За окном дотлевали руины Синанджа. А я как ни в чем не бывало кромсал сочную отбивную, лихо расправлялся с мягко хрустящей жареной картошкой, с аппетитом копал в салатницах (в этой – оливье, в той – молодая фасоль с черемшой) и жадно поглядывал на высокий стакан с отменным клонским кефиром.

Да-да, наша столовая, в целом, сохранилась. Чоругские шагающие танкетки растоптать ее просто не успели.

И даже повариха Мария Феоктистовна, что обычно стряпала для нашей роты, была в добром здравии.

По правде, картина довольно шизофреническая. Всё как всегда – за вычетом белых салфеток и скатертей (прачечной повезло меньше, на ее месте зияла воронка) – только полгорода нет.

Напротив меня вяло чавкал Свиньин.

Справа Щедролосев расправлялся со своим расстегаем.

Я как раз раздумывал над тем, что надо бы сходить за добавкой, когда дверь столовой отворилась и на пороге появился… капитан Плахов.

Явление это было сродни явлению Каменного Гостя в соответствующем классическом произведении. И уж конечно, любитель банальностей Свиньин не удержался, пробормотал: «Картина Репина „Не ждали!“…»

Мы действительно не ждали Плахова.

Девять дней назад, после штурма танкера «Таганрог», доблестно проведшего операцию комроты Плахова свалил острый аппендицит. Наш добрый доктор Колдун сработал оперативно – Плахов оказался на операционном столе быстрее, чем остальные сняли свои штурмовые скафандры.

Лечение шло успешно. По крайней мере через две недели Плахова обещали вернуть нам в целости и сохранности.

Пока капитан отсутствовал, обязанности комроты исполнял я.

Скажу как на духу – Плахов был отличным командиром. Собранным, немногословным, бдительным. В отличие от меня, который эти качества по большей части старательно изображал, Плахов действительно обладал ими. Поэтому, завидев его на пороге столовой, я издал непроизвольный вздох облегчения. Лучше бы циклопам воевать под командованием Плахова.

– Здорово, мужики! – гаркнул капитан от входа.

– Ой, дядя Гена вернулся! – всплеснула руками пригожая официантка Лиля.

Все, конечно, прекратили жевать и встали.

Я промокнул губы бумажной салфеткой, тоже поднялся из-за стола и пошел навстречу Плахову.

Несмотря на все достижения современной медицины, в госпитале Геннадий наш изрядно осунулся. Как говорят лошадники, «перепал». Его скуластое лицо было бледным, под глазами набрякли мешки.

«Может, это он так, на побывку? Сейчас выпьет с нами кефира и в больничку вернется?»

– Доблестная девяносто вторая приветствует своего командира! – выпалил я и от всей души улыбнулся. – Что говорят эскулапы?

– Привет, Лёва… Все переживал, как ты тут без меня… на хозяйстве… А эскулапы – знаешь, шли бы они лесом… Замучили меня совсем… Две недели лежать! Уму непостижимо! Да я уже на пятый день на велотренажере сорок километров накрутил…

– Получается, выписали?

– Пришлось, – сказал Гена таинственно. – Если бы не выписали, я бы им такого там устроил! Представь себе только: в озоновом саркофаге прохлаждаться, пока шагающие танки город на бревна раскатывают!

– Позавтракал?

– Не успел. У нас же завтрак в одно время. А мне страсть как хотелось вас всех вместе захватить, тепленьких.

Я надавил на кнопку в углу столика – подозвал Марию Феоктистовну. Она опрометью бросилась к нам, вытирая красные руки о кружевной передник.

– Мария Феоктистовна, нам бы чего-нибудь диетического для Геннадия Константиновича. И побыстрее!

– Семужка в сухариках имеется.

– Семга? Пусть будет семга, – равнодушно махнул рукой Плахов. – Только кусочек небольшой. Аппетита что-то нет.

Меня это насторожило. Насколько я помнил, худощавый Плахов отличался фантастической прожорливостью.

