Книга: Близится утро
Назад: Глава четвертая, в которой я открываю тайну банного фартука, но от самой бани удовольствия не получаю
Дальше: Часть третья Катакомбы и приграничье

Глава пятая,
в которой друзья нам мешают, зато враги – помогают

Я укрылся в своей комнате. Накатила на меня не то хандра, не то еще хуже – меланхолический сплин.
Порой такое случается, когда сделано большое дело и можно на время расслабиться. Вроде все хорошо, но берется невесть откуда беспричинная глухая тоска – хоть на стенку лезь.
Но сейчас-то с чего…
Нашли мы Маркуса, собрались вместе – почти все. Но в любой миг приятели Арнольда решат, что вопрос уже не в наживе, надо свою шкуру спасать – и бросятся в Стражу. Тут такое начнется… Мне бы сейчас ум напрягать, измысливать хитрые ходы, которых от меня товарищи ждут… А я – не могу.
Сижу, в окно на бассейн гостиничный глядя, на девиц в разноцветных купальных костюмах, что с визгом бросаются в волны. Волны почти как настоящие, даром что их делает механика: могучая паровая машина двигает огромный поршень, который и волнует воду. Хорошая забава. Вон девушка на берегу бокал шампанского допила, на столик опустила и к бассейну изящно двинулась…
Все в душе пусто. Даже на пышную мадьярку любоваться не хочется.
И пить не хочется – уже полчаса бокал с вином в руках грею, а ни одного глотка не сделал.
– Ильмар…
Хелен вошла тихо, я даже не заметил. Подошла, присела рядом в кресло – тоже с бокалом вина в руке.
Бокал был полон.
– Что с тобой, Ильмар?
– Да все очень просто: тоска, – честно сказал я.
– Ты должен гордиться собой, ты вытащил нас из беды, причем в последнюю минуту.
– Ничего я не должен, Хелен. Никогда и никому я ничего не был должен, понимаешь? – Мне вдруг показалось, что я понял сам себя. – Хелен, я же всю жизнь был волк-одиночка. Где хотел – охотился, с кем хотел – дрался, с кем хотел – спал. Не умею я этого – быть в толпе. Да еще и отвечать за толпу! Маркуса с каторги прихватить, с тобой в Миракулюс ринуться – это одно. А вот когда десять человек вокруг, из них половина меня на дух не выносит…
– Ильмар! Да кто тебя «не выносит»?
– Арнольд. Луиза. Даже Жерар.
– Это не половина, – не вдаваясь в спор по существу, сказала Хелен.
– И ты.
Летунья задумчиво посмотрела на меня. С чувством произнесла:
– По морде бы тебя, вор…
– В том-то и дело, что вор, – согласился я. – Все вы высокородные. Вот ты – графиня. В своем замке росла, забот не знала. Прачки платьица стирают, гувернантки этикету учат, мать на ночь в лобик целует, высокородные юнцы стихи читают…
Я замолчал.
Улыбка появилась на лице летуньи, нехорошая такая улыбка, злая.
– Ты прав, Ильмар. Так все и было.
Я уж и рад был бы слова свои назад забрать. Но поздно.
– Прачки платьица стирали, да. Только я платьица эти не любила. Сорванцом росла, по деревьям лазила, с семи лет на коне скакала. Гувернантки этикету учили. Кому и что соврать, как грехи прятать, а если не получится спрятать, то как замаливать. Мать на ночь в лобик целовала, если не забывала с бала на минутку уйти… если не с гостем высокородным в спальню шла… И юнцы стихи читали, да. Когда в неполные четырнадцать лет девства лишилась – тоже стихов наслушалась… дура. Ильмар, что ж ты, думаешь, будто теплый сортир и сытый стол, они человеку счастье приносят?
– Счастье не приносят, а от горя избавляют, – попытался спорить я.
– Да, Ильмар! От горя избавляют. Это и впрямь хорошо, когда от голода живот не подводит. Только ты мне поверь… дуре высокородной, что в горах Далмации два года провела, честь рода отстаивала, а свою в грязь втаптывала… Я тоже всякое испытала. И голод, и мороз, и боль, и страх. К счастью все это никак не относится! Знаешь, когда я счастливее всего была?
