Глава 35 МАКРАННОХ
В коттедже было темно, а в углу комнаты находился медведь. В ужасе я попятилась к своему сопровождающему — я больше не хотела иметь дело с дикими зверями. Однако мой спутник твердой рукой подтолкнул меня вперед, в коттедж. Я нерешительными шагами приблизилась к горящему очагу, огромная неуклюжая фигура повернулась ко мне, и я с опозданием убедилась, что передо мною не зверь, а человек, одетый в медвежью шкуру, — точнее сказать, в плащ или накидку из медвежьего меха, застегнутую возле шеи посеребренной брошью размером с мою ладонь. Брошь изображала двух прыгающих оленей с выгнутыми горбом спинами и соприкасающимися мордами, так что фигуры замыкались в круг; заколка представляла собой короткую, сужающуюся лопасть, похожую на хвост быстро бегущего оленя. Я рассмотрела эту брошь в подробностях, потому что она торчала у меня прямо перед носом. Потом я подняла глаза, и у меня на мгновение мелькнула мысль: а не ошиблась ли я, может, передо мною и в самом деле медведь. Но нет, у медведя глаза не похожи на ягоды голубики, маленькие, круглые и темно-синие, да и брошек медведи не носят. Глаза утопали в толстых щеках, нижняя часть которых скрывалась в густых зарослях черных с проседью волос. Пряди точно таких же волос падали на плечи, смешиваясь с медвежьим мехом, от которого до сих пор шел острый запах, напоминающий о прежнем хозяине шкуры.
Маленькие острые глазки пробежались по мне, оценили и плачевное состояние моей одежды, и ее первоначально достойное качество, разглядели и два обручальных кольца, золотое и серебряное.
— Вы, кажется, попали в беду, мистрисс, — вежливо произнес «медведь», наклонив массивную голову, на которой блестели капельки от растаявшего снега. — Можем ли мы вам помочь?
Я медлила с ответом. В помощи этого человека я отчаянно нуждалась, однако, заговорив, я сразу выдала бы себя как англичанку. Лучник, который привел меня в коттедж, предупредил мой ответ.
— Нашел ее возле Уэнтуорта, — отрывисто произнес он. — Дралась с волками. Англичанка, — добавил он с ударением. И при этом слове в маленьких глазках-голубиках появилось не слишком приветливое выражение.
Я выпрямилась во весь рост и постаралась принять позу полной собственного достоинства матроны.
— Англичанка по рождению, шотландка в замужестве, — твердо заявила я. — Мое имя Клэр Фрэзер. Мой муж — узник Уэнтуорта.
— По-нят-но, — медленно проговорил «медведь». — Ну что ж, мое имя Макраннох, и вы находитесь на моей земле. По вашему платью я заключаю, что вы дама из хорошей семьи. Как же вы оказались одна зимней ночью в Элдриджском лесу?
Я от души обрадовалась возможности показать мои добрые намерения и к тому же разыскать Руперта и Мурту.
— Я прибыла в Уэнтуорт вместе с несколькими клансменами моего мужа. Поскольку я англичанка, мы считали, что мне удастся проникнуть в тюрьму под официальным предлогом, а потом, возможно, и найти способ освободить мужа. Однако я… мне пришлось покинуть тюрьму другим путем. Я искала своих друзей, но на меня напали волки. Вот этот джентльмен великодушно спас меня от хищников. — Я благодарно, улыбнулась костлявому лучнику, но он принял мою благодарность с каменным лицом.
— Вы, несомненно, имели дело с кем-то зубастым, — согласился Макраннох, поглядев на мое изорванное платье. Подозрительность, временно уступила место обычаям гостеприимства.
— Вы ранены? Ах, это лишь царапины? Но вы, конечно, замерзли и потрясены к тому же. Присаживайтесь поближе к огню. Гектор даст вам чего-нибудь выпить, а потом вы мне расскажете поподробнее о ваших друзьях. — Ногой он пододвинул к огню грубый трехногий табурет и усадил меня на него, нажав тяжелой рукой мне на плечо.
Горящий торф дает немного света, зато горит жарко. Я невольно вздрогнула, когда кровь начала циркулировать в моих застывших руках. Пара глотков из кожаной фляжки, протянутой мне Гектором, окончательно восстановила мое кровообращение.
Я объяснила свое положение, насколько могла, — по правде говоря, не чересчур толково. Краткое описание выхода из тюрьмы и рукопашной схватки с волком было принято с известной долей скептицизма.
— Предположим, что вам удалось попасть в приемную Уэнтуорта, однако вряд ли сэр Флэтчер позволил бы вам свободно разгуливать по всему зданию. А уж если капитан Рэндолл обнаружил бы вас в подземелье, он не стал бы показывать вам выход через заднюю дверь.
— У него… у него были на то свои причины. — Какие же?
Я собралась с духом и рассказала все как есть; я слишком устала и вымоталась, чтобы прибегать к иносказаниям и околичностям.
Макраннох был наполовину убежден, но все еще не хотел думать о конкретных действиях.
— Я понимаю ваше беспокойство, — сказал он, — однако дело обстоит не так уж скверно.
— Не так уж скверно! — От возмущения я даже вскочила на ноги.
Макраннох помотал головой, словно ему докучали оводы.
— Я имею в виду, — заговорил он, — что если зад нашего парня в опасности, то это не слишком болезненно. Прошу прошения за грубость, мадам, но от содомского греха еще никто не умер. — И он успокоительно простер ко мне две пятерни размером с суповую тарелку. — Не могу сказать, что это доставит ему удовольствие, однако не стоит обращаться по такому поводу к сэру Флэтчеру Гордону. Мое положение в этих местах весьма ненадежное, весьма! — Он обиженно надул щеки и посмотрел на меня из-под насупленных бровей.
Уже не впервые я пожалела о том, что ведьм не существует. Будь я одной из них, я немедленно превратила бы его в жабу, жирную и покрытую бородавками. Но я усмирила себя и попробовала объяснить еще раз истинное положение дел.
— Думаю, зад его в настоящее время вне опасности, речь идет о его шее. Англичане собираются повесить его утром.
Макраннох что-то забормотал и начал раскачиваться вперед-назад, словно медведь в слишком тесной клетке. Потом он вдруг поднялся и приблизил свой нос почти вплотную к моему. Я была настолько изнурена, что даже не отшатнулась, а только заморгала часто-часто.
— Ну а если бы я пообещал помочь вам, что бы из этого вышло? — проревел он и заметался по комнате — два шага в одну сторону, взмах меховой полы, два шага к другой стене. Он ходил и говорил, отдуваясь на поворотах:
— Если бы я пошел к сэру Флэтчеру, что мне ему сказать? Что, мол, у вас тут есть некий капитан, который в свободное от службы время пытает заключенных? А когда он спросит, откуда мне это известно, я должен буду ответить, что какая-то заблудившаяся саксонка обнаружена моими людьми в темноте и что она мне сообщила о непристойных предложениях, сделанных капитаном ее мужу, человеку вне закона, за голову которого назначена награда, человеку, осужденному на казнь как убийца… — Макраннох остановился и со всего маху хватил огромной лапой по шаткому столу. — А насчет того, чтобы проникнуть с моими людьми в здание… Причем, заметьте, если, я говорю — если бы мы могли туда проникнуть…
— Вы сможете, — перебила его я. — Я могу показать вам дорогу.
— Ммм-м-м. Возможно. Ну так если мы туда попадем, что скажет Флэтчер, обнаружив моих людей в крепости? Как он поступит? Он отрядит солдат во главе с капитаном Рэндоллом, и они огнем из орудий сровняют Элдридж-Холл с землей. Нет, моя милая, не вижу…
Его речь внезапно оборвалась: со стуком распахнулась, дверь, и другой лучник втолкнул в комнату Мурту и поставил перед хозяином. Макраннох был ошеломлен.
