ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Бесцеремонное вторжение на территорию, строго охраняемую государством
В одном ещё убережённом от прогресса цивилизации уголке природы Подмосковья, на огромном участке восхитительного соснового бора располагалась одна из самых лучших и желанных правительственных дач. Не самая богатая, но достаточная для того, чтобы товарищи по партии, обделённые таким счастьем, о ней ничего не знали. И хотя участок находился недалеко от города, приблизиться к нему человеку непосвящённому было непросто. Уже на повороте шоссе, ведущего в сторону заповедного местечка, на специальным посту ГАИ, отсекали всех лишних. Ещё дальше находился блокпост с охраняемым военными шлагбаумом.
Дорога с нездешним идеальным покрытием вела к железным краснозвёздным воротам, которые по сигналу с поста распахивались настежь, и машина хозяина, не сбавляя скорости, влетала на заповедную территорию.
По обе стороны от ворот, уходя далеко в лес, тянулась бетонная стена с колючей проволокой. Выстроившийся наряд караула отдавал честь проезжавшим, и ворота снова закрывались.
За стеной продолжался тот же лес, но ещё более густой и ароматный, как будто заботливо ухоженный и политый, с зарослями цветов на полянах, с весёлым щебетанием сытых птиц.
Вот слева от дороги показался добротный двухэтажный дом с островерхой черепичной крышей. Он похож на картинку из книги сказок. Но машина, не сбавляя скорости, катит дальше: это пока только дом для обслуживающего персонала. Вот небольшое кирпичное здание котельной с высокой железной трубой, растянутой с четырёх сторон тросами. Здесь, так же как и в карауле, несут службу солдаты спецвзвода под командой офицера КГБ и армейского прапорщика. В свободное от нарядов время они поступают в распоряжение персонала — столяра, садовника, кухарки, полотёра — или прочёсывают территорию, собирая лишние сухие листья, шишки и ветки; иного мусора здесь быть не может.
Вот дорога идёт под уклон, машина скатывается в болотистую низинку, комариное царство, но метров через сто снова взлетает вверх, ещё выше, чем раньше, и тут у случайного гостя может перехватить дыхание: с пригорка открывается вид на сверкающее лесное озеро, обрамлённое вековыми соснами и поросшими мхом каменными валунами.
Чуть в стороне от песчаного пляжа, опираясь портиком о белоснежные колонны, стоит бывший графский особняк с серпом и молотом на месте родового герба.
Проходит час, другой, в имении наступает вечер.
В озере, всплёскивая то там, то здесь тихую, будто нарисованную, гладь, резвится в нагретой воде рыба. Заходящее солнце рассветило малиновым цветом листву одичавшего яблоневого сада.
В доме с колоннами зажигаются окна. Сначала кухня, потом гостиная и столовая. Потом, после ужина, — кабинет на втором этаже; ещё позднее — супружеская опочивальня.
Ещё более бесцеремонное вторжение, не сравнимое с предыдущим
— Может быть, ты помоешься перед сном? — проговорила Людмила Каримовна, обращаясь к мужу.
Она сидела на краю кровати и не спеша растирала руки кремом. На ней была надета розовая ночная рубашка из тонкой полупрозрачной ткани; на голове, поверх бигуди, сидел такого же цвета чепец.
Павел Андреевич, уже в трусах и в майке, с задумчивым видом остановился возле постели, послушно повернулся и направился в ванную комнату.
— Дружок, ты чем-то озабочен сегодня? — повысила голос Людмила в сторону приоткрытой двери. — Нельзя так много думать, необходимо обязательно давать голове отдых. Занялся бы каким-нибудь спортом… Борис хотя и закладывает лишнего, но играет в теннис — и посмотри, какой у него здоровый вид.
Людмила продолжала о чём-то размеренно болтать, а из ванной доносилось журчание воды и шорканье зубной щётки. Поплескавшись, Павел Андреевич закончил свой вечерний туалет, обтёрся пушистым полотенцем и снова направился к кровати.
