Рабочий день товарища Сталина начинался в десять часов утра и заканчивался около трех часов ночи. Этот порядок был заведен еще в напряженные предвоенные месяцы, когда Сталин почувствовал угрозу со стороны гитлеровской Германии и поставил страну на дыбы, пытаясь в кратчайшие сроки добиться ее технического перевооружения. С тех пор порядок не менялся. Под этот режим работы подстраивались и на местах — никому из областных и республиканских руководителей не хотелось, чтобы звонок из Москвы не застал их на рабочем месте. Два-три таких случая — и с руководящей должностью можно было смело прощаться. Соответственно под режим работы областных руководителей подстраивались и районные звенья.

Товарищ Сталин работал интенсивно.

Начиналась его работа со сводок по стране, которые ему приносил хмурый неразговорчивый Поскребышев. Глядя на него, Сталин не раз задумывался, не поменять ли ему заведующего особым сектором Центрального комитета партии, который после ареста жены компетентными органами все чаще и чаще отводил в сторону глаза. Но Поскребышев дело свое знал хорошо, а менять что-то в прекрасно отлаженном механизме Сталин не любил, поэтому Поскребышев оставался на месте. Товарищ Сталин любил повторять, что сын за отца не ответчик, так с чего бы человеку отвечать за бабу? Сам товарищ Сталин женщин не любил, они всегда предавали его, поэтому он и посчитал, что в отношении жены Поскребышева органы не ошибаются. Возомнила баба о себе, что является женой ответработника, вот и повела себя неправильно. Конечно, думать, что она шпионка, глупо, в шпионов вербуют других, более умных и пронырливых, например, как, скажем, Лазарь Каганович или Вячеслав… Сталин усмехнулся. Слишком Вячеслав в последнее время суетится, почувствовал, негодяй, старость товарища Сталина, задница у Молотова свербит о трон потереться. Значит, пришло время его приспустить немного с небес, подрезать крылышки.

Он придвинул к себе принесенные сводки и принялся внимательно читать их. Сводки были посвящены мало-мальски значительным событиям в стране за прошедшие сутки. Товарищ Сталин считал, что он просто обязан быть в курсе событий, из-за того и полетел царский режим, что не интересовался государь-император положением дел в стране, больше шарлатанам да министрам своим верил. А вот товарищ Сталин никому не доверял, все предпочитал делать сам. Потому он и Троцкого в свое время переиграл, разных любимцев партии в дураках оставил, войну выиграл, потому и Черчилля с Рузвельтом заставил стоять, держа руки по швам.

Сводки печатались на китайской рисовой бумаге так, как любил Сталин — крупным шрифтом, необходимым старческим глазам вождя, и с большими полями, на которых было так удобно ставить визы и замечания специальным красным карандашом, постоянно находящимся под рукой. Визы товарищ Сталин накладывал лаконичные, но ясные и не допускающие какого-либо неправильного толкования. Ведь если пишешь товарищу Абакумову «Разобраться и доложить в три дня, виновных строго наказать», то и товарищ Абакумов должен понимать, что разобраться и доложить необходимо именно через три дня, а виновные к тому времени должны быть достойно наказаны. И не надо быть торопыгой, не надо приходить раньше, иначе товарищ Сталин подумает, что ты в вопросе разобрался поверхностно, невнимательность и бездушие проявил в работе по управлению государством. Стало быть, ты или не тот винтик, что необходим, либо вкручен не туда, куда надо. Винтик заменить нетрудно, гораздо труднее найти ему необходимое место, чтобы польза была работающему механизму.

Сталин читал сводки.

В стране кипело строительство. Война кончилась, пришло время зализывать раны, которые она нанесла могучему телу советского государства. Надо было торопиться подняться и укрепиться, потому что, если ты не будешь твердо стоять на ногах, тебя обязательно собьют и затопчут.

