Глава 6
Двигатель Д-2, вид сбоку
18 августа 2622 г.
Фрегат «Ретивый», космодром Певек
Планета Земля, Солнечная система
Всю ночь «Урал» шел полным ходом на восток.
Могучие вибрации волнами прокатывались через исполинскую тушу корабля и Комлеву до самого рассвета казалось, что он не спит, но, тесно обнимая горячую, пряную Любаву, вместе с кораблем прорезает неподатливые океанские воды.
За завтраком Комлев из окна трапезной наблюдал величавое приближение обкатанных волнами и обтертых вьюгами каменных лбов на острове Айон, что при входе в залив Чаунская губа.
– К космодрому подходим, – прокомментировал Чичин, терзавший за комлевским столиком свою яичницу с беконом.
– А что у нас здесь? – спросил Комлев.
В структуре базирования ВКС он был не особо силен, не его профиль.
– Певек, – ответил Чичин. – Космодром Певек, – пояснил он, принимаясь за бутербродище с черной икрой.
– А-а, слышал о таком… Это не тот ли, на котором весной под стартовым столом поймали медведицу с тремя медвежатами? Я в новостях видел.
– Он, он родимый! – широко улыбнулся Чичин. – Между прочим, никто из медведей не пострадал!
«Никто из медведей» – хорошо звучит!» – отметил про себя Комлев. Во время этого разговора он беспрестанно вертел головой, сканируя соседние столы, где гремели приборами и с протяжными зевками потребляли кофе сонные офицеры. Разумеется, он высматривал военврача Любаву, она должна ведь завтракать, или что? Какими будут их отношения после влажного чуда вчерашнего сближения?
«Как бы это выкинуть посторонние мысли из головы?» – мучился Комлев.
Впрочем, «посторонние мысли» выветрились из головы сами, стоило только ему получить на свой служебный телефон директиву «Кавторангу Комлеву приказ одеться потеплее и подняться на летную палубу в районе лифта Л-4».
Теплую меховую доху – такие, он знал, шьются крупными партиями для гарнизона Города Полковников на Восемьсот Первом парсеке – он получил еще вчера в хозяйстве боцмана Басурьева. Доха была отличная, а вот прилагавшаяся к ней меховая шапка избалованного Комлева расстроила. В ней он был похож вовсе не на капитана второго ранга российского военфлота, а на траппера-забулдыгу с территорий, условно контролируемых Объединенными Нациями. По крайней мере такими трапперов показывали в авантюрных фильмах…
В общем, шапкой Комлев решил пренебречь, предпочтя ей обычную форменную фуражку с лихой тульей, лишь на взгляд профана обычную, а по факту сшитую в московском спецателье для офицеров с запросами.
Через семь минут он уже стоял близ лифта Л-4.
Космодром Певек был, конечно, поскромнее таких гигантов, как Подольск-Военный или Колчак на Новой Земле. Но и заштатной звездной гаванью он отнюдь не являлся.
Главная летная полоса для флуггеров была насыпной – четыре километра бетона и грубых металлоконструкций вдавались в Чаунскую губу, образуя одновременно и взлетку, и комплекс причальных терминалов.
К одному из них и подкатывал сейчас «Урал» малым ходом, оглашая окрестности хриплыми воплями корабельного ревуна.
Будто бы отвечая своему старшему собрату, ревели на взлетных позициях четыре истребителя «Громобой». Вот один из них дал форсаж, тронулся с места и, промчавшись стрелой с полкилометра, оторвался от бетона ровно напротив «Урала».
Вспыхнул на солнце фонарь кабины. Подмигнула Комлеву с хвостового оперения лукавая белка-летяга. В каждой лапке белка-летяга держала по пузатой боеголовке.
На душе у Комлева привычно заныло. Ведь он все-таки пилот… Пилот, мать-перемать! Пусть и звездолета, не флуггера. Но все равно! А чем занимается? Да бюрократией сплошной…
– Чего кислый, кап-два? – Чичин пихнул его в бок.
Комлев заметил, что за истекшие два дня Чичин успел привыкнуть к нему и начал обращаться с ним в том фамильярно-брутальном стиле, в каком общаются со старыми приятелями. Комлеву, который, подобно многим стихийным донжуанам, сходился с мужчинами долго и трудно, такая простота была в диковину. Как реагировать он не знал.
– Да так… Голова болит.
В кармане Чичина заурчал телефон. Тот выслушал кого-то на том конце провода, чертыхнулся и обернулся к Комлеву:
– Вертолета не будет. Зря подымались.
Им пришлось спуститься на лифте вниз, до уровня главной палубы. Оттуда на правый борт был открыт лацпорт и опущен трап на пристань.
У трапа их подобрала машина, высланная комендантом космодрома.