— Там, на полке… захвати мне «Сокровища Лувра», — попросила Людмила, уже утопавшая в пуховой перине под одеялом.
Однако Павел Андреевич проигнорировал её просьбу, решительно направился к своему месту, сбросил тапочки и залез под своё одеяло. Супруга посмотрела на него строго и вопросительно.
— Мне нужно с тобой серьёзно поговорить, — произнёс муж, озабоченно глядя в потолок.
Людмила Каримовна ещё за ужином заметила, что супруг немного не в себе. На все вопросы он отвечал невпопад, намазал блин горчицей вместо мёда, с задумчивым видом его съел. После чая долго сидел запершись у себя в кабинете.
— О чём же? — большим пальцем Людмила подтянула кверху мужнин кончик носа, сделав из него пятачок.
Павел Андреевич мягко, но решительно отвёл руку и повернулся к жене, провалившись локтём в перину.
— Людмила, сегодня я получил странное письмо. Написано вскоре после похорон Лёни, и ещё две страницы вложены совсем недавно.
Протянув ладонь, Людмила молча потребовала письмо.
— Погоди, это очень серьёзно. Разумеется, поначалу я решил, что это мистификация, но чем больше я думаю…
Раздражённая неповиновением, Людмила Каримовна холодно произнесла:
— Дай сюда письмо.
Павел Андреевич расстегнул кожаную папку для бумаг и протянул жене шесть машинописных листов бумаги.
— Конверт.
Получив конверт, Людмила Каримовна внимательно его осмотрела. Затем стала читать письмо. Её лицо приняло сначала насмешливое, затем сосредоточенное, а затем, под конец, растерянное выражение. Супруг искоса следил за её реакцией.
Закончив, Людмила ещё раз бегло просмотрела листки и, повернувшись к мужу, сказала:
— Этого не может быть. Они не могут этого знать.
Павел Андреевич налил себе молока из стоящего на ночном столике кувшина. Медленно выпил, утёр губы расшитой салфеткой.
— Пуся, они знают. Они знают всё, что здесь написано, и ещё много.
— Ты должен их найти.
— Должен найти… Пуся, я уже никому не могу доверять. Юра уже генеральный; я не могу к нему обратиться; из Комитета вообще ни к кому нельзя…
— Но… что ты собираешься делать?
— Утро вечера мудренее. Давай спать.
Ещё одно вторжение, степень бесцеремонности которого ставит автора на грань жизни и смерти
«Давай спать», — прозвучало в динамике, Владилен Казимирович щёлкнул тумблером и размял в пальцах новую папиросу.
В огромном богатом кабинете за своим рабочим столом сидел председатель Комитета государственной безопасности СССР генерал-полковник Змий. По правую руку от него, за длинным совещательным столом, — референт Феликс Петрович Коршунов. Перед ними на ковре, вытянувшись по стойке «смирно», — очень немолодой подполковник по фамилии Хромов. Змий разговаривал со своим референтом.
— Кто ещё в курсе этого дела?
— Капитан Рахметов. Был на дежурстве в аппаратной во время записи.
— Он слышал?
— Слышал и немедленно доложил подполковнику Хромову, своему непосредственному начальнику.
— Где он сейчас?
— Продолжает нести службу.
— Это правильно. Хорошо.
Змий пристально и тяжело посмотрел на вытянувшегося по струнке Хромова.
— Всё понимаете?
Хромова от напряжения передёрнуло, он не смог произнести ни звука.
— Ничего, я вижу, вы понимаете. Утечка информации повлечёт за собой тяжкие последствия. Вплоть до моего приказа вы будете один, бессменно вести запись. По телефону вы сообщите семье о длительной командировке. Впрочем, нет: слово «длительной» употреблять не следует. Я запрещаю вам любые контакты помимо контактов со мной и моим помощником Коршуновым.
Хромов перевёл взгляд на Коршунова и задрожал головой, пытаясь кивнуть.
— Сейчас: примите душ. Здесь, в соседней комнате. Затем смените капитана Рахметова и пришлите его ко мне. Не одного, под конвоем.