Мы допивали наш кефир повышенной жирности, когда за окном с ласкающим слух воркованием объявились вертолеты.

Тот не осназовец, кто не опознает по этому деловитому «бур-бур-бур» транспортный вертолет В-31 по прозвищу Володька.

К нам с Плаховым подбежал дежурный по роте и доложил:

– Там четыре вертолета прилетели. С ними майор какой-то. Просит комроты.

Мы с Плаховым переглянулись. О самом важном-то мы и не переговорили. А именно о том, кто же, черт возьми, теперь комроты. Не двое же нас? Но непонятки длились не дольше секунды.

– В общем, я пошел, – пробормотал Плахов и, отодвинув тарелку с нетронутым оранжевым ломтем деликатесной рыбы, вразвалочку двинулся к выходу из столовой.

Спустя полчаса мы уже стояли в полной боевой экипировке на четвертой летной полосе Синанджского военного космодрома, куда нас доставили «Володьки».

Задачу ставил тот самый майор Церковный, который прилетал за нами в военный городок.

– Товарищи! Генерал-майор ГБ Иванов уполномочил меня поставить вас в известность о событиях последних пяти суток. Начиная с четырнадцатого августа сего года мы фактически находимся в состоянии войны с двумя ксенорасами: ягну и чоругами. Мотивы и цели нападения, произведенного этими ксенорасами, нам не ясны. С полным правом его можно назвать неспровоцированным. При этом впервые в истории войн мы столкнулись с феноменом, который можно назвать Х-блокадой. Суть феномена следующая. Мы не можем воспользоваться Х-связью для отправки сообщений за пределы системы Макран. Также мы не получаем сообщений извне. Помимо этого фрегат «Гневный», пытавшийся совершить Х-переход с орбиты Тэрты в систему Зерван, был выброшен из Х-матрицы воздействием необъяснимой природы и поставленную задачу не выполнил…

– Это мы видели… – вполголоса проворчал кто-то из циклопов.

Церковный продолжал нагнетать атмосферу:

– Таким образом, мы обречены вести боевые действия в полной изоляции, без возможности вызова подкреплений из метрополии. Конечно, мы наносим противнику тяжелейшие потери. Но обречены нести потери и сами. Между тем, как я уже сказал, мы не можем восполнить убыль матчасти и личного состава из внешних источников. По этой причине генерал-майор ГБ Иванов приказал использовать резервы внутренние.

– Клонов небось… – прошептали у меня за спиной.

И точно.

– Важнейшим таким резервом являются интернированные экипажи боевых кораблей Конкордии, сотни их пилотов, законсервированная во множестве боевая техника и звездолеты.

– Это мне довоенные времена шибко напоминает. И фильмы все эти… Драться плечом к плечу с клонским братом по Великорасе, делить поровну последнюю банку консервов… Сюрреализм! – не унимались за спиной.

Майор перевел дух и наконец-то на его каменном лице появилось что-то вроде улыбки:

– Теперь, орлы, наконец-то по существу… Сейчас на верфях, которые у клонов называются «Предприятие имени Славного Знамени», находится в общей сложности семь боевых звездолетов, в том числе линкор «Кавад» и авианосец «Сардар». Там же завершается экстренный ремонт нашего фрегата «Новгород Великий». С космодрома Язд и отсюда, из Синанджа, мы отправляем на верфи пятьсот офицеров и нижних чинов военфлота Конкордии. Эти граждане примут корабли прямо на верфях и сразу же начнут готовить их к боевому использованию. Заправка клонских звездолетов люксогеном и другими видами топлива, а также прием боеприпасов начаты уже сейчас, силами наших временных экипажей, которые были прикомандированы к кораблям на период консервации и утилизации. Но в бой они пойдут с родными, клонскими, экипажами. В общем, мы выпустим пехлеванов повоевать. Но, – майор лукаво прищурился, – мало ли чего им взбредет в голову без присмотра? Мораль: кто-то должен за клонами приглядывать. Глобальное Агентство Безопасности смогло выделить для этих целей лишь восемь офицеров. Разведотдел флота – ровно одну опергруппу. Остальных мы решили изъять из вашей роты, капитан Плахов. Нам нужны сорок ваших бойцов. Прошу определиться, кого именно я могу взять…

