…Сомов посмотрел на эти чистые лица. На миг ему показалось, будто прямо перед ним в воздухе материализовалась икона. Избранные святые… Раньше он не очень-то присматривался к офицерам десантников и штурмовиков. Специальность у них такая, что при знакомстве первым делом обращаешь внимание на их плечи, потом на кулаки… в смысле, кисти рук… и только после этого — на все остальное. Например, на лица…

Марго не было. Она сказала: «Сам с ними разговаривай», — и была права. Отвечать — ему.

Чистые, чистые лица. Спокойные. Застывшие, как будто смерть уже опалила их своим холодным пламенем. Внимательные взгляды. Сжатые губы. И ни у кого — ни тени осуждения в глазах. Виктор Сомов, человек не сентиментальный, глядя на них, почувствовал, как слезы подступают к глазам.

Несколько часов назад все офицеры и нижние чины сводной десантно-штурмовой бригады исповедались и причастились. Кто у православного священника, кто у католического патера… Сейчас они сидели в лучшей своей форме — что у кого было. А тем, кто поизносился, главком, в нарушение всяческих правил и инструкций о вещевом довольствии, распорядился выдать все новое.

Сомов встал и сказал старшим офицерам бригады, собравшимся в адмиральской каюте:

— В курс дела вас должен был ввести командор Медынцев…

— Так точно, господин вице-адмирал. Вводные получены. — откликнулся командир бригады.

— И вот что… Вот еще что… Вот какое дело… — Виктор никак не мог подобрать нужных слов. Ему следовало поторапливаться: в ближайшее время намечалась очень серьезная драка. Он волновался. Он жалел этих людей. Красивые, сильные мужчины и женщины… Всех их через несколько часов перемелет страшная мясорубка войны.

— Вот что, ребята… извините меня. За себя и за всю нашу Терру прошу у вас прощения. Простите ребята, иначе никак нельзя. Иначе… все может пропасть. Если можете, простите меня, ребята.

Младший из штурмовых офицеров ответил ему за всех:

— Да что вы, господин вице-адмирал! Мы же понимаем. Надо — значит надо. Ничего тут не поделаешь.

И столько в этих простых словах было воли, столько готовности встретить свою судьбу, какой бы она ни была, столько решимости сделать дело, хотя бы и жизнь за него положив, что Сомов молча поклонился им в пояс.

— Спасибо, ребята. Храни вас Господь.

Миколайчик сидел в позе человека, приготовившегося к изощренным пыткам. На лице его было написано: «За правое дело иду я на муки».

Впрочем, Сомову сейчас было наплевать на то, что думает оабовец.

— Анджей Игоревич, я уже слышал, насколько уникальна ваша группа. Я уже слышал также, до какой степени она не то, что мне требуется для решения чисто десантных задач. Более того, я слышал и помню, сколь прискорбно будет растратить бесценные кадры по одиночке. Отлично. Сколько пусковых аппаратов в настоящий момент готово для залпа на «Изабелле»?

— Позвольте…

— Нет, не позволю! Сколько, Анджей Игоревич?

— Полностью функционирует два аппарата. Но я вынужден…

— Отставить. Вы обещали четыре.

— Не за такой срок. «Изабелла» совершенно не приспособлена к подобного рода кустарному варварству. Виктор Максимович, третий аппарат будет в общих чертах доведен до ума через полчаса-час.

— Закрыть работы на третьем и четвертом. Что есть, тем и будем пользоваться. Никакие аргументы не принимаются. Послушайте, послушайте! Мне не меньше вашего хотелось бы простой и легкой удачи: Вяликов делает залп двумя десантными капсулами, не зря же мы пусковые аппараты его флагману вмонтировали… так? парочка ваших людей добирается до поверхности Терры-10, устанавливает прибор связи и посылает сигнал… Отлично! Дело сделано! Но я обязан предусмотреть все возможные варианты. Черт побери, мы не дети в песочнице, сделайте нормальное лицо! Я устал видеть эту кислую гримасу недовольства на вашей роже!

Пауза. Ой.

— Извините, Виктор Максимович.

— Извините и вы меня. Погорячился… Итак… через четверть часа контингент Нью-Скотленда начнет десантную операцию. А через полчаса или несколько раньше — Вяликов. Вы должны быть к тому времени готовы. Кого отправляете?

