Глава 6. СОБАЧЬЯ ПЛОЩАДКА

День начался, по мнению Ратмира, неудачно. Согласно распорядку, после утренней планерки пса положено было выгуливать, чем обычно занималась секретарша Ляля, хотя иногда эту миссию брал на себя, к восторгу ведомого, сам хозяин. Прочие сотрудники, зная, что, надев на Ратмира намордник, ты получаешь в итоге дьявола на ремешке, от подобных поручений старательно уклонялись.

Но сегодня хозяин был занят, Ляля — тоже, и совершить променад со зверем, ко всеобщему удивлению, вызвался не кто иной, как Лев Львович, видимо, ожидавший с минуты на минуту повторного визита теневиков и надеющийся таким образом с ними разминуться. Ратмир с недовольным видом позволил надеть на морду ременчатую снасть, фыркнул, мотнул башкой. «Надолго ты у меня попомнишь эту прогулочку!» — примерно так сложилась бы его мысль, будь он в данный момент не при исполнении служебных обязанностей.

Впрочем, по дороге от кабинета до входной двери Ратмир вел себя вполне примерно и, даже очутившись на тротуаре, еще полквартала покорно и понуро держался у левой ноги замдиректора. Но затем из арки жилого дома навстречу им бойкой мерзкой трусцой выбежал давешний незарегистрированный юноша без ошейника. Завидев своего вчерашнего обидчика на четвереньках, взвыл от ужаса, присел — и с предсмертным визгом метнулся во двор. Если столкновение в обеденный перерыв было чревато всего лишь пинком, то теперь, сорвись Ратмир с поводка, даже и намордник бы цуцика не спас. Вон какой зверюга! Ударит лапой — хребеток переломит….

Хорошо еще, что Лев Львович, когда покидали здание фирмы, догадался продеть руку в ременную петлю, в результате чего едва не лишился кисти, но пса каким-то чудом удержал. В отместку Ратмир уперся возле ближайшего исписанного во всех смыслах фонарного столба и нагло задрал заднюю лапу. Разумеется, ни при Ляле, ни при хозяине он бы на улице ничего подобного не отчинил. Но тут было дело принципа.

Рядом немедленно возникли двое из подразделения «Гицель». Проще говоря — собачники. С оружием, в камуфле.

— Вам что, площадки мало? — лениво осведомился старший по званию. — Знака не видите?

Действительно, бетонный граненый столб украшала табличка с перечеркнутым схематичным изображением собачки, справляющей малую нужду. Укреплена она была на значительной высоте, и тем не менее чья-то проказливая ручонка дотянулась — пририсовала нарушительнице непропорционально большое орудие преступления.

— Документы на пса…

Лев Львович послушно полез во внутренний карман пиджака.

— Доверенность на выгуливание… Была предъявлена и она.

— Породистая собака… — равнодушно упрекнул «гицель», вполглаза проглядывая аттестат. — Из князей вон… Акута… Акутагавых… Еще и с медалью… А натаскать как следует не можете!

— Сколько? — тихо спросил Лев Львович.

— И ремешок ненадежный… — сделав вид, что не расслышал, недовольно продолжал собачник. — В парфорсе таких выгуливать надо, с цепью… Намордник — металлический, а не замша…

Ратмир смирно сидел у ног и, развесив брылы, преданно пучил глаза то на «гицелей», то на Льва Львовича.

— Сколько? — повторил тот еще тише.

— С протоколом — двести.

— А без?

— Триста пятьдесят.

Лев Львович, кряхтя, уплатил. Обошлись без протокола. На противоположной стороне улицы двое легавых или, как их принято теперь называть, МОПСов (Министерство охраны правопорядка Суслова) с завистью следили за действиями собачников. Прямоходящих штрафовать было не за что… Либералы проклятые! Всё поразрешали!

— Даже тут в разор ввел… — укоризненно молвил Лев Львович.

Центральная собачья площадка представляла собой зеленый травяной квадрат приблизительно с половину футбольного поля, обнесенный чугунной парковой решеткой с позолоченными пиками и оснащенный внутри всеми мыслимыми приспособлениями, потребными для активного собачьего отдыха. Плата за вход примерно равнялась штрафу без протокола.

Лет пятнадцать назад вокруг такого сооружения с утра до вечера стояла бы плотная толпа зевак. Сейчас — человек двадцать по периметру, не более. Строго, по—генеральски выкатывал безумные, в прожилках, буркалы отставной одышливый мастифф с отвислыми щеками и веками. На складчатой харе — отвращение, скорбь, испуг: «Ничего не умеют… Погибло искусство…» Жадно следил за работой настоящих профессионалов остромордый щенок—первокурсник. Неподалеку несколько фанов (судя по замашкам — завсегдатаи всевозможных мундиалей и аджилити) громко обсуждали явные достоинства и тайные недостатки выгуливаемых. Ну и так далее, в том же роде…

Поскуливая и подергиваясь от нетерпения, Ратмир ждал, когда его наконец освободят от поводка и намордника. Смышленый пес давно уже сообразил, что нет худа без добра: команды Льва Львовича можно и не расслышать. А коли так, то гуляй, пока не надоест.

По стриженой газонной траве, дразня кажущейся медлительностью движений, плыла галопцем грациозная длинноногая левретка. В центре очерчиваемых ею кругов перетаптывались, пристально следя за бегуньей, боксер—тяжеловес Борман и ротвейлер Макс, тоже слегка перекормленный. Время от времени псам мерещился некий