Наш комроты прочистил горло, переступил с ноги на ногу…

И тут его понесло:

– Товарищ Церковный! Как-то это… Глупо все! Ваша операция – она тонкости требует!.. Подхода… А мои ребята… ну как вам сказать… простые они! Чуть что им не по нраву – огонь на поражение… Неужели больше некого? Есть же военные дипломаты… Комендантские роты… Офицеры контрразведки… Это люди образованные, обученные всяким штукам… Почему моих-то? Да еще и сорок человек?

Плахов ожесточенно жестикулировал – так всегда бывало, когда он сильно злился.

Но Церковного было не пронять.

– Отвечу вам по существу. Что ребята простые – это только плюс. Ситуация такая, что лучше сразу пулю в голову бунтовщику влепить, чем потом с мятежным линкором бодаться. А касаемо других, скажу так: всех, кого можно было, мы уже заняли. И точка.

Плахов опустил глаза и засопел. Что говорить, когда нечего говорить?

Церковный торжествующе посмотрел на нас и спросил:

– Может, добровольцы есть?

Но никто не сдвинулся с места.

– Вот еще счастье… Надсмотрщиком на плантациях… Всю жизнь мечтали! – ядовито прошипел Арбузов. – Работайте, клоны, работайте, Макраны еще высоко!

– Ну раз нет добровольцев… тогда, товарищ Плахов, жду вашего решения.

Комфортная «Кассиопея» вышла из виража и легла на посадочный курс.

За стеклом иллюминаторов выросли зеленые холмы, обрамляющие гигантскую котловину, в которой прятались от продувных западных ветров верфи имени Славного Знамени.

Верфи эти я воочию видел первый раз в жизни. А оттого глядел во все глаза.

Грандиозная промзона, перекрытая мостами арочных кранов и разграфленная черными полосами достроечных стенок, завораживала.

Из-под старых, прохудившихся маскировочных сетей выглянули кормовые двигательные пилоны авианосца «Сардар».

Фрегат «Мохан» приветственно помахал мне своей уникальной ладошкой обзорного локатора ПКО.

Я, конечно, искал глазами линкор «Кавад», но главный мишка в этом лесу спрятался получше прочих.

Я и не заметил, как наша «Кассиопея» мягонько ткнулась в бетонку колесами шасси и, тихонько поскуливая реверсивной тягой, покатилась к центральному терминалу местного космодрома. По обе стороны мелькали бесчисленные «Андромеды» и трофейные конкордианские транспортники «Хастин», на которых сюда свезли клонских звездолетчиков.

Пестрая толпа этих товарищей, которые нам не вполне товарищи, остервенело курила у входа в центральный терминал. Возле них с деланной непринужденностью прогуливалось несколько наших автоматчиков.

– Вижу-вижу наше битое войско! То есть, я хотел сказать, наших новых коллег! – ехидно провозгласил рядовой Черныш.

– Да мы тоже не ахти выглядим. Инвалидная команда, – ухмыльнулся Свиньин.

Он, конечно, имел в виду, что всех легкораненых из нашей роты Плахов отправил именно сюда, присматривать за клонскими экипажами. В то время как сам комроты с отборными бойцами отправился воевать по-настоящему (где и с кем именно – мы тогда не знали).

– Ну ты сравнил! Клоны – войну просрали. А у нас только ссадины да легкие вывихи…

– Слишком глубоко копаешь. В армии это вредно.

Я, вопреки своему скверному обыкновению, в их прения не лез. Настроение было ни к черту. Стыдно признаться: я как пацан обижался на Плахова. Это же надо было меня, замкомроты, заслать на эти галеры!