— Капитан Данько, капитан Семенченко.

— Семенченко…

— Да, Виктор Максимович, это именно тот человек, с которым вы когда-то были знакомы.

Сомов промолчал. Что тут скажешь? Оабовцы — они и есть оабовцы. Катенька обязательно съязвила бы: «Профессиональные черты характера»…

— Трижды разжалован. Два раза из-за ба… из-за женщин. Послений раз — за драку. Из полковников в лейтенанты. Полтора года назад. Опыт боевых действий — неограниченный.

— Теперь все это не имеет никакого значения… Через десять минут капитан Данько должен принять российское подданство. Он знает об этом?

У Миколайчика вытянулось лицо. Впервые Сомов видел его изумленным. Зрелище неуместное, прямо скажем: изумленный оабовец.

— Но… я…

— Через семь минут доложите. Спасибо, Анджей Игоревич, я вас больше не задерживаю.

Терра строила флот с остервенением, Терра холила и лелеяла его. Терра многого лишила себя ради дорогостоящих судостроительных программ. На Терре частенько говорили: «Нет флота — нет будущего!» После изгнания женевцев никто не хотел отдавать свое будущее и будущее своих детей в чужие руки…

Теперь флот выплачивал долг.

Главком новых шотландцев начал десантирование, опережая всех, не сделав ни единого выстрела, заранее обеспечив себе абсолютно выигрышную ситуацию. Восемь больших десантных кораблей Нью-Скотленда безо всякого стеснения понесли к поверхности Терры-10 первых десантников и — будьте уверены — приборы связи для подачи того заветного сигнала, который обозначил бы участие во «втором туре».

Минуло всего десять минут. Вяликов и Рекехо отправили к Терре-10 несколько десятков десантных шлюпов — все чем располагали.

В этот момент линкоры Готлиба Констана вышли на дистанцию эффективного огневого удара. Дальше все развивалось именно так, как и предполагал Сомов. Женевский адмирал не обратил внимания на легкую добычу — аравийцев. Столь же равнодушен он остался и к десантирующим латино. Совокупная мощь женевского главного калибра досталась людям Вяликова. Им и только им. Терранские шлюпы сгорали один за другим. Вот их осталось всего пять. Три…

Расстреливать чужих десантников издалека — всегда запросто. Зато самому десантировать неизменно приходится… в упор. Азы десантно-штурмовой тактики: «выбить» чужих на порядок легче, нежели продвинуть своих.

Сомов — Медынцеву:

— Действуйте!

Все семь его крейсеров и вяликовский «Афон» били по линкорам Констана, и женевцы им почти не отвечали. Их комендоры были слишком заняты выцеливанием терранского десанта.

Интересно, запасся ли главком Львов еще одним «резервным вариантом» у латино? Если да, тогда весь сумасшедший гнев Констана — на руку флоту Его Величества Даниила IV… Впрочем, вряд ли. Рекехо — не Санта Клаус, его мешок с подарками явно иссяк…

Старший инженер эскадры бесстрастно докладывал Сомову о немногочисленных повреждениях.

И тут экраны слежения полыхнули огнем, как будто невидимая космическая красавица взмахнула пламенным веером. Кормовая часть женевского флагмана, — примерна половина корабля, — перестала существовать…

— Иисуси! — воскликнул кто-то.

«Чем же это мы его?» — машинально подумал Виктор. И только потом осознал: Готлиб Констан, величайший недоброжелатель терранской цивилизации, только что ушел из этого мира… Сомову вспомнилась фраза, произнесенная другом Хосе очень давно, сто лет назад: «Я хотел бы считать себя добрым католиком, но когда мой враг грызет сырую землю, а я попиваю кофеек, меня посещает недостойное христианина чувство радостного удовлетворения».

Господи, прости нам наше дерьмо!

Впрочем, у Сомова не было времени размышлять на эту тему. Тактические операции XXII века разительно отличались от древних сражений, когда линейные корабли, словно стаи больших птиц, совершали медлительный смертноносный танец. Тогда счет шел на часы, теперь — на десятки секунд, а иногда и на секунды. Так вот, в течение ста секунд после гибели женевского флагмана с Готлибом Констаном на борту произошло пять событий, коренным образом изменившие рисунок боя.