Поэтому вождь особенно внимательно следил за происходящим в Сибири. Россия будет произрастать Сибирью. Вождь помнил это гениальное предвидение Михаилы Ломоносова и делал все, чтобы страна этой Сибирью произрастала. Помнится, в свое время в Туруханском крае его охватывала дрожь, когда он видел могучую реку, спокойно несущую свои воды в Ледовитый океан, и бескрайние таежные просторы, которые тянулись на сотни и тысячи верст. Это была страна будущего. И именно ему, Иосифу Джугашвили, предстояло сделать ее такой страной.

В годы войны было сделано многое, теперь же предстояло сделать еще больше.

УЗТМ выпустил первый шагающий экскаватор. Замечательно! Не зря он в прошлом году наградил группу инженеров УЗТМ государственными премиями. Оправдали они доверие своего вождя, оправдали! Сталин вспомнил, как Ванников представлял ему награжденных. Помнится, тогда еще вождь обратил внимание, что среди награжденных почти не было старых пердунов, кичившихся своим образованием, полученным еще при царском режиме. Ставка на молодых себя оправдывала. Оправдала она себя в предвоенные годы, как никогда оправдала в войну, оправдывала и сейчас.

Вождь оставил чтение сводок и подошел к окну.

Был великолепный день, в такой день неплохо было бы побродить в роще, запастись энергией у деревьев. Такие прогулки, особенно если их не портит своим нытьем Лаврентий, давали товарищу Сталину такой заряд бодрости, что его хватало на целую неделю.

Н-но! Сталин помрачнел, щелкнул задумчиво пальцами и вернулся к столу. Читать оставалось немного, в этом разделе помещалась забавная, а иногда и не проверенная до конца информация. Читать эти последние страницы было крайне интересно, но, как ни странно, именно этот раздел чаще других оставался без виз и пометок вождя. И не потому, что вождь не интересовался загадочными историями, таинственными случаями или просто дающими простор для обыкновенного человеческого любопытства. Но товарищ Сталин был вождем, он великолепно понимал, что все эти документы лягут в архивы с пометками «Хранить вечно» и будут изучаться потомками. Поэтому вождь должен быть достойным своего могучего государства. Сталин давно уже не удивлялся, что в газетах и статьях его личность наделяют такими эпитетами, как «гениальный», «мудрый» и «прозорливый». Человек, который принял государство с деревянной сохой и превратил это отсталое нищее государство в одну из великих держав мира, по его мнению, несомненно, был достоин этих эпитетов.

Он вернулся к столу и принялся дочитывать сводку, задумчиво посасывая трубку. Приятно было ощутить вкус табака. Последнее время он уже не курил, врачи категорически запрещали — здоровье вождя слишком важно для народа, поэтому вождь просто обязан поступиться своими вредными привычками в интересах страны. Лечащий врач вождя — Виноградов, конечно же, льстил товарищу Сталину Все вокруг льстили и заглядывали в рот вождю. Не дай бог умереть, эти льстецы станут так же яростно поносить вождя, как раньше славили его. Сталин поморщился. Мысль о смерти всегда некстати, а после того, как вчера вождь почувствовал сердечное недомогание, была вообще невыносимой. Раньше Сталин не задумывался о смерти, он не отделял себя от строительства вечной и бессмертной формации — коммунизма, в котором личное бессмертие вождя было естественным, как окружающий воздух или звезды на небе. Он все время ждал, что ученые откроют способ продлить жизнь вождя. Может быть, именно поэтому он так верил академику Александру Александровичу Богомольцу, который утверждал, что человек может и должен жить до ста пятидесяти лет. Вождь очень внимательно следил за его работой, не отказывал Богомольцу в средствах, дал ему звезду Героя Социалистического Труда, в 1941 году, таком трудном для всего народа, наградил Сталинской премией. И что же? Богомолец умер в сорок шестом, едва самому ему исполнилось шестьдесят пять лет. Узнав об этом, Сталин сокрушенно сказал: «Вот жулик. Всех обманул!» С тех пор его вера различным медицинским светилам была сильно поколеблена, но все-таки надежда продолжала жить в нем, и товарищ Сталин продолжал выделять средства институтам и лабораториям, которые работали над проблемами долголетия, разве что оделять их работников премиями и наградами стал реже.