Хромов не сдвинулся с места, потому что слова «можете идти» ещё не прозвучали.
— Должен вас предупредить… — негромко заговорил генерал, глядя подполковнику в глаза. — Я знаю, у вас хорошая и дружная семья. Поздний ребёнок. Нужно уметь ценить своё счастье. Ваша жена, ваш ребёнок. Девочка… она такой пупсик. Надо об этом помнить. Всегда.
Хромов побледнел, взмок и покрылся пятнами.
— Никто… Ничего… Не узнает.
— Можете идти.
Развернувшись, Хромов не твёрдым, но строевым шагом, более похожим на шаг разжиревшей цапли, удалился.
— Что скажете? — обратился генерал к референту.
— Этот будет молчать.
— Тот, второй?
— С капитаном Рахметовым несколько сложнее. Парень из детдома, живёт в нашем общежитии. Помещение оборудовано под спортивный зал. Не имеет ни гомо — ни гетеросексуальных связей, по всей видимости импотент. Малообщителен, товарищи по курсу отзываются о нём сдержанно. Похоже, что они его боятся. Художественной литературы не читает; выписывает журналы «Вооружение» и «Философия атеизма», а также газету «Советский спорт». Отлично мимикрирует в любой среде: будучи подсадным, не вызвал ни тени подозрения у сокамерников. Почти всё свободное время уделяет занятиям рукопашным боем. Год назад подавал рапорт с просьбой о переводе в следственную часть; очевидно, имеет садистские наклонности.
— Любопытный субъект… Надо на него посмотреть.
— Когда прикажете? После обеда?
— Да…
— Хорошо, Владилен Казимирович.
Рахметов
— Капитан Рахметов по вашему приказанию прибыл.
Генерал с минуту разглядывал хорошо сложенного молодого человека с выдающимися скулами, слегка раскосыми глазами и отчего-то светлыми, почти совсем белыми волосами, бровями и ресницами. Ещё с минуту он полистал страницы личного дела Рахметова и, наконец, заговорил:
— Где ваши родители?
— Вероятно, они умерли.
— Почему вы не женаты?
— Меня не интересуют женщины.
— Что вас интересует? Алкоголь? Наркотики? Сладкое? Подглядывание? Переодевания? Голые дети?
— Нет.
— У вас есть цель в жизни?
— Да. Моя цель — беспорочная служба и уничтожение врагов существующего порядка.
— Имея такую цель, вы когда-нибудь займёте моё место.
— Возможно.
«Случай, несомненно, клинический. Но он мог бы далеко пойти, — рассудил генерал. — Его опустят свои же товарищи».
— Вы далеко пойдёте. Знаете почему я вас вызвал?
— Это письмо… Тот, кто написал его, слишком много знает. Знает то, чего ещё не произошло.
— Подписано: «Ваши единомышленники». Сколько же их всего, на ваш взгляд?
— Двое.
— Почему вы так полагаете?
— Третий донёс бы нам.
— Неплохо. Эти двое могут быть полезны?
— Всё, что нам необходимо, мы уже знаем. Мы можем предотвратить катастрофу, которую они называют перестройкой. Но эти двое могут помешать, они опасны.
С самого начала генерал колебался между двумя решениями: наблюдением и убийством. Теперь он принял соломоново решение: непродолжительное наблюдение с последующим убийством.
— Правильно, сынок. Надо их убить. Но сначала найди их и понаблюдай. Попробуй войти в доверие. Если не получится, то убей сразу. Но как же ты их найдёшь?
— Во втором, ночном разговоре упоминались следы угольной пыли на бумаге. Объект получил письмо через своего астролога. Написано ровно, как в книжках. Надо искать мистика и грамотея, работающих в одной котельной.
— Молодчина. Возьми что тебе надо и поезжай. Какое оружие больше всего любишь?
— Нож.
— Правильно, это самое лучшее. А то у нас тут есть ковбои… шуму много, а толку мало. Пистолетик тоже возьми на всякий случай. Хороший, с глушителем. С титан-серебряными пульками. Дело серьёзное.