Во-первых, контр-адмирал Вяликов связался с терранским главкомом и сообщил ему: план «Тандем» был только что задействован. Обе десантные капсулы сбиты огнем женевской эскадры.

Во-вторых, в атмосфере над Террой-10 не осталось ни одного десантного шлюпа из состава вяликовского отряда.

В сущности, авангардная эскадра обеззубела. Контр-адмирал собирался организовать малый десант на спасательных шлюпах крейсера «Афон». Сомов ответил ему в том духе, что, мол, это, конечно, небесполезно, действуйте… Но оба понимали: можно, разумеется, десантировать и на дуршлаге, вот только выжить при этом трудновато. Слишком неповоротливая штука — дуршлаг.

В-третьих, не успел терранский главком отключиться от канала связи с Вяликовым, как ему доложили: отряд Медынцева вышел из боевых порядков эскадры для выполнения боевого задания. Теперь огонь женевцев сосредоточился на нем.

Две больших эскадры — сомовская и женевская, обезглавленная, оказались на ничтожной дистанции друг от друга. Фактически вошли в клинч. Кораблям Констана в самом скором времени должен был прийти конец. По всем правилам тактического искусства выходило именно так. И Сомов понимал: дело тут не в одной только патологической злобе женевского адмирала… У противника задуман был собственный гамбит. Только жертвовали женевцы не маленьким отрядиком, а целой флотилией. Но как, черт побери, они собирались реализовать эту жертву?

И тут Виктору «объяснили».

Объяснили крепко.

Потому что произошло «в-четвертых», и такого «в-четвертых», не ожидал никто.

Единственный десантный корабль женевцев до последнего момента прятался за бронированными тушами линкоров. Теперь же он вышел из «укрытия» и моментально… моментально… даже названия точного не подберешь для трансформации, постигшей корабль. Он… раскрылся, словно бутон розы, или вывернулся наизнанку, будто носок, снятый с ноги, или… откинул крышку — наподобие маленькой шкатулки, в которой прячется чертик на пружинке… Все произошло очень быстро, необыкновенно быстро. Огонь главного терранского колибра за минуту скомкал «лепестки», выжег сердцевинку… Однако дело уже было сделано.

Злой рой маленьких десантных челноков вышел из «шкатулки» и ринулся к Терре-10.

В-пятых, целое штурмовое подразделение Женевской федерации — десяток скоростных гробов — подало в открытом эфире позывные Нового Израиля. А другое штурмовое подразделение тут же ответило позывными Аравийской лиги. И женевцы отстрелом «мятежников» заниматься не стали.

«Значит, все-таки договорились…»

Впрочем, это входило в диапазон возможных сценариев. Ведь умные люди заранее думают о подходящих соседях. А очень умные люди способны вычислить, куда потекут мысли просто умных людей.

Сомов моментально распорядился перенести огонь… весь огонь… на женевских десантников. Возможно, его голос прозвучал на центральном посту «Изабеллы» чуть выше тоном, нежели это приличествует голосу главкома. Ничего. Через несколько секунд нервную седловинку одной-единственной фразы Сомова полностью перекроет истеричное звучание флагманского артиллериста Оганесяна, переадресовывавшего команду…

— Все нормально, Максим Хоренович. Все отлично, Максим Хоренович…

На самом же деле, все было совсем не отлично и очень далеко от нормально. Челноки шли на скорости просто немыслимой, невозможной. Всей сложности в наводящих механизмах корабельных арткомплексов не хватало, чтобы уследить за ними. Боезапас в основном уходил впустую. Вот полыхнул один челнок… вот исчез другой… третий… Но их тут не меньше четырех сотен, и спалить все крейсерская артиллерия Сомова просто не успевала.

Между тем, женевская эскадра, умирая, исправно разносила шлюпы Медынцева. В конце концов, командор принялся телами десантных кораблей прикрывать последние горсти шлюпов. Надолго этой меры не хватило. Женевцы лишились еще одного линкора: он превратился в почерневший остов… И еще два были страшно изуродованы. Но по Медынцеву женевские корабли по-прежнему били, не переставая. Всеми исправными арткомплексами, которые у них еще имелись в наличии.