— А это еще что? — спросил он. — Можно подумать, у нас нынче Майский праздник, юноши и девушки гуляют в лесу и собирают цветы, ни зимы, ни снега в помине нет!
— Это клансмен моего мужа, — сказала я. — Я ведь рассказывала…
Мурта, ни в малой мере не смущенный не слишком сердечным приемом, разглядывал медвежью стать хозяина, как бы возвращая его мысленно в далекое прошлое.
— Никак это Макраннох? — задал он вопрос чуть ли не обвиняющим тоном. — Ты ведь был на Собрании тогда, в замке Леох?
Макраннох был мало сказать что удивлен.
— Ничего себе «тогда», скажу я вам! Да с тех пор почти тридцать лет миновало! Откуда ты это знаешь, малый?
— Я так и думал, — удовлетворенно кивнул Мурта. — Я сам там был. И я запомнил это Собрание по той же причине, что и ты.
Макраннох пристально изучал наружность иссохшего маленького человека, как видно, тоже стараясь вспомнить, каким он был когда-то.
— Да, я тебя помню, — сказал он наконец. — Имя забыл, а тебя самого помню. Ты убил одним только кинжалом раненого вепря во время тинчала. Великолепный был зверь. Макензи еще отдал тебе его клыки, каждый смыкался в полный крут. Это была настоящая работа, дружище!
Мне показалось, что на мгновение впалые щеки Мурты дрогнули от слегка раздвинувшей губы улыбки. И тут же мне припомнились варварски прекрасные браслеты, которые я однажды надевала в Лаллиброхе. Дженни тогда сказала, что ее мать получила их в подарок от поклонника. Я уставилась на Мурту с недоверием: даже если отбросить тридцать лет, никак не подходил он на роль одержимого нежной страстью.
Вспомнив об Элен Макензи, я вспомнила и о жемчужном ожерелье, которое было спрятано у меня в кармане на самом дне. Я извлекла его и протянула к свету.
— Я могу заплатить, — предложила я. — Нельзя, чтобы ваши люди шли на риск просто так.
Двигаясь гораздо быстрее, чем я могла ожидать от него, Макраннох схватил ожерелье.
— Где вы его взяли, мадам? — спросил он. — Вы, кажется, говорили, что ваша фамилия Фрэзер?
— Да. — Преодолев усталость, я выпрямилась. — Жемчуг принадлежит мне. Муж подарил мне ожерелье в день нашей свадьбы.
— Вот как? — Хриплый грубый голос прозвучал неожиданно мягко, и Макраннох повернулся к Мурте: — Сын Элен? Муж этой женщины — сын Элен?
— Да, — как всегда невозмутимо, ответил Мурта. — Ежели бы вы его увидели, сразу бы догадались: лицом он весь в нее.
Макраннох с нежной осторожностью перебирал в руке сияющие жемчужины.
— Я подарил их Элен Макензи, — сказал он. — Мой свадебный подарок ей. Я не мог надеть на нее это ожерелье как на свою жену, потому что она выбрала другого, но я так часто думал о том, как будут выглядеть эти жемчужины на ее милой шейке, что на другой женщине представить их себе не мог. Так и сказал ей и упросил принять подарок, чтобы она вспоминала обо мне, когда наденет бусы. — Он вздохнул и протянул мне ожерелье. — Теперь оно ваше. Носите его на здоровье, милочка.
— Я постараюсь выбрать для этого более удачное время, — ответила я, стараясь не проявлять нетерпения по поводу всех этих сантиментов, — если вы поможете мне вызволить моего мужа.
Маленький розовый рот, улыбавшийся воспоминаниям его обладателя, тотчас крепко сжался.
— Ах, — произнес сэр Маркус, дернув себя за бороду. — В самом деле. Но я уже говорил вам, дорогая, я не представляю, как это можно сделать. У меня жена и трое детей. Я очень хотел бы помочь сыну Элен, но вы просите невозможного.
У меня внезапно ослабели ноги, я плюхнулась на трехногий табурет, опустила плечи и повесила голову. Отчаяние всей тяжестью навалилось на меня. Я закрыла глаза и погрузилась в какое-то серое тупое безмолвие, в которое откуда-то из бесконечности доносились невнятные звуки голоса Мурты, о чем-то еще спорившего с Макраннохом.
Вывело меня из ступора мычание коров. Подняв глаза, я успела увидеть, как Макраннох выскочил из коттеджа. Когда он распахнул дверь, в комнату вместе с холодным зимним ветром ворвалось мычание скота и крики мужчин. Но дверь тотчас захлопнулась за огромным мохнато-волосатым существом, а я обратилась к Мурте, спрашивая, что теперь предпринять.
Я не договорила — выражение его лица остановило меня: выражение привычной и обычной для него терпеливой непреклонности сменилось оживлением. Я схватила его за рукав.
— Что происходит? Говорите скорее!
— Коровы! Коровы Макранноха! — только и успел сказать он до того, как Макраннох снова ввалился в комнату, толкая перед собой долговязого парня.
Последним толчком он припечатал парня к оштукатуренной стене. Потом он воспользовался тем же приемом, какой применил ко мне: нос к носу. Менее уравновешенный или менее усталый, чем я, парень откинул голову к стене как мог дальше.
Макраннох заговорил вначале как бы вполне спокойно и резонно:
— Слушай, Абсалам, я послал тебя три часа назад пригнать сорок голов скота. Сказал тебе, что важно их найти, потому как надвигается большой буран. — Спокойный, даже мягкий голос начал повышаться. — И вот я услышал рев коров и подумал: ага, Маркус, это Абсалам пригнал весь скот, он хороший парень, теперь мы все отправимся по домам и погреемся у огонька, а коровы будут себе спокойно стоять в стойлах. — Здоровенная лапа вцепилась в куртку Абсалама, материал трещал под крепкими пальцами. — Я выхожу поздравить тебя с хорошо выполненной работой и начинаю пересчитывать животных. И сколько же я их насчитываю, красавчик ты мой? — Голос перешел в могучий рев — природа отпустила Маркусу легкие на троих обычных людей. — Пятнадцать! — выкрикнул он, приподняв злосчастного Абсалама на цыпочки. — Он, видите ли, нашел пятнадцать из сорока! А где же остальные? Где? Бродят по снегу и замерзнут насмерть!
Мурта во время этой сцены стушевался в угол. Но я видела его физиономию и заметила, что при последних словах Макранноха в глазах у Мурты вспыхнул огонек. Я вдруг поняла, эту он собирался сообщить мне, и я знала теперь, где находится Руперт. Вернее даже, не где он находится, а что делает. И у меня появилась надежда.
Было совсем темно. Огни тюрьмы светились сквозь снег еле заметно, словно фонари тонущего судна. Я с двумя мужчинами ждала под деревьями и в тысячный раз перебирала в уме все случайности, из-за которых могло сорваться дело.
Удастся ли Макранноху выполнить свою задачу? Он должен постараться, если хочет получить назад своих чистокровных коров. Разрешит ли сэр Флэтчер Макранноху немедленно обыскать подвальные помещения? Похоже, что да — баронет не из тех людей, с которыми можно не считаться.
Я видела, как животные одно за другим спускаются в тот ров, который ведет к заднему входу в тюрьму; руководили этим беззвучным шествием Руперт и его помощники. Смогут ли они провести животных по одному в дверь? А если смогут, то что дальше? Что произойдет, как поведут себя полудикие коровы, очутившись в узком коридоре, освещенном факелами? Предположим, и это обойдется. Коридор сам по себе не так уж отличается от привычного коровам сарая с каменным полом, факелами по стенам и запахом людей. Если все это сойдет, можно рассчитывать на успех плана. Рэндолл вряд ли решится звать на помощь при этом вторжении — из страха, что раскроются его маленькие забавы.