Я молчал, но она продолжила, и лучше бы мне этих слов не слышать:
– Когда партизанское гнездо наш разведчик нашел, когда я ночью планёр между скал прогнала и на шалаши, на спящих людей, огненные бомбы сбросила. Когда обратно дотянула, на крыльях пулями истрепанных, но «Фалькон» не разбила, села аккуратно. Когда я с летунами, четверо нас тогда оставалось, вонючего самогона напилась, свое второе рождение празднуя… и потом до утра мы в холодной землянке любви предавались… все четверо. Вот тогда я счастливее всего была! Людей погубив и греха не стесняясь!
– Не надо тебе этого говорить!
– Почему же не надо? Ты меня высокомерной считаешь, ведь так? И правильно делаешь. Но мое высокомерие не в том, что я к тебе с презрением отношусь. Относилась бы высокомерно – так в постель бы с тобой не легла. Ильмар… ты же вор! По дну плавал, тебя сожрать пытались, и ты других жрал. Что же вдруг сопли развесил?
– Я всегда знал, что неправильно живу, – ответил я. Набрался сил и в глаза Хелен глянул. – Такая уж моя судьба. В грязи родился, в грязи жил, в грязи и умру! Никогда не отмыться. Только я знал, есть еще и другая жизнь, чистая и светлая. Кому за свои заслуги дана, кому за предков высокородных. И там все не так. Там уже цветут райские сады, что Искупителем по всей земле обещаны. Там платьица белые, стихи красивые, мысли праведные. Честь и сила. Добро и любовь. Только это не мой мир. Потому и презрение это…
– Нет, – жестко сказала Хелен. – Нигде этого нет. А насчет презрения… Жерар тоже вором был. Потому тебя и предостерег.
– Ну а Луиза с Арнольдом о чем предостерегают? Да, я вор. И ремесла своего не стыжусь. Но попрекать меня…
– Арнольд – стражник. – Хелен развела руками. – Ну что ты от стражника хочешь, пускай от бывшего? Ему вором тебя назвать – словно вновь в Стражу вернуться. А Луиза… ну дура она была, дура есть, дурой и останется. Никто не говорил, что все апостолы будут умом богаты. Наоборот, «блаженны нищие духом…» Да что с тобой, Ильмар?
Она наклонилась, заглядывая мне в глаза. Уже без ожесточенности, без обиды. И вдруг нахмурилась:
– Ильмар… Ты же просто ревнуешь. Завидуешь и ревнуешь!
– Что ты несешь!
– К Арнольду ревнуешь – он все-таки сумел нас вывести, не оплошал. К Луизе – она, при всей ее дурости, заботливой и чуткой себя показала. К Маркусу – он уже в советах и помощи не нуждается, сам решает, как своей силой распорядиться. Ко мне…
Хелен замолчала.
– Не надо, – пробормотал я. – Пустое.
– Ко мне ревнуешь без затей, по-мужски, – закончила Хелен. – И зря.
– Да с какой стати мне тебя ревновать! – возмутился я.
– Ильмар! – Хелен погрозила пальцем. – Ты бы со своей тоской разобрался поскорее. А то и впрямь…
– Что впрямь? – глупо спросил я.
Хелен улыбнулась, встала, качнув бедрами, отпила глоток вина.
– Пойду я, послушаю как Антуан с Маркусом беседу ведет. Приятно старика послушать. Да и ты приходи, может, вместе мы что-то умное и надумаем. Бежать нам надо… это я чую, при всем своем высокородном происхождении. А на Жерара надежды мало.
Я проводил ее взглядом и с досады выплеснул вино из своего бокала прямо за окно. Тут же спохватился, выглянул – но все обошлось, никого внизу не оказалось.
Одного Хелен добилась – вся моя хандра превратилась в раздражение. Ну что за глупость она выдумала? Ревную, завидую… Ерунда.
Задернув штору, я не раздеваясь лег на койку, полотенцем глаза прикрыл за неимением ночного колпака и решил, что стоит забыться сном.
Вот усну и буду спать до возвращения Жерара! Нечего мне, вору, высокородным советы давать. Как прижмет их, так сами прибегут…
Удивительное дело, я и впрямь заснул. Почти сразу. И сну своему не удивился.

 

Я видел лед.
Повсюду – лед. Под ногами – бурые осколки, на горизонте – белые столбы, диковинные, будто оплывшие ледяные свечи высотой в соборную колонну. Ни ветра, ни света, только пронизывающий холод и смутное мерцание. Словно лед морозит все вокруг, и сам же светится – тусклым, гнилым светом болотных огоньков.