— Слушаюсь.
— Ну, иди, капитан. Скоро будем тебе папаху шить.
Рахметов повернулся, прищёлкнув каблуками, и лёгкой, пружинящей походкой спортсмена вышел из кабинета.
Крепкая рука на смену демократии
Настенное зеркало растворилось, и в кабинет вошёл референт.
— Что скажешь? — обратился к нему генерал.
— Я бы не хотел, чтобы такой вцепился мне в горло. Сделайте ему на всякий случай прививку от бешенства.
— Не бойся, он тебя не знает. Слушай, помощник, подменяй этого… Хромова — хотя бы раз в сутки. Часа на два, на четыре, чтобы мог работать. Пускай таблетки жрёт, колется, но месяца два должен продержаться, этого нам хватит. Обещай чины, дворцы — что хочешь, лишь бы не спал.
— Потом… вы его оставите?
Генерал не ответил. Чтобы замять неловкость, референт перевёл тему на более приятную.
— Как вы собираетесь распределить роли в новом государстве, Владилен Казимирович?
Змий снял со стены хлыст и с видимым удовольствием оглушительно хлопнул им в воздухе.
— Для начала создадим новую, великую национальную идею. Такую, чтобы весь народ спятил…
Змий оседлал своего любимого конька. Его глаза загорелись дьявольскими огнями.
— Закодировать теле-радио сигналы! Переписать прошлое!
Хлопок хлыста.
— Всё подстроено Гитлером и американскими сионистами!
Хлопок.
— Реорганизация!
Хлопок.
— Вместо КГБ — НКВД; вместо погон — петлицы!
Хлопок.
— Сталин — с нами!
Хлопок.
— Икона!
Хлопок.
— Поруганный и оболганный!
Хлопок.
— В Мавзолее!
Хлопок.
— Ленин…
Хлопок.
— …Немецкий шпион и предатель…
Хлопок.
— На помойку!
Хлопок.
— Железная дисциплина!
Хлопок.
— Анекдот — десятка. (Хлопок.)
— Агитация — двадцать пять. (Хлопок.)
— Заговор — к стенке!..
Обессиленный, генерал отбросил хлыст, упал в кресло и продолжал, тяжело дыша:
— Всё народонаселение разбито на тройки. Первый следит за третьим, третий за вторым, второй за первым. Мы заставим их работать. Всех умников — в лагеря. Вдоль границы — сплошная бетонная стена с пулемётными вышками — ни одна собака родину не покинет…
Отдышавшись, он заговорил как обычно.
— Нужно всё обдумать. Соберём армейских, прощупаем их настроения. Иди, мне нужно поработать.
Стараясь тихо ступать, Коршунов удалился.
Армейские
Спустя неделю Змий встретился с представителями военного командования на специально оборудованной загородной даче. В стены, полы и потолки были вмонтированы шумовые вибраторы, исключающие прослушивание с расстояния. Когда шесть чёрных бронированных «Волг» выстроились у крыльца, из крытого брезентом грузовика запрыгали автоматчики. В несколько секунд они замкнули кольцо вокруг дома.
Собравшиеся не были самыми высшими военными чинами в государстве, не было среди них маршалов и даже генералов армии, но именно эти люди сосредоточили в своих руках реальную власть.
Их было шестеро.
Председатель КГБ СССР Владилен Каземирович Змий.
Его референт Феликс Петрович Коршунов.
Заместитель министра Обороны по кадрам Семён Степанович Архаров — человек гордый.
Начальник Верховного Генштаба Фёдор Иванович Коренной — был похож на борова.
Заместитель министра Обороны по строевой службе Павел Александрович Лампасов — холёный и голубоглазый.
Представитель военно-промышленного комплекса Бруно Вольфович Карклин — щуплый, неприветливый субъект в штатском с лысым черепом и лёгким прибалтийским акцентом.
Утомлённые поездкой, генералы прохаживались по гостиной, разминая конечности и беспредметно переговариваясь.
— Проходите, товарищи, — пригласил всех Коршунов в кабинет.