Нет, Рэндолла можно не принимать во внимание — что он может предпринять в одиночку при данных обстоятельствах? Но что, если шум чересчур скоро привлечет внимание всего гарнизона? Дугал с неохотой согласился на попытку своих людей помочь его племяннику бежать из тюрьмы — можно себе представить, в какое неистовство придет он, если люди эти будут арестованы за незаконное проникновение в ее стены. Мне совсем не улыбалась перспектива нести за это ответственность, хоть Руперт и пошел на риск добровольно и с полным желанием. Я крепко сжала зубами большой палец и старалась успокоить себя соображениями, что над подземной частью замка нагромождены тонны и тонны гранита, заглушающего звуки.
Но сильнее всего был страх, что помощь опоздает. Ждет палач или нет, но Рэндолл может зайти слишком далеко. По рассказам ребят, побывавших в лагерях для военнопленных, я знала, как легко сфабриковать смерть узника якобы от несчастного случая, а тело всегда можно привести «в порядок», если ожидается официальное дознание. Даже если такое дознание проведут и Рэндолла разоблачат, ни мне, ни Джейми от этого не будет никакого прока.
Я решительно гнала от себя мысли о том, какое применение может найти садист для тех предметов, что лежали там на столе. Но я не могла не думать снова и снова об обломке кости, торчащем из пальца пригвожденной к столу правой руки. Чтобы прогнать видение, я изо всех сил провела суставами собственных пальцев по твердой кожаной обшивке седла. Почувствовав жжение, я сняла перчатку и посмотрела, насколько поранили мне кисть волчьи зубы. Ничего особенного, всего несколько ссадин и только одна ранка от острого клыка, проткнувшего кожу. Я рассеянно лизнула ранку. Бесполезно было уверять себя, что сделала все от меня зависящее. Я в самом деле совершила то, что могла, но ожидание оттого не становилось легче.
Наконец до нас донесся со стороны тюрьмы какой-то слабый и невнятный крик. Один из людей Макранноха взял мою лошадь под уздцы и повел дальше под деревья. Под сплетением ветвей в рощице снега на земле было меньше, чем на более открытом месте, и порывы бурана почти не ощущались; наметенные ветром тонкие и длинные полосы снега резко выделялись на покрытой палыми листьями каменистой почве. Зато и видимость здесь была почти никакая. Топот копыт, заглушаемый снегом, мы услыхали лишь с очень близкого расстояния. Оба моих спутника вынули по пистолету и отвели коней дальше под прикрытие ветвей, но я различила глухое мычание коров и двинулась вперед.
Сэр Маркус Макраннох, которого легко было угадать по его медвежьей шубе, прокладывал себе путь по склону, из-под копыт его коня летели комья снега. За ним следовали остальные, судя по голосам — в весьма приподнятом настроении. Большинство этих людей двинулись дальше мимо нас, подгоняя животных, сильно перебудораженных и норовящих рассыпаться по сторонам, по направлению к подножию холма, где их ждал честно заработанный отдых в хлеву.
Макраннох подъехал ко мне; он веселился от души.
— Мистрисс Фрэзер, — закричал он сквозь снег и ветер, — я весьма признателен вам за столь замечательный вечер!
Его подозрительность как рукой сняло, он обращался ко мне с величайшей сердечностью. Снег налип ему на брови и усы, и он был похож на подгулявшего Деда Мороза. Взяв мою лошадь за повод, он увлек ее снова в затишек под деревьями. Махнул двум моим спутникам, чтобы они отправлялись вниз по склону и помогли управиться со стадом, потом спешился сам и снял меня с седла, все еще посмеиваясь.
— Ох, видели бы все это, — захлебываясь смехом, заговорил он в бурном возбуждении. — Сэр Флетчер покраснел, словно грудка малиновки, когда я вломился к нему в самый разгар, обеда и заявил, что он укрывает в своих помещениях краденую собственность. А когда мы спустились по лестнице и он услышал громовый рев скотины, я подумал, что он наделал в штаны. Он…
Но тут я в нетерпении начала теребить сэра Маркуса за рукав:
— Оставьте вы штаны сэра Флэтчера в покое! Вы нашли моего мужа?
Макраннох хрюкнул от смеха еще раз и вытер рукавом глаза.
— Да. Мы его нашли.
— Он более или менее в порядке? — спокойным голосом спросила я, хотя мне хотелось кричать.
Макраннох кивком указал на деревья позади нас, я быстро обернулась и увидела всадника, осторожно пробирающегося по роще; перед ним на седле находилось что-то большое и закутанное. Я бросилась туда, за мной — Макраннох, который на бегу пытался что-то мне втолковывать:
— Он не умер, по крайней мере был жив, когда мы его обнаружили, но пострадал здорово, бедный паренек.
Я откинула покрывало с головы Джейми и в дикой тревоге осмотрела его, насколько было возможно, — лошадь, несшая двойной груз, не хотела стоять на месте и беспокоилась. Я увидела темные кровоподтеки, кровь засохла и на спутанных волосах, но больше ничего я не разглядела в сумерках. Мне показалось, что я нащупала на холодной шее слабый пульс, но не была уверена в этом.
Макраннох под локоть увел меня в сторонку.
— Самое лучшее, что мы можем сделать, это внести его в дом, милочка. Идемте со мной. Гектор внесет его в дом.
Гектор внес свою ношу в большую гостиную Элдридж-Мэнора и опустил на ковер перед камином. Потянув одеяло за один конец, он осторожно развернул его, и на желтые и розовые цветы радости и гордости леди Аннабел Макраннох сползло с одеяла вялое обнаженное тело. К чести леди Аннабел, она даже виду не подала, что заметила, как кровь пачкает драгоценный обюссонский ковер. Женщина едва за сорок, она напоминала птичку, желтое шелковое платье отливало золотом, словно перышки щегла на восходе солнца. Резко хлопая в ладоши, она разослала слуг по всем возможным направлениям, и одеяла, полотно, горячая вода и виски явились передо мной чуть ли не до того, как я успела снять плащ.
— Лучше перевернуть его на живот, — посоветовал сэр Маркус, наливая виски в два стакана. — У него исполосована вся спина, лежать на ней больно. Впрочем, он, кажется, не чувствует боли, — добавил он, поглядев на мертвенно-бледное лицо Джейми и его заплывшие глазницы. — Вы уверены, что он жив?
— Да, — коротко ответила я, надеясь, что говорю правду.
Я попыталась повернуть Джейми. В бессознательном состоянии он казался втрое тяжелее обычного. Макраннох пришел мне на помощь, и мы уложили Джейми на одеяло спиной к огню.
Беглый осмотр убедил меня, что он жив, что все части тела на месте, что смерть от потери крови ему сейчас не угрожает и я могла уже не спеша заняться его повреждениями.
— Я могу послать за врачом, — сказала леди Аннабел, с тревогой поглядывая на распростертое недвижимое тело. — Но раньше, чем через час, он не явится — снег, по-моему, усилился.
Легко было догадаться, что ноты сомнения в ее голосе вызваны отнюдь не снегопадом: врач мог стать опасным свидетелем присутствия в ее доме беглого преступника.
— Не беспокойтесь, — сказала я. — Пожалуйста, не беспокойтесь. Я сама врач.
Не обращая внимания на удивленные лица обоих Макраннохов, я опустилась на колени возле того, что осталось от моего мужа, укрыла его одеялами и начала прикладывать смоченные в горячей воде куски полотна к тем участкам кожи, которые оставались открытыми. Главной своей задачей я считала необходимость согреть Джейми; кровь из рубцов на спине едва сочилась, с этим можно было подождать.