А вдалеке, перед человеком, примерзшим к невысокому деревянному столбу, стоял на коленях мальчик-подросток… будто молился, или прощения просил, или совета…
И не мог, никак не мог ничего услышать!
На какой-то миг мне показалось, что даже я слышу, явственно слышу то, что пытается сказать человек, две тысячи лет назад повелевший прикрутить его к столбу, а потом сам себя взявший на Слово…
Но я был слишком далеко.
Словно река между нами, ледяная река, что течет вне человечьего мира, вьется змеей, светит призрачным, не дающим тепла светом.
И я на одном берегу реки, а Искупитель и Маркус – на другом. На одинаково холодных и бесконечно далеких берегах.
Человек на столбе вновь что-то сказал. Я не слышал ни звука, я понял это лишь сердцем.
Но снова не услышал слов.
Слишком далеко.
Я мог лишь надеяться, что Маркус – услышит.

 

Третий раз! Уже третий раз мне снился сон из тех, после которых грешники раскаиваются и в монастыри уходят.
Попусту такое не снится.
Понять бы только, что мне, неразумному, Сестра-Покровительница, снами ведающая, сказать пытается. От чего предостеречь, к чему подвигнуть…
Маркусу помогать, чтобы долг свой исполнил? Он и так от него не бежит.
Совет дать будущему Искупителю? Какие теперь от меня советы… я на одно годен – с каторги удирать да от Стражи укрываться…
Никакого облегчения сон не принес. Но и желания идти к остальным апостолам – тоже.
Я невольно ухмыльнулся своей собственной мысли. Братья-апостолы, сестры-апостолы… А куда деваться, так оно и есть. И вряд ли тем, кто за первым Искупителем шел, легче было меж собой сойтись. Но ведь сошлись и долго, до самого предательства, служили Искупителю верой и правдой…
В дверь постучали. Нет, не оставят в покое меня непрошеные братья-сестры…
– Да! – крикнул я, с постели вставая.
Но против всех ожиданий в двери появился не Арнольд, каменным подбородком вперед, и не Антуан, со всегдашней задумчивостью в глазах. Ко мне вошел руссийский негоциант Комаров. В еще одном праздничном халате поверх костюма, но без очков.
– Не потревожил ли я вас? – с легкой тревогой спросил он.
– Нет, – буркнул я. – Все в порядке.
– Простите, господин… э… – Комаров замялся. Ну да, я ведь не представился накануне…
– Исаия, – сказал я. И тут же сообразил, как нелепо звучит иудейское имя при моем нынешнем облачении.
– Господин Исаия, – ничуть не смущаясь, сказал руссиец. – Я вижу, со вчерашнего вечера вы приняли иную веру?
– Да, – ответил я, проклиная Антуана за идею с маскарадом, себя – за решение переодеться, а всю гостиницу разом – за то, что подселили на этаж к епископу настырного купца. – Беседа с его преосвященством так тронула нас с отцом, что мы перешли в его веру.
– Поистине удивительный человек Жерар Светоносный! – широко улыбаясь, согласился купец. – Собственно говоря, я хотел снова поговорить с ним, но епископа нет в гостинице, в номере лишь его друзья, занятые своей беседой. Может быть, вы составите мне компанию за разговором и бутылочкой хорошего руссийского вина?
Я заколебался. Пить вино, пусть даже редкое и руссийское, мне не хотелось. А уж тем более в компании человека, который насторожен моим внезапным обращением из иудея в сына святой Церкви. Но отказать – значит еще более его насторожить.
– С удовольствием, – согласился я.
Есть такие люди, что могут себе уют где угодно устроить. Хоть в дешевой комнате трактира, хоть в крошечной каюте корабля, хоть в купе дилижанса. Ну а если дать им хороший гостиничный номер – в полную силу развернутся.
Вот и Комаров был из их числа.
На столике раскладном, явно с собой в багаже привезенном, дымился маленький походный кальян, из дорогого узорчатого стекла, что варят в Северной Пальмире. Рядышком – книга в кожаном переплете, очки в стальной оправе, бювар письменный из кожи зверя крокодила, чуть початая бутыль портвейна.
Над столом письменным, где стоял маленький изящный арифмометр и лежали деловые бумаги, Комаров повесил мировую карту, в много цветов прекрасно отпечатанную. И если память мне не изменяет, белых пятен на ней было не в пример меньше, чем на державных картах. В углу стояли кофры из белого войлока, чемодан из красного дерева. Через открытую дверь в спальню я увидел пяток цветастых халатов, заботливо развешанных на вешалке.
