Глава 2 Шериф
Мирная жизнь — точнее, жизнь гражданская, — начинала налаживаться. Прошло две недели с того момента, как я приехал из Ставрополя и положил автоматическую винтовку Калашникова в стальной ящик под кроватью. Жил я в офицерском общежитии — квартиру, на получение которой по сертификату имел право после окончания действительной службы, еще не выбрал.
Общежитие, хоть и напоминало казарму — там мы обитали по два человека в комнате, а «на гражданке» комната принадлежала мне одному, — было вполне благоустроенным. Душ и туалет в каждой комнате, две кухни на этаж… В казарме с удобствами было хуже, зато кормили централизованно. Сейчас я часто ходил в кафе — готовить самому не хотелось, хотя все условия для этого имелись. Говорят, что армейская жизнь дисциплинирует. Это верно. Но в некоторых вопросах и развращает — младший офицер может совершенно не заботиться о еде и об одежде. То есть заботы эти своеобразны: ты должен накормить своих солдат в любых условиях и держать одежду в приличном состоянии. Но это совсем не то что готовить самому и выбирать, пиджак какого фасона купить.
С военными привычками пора завязывать. Я уже побывал на тракторном заводе, куда меня без проблем принимали инженером, посетил офис городских электрических сетей — там тоже можно было трудоустроиться, но работа была специфической — со многими льготами, но и своеобразными обязанностями. Энергетическая безопасность — основа экономики. Служба в электросетях во многом напоминала армейскую — с ночными дежурствами, жестким графиком отпусков, строгой дисциплиной. А я не для того ушел из армии, чтобы получить ее безопасный эрзац. Опасностью настоящего офицера не напугаешь, а вот неукоснительное соблюдение дисциплины не всегда по вкусу тем, кто не собирается связывать с армией всю жизнь…
Сегодня я намеревался посетить еще одно предприятие — телефонную компанию Максимова. Фирма частная, какие в ней подходы к служащим — нужно выяснить. Делом занимаются интересным — внедрением беспроводной связи. Пока что каждый аппарат стоит очень дорого, но, по прогнозам, лет через десять мобильные телефоны перестанут быть роскошью. Правда, по специальности я не связист — но за спрос денег не берут. Может, господин Максимов захочет взять только что отслужившего положенные четыре года офицера и положит ему зарплату, скажем, в пятьсот рублей… А если меньше — так лучше уж идти на тракторный завод. Надежнее.
На улице стоял мороз — градусов десять ниже нуля. Для нашего южного города температура низкая и непривычная. Из теплых вещей у меня был только армейский бушлат на синтепоне. Его я и надел, нацепив поверх перевязь с клинком. Немного комично, под такой бушлат больше подходила автоматическая винтовка или кобура с пистолетом, — но я теперь не в армии.
Надел я и армейские ботинки — теплой гражданской обувью обзавестись еще не успел, руки не доходили. Перед потенциальным нанимателем было даже немного стыдно: подумает, что я давлю на патриотические чувства — только что вышедший в запас офицер, которому даже не на что приобрести одежду… На самом деле я купил модное драповое пальто и отличные легкие туфли, рассчитывая на теплый климат, — но тут ударили морозы. Пальто продувалось морозным ветром, и бродить в нем по городу без машины вряд ли разумно. А на собственный автомобиль я еще не заработал даже с учетом всех армейских премиальных.
Одевшись, я спустился на первый этаж — лестница, как и в офицерской казарме, застелена ковровой дорожкой, только в общежитии дорожка не совсем идеально вычищена. Консьержка, Зинаида Петровна, неодобрительно взглянула на мой бушлат. Еще и шпага поверх него, а не под плащом, как принято… Но ничего не сказала — в ее обязанности, как ни крути, не входит следить за внешним видом жильцов. Хотя женщина суровая, при случае может высказаться. Считает, что таким образом соблюдает государственные интересы. Гражданка, между прочим, а не жительница — хотя образование у нее неполное среднее. Но заработала гражданство многолетним трудом в государственных структурах. У нас в общежитии у Зинаиды Петровны закат карьеры. По ее словам, она и в министерстве вахтером сидела, и на оружейном заводе. Словом, там, где требовалось Родине.
Не успел я переступить порог, как в лицо ударил ледяной ветер, да еще и с мелкой порошей. Солнце скрыто густыми серыми облаками. Мрачно, холодно, тоскливо… Быстрым шагом, почти бегом я направился к остановке. На такси ехать дорого и незачем, пешком идти далеко и холодно. Две остановки, пересадка, еще несколько остановок — я точно не знал сколько, — и я буду на месте. Контора Максимова ближе к центру, в старой части города, — да только какая мне разница? Если сговоримся, выберу квартиру ближе к работе. Хотя Западный район мне нравится больше. Зеленее, дома новые, дороги лучше. На старину красиво смотреть, но жить в доме, где проектом не предусмотрен водопровод и трубы все время перемерзают, а канализация забивается, — удовольствие слабое. Пусть даже здание построено в прошлом, а то и позапрошлом веке и является историческим памятником — тем, кто живет в нем, от этого не легче.
Автобус подошел, обдав меня и двух пожилых женщин черным облаком выхлопных газов. На морозе двигатель работал плохо, топливо сгорало не полностью. В последний момент к автобусу подлетел высокий мужчина лет сорока пяти в дорогом драповом пальто. Ножны с клинком он держал в руке — словно взял оружие впопыхах. Впрочем, скорее всего так оно и было — опаздывал куда-то.
Мест в автобусе хватало, и я сел ближе к передней двери. Можно было вообще не садиться, ехать всего четыре остановки, но, с другой стороны, зачем стоять? Мужчина, догнавший автобус, опустился в кресло позади меня и часто задышал — пробежка далась ему нелегко, а может быть, он был чем-то болен. Терять форму в таком возрасте еще рано — особенно если ты гражданин и носишь шпагу не только как знак статуса.
Двигатель зарычал, автобус, пробуксовывая, тронулся. Столичные пассажиры сейчас достали бы газеты, журналы или покетбуки и углубились бы в чтение. Точнее, попытались бы углубиться — вряд ли атмосфера общественного транспорта способствует вдумчивому чтению. В армии мне довелось полгода служить в столице, иногда приходилось ездить и на общественном транспорте. В нашем городе расстояния не так велики, и хотя читать любят не меньше, в дороге этим не занимаются.
Перед остановкой «Волжский проспект» я поднялся и пошел к выходу. Мужчина, который догонял автобус, опять заторопился — вскочил, обогнал меня, едва не оттолкнув… Что ж, бывает — наверное, человек и в самом деле спешит. На ступеньках он споткнулся, уронил ножны с клинком, а сам чудом не упал лицом в снег. Я поднял его шпагу, вышел, протянул оружие мужчине:
— Скользко…
Моя реплика незадачливого пассажира, похоже, возмутила. Он был раздосадован своей неловкостью, а раздражение спроецировал на меня.
— Не так уж и скользко. То, что я не так ловок, как прежде, не повод, чтобы издеваться надо мной. Хоть я и выгляжу пожилым человеком, отпор по-прежнему могу дать.
— Издеваться? Извините, пожалуйста… Я ничем не хотел вас обидеть. Мне кажется, в моих словах не было ничего дурного.
— Вам только кажется. А почему вы считаете, что хватать чужой клинок, даже если хозяин его уронил, допустимо?
— Еще раз извините. Я хотел помочь. Не предполагал, что мой поступок вызовет ваш гнев.
Автобус обдал нас облаком удушливого дыма и отъехал.
— В тех местах, где я жил прежде, такой поступок считался несмываемым оскорблением, — продолжал возмущаться мужчина.
Меня его поведение начало раздражать. Попытался ему помочь — нарвался на брань. Извинился, и, похоже, мой собеседник решил покуражиться надо мной. Но драться по такому пустячному поводу попросту глупо. К тому же я в гораздо лучшей форме — не вызывать же мне на дуэль если не старика, то, во всяком случае, человека, который вдвое старше меня, да еще и пробежать десять метров, не запыхавшись, не может?
— А у нас помочь спутнику всегда считалось нормальным, — ответил я. — У вас больше нет ко мне претензий?
— Да вы зарываетесь, молодой человек! Позвольте, я вас примерно накажу. Не смотрите, что я двигаюсь неловко, — шпага из моих рук не выпадет.
— Вы меня вызываете?
— Да! А вы думали отделаться извинениями?
— Что ж, я готов. Когда и где?
— Здесь и сейчас! — решительно объявил мужчина.
Я оглянулся по сторонам. На людном обычно месте — перекрестке Волжского проспекта и Донской улицы — сейчас было совсем немного народа. Продавец газет, две торговки с семечками, несколько женщин, ожидающих автобус.
— Прямо здесь? Мы помешаем людям.
— Отойдем во двор.
— И будем драться без секундантов?
— Я не собираюсь вас убивать. Только пущу кровь — чтобы она не слишком ударяла в голову. А «скорая» сюда приедет быстро.
Ситуация мне решительно не нравилась. Какой-то странный, ничем не спровоцированный вызов. Противник отказывается принять извинения, хотя в таких случаях этим, как правило, ограничиваются. Может быть, он бандит? Мошенник? Надел под пальто панцирь, хочет меня убить и ограбить? Но что у меня можно взять? Даже по одежде заметно, что я не миллионер. Да и не ездят молодые миллионеры с городских окраин на автобусах.
Может быть, он просто сумасшедший? Не гражданин, а житель, который украл у кого-то шпагу и сейчас хочет пустить ее в ход? Или он просто пьян? Нет, на пьяного мой противник похож не был. Только глаза блестели как-то подозрительно… Было такое ощущение, что ему очень весело. Может быть, он наркоман? Хотя наркоман в таком возрасте — это очень сомнительно. Люди с неуравновешенной психикой, граждане они или жители, редко доживают на свободе до таких лет. А никакой нормальный человек наркотики употреблять не станет.
— Так что, вы не испугались, молодой человек? Или поджилки трясутся? — продолжал провоцировать меня мужчина.
Конечно, я поступал неправильно. Никогда не нужно давать волю чувствам и идти на поводу у таких наглецов. Хочешь дуэль — изволь, но по моим правилам, в удобном для меня месте и в удобное время. Однако кто из нас идеален? Кровь и правда бросилась мне в голову. Я хотел наказать нахала прямо сейчас, не откладывая дела в долгий ящик. Не убивать его, конечно. Обезоружить, сломать шпагу и пнуть от души — не приставай к нормальным людям, которые тебя не трогали!
— Идемте. — Я коротко кивнул, сдерживая готовое прорваться раздражение.
— Вот тут как раз двор удобный. — Мужчина указал за угол большого серого дома. Складывалось ощущение, что он знает все здешние закоулки или дрался в этом дворе не раз. А может, его ждут там сообщники? Но кому и зачем я мог насолить? Я и в городе всего-ничего… Только и успел, что оформиться в общежитии, посетить несколько предприятий в поисках работы и записаться в фехтовальную школу — навыки нужно совершенствовать. А брать у меня, по большому счету, нечего. Армейский сертификат на квартиру — именной.
Я положил руку на эфес клинка, пропустил мужчину вперед. Тот смело повернулся ко мне спиной, зашагал по заснеженной тропинке между черных стволов деревьев — подальше от людских глаз. И куда только пропала его одышка? Странно, очень странно.
Дворик, выбранный моим противником, действительно оказался глухим. Три контейнера для мусора, протоптанная к ним дорожка, расчищенная площадка — на ней, наверное, играли в хоккей или футбол ребятишки. Но утром их здесь не было.
— Хотел бы знать, с кем имею честь скрестить клинок, — заявил я, когда мы остановились посреди площадки.
— Петр Михайлович Голицын, — представился мужчина. — А вас как зовут, молодой человек?
— Никита Волков, — машинально ответил я.
Стало быть, я собираюсь драться с Голицыным? Представителем одной из древнейших дворянских фамилий? Да быть того не может. Он меня обманывает. Чтобы кто-то из Голицыных вот так прицепился к только что отслужившему действительную офицеру или солдату — даже с целью просто его «поучить»? Быть не может… Воспитание не то. Хотя ни о каких Петрах Михайловичах Голицыных я прежде не слышал — но я, по большому счету, не знаток дворянских родословных древ. Сам не «голубых» кровей, предки получили дворянство за службу… Да и историей увлекался постольку поскольку. Мне больше по душе точные науки.
Между тем мужчина сбросил прямо на снег пальто — под ним оказался дорогой костюм. На лацкане пиджака тускло блестел орден Святого Владимира…
— Ну же, молодой человек! Вы раздеваться не станете?
Я не мог поднять клинок на заслуженного человека, орденоносца. Хотя вел он себя неподобающе. Точнее, вел он себя как раз вполне достойно — только вызов его был надуманным. Но и просить прощения еще раз было просто глупо. К тому же теперь это трактовалось бы как робость перед фамилией и положением этого человека. Поэтому оставалось только скинуть бушлат и обнажить шпагу.
Голицын усмехнулся, зачем-то снял перчатки. И тут на душе у меня сделалось совсем пасмурно. На безымянном пальце левой руки моего противника сверкало кольцо лимонного золота с ярко-синим сапфиром. Знак академической фехтовальной школы, к мастеру которой я записался совсем недавно. А я, хоть и дрался неплохо, прекрасно понимал, что против мастера не выстою и двух минут.
— Начнем? — поинтересовался я, прикидывая, какие шансы у меня отделаться легкими телесными повреждениями.
— Отказаться от боя не хотите? — усмехнулся Голицын. Взгляд, брошенный на кольцо, от него не укрылся.
— Гражданину не пристало отказываться от боя, Петр Михайлович, — покачал головой я. — Видит Бог, я не виновен перед вами — но, если вы хотите получить удовлетворение, вы его получите.
— Что ж, нападайте, молодой человек.
— Нападайте вы. Я не имею к вам претензий.
Голицын начал наступать. Стандартная позиция, выпад, поворот. Отбил мою шпагу, контратаковал. Двигался он неспешно, и все его действия очень напоминали движения моего нового учителя фехтования. Словно бы он и в самом деле решил преподать мне урок — но не хорошего тона, а боя на шпагах.
Ложное движение, выпад, тоже оказавшийся ложным, неудачная контратака с моей стороны — и Голицын зафиксировал шпагу в сантиметре от моей груди.
— Попался, — констатировал он, довольно усмехнувшись.
— Признаю себя побежденным. — Я опустил шпагу.
— Нет дерись! — возмутился Голицын. — Я не получил должного удовлетворения! Вперед!
Мы опять начали фехтовать. Как я ни старался, ни увеличивал темп, поймать мастера мне не удалось ни разу. Не то чтобы ударить на поражение — даже зацепить его не представлялось возможным. А двигался он теперь на удивление быстро и ловко. С трудом верилось, что этот человек мог споткнуться на выходе из автобуса и тем более выронить клинок. Одышки тоже не было.
— Огнестрельным оружием хорошо владеешь? — поинтересовался Голицын после очередной быстрой атаки.
— Лучше, чем шпагой, — зачем-то признался или похвастался я. — Только из армии вернулся, если вы не догадались.
— Да все я понял… Работа тебе нужна?
Я вздрогнул.
— В каком смысле?
Голицын вновь остановил шпагу — на этот раз около моего горла.
— Тебя слишком легко смутить. Это не очень хорошо.
— Я только начал тренировки по фехтованию. В армии мы занимались другим, не было возможности посещать тренера.
В конце концов, я не совсем дурак, и теперь, когда Голицын мне представился и два раза не использовал возможность ударить наверняка, понял, что его вызов был лишь предлогом посмотреть, как я фехтую. Но для этого ведь существуют и более простые способы. Значит, цель у него другая. Выяснить, как я поведу себя в экстремальной ситуации. Но откуда он меня знает? Как нашел?
Глупо верить в случайные встречи на улице. Шел по улице князь Голицын, встретил подтянутого молодого человека и решил проверить его на прочность. Чтобы дать какое-то важное поручение… Нет, так не бывает!
Может быть, он просто сумасшедший, хоть и Голицын? Или бандит? В конце концов, и дворянин может быть бандитом — в истории случалось всякое. Но вот то, что он мастер академической школы… Как ни парадоксально это звучит, редко человек, достигший такого мастерства в фехтовании, становится на антиобщественный путь. А если и становится, то долго не живет. Так что скорее всего это самый настоящий Петр Михайлович Голицын. Вполне адекватный. И совершенно непонятно, чего он от меня добивается.
— Будем продолжать бой? Ты не хочешь взять реванш?
— Вряд ли мне это сейчас удастся. Может быть, через год или два.
— Разумно. — Голицын широко улыбнулся. — Тогда одевайся. Замерзнешь. У меня к тебе есть разговор.
— Я догадался.
— Вот как? О чем же ты еще догадался?
— Больше пока ни о чем.
— Что ж, наверное, у тебя просто мало информации.
Из бокового кармана пиджака Голицын достал серебряную звезду и прицепил ее к лацкану пальто.
— Вы — шериф? — Вопрос был лишним, но должен же я был как-то обозначить факт того, что сообразил, с кем имею дело. — В чем-то меня подозреваете?
— А есть в чем? — поднял брови Петр Михайлович.
— Нет. Насколько я знаю, нет. Но это единственное разумное объяснение тому, что шериф такого большого города решил заняться мной лично.
— Наш город разбит на округа, поэтому шерифов несколько. Ты не знал? Я работаю в Западном округе — там же, где и живу. Но и там подопечных хватает, ты прав. А больше объяснений моего интереса к тебе не имеется?
— Нет.
Петр Михайлович надел пальто, ловко приладил перевязь с клинком, хлопнул меня по плечу:
— Ты не так уж плохо дерешься. Хорошая физическая форма, а опыт и навыки — дело наживное. Мне нужен помощник. Я подбираю кандидатуру. Тебя рекомендовал Зарубин — сказал, что ты только что вернулся из армии, на работу пока не устроился, из хорошей семьи… Вот я и решил посмотреть на тебя — не слишком ли горяч, не очень ли робок.
Вот оно что… Стало быть, обо мне Голицыну рассказал учитель фехтования. С ним они, наверное, прекрасно знакомы.
— И какое мнение вы составили?
— Все нормально. Драться на меня прямо в автобусе не бросился, но и дуэли не испугался.
— Я гражданин.
Мы направились к остановке. Я шел слегка позади, и Голицын поворачивался ко мне вполоборота, когда что-то говорил. Профиль его был по-настоящему благородным: волевой подбородок, нос с горбинкой, высокий лоб.
— Понимаешь, и граждане бывают всякие… Собственно, я не думал, что ты робкого десятка. Но робость — еще не самое плохое качество. Задиры мне не нужны тем более. Сколько человек ты убил на дуэлях?
— Пока ни одного, Бог миловал.
— А дрался сколько раз?
— Раз пять доводилось. Но все больше тупым оружием. Еще в школе.
— Что ж, и в досье твоем так написано, но досье не всегда отражает истинное положение дел. Словом, если хочешь, можешь поступить ко мне помощником. Сначала, конечно, испытательный срок — пару недель. Если ты подойдешь работе, а работа подойдет тебе — останешься.
На остановке по-прежнему было мало людей. Голицын поднял руку, подзывая таксиста, который переминался с ноги на ногу возле торговок семечками.
— А где я вас найду?
Петр Михайлович засмеялся.
— Будущий помощник шерифа не должен задавать таких вопросов. Мы не подменяем полицию, но очень часто нам приходится вести свое расследование. Если ты не знаешь, как найти человека, который не скрывается, вряд ли найдешь того, кто захочет от тебя спрятаться.
Таксист, мужичок с не очень густой темной бородой — не знаю, почему но таксистами у нас все больше работают выходцы с Кавказа, — заговорил быстро и с придыханием:
— Куда ехать, господа? Домчу быстро, скользь какая — быстрей ни с кем не доедете… У меня резина шипованная.
— Мы не спешим, — спокойно ответил Голицын. — Так что не гони. Я тебя подвезу, Никита, садись в машину.
— Спасибо, мне недалеко…
— Тем более. Да и разговор не окончен.
Мы сели на заднее сидение старенького «Руссо-Балта». Голицын приказал водителю ехать в центр, ободряюще улыбнулся мне, задернул шторку, отделяющую пассажиров от таксиста. А я продолжил начатую тему:
— Вообще говоря, найти вас, наверное, не так сложно. Служба шерифов имеет какую-то штаб-квартиру. Только я пока не знаю, где она и когда вас можно там застать. Впрочем, наверное, можно позвонить? Телефон шерифа наверняка известен всем справочным бюро?
— Точно. Сразу видно, что закон ты прежде не нарушал, да и от нарушений закона не страдал — слишком мало знаешь о нашей работе. Что же ты, и фильмов о шерифах не смотрел?
— Да в армии как-то не до кино было. А в детстве я больше фантастикой увлекался.
— Понятно. Хотелось бы еще немного с тобой побеседовать, выяснить некоторые вопросы. Ты не слишком спешишь?
— Ну, не то чтобы спешу… Но и не прогуливался без дела. Утром я собирался посетить потенциального работодателя.
— Давай позавтракаем вместе? Ты уже завтракал?
— Нет.
— Как другой потенциальный работодатель, я угощаю. Идет?
В который раз за сегодня ему удалось меня смутить. Как ответить на такой вопрос? Позавтракать вместе с шерифом, мастером академической школы фехтования и вообще интересным человеком, поговорить о будущей работе, несомненно, стоит. Но Голицын сразу заявил, что он угощает — то есть, радостно согласившись, я могу показать себя падким на дармовщину. А заявление «я привык сам платить по счетам» будет грубым и неуместным в разговоре с уважаемым человеком. Интересно, это все психологические полицейские трюки или у Петра Михайловича случайно получается?
— Спасибо. Конечно, для меня честь позавтракать с вами, — нашелся наконец я. — Только мне неловко, что вы собираетесь меня угощать. Может быть, лучше я угощу вас?
— Мелочи, — махнул рукой Голицын и отдернул шторку к таксисту. — На Садовую, в «Погребок», пожалуйста.
Водитель, обрадованный возможностью пообщаться с пассажирами, спросил:
— Вы не будете против, если я закурю?
— Мы будем против, — ответил Петр Михайлович. — Сами не курим и вам не советуем. Очень вредная привычка.
— Да я бы в окошко…
Голицын задернул шторку, оставив таксиста наедине с его печалью. Я усмехнулся:
— Откуда вы знаете, что я не курю?
— Если бы вы курили, молодой человек, я бы с вами и разговаривать не стал. — Отчего-то он перешел на «вы» и даже «забыл» мое имя. — Чрезвычайно вредная привычка, подчеркивающая слабость воли ее обладателя, неуважение к окружающим, пренебрежение к своему здоровью, низкий интеллектуальный уровень…
— А интеллектуальный уровень здесь при чем? — удивился я.
— Умный человек всегда найдет себе занятие лучше, чем втягивать дым, — безапелляционно заявил Петр Михайлович. — Тебе так не кажется?
— Может быть… К алкоголю вы тоже строго относитесь?
— Почему же? Если не напиваться до поросячьего визга, выпить что-то крепкое даже приятно. Что мы сейчас и сделаем. Мороз…
В «Погребке» было уютно. Полутемный зал, лампы, стилизованные под свечи, — на стенах, свечи, стилизованные под лампы, — на темных деревянных столах… Голицын заказал по пятьдесят граммов перцовой водки — ее подали в серебряных стопках, на подносе. Кроме стопок, на подносе стояла глиняная тарелка с ржаным хлебом, посыпанным чесноком и мелко рубленным салом. Может, здесь это была обычная закуска к водке. Но скорее всего прислуга знала вкусы Голицына: половой называл его не иначе, как Петр Михайлович, и суетился с небывалым усердием — и вокруг него, и вокруг меня.
Хотя шериф ничего не заказывал, кроме перцовки, сразу после водки половой принес две глубокие глиняные плошки с огнедышащим супом-харчо, блюдце с крупными маслинами и графин с водкой — на этот раз прозрачно-белой. Петр Михайлович пить больше не стал, с наслаждением принялся есть суп-харчо. Я последовал его примеру. Готовили в «Погребке» отменно. И под морозную погоду меню подходило как нельзя больше.
Когда с харчо было покончено, Петр Михайлович поинтересовался:
— А сам ты ничего не хочешь спросить о службе? Может быть, тебе должность не подойдет? Или зарплата не устроит?
— Не думаю, что условия плохие, если непосредственный начальник лично подбирает претендентов, — осторожно ответил я. — Шериф — не последний человек в городе.
— Только лести мне не хватало, — усмехнулся Голицын.
— Это констатация факта, а вовсе не лесть. К тому же вы еще решение не приняли. Что толку расспрашивать, надеяться, когда я, возможно, вам не подойду?
Голицын улыбнулся, промокнул губы салфеткой и сделал какой-то непонятный знак официанту. Тот, однако, за разъяснениями обращаться не стал — помчался на кухню и спустя полминуты был у нашего стола с двумя тарелками, на которых дымились отбивные и жареная картошка с желтоватым — наверное, горчичным, — соусом.
— Определенно, соображаешь ты неплохо. Однако при всем почете и уважении должность помощника шерифа не слишком доходна. Взяток мы не берем, а зарплата не слишком высока — триста пятьдесят рублей в месяц. Нужно выходить на ночные дежурства, да и в выходной всегда могут оторвать от отдыха.
Триста пятьдесят рублей — совсем неплохо. Но после армии на инженерной должности я мог бы зарабатывать больше. В идеальном варианте — пятьсот рублей. Впрочем, некоторые работают и за триста, и даже за двести пятьдесят… Все зависит от города, специальности, перспектив. Где-то в глухой тайге, на нефтяных вышках, угольных разрезах, лесоповале, на строительстве дорог и мостов инженер может найти работу и с оплатой в семьсот рублей в месяц — только что там делать, в тайге, кроме как работать? Тратить деньги будет некуда…
— А на сколько заключается контракт? — поинтересовался я.
— На три года, хотя разорвать его можно раньше — по требованию одной из сторон, с соблюдением определенных условий.
— И куда я пойду после этих трех лет? Инженерная квалификация теряется быстро.
— Те, кто к нам приходит, обычно работают дольше, чем три года. Понравится сыскная деятельность — можно перейти в полицию. Если нет — людей из службы шерифов охотно берут на работу городские и губернские управы. На те должности, где нужно контролировать строительство, производство — если есть инженерное образование. Или на какие-то другие — в зависимости от квалификации и обстоятельств. Словом, как мне кажется, тебе стоит попробовать.
Петр Михайлович отрезал кусочек отбивной, положил его в рот. Отрезал второй. Я порадовался, что не успел, по армейской привычке, разрезать мясо на куски и переложить вилку в правую руку. В полевых условиях не до церемоний: часто и вилки нет, не то что ножа — ешь ложкой не только суп и кашу, но и все остальное.
— А обучение планируется? Не думаю, что к вам можно прийти вот так, с улицы.
Голицын удовлетворенно кивнул.
— Правильно думаешь, хороший вопрос. Учиться нужно непременно. После того, как пройдешь испытательный срок, тебя пошлют на специальные курсы — на пару-тройку месяцев, не больше. И ты получишь маленькую серебряную звезду, станешь моим помощником, то есть представителем граждан — потому что я представитель всех граждан шерифского округа, которого они выбрали для защиты своих интересов. Мы работаем с полицией — некоторые действия полицейские не могут производить без разрешения шерифов. Мы преследуем преступников самостоятельно. Мы защищаем закон, но действуем от имени общества, а не государства.
Права и обязанности шерифа я в общих чертах помнил. Он мог приостановить действие решения любого полицейского офицера на своей территории до решения суда, взять под стражу любого гражданина и жителя или освободить его из-под стражи в полиции — под свою ответственность. Шериф мог оспорить действия прокурора — хотя и прокурор мог оспорить решения шерифа. Словом, шериф был выражением власти общества на своем участке.
Расправившись с отбивной, Петр Михайлович поинтересовался:
— Десерт будешь? Что тебе заказать?
— А вы будете? Я так понял, вас здесь давно знают — и вы, наверное, хорошо знаете здешнее меню.
— Еще бы, — усмехнулся Голицын. — Но я не ем сладкого после мяса. Желудку тяжело, да и вредно, говорят.
— Тогда и я, наверное, воздержусь.
— Похвально. Ты всегда поступаешь так же, как потенциальный начальник?
— Нет. Просто наелся. Хорошего понемногу.
Я полез во внутренний карман пиджака за деньгами — там у меня лежали крупные купюры. В брюках — мелочь. Было ясно, что обед в «Погребке» стоил не копейки — заведение фешенебельное, несмотря на внешнюю простоту и нарочито русский, в чем-то стилизованный под примитивный стиль.
— Обед бесплатный, — заявил Голицын.
— У вас абонемент? — осторожно спросил я. — Или все записывается на ваш счет?
Не может быть, чтобы шериф, да еще и такой явно не бедный человек, как Голицын, пользовался преимуществами своего служебного положения, чтобы позавтракать бесплатно.
— Это мой ресторан, — улыбнулся Голицын. — Чтобы ты не подумал ничего плохого. Шериф должен держать себя — иначе какой он шериф? Взяток мы не берем, подарков не принимаем.
Спустя две недели после встречи с Голицыным я уехал в Крым. Меньше суток стучали колеса скорого поезда, лежала вокруг гладкая, слишком ровная, без малейшего холмика степь — унылая и серая. Промелькнул за окном фиолетово-серый Сиваш, татары, гоняющие стада на обширных пастбищах, где уже начала пробиваться первая зелень, еще голые персиковые сады, и я, попрощавшись с попутчиками, которые направлялись на отдых в полупустые по зимнему времени санатории, вышел на вокзале Симферополя. И сразу расстегнул бушлат — воздух здесь был гораздо теплее, чем у нас. Сюда уже пришла весна.
В Крыму я часто бывал в детстве. За время службы в армии довелось поездить по стране — курс молодого бойца проходил неподалеку от Харькова, потом служил в Сибири — охранял стартовые позиции наших ракет. Офицерский чин получил после курсов в Москве, и оттуда меня направили в Таджикистан — в Афганистане снова было неспокойно, и на границе собирали мощную ударную группировку. Но войны, к счастью, так и не случилось, и я отправился домой… Мне бы очень хотелось служить здесь — но, увы, не повезло. Я был нужен Родине в других местах.
Даже если бы я пошел во флот, шанс попасть в Севастополь был невелик — Черноморский флот не самый мощный и многочисленный в военно-морских силах России. А уж сухопутных соединений в Крыму совсем немного. Мимо ворот одной из частей неподалеку от Евпатории мы с мамой ходили в детстве — и еще тогда я мечтал, когда придет срок, попасть именно туда, служить в этом прекрасном краю. Но солдат и офицеров не слишком расспрашивают об их детских мечтах — только в пределах разумного. Поэтому в Крым я не приезжал даже в отпуск. Летал из Москвы домой, побывал во Владивостоке — всегда мечтал увидеть Тихий океан, искупаться в нем…
Теперешняя поездка напомнила мне армейские командировки. Предписание на руках, что ждет впереди — неизвестно. Граждане, которые всегда готовы помочь солдату или офицеру… Только солдатом я ездил на плацкартных местах, а сейчас прибыл в мягком вагоне.
К поезду, как коршуны, бросились таксисты. Пассажиров они считали своей законной добычей и сильно обижались, когда граждане отвечали отказом на их настойчивые призывы. Я не собирался связываться с частниками, да и незачем было ехать втридорога туда, куда можно попасть совершенно бесплатно — троллейбусный билет оплачивался в рамках командировочных расходов, такси — нет. Поэтому, миновав белое здание вокзала, часы на высокой башне которого показывали десять утра, я направился к троллейбусным кассам.
По дороге меня пытались затащить в «маршрутное такси» — небольшой автобус, который тоже шел в нужном направлении. Но я проявил твердость и спустя пару минут пристроился в хвост небольшой очереди перед окошком кассы.
Похоже, всех отдыхающих сманили таксисты и водители автобусов. За билетами на троллейбус стояли или командировочные — их выдавали аккуратные чемоданы, шпаги и гладко выбритые лица, ведь в поезде каждый должен привести себя в порядок, — или местные: без багажа, без оружия — в Крыму жителей всегда было больше, чем граждан, расслабленная курортная обстановка располагала. Впереди меня в очереди стояла девушка. Светлые вьющиеся волосы немного ниже плеч, длинная ярко-зеленая юбка, светлая куртка — явно по сезону. Из-под нее торчали ножны длинного кинжала. Когда девушка обернулась, я увидел, что у нее милое круглое личико. Было ей лет двадцать — двадцать пять.
Местная эта девушка или приезжая, я определить не мог. С одной стороны, сумка и клинок говорили в пользу того, что она прибыла в Крым по делу. С другой, она была слишком уж по сезону одета — не может, скажем, москвичка поверить, что здесь так тепло, даже если ее убеждали в этом. Человеку свойственно смотреть в окно и делать выводы, а если там метет метель, то он волей-неволей оденется теплее — даже когда едет на юг.
Из громкоговорителей над кассами лилась бодрая музыка. Солнце пригревало все сильнее. Пахло зеленью и морем. Вряд ли сюда долетал настоящий морской ветер — скорее всего подсознание трактовало запах мокрого асфальта или газона как морской. Впрочем, и до моря не так далеко…
Очередь двигалась быстро.
— Один билет до Ялты, — попросила девушка, стоявшая передо мной, и показала командировочное удостоверение.
Кассир, серьезный седоусый мужчина, выбил билет и объяснил:
— Командировочное мне не нужно, гражданка. Все билеты установленного образца, очередей у нас почти не бывает.
— С командировочным удостоверением можно без очереди?
— Не без очереди, а на дополнительные места. Но сейчас нужды нет — мест хватает.
— Ясно. Спасибо.
Краем глаза я заметил, что девушке досталось восьмое место. Не собирался подглядывать, но было интересно. Приятная девушка, да еще и едет туда же, куда и я. А удивило меня то, что мне кассир дал седьмое место, хотя я рассчитывал на девятое.
Троллейбус уже подали. Я купил в киоске бутылку крымской минеральной воды, прошел в салон. Девушка сидела ближе к проходу, четко следуя указаниям, во множестве украшавшим троллейбус. Одно из них гласило: «Нечетные места у окна».
Я улыбнулся попутчице, поздоровался, сел на свое место. С одной стороны, повышенное внимание могло быть неприятно девушке, с другой — нам ехать еще два часа… И я решился задать ей вопрос:
— Издалека прибыли?
— Издалека, — не слишком приветливо ответила она.
— Извините, не хотел показаться назойливым. Давно не был в Крыму. Здесь так хорошо, тепло. Невольно проникаешься симпатией ко всему миру, а уж к такой красавице, как вы, — тем более.
— А я вообще никогда не была. — Губы девушки тронула едва заметная улыбка. — Только грубой лести не нужно, хорошо?
— Хорошо, только я вам не льстил. Если вы здесь в первый раз, может быть, сядете к окну? — предложил я.
— Правда? Вы уступите мне место? — Радость девушки была такой искренней, что мне даже стало неловко.
— Конечно. Могу даже рассказать о тех местах, которые мы будем проезжать.
— Вы экскурсовод?
— Нет, конечно. Но несколько раз ездил в экскурсионных троллейбусах. Летом они ходят здесь часто, практически через один. А сейчас, видимо, нет спроса. Билет на экскурсионный маршрут стоит дороже.
— Я бы поехала с экскурсией, но кассир не предложил…
— Постараюсь рассказать вам как можно больше интересного, — пообещал я, припоминая, что замечательного встретится нам по пути. — Кстати, меня зовут Никита.
Встать и поклониться оказалось не так легко — мешала спинка переднего сиденья.
— Ольга, — улыбнулась девушка. — А вы в Крым по делам или отдыхать?
— По делам. Служебным. Не знаю, как будет на месте, но пока думаю: почаще бы такие командировки.
— Вы не военный?
— Нет. Недавно отслужил, определяюсь в гражданской жизни.
— Стало быть, квалификацию повышать?
— Почти.
Троллейбус тронулся, и Ольга прильнула к окну.
— Как известно, Петр Великий никогда не был в Крыму, только, по одной из легенд, проплывал мимо, следуя в Константинополь, — заметил я, указывая на гранитную скульптуру на привокзальной площади. — Но благодарные крымчане воздвигли памятник Петру Первому, создателю Российской империи в том виде, как она существует сейчас.
В отличие от многих других памятников, где император был изваян с топором, со шпагой, работающий, размышляющий, крымский Петр стоял в несколько расслабленной позе и взирал в даль.
— Как добавлял экскурсовод, обидно, что великий русский император, не чуждавшийся не только государственных дел, но и веселья, так и не попробовал крымского вина, — продолжил я.
— Наверное, обидно прежде всего местным виноградарям. Можно было бы заманивать туристов лозунгами: «Любимое вино Петра Великого». — Девушка достала из сумки толстую книгу небольшого формата в мягкой фиолетовой обложке.
— Вы будете читать? — спросил я. Навязался человеку со своей самодеятельной экскурсией — а ей, может быть, совсем и не интересно…
— Нет, почитаю потом. Просто, когда вы рассказали о том, что Петр Великий никогда не пробовал здешнего вина, захотела показать вам новый роман.
— О Петре?
— Не совсем… Но Петр там упоминается. Точнее, последствия его действий. В этом романе автор предположил, что Петр, реформируя государство, не запретил огнестрельное оружие для внутреннего употребления и не ввел нынешний дуэльный кодекс. Из-за этого Россия постоянно подтачивалась предательством, некомпетентностью, преступными действиями властьимущих. Чиновники и граждане оказались трусливее, подлее, дворянство не в полной мере оправдало возлагаемые на него императором надежды. Люди занимали чужое положение в обществе, самых достойных убивали, а подлецы, напротив, оставались жить. Роман называется «Пуля — дура».
— Беллетристика чистой воды, — улыбнулся я. — Если бы не петровские реформы, нас бы и Наполеон победил, и турки шапками закидали… Да и вообще мы бы даже к Балтийскому морю не вышли, Азов не взяли. До сих пор бы дань крымскому хану платили.
— Нет, Петр провел все реформы, создал дворянство. Только оставил в употреблении пистолеты, а шпаги постепенно выходили из моды. И это действовало на россиян медленно и разлагающе. С Наполеоном мы справились, хоть и с трудом, а вот японцы выиграли войну, захватили Корею, Сахалин и Владивосток.
— То есть мы оказались отрезанными от Гавайских островов и Аляски? Добираться туда приходилось через Чукотку?
— Не знаю. О Гавайях в этой книге вообще нет ни слова, а Аляску продали американцам при Екатерине Великой.
Я засмеялся.
— Ну, это уж как-то чересчур.
— Да и Константинополь так и остался турецким… Правда, к России присоединили Грузию, Армению и даже страны Закавказья, но вряд ли это пошло стране на пользу…
— Не читайте таких страшных книг на ночь, Оленька, — посоветовал я. — Смотрите, вон, за площадью, — университет.
Троллейбус мчался по улицам Симферополя. Не выходя из отдельного левого ряда, он обгонял многие автомобили справа от нас.
— Я слышала, троллейбусный маршрут Симферополь — Ялта самый длинный в нашей стране? — спросила Оля.
— И в мире, — подтвердил я. — Экологически чистый, быстрый и мощный транспорт. Кроме пассажирских, ходят и грузовые троллейбусы. Девяносто процентов грузопотока на трассе Ялта — Симферополь перемещается транспортом с электродвигателями.
— У них что же, к каждому магазину подведена троллейбусная линия?
Я покачал головой:
— Нет, планы по электрификации всех крымских дорог существуют пока только на бумаге. Но грузопоток ведь высчитывается в тонно-километрах. Основное расстояние груз проделывает на грузовых троллейбусах, потом развозится получателю другим транспортом — в том числе и аккумуляторными электрокарами. В Ялте вы увидите их довольно много.
Мы выехали из Симферополя, промчались мимо Крымского водохранилища. Появились первые горки.
Ольга смотрела в окно с восторгом.
— Какие приятные места! А названия поселков! «Доброе», «Светлое»… Рай на земле.
— Да, сейчас эта земля кажется благословенной — но она обильно полита русской кровью. Во время боев за Константинополь британский и французский десанты едва не лишили нас не только Фракии и Проливов, но и Крыма. Меньше ста лет назад здесь шли кровопролитные бои.
Когда мы отъехали от Симферополя километров двадцать, небо помрачнело, пошел дождь, стало пасмурно и уныло. Горы закрыли густые облака. Весны словно и не бывало. Правда, снег не пошел, но дорога стала мокрой, и водитель троллейбуса сбавил скорость.
— Надолго в Крым? — поинтересовалась Оля.
— На два месяца.
— И я тоже, — улыбнулась девушка. — Интересно, могут ли надоесть здешние красоты? Я уже боюсь замерзнуть — здесь не так тепло, как я ожидала.
— Когда перевалим горы и окажемся на Южном берегу, погода скорее всего изменится. А вы отважная девушка. Ехать в такой легкой куртке в незнакомое место…
— Я отважная не только поэтому, — рассмеялась Оля. — А мой армейский бушлат оказался мал — хотя, наверное, не стоит в таком признаваться.
— Почему не стоит? А, вы хотели сказать, что стали полнее. Но вам это очень идет…
Девушка помрачнела, и я понял, что высказался слишком прямо. Но сказанного не воротишь.
— Извините…
— За что же вы извиняетесь, Никита?
Повисло неловкое молчание. Я решил перевести разговор на другую тему:
— Где служили, если не секрет?
— В Новосибирске. Ничего героического на самом деле, хотя название части звучало красиво. «Компьютерный центр ракетных войск». Как вы сами понимаете, остальные сведения действительно секретны.
— Конечно. Только и компьютерщиков наверняка учат стрелять.
— Не только стрелять, но и бегать, преодолевать полосу препятствий. Как вспомню, так вздрогну.
— Армия… Кое-что вспоминаешь с содроганием — но в конце концов все испытания идут на пользу человеку.
— Мужчине — может быть. А я считаю, что умение подтянуться несколько раз мне ни к чему.
Лицо Оли стало сердитым, она отвернулась к окну. Троллейбус, рыча, поднимался в гору. Перед нами маячил еле плетущийся грузовичок, из выхлопной трубы которого шел чадный дым — дизель был не очень хорошо отрегулирован. Картина явно не согласовывалась с моим рассказом о том, как в Крыму заботятся об экологической обстановке. Впрочем, пусть за движением здесь следят местные власти…
— А я некоторое время охранял ракеты несколько севернее. Мы вполне могли бы встретиться в Сибири, — заметил я, когда Ольга вновь обернулась ко мне.
— Вряд ли. За два года я ни разу не уезжала из Новосибирска.
— Что ж, в самом Новосибирске я ни разу не был.
Мы проехали патрульный пост на Ангарском перевале — чадящий грузовичок там остановили — и начали спускаться к морю. Лицо девушки на горе из местной легенды о кузнеце, жившем где-то в скалах, было затянуто облаками. Впрочем, легенду я помнил плохо, а девушку толком так никогда и не увидел, поэтому только сообщил Оле о том, что на закрытой облаками горе можно разглядеть девичий профиль — на случай, если она окажется здесь без меня в более подходящую погоду.
В Алуште вновь сияло солнце, стало заметно теплее. Мы с Олей вышли из троллейбуса — размяться.
— Не курите, Никита? — спросила она.
— Нет, — улыбнулся я, вспоминая отповедь, которую недавно дал таксисту Голицын.
— Это хорошо. У нас в части некоторые девушки курили. А я очень не люблю дым.
Я купил у снующего между троллейбусов и автобусов торговца два огромных зеленых яблока, и мы с аппетитом их съели. Со стороны мы, наверное, смотрелись как молодая пара, которая едет на отдых. Только кинжал под курткой Ольги мог развеять эту иллюзию. Впрочем, не всегда ведь жену может защитить муж. Некоторые замужние женщины ходят с клинками постоянно — хотя таких встретишь нечасто.
По дороге от Алушты до Ялты мы не отрываясь смотрели в окно. Желтые гурзуфские скалы поднимались в сине-зеленой воде поодаль от берега. Волны пенились вокруг этих маленьких каменных островков. Чуть дальше нависала над морем Медведь-гора, на которой располагался детский лагерь «Артек». Не так давно здесь работала колония для малолетних преступников, но потом юных правонарушителей решили перевести подальше от курортных мест — в Евпаторию. Уже перед самой Ялтой мы увидели украшенную колоннами беседку — указатель поворота на Никитский ботанический сад.
— Мое любимое место на Южном берегу Крыма, — заметил я. — Один из лучших парков в Европе. И поселок очень красивый. Разрешите пригласить вас сюда? Я бы показал вам гораздо больше интересного, чем мне удалось сейчас.
Оля прищурилась, внимательно глядя на меня.
— Хотите продолжить наше знакомство?
— Хочу. — Я не отвел глаз.
— Что ж, посмотрим… Может быть.
Троллейбус свернул с трассы и вырулил к автовокзалу. Несмотря на зимнее время, здесь дежурили маклеры, сдающие квартиры — все больше пожилые женщины, — которые поспешно устремились на перехват пассажиров.
— Буду снимать квартиру. — Оля кивнула в сторону маклеров, которые сразу сделали на нее охотничью стойку.
— Как я найду вас?
— Вы сами где остановитесь?
— В общежитии. Я приехал на подготовительные курсы для шерифов и их помощников.
Ольга звонко расхохоталась, что меня слегка удивило. Вроде бы ничего веселого в моем сообщении не было — я же не в цирковое училище приехал. Да если бы и так…
— А я-то думала испугать вас своей должностью, — продолжая смеяться, проговорила девушка. — Ну, теперь, наверное, будет не так страшно.
— Вы работаете в полиции?
— Нет, приехала на те же курсы, что и вы. Так что увидимся непременно. Даже если у нас и не возникнет такого желания.
Ольга отвернулась, и ее сразу обступили маклеры. Я пошел на остановку городского троллейбуса — школа располагалась неподалеку от морского порта.
Обучение на высших шерифских курсах, как ни странно, меньше всего напоминало армейскую службу. Может быть, потому, что все курсанты отслужили в армии, большинство имели офицерские звания, и с нами не сочли нужным обращаться как с новобранцами. А может быть, потому, что мы теперь были гражданскими лицами. И работали с гражданскими и для их блага. Командовать нам было некем, а сами мы отчитывались только перед городским или земским советом.
Поселили меня не в общежитии, а в гостинице почти на самом берегу моря, неподалеку от маяка. Номер был одноместный, очень маленький, но уютный. Некоторые жили в двухместных номерах, а мне, можно сказать, повезло.
Обедали курсанты в ресторане — правда, кормили там комплексными обедами, но они были вполне достойными. Кто хотел, мог питаться в других местах. Среди курсантов встречались самые разные люди — не только помощники шерифов, но и сами шерифы, люди, как правило, состоятельные и солидные. Некоторые из них жили так же, как все, некоторые снимали роскошные апартаменты — впрочем, я знал об этом только понаслышке. Совать нос в чужие дела недостойно и дворянина, и гражданина. Одно могу сказать — треть мест в нашем ресторанном зале постоянно пустовала, хотя он был рассчитан на восемьдесят посетителей, а на курсах обучалось три группы по двадцать пять человек.
Занятия проходили в учебных классах при клубе Ялтинского порта. Туда от гостиницы было минут пять пешком. Учеба начиналась в девять утра, заканчивались в три. Несколько раз в неделю нас приглашали на дополнительные занятия с семи до девяти вечера. В свободное время желающих по очереди записывали на учебное патрулирование — сугубо в тренировочных целях. Преступников в Ялте днем с огнем не сыскать, особенно в это время года.
С Олей мы, к моему сожалению, попали в разные группы. В коридорах виделись каждый день, девушка приветливо мне улыбалась и тут же убегала по своим делам. Я даже не смог узнать, откуда она приехала.
На общих для всех трех групп лекциях я не пытался сесть рядом с Ольгой — кроме нее, на курсах учились еще три девушки, и они все время держались вместе. Показывать себя ловеласом не хотелось, давать другим понять, что мы с Олей знакомы, — неэтично. Это выглядело бы хвастовством, хотя чем, по большому счету, хвастать? Тем, что мы ехали вместе в троллейбусе?
За неделю я узнал много нового — правда, в основном это касалось применения законов, а также прав и обязанностей шерифов и их помощников. Следственной работе нас пока не учили — хотя многим было интересно в первую очередь именно это.
После занятий в субботу я уже собирался отправиться в город — походить вдоль моря, подышать свежим воздухом, подумать, чем заняться в выходной день, когда в коридоре меня остановила Ольга.
— Никита, ты мне срочно нужен!
Конечно, я обрадовался, хотя сразу заподозрил какой-то подвох. Не был, не был нужен — а вдруг понадобился, да еще так спешно.
— Весь внимание.
— Ты не можешь пойти со мной на патрулирование? Света заболела, у нее температура, а мы записались на сегодня. Теперь мне в пару могут поставить неизвестно кого — а я не хочу.
— С удовольствием, Оля. Мне все равно нечем заняться. Только я не знаю, что мы должны будем делать. Я пока что не записывался на патрулирование и инструктаж не проходил.
— Все очень просто. Мы будем гулять по набережной вдоль моря и по Киевской улице. Наблюдать за прохожими, подмечать все подозрительное, но не вмешиваться без крайней необходимости. На следующий день о нашей работе нужно будет доложить начальнику практики. Я уже прошла инструктаж и расскажу о всех требованиях тебе! Сейчас запишешься у Долгова — и отправимся.
— Хорошо, пойдем.
Майор Долгов, полицейский, закрепленный при нашей школе, заунывно изложил мне задание — причем это заняло у него почти пятнадцать минут, хотя, по сути, он рассказал мне не больше, чем Оля, — и выписал временное патрульное удостоверение. Зачем оно нам было нужно, ума не приложу. Ведь ничем противозаконным мы заниматься не собирались, а в случае опасности должны были вызывать наряд полиции. К патрулированию мы должны были приступить в шесть вечера, продолжать его до десяти.
— Как ты считаешь, они готовят какую-нибудь проверку? — спросила Оля, когда мы вышли на улицу.
— Кто?
— Наши педагоги. Или контролеры…
— Не думаю… Провокаторов не напасешься проверять каждых патрульных.
— А мне кажется, вполне могут организовать какое-нибудь нарушение правопорядка. Чтобы посмотреть, как мы на него отреагируем.
— Значит, будем реагировать спокойно, действовать грамотно. Как учил нас господин Долгов.
— Правильно! — Девушка улыбнулась. — Давай встретимся возле памятника императору Александру без десяти шесть.
— Хорошо.
— И еще… Я хотела спросить у тебя… — Девушка замялась, остановившись под большой пальмой.
— Все что угодно.
— Ты не будешь против, если я не стану брать с собой кинжал?
Я с трудом удержался, чтобы не рассмеяться, — это обидело бы девушку в серьезном для нее вопросе. Она так мило потупилась… Как ни крути, женщина всегда остается женщиной, ей хочется побыть слабой.
— Конечно. Если это потребуется, я в состоянии защитить и тебя, и себя.
— Спасибо! Дальше меня не провожай.
Оля быстро пожала мне руку и свернула на узкую улочку — где-то чуть выше, среди нагромождения частных двухэтажных домов, она снимала квартиру.
К памятнику Александру Благословенному я пришел с белой розой. Приятно было бы принести букет — но я не был настолько свободен в средствах, жалованье на новом месте платили только один раз, да и таскаться с букетом четыре часа — не слишком большое удовольствие для девушки. Через пять минут появилась Оля — она решила не опаздывать. Действительно, у нас ведь не свидание.
Выглядела девушка отлично. Зеленая юбка и белая блузка, приталенный пиджачок, небольшая шляпка, из-под которой выбивалось несколько золотистых прядей, шелковые перчатки. Что и говорить, оружие редко красит женщину, и форменная одежда, как правило, тоже.
На розу Ольга взглянула как-то странно. Не то чтобы с раздражением, но и без радости.
— Это тебе, — сообщил я, протягивая ей цветок.
— Спасибо. Зачем?
— Для конспирации, — попытался оправдаться я. — К тому же я надеялся, тебе будет приятно.
— Мне приятно, — ответила девушка без особого энтузиазма. — Куда пойдем? По Киевской, вдоль речки или вдоль моря?
— Пойдем к «Ореанде», по набережной. Сделаем вид, что гуляем.
— Сделаем вид? — засмеялась Оля. — А чем будем заниматься на самом деле?
— Патрулировать. — Я постарался произнести это слово самым зловещим тоном. — На самом деле я бы с удовольствием погулял с тобой и раньше. Но ты, по-моему, избегаешь моего общества.
— И именно поэтому позвала тебя на дежурство сегодня?
— Извини. Я не хотел предъявлять каких-то претензий.
— Но получилось именно так.
Девушка, как мне показалось, относилась к людям слишком строго. Или хотела выглядеть такой — может быть, для того, чтобы показать: помощник шерифа — работа для нее. А какой у нее на самом деле характер — определить трудно. Каждое движение Оли отличалось женственностью, черты лица были мягкими, голос — нежным и приятным. И она нравилась мне все больше с каждой минутой.
Мы шли рука об руку, как многие пары, гуляющие в это время по набережной. Бились о камень тяжелые холодные волны — море было неспокойным. Время от времени брызги долетали до гуляющих.
— Откуда ты приехала?
— Из Волгодонска. А если еще точнее — из поселка неподалеку от него. Станица Заречная. Слышал?
— Нет, не доводилось. Но Волгодонск знаю, конечно, хоть и ни разу в нем не был. Выходит, мы с тобой почти земляки?
— Выходит, так.
Я не спросил, откуда Оля знает, где живу я. У каждого свои способы получать информацию. В конце концов, то, что ее фамилия Морозова, я узнал из списка студентов, который был вывешен в клубе, где у нас проходили занятия, и поэтому лишних вопросов не задавал. Вполне возможно, проявив больше оперативной смекалки, можно было узнать и много что еще. Например, адреса, телефоны и возраст курсантов.
— Выпьем кофе? — предложил я, когда мы поравнялись с вывеской «Пчелка». Самая знаменитая ялтинская кондитерская… Несколько лет назад ее пытались перестроить под казино, что очень меня огорчило, — но после запрета азартных игр вернулись старые хозяева. Оставалось надеяться, что «Пчелка» теперь не хуже, чем прежде.
— Но мы ведь дежурим.
— Разве полицейские на дежурстве не заходят в кафе? Не могут выпить чашечку кофе? Или проверить обстановку внутри заведения? Сядем у окна, и нам прекрасно будет видно, что творится снаружи.
— И «хвост» обнаружим, если таковой имеется.
Я невольно взглянул за спину Ольге. Хвоста не было, но и без хвоста было на что посмотреть — юбка обтягивала девушку очень соблазнительно.
А Оля, похоже, на самом деле думает, что кто-то будет проверять нас во время патрулирования… Мне почему-то казалось, что эти дежурства — не более чем способ развлечь нас и создать видимость полезной деятельности. Ну, может быть, когда-то проверить боеготовность курсантов. Но не каждый же день?
Обстановка в «Пчелке» стала гораздо более респектабельной, чем десять лет назад. Стены облицованы полированным белым мрамором, на полу — мрамор черный. Холодильники и витрины — новые, и ассортимент совсем не тот, что прежде. Лучше или хуже — кто знает? В детстве любое пирожное кажется вкуснее.
У прилавка никого не было — продавщица глядела на нас выжидающе и с интересом.
— Кофе? Молочный коктейль? — спросил я спутницу.
— Или немного вина? У нас очень вкусный черный «Мускатель», — предложила девушка-продавец.
— Нет, вино мы не будем, — решительно отказалась Оля. — «Наполеон», пожалуйста, и чашечку кофе.
— А мне — трубочку с кремом и чай.
Мы устроились за маленьким столиком рядом с окном. Отличный наблюдательный пункт — если мы хотим видеть, что творится на набережной. Впрочем, ничего интересного там не происходило. Люди шли самые обычные, порядка никто не нарушал. И «хвоста» мы заметить не смогли. Хотя, если кто-то поставил себе целью следить за нами, он вполне мог зайти в гастроном по соседству, сесть за такой же столик возле окна — в магазине был кафетерий — и дожидаться, пока мы выйдем из «Пчелки».
— Как ты решила поступить на такую работу? — спросил я у Ольги.
— Почему нет? Платят неплохо, интересно, да и престижно. Меня пригласили, я не стала отказываться. А ты считаешь, что в полиции, в силовых структурах женщинам не место?
— Нет, почему же. Тем более служба шерифа — олицетворение гражданской власти. Роль женщины в обществе высока. Полагаю, число женщин-граждан все еще мало — их должно быть гораздо больше.
Ольга рассмеялась.
— Ты решил, что столкнулся с оголтелой феминисткой? Это не так. И меня не проймешь такой грубой лестью.
— Я действительно так считаю. Лесть здесь ни при чем.
— Но подсознательно ты все же ставишь мужчин выше.
— Нет. Они приспособлены для решения одних проблем, женщины — для решения других. Никакого подчинения одного пола другому быть не должно. Сотрудничество, взаимопонимание, стремление к общим целям. Разве нет?
— Наверное, так. Но, к сожалению, в жизни часто случается по-другому.
Ольга помрачнела, но я не стал спрашивать почему. У каждого из нас есть свои скелеты в шкафу.
Мы выпили кофе и чай, съели пирожные. Я подозвал официантку, собирался заплатить, но Ольга решительно потребовала два разных счета.
— Твои действия противоречат только что провозглашенной тобой доктрине, — заметила она.
— Но если бы я ужинал с другом, было бы вполне нормальным, чтобы платил кто-то один. Сегодня — я, завтра — он.
— И ты позволишь мне заплатить завтра?
— Почему бы и нет?
— Посмотрим, — усмехнулась Ольга. — По-моему, это демагогия.
Я расплатился, и мы вышли на набережную. Солнце село, стало прохладнее, хотя камни еще хранили тепло дня. Людей на набережной было немного — не то время года. Летом здесь вечером не протолкнуться.
— Куда пойдем сейчас? — спросил я.
— Вверх по Киевской. Куда еще? Хотя я предлагаю сейчас уйти с набережной и пройти к речке мимо собора Александра Невского. Может, хоть там встретится что-то интересное.
— Но та улица не входит в зону патрулирования.
— Ты не забыл, что мы представляем службу шерифа, а не полицию? Нам не дают заданий — мы сами определяем зоны особого внимания на своей территории.
— Только это не наша территория.
— Тогда зачем мы здесь ходим? Сейчас мы должны считать эти улицы нашей территорией.
— Лишь бы не встретиться с настоящим шерифом Ялты, — улыбнулся я. — Он может не понять наших устремлений.
Мы повернули на узкую улочку, круто уходящую в гору. Большинство лавок и магазинов уже были закрыты, прохожих встречалось очень мало.
— Холодно, — передернула плечами Оля.
Я осторожно обнял ее за плечо, прижал к себе. Мне так давно хотелось это сделать… Сейчас девушка без кинжала — сразу не ударит. Конечно, я могу получить предупреждение о неподобающем поведении, что едва ли не хуже. Но, может быть, она не будет столь сурова?
Ольга резко остановилась, внимательно посмотрела мне в лицо. Я опустил руки, а потом и глаза.
— Извини…
Девушка тронула меня за щеку нежными пальчиками. Ее прикосновение было почти ласковым и меня удивило.
— Никогда не извиняйся. Совсем ты еще молодой. Не женат?
— Нет. А ты замужем?
— Кольца же нет, — фыркнула Оля. — Это мужчины кольца в командировках снимают, а женщине с кольцом всегда проще. Независимо от того, хочет она отвадить ухажеров или привлечь.
— Да?
— Да, — расхохоталась она. — Ты серьезно у меня решил уроки брать? Я дорого запрошу.
— Не такой уж я непонятливый. Снимать кольцо — это подлость. Настоящий мужчина не должен так поступать.
— Да ты что? В самом деле? — продолжала смеяться Оля. — Ты, может быть, не только честный, но и опытный молодой человек?
— Ну, смотря в чем.
— Ладно, ладно, теперь ты меня извини. Пойдем, мы все-таки на задании. А насчет твоего намерения согреть бедную девушку… Оно не так ужасно. Я не против.
Я снова осторожно обнял девушку. Правда, очарование первого прикосновения пропало — Ольга все расставила по местам, да еще и посмеялась над моими неумелыми ухаживаниями. Наверное, я и правда был слишком поспешен. Свежий, с ароматами пробивающейся зелени, сосны и кипариса воздух опьянял не хуже «Мускателя» — в первый вечер после приезда я все же попробовал это простое, но вкусное крымское вино.
— И все же мне не хотелось бы, чтобы нас кто-то увидел… Вот так, — раздумчиво проговорила Оля.
— Дворянину не должно быть дела до отношений между людьми, которые его не касаются.
Девушка покачала головой.
— Только не все ведь здесь дворяне, Никита. Хотя в службе шерифов люди все больше достойные, кто даст гарантии, что сюда не пробрались сплетники да интриганы?
— Пусть кто-то только попробует сплетничать. — Я положил левую руку на эфес шпаги. Правой рукой я обнимал Ольгу.
— Всем языки не укоротишь. Даже самым острым клинком.
По-моему, это была цитата из Грибоедова. Всех его пьес я не помнил — написал «русский Шекспир» немало. Красивая молодая жена, удачно выполняемые поручения, почет и уважение — а говорят, гений, чтобы творить, должен быть несчастным. Наш Грибоедов был светлым гением…
За низкой изгородью из какого-то вечнозеленого кустарника, отделявшей тротуар от серого трехэтажного дома, послышался шорох. Я тут же отпустил Ольгу, сделал шаг вперед, замер и прислушался.
— Да это собака в листьях роется, — предположила девушка.
Глухой смешок не оставил сомнения в том, что Ольга ошиблась.
— Эй, кто там? Выходи! — приказал я.
Шорох усилился. Кто-то продирался сквозь кусты прочь.
— Стой! — закричал я, бросаясь в вечнозеленые заросли. Оля сделала умнее — побежала вдоль изгороди, а не стала сквозь нее продираться. А ведь у нее даже нет оружия!
Разодрав брюки немного ниже колена, я вывалился из кустов и лицом к лицу столкнулся с низкорослым мужичком, который смотрел на меня с каким-то пьяным весельем. Спустя пару секунд к нам подбежала Ольга.
— Кто такой? — сурово спросил я.
— Так Степка я, Игнатьев, — пробормотал мужичок. — Господа хорошие, а что же я такого сделал?
Действительно, почему мы за ним погнались? Разговаривали о своем, он зашуршал в кустах и не отозвался — вот мы и кинулись следом. Реакция любого гражданина на опасность — не бежать от нее, а идти навстречу. А ведь сидеть в кустах и в самом деле не преступление. Но, с другой стороны, человек в своем уме с чистой совестью прятаться в колючих кустах не станет и убегать, когда его окликнут, тоже.
— Вот это мы сейчас и выясним, что ты сделал, — жестко ответила Ольга. — Украл что? Или высматриваешь? Зачем прятался?
— Да от жены я здесь прячусь.
— Врешь! Выворачивай карманы!
Я осторожно тронул Олю за руку и прошептал ей на ухо:
— Мы не имеем права его обыскивать. Для этого нужен ордер.
— Законы читай, Никита, — недовольно бросила Ольга. — Это полиции требуется ордер и санкция. А служба шерифа на своей территории может проводить личный досмотр граждан, не ущемляющий их достоинства, если для этого имеются достаточные основания.
— Но мы-то не на своей территории! Да и с основаниями проблемы…
— А где же, если не на своей территории? Практика — так практика. Если мы патрулируем улицы, то должны следить за порядком. Мне этот тип подозрителен.
Степка тем временем вывернул карманы брюк, в одном из которых обнаружилась внушительных размеров дырка, и пожал плечами.
— Ни в чем я не виновен, господа. По неразумию своему здесь прятался, от супруги, которая, аки аспид, на меня кидается.
— Зачем же она на тебя кидается?
— Пью.
— А где бутылка?
— Так нешто ж я дурак — с собой ее во двор тащить? Выбросил на месте преступления, так сказать…
— Попрошайничаешь? — строго спросила Ольга.
— Нет, — отвел глаза в сторону мужичок.
— Трудоустроен? Работаешь где-то?
— По договору только. Квартиры мы сдаем — это ж Ялта… Семейное дело у нас. А я еще убираюсь во дворах, ремонт какой делаю, мебель починяю…
Ольга, похоже, решила раскрутить Степку Игнатьева по полной программе. Еще немного, и прикажет ему: «Лицом к стене, ждать прибытия наряда». И зачем нам это надо? Тем более мужичок вряд ли в чем-то серьезно виноват.
— Оля, давай его отпустим, — предложил я.
— А в отчете о практике ты что будешь писать? «Происшествий не наблюдалось»? Нет, нам нужно его проверить. Прекрасный материал.
— Он человек, а не материал, — заметил я. Похоже, Ольга шутила, но мне ее шутки нравились все меньше.
— Удостоверение личности предъяви, — приказала девушка Игнатьеву.
Тот достал из кармана пиджака засаленный паспорт. Оля брезгливо взяла его в руки, взглянула на фотографию, изучила страницу с данными о месте жительства.
— Зачем же супруга за тобой гоняется? — спросил я у Степана.
— Аспид, — повторил Игнатьев. — Ядовитый аспид. Укусить хочет.
— А чем ты ее прогневал?
— Эх. — Мужичок махнул рукой. — Угодить ей невозможно. Я виноват уж тем, что хочется ей кушать…
— Ладно, свободен, — улыбнулась Ольга, возвращая Степану документ. — Что ж ты даже не спросил, кто мы такие?
— Да любому ясно — из шерифской школы, — вздохнул Игнатьев. — Меня из этих кустов по три раза в год ваши ребята вытаскивают. И из других укрытий тоже. Вы еще ничего… Некоторые на землю сбить норовят, да потом тащат то в полицию, то к своему директору. Он уже смеется надо мной. Отпускает, конечно, сразу.
— Да уж… Значит, в отчете лучше о нем не писать? — обратилась Ольга ко мне.
— Почему нет? Напишем. Мы же не потащили его в полицию. Просто проверили в профилактических целях. Ты права, отчитаться «происшествий не было» — не совсем верно. Подумают, что мы весь вечер в кафе просидели.
Смущенно улыбаясь, Степка полез обратно в кусты. Может, он все-таки сумасшедший маньяк? Но в оперативных сводках по району Большой Ялты не сообщалось о маньяках или даже серийных грабителях. Так что если он и помешанный, то тихий.
— Пойдем, я тебе брюки зашью, — предложила Оля.
— В армии… — начал я, собираясь заметить, что привык все делать сам, и тут же замолчал. Отказываться от такого предложения просто глупо. По крайней мере узнаю, где она живет. А как иначе напросишься в гости к девушке? Брюки у меня будут рваться не каждый день.
— Мы сейчас не в армии, — улыбнулась девушка. — Или ты боишься?
— Чего?
— Того, что я заманю тебя к себе и съем.
Она сказала это так, что у меня дыхание перехватило. Любой мужчина хочет, чтобы его вот так съели… Может быть, я чего-то и боялся. Но был в состоянии преодолеть свой страх.
Порыв холодного ветра прилетел с гор, принеся запах свежести и мокрой хвои. Осенний, а не весенний запах. Даже мне стало зябко, а Оля прижалась ко мне, дрожа. Южные вечера обманчивы. Только что было тепло, даже жарко — и вот налетает ледяной ветер, терзая франтов в модных нарядах и легкомысленных прохожих, которые решили, что зимы здесь не бывает…
— У тебя в квартире есть чайник? И печка?
— Есть. Но, по-моему, одним чаем мы не согреемся. Что там предлагала продавщица на набережной? Какого вина?
— Она предлагала «Мускатель». А мы возьмем чего-нибудь лучше. Например, «Бастардо» или «Черный доктор». Только до конца дежурства еще полтора часа…
— Тебе так хочется бродить по темным холодным улицам?
— Нет. Думаю, свою часть работы мы выполнили. Даже документы у подозрительного типа проверили.
— И на обратном пути будем следить, чтобы никто не нарушал закон.
У Оли в квартире было тепло и пахло персиками. Так приятно пахло… Ощущение тепла затмевало все остальные. Мы не стали брать такси, решив дойти пешком. Поскольку я был в рваных брюках, выбирали малолюдные улочки, а один раз даже заплутали. И сильно замерзли.
Девушка снимала жилье рядом с армянской церковью — золоченый купол ее колокольни виден издалека и есть во всех лоцманских картах. Рядом с церковью, перед маленькой площадью, стоял небольшой магазинчик с отличным выбором вин. Там мы взяли бутылку «Черного доктора», пирожных и апельсинов. Сворачивая в переулочки, которые становились такими узкими, что и машине в них было не проехать, Ольга загадочно улыбалась.
Квартирка оказалась тесной — прихожая служила одновременно и кухней. За ней располагалась маленькая комнатка с диваном, телевизором, журнальным столиком и единственным креслом. Она служила и гостиной, и спальней. Под окном трепетали от ветра две большие пальмы. Оля сказала, что днем из окна видно море, но сейчас было темно, и мы слышали только отдаленный шум.
— Нравится мое жилье?
— Просто замечательное, — искренне ответил я. — Хотя мой номер неплох, я согласен с тобой поменяться.
— Поменяться? — засмеялась девушка. — Я думала, ты предложишь другое.
— Что именно?
— Не важно. Иди в ванную, умывайся, снимай брюки… Что бы тебе дать взамен?
— Боюсь, твоя одежда мне не подойдет.
— Мне тоже так кажется. Даже халат, наверное, не налезет… Я зашью твои брюки, и мы будем ужинать.
— Может быть, займемся одеждой потом? У меня в номере есть запасные брюки, а ночью вполне можно ходить и с дырой.
— Нет уж, если я обещала, то сделаю. В ванную!
Сняв куртку и повесив ее рядом с дверью, я протиснулся в ванную комнату. Собственно, именно ванны там не было. Умывальник и душ, где можно было помыться стоя, занимали все пространство. На раковине лежал прозрачно-розовый кусок мыла, пахнущего клубникой.
— И что теперь? Я не смогу ждать здесь, пока ты будешь шить. Тут тесно. Я и раздеться-то толком не смогу…
— Ну, не хочешь, и не надо, — фыркнула Ольга. — Тогда я поставлю чай. Будешь ходить в рванине или зашьешь сам, когда вернешься домой, раз умеешь. Мой руки, я хочу принять горячий душ. Страшно замерзла.
Когда я вышел из ванной, Оля уже переоделась в длинный шелковый халат красного цвета, расшитый золотыми осами и драконами. Выглядела она в нем потрясающе.
— Чайник закипит — можешь выключить плиту. Заваришь чай сам? В шкафчике над печкой есть все необходимое.
— Да, конечно, я справлюсь.
— Делай покрепче. И можешь пока открыть вино.
— Не беспокойся, я постараюсь сделать все, как надо. Даже бокалы из серванта достану.
Дверь ванной закрылась, зашумела вода. Я облизнулся, и вовсе не из-за того, что вкусно пахли пирожные — есть мне хотелось не так сильно. Гораздо больше я желал бы постучать в дверь ванной и предложить Оле потереть ей спинку. И сам удивлялся, из каких глубин подсознания всплыло это незамысловатое предложение. Наверное, тема обыгрывалась в разговорах и «мыльных операх» столько раз, что не могла не вспомниться в подобной ситуации. Да и какой еще предлог можно изыскать, чтобы напроситься в ванную, где моется девушка?
Я разложил на большой тарелке пирожные, вынул из пакета фрукты: яблоки и апельсины. Яблоки не мешало бы помыть. А кран и раковина есть только в ванной… Это уже становилось смешно, и я постарался абстрагироваться от назойливых мыслей. В конце концов, мы ведь не животные и даже не жители с их простыми нравами, убогими развлечениями и примитивными стремлениями.
В серванте нашлись не только бокалы, но и штопор, и я без труда вытащил из бутылки «Черного доктора» пробку с тисненой эмблемой императорских винных подвалов. Пахло вино отменно. Я плеснул немного в бокал, пригубил — терпкий сладкий вкус, хмель сразу бьет в голову. Особенно если пьян от одних мыслей…
Шум воды в ванной комнате стих, и через минуту румяная Оля появилась на пороге.
— Какой ты хозяйственный! — улыбнулась она. — Стол сервировал, посуду достал. Только чайник давно кипит, а ты и не заметил.
Я поднялся, чтобы исправить свою оплошность, девушка тоже поспешила к электрической плитке. Наши руки соприкоснулись. Кожа Оли была такой теплой и шелковистой, что хотелось взять ее руку в свою и гладить, гладить…
— Почему не включил телевизор? — тихо спросила девушка.
— Не успел.
Телевизор был старый, черно-белый. Кнопка на нем была с положениями «включено» и «выключено», а я уже привык к псевдосенсорам, как в последних моделях цветных «Садко», иные из которых даже снабжались пультами дистанционного управления.
— Напряженность на границах с Туркменией продолжает усиливаться, — сообщил диктор, когда телевизор прогрелся. — Прямые поставки газа в европейскую часть России под угрозой, что может привести к ограничению режима потребления не только предприятиями, но и частными лицами. Премьер-министр сообщил, что ситуация находится под его личным контролем. Несмотря на то что ввода войск в Туркмению не планируется, войска Закавказского военного округа приведены в состояние повышенной боевой готовности. Россия в состоянии защитить свои глобальные экономические интересы по всему миру, не говоря о странах, входящих в систему протектората.
— Вполне могут объявить призыв резервистов, — заметил я. — И не только в Закавказском военном округе.
— Ты думаешь, тебя призовут?
— Пехотинцы — самая востребованная сила. По крайней мере среди резервистов. Да и воевать в Закавказье будут авиация и пехота. Танки — тоже, но их там и так хватает.
— Давай начнем ужинать, — предложила Оля. — Мужчины любят говорить о политике и могут делать это часами. А я замерзла и устала.
Я протянул девушке бокал с темно-гранатовым вином, поднялся — офицеры не пьют в присутствии дам сидя. Не так много времени я проводил в обществе женщин, но это правило запомнил твердо.
— За мир? — Предложенный тост был логическим продолжением нашего разговора.
— И за любовь, — отозвалась Оля, пригубила свой бокал и внимательно посмотрела на меня.
Вино приятно согревало. Я выпил бокал до дна. Ольга тоже выпила все, потом отвела руку в сторону, уронила бокал на ковер, прикрыла глаза и слегка покачнулась. Я шагнул к ней, чтобы поддержать, едва не опрокинул столик. Неужели вино было слишком крепким? Или я налил много?
Девушка обняла меня, нежно, но крепко. Рот ее полуоткрылся, глаза смеялись.
— Боишься за посуду?
Я прижал ее к себе и поцеловал. Легонько. Один раз. Потом еще один. А потом она обняла меня за шею и поцеловала сама. Оттолкнула, спросила:
— Может быть, мы выпьем еще вина? К тому же я голодная.
— Да, конечно…
Оля взяла с подноса пирожное, откусила сама, протянула мне.
— Нравится?
— Очень.
— А что еще тебе нравится?
Я вновь потянулся к ее губам. Если и в самом деле голодная, не нужно меня провоцировать. И глаза, и губы, и разрумянившиеся щеки — все притягивало меня. Какая девушка… Мечта. Больше, чем мечта.
Проснулись мы очень поздно — часов в девять утра. Я никогда не встаю позже восьми, но сейчас имелись уважительные причины. Или не очень уважительные.
Оля мурлыкнула во сне, потом застонала… Я положил руку на ее плечо, поцеловал. Девушка открыла глаза, посмотрела на меня как-то странно, словно не узнавая, потом улыбнулась.
— Приснился страшный сон?
— Не очень страшный… Неприятный, — ответила она. — Как хорошо, что сегодня не нужно идти на занятия. Ты, помнится, обещал отвезти меня в Никитский сад?
— Прямо вот так, сразу?
— Нет, сначала мы, конечно, позавтракаем. Ты сходишь в магазин и купишь чего-нибудь более питательного, чем фрукты. У меня запасов еды нет. Впрочем, я могу обойтись и без завтрака, а вот ты, наверное, голодный.
— Да, страшно хочу есть. И что же, мы только позавтракаем и сразу поедем? Я не согласен…
— Посмотрим на твое поведение.
Из дома мы вышли часов около двенадцати. До троллейбусной линии было не очень далеко — с полкилометра. В выходной день на улице гуляло много народа. Большинство людей двигались в сторону порта и набережной, некоторые сидели на лавочках или бродили по аллеям.
Оля оделась по-походному: обтягивающие салатные брючки, ярко-зеленая куртка, удобные белые кроссовки. Похоже, нарядов она взяла с собой немало. Я щеголял в починенных на скорую руку брюках — зашил сам, пока Оля купалась. Впрочем, мой гардероб не отличался разнообразием. Разве что купить костюм или еще одни джинсы здесь? Денег должно хватить, тем более нам обещали стипендию.
На остановке мы заметили слушателя наших курсов — кажется, его фамилия была Малахов. Хотя он учился в моей группе, я не успел с ним познакомиться. Оля тоже его узнала, сжала мне руку, придерживая.
— Пусть сначала уедет он.
— Ты не хочешь, чтобы нас видели вместе?
— Не хочу.
— Почему? — Мне стало обидно.
— А тебе не терпится похвастать перед друзьями славной победой?
— Я офицер. Неужели ты думаешь, что я хоть кому-то расскажу, что между нами произошло?
— Надеюсь, что не расскажешь. Поэтому афишировать наши отношения не стоит.
— Но гулять вместе мы можем?
— Утром в субботу? После того, как ты не ночевал в общежитии? Может, мы еще и с плакатом выйдем: «Нам было хорошо вместе»? Ты хочешь, чтобы я получила репутацию доступной девушки, если оступилась один раз?
— Конечно, нет. И… Ты считаешь, что оступилась? Я полагал, что нравлюсь тебе. Что между нами возникли гораздо более серьезные отношения…
— Более серьезные, чем что? — Оля нахмурилась, потом потрепала меня по щеке. — По-твоему, я сплю со всеми парнями, которые мне нравятся?
— Надеюсь, что нет.
— Ах, только надеешься!
— Ну, нет, я просто уверен в этом!
— А откуда такая уверенность?
— Ты нежная и удивительная.
— Это не причина, Никита…
Малахов уехал на «единице», следом подошла «двойка» — троллейбус, идущий как раз до ботанического сада. Нам пришлось пробежаться, чтобы успеть.