Леди Аннабел отошла в сторону, однако ее птичий голосок по-прежнему требовал, напоминал и распоряжался. Ее супруг, усевшись на пол возле меня, с деловитым видом растирал в своих руках окоченевшие ступни Джейми, отвлекаясь от этого занятия лишь затем, чтобы хлебнуть виски.
Мало-помалу сдвигая одеяла, я осматривала повреждения на теле у Джейми. От шеи до колен он был исхлестан кнутом, рубцы пересекались с аккуратностью ажурной вышивки — значит, удары наносили не спеша и с наслаждением. От внезапной вспышки гнева у меня закружилась голова.
Чем-то более тяжелым пользовались уже с неистовой яростью, когда били по плечам — в одном месте удар просек мясо до кости. Я наложила толстый слой корпии на наиболее опасные раны и продолжала осмотр.
В том месте, по которому пришелся удар молотка, нанесенный Марли, вздулась черно-красная опухоль размером побольше руки сэра Маркуса. Несколько ребер, разумеется, было сломано, но это тоже могло ждать. Мое внимание привлекли сине-багровые полосы на шее и на груди: кожа на них сморщилась и покрылась волдырями. Края одной такой полосы запеклись и были осыпаны золой.
— Чем это его? — спросил сэр Маркус, который уже закончил свои манипуляции и наблюдал за осмотром через мое плечо с глубоким интересом.
— Раскаленной кочергой, — произнес слабый и невнятный голос.
Я не сразу осознала, что это заговорил Джейми. Он с усилием приподнял голову, и стало ясно, почему он говорит так невнятно: нижняя губа с одной стороны сильно распухла, прокушенная зубами.
С полным присутствием духа сэр Маркус просунул руку под затылок Джейми и, поддерживая голову, поднес к его губам стакан с виски. Джейми поморщился от боли — спиртное обожгло израненный рот, — но виски выпил и только после этого уронил голову. Глаза его, затуманенные болью и виски, остановились на мне с проблеском радости.
— Коровы? — спросил он. — Там в самом деле были коровы или мне померещилось?
— Ничего другого не оказалось в то время под рукой, — ответила я, расмеявшись не на шутку оттого, что он все-таки жив и в сознании. Я положила руку ему на голову, стараясь рассмотреть огромный кровоподтек на скуле. — Выглядишь ты ужасно. Как ты себя чувствуешь?
— Живым, — коротко ответил он и приподнялся на локте, чтобы принять из рук сэра Маркуса второй стаканчик виски.
— Ты считаешь, что тебе можно пить сразу так много? — спросила я, рассматривая его зрачки, чтобы определить, нет ли сотрясения мозга. Он этому воспрепятствовал, прикрыв глаза.
— Да, — ответил он и протянул пустой стаканчик сэру Маркусу, который потянулся было к графину, но был остановлен повелительным чириканьем леди Аннабел, возникшей перед ним, словно солнце.
— Вполне достаточно, Маркус, — проговорила она. — Юноша нуждается не в спиртном, а в чашке крепкого горячего чая.
И чай был подан самым церемонным образом в серебряном чайнике, принесенный служанкой, чей вид прирожденного превосходства даже не потерпел ущерба оттого, что она появилась в ночной сорочке.
— Горячего крепкого чая с большим количеством сахара, — дополнила я характеристику леди Аннабел.
— И, возможно, с маленьким глоточком виски, — вставил свое слово и сэр Маркус, аккуратно снимая крышку с чайника и доливая туда приличный «глоточек» из своего графина. Грациозно принимая дымящуюся чашку, Джейми приподнял ее с безмолвной благодарностью, обращенной к сэру Маркусу, и осторожно поднес горячий напиток ко рту — мне пришлось обхватить при этом его пальцы своими, потому что у него самого рука сильно дрожала.
Слуги принесли походную кровать, матрас, еще несколько одеял, а также бинты, горячую воду и большой деревянный ящик — домашнюю аптеку.
— Мне подумалось, что лучше всего заниматься этим здесь у огня, — сказала леди Аннабел своим очаровательным щебечущим голосом. — Здесь больше света и к тому же самое теплое место в доме.
По ее указанию двое самых сильных слуг подняли Джейми прямо на одеяле и уложили его на придвинутую к камину кровать, в то время как третий слуга принес запас угля на ночь и развел огонь посильнее. Девушка, подававшая чай, теперь занялась свечами в канделябрах, установленных на буфете, и зажгла их. Несмотря на свой птичий облик, леди Аннабел обладала задатками старшего сержанта.
— Да, поскольку он пришел в сознание, нам надо браться за дело, и чем скорее, тем лучше, — сказала я. — Найдется ли у вас дощечка примерно двух футов длины, потом еще толстая веревка и несколько веревочек потоньше и прямые плоские дощечки примерно вот такой длины? — Я раздвинула пальцы на четыре дюйма.
Один из слуг немедленно исчез — ни дать ни взять джинн, готовый выполнить любое приказание.
Этот дом казался воистину волшебным — быть может, благодаря контрасту между бушующей непогодой снаружи и восхитительным теплом в комнате, а может, и оттого, что я видела Джейми в безопасности после стольких часов страха и тревоги.
Отполированная поверхность темной тяжелой мебели блестела при свете канделябров, блестело на буфете начищенное серебро, а целый набор хрупкого хрусталя и фарфора, украшавший каминную доску, тоже составлял немыслимый контраст с простертым у камина окровавленным, покрытым грязью человеческим телом.
Вопросов никто не задавал. Мы были гостями сэра Маркуса, и леди Аннабел держала себя так, словно появление в доме окровавленных незнакомцев, пачкающих своей кровью ковры, — дело самое обыкновенное. И мне пришло в голову, что, возможно, подобные ночные визиты случались и прежде.
— Очень скверно, — проговорил сэр Маркус, разглядывая искалеченную руку Джейми опытным глазом старого воина. — И, наверное, дьявольски болит. Но это тебя не убьет, верно? — Он выпрямился и негромко обратился ко мне: — Я было после ваших рассказов подумал, что дело обстоит еще хуже. Кроме пальцев и ребер, все кости целы, а остальное скоро заживет. Я бы сказал, что ты можешь считать себя счастливчиком, парень.
С походной кровати прозвучало нечто вроде смеха.
— Думаю, вы правы, мне и в самом деле повезло. Меня должны были повесить завтра утром. — Джейми беспомощно подвигал головой на подушке, пытаясь поднять ее и посмотреть на сэра Маркуса. — Вы об этом знали… сэр? — Джейми, как видно, лишь теперь обратил внимание на вышитый жилет сэра Маркуса с изображением его герба среди голубков и роз. Сэр Маркус только отмахнулся.
— Если он собирался передать вас прямо в руки палача, — заметил он, — то, пожалуй, чересчур перестарался в обращении с вашей спиной.
С этими словами он снял пропитавшуюся кровью корпию и наложил свежую.
— Да. Он потерял голову, когда… когда он… — Джейми пытался что-то сказать, но ему это не удавалось, и он, отказавшись от борьбы с самим собой, повернулся лицом к огню, закрыл глаза и проговорил: — Господи, как я устал…
Мы дали ему отдохнуть, пока слуга не возник снова рядом со мной. Он вручил мне затребованные мною лубки. Я осторожно подняла искалеченную руку Джейми и стала ее исследовать при свете свечей.
Необходимо было вправлять переломы как можно скорее. Порванные мускулы втягивали в себя отломки костей. Оценив в полной мере причиненные увечья, я почти полностью утратила надежду справиться с бедой. Но если рассчитывать, что в будущем рука хоть отчасти восстановит работоспособность, за дело следовало браться немедленно. Леди Аннабел во время осмотра тихо стояла позади и внимательно наблюдала за мной. Я повернулась к ней.