Все было изысканно и дорого, все выдавало хороший вкус хозяина и то, что в средствах он не стеснен ничуть.
– Садитесь, садитесь милейший… – Комаров указал мне на кресло, сам сел на другое и укрыл ноги шерстяным клетчатым пледом. – Глоток вина?
Кивнул я, принял из его рук тонкий стальной бокал, пригубил.
– А? – воскликнул Комаров. – Что скажете, дорогой друг?
– Великолепное вино, – сказал я. – Полагаю, в самом Порто не отреклись бы от такого.
Руссиец улыбнулся так гордо, будто сам виноград вырастил, сок выдавил и вино воспитал.
– Португальский портвейн уступает крымскому, поверьте! Понимаю, патриотизм мешает вам это признать… но оцените букет!
Он налил и себе, мы чокнулись, как велит руссийский обычай – сильно, чтобы вино плеснуло, из бокала в бокал переливаясь.
– Какой прекрасный день! – сказал Комаров. – Милейший друг, вы и представить не можете, как я рад вашему визиту!
– Вы ведь работали, – заметил я.
– Работа… – вздохнул Комаров. – Как говорят в нашем народе: «Работа – волк, всегда убежать норовит». Ничего, это все не спешно. Я планирую поставлять в Галлию и Паннонию наши вина… как полагаете, найдут ли они спрос?
– А почему бы хорошему товару спрос не найти? У Державы с Ханством мир, торговля процветает…
Комаров закивал. Опять же с такой радостью, будто я был наместником Галлии, и от слов моих вся его торговля зависела.
– Мир – это прекрасно! Вы не представляете, друг мой, как мы в Руссии ценим эту хрупкую драгоценность!
– Почему же не представляю? – в тон ему ответил я. – Бывал в Руссии.
– Нет, нет! – Комаров энергично замотал головой. – Надо жить в Ханстве, надо постичь все корни нашего народа, чтобы понять, как мы ценим мир! Да, я понимаю, вы видели нашу армию, она внушает смущение, но ведь для одного нужна – мир беречь!
– И Тайная Палата – для того же предназначена, – сказал я. – Что вам от меня нужно, Комаров?
Вздохнул руссийский купец, опустил глаза… будто и впрямь смутился вопросом.
– Нам… да ничего не нужно нам, Ильмар!
Уважаю. Что ни говори, а уважаю откровенность. В ком бы она ни была: в душегубе презренном, в шлюхе дешевой или в шпионе чужестранном.
Смотрел на меня Фарид Комаров уже без прежней добродушной веселости, но куда честнее и откровеннее. И лицо его будто говорило: «не стоит отпираться, мне все ведомо».
– Странные дела, – сказал я. – Время мирное, а шпион руссийский по Державе разгуливает.
– Потому и разгуливаю, – не дрогнув лицом, ответил Комаров, – что время мирное. Начнись война – плохо мне будет. Хотя… по Руссии тоже немало державных купцов ездит. Если будет война честной, так обменяют наших на ваших.
Мы снова сдвинули бокалы. Я отпил еще глоток и сказал:
– И много вас, руссийских негоциантов, ищет Ильмара?
– Все, сколько есть, – не моргнув глазом ответил Комаров.
– И зачем? Если ничего вам не нужно?
– Вам – нужно… – с улыбкой ответил Комаров. – Вам, Ильмар.
– Что же?
– Путь из Державы. Убежище. Защита. Ильмар, милейший… не думайте, что тайных дел мастера только тем живут, что чужие секреты воруют, обманывают и убивают! Порой куда полезнее бывает помочь хорошим людям и ко взаимной пользе дело решить.
– Нам от вас ничего не надо, – сказал я твердо. – Может быть, мы и преступники перед Домом, но Державу не предаем.
– И не надо! – Комаров руки воздел. – Ильмар, мы не просим вас Державу предать! Каждый любит свою страну, на том и жизнь стоит.
– Значит, разойдемся миром, – подытожил я. – Спасибо за чудное вино, сударь.
– Подождите, Ильмар… – В голосе Комарова укоризна появилась. – Выслушайте меня, одну только минутку выслушайте! Разве с вас убудет?