«Пошевеливайтесь, товарищи клоны! Не все космораки еще откинули клешни!»

Тьфу.

А ведь командовать четырьмя десятками бойцов, половина из которых имеет легкие ранения, мог бы любой толковый лейтенант. Сам-то Плахов небось уже на линкоре-авианосце «Суворов», среди нормальных русских людей. Они сейчас закатят ягну большую музыку – как наши умеют. Быстро, четко, беспощадно.

А мы тут будем вопли клонские слушать. Уж я-то помню, как громко они орут! Никто нормально поздороваться не в состоянии. Обязательно этот пафос – «Встаньте на путь солнца!». Через пол-отсека будут друг другу кричать, как будто в каменном веке…

А то как возьмутся семьями своими похваляться – у кого сколько родни, где эта родня живет, из каких фамилий кто происходит, чей двоюродный дядя в какой области преуспел… Кто пообразованнее – те любят стишки свои идиотские вслух читать, молиться по всякому случаю… Не говоря уже об этих бесконечных клонских клятвах здоровьем, своим и близких, об этих льстивых улыбочках и наигранной приветливости, об этих непонятных неклонам шутках, о несмешных анекдотах…

Боже, как я ненавижу клонов!

А ведь придется терпеть.

Полтора часа все мы суетились и психовали.

Офицеры Разведупра и ГАБ разбивали аморфную клонскую массу на экипажи.

Разномастные ватаги техников и военфлотцев в авральном порядке дозагружали звездолеты снарядами, ракетами и торпедами, тушенкой и галетами, закачивали кислородом и люксогеном.

Стаи «Андромед» с ревом убрались восвояси, на их место перелетели «Фраваши» и «Абзу», адресованные авианосцу «Сардар». На летное поле выползли буксировщики, какие-то допотопные бульдозеры, грузовики, пожарные машины…

Эта механизированная орда, надрывно хрипя и переваливаясь с больных колес на здоровые, поволокла клонские боевые флуггеры к «Сардару».

«Умнее, конечно, – подумал я, – принять их сразу на летную палубу авианосца. Но тогда надо эту самую летную палубу выпростать из дока, из-под арочных кранов и маскировочных сетей. Для этого, в свою очередь, авианосец должен дать ход и подняться над доком. С этим, вероятно, пока проблемы, а время поджимает…»

Получив от спесивого габовского подпола взбучку «за самоустранение от организационной деятельности», а вместе со взбучкой – свежеотпечатанное боевое расписание, я разделил своих циклопов на несколько групп. Каждая была закреплена за определенным клонским звездолетом.

Себе я по праву старшего забрал линкор «Кавад». Между оставшимися провели жеребьевку.

Группе Арбузова достался «Сардар», по поводу чего старлей почему-то расстроился.

– Ты чего? На авианосце по крайней мере интересно! – удивился я.

Арбузов отвел меня в сторонку. И, наклонившись к самому моему уху, сказал:

– Лёва, я их знаю, авианосцы этого типа. Горят страшно.

– Двум смертям не бывать, – привычно утешил его я.

Но вот все оргвопросы были решены. И мы пошли принимать линкор.

Оказалось, «Кавад» занимает лучшие апартаменты верфей – полуподземный крытый док.

Лифт доставил нас на отметку минус сто. Мы прошли сумеречным коридором и уперлись в массивные противоатомные двери.

С громким хлопком двери резво разбежались в стороны. По глазам ударил свет сотен прожекторов.

Я остолбенел.

Перед нами возвышался линкор «Кавад».

Бронированный борт линкора уходил вверх на головокружительную высоту.

Вся боевая история корабля прочитывалась на его шершавой броне, как на страницах официальной боевой биографии.

Я замер в восхищении – даром что махина эта недавно воевала против нас. Железо ведь не выбирает…

Через шлюз в районе дейнекс-камеры мы поднялись на борт линкора. Скоростной лифт доставил нас на первую палубу, где в нос от мидель-переборки находился ГКП – главный командный пункт, он же в просторечии «боевой мостик».