— В вашей аптечке нет ли случайно снотворного? — спросила я, заметив, что она держит в руках небольшую шкатулку с поднятой крышкой, полную каких-то снадобий.
— О да! — Быстрым движением она вынула из шкатулки небольшой зеленый пузырек. — Цветы лауданума. Подойдет?
— Великолепно. — Я взяла у нее пузырек.
— Теперь все будет в порядке, — обратилась я к Джейми, наливая некоторое количество пахучего настоя в стаканчик. — Ты должен ненадолго сесть — только чтобы успеть проглотить вот это. Потом ты уснешь и проспишь достаточно долго.
По правде говоря, я сильно сомневалась, можно ли вводить в организм препарат опия после выпитого в более или менее значительном количестве спиртного, но даже подумать о том, что я буду в противном случае вправлять переломы такого рода человеку в полном сознании, мне было страшно. И я наклонила пузырек, чтобы добавить в стаканчик еще лекарства.
Здоровой рукой Джейми удержал меня от этого.
— Никаких лекарств, — сказал он твердо. — Разве что еще немного виски… — Он подумал и добавил, облизнув распухшую нижнюю губу: — И что-то вроде ремня, чтобы я мог это кусать.
Услышав его слова; сэр Маркус подошел к красивому блестящему шератоновскому столу в углу комнаты и, принялся что-то искать. Вернулся он с небольшим кусочком потрепанной кожи. При ближайшем рассмотрении я увидела на нем словно бы нанесенные пунктиром полукружия и догадалась, что это следы зубов.
— Вот, пожалуйста. — Сэр Маркус был явно доволен. — Я им сам пользовался при Сен-Симоне, когда мне вынимали пулю из ноги.
Я глядела с разинутым ртом, как Джейми взял этот кожаный лоскут, провел пальцем по отметинам и кивком поблагодарил хозяина.
— Ты что, и в самом деле хочешь, чтобы я вправляла тебе девять сломанных костей, а ты при этом будешь в полном сознании? — завопила я. — Тоже мне нашелся чертов герой! Мы все прекрасно знаем, что ты вытерпел, и никому не нужны новые доказательства твоей выносливости!
Наступило неловкое молчание. Джейми глядел на меня, приоткрыв рот. Наконец он заговорил.
— Клэр, — сказал он, — мы примерно в двух милях от Уэнтуортской тюрьмы. Утром меня собирались казнить. Не важно, что там произошло с Рэндоллом, важно, что англичане так или иначе скоро хватятся меня.
Я прикусила губу. Он говорил правду. То, что я непреднамеренно освободила несколько других заключенных, запутает дело ненадолго. Проведут проверку и начнут поиски. И благодаря выбранному мной необычному способу бегства в самое ближайшее время Элдридж-Мэнор привлечет к себе внимание.
— Если нам повезет, — продолжал тихий и спокойный голос, — снегопад задержит поиски, и мы успеем уехать. Если же нет… — Он пожал плечами, глядя на огонь. — Клэр, я не допущу, чтобы меня снова упрятали туда. Уснуть, лежать в полной беспомощности, когда они явятся сюда, и очнуться в цепях в той же камере… Мне этого не вынести, Клэр.
Глаза у меня полны были слез. Я старалась не моргать, глядя на него, — чтобы они не пролились.
— Не плачь, Саксоночка, — произнес Джейми так тихо, что я с трудом его услышала. Он вытянул здоровую руку и похлопал меня по ноге. — Я считаю, что мы здесь в безопасности, милая. Если бы я думал, что нас схватят, я не согласился бы лечить руку, которая мне не понадобилась бы. Пойди и кликни ко мне Мурту. Потом дашь мне выпить и принимайся за дело.
Занятая, своими медицинскими приготовлениями, я не слышала, что он говорил Мурте, только видела, как сблизились их головы, потом — как Мурта своей тощей рукой легонько потеребил ухо Джейми — одно из немногих мест у него на теле, которые не были ранены.
Мурта коротко кивнул на прощанье и выскользнул в дверь ловко и быстро, словно крыса. Но я выскочила за ним в прихожую и успела ухватить его за край пледа, пока он не удрал.
— Что он вам говорил? — свирепо спросила я. — Куда вы собрались?
Мурта помедлил, но все же ответил совершенно спокойно:
— Мы с молодым Абсаламом отправляемся следить за тем, что происходит в Уэнтуорте. Если красные мундиры двинутся сюда, я вернусь, и мы попробуем спрятать вас, а я уеду, захватив с собой еще пару лошадей, чтобы отвлечь погоню от Элдридж-Мэнора. Здесь есть один потайной чулан. Если искать станут не очень усердно, можно пересидеть обыск там.
— А если не хватит времени спрятаться?
— Тогда я убью его, а вас увезу, хотите вы того или нет, — ровным голосом проговорил Мурта и повернулся уходить.
— Минутку! — громко окликнула его я. — У вас есть лишний кинжал?
Лохматые брови взлетели вверх, но Мурта тотчас протянул руку к поясу.
— Вам он нужен? Здесь?
Я взяла протянутый мне кинжал и сунула его сзади за корсаж — я видела, что так делают цыганки.
— Кто знает, — ответила я.
Полностью подготовившись, я очень осторожно, стараясь причинять как можно меньше боли, начала обследование. Джейми принимался часто-часто дышать, когда я дотрагивалась до особенно больного места, и лежал, закрыв глаза, пока я проверяла каждую косточку, отмечая для себя расположение каждого перелома.
— Извини, — пробормотала я. В моем распоряжении не было рентгена, не было у меня и соответствующего опыта. Я просто сравнивала здоровую руку с покалеченной и таким образом определяла, что надо выправить. Поврежденная рука оставалась неподвижной под моими пальцами, но здоровая время от времени делала мелкие невольные движения. — Прости, пожалуйста, — снова пробормотала я.
Тут Джейми высвободил здоровую руку и оперся на локоть. Выплюнул кожаную затычку и устремил на меня взгляд, в котором юмор смешивался с отчаянием.
— Саксоночка, — сказал он, — если ты будешь извиняться каждый раз, как причинишь мне боль, то дело затянется на всю ночь, а ведь и так прошло немало времени. Я ведь знаю, что ты не хочешь, чтобы я страдал, но выбора у нас нет, и вполне достаточно, если страдать будет один, а не оба. Делай что нужно, а я в случае чего и покричать могу.
Он снова сунул в рот кусок ремня, зверски оскалил зубы и посмотрел на меня, немыслимо скосив глаза. Выглядел он при этом точь-в-точь как ошалелый тигр, и у меня против воли вырвался истерический смешок, естественно, крайне удививший леди Аннабел и слуг — ведь они стояли у Джейми за спиной и не могли видеть его физиономию. Зато сэр Маркус, сидевший возле кровати, видел это и усмехнулся в свою широкую бороду.
Мне стало как-то легче, я уже не испытывала чрезмерного напряжения и работала спокойнее. Конечно же, я замечала каждую гримасу боли, но не реагировала на них слишком остро, сосредоточившись полностью на своей задаче. К счастью, меньше всего пострадал большой палец: единственный простой перелом первой фаланги. Он должен был срастись хорошо. Вторая фаланга четвертого пальца была полностью раздроблена; удерживая ее между собственными двумя пальцами — большим и указательным, — я ощущала кашу из мелких осколков под кожей; Джейми застонал даже от легкого нажима, оставалось наложить лубок и надеяться на лучшее.
Тяжелее всего пришлось с открытым переломом среднего пальца — необходимо было ввести торчащую кость обратно в мышечную ткань. Я однажды видела, как это делается под общим наркозом и при помощи рентгена.
