился. Вскоре кончился и контракт, и никаких телодвижений по продлению его со стороны “Гекаты” не наблюдалось. Лев Евгеньевич только в означенный день сходил в кассу, получил деньги — очень неплохие — и все. Молчок. Огарков поначалу недоумевал, ибо Смолянинов в прежних разговорах с ним разводил пары насчет долговременного сотрудничества, воплощения практической психологии в реальный менеджмент… и все такое. Но ничего не завязалось и не воплотилось. Прошел еще месяц. И вдруг он стороной узнал, что “Геката” вышла на Белкина и вовсю с ним сотрудничает.
Конечно, первое чувство, которое появилось у Льва Евгеньевича, — обида. Хотя он и был профессионал-психолог, с обидой совладать не смог. Он даже жестоко напился дома. Ну а потом, когда первые чувства схлынули, он трезво проанализировал ситуацию.
Как будто это подтверждало первоначальную гипотезу. “Геката” прежде каким-то интуитивным образом отыскивала одаренных людей, а теперь, цинично использовав его, Огаркова, решила поставить это дело на поток. Ну и пусть! — злорадно решил он. Посмотрим, господа, что у вас выйдет без меня, без моей методики!..
Однако, поразмыслив над этим, он впал окончательно в задумчивость. Ну неужели они там настолько дураки, чтоб не понять, что без Огаркова у них ничего не получится?..
Впечатления дураков они не производили. Так в чем же дело? Они хотели получить окончательное подтверждение своих действий?.. Но если так, то, казалось бы, наоборот, с Огарковым надо сотрудничать плотно и надолго — и тогда в “Гекату” потечет самый отборный поток кадров.
Лев Евгеньевич не привык отступать перед проблемами. Загадка раззадорила его. Он как бы случайно заговорил об этом с Белкиным, сказал, что и он когда-то работал с “Гекатой”… поболтал, словом, и якобы случайно поинтересовался: а как Белкин думает, почему там вдруг заинтересовались психологией?.. Но Белкин тоже был не лыком шит, и вопрос этот он мгновенно отфутболил: “А ты сам как думаешь — почему?”
Честно сказать, такого переброса Лев Евгеньевич не ожидал. Поэтому он невнятно промямлил что-то о новых подходах, о прогрессивных менеджерах… Белкин же в ответ на это довольно ухмыльнулся и искусно перевел разговор на какую-то незначительную тему.
Этот диалог убедил Льва Евгеньевича в том, что Белкину в своих отношениях с агентством есть что скрывать. Он стал размышлять еще активнее, и решение упало само собой, как созревшее яблоко, как всегда в таких случаях бывает. Он даже хлопнул себя по лбу в восхищении и досаде: как раньше такое не пришло в голову?!!
Все просто. Надо поменять причину и действие. Не экстрасенсов отбирают в “Гекату”, а люди сами там становятся ими, эти способности в них развиваются по максимуму в силу того, что кто-то там — кто?!. — включает на полную мощь свою волю, преследующую некую цель.
Ну а дальше не было уже труда сопоставить все то, что видел, слышал, читал о “Гекате”. Руководство ее — в первую очередь Смолянинов — рвется к власти. Под видом частного охранного предприятия уже сформирована мощная военизированная система, будущая личная армия Смолянинова. Причем формируется она с использованием неких психотехнологий, развивающих у людей паранормальные качества — что-то вроде технологий зом-бирования, только с обратным знаком. Так сказать, зомби с неестественно развитыми способностями.
Теперь становилось понятно, что Белкина с его рекордным RQ пригласили для усиления данного воздействия. Огарков стал внимательнее наблюдать за “Гекатой” и скоро убедился, что так оно и есть. Как раз тут подоспел случай с жестокой расправой над шпаной — Льву Евгеньевичу совершенно было ясно, что охранники действовали в состоянии суггестивного или постсуггестивного воздействия…
— Вот скажите, Игорь, — обратился он к Артемьеву, — вы с тех пор, как начали работать в агентстве, никаких изменений в своем самочувствии не замечали? Может быть, незначительных?..
Игорю долго не надо было вспоминать.
— Замечал, — кивнул он. — У меня стала время от времени болеть голова. Вот тут, виски. — Он показал пальцем. — То левый, то правый, то оба вместе. Раньше никогда такого не было.