На входе бдели двое офицеров Разведупра. Одеты они были с иголочки, на правом боку у обоих висели мечи, полагающиеся к парадке. При этом каждый из них держал наперевес по «Нарвалу». Как видно, на мечи не особенно надеялись.

Мы поприветствовали друг друга четким, уставным отданием чести. Обменялись паролями. И я в сопровождении четырех циклопов прошествовал в святая святых линкора «Кавад».

Обстановочка на мостике была типично клонская.

Как будто не на линкор попал, а в храм – золоченые фравахары, действующая модель-копия одного из хосровских священных огней, красные бархатные чехлы с кистями на всех операторских креслах. Шик, плавно переходящий в китч.

На нас никто не обратил внимания. Два десятка клонских офицеров колдовали каждый за своим пультом, перебрасываясь короткими репликами исключительно служебного содержания. Скука…

Командирское кресло пустовало. Я скользнул взглядом по погонам и нашивкам, с трудом припоминая подзабытые знаки различия конкордианского военфлота.

Старшим показался мне благовидный господин с желтушным цветом лица и классическим ассирийским профилем. Он стоял у центрального оперативного стола, скрестив руки на груди, и, казалось, был глубоко погружен в собственные мысли. Это правильно. Ведь если у командира мыслей не будет, у остальных и подавно…

Я подошел к нему и отрекомендовался.

Господин рассеянно поприветствовал меня, назвался Фраварузом Севашти, зачем-то сообщил мне, что он пехлеван (хотя и так ясно было, что не дем) и происходит из рода колонистов, которые основали знаменитую Севашту.

Ну, это клоны. Я покивал. Дескать, «с пониманием».

По званию Фраваруз оказался капитаном второго ранга. По должности – главным навигатором корабля. Мне наконец-то стало ясно, отчего он пребывает в меланхолической задумчивости, сильно смахивающей на безделье. И впрямь – что навигатору делать во время предполетной подготовки? Космические карты из планшетов доставать?

– А где же командир линкора? – поинтересовался я.

– Достопочтенный пехлеван Васуд Мир-Мирое покинул нас в утро после подписания так называемого Соглашения о Перемирии… – Навигатор опустил глаза и выдержал многозначительную паузу.

«Ага. Покинул – значит наложил на себя руки. Закололся кинжалом, что ли? Или как там у них положено по ритуалу?»

Но спрашивать я не стал. Оно мне надо?

– Это весьма печально, – произнес я. – И кто же теперь назначен исполнять обязанности командира?

– Фази Маджид – к вашим услугам! – донеслось из-за моего правого плеча.

Я обернулся. Со стороны гигиенической выгородки к нам приближался низенький человечек не самой яркой наружности – большие обветренные губы, обвисшие щеки, нос-кнопка. Непредставительный такой. Типичный «и.о.».

Но неприязни человечек не вызывал. И то спасибо. Я по возможности небрежно отдал ему честь, представился и заставил себя улыбнуться – все-таки вместе работать.

– Встаньте на путь солнца, ашвант Степашин! – ответствовал мне Маджид. – Я прекрасно понимаю, зачем вы здесь. Поэтому сразу хочу заверить вас: мы ничего такого не замышляем. Даю вам слово пехлевана!

– Порядок есть порядок, – бросил я нейтрально.

– Я вот только пока не решил, куда вас усадить… – вслух рассуждал Маджид. – Тут есть выгородка для отдыха второй смены… Но вы ведь не согласитесь удалиться туда? – Он заискивающе заглянул мне в глаза.

– Об этом не может быть и речи.

Идею подал рядовой Черныш – все это время циклопы находились на отдалении, но, как выяснилось, внимательно нас слушали.