Только теперь я по-настоящему поняла, почему врачи, как правило, отказываются лечить серьезные недуги своих близких: нужна определенная степень жестокости, чтобы в некоторых случаях успешно довести дело до конца.
Сэр Маркус придвинул стул близко к кровати, расположился поудобнее и взял Джейми за здоровую руку.
— Жми сколько хочешь, дружок, — сказал он.
Освободившись от своего «медвежьего» одеяния, подобрав седые кудри и завязав их на затылке, Макраннох уже не казался устрашающим лесным дикарем, а выглядел как прилично одетый мужчина средних лет, с аккуратно расчесанной широкой бородой и военной выправкой. Принимаясь за дело, которое требовало большого нервного напряжения, я в его присутствии чувствовала себя уверенней.
Я глубоко вздохнула и принялась за работу.
Работа была долгая, тяжкая и выматывающая душу. Кое-что давалось сравнительно легко — два пальца с простыми переломами. Зато другие… Джейми кричал очень громко, когда я начала вводить на место кость среднего пальца. Я прервала было работу, но сэр Маркус тотчас проговорил со спокойной непреложностью: «Продолжайте, милая!» И я продолжила. Я вспомнила снова, как Джейми говорил мне, что может вытерпеть свою боль, но у него не хватит сил терпеть мою. Он был прав: это требовало очень много сил, и я надеялась, что нам обоим их хватит.
Джейми отвернулся от меня, но я видела, что челюсти его ходят ходуном — так сильно он сжимал зубами ремень. Я сама стиснула зубы — и тянула, тянула до тех пор, пока острый отломок кости не ушел под кожу; палец выпрямился как бы с неохотой; нас обоих трясло.
Я мало-помалу перестала думать о чем бы то ни было, кроме своего дела. Иногда Джейми стонал, дважды пришлось прервать работу, потому что его рвало выпитым виски — ведь в тюрьме он ничего не ел или почти ничего. Но большей частью он тихонько произносил что-то по-гэльски, то ли проклятия, то ли молитвы, уткнувшись головой в колени сэра Маркуса.
В конце концов все пальцы улеглись ровненько, словно новенькие булавки; они были крепко прибинтованы к лубкам. Я опасалась инфекции, особенно для среднего пальца, но все же верила, что переломы срастутся. Слава Богу, что лишь один сустав серьезно поврежден, все прочие будут действовать нормально — с течением времени. Я выпрямила спину, руки и ноги у меня тряслись от напряжения этой ночи, корсаж насквозь промок от пота, так как я стояла спиной близко к огню.
Леди Аннабел немедленно возникла рядом со мной, усадила меня в кресло и сунула чашку чая, сдобренного виски, в мои дрожащие руки. Сэр Маркус, самый лучший помощник, какого может только пожелать хирург во время операции, освободил привязанную во время моих манипуляций к кровати здоровую руку Джейми, растер те места, на которые сильно давила повязка, а также и свою собственную конечность, сильно покрасневшую там, где в нее вцепились пальцы пациента.
Я даже не осознала, что клюю носом, но неожиданно голова моя упала на грудь. Леди Аннабел подхватила меня под локоть, поддержала, приговаривая:
— Приободритесь, моя дорогая. Ваши силы на исходе. Вам еще нужно полечить собственные раны и хоть немного поспать.
Я отстранила ее с наивозможнейшей вежливостью.
— Нет-нет, леди Аннабел, я не могу, я должна закончить…
Но тут сэр Маркус, не дав мне договорить, а вернее, долепетать, отобрал у меня бутылочку с уксусом и ветошку.
— Я позабочусь об остальном, — сказал он. — Уверяю вас, что у меня есть в этом отношении кое-какой опыт.
Откинув одеяло, он принялся промокать кровь, проступившую на рубцах от кнута, с такой быстротой и вместе с тем мягкостью, что это производило очень сильное впечатление. Встретившись со мной глазами, он улыбнулся и тряхнул бородой с веселым и небрежным изяществом.
— Мне довелось промывать в свое время немало ран, — продолжал он. — И лечить тоже. Эти еще ничего себе, милочка, они заживут скоро.
Понимая, что он прав, я подошла к изголовью походной кровати. Джейми бодрствовал, слегка морщился от боли, причиняемой свежим ранам дезинфицирующим раствором, но веки у него были набрякшие, тяжелые, а глаза потемнели от усталости и боли.
— Иди поспи, Саксоночка. Я тоже усну.
Я не знала, уснет ли он. Ясно было, однако, что я на пределе, меня шатало от изнеможения, царапины на ногах начали гореть и болеть. Абсалам промыл мне их еще в коттедже, но теперь следовало их смазать.
Я тупо кивнула и повернулась к леди Аннабел, которая слегка сжала мой локоть.
Где-то на половине лестницы я вспомнила, что не сказала сэру Маркусу, как следует перевязывать раны. Глубокие раны на плечах нужно было забинтовать, подложив побольше корпии — чтобы можно было спокойно надеть поверх перевязок рубашку, когда нам придет пора уносить ноги; менее глубокие раны от ударов кнутом бинтовать не требовалось — так они скорее покроются корочкой. Я бросила беглый взгляд на комнату для гостей, показанную мне леди Аннабел, извинилась в немногих словах и заковыляла по ступенькам назад в гостиную.
Я остановилась в затененном дверном проеме, леди Аннабел тоже. Глаза у Джейми были закрыты — очевидно, он впал в забытье под влиянием выпитого виски и усталости. Одеял на нем не было, да и какая в них нужда у столь жаркого огня. Сэр Маркус случайно оперся рукой на ягодицы Джейми, потянувшись через него за очередной ветошкой. Джейми словно ударило электрическим током: спина у него резко выгнулась, он стиснул ягодицы конвульсивным усилием мышц, выкрикнул что-то невнятное и протестующее, а потом перевернулся на спину и вперил в сэра Маркуса застывший бессмысленный взгляд. Сэр Маркус на несколько секунд тоже замер, как столб, от изумления, но тут же пришел в себя, наклонился, потянул Джейми за руку и снова перевернул его на живот.
— Вот оно что, — произнес он, после чего накрыл Джейми одеялом до пояса, и я заметила, как плечи у того расслабились. Сэр Маркус присел у Джейми в головах и налил еще по стаканчику виски. Сделал глоток и медленно облизал губы, о чем-то раздумывая. В комнате стояла тишина, только огонь в камине потрескивал, но ни я, ни леди Аннабел не переступали порог.
— Если тебе от этого станет легче, — неожиданно заговорил сэр Маркус, глядя на графин, — то знай, что он мертв.
— Вы уверены? — Голос у Джейми был какой-то тусклый, неясный.
— Не доводилось мне встретить человека, который остался бы жив после того, как по нему прошлись тридцать коров, каждая в полтонны весом. Он выскочил в коридор, чтобы посмотреть, что там за шум, увидел и попытался скрыться в комнату. Но одна из коров зацепила его рогом за рукав и потащила за собой. Я видел, как он упал на пол у стены. Сэр Флэтчер и я находились в это время на лестнице. Сэр Флэтчер пришел в неистовое волнение, послал людей ему на помощь, но они не могли до него добраться в этой чудовищной толчее, да притом, куда ни сунься, везде на тебя наставлены рога. Да еще факелы начали срываться со стен прямо на взбесившуюся скотину. Господи, видел бы ты все это! — воскликнул сэр Маркус и ухватился за горлышко графина. — Твоя жена — редкая женщина, в этом нет сомнения, дружище! — Он налил себе виски, начал пить, но едва не подавился от смеха. — Во всяком случае, — продолжал он, стукнув себя в грудь, — к тому времени, как мы очистили коридор от скотины, он представлял собой рваную тряпку, плавающую в луже крови. Люди сэра Флэтчера унесли его, но если он в то время и был жив, то долго ему не протянуть. Налить тебе еще?
