Флеров приехал по вызову Сталина вместе с невысоким худощавым мужчиной, одетым в темные брюки и растянутый свитер машинной вязки. О незаурядности этого человека говорил высокий лоб и карие внимательные глаза. А щуплость ученому не помеха, его достояние не мышцы, его достояние — хорошо работающие мозги.

— Наш гений, — представил товарища Флеров. — Удивительно талантливый физик и непревзойденный математик, товарищ Сталин. Его фамилия Ландау.

— Садитесь, — радушно пригласил Сталин, отмечая, однако, что фамилия Ландау кажется ему знакомой. — Вы прочитали текст, который мы вам отправили?

— Да, — подтвердил Флеров.

— Тогда вы, наверное, объясните мне разницу между дискретным и непрерывным мышлением. Неизвестный автор упрекает человечество, что земная логика базируется на дискретном фундаменте, и за основу мы приняли самую примитивную функцию, имеющую два понятия. Признаться, все это довольно туманно. Нельзя ли пояснить это примерами, которые будут доступны любому неспециалисту? Что скажете, товарищ Флеров?

Флеров ответить не успел, вместо него ответил Ландау.

— Неспециалисту будет довольно трудно справиться с этими философскими понятиями, — сказал он. — Дискретность логики действительно основывается на простой функции, рассматривающей любое явление лишь с точки зрения его возможности или невозможности. Земная наука оценивает явление двумя ответами — «да» или «нет», третьего пути не дано. Ответ на вопрос является законченным, и, чтобы двинуться дальше, приходится начинать логический разбор заново. Перерывы между решениями и обусловливают дискретность мысли.

— Но разве иной путь возможен? — осторожно поинтересовался вождь. Очень не хотелось выглядеть в глазах этих людей глупцом. — По-моему, «да» и «нет» — единственно возможные варианты ответов в задаче, все другие ответы будут неопределенными и лишенными конкретности. Если к единице прибавить другую единицу, то единственно верным ответом будет число «два», остальные же ответы будут предположительными и оттого бессмысленными.

Флеров тревожно глянул на Ландау, и Сталин мог поклясться, что сейчас Флеров пинает под столом неосторожного математика. Тем не менее Ландау вел себя так, словно разговаривал не с главой великого государства, а с нерадивым студентом, который в межсессионный период пропустил слишком много лекций и теперь не мог понять сути изучаемого предмета.

— Хороший пример, — оживился он. — Хороший, но не слишком удачный. Есть моменты, когда простая арифметика неприменима. Возьмем ядерные процессы — столкновение частичек в циклотроне не является простым их сложением, в результате появляется новая частица с ранее неизвестными качествами. Это уже не арифметическое действие, это нечто другое. Подобное возможно и в человеческих отношениях. Возьмем, например, числовые понятия. Если сложить две единицы, то они равняются целому натуральному числу «два». Но если рассматривать комплекс семейных отношений, то сложение двух единиц в сумме может дать натуральное число в диапазоне от единицы до четырнадцати и даже шестнадцати. И все потому, что семейные отношения не описываются сухим арифметическим правилом сложения и требуют учета самых различных факторов. Супруг может убить своего партнера за неверность и остаться в одиночестве. И наоборот, их любовь может привести к тому, что первоначально сложившеея семейное число «два» может увеличиться на несколько единиц. И напротив, совсем неверно рассматривание отдельных единиц как составных семьи. Необходимо учитывать такое качество, как любовь: она является составляющей семьи как общественной ячейки.

Он упрямо обходился без обращения к вождю, и Сталин почувствовал легкое раздражение.

— Вы хотите сказать, что товарищ Ландау и, скажем, к примеру, следователь госбезопасности абсолютно несовместимы, — тихо заметил он. — Я правильно понял, товарищ Ландау?

— Абсолютно, — с самоуверенным апломбом молодости заметил тот. — Скорее, это две самостоятельные единицы, каждая из которых после непродолжительного общения определенный период времени будет стремиться к нулю.

Подумав, Ландау все-таки добавил:

— Товарищ Сталин!