Если бы «рой» состоял из стандартных шлюпов, пребывавших на вооружении Женевской федерации, Сомов сжег бы их все до единого еще на подходе к атмосфере Терры-10. Но эти новые, совершенно ему не известные малютки, двигались со скоростью, которая должна была убить экипажи и штурмовые подразделения. Убить наверняка. С тройным запасом гарантии. И в атмосферу они входили так, будто не боялись быть изжаренными со всей тонкой электронной начинкой вместе.

«Не люди, значит. И не роботы. А я вот не верил… Пока беса своими глазами не увидишь, все думаешь — вранье». И Виктор представил себе ту зверушку из чана, которой гибельные перегрузки нипочем, и летальные температуры — тоже нипочем, поскольку зверушка одноразовая, потом весь ее помятый/пригорелый остаток моментом утилизируется… Представил и едва подавил омерзение. Что там, в сущности, необходимо: очень маленькая соображалка для пилотирования и, если понадобится, пальбы… А также одна исключительно крепкая мышца, способная при любых обстоятельствах замкнуть цепь и послать с поверхности планеты сигнал о факте посадки. Сигнал получен — дело сделано. Огрызок зверушки больше никому не нужен.

— Полковник Миколайчик, приступить к подготовке пусковых аппаратов!

— Есть приступить к подготовке пусковых аппаратов!

Ополовиненный рой вошел в атмосферу. При этом с полдюжины челноков сгорело — пилоты у них были еще те…

Сомов прикинул: с такой сноровкой они еще и новых шотландцев обгонят. Те слишком в себе уверены, разворачивают большую десантную операцию с основательной неторопливостью.

— Аппараты готовы, господин вице-адмирал.

— Пуск!

Миколайчик завозился с пультом, кустарно прилепленным к стандартной приборной панели линейного крейсера.

— Первая… пошла! Вторая… пошла!

Тогда терранский главком обратился ко всем, кто находился на центральном посту:

— С Богом. Теперь молитесь, господа офицеры.

В направлении женевского роя полетели две десантных капсулы, которым умельцы-ремонтники придали обличие противокорабельных ракет. В одной — Данько, в другой — Семенченко. Такие же стартовали с «Афона» Вяликова, только без маскировки. Стартовали и погибли. Капсулы, закованные в ракетные тела, ничем не выделялись в общем потоке ракет, ежеминутно выпускаемых по женевским десантным челнокам. Ну, почти ничем. Скорость у них была, разумеется, ниже… Оба десантника лежали в чанах с амортизирующей жидкостью и все равно мучились неимоверно. Подразделение вообще набирали из исключительно крепких людей… Тем не менее, капсулы не могли набрать скорость настоящих противокорабельных ракет и даже скорость женевских челноков. Утешаться приходилось одним: все остальные десантные средства, состоявшие на вооружении великих держав, могли считаться по сравнению с ними жалкими черепахами.

Ради того, чтобы на них не обратили внимание, гибла маленькая флотилия Медынцева. Целая бригада пошла на заклание, чтобы до цели добрались двое…

— Обе вошли в атмосферу, господин вице-адмирал…

На центральном посту воцарилось молчание. Все напряженно ждали новых реплик оабовца.

К поверхности Терры-10 направлялись гражданин Независимого государства Терра и подданный императора всероссийского. Иоахим Валанс верно рассчитал, жертвую линкорами Констана: остановить Терру означало — остановить Россию. Стоило, определенно стоило отдать несколько очень дорогостоящих лоханей за то, чтобы потом, на поверхности, не иметь столь сильных конкурентов… Сомов понимал это отчетливо. Он и сам выложил все козыри. Теперь успех его игры зависел от того, заметят ли женевские комендоры странное поведение двух терранских ракет, успеют ли перенести на них огонь с медынцевских несчастных ребят. Пока еще — не сообразили, не увидели, слишком увлеклись добиванием терранского десанта.

Миколайчик срывающимся голосом сообщил:

— Связь с капитаном Данько потеряна. Капсула сбита огнем с женевского десантного челнока.

Теперь вся государственная удача Терры и все к ней Божье благоволение клином сошлись на буйном штурмовике Семенченко…