– А что, если мы с Земским сейчас ломанем к ближайшей эвакуационной галерее? Там же спасательные капсулы должны быть! Вскроем одну. Достанем спасательный плотик. Если они у клонов есть вообще…

– Есть, конечно! – возмутился Маджид.

– Тут его быстренько надуем… И сядем на него… Как на диван!

– Годится. Ступайте, – согласился я.

Так и сделали.

Спустя десять минут я сидел в единственном свободном кресле младшего оператора инфоборьбы с крепким клонским чаем в грушевидной мензурке. Циклопы, притащив плотик жизнерадостного апельсинового цвета, пытались разобраться, где у него «кнопка для надувания», как выразился Черныш. Маджид бодро делал вливания своим офицерам.

Идиллия была порвана в клочья тревожным зуммером.

– Боевая тревога! – объявил Маджид.

Впрочем, это было очевидно.

– По местам стоять! К взлету готовиться!

По приказу «боевая тревога» весь личный состав должен в первую очередь надеть гермошлемы – если они имеются, конечно.

Я и мои циклопы проделали это машинально за полторы секунды.

А вот клоны, сразу видно, давно не воевали, начали метаться по ГКП, как голодные волки в тесной клетке.

Мгновенно выяснилось, что всего некомплект, а чего комплект, так то не очень стыкуется. Классика, в общем.

Оказались не на высоте и офицеры нашего Разведупра – те самые, с красивыми мечами.

Один из них подбежал ко мне и, бешено вращая глазами, выпалил:

– Капитан, у тебя пары лишних гермаков не найдется?

– Нет. Не найдется. Но, – сообразил я, – можно, наверное, взять у клонов изолирующие противогазы. Должны быть на случай пожара.

– Да к бесу эти противогазы! Лучше уж так…

– Мое дело – предложить.

По палубе под нашими ногами прошла волна вибраций.

– Господин капитан второго ранга! – крикнул клонский офицер-оператор систем ПКО, обращаясь к командиру корабля. – Взрыв на верфях. Юго-восточнее пятьсот.

– Причина и тип взрыва? – деловито поинтересовался Маджид.

– Причина не установлена. По типу – снаряд главного калибра или тяжелая бетонобойная бомба.

Тут же доложил офицер связи:

– Русские сообщают, что к верфи через стратосферу движется групповая цель. Массив пятьдесят, профиль полета – баллистический. Подлетное время – семьдесят секунд. Прогноз русского оператора – неуправляемые снаряды массой до девяти тонн каждый.

К тому времени мои циклопы все-таки надули свой плот. Они сидели на нем в унылой позе Робинзона Крузо на берегу необитаемого острова и испытующе смотрели на меня. Чего они надеялись дождаться?

Я, в свою очередь, вглядывался в обращенный ко мне профиль Фази Маджида. Даже будь я его начальником, каким-нибудь там адмиралом Шахрави, в ту секунду я не имел права не то что лезть к нему со своими советами, но даже претендовать на крупицы его внимания.

Командир корабля при исполнении – фигура не подотчетная никому, кроме Бога. Что делать, как воевать, как спасать корабль – все это Бог говорит ему лично.

Похоже, Фази Маджиду Он говорил очень дельные вещи.

– Здесь «Фравайран-один»! Фрегатам «Мохан» и «Вира» приказываю взлет. Авианосцу «Сардар» – взлет! Поднять в воздух все боеготовые флуггеры, включая штурмовики и торпедоносцы. Работать на перехват групповой цели, указанной русскими операторами. Эскадренному тральщику «Шур-10» приказываю после взлета привести в рабочее положение радары поиска космических объектов. Полусфера поиска – верхняя. Объект наблюдения – групповая цель, указанная русскими операторами! Вести выдачу целеуказания по эскадренному каналу!

Честно признаться, о других кораблях, которым предстояло покинуть верфи вместе с нашим «Кавадом», я и думать забыл. Все мои мысли крутились вокруг двух предметов. Что за дрянь сыплется на нас из космоса? И как посподручнее убрать линкор из-под смертоносного града?