Ехали километров пять, если не все восемь. Наконец, миновав череду десантных кораблей на какой-то дальней стоянке и приемистую складскую зону, ввалились на территорию ремзавода.
Там, возле фрегата «Ретивый», им предложили выйти.
– Вот же рухлядь старая, – ворчал Чичин, злобно косясь на автомобиль. – Подвеска никуда не годная! Весь зад себе отбил…
Через минуту к ним вышел вахтенный офицер «Ретивого» капитан-лейтенант Алферов и сопроводил их в двигательный отсек. По дороге капитан-лейтенант ввел их в курс дела.
– Прилетели мы вчера, успели демонтировать верхние боковые плиты общей защиты, сняли с двигателя кожух, отсоединили трубопроводы топливной системы и коммуникации хладагента. Так что доступ теперь есть со всех сторон. Кто из вас двоих, товарищи, будет двигателем заниматься?
– Он, вот он! – тут же воскликнул Чичин, показно отстраняясь от Комлева.
«Он бы еще „чур меня, чур!“ закричал», – с иронией отметил тот.
– Я, я. Но погодите… Что, разве на вашем фрегате люксогеновые двигатели «дэ-вторые»? – удивился Комлев. – Это же тип «Цепкий»?
– Да, именно так.
– Так у вас «Восток-40» вроде бы должен стоять!
– На остальных – да. Но нам в порядке эксперимента еще при постройке смонтировали «дэ-вторые»… – отвечал Алферов. – Отвратительно капризные движки, доложу я вам…
– Не такие и капризные, – отчего-то обиделся за двигатели Комлев. – Ухаживать просто надо. Ровно так, как в документации прописано.
– Ухаживаем… Да не в коня корм.
Двигательный походил более на трапперскую барахолку, нежели на отсек боевого корабля. Всюду что-то громоздилось, вспучивалось, выпадало, перекручивалось, а то и просто валялось. На хромированной стойке ручного репетира режима хода курилась ароматом беспризорная кофейная чашка.
– Разбирали в спешке, так что не обессудьте…
– Главное, чтобы люксоген-детонаторы не потеряли. – Комлев криво усмехнулся.
– С этим полный ажур! – заверил мужской голос из-за спины Комлева. – Я за детонаторы головой отвечаю!
На сцене появился невысокий лысоватый крепыш лет этак пятидесяти с лицом пожилого орангутанга. На нем была рабочая флотская роба, компетентно засаленная, замасленная, прожженная. На правом предплечье под толстым слоем сажи едва угадывалась нашивка – пиктограмма-лампочка старшего электрика.
– Старший мичман Китайченко. – Крепыш протянул Комлеву руку для рукопожатия. Тот дружески стиснул ее. – Будем работать вместе. Ребята решили, что я среди них самый… – мичман Китайченко запнулся, выбирая выражение, – самый, что ли… общительный… В общем, отрядили меня.
Неспешно ступая, Комлев обошел главного виновника торжества – двигатель Д-2 – со всех сторон. Затем, воспользовавшись витым железным трапом, поднялся на смотровую площадку, которую у них, на «Беллинсгаузене», называли просто «козлами».
– Дэ-два как дэ-два… – пробормотал Комлев.
Снизу на него глядели три пары озабоченных глаз.
«А наснимали-то… Надемонтировали… Спасибо хоть дюар на месте оставили… Да если бы мы на „Беллинсгаузене“ так его распотрошили, назад бы по сей день собирали… Здесь, правда, спасибо с силой тяжести все в порядке… Хоть гаечные ключи по отсеку не летают».
– А что, – спросил Комлев, перегнувшись через перильца козел, – ресурс-то, я гляжу, выбрали основательно, да?
– Семьдесят два часочка… – отвечал мичман Китайченко.
– Семьдесят два ровно? – строго спросил Комлев.
– Семьдесят два часа девять минут, – уточнил мичман, сверившись с формуляром. И поспешно добавил: – Зато на втором, считай, муха не сидела. Одиннадцать часов только отходил!
– Что еще за второй?
– Ну как же! Вон там, за переборкой второй такой же стоит… Это ведь «Цепкие». На них два движка. Чтобы летать – одного достаточно. А второй так, на подхвате. На крайний случай.
– Уже легче.
Комлев деловито спустился вниз. Открыл технологические дверцы над фундаментом двигателя. Снял фуражку, просунул голову внутрь. Пахнуло гарью и химией.
«Ну вот, разобрали все на хрен… А блок спин-стержней не извлекли… Лучше бы наоборот!»