— Да, спасибо.
Последовало короткое молчание, которое нарушил Джейми:
— Нет, я не могу сказать, что мне от этого легче, но благодарю вас за то, что вы мне об этом рассказали.
Сэр Маркус поглядел на него, сощурившись.
— Ммм-ф-м, ты, я вижу, не собираешься забывать об этом, — сказал он отрывисто. — Не старайся. Если можешь, позволь этой ране зажить, как и всем другим твоим ранам. Не береди ее, и все пройдет. — Старый вояка поднял узловатую руку, на которой был засучен рукав, и показал неровный рубец, тянущийся от локтя до запястья. — Шрамы не должны нас тревожить.
— Да, — ответил Джейми, — некоторые, может, и не должны.
Он попытался лечь на бок. Сэр Маркус поспешно поставил свой стакан.
— Слушай-ка, друг, с этим ты поосторожнее! Иначе сломанное ребро проткнет тебе легкое. — Он помог Джейми лечь, опершись на локоть, и подсунул ему под бок сложенное валиком одеяло.
— Мне нужен маленький нож, — тяжело дыша, попросил Джейми. — Маленький, но очень острый.
Не задавая вопросов, сэр Маркус тяжело прошагал к буфету из полированного французского ореха и, с невероятным грохотом перебрав его содержимое, вернулся к кровати с фруктовым ножом, рукоятка которого была украшена жемчугом. Он вложил нож в здоровую левую руку Джейми и уселся на прежнее место.
— Тебе не кажется, что шрамов у тебя вполне достаточно? — поинтересовался он. — Хочется добавить?
— Только один. — Джейми, опасно балансируя на локте, опустил подбородок на грудь и прижал острый, как бритва, нож к месту пониже левого соска.
Сэр Маркус молниеносно выбросил вперед руку и схватил Джейми за запястье.
— Позволь-ка я тебе помогу, парень. Не то как бы ты не свалился на этот нож всем телом.
Джейми хоть и не сразу, но отдал нож и откинулся на свернутое одеяло. Притронулся пальцами к груди дюйма на два пониже соска.
— Здесь.
Сэр Маркус принес с буфета светильник и установил его на стуле, с которого только что встал. Мне от двери не очень-то было видно, что он там разглядывает; это выглядело похожим на небольшой красный ожог, огрубление круглый по форме. Сэр Маркус еще разок приложился к своему стаканчику, потом поставил его возле светильника и прижал нож к тому месту, где был ожог. Должно быть, я сделала какое-то невольное движение, потому что леди Аннабел дернула меня за рукав, предостерегая от вмешательства. Сэр Маркус повернул нож по кругу — так его поворачивают, когда хотят вырезать из плода гнилое место. Джейми застонал; тоненькая струйка крови сбежала по животу и образовала пятно на одеяле. Джейми перевернулся на живот и прижался ранкой к матрасу, чтобы остановить кровь. Сэр Маркус положил нож.
— Как только это станет возможно, — посоветовал он, — возьми жену к себе в постель, и пусть она тебя утешит. Женщинам это нравится, — добавил он, с улыбкой повернувшись к двери, — Бог их знает почему.
Леди Аннабел сказала тихо:
— Пойдемте, милая. Ему теперь лучше побыть одному.
Я решила, что сэр Маркус сам справится с перевязкой, и последовала за леди Аннабел по узкой лестнице в свою комнату.
Я пробудилась внезапно. Мне снилась бесконечно длинная винтовая лестница, в глубинах которой подстерегал Ужас. Спина ныла от усталости, ноги болели, но я села на постели в чужой ночной рубашке и схватила свечу и коробочку с огнивом. Меня охватила тревога при мысли о Джейми. Что, если он сейчас нуждается во мне? Или, что самое скверное, вдруг англичане уже добрались до дома, а он там один, безоружный? Я прижалась лицом к холодному оконному переплету, и пронзительный свист метели успокоил меня: пока буран продолжается, мы в относительной безопасности. Я набросила на себя халат и, держа в одной руке свечу, а в другой — кинжал, стала спускаться по лестнице.
В гостиной было тихо, только огонь в камине потрескивал по-прежнему. Джейми, по-видимому, спал, во всяком случае, глаза у него были закрыты. Он лежал лицом к огню. Я опустилась на коврик перед камином, стараясь не шуметь, чтобы не разбудить Джейми. Мы впервые остались наедине после нескольких отчаянных минут в подземелье Уэнтуортской тюрьмы. Казалось, что с тех пор прошло много лет. Я внимательно, словно незнакомца, разглядывала Джейми. Принимая во внимание все обстоятельства, выглядел он терпимо, но я тем не менее беспокоилась. Количество виски, выпитого им во время медицинских процедур, свалило бы с ног ломовую лошадь, и большая часть спиртного, несмотря на неоднократную рвоту, оставалась еще в организме.
Мне подумалось, что рано или поздно Джейми захочет поговорить с кем-то о происшедшем. Но при этом мне хотелось, чтобы этим человеком была я.
Он был укрыт одеялом до пояса, и я наклонилась над ним, чтобы осмотреть его спину. Зрелище оказалось примечательное. Удары кнутом были нанесены на столь одинаковом расстоянии один от другого, что это попросту потрясало воображение. Он должен был стоять, вытянувшись во весь рост, словно гвардеец на параде, пока это делалось. Я глянула на его запястья — следов от веревок нет. Он сдержал слово и не сопротивлялся. Он стоял неподвижно, пока его истязали, выплачивая условленный выкуп за мою жизнь.
Я вытерла рукавом глаза. Он не поблагодарил бы меня за эти слезы над его распростертым телом. Я переменила позу, материя халата слегка зашуршала — и Джейми открыл глаза, хоть и не вполне очнулся. Он улыбнулся мне слабой и усталой улыбкой, впрочем, вполне осознанной. Я открыла рот и вдруг поняла, что не знаю, о чем заговорить. Смешно было бы спросить, как он себя чувствует, — совершенно ясно, что самочувствие у него скверное, хуже некуда. Пока я размышляла, он заговорил первым:
— Клэр? У тебя все в порядке, любимая?
— У меня?! Господи, Джейми!
Слезы собирались пролиться, но я старалась их удержать, громко сопя и часто моргая глазами. Он медленно поднял здоровую руку, так медленно, словно она была отягощена цепями, и погладил меня по голове. Хотел привлечь меня к себе, но тут я впервые подумала о том, как ужасно я выгляжу: лицо исцарапано и перепачкано, волосы слиплись от черт его знает какой грязи, сказать неприлично.
— Иди ко мне, — сказал он. — Я хочу потрогать тебя хоть немного.
— Но я вся в крови, и вообще… — Я сделала безуспешную попытку привести в порядок волосы.
В ответ послышалось некое слабое подобие смеха — большего ему не позволили сломанные ребра.
— Матерь Божья, да ведь это же моя собственная кровь, Саксоночка! Иди сюда!
Его рука обняла мои плечи. Я опустила голову ему на подушку, и так мы полулежали у огня, черпая друг у друга тепло и силу. Он легонько коснулся пальцем ранки возле моего уха.
— Я не надеялся снова увидеть тебя, Саксоночка. — Голос у него был низкий, охрипший от виски и криков. — Как я рад, что ты здесь, со мной.
Я выпрямилась.
— Не увидеть меня снова! Почему это? Ты считал, что я не смогу вызволить тебя?
— По правде сказать, да. Но я боялся сказать тебе об этом, боялся, что в таком случае ты заупрямишься и откажешься покинуть меня.