Расселись по кругу в привычном порядке: Змий, Карклин, Лампасов, Архаров, Коренной, Коршунов. Выслушали зачитанный Коршуновым секретный доклад «Об экономическом и социальном положении в стране» на начало 1983 года.
Наступила неприязненная тишина.
Всё сказанное было давно и всем очевидно. Для этого не надо было устраивать внеочередного собрания.
— Будущее не сулит земных радостей, — заговорил Змий. — На распродаже природных ресурсов и переработке отходов мы продержались бы ещё лет десять. Однако, по некоторым признакам, нам могут дать пинка под зад уже завтра.
— Что такое? — с оскорблённым видом встрепенулся Архаров.
Змий обвёл тяжёлым взглядом присутствующих.
— Сейчас узнаете. Коршунов, приступайте, пожалуйста.
Последующие полтора часа взмокшие генералы слушали записи разговоров, аналитические выкладки и акты экспертизы. Слово «перестройка» накрыла стол тяжёлой грозовой тучей. Как луч солнца замаячил план военного переворота.
В основных положениях значилось:
— злодейское убийство заговорщиками, врагами советской власти, Генерального Секретаря ЦК КПСС тов. Андропова Ю. В.;
— массовые ночные аресты согласно приложенному списку;
— одновременный захват средств массовой информации;
— введение военного положения и учреждение должности Президента с расширенными полномочиями;
— назначение преданных людей на местах (секретарей Райкомов, поселковых старост), и так далее.
Первым сделал для себя выбор и подал голос Бруно Вольфович Карклин:
— Неплохо задумано.
— Да, у меня тоже что-то такое в голове крутилось… — поспешил поддержать Архаров.
Раскрасневшийся от противоречивых чувств Лампасов отрывисто проговорил:
— Что ж, я тоже не прочь.
Все посмотрели на потного Коренного, и он часто закивал головой.
— Вот и хорошо, я так и думал, — ласково проговорил Змий. — А теперь давайте выберем Президента. Просто поднимем руки и выберем одного из нас на эту хлопотную и обременительную должность.
Армейские переглянулись, и Змий понял, что они могут проголосовать как угодно.
— Ладно, — сказал он и поднялся с места. — Сейчас я вам кое-что объясню. Каждому.
Змий неторопливо шагнул в сторону и оказался позади Карклина. Его руки мягко легли на спинку стула. Карклин нервно поморщился и заёрзал.
— Скажите нам, Бруно Вольфович, стало ли лучше вашей дочери. Состояние здоровья вашей очаровательной дочурки нас крайне беспокоит, мы её все так любим… нашего пупсика. Ей ведь недавно исполнилось тридцать четыре годика?… Уже совсем взрослая девочка. Скоро детки, а там, глядишь, и внучата! Счастливая вас ожидает старость, можно позавидовать.
— Не лезьте не в своё дело, — огрызнулся Карклин, не поворачиваясь.
— Ах, да, совсем забыл! Дочка-то выросла непутёвая. Наркоманка, психическая. Какие уж тут внучата… Сидит в смирительной рубашке, не может наложить на себя руку. Какие жестокие родители — совсем не занимались воспитанием! Мать — хроническая алкоголичка, а папочку дочка видела так редко, что ещё ни разу не говорила ему «ты»! Несчастная брошенная девочка — сначала тайком пробовала из маминых бутылочек, потом попала в дурную компанию, и — бац на иглу! Бедный, несчастный ребёнок…
— Это не имеет отношения к делу, — чуть громче обычного проговорил Карклин. — Это всё, что у вас есть?
— Нет, — вкрадчиво прошептал Змий, наклонившись к большому уху Карклина. — Я даже ещё не начал…
И, распрямившись, он продолжил:
— Я знаю одного человека, который здорово смыслит в денежных операциях. По долгу службы, а он курирует военно-промышленный комплекс, через его бухгалтерию проходят сотни миллионов в валюте, а то, что в рублях, вообще не поддаётся счёту. Куры, — пошутил Змий, — не клюют! Главное, что проверить его никто не может: ком-пе-тент-нос-ти не хватит. А он — знай себе переводит на чёрный день то миллиончик, то другой, а то и десяток миллиончиков. У нас и номерок одного из счетов имеется.