– Значит, так, товарищ Китайченко, – начал он, адресуясь к мичману, – оглашаю праздничную программу. Первое: демонтируем блок спин-стержней. Второе: демонтируем сами стержни и их посадочные гнезда. Третье: изготавливаем копии этих гнезд. Точнее, такие же гнезда, но длиннее на сто двадцать миллиметров. Чертеж я вам набросаю… Четвертое: ввинчиваем новые гнезда взамен старых. Пятое: вводим в них спин-стержни, но вылет им даем не стандартный, сто пятнадцать, а увеличенный – двести десять.
Пока Комлев говорил все это, перед глазами у него стояло одутловатое небритое лицо техника Назарьяна, который-то и был автором всего этого рецепта. Не верилось, ну совершенно не верилось, что среди миллиардов человеческих улыбок теперь не увидеть нагловатого оскала Назарьяна…
– Охренеть… – в смятении отозвался мичман. – А проще нельзя? Просто выставить стержни сразу на двести десять? Зачем еще гнезда менять?
– Проще – нельзя, – чеканя слог, ответил Комлев. – Каждый стержень, как вы знаете, испытывает поперечную нагрузку восемьдесят семь меганьютонов. Они и так скорее всего погнутся. А без усиленных гнезд наверняка сломаются. Последствия вы, наверное, себе представляете.
– Не представляю и представлять не желаю! – Мичман трогательно, по-народному, перекрестился.
– Один глаз на Марс, а другой – в Арзамас! – вставил циничный Чичин. – Вот такие последствия!
– Но я еще не закончил, – вздохнул Комлев. – Процедура со спин-стержнями позволит нам увеличить потенцирование двигателя и, соответственно, даст нам возможность двигаться через Х-матрицу на пороговой волне высотой порядка 3,8. И это очень хорошо! Это, даст Бог, позволит нам перепрыгнуть через Х-блокаду… Однако здесь следует указать на одно важнейшее следствие столь варварского обращения с двигателем. Люксогеновые детонаторы после прыжка приобретут температуру пять тысяч четыреста кельвинов. Их наверняка поведет, заклинит в патронах. При использовании нормальных режимов охлаждения они вернутся в рабочее состояние в лучшем случае через сутки. Нас это категорически не устраивает.
– И как бороться? – спросил приунывший мичман.
– Честно сказать, не знаю. Мы на «Беллинсгаузене» эту проблему не решали… После Х-перехода нас сняли с остатков судна и дальше с ним работали только буксиры. Но, я думаю, надо просто иметь два-три запасных комплекта детонаторов.
– Да вы хоть знаете, сколько один детонатор стоит? Это же кошмар! Весь наш экипаж за десять лет зарплаты столько не наполучал, сколько одна такая байда по деньгам затянет…
– А вот это как раз не важно! – вставил скучающий Чичин. – Сколько бы ни стоили, командование выделит! На этой теме никто экономить не будет.
– Ну если не важно… – стушевался мичман.
Вчера, во время той памятной дискуссии с коллегами по отделу «Периэксон», Комлев слукавил, утверждая, что никаких подробностей не помнит.
Точнее, в тот момент он действительно не помнил ничего.
Но имелось у его психики такое полезное свойство: в нужный момент извлекать требуемую и, кажется, уже давно позабытую древность из самого пыльного закоулка в чулане мозга. Комлев помнил, нужно лишь подождать чуток. Конечно, он волновался – психика-то мадемуазель непредсказуемая, почти как военврач Любава… Но стоило ему открыть глаза после беспокойного сна в объятиях ласкового чернобрового призрака, как некий знакомый голос внутри головы прошептал Комлеву: «есть». «Беллинсгаузен» воскрес в его памяти во всей своей многоцветной событийной сложности. А вместе с ним воскресли и подробности эпопеи с двигателями…
– Но насчет детонаторов – это еще, можно сказать, цветочки. Самое сложное – точно выдержать режим насыщения люксогена газовыми фолликулами… Дело в том, что все стандартные режимы вспенивания люксогена, которые предусмотрены автоматикой, здесь не годятся. Вспенить его требуется до удельного веса 0,6, чтобы стало возможно полное, «под самую крышку» заполнение дюаров. Вспеним слабее – удельный вес будет выше. И дюар разрушит центробежным моментом…
– Ну это… товарищ начальник, – переминаясь с ноги на ногу, проблеял мичман Китайченко, – я пенить совсем не умею… Это к Эдуардычу.
– Что еще за Эдуардыч?
– Да наш главный по топливу…
– Где он?
– Если надо, я позову.
– Надо! Если начальство говорит – надо выполнять! – Чичин прямо-таки напрыгнул на мичмана. Комлеву показалось, еще секунда и он схватит бедолагу за грудки и примется трясти. Чувствовалось, что застоявшийся Чичин рад быть полезным хотя бы уж в каком качестве – пусть и в качестве держиморды.
– Пока обойдемся без Эдуардыча. Но через пару часов он понадобится, – примирительно сказал Комлев.