— Я заупрямлюсь? — возмутилась я. — Кому бы и говорить об упрямстве!
Последовала пауза, которая как-то неловко затянулась. Я должна была расспросить его о вещах, существенных с чисто медицинской точки зрения, но щекотливых в личном плане. В конце концов я облекла это в тот самый банальный вопрос:
— Как ты себя чувствуешь?
Веки у него сомкнулись, глаза казались запавшими при свете свечей, но я ощутила, как напряглась под бинтами спина. Рот скривился.
— Не знаю, Саксоночка. До сих пор я никогда себя так не чувствовал. Кажется, я хотел бы совершить одновременно несколько разных деяний, но разум мой протестует, а тело меня предает. Я хотел бы немедленно уйти отсюда и убежать так далеко, как только смогу. Я хочу кое-кого убить. Господи, как я этого хочу! Я хочу сжечь дотла Уэнтуортскую тюрьму. Я хочу спать.
— Камни не горят, — трезво заметила я. — Пожалуй, стоит ограничиться сном.
Его здоровая рука поискала и нашла мою, а рот слегка расслабился, но глаза оставались закрытыми.
— Я хочу прижать тебя к себе, целовать тебя и не отпускать никогда. Я хочу уложить тебя к себе в постель и обладать тобой, как обладают шлюхой, чтобы забыть самого себя. И еще я хочу положить голову к тебе на колени и плакать, как ребенок. — Уголок рта приподнялся, и голубые глаза полуоткрылись. — К несчастью, — продолжал он, — только последнее из всего перечисленного я могу сделать, не потеряв при этом сознания.
— Ну что ж, в таком случае, этим и следует ограничиться, оставив прочее на будущее время. — Я тихонько засмеялась.
От него это потребовало некоторых усилий, и он в самом деле едва не потерял сознание, но я присела к нему на кровать, прислонилась к стене, а он положил голову мне на бедро.
— Что это сэр Маркус вырезал с твоей груди? — спросила я. — Клеймо?
Он ответил не сразу. Потом рыжеволосая голова наклонилась в знак утверждения, и Джейми произнес со смехом:
— Печать с его инициалами. Чтобы я весь остаток жизни носил кроме уже оставленных им рубцов еще и его вонючую подпись? Да ни за что!
Его голова теснее прижалась к моему бедру, и дыхание мало-помалу сделалось сонным.
— Джейми?
— Ммм?
— Ты сильно пострадал?
Сразу пробудившись, он перевел взгляд со своей забинтованной руки, призрачно белевшей на темном одеяле, на мое лицо. Глаза закрылись, и Джейми начал дрожать. Встревоженная, я решила, что коснулась невыносимо больного места, но тут же поняла, что он попросту смеется — до слез.
— Саксоночка, — заговорил он наконец, прерывисто дыша. — У меня осталось примерно шесть квадратных дюймов кожи без болячек, ожогов и рубцов. Пострадал ли я? — И он снова затрясся от смеха так, что матрас под ним заходил ходуном.
— Я имела в виду, — начала было я сварливо, но Джейми остановил меня, взяв мою руку и поднеся ее к губам.
— Я понял, что ты имела в виду, Саксоночка, — сказал он, повернувшись ко мне. — Не волнуйся, оставшиеся невредимые шесть квадратных дюймов находятся у меня между ног.
Я по достоинству оценила усилие, которое понадобилось ему, чтобы пошутить, и легонько шлепнула его по губам.
— Ты пьян, Джеймс Фрэзер, — заявила я и, помолчав, добавила: — Всего только шесть?
— Ну, может быть, и семь. Бог ты мой, Саксоночка, не смеши меня больше, мои ребра этого не выдержат!
Я вытерла ему глаза подолом своей рубашки и дала ему попить, поддерживая голову.
— И все же это не то, что я имела в виду, — сказала я.
— Я понял, — ответил он. — Можешь не деликатничать насчет этого. — Он с осторожностью набрал в грудь воздуха, но все-таки поморщился от боли. — Я был прав, это менее болезненно, чем удары плетью, но куда отвратительнее. — Горькая улыбка скривила его губы, но в ней был и оттенок юмора. — По крайней мере я некоторое время не буду страдать от запоров. — Я вздрогнула, а Джейми вдруг скрипнул зубами и задышал часто-часто. — Прости, Саксоночка… я не предполагал, что все это так глубоко затронет меня. А с тем, что ты имеешь в виду, все в порядке. Повреждений нет.
— Ты не должен рассказывать мне об этом, если не хочешь, — сказала я, стараясь, чтобы мой голос звучал спокойно и естественно. — Разве что так для тебя легче…
— Я не хочу рассказывать! Я не хочу даже думать об этом снова, но выбор был недвусмысленным. Нет, моя дорогая, мне не больше хочется рассказывать об этом тебе, нежели тебе слушать, но я должен вытолкнуть это из себя, пока оно меня не задушило… Он хотел, чтобы я пресмыкался перед ним и умолял, и я делал так, клянусь Господом. Мне помнится, я говорил тебе, что можно сломить человека, если в твоей власти причинить ему невыносимую боль. У него была такая власть и такое желание. Он вынудил меня пресмыкаться и вынудил умолять, да и кое-что похуже того. В конце концов он вынудил меня желать смерти. — Он внезапно поднял голову; лицо его было искажено страданием. — Несколько раз в жизни я был близок к смерти, Клэр, но я никогда еще не хотел умирать. На этот раз я хотел смерти. Я… — Голос его оборвался, он крепко стиснул мне колено, а когда заговорил снова, то задыхался, словно пробежал большое расстояние: — Клэр, ты можешь… я только… Клэр, удержи меня. Если я снова начну дрожать, этого не остановить. Клэр, удержи меня!
Его и в самом деле начала сотрясать мелкая дрожь, он стонал от боли в сломанных ребрах. Я боялась своим прикосновением причинить ему страдание, но еще больше боялась, что продолжится эта ужасающая дрожь.
Я наклонилась к нему, обхватила за плечи как можно крепче и начала раскачиваться вместе с ним, надеясь таким образом устранить спазмы. Одновременно я массировала вертикальные мышцы сзади на шее, чтобы ослабить напряжение. Дрожь наконец унялась, и его голова в изнеможении упала мне на бедро.
— Прости меня, — сказал он минуту спустя нормальным голосом. — Я не думал, что дойдет до такого. Все дело в том, что я очень измучился и к тому же чертовски пьян. Я просто потерял контроль над собой.
Да, если уж шотландец признает себя пьяным, значит, ему в высшей степени скверно!
— Тебе нужно выспаться, — тихо сказала я, все еще потирая ему шею. — Ты очень в этом нуждаешься. — Я говорила это, а сама поглаживала и слегка нажимала, как учил меня старый Алек, и в конце концов добилась, что Джейми начал дремать.
— Мне холодно, — пробормотал он.
Огонь в камине горел жарко, на постели лежало несколько одеял, и все же пальцы у Джейми были холодные.
— У тебя шок, — сказала я. — Ты ведь потерял очень много крови.
Я огляделась. Макраннохи давным-давно уже спали в своих постелях: Мурта, подумалось мне, все еще бродит по снегу и следит, не покажется ли погоня со стороны Уэнтуортской тюрьмы… Я рывком сдернула с себя ночное одеяние и нырнула под одеяло.
Со всей доступной мне осторожностью и нежностью я прижалась к нему, отдавая свое тепло. Он уткнулся мне лицом в плечо, совсем как маленький мальчик. Я гладила его по голове, я ласково успокаивала его, как когда-то — о, как давно это было! — Дженни своего малыша.
— Так говорила со мной мама, — прошептал Джейми. — Когда я был маленьким.