А вот Маджид – что значит боевой звездолетчик! – очень быстро сообразил, что спасти нас могут только его боевые товарищи, те самые, про которых я и думать забыл.

Линкор – это страшная боевая сила. Но он создан для уничтожения себе подобных, для сокрушения орбитальных крепостей, для того, чтобы перепахивать снарядами вражеские столицы вместе со всеми пригородами. Однако сам-один, без свиты, линкор подобен королю, путешествующему инкогнито. Всякий обидеть норовит и никакого почтения…

Так что сейчас вся надежда была на дальнобойные зенитные ракеты фрегатов и на хищные скорострелки истребителей.

Впрочем, на скорострелки надейся, а сам не плошай.

Раздав приказания по эскадре, Маджид занялся родным «Кавадом».

По всему ГКП репетовались команды.

– Высокое на эмулятор!

– Есть высокое!

– Продуть топливную!

– Есть топливная!

– Доложить реактор!

– Реактор восемнадцать процентов!

– Двенадцать стаканов чая на ГКП!

– Уже принесли.

– Носовой обзорный, доклад!

– Фермы отошли!

– К дэвам фермы! Доложите об ангарных воротах!

– Ворота пошли! О полном раскрытии доложу незамедлительно!

– Кормовой обзорный, доклад!

– Фермы отошли, наблюдаю пожар в девятнадцатом боксе!

– Дайте камеры внешнего контроля!

Стена экранов разом вспыхнула – пошла трансляция с камер, установленных внутри дока.

Мы увидели бронированную тушу линкора со стороны.

Вот они – медленно отъезжающие фермы.

А вот арочные конструкции крыши. Аккуратненько так складываются, телескопически… Крыши у нас больше нет.

Под днищем линкора дружно разгорелись два десятка маневровых дюз. Их тяги самой по себе было бы недостаточно, чтобы оторвать полмиллиона тонн железа от массивных бетонных пилонов, на которых они покоились все это время. Но сейчас, и мы сразу почувствовали это, работал гравитационный эмулятор, «вычитающий» девять десятых веса корабля.

Линкор приподнялся на пару метров над пилонами и замер, едва заметно покачиваясь.

– Самый малый вперед на два деления! – скомандовал Маджид. – Пять градусов вверх!

– Поехали! – завороженно пробормотал Черныш.

И действительно – поехали.

Слегка задрав нос, линкор величественно выполз из своей берлоги, выровнялся, ощетинился сотней стволов зенитных пушек и… едва не получил прямое попадание снаряда чоругской стратегической мортиры!

О том, что это именно мортиры, мы узнали совсем скоро. На связь с нами вышел сам Алексей Романович Бык – командир линкора-авианосца «Суворов». На терминале связи возникло его большое румяное лицо под сенью козырька монументальной капитанской фуражки.

– Товарищ Маджид, приветствую вас. Разгадали мы ваш ребус… Верфи находятся под обстрелом чоругских стратегических мортир. Насколько я помню, в ваших документах их величали «интерпланетарными метательными установками»… Эти самые установки окопались на поверхности спутника Кушер. Оттуда, значит, и стреляют… Мы сейчас ими займемся. А вам рекомендую поменьше подставляться. Как выйдете на орбиту, докладывайте.

– Вас понял, ашвант Алексей! – ответил Маджид.

В эту секунду земли достигла первая крупная порция чоругских снарядов. Так что всем сразу стало не до разговорчиков.

От близкого разрыва линкор основательно тряхнуло.

Циклопы кубарем полетели со своего плотика.

Вестовой с подносом, на котором позвякивали пустые мензурки из-под чая, растянулся на полу, но поднос не уронил, удержал на вытянутых руках – готовый кадр для дурацкой комедии.

– Полная тяга на днищевую группу! – скомандовал Маджид по-мальчишески звонким голосом.

Основную нашу проблему я понимал, хоть и не был офицером-звездолетчиком.