Подумал я и кивнул. Пока он говорит, мне это лишь на пользу.
– Во-первых, – начал Комаров, – не ждите от меня коварства. Согласитесь нашу помощь принять или нет, но выдавать вас Страже приказа нет.
– И на том спасибо.
– Во-вторых, – глазом не моргнув продолжал Комаров, – как нам ведомо, принц Маркус похитил и унес на Слове древний манускрипт, несущий в себе секреты вашей веры. В Русски вера другая, но вашей она не противна. Чтят Искупителя, как одного из святых пророков, близких к Господу, чтят и Сестру-Покровительницу.
– Знаю вашу веру, – ответил я. – Чужая она для нас.
– Про свою веру я вчера всю правду сказал, – нахмурился Фарид. – И для вас должно быть важно, что мне, человеку еретических убеждений, позволяют в Тайном Приказе служить! Ханство – куда терпимее к вопросам веры, чем Держава. И вера в Руссии пусть и чужая, но ведь не враждебная! Для Китая имя Искупителя – пустой звук, для нас – нет. И потому нам тоже интересно происходящее. И если требуется помощь, нужно укрыться от Стражи и Церкви, с умными людьми поговорить – Руссийское Ханство готово взять вас под свою защиту…
Вот с этого и начинать ему стоило, а не молоть вздор про доброту, бескорыстие и уважение к чужой вере. Посмотрел я на Комарова и тихонько головой покачал.
– Понимаю… – со вздохом сказал руссиец. – Все понимаю. Трудно принять от нас помощь, сразу закрадывается мысль, а не навредит ли это Державе. Так?
– Именно.
– Буду честен, наверное, навредит!
Да уж, велика откровенность. Дурачку и то понятно: что Ханству во благо, то Державе во вред.
– В-третьих, – сказал Комаров, – и это самое главное: все вы в беде сейчас. Час назад в управление Стражи по Аквиникуму явились некие высокопоставленные лица и заявили, что в купальнях «Рудаш»…
Он не закончил – да и не нужно это было. Я спросил:
– Откуда это известно?
Фарид только плечами пожал да улыбнулся. Ох не один он в Аквиникуме! Есть у него еще пособники… что ж это делается, руссийские лазутчики в Державе как дома ходят!
– И чем тут поможет Тайная Палата? От Стражи нас отобьет?
Вместо ответа раскрыл Комаров свой кожаный бювар. Вытащил какой-то листочек, посмотрел, поморщился. Достал карманные часы, глянул.
– Стража не знает, где вы скрываетесь, – небрежно заметил он. – Поэтому шум пока не поднялся, войска и Стража оцепляют город посуху. Еще час-два можно будет уйти по Дунаю… при удаче, но корабль вам не захватить. Даже если я помогу.
– Маркус морскому делу обучался, – сказал я, будто хотел уговорить шпиона на каперство.
– Это только в назидательной книжке пятнадцатилетний капитан никаких штормов не боится, – отмахнулся Комаров. – Жизнь – другое дело. Без умения и в неширокой реке ко дну пойдешь.
– Ну и что же Тайная Палата предложит?
– У меня есть свой путь из города. И вас всех я этим путем могу вывести. Всех, – голосом подчеркнул Фарид. – Это и предлагаю.
– Дальше? – спросил я.
– Дальше моими путями отправимся в Руссию. А там определят вас в славный руссийский город Севастополь. Именным повелением хана Михаила всем выдадут вид на жительство в Руссии, каждому – солидный земельный надел в Крымской губернии, вдоволь стальных рублей…
– С чего такая щедрость? Вы же люди бережливые.
Комаров вздохнул:
– Конечно, не даром. Интерес Владетеля к манускрипту настолько велик, что вызвал любопытство и в наших холодных краях. Но неужели разрешение ознакомиться с манускриптом – слишком великая плата за безопасность, деньги, дворянство?
Молчал я.
– Ильмар, у меня есть полномочия давать подобные обещания, – уверенно сказал Комаров. – Слово хана тверже, чем небо! Откуда вам еще ждать помощи? Тайным эдиктом Владетеля приказано всех вас пленить и доставить в Версаль, в стальных кандалах, с кляпами во рту и с неусыпной охраной. Причем только Маркуса велено доставить живым, а остальных – как случится!
– Верю.
– Так подумай, Ильмар. Ваша страна от всех вас отвернулась. А мы – руку помощи протягиваем. Всем, хотя нужен, по большому счету, только Маркус!
Наверное, он не врал, фальшивый руссийский негоциант Комаров. Говорил то, во что верил. Да и руссийский хан, быть может, обещание дал.
Пока им неведомо, что на самом деле в книге содержится, можно и благородство проявить.
Интересно, что они о «манускрипте» думают? За святые писания принимают? Так все же у них вера другая. Манускрипт, пусть самой Сестрой надиктованный, апостолами писанный, не святыня – диковинка, не более того. Ну – купить при случае, ну – украсть. А вот государственным преступникам укрытие предлагать… На такой демарш Ханство бы пойти не рискнуло.
Значит, подозревают настоящую ценность. Может быть, думают, как я когда-то, что в древней книге – секрет производства железа из пустых пород, в старину известный людям. Может быть, ожидают от книги таких откровений, что Церковь нашу пошатнут, а с ней – и всю Державу.
А когда истина откроется, а рано или поздно сработает Тайная Палата, и выяснит правду, наша жизнь медной монеты стоить не будет.
И наградят всех нас, от греха подальше, одним маленьким, но глубоким наделом земли в Крымской губернии. Маркус туда попозже отправится, после того как заплечных дел мастера с ним поработают и книгу со Слова выпытают, мы – пораньше.
Изначальное Слово… власть над всеми сокровищами мира!
Тут уж не до верности обещаниям. Кто бы их ни давал – Хан, Владетель или китайский Император.
– Спасибо за щедрое предложение, сударь, – сказал я.
– Это значит «нет»? – уточнил Комаров.
– Значит, нет. В Руссию мы не собираемся.
Вздохнул Фарид, горестно уставился в бокал, потом снова за часами потянулся, уставился в циферблат. Хорошие часы, с двумя стрелками. Для тех, кому каждая минута цену имеет. Одна стрелка в виде ложки сделана, другая – словно вилка. Затейливо.
– Тогда у меня есть еще одно предложение, – произнес Комаров. – Я помогу вам выбраться из Державы.
– Зачем?
– Чтобы украденный Маркусом манускрипт не достался Дому, – досадливо морщась, объяснил руссиец.
– Хоть как-нибудь, да навредить? – уточнил я.
– Да. Неужели вы против этого, Ильмар? Если против, если столь о благе Державы беспокоитесь – так в чем же дело? Отдайтесь Страже.
– Как я могу вам поверить? – спросил я. – Пообещаете вывести из Державы, а выведите прямо на руссийские мечи.
Фарид развел руками:
– Ильмар! Да это же будет похищение младшего принца Дома! Что вы! Одно дело – дать укрытие беглецам. Держава, даже если узнает, возмутится, протест заявит, ну и все. А вот если станет известно, что Маркуса насильно увели, – войны не миновать.
Говорил он искренне, я ничуть в том не сомневался. Вот уже почти сто лет, как между Державой и Ханством – мир. Худой мир, но и такой всем дорог.
И впрямь, не понимают пока руссийцы всей важности Маркуса.
Добровольно мы с ними отправимся или повинуясь силе – Держава не позволит Руссии владеть Изначальным Словом.
– Подумаю, – ответил я.
– У вас очень мало времени на решение, – сказал Фарид. – У Ханства есть друзья в Аквиникуме, но их силы небезграничны. В течение часа я еще могу вас вывести.
– Куда? – уточнил я на всякий случай.
– В Османскую империю. До Крайова – точно доведу. Сами понимаете, Ханство с османами не в лучших отношениях, так что это не ловушка.
– Я подумаю, – повторил я.
Фарид с улыбкой приподнял бокал. Я же, неумело поклонившись, вышел из номера.
Всюду ловушки. Всюду беда. В Аквиникуме оставаться – все равно что самим Страже отдаться. Поверить лазутчику Тайной Палаты – еще большая беда! Никогда в жизни я с мастерами потаенных дел не связывался. Даже с нашими, хоть и был однажды странный разговор со знакомым торговцем. Тот знал, чем я промышляю, и как-то завел речь о лазутчиках. Мол, если я соглашусь, будучи в чужих странах, мелкие поручения выполнять – никогда у меня проблем со Стражей не будет. Скользкий был разговор, на одних намеках, и я предпочел вид сделать, будто не пониманию предложения.
А тут – человек из Тайной Палаты Ханства!
Беда…
Я кинулся в номер Жерара. Но даже войти не успел – зашумел лифт, стукнули деревянные дверцы, и в коридор вышел епископ.
Мрачнее грозовой тучи.
– Ваше преосвященство… – начал я.
– Зайди, – скомандовал Жерар. И чуть ли не силой впихнул меня в свой номер.
А здесь царило веселье!
Центром его был Антуан, который, стоя у окна, что-то проникновенно декламировал. То ли стихи, то ли чудно рифмованную прозу, но слушали его все внимательно, с улыбками. Даже Арнольд скалился, причем не похоже, что от какой-нибудь похабщины. Хелен улыбалась открыто и беззаботно, Маркус был задумчив, Луиза неуверенно поглядывала на остальных, будто поджидая знак, чтобы рассмеяться в полный голос. Петер наливал в бокал вина – видно, для Антуана, чтобы промочил горло.
– У нас беда, – без обиняков начал Жерар. Улыбки сразу сползли с лиц. – Я пытался получить разрешение на выезд в османские земли, для поклонения святыням, оказавшимся в землях неверных. Кадор мне отказал. И объяснил, по величайшему секрету, что город окружают войска и Стража. Час назад влиятельных людей из Церкви и магистрата оповестили, что в Аквиникуме находится беглый принц Маркус и несколько бунтовщиков во главе с Ильмаром. Все дороги перекрыты.
Арнольд в досаде треснул по столу рукой. Хелен, куда спокойнее, сказала:
– Если попробовать прорваться на лётное поле…
– Девочка, без помощи обслуги тебе не взлететь, – напомнил Антуан.
– Взлечу на толкачах.
– Одна? Или с Маркусом?
– С Маркусом, – поколебавшись, ответила Хелен.
– А мы? – возмутилась Луиза.
Хелен лишь пожала плечами. Луиза беспомощно обвела нас взглядом и часто закивала.
– Хватит состязаться в благородстве, – поморщился Жерар. – Стража знает, что среди вас летунья, лётное поле охраняется.
– Среди вас?– уточнил Арнольд.
– Среди нас, – поправился Жерар. – Я пока вне подозрений, но проверять будут весь город. И я не знаю, что делать.
– Можно попробовать укрыться у нас, родители никогда не выдадут… – начал Петер.
Жерар покачал головой:
– Мальчик, ты не знаешь, что такое облава. Настоящая облава, когда назначены награды, подняты все стражники, привлечена армия. Они не успокоятся, пока не схватят Маркуса.
И как-то невольно все взгляды устремились к беглому принцу.
– Я… – начал Маркус.
Хелен потянулась, легонько шлепнула его по губам:
– Молчите, принц. Жерар прав, не время состязаться в благородстве. Мы спасаем не только и не столько свои жизни.
С полной обреченностью я понял, что выхода у нас нет. Достаточно было посмотреть на мрачное лицо Арнольда, на растерянного Жерара, чтобы убедиться – никто не держал в уме хитрых планов на спасение…
– У нас есть один выход, – пробормотал я.
– Что? – Епископ с недоверием посмотрел на меня.
А Маркус улыбнулся. Понимающе, будто не питал даже сомнений, что его спасут.
– Тот руссийский негоциант, что заходил вчера… аквинец… На самом деле он лазутчик Тайной Палаты. И он знает, кто мы.
На миг в глазах Арнольда полыхнула радость. Еще бы, простому стражнику лазутчика поймать – великая удача. Потом он досадливо поморщился, сообразив, что никакой он больше не стражник…
– Он зазвал меня выпить вина, – начал я. И в нескольких слов пересказал нашу беседу.
Никто не колебался.
– Позови его сюда, – сказал Жерар. – У нас нет иного выхода.
– Сейчас.
Я выскочил в коридор, бросился к номеру Комарова. Постучал, распахнул дверь.
Комаров заканчивал паковать вещи. В объемистых кофрах уже исчезли пышные халаты, затейливые безделушки, бумаги и бутылки.
– Сейчас, Ильмар, – не оборачиваясь сказал Комаров. – Только завяжу покрепче…
– Вы не сомневались, что мы согласимся, – сказал я.
– У вас нет выбора, – подтвердил Комаров. – Не подержите ли тут, пока я стяну края, Ильмар?
Назад: Глава четвертая, в которой я открываю тайну банного фартука, но от самой бани удовольствия не получаю
Дальше: Часть третья Катакомбы и приграничье