— Это вы хорошо подметили, — по-прежнему еле слышно сказал вождь. — Математика — очень точная наука, значительно точнее, чем лживая девка юриспруденция. Но я хотел узнать, может ли описанная логика существовать? Или обращение представляет собой вздор, на который можно не обращать никакого внимания?

Флеров и Ландау переглянулись, Сталину даже показалось, что на бледном вытянутом лице Ландау мелькнула еле приметная усмешка.

— Трудно сказать, товарищ Сталин. Непрерывная логика, основанная на полном отсутствии выбора между противоположными понятиями… Существование подобной логики должно противоречить всему материалистическому мировоззрению и законам марксизма-ленинизма в том как они изложены у классиков.

— Льется вода на мельницу буржуазного мировоззрения, — понятливо кивнул Сталин. Настроение вождя медленно портилось, и трудно сказать, что тому было причиной — несоответствие положений Обращения классическим материалистическим законам, когда-то выведенным классиками, или непочтительное поведение Ландау, который, казалось, потерял всякий интерес к беседе и сейчас откровенно глазел по сторонам, оглядывая кабинет вождя, в котором был впервые. — Товарищ Ландау, если вас так интересует мой кабинет, то дождитесь хотя бы окончания разговора, — с усмешкой сказал Сталин. — Обещаю, что я удовлетворю ваше любопытство. Что еще можно сказать о представленном вам тексте, товарищи ученые?

Флеров помялся.

— Если принять во внимание сам документ и признать его подлинность, — медленно сказал он, — необходимо заметить, что в обществе людей, которые были причастны к его написанию, существует коллегиальное руководство. Это заметно по тем фразам, где они протестуют против того, что человечество зачастую в решении задач, касающихся всего общества, ориентируется на отдельных своих представителей. По их мнению, никак нельзя ориентироваться на мнение одного человека, если речь идет об интересах всего общества. Но достигли ли они построения подлинно справедливого общества, сказать затруднительно. В обращении нет ничего, что свидетельствовало бы отношение членов этой неведомой Коалиции к собственности.

Сталин кивнул.

— Верно, товарищ Флеров, — благосклонно сказал он. — Классовые позиции в обращении не обозначены. Это очень важный вывод, по нему можно многое понять в лицах, которые готовили обращение. Еще какие выводы вы сделали, читая текст?

— В Бога они не верят, — неожиданно сказал Ландау. — Существа, которые утверждают, что являются сеятелями разумной жизни, никак не могут верить в Бога. Им легче предположить, что сами они и окружающий их мир есть в свою очередь продукт неизвестного разумного сеятеля из числа высокоразвитых галактических рас. Принцип Оккама: не стоит плодить воображением лишние сущности — истина всегда кроется в наиболее рациональном объяснении.

— Если руководствоваться привычной нам логикой, — согласился Сталин. — Но если Коалиция или ее авторы используют иной логический фундамент…

— Нельзя отрицать абстрактное мышление, — снова сказал Ландау. — Иной основы для познания мира у человечества нет. Язык абстрагирования — математика. Альтернативы ему я не вижу.

Сталин прошелся по кабинету, бережно заложив больную руку за обшлаг кителя.

— Наши языки они тоже отрицают, — повернувшись к столу, сказал он. — Язык им кажется очень неэффективным коммуникативным средством. Но если они не используют язык, то что же они используют?

— Телепатию, — убежденно сказал Ландау. — Зачем придумывать язык и письменность, если достаточным будет обмен мыслями.

— Хорошо. — Сталин повернулся к нему. — Но не кажется ли вам, товарищ Ландау, что обмен мыслями предполагает связь через логические информационные блоки? Для того чтобы обмениваться мыслями, необходимо, чтобы эти мысли имели какую-то форму — даже если они читают мысли друг друга, то, несомненно, используют телепатический язык для того, чтобы обозначить понятия и образы, возникающие в голове. Но тогда какая разница, произносится ли слово, обозначающее предмет или понятие, вслух, или существует в виде мысленного образа? В «Вопросах языкознания» я, помнится, старался по мере своих возможностей осветить и этот вопрос.