Взгляд его рассеянно бежал по тексту, но что-то заставило вождя остановиться. Сталин еще раз глазами пробежал текст. Он читал быстро, но внимательно. Это было искусство, которым вождь гордился. Сейчас он пытался понять, что же заинтересовало его.

«В последние дни многие жители Свердловской области наблюдают в небе странные объекты, напоминающие Диски. По свидетельству очевидцев эти диски обладают немыслимой скоростью, легко меняют направление в воздухе, приземляются на участки земли, не пригодные для посадки обычных летательных аппаратов.

24 ноября 1949 года летчик 322-го авиационного полка капитан Локтионов Г.П., выполняя тренировочный полет и учебные стрельбы на истребителе «Ла-7», в районе полигона встретился со странным летательным аппаратом, по форме напоминающим диск. В момент встречи с объектом связь с землей прервалась. Капитан Локтионов Г.П., не имея связи с землей, попытался самостоятельно прижать неизвестный летательный аппарат к земле и принудить его к посадке, однако неизвестный аппарат на это не прореагировал. Капитан Локтионов Г.П. провел две воздушные атаки на летательный аппарат, обстреляв его из авиационных пушек и пулеметов своего истребителя. Видимых результатов обстрел не дал. После неудачных атак летчика летательный аппарат набрал скорость и стремительно ушел на северо-запад, не предпринимая каких-либо агрессивных действий в отношении истребителя. Капитану Локтионову Г.П. удалось благополучно вернуться на аэродром, где он доложил о случившемся командованию полка.

В настоящее время армейская контрразведка и территориальные органы государственной безопасности ведут активное расследование данного инцидента».

Сталин, задумчиво постукивая трубкой по столу, еще раз перечитал текст.

«Странно, — подумал он. — Ранее подобные сообщения ко мне не поступали. Что это может значить? Американцы? Вряд ли они вели себя так открыто и нагло. В конце концов, четырнадцатая десантная дивизия все еще безвылазно сидит на Чукотке, да и на Дальнем Востоке наши позиции слишком крепки. Тогда что это может быть? Немецкая секретная база на одном из островов северного океана? С окончания войны прошло почти четыре года, невероятно, что они могли обеспечить ее автономность на такой длительный срок. Какие-то природные феномены? Может быть, это вполне вероятно, но что именно? Может это явиться угрозой нашим планам освоения Сибири?»

Он встал и бесшумно прошелся по кабинету, вновь пососал трубку.

Вернувшись за стол, нажал кнопку,

На пороге возник сумрачный понурый Поскребышев.

— Абакумова ко мне, — приказал вождь. — И пошлите кого-нибудь за Капицей. Если его нет дома, выясните в Академии наук, где он.

Поскребышев исчез.

Собственно, так и должно быть, подчиненные не должны задавать лишних вопросов, они обязаны выполнять указания. Все-таки Поскребышев прекрасный секретарь, жаль будет его терять, хотя Лаврентий уже не раз намекал, что обиженных людей нельзя приближать к столу, они — как прирученные хищники, никогда не знаешь, что у них на уме. А Берия чаще всего оказывался прав, особенно в случаях, прямо касавшихся безопасности товарища Сталина. Он был до такой степени прав, что порой товарищ Сталин побаивался своего энергичного земляка и подумывал о том, чтобы найти Лаврентию достойную замену.

Жаль только, что никому верить нельзя.

Абакумов пришел почти сразу же.

Высокий и плечистый, с открытым волевым лицом, министр государственной безопасности нравился вождю и одновременно вызывал у него раздражение. Уж больно не вязалось открытое выражение лица министра с теми хитрыми операциями, которые он в последние годы проворачивал. Последовавшие за окончанием войны дела на генералов-мародеров, тащивших из Германии трофеи железно-Дорожными вагонами, борьба с безродными космополитами, которая велась с явным антисемитским душком, да мало ли каких дел не было за плечами министра, который сейчас с простецкой улыбкой стоял перед товарищем Сталиным, верноподданнически ловя каждое его слово.

— Абакумов, — глухо сказал Сталин. — Я зачем тебя в министрах держу?