— Вот, — произнес с глубоким убеждением Лев Евгеньевич, — вот именно… вас там прессуют. С помощью тонких психотехнологий, разумеется. И не последнюю скрипку в этом играет мой малоуважаемый коллега Белкин…
А Белкин явно процветал. Он и всегда-то был несколько фатоват, "а тут защеголял в таких прикидах, что принц, да и только. И снисходительная вальяжность его повадок стала чуть ли не карикатурной. В институте криво усмехались, пожимали плечами, а Огарков, знавший, в чем тут фокус, помалкивал. Но его не покидало чувство, что между ним и Белкиным еще что-то произойдет…
И произошло. Однажды после обеда они встретились в коридоре. Поздоровались, перебросились парой слов. Огарков хотел уже было кинуть “Ну, пока!”, как вдруг Белкин деликатно придержал его за плечо:
— Лев Евгеньевич, подожди-ка… Скажи, ты слыхал что-либо о так называемой Книге тысячи времен?..
— Приходилось, разумеется, — спокойно ответил Огарков. — А что?
Сказал равнодушно, а у самого сердце так и подпрыгнуло. Книга тысячи времен! Еще бы не слышать о ней!.. Далекие недостоверные слухи о какой-то старинной, очень старинной рукописной книге, известия о которой — такие же таинственные и отрывочные — блуждали начиная с самой зари человечества. Еще якобы Соломон держал ее в руках, и его “Екклесиаст”, мол, в известной степени навеян прочитанным… И что “книжный свиток”, где “плач, и стон, и горе”, о коем сказано у пророка Иезекииля, — это тоже она. И о ней писал Платон в “Законах”, и ее будто бы видали у Симона-мага… а потом следы ее теряются. Во всяком случае, о ней много-много лет ничего не было слышно, затем вроде ее вспоминал Калиостро, но его свидетельству особо верить нельзя — старик любил припудрить мозги окружающим…
Белкин смотрел на Льва Евгеньевича прищурясь.
— Что, спрашиваешь?.. — промолвил он наконец, как бы раздумывая, говорить ли далее… и решил сказать. — А вот что. Если я скажу тебе, что видел половину этой книги, ты мне поверишь?
Огарков, не зная как реагировать на такое заявление, ухмыльнулся криво и многозначно.
— Почему половину?
— Почему — не знаю, — ответил Белкин совершенно серьезно, и обычная нагловатая ирония исчезла с его лица. — Может быть, ты мне и поможешь узнать — почему?
— Прости, Юрий Михайлович, я тебя не понимаю, — пробормотал, нахмурясь, Огарков. — О чем это ты?..
А тут и понимать оказалось нечего. На следующий день оба они были на четвертом этаже библиотеки и разглядывали половину книги диковинного вида, испещренной таинственной кабалистикой.
— Только не подавай виду, — шепнул на ухо Льву Евгеньевичу Белкин. — Здесь никто и понятия не имеет, что это. Полагают — манускрипт конца пятнадцатого — начала шестнадцатого веков.
— А у тебя откуда сведения, что это именно она? — так же шепнул Огарков.
— Обижаешь, Лев Евгеньевич. — Белкин лукаво подмигнул.
Огарков осторожно трогал пальцами, переворачивал страницы из удивительного материала: вроде бы это была кожа, но тонкая, почти как бумага, однако прочная и плотная, это прекрасно ощущалось на ощупь.
— Да… — только и протянул он. Когда вышли из библиотеки, из полумрака на яркий солнечный свет, Белкин спросил:
— Что скажешь?
Огарков на это только пожал плечами.
— Не могу. Юрий Михайлович. Ничего не могу тебе сказать…
— Жаль, — коротко отозвался Белкин. — Если уж ты не можешь помочь… — И он комически развел руками.
Больше к этой теме психологи не возвращались. И вообще у Огаркова осталось впечатление, что Юрий Михайлович задним числом кусает локти: зачем рассказал?.. Впрочем, Лев Евгеньевич виду не подавал, и все текло тихо-мирно. Белкин свое сотрудничество с “Гекатой” не афишировал, но и не скрывал особо. И продолжал процветать…
— …теперь вы понимаете, Александр Палыч, отчего вас так стало колбасить там, в библиотеке?
— Это-то я понимаю; но как вы объясните, что от другой половинки книги ни меня, ни кого другого не плющит, не колбасит?!