Повернув головы, все стали смотреть на Карклина.
— Так вот, дело в том, что когда мы все начнём рвать когти, спасая шкуры, господин Карклин вдохнёт полной грудью на каком-нибудь из островков Полинезии. Преданные чернокожие слуги, надёжные охранники. И он сам — во всём белом… Любуется закатом с террасы своего белокаменного дома. Это он ещё сегодня утром так думал. А теперь он по-другому думает — ведь я всё знаю, оказывается… И теперь он будет меня слушаться. Будете меня слушаться, сэ-эр?
Карклин судорожно достал таблетки, рассыпая, закинул в рот и запил водой.
Тем временем Змий уже занял место за спиной Лампасова.
— А вы, Лампасов? Зачем вам липовая жена, если живёте с собственным адъютантом?
Вскинувшийся, было, как петух, Лампасов осел и начал покрываться густой краской.
— Но если ты, всё-таки, метишь в президенты и, следовательно, в главнокомандующие, нам придётся переодеть всю армию в юбки — на манер шотландской гвардии.
— Владилен, оставь его, никуда он не метит, — не поднимая глаз, отважно сказал Архаров, и Змий моментально оказался у него за спиной.
— Играете в благородство, генерал? А, между прочим, по поводу благородства, офицерской чести и тому подобных замечательных слов. Вы случайно не знали одного молоденького лейтенанта, который ещё в день выпуска из училища замечательным образом проявил своё благородство? В этот вечер он с сокурсниками вышел из ресторана, и друзья оставили его на улице. Потому что в ресторане он напился, всех достал, и в такси не хватило для него места. А он обиделся и в ближайшем дворике забил насмерть какого-то престарелого бродяжку. Что он тебе сделал, Василий? Наверное, ты зашёл во двор пописать, а он, на свою беду, подвернулся. Сам виноват. Милиция не любит связываться с бродягами, тем более дохлыми… А вот мы кое-кого допросили, провели кое-какую экспертизу. Вообще-то, на гордого офицера у нас накопилось четыре тома. Такая уж тяжёлая работа у кадровика: без взяток — ну никак не обойтись. А ведь нам пишут, сигнализируют…
Змий шагнул к Коренному, но, ничего не сказав, рассеянно похлопал его по плечу и вернулся на своё место, сделав таким образом полный круг.
— Давайте проголосуем, товарищи, — предложил Коршунов. — Я выдвигаю кандидатуру Владилена Каземировича на должность Президента Союза Советских социалистических республик. Кто за?
Первым поднял руку сам Коршунов, за ним остальные. Последним отнял руку от лица Лампасов.
— Пожалуй, на этом закончим, — сказал Змий. — В сентябре я представлю вам подробный план наведения порядка в нашем Отечестве.
В напряжённой тишине, торопливо, генералы покидали зал заседаний. Не глядя друг на друга, скорбно склонив головы, они выходили из дома и садились в свои машины. Их появление было неожиданным (предполагался банкет), и задремавшие водители, ударяясь головами, едва успевали выскочить и растворить задние дверцы. Один за другим тяжёлые автомобили выехали на дорогу, где к ним присоединилось сопровождение.
Змий проводил глазами отъезжавших, удовлетворённо потянулся, достав кончиками пальцев узорную перекладину крыльца, и не спеша расстегнул ширинку.
Окружавшие дом автоматчики скромно отвернулись в сторону.
Коршунов победно щёлкнул замками своего дипломата и тоже вышел на свежий воздух.
В дверях показалось растерянное лицо интенданта:
— А как ужин, товарищ генерал?…
— Ужин?… — Владилен Каземирович почесал затылок и посмотрел на референта. — А что, Коршунов, ужин мы с тобой сегодня заслужили?
— Сегодня заслужили… товарищ Президент СССР.