Линкору сейчас нужно уходить на максимальной скорости от верфей, однако для этого требуется набрать минимально безопасную высоту. Иначе мы рискуем перепахать брюхом неказистые окрестные холмы.

По броне линкора забарабанил частый град осколков от разрыва очередного снаряда. Посыпались доклады с других постов. Пока все было более или менее цело, только срезало пару пусковых установок ложных целей по правому борту.

А вот с фрегата «Вира» известия пришли самые неутешительные: прямым попаданием оторвана корма, корабль теряет стабилизацию, переходит в обвальное падение.

В моем мозгу вспыхнула череда невеселых картинок.

О да, я мог себе представить, что творится на гибнущем фрегате «Вира»!

Из разорванных труб хлещет люксоген вперемешку с жидким гелием…

Нервно перемигиваются и гаснут дюзы…

Трехсотметровый тесак корабельного корпуса валится на бок, с растущим дифферентом на нос несется к земле…

Самые любимые любимчики Ахура-Мазды, возможно, успели добежать до спасательных капсул… Не думаю, что таких много… Но все может быть… Командир корабля и старшие офицеры – белые как мел, – из последних сил сохраняя достоинство, задраивают бронедвери боевой рубки, прощаются друг с другом, втайне надеясь, что цитадель ГКП выдержит и удар о бетонку, и плавильную печь взорвавшегося реактора.

Скорее всего цитадель не выдержит. Но надеяться ведь не вредно…

Чтобы не разделить судьбу «Виры», Маджид был вынужден отдать приказ.

– Средний вперед на двадцать делений!

Когда я услышал это, моя смелая осназовская душа ушла в пятки. Это значило, что маршевые двигатели сейчас выдадут тягу, равную одной пятой максимальной. Это значило, что миллионы, десятки миллионов виртуальных лошадок впрягаются в наш линкор и рвут с места в карьер. Наконец, это значило, что мы трогаемся со скоростью, которой позавидует любой истребитель.

– Эх, залетные! – закричал Черныш, которого припечатало к переборке четырехкратной перегрузкой.

Если до сего момента наш линкор казался ленивым волжским сомом, этаким сомярой, трехсот лет от роду и ста пудов весом, вальяжно выползающим из-под коряги, то отныне мы претендовали на то, чтобы стать поджарой, хищной акулой в броске. И даром что бросались мы в никуда. Главное – скорость, напор!

– Тангаж – десять. Доклад по высотометру каждые две секунды! – скомандовал Маджид.

Линкор несся вперед, выкарабкиваясь из гигантской природной чаши, на дне которой разлеглись верфи.

Навстречу нам бежали террасированные склоны холмов, клонские домишки с плоскими крышами, змеистый серпантин велотрассы, кабинки лыжного подъемника.

Динамика докладов по высотометру ужасала: «пятьдесят восемь…», «шестьдесят четыре…», «семьдесят семь…», «семьдесят…», «шестьдесят два…», «пятьдесят…», «тридцать два…», «двадцать три…», «одиннадцать…»

– Мы падаем! – заорал трусоватый Земский.

Хладнокровные пехлеваны окатили его волной снисходительного презрения.

– Не падаем, балда, а взлетаем, – разъяснил Черныш. – Просто взлетаем мы медленно. А стены этой гребаной котловины растут быстрее, чем мы взлетаем!

Земский заткнулся.

Мне было страшно. По-настоящему страшно. Потому что я понимал то, чего не понимали, наверное, ни Черныш, ни Земский.

Сейчас Маджид не может ни на сотую увеличить крутизну взлета. Стоит ему немного задрать нос, и корма опустится на те самые одиннадцать метров, которые отделяют нас от земли. Длинная дура – линкор…

Показания альтиметра плясали вокруг отметки «семь».

И когда я уже думал, что вместо очередного доклада мы услышим фатальный рокот сминающихся листов брони, мы все-таки вынырнули из котловины и вырвались на простор. Навстречу синеве и звездам.