— Ну, насчет кого другого ясно: не тот уровень. С библиотекарями ведь ничего не происходит, даже с теми, кто в том зале работает! Вообще, сама по себе книга эта, тысячи времен — просто книга, и только. Разве что написанная какой-то криптографией. Как технологический инструмент она начинает работать только в руках посвященного. Вы, Александр Палыч, полагаю, потенциальный посвященный. Кстати, не возражаете, если я вас испытаю на RQ?
— Если это не слишком долго и муторно…
— Что вы, что вы! Обычное тестирование, между прочим, куда менее трудное, нежели на IQ. Разве что в самом деле индивидуального подхода требует, массовый тест может дать искаженные результаты, завышенные, вероятнее всего.
— Так это и неудивительно, — сказал Игорь. — Когда в одном помещении много людей, еще и одинаково целенаправленных, — они друг друга подтягивают. Резервы включают.
— Именно, именно!! — закивал Лев Евгеньевич. — Именно так! Феномен “Гекаты”, между прочим, отчасти этим объясняется, в незначительной степени, разумеется.
— А в основном?
— А в основном присутствие направленной воли. Волевой вектор, так сказать.
— Смолянинов? — Палыч полез за сигаретой.
— Полагаю, что не только он. Должно быть, вся верхушка задействована. Но главный, вероятно, да, он.
— Там вся верхушка-то, — произнес Игорь, — он да Богачев… Остальные, даже замы — так, ерунда. Да и Богачев, как я успел понять, тоже лишь исполнитель.
— Ладно, ладно — Палыч щелкнул зажигалкой, затянулся. — Хрен с ними… Так почему, Лев Евгеньевич, от той половинки книги экстрасенса Коренькова корежит, как бобика, а от этой хоть бы хны? И почему, собственно, книга эта на две половины разорвана?
— Как на первый вопрос ответить — право, не знаю, Александр Палыч. Что же касается второго… ну, тут сно — ва приходится вступить в область легенд…
— Вступайте, — великодушно разрешил Палыч. Огарков потеребил себя за мочку уха.
— Н-ну, есть предание, что во времена первого пришествия и апостолов эта книга была у Симона-мага, а после того, как он с башни брякнулся, апостол Петр ее торжественно порвал пополам: да не будет, дескать, сего… То есть тогда это не книга, разумеется, была, а пергаментный свиток. Его-то, собственно, Петр и порвал. Ну а потом уже… потом каким-то странным образом разорванные половины этого свертка перевоплотились в половины рукописной книги, сознательно незаконченные. Так они и странствуют по свету и когда-то должны будут воссоединиться…
— …и сие знаменует приход конца времен, — в тон ему закончил Палыч.
— Этого тоже не знаю… — Тут Лев Евгеньевич как-то запнулся, не договорил, но Палыч понял:
— Но сделать это надо, — и улыбнулся.
А Лев Евгеньевич вдруг сделался серьезным.
— Я считаю, — медленно и веско вымолвил он, — что в науке… ну, в разумных, конечно, пределах… необходимо делать то, что сделать возможно. Иначе это обязательно, всенепременно будет сделано кем-то другим. Не в приоритете дело, разумеется, — поспешил он добавить, — а в том, что человечеству, видимо, придется пройти через все то, что только может в этом мире быть. Хорошего и грустного. Возможно — значит должно, скажем так.
Кореньков покивал в такт этим словам.
— И эти две половины оказались друг с другом не случайно, — понимающе сказал он.
— Разумеется. А помимо этого, случайностей на свете просто нет.
— Да, конечно, — легко согласился Палыч. Сказав так, он поджал губы в раздумье. Затем оглядел всех.
— Ну что… — промолвил затем. — Видимо, с вами, Лев Евгеньевич, все согласны… — и вновь обвел глазами присутствующих.
Молчание явилось ответом более красноречивым, чем слова.
— Все ясно, — подытожил Кореньков. — Тогда давайте решать, как будем действовать.
— Давайте, давайте, Александр Павлович… позволите еще раз взглянуть на книгу? На вашу, так сказать, половинку?
— А, пожалуйста, пожалуйста. — Палыч охотно вскочил, приволок сундучок.
Когда Огарков бережно взял книгу и стал перелистывать страницы, все невольно как-то сдвинулись к нему, как ученики к учителю.
Лев Евгеньевич с видом вполне многозначительным перелистал все, но ничего существенного не извлек, кроме разве того, что…
— Да, несомненно, книга та же самая, что и в библиотеке. Это она.
— Значит, как-то надо проникнуть в библиотеку?.. — полувопросительно, полуутвердительно произнес Игорь. — В зал четвертого этажа. Как?