Абакумов промолчал, прекрасно понимая, что сейчас перед ним разыгрывается сцена из театра одного актера, может быть, даже гениального актера. Он только переступил с ноги на ногу, внимательно разглядывая зеркальный блеск своих хромовых сапог. Кремль силу дал, но с таким же успехом он мог ее забрать обратно. Какие-либо прежние заслуги, как бы велики они ни были, здесь ничего не значили.

— Что ты молчишь, Абакумов? — сипловатым голосом заядлого курильщика спросил Сталин. — По какому вопросу я тебя вызвал, знаешь?

Вопросов, по которым вождь мог вызвать своего министра государственной безопасности, было великое множество, поэтому Абакумов поднял глаза от пола и открыто глянул в глаза вождю:

— Никак нет, товарищ Сталин.

Как все приближенные люди, министр знал, что вождь очень не любит, когда его называют по имени и отчеству. Исключение делалось лишь для Молотова и Берии, которые по привычке называли вождя старой партийной кличкой Коба, может, подспудно понимая, что этим именем возвращают вождю молодость или хотя бы воспоминания о том возрасте, когда он был молод.

— Вот, — удовлетворенно сказал Сталин. — Не знаешь. А ты, между прочим, у меня государственной безопасностью занимаешься, ты должен, как Вольф Мессинг, мои мысли читать.

Абакумов сам присутствовал на удивительных экспериментах, в которых проверялись фантастические способности бежавшего в Союз польского еврея, и после этих экспериментов Абакумов ни на день не терял этого странного и удивительного человека из виду. Министр Мессинга не понимал и боялся. Даже пишущий пьесы для театров интеллигент Всеволод Меркулов, который являлся наркомом внутренних дел до него, министру был в целом понятен — заигрывает человек с богемой, себя считает незаурядной личностью и талантливым писателем, да и пьесы, что шли в театрах, давали Меркулову неплохие деньги. Это Абакумов понимал. Но Мессинга, который еще в сороковом году предсказал войну с немцами, ее течение, а главное — дату, когда эта война будет победоносно завершена, он не понимал. Но, слава богу, речь шла все-таки не о Мессинге.

— Что у нас происходит на Урале? — спросил Сталин, отходя к окну. Отходил он боком, чтобы не терять собеседника из виду: сразу чувствовался подпольный до революционный опыт вождя — такие и слежку за собой вовремя заметят, а если того потребует революция, то и с соглядатаем разделаются без лишней суеты и угрызений совести. — Не знаешь? Это плохо, что ты, Абакумов, не знаешь. — Вождь ткнул в сторону министра труб кой, Абакумов почувствовал толчок в груди, словно трубка и в самом деле уткнулась ему в ребра. На тщательно под бритых висках министра появились маленькие капельки пота. — Шпионы на Урале чувствуют себя как дома, а министр об этом даже не подозревает. Чем ты занимаешься, Абакумов? Пьесы своего предшественника в театрах смотришь, с актрисами развлекаешься?

— Никак нет, товарищ Сталин! — бледнея, сказал министр. Актрисы и в самом деле у него в любовницах были, но Абакумов полагал, что вождю об этом знать не обязательно. Теперь надо было потратить немало усилий, чтобы высчитать человека, сдающего его ЦК. Скорее всего это был человек всесильного Берии, бороться с Лаврентием Павловичем министр, разумеется, не мог, но изолировать его человека, чтобы тот не представлял особой опасности, Аба кумову было вполне под силу.

— Что МГБ известно о неизвестных летательных аппаратах в Свердловской области? — спросил Сталин от окна. Он говорил с легким придыханием, делая между словами большие паузы, которые заставляли собеседника внимательно следить за разговором и вместе с тем придавали необыкновенную взвешенность каждому произнесенному слову. — Представляют ли они какую-нибудь угрозу людям? Где они базируются? Имели ли место акты агрессии со стороны этих аппаратов? Поддерживает ли МГБ конструктивные контакты с базирующимися на территории Свердловской области армейскими подразделениями? И наконец, располагает ли МГБ образцами такой техники? Несомненно, что ее изучение будет крайне полезно для советской науки.

Министр собрался.