Вождь страховался. Вопросы информатики он в своих работах не затрагивал, прежде всего из-за того, что очень пренебрежительно относился к кибернетике, не зря же в Большой Советской Энциклопедии кибернетика была названа реакционной лженаукой, призванной любым путем обеспечивать интересы правящего буржуазного класса в странах Запада.

Задав еще несколько малозначащих вопросов, Сталин отпустил визитеров.

Беседа с физиками доставила ему удовлетворение, пусть даже он вновь почувствовал себя семинаристом, выслушивающим скучные и непонятные пояснения бородатых педагогов. Интуитивно он опять угадал — обращение было лишено классовых корней, предложенная Коалицией логика была просто недоступна жителям Земли, а отсутствие у членов Коалиции веры в Бога или коллегиальное руководство совсем не успокаивало вождя. Военные хунты в южноамериканских странах действовали коллегиально и особо набожными не были, но творимые ими дела были так же далеки от социализма, как Новая Земля, скажем, удалена от экватора. Даже если обращение и в самом деле готовили члены неведомого коалиционного отряда наблюдателей, то само его существование было хорошо подготовленной ловушкой, в которую пытались заманить глуповатых землян. А если обращение готовили земные специалисты, то были они из противоположного лагеря, который Сталин считал враждебным делу социализма.

В любом случае следовало считать обращение враждебным по содержанию и опасным по сути.

Однако кое-что вождя все-таки смущало. Постояв у окна и с отвращением понаблюдав за галдящими на дереве воронами, Сталин вновь обратился к тексту.

…КОН вынужден скептически относиться к Человечеству также и по двум причинам, порожденным, впрочем, все той же примитивностью логики, а именно: отношение к технической цивилизации и страх перед смертью индивидуума.

Развитие техники само по себе, безусловно, благотворно и призывает КОН благосклонно относиться к Человечеству как к разумной расе. Но фетишизация техники и тем более отведение ей такой роли, что она становится основной характеристикой вашей цивилизации, настораживает нас.

История Человечества развивалась хаотично. Когда отдельные районы Земли не имели прямой коммуникативной связи, Человечество, по сути, поставило несколько экспериментов по созданию различных типов цивилизаций. Некоторые из них КОН одобрил. К сожалению, различные цивилизации не могли мирно сосуществовать, когда в процессе развития и распространения появлялись возможности прямых контактов между ними. Как правило, более грубая и примитивная и в силу этого более жестокая цивилизация уничтожала более развитую и гуманную, чтобы в свою очередь оказаться уничтоженной еще более могущественной.

В настоящее время на Земле господствует самая примитивная из всех — машинная цивилизация. Она охватила все Человечество, держит его под своим контролем и впредь не даст возникнуть новой цивилизации, если только не уничтожит сама себя: или если только Человечество не возьмет под контроль развитие мировой машинной цивилизации и не трансформирует ее постепенно в другой вид цивилизации, гораздо более необходимый разумной расе. КОН надеется, что толчком к такой перестройки могут послужить данное обращение и посильная помощь, которую способен оказать КОН Человечеству, если эта помощь потребуется и Человечество выскажет соответствующее пожелание. Необходимо оговорить, что локальные цивилизации, центрами которых были город Апурадхапур в момент первого обращения и город Ткаатцеткоатль в момент нашего второго обращения, гораздо больше соответствовали потребностям Человечества, чем современная машинная цивилизация, и в качестве одного из вариантов своей помощи КОН может предложить Человечеству самое подробное описание этих цивилизаций для принятия их за возможные образцы. Одним из важнейших признаков для систематизации расы как разумной является то, что каждый ее представитель превыше всего ставит деятельность коллективизированного разума. Соответственно и человек как разумное существо должен превыше всего ставить развитие разума Человечества. Функции человека сводятся к тому, чтобы воспринять информацию от предыдущего поколения людей, исказить ее собственными случайными догадками и передать искаженную информацию следующему поколению. Хаотические флюктуации в движении мысли разумного общества необходимы, чтобы после исторического отсева непременно нашлись зигзаги движения мысли, соответствующие зигзагам изменения объективной картины бытия. Последнее имеет непредсказуемое направление, тогда как спектр мышления любого индивидуума на протяжении его жизни сохраняет постоянную направленность. Отсюда следует, что смена поколений необходима разумным существам, и в частности — людям, не только как живым существам для сохранения и развития разума. Следовательно, являются в корне губительными надежды многих представителей Человечества, что контакт с инопланетными разумными расами поможет им решить проблему бессмертия. С другой стороны, мы не можем отказать Человечеству в соответствующей помощи, как бы губительна она ни была для разума, поскольку каждая разумная раса вправе самостоятельно решать свою судьбу…

Дочитав текст, Сталин нахмурился. Под красивой конфетной оберткой прятался неаппетитный и вонючий кусочек хозяйственного мыла. Значит, помочь с бессмертием они все-таки могут, но предупреждают, что это будет губительным для земных цивилизаций! И нигде нет ни единого замечания о характере труда в обществе небожителей. И это, вероятно, тоже было — небожители боялись стремительного роста земного прогресса, а потому пытались загнать земное общество на тупиковый путь развития. Древние цивилизации потому и ушли, что не смогли на равных вести борьбу с европейцами и технологически развивающимся Китаем. Рано или поздно на передовые позиции в мире выходит народ, который уделяет особое внимание прогрессу. Достаточно посмотреть в историю и увидеть, что роль государств, которые технике внимания не уделяют, в обществе постоянно снижается. С этой точки зрения предпринятая им, Сталиным, индустриализация отсталой сельскохозяйственной России была правильным и очевидным шагом, в противном случае ее подмяла бы под себя технологически могущественная Германия, но даже после победы над ней нарождающаяся цивилизация социализма с трудом конкурировала с нажравшей телеса Америкой и идущими в отрыв европейскими странами, которые усердно вскармливал международный финансовый капитал. И в оценке роли личности в истории представители коалиционного отряда наблюдателей тоже допустили ошибку. Роль личности очень значительна, об этом можно было судил даже по нему, Сталину. Глупо было надеяться, что Советский Союз вышел бы на передовые позиции в мире под руководством Троцкого и его беснующейся камарильи. Подобного рывка мог добиться вождь, обладающий гениальным предвидением будущего, жесткой хваткой и отсутствием ненужной жалости к своим политическим противникам.

Сталин старчески заложил руки за спину и отправился в| малое путешествие, как он сам называл прогулки по кабинету. Все ему было ясно, сейчас он продумывал меры, которые должны были пресечь распространение в обществе политически вредных идей, содержащихся в обращении.

И все-таки одна мысль смущала его, подобно Мефистофелю, она не оставляла и вождя. Подкрадываясь, мысленный демон то вкрадчиво шептал ему на ухо, то кричал, заставляя вскипать кровь, — бессмертие! Возможное бессмертие — вот чего не хватало стареющему вождю, недавно отметившему свое семидесятилетие.

Он с раздражением вытащил трубку изо рта. Сейчас подарок Нестора Лакобы вызывал у вождя неприязнь. Некстати вспомнилась история тридцатых годов, когда отправившийся на прогулку со своими детьми и Нестором Сталин бросил Лакобу на острове, и тот с этого острова с огромным трудом выбрался. История была неприятной, и Сталин ощутил неожиданный стыд за случившееся с ним в прошлом. В яростной попытке избавиться от неловких воспоминаний Сталин швырнул трубку в стену. Послышался звон стекла — трубка угодила в портрет Ленина, который висел в кабинете еще с незапамятных времен. На звон разбитого стекла в кабинет немедленно ворвался встревоженный Поскребышев. Вслед за ним в кабинет заглянул озабоченный Власик.

— Все в порядке, товарищи, — сказал Сталин, наклоняясь и бережно поднимая рамку с фотографией. — Ничего особенного. Упал только портрет.