— Задействовать вашего Белкина? — спросил Огар-кова Палыч.
— Белкина?.. С Белкиным нечто непонятное.
— То есть?!
— То есть я его не вижу уже несколько дней. И никто не видит, и никто в институте не может взять в толк, куда он делся.
— Несколько дней?.. — Игорь подтолкнул локтем Па-лыча. — А наша заваруха сколько времени длится? Палыч понял мысль Игоря.
— Смотря с какого момента начинать.
— Начинать можно с моего дежурства в библиотеке. С тех пор как я заступил… ровно двое суток прошло. Тут понял и Лев Евгеньевич.
— Иначе говоря, исчезновение Белкина совпадает с началом событий? Весьма, весьма вероятно.
— Вероятно, вероятно… — Палыч медленно потер щеку ладонью. — Вероятно… — промычал он, напряженно соображая что-то.
А Федор Матвеевич вынул из ящика медальон и рассматривал его, простодушно дивясь необычному материалу и теплоте. Он не был праздно любопытен, а кроме того, был щепетилен, и потому, когда-то раз посмотрев, все долгие годы так и не заглядывал в ларец.
Но медальон ему смутно напомнил что-то, вроде бы когда-то виденное… нет, точно, что-то похожее видел… он напряг память, сдвинул брови… но вспомнить не смог.
Палыч поднял палец.
— Труп! — припечатал он. Посмотрел просветленным взором. — Понимаете теперь?
— Труп в библиотеке! — подхватил Игорь, и Огарков тоже просек.
— Хм! — воскликнул он. — Это… пожалуй, это существенно.
— Существенно, но это не самое главное.
— Да?! А что главное, Палыч?
— Главное то, что это, — Кореньков ткнул пальцем в книгу, — может быть опасно для того, кто пытается проникнуть в ее тайну.
— И совершенно безвредна сама по себе, — добавил Игорь. — Ну, Палыч, это не бог весть какое откровение. Мы ведь это уже знали.
— Да, — сказал Палыч, встал и заходил по комнате, сунув руки в карманы. Лицо его стало сосредоточенным. — И все-таки давайте подумаем. Подумаем, подумаем… Федор Матвеевич, что это у вас?
— А. — Федор Матвеевич смутился немного. — Это та штуковина-то, оттуда тоже…
— А-а. — Палыч шагнул к старику. — Можно?.. — Он аккуратно взял медальон. — Лев Евгеньевич, вы видели такое?
— Да, — невнимательно отозвался Огарков, — видел, конечно. Занятное изделие.
Кореньков подкинул кругляш на ладони.
— Занятное?.. Я бы подобрал эпитет посильнее. Совсем чудная штука. Теплая и такая приятная на ощупь, яко воск… — откуда-то из недр памяти выковырнулось выражение. — Но не воск, конечно. Твердая, тяжелая. Камень, не камень…
— Серый камень. — Игорь улыбнулся почему-то. Палыч еще подбросил медальон.
— Да вот я и говорю, не то камень, не то металл… черт знает.
— Серый камень, серый камень… — тихонько припомнил Федор Матвеевич. — Серый камень, сто пудов…
— Что такое, Федор Матвеевич?
— Частушка была такая, помню, в деревне у нас. Серый камень, мол, серый камень, серый камень, сто пудов.
— А, ну да.
И Палыч положил колесико в ларец.
— Так что делать будем, господа хорошие? Какие будут предложения?
Сказал он это так, что все поняли: предложения сейчас будут исходить от него самого. Поняли все, а Игорь озвучил:
— Предлагай ты, Палыч. У тебя, похоже, есть идеи. Палыч остановился посреди комнаты.
— Есть, — молвил он спокойно. — Опять не очень оригинальные, но есть. Надо попасть в библиотеку на четвертый этаж.
— Как?!
— Не знаю, Игорь, пока не знаю. Знаю, что как можно спокойнее и незаметнее… тихой сапой, так сказать.
— Тихой сапой туда не попадешь, — усомнился Игорь, но Палыч возразил:
— Неразрешимых вопросов не бывает, — а Федор Матвеевич и Огарков синхронно кивнули, соглашаясь с ним.
— Ну-ну. — Игорь пожал широкими плечами. — Эх, если б Жорка!.. Вот уж кто всюду бы проник! Он, если б захотел, Джоконду бы сюда из Лувра приволок, не то что книгу эту.
— Жорка, говоришь? — Палыч сощурился вдохновенно. — А что… а у него в газете близкие друзья были?
— Журналист? — поинтересовался, но как-то бегло Огарков.
— Да, — ответил Палыч. — Вот я и думаю: может, кого-то из газеты его привлечь? Хотя бы для того, чтобы туда попасть, в четвертый зал.
Лев Евгеньевич задумчиво огладил голову от лба к затылку.
— M-м… — произнес он. — Давайте прежде попробуем сфокусировать… выстроить по порядку. Как вообще эта “Геката” появилась? С чего началась?
Палыч призадумался, Федор Матвеевич тоже, Игорь сказал:
— Меня тогда здесь не было, я был на службе.
— Статья была в газете, кажется… — припомнил Палыч. — Первый раз появилась: вот, мол, возникла такая структура… Ну и дальше всякий звон о том, как частные охранные структуры нужны и важны. А уже потом пошло-поехало.
— Вот именно, пошло-поехало. — Огарков усмехнулся. — Лучше не скажешь. Пошло и поехало так, что через полгода Смолянинов стал городской знаменитостью номер один. Кстати, откуда он взялся? Вот вы, Игорь, что о нем знаете?
— Да ничего практически. Он нам, как сами понимаете, о своем боевом прошлом не рассказывал. Со слов других… ну, бывший кагэбэшник, полковник, кажется. Из внешней разведки вроде бы… Во всяком случае, был где-то в Африке. В Анголе, кажется.
— Угу… А сам он здешний, земляк наш?
— Земляк?.. Да вроде нет. Нет, нет, точно нет! Вспомнил. Нет, он вообще с Дальнего Востока откуда-то, то ли Владивосток, то ли Хабаровск.
— Ну вот! А вы говорите — ничего. Уже кое-что прорисовывается, и не плохо. Человек служил в Африке, вышел в отставку и возвращается не домой, не в Москву, скажем, не в Питер и не к теплым морям — что можно предположить! — а в индустриальный город, закопченный и экологически не слишком благополучный. Зачем?
— Книга?!
— Других причин не вижу. Итак, возвращается он сюда, создает охранное агентство, и не проходит и года, как это агентство становится мощной боевой единицей, а наш Штирлиц — одной из самых влиятельных фигур в городе. И при чем тут может быть Африка?
— Колдовство? Вуду?
— Ну вы, Игорь, прямо Пуаро! Вот вам и ничего… Чего, да еще как чего! Будучи в Африке, он всерьез занялся Буду и, очевидно, таким образом узнал, что одна половина книги тысячи времен хранится в нашей городской библиотеке. Обладание этой книгой может дать колоссальную власть — так что игра стоит свеч. Он и начал свою игру. Если он психотехнолог высокого уровня, так ему без книг всяких раз плюнуть сколотить контору и выйти в первые лица города, что он и сделал. Но ему, надо полагать, хочется большего!!! И вот тут без книги уже не обойтись. Но для профанов она пустое место, а продвинутых бьет не хуже электрошокера, попробуй только сунься. Тогда он попытался привлечь меня, заодно и убедился, что на верном пути. Затем через меня вышел на Белкина, и принялись они колесить вокруг да около… Что дальше, Игорь?
— Дальше, — в тон ему попал Игорь, — дальше, в ту ночь, когда я заступил на дежурство, они совершили попытку овладеть книгой, и неудачно. Настолько неудачно, что кому-то просто-напросто скосило голову. Я, как свидетель, понятно, стал неугоден, даже опасен, и меня решили убрать, с помощью Сереги. Предварительно отследили мои связи — и пожалуйте бриться.
— Но ничего не вышло, — сказал Лев Евгеньевич. — Почему?
Игорь кивком указал на Палыча.
— Вот он, наш ангел-хранитель. Кореньков не стал ломаться, и слова эти воспринял со спокойным достоинством.
— Что ж… — сказал он. — Но это не моя заслуга, а мой крест, если громко говорить. Вы думаете, я мог себе представить, что мы с Игорем наткнемся на Федора Матвеевича? Да ни в жизни. А Игорь так и вовсе подумал, что у меня малость крышу подвинуло… Но вот поди ж ты — значит, мы по верному пути идем. Да не просто идем, а ведут нас, ведут!! Значит, это кому-то надо?!! Значит, так тому и быть!..
Назад: ГЛАВА 10
Дальше: ГЛАВА 12