— Непростой вопрос, товарищ Сталин, — сказал он. — Конечно же, министерство занимается этим вопросом. Но делать какие-то выводы пока преждевременно. Мы пола гаем, что к этому вопросу нужно подключить специалистов из Академии наук и конструкторских бюро. Разрешите, через день мы обобщим имеющуюся информацию и доложим вам ее отдельной справкой.

— Вы считаете, что через день во всем разберетесь? — с вежливым любопытством спросил Сталин, внимательно вглядываясь в неподвижное лицо министра. Сталин по мнил, как в сорок четвертом году на вопрос, сколько времени потребуется контрразведке, чтобы поймать группу диверсантов, ведущих разведку в тылу и путающих карты в большой стратегической игре, именно начальник СМЕРШ Абакумов браво сказал: «Сутки, товарищ Главком!», практически подписав этими словами свой приговор, если бы не его невероятное, фантастическое везение. В течение су ток группа армейской контрразведки СМЕРШ взяла диверсантов, и, вместо того чтобы отстранить Абакумова от должности, Сталин с удовольствием подписал наградные листы на участников операции, куда был включен и будущий министр. Именно тогда он понравился Сталину своей решимостью и умением рисковать. Тогда вождю это нравилось, но сейчас, когда войны не было, то же самое качество Сталина раздражало.

— Вы думаете, что суток вам хватит, чтобы раздобыть образец летательного аппарата, разобраться в происходящем и доложить ЦК? — Сталин перешел на «вы», и это был недобрый признак. — В таком случае вы или большой оптимист, либо его неисправимый синоним.

— Не хотел бы с вами спорить, но… Сейчас у меня будет Капица. Дождитесь окончания беседы, обсудите с ним все аспекты проблемы, а потом еще раз примите решение о приемлемых сроках. Или эти сроки для вас будут установлены другими, — закончил вождь, с любопытством наблюдая, как лицо, шея и уши министра становятся багровыми. — Вы меня поняли?

— Так точно, — с усилием сказал министр. — Задачи, поставленные ЦК перед госбезопасностью, будут ею вы полнены. Разрешите идти?

— Вы свободны, — сказал вождь, возвращаясь за стол. — И еще…

Он явно намеревался задать какой-то вопрос, потом махнул рукой и опустил глаза в бумаги.

Абакумов тихо вышел из кабинета, стараясь, чтобы его сапоги не скрипели, и благодаря себя за то, что надел сегодня мундир. В противном случае вождь не преминул бы ехидно спросить у него: «Вам что, не нравится форма, товарищ министр? Вы предпочитаете гражданскую должность?» После этих слов трудно понять, что тебя ждет в Дальнейшем — останется все сказанное просто дежурной шуткой вождя или все закончится неожиданным освобождением от должности.

А Сталин остался в кабинете, ожидая приезда Капицы. Не нравился ему министр государственной безопасности. Но работать приходилось и с сырым человечьим материалом, что же делать, если другого пока не было.

Человек, которого вождь ждал, был необычным. Такой судьбы Сталин желал бы себе, если бы не был Сталиным. Ученый с мировым именем, Капица жил в Англии, работал с Резерфордом и был одним из многообещающих его учеников. По возвращении в Россию Капица затосковал о привычной ему Англии, попытался вернуться назад к Резерфорду, но Сталин сказал: «Перелетная птица. Дайте ему институт, дайте ему, что он требует, и пусть Капица занимается наукой, Талантливые люди нужны и СССР. Что ему делать в Англии? Пусть делает свои открытия здесь!» И Капица остался в России. Вел он себя довольно независимо, Берия его не переваривал и не раз приходил к вождю с агентурными данными на ученого, добиваясь ареста физика. Но стукачей в стране много, а гениев, подобных Капице, не хватало. «Забудь о нем, — сказал Сталин раздосадованному Берии. — Я понимаю, тебе не нравится, что он о тебе нелестно отзывается, генацвале. Но это же лебедь, который парит в небесах, а ты всего-навсего ястреб, который гоняется за пичугами. Что тебе, врагов не хватает?»

Капица был в строгом английском костюме тонкой шерсти и в накрахмаленной сорочке. Обувь у него была подстать костюму — прекрасные туфли на широкой подошве. И держался он с достоинством, но уважительно. Это вождю понравилось.

— Садитесь, — сказал Сталин, стараясь держаться про сто и обыденно. — Надеюсь, я не оторвал вас от важных научных занятий?

Капица улыбнулся.

— Почитайте, — сказал Сталин, пододвигая Капице сводку, и карандашом отчеркнул нужное место. Некоторое время он смотрел, как Капица читает.

— Что вы обо всем этом думаете? — с легким акцентом поинтересовался вождь.

— Ничего, — безмятежно и спокойно сказал Капица. — Я не усматриваю в произошедшем особых причин для беспокойства. Подобной летательной техники нет ни у кого в мире. Вполне вероятно, что все случившееся с летчиком имеет более прозаическое объяснение. Он мог встретить в воздухе метеозонд, или это мог быть воздушный шар, который американцы применяют для зондажа нашей территории. Это очень удобно, товарищ Сталин, — дождаться благоприятного ветра и запустить с подводной лодки воздушный шар с прикрепленной к ней аппаратурой. Это возможно, но особой тревоги вызвать не может.

— А если это не люди? — осторожно спросил Сталин, покусывая трубку.

Собеседника вождь слушал внимательно и сосредоточенно, он словно обдумывал каждое его слово, которое, казалось, имело для Сталина особое значение.

— Кто же тогда? — удивленно вскинул брови Капица.

— Ну, скажем, герои одного из романов английского писателя Уэллса, — усмехнулся Сталин. — Как он у него назывался? «Война миров»?

— Вы имеете в виду жителей других планет? — Брови физика поднялись еще выше. — Не думаю, товарищ Сталин. По современным данным, других обитаемых планет в Солнечной системе нет, Нет причин считать эти летательные аппараты чем-то вроде космических кораблей.

Сталин бросил трубку на стол.

— Теперь уважаемый Капица будет рассказывать, что товарищ Сталин боится не только империалистического, но и инопланетного вторжения, — проворчал он. — А товарищ Сталин вынужден думать о государстве. Поэтому он обязан предполагать даже невероятное. Кстати, вы долго жили за рубежом. Подобные истории тогда имели место в буржуазной прессе?

Капица задумался.

— Нет, товарищ Сталин, — после минутного молчания сказал он. — А вот в этом или в прошлом году какой-то шум был. Какой-то летчик преследовал непонятные летающие объекты, которые в зарубежной прессе за их форм именовали довольно удачно летающими тарелочками. Но подробностей я не знаю.

— Товарищ Капица читает зарубежную буржуазную прессу? — удивился вождь. — Он не может забыть Англию?

— Это была перепечатка в польском рабочем журнале, — твердо сказал Капица. — Помнится, это было подано как курьез.7

Сталин улыбнулся в усы.

— Мы не будем интересоваться, где товарищ Капица берет буржуазную прессу, — сказал он. — Нетрудно догадаться, он берет ее у наших дипломатов. Но это не страшно. Для умного человека и яд может быть лекарством, не грамотный дурак и лекарством может отравиться. Все зависит от точки зрения, а мы знаем, что товарищ Капица имеет верную точку зрения на политические события в мире. Значит, товарищ Капица рекомендует нам не беспокоиться? Хорошо. Но я бы попросил вас проконсультировать по данному вопросу товарища Абакумова.

Он увидел, что при упоминании о министре государственной безопасности по лицу физика пробежала легкая тень.

— Я понимаю, — уже почти весело сказал Сталин. — Но в данном случае речь идет о безопасности государства, поэтому личные пристрастия не имеют значения. Товарищ Сталин это хорошо понимает, думается, что товарищ Капица тоже все поймет так же правильно. Кстати, кто из наших ракетчиков наиболее авторитетен?

— Сергей Павлович Королев, — не задумываясь, сказал Капица. — Выражаясь шахматной терминологией, если остальных специалистов можно рассматривать на уровне слонов, то Королев является безусловным ферзем. Он сейчас активно занимается с немецкими «Фау», но, насколько мне известно, имеет и свои довольно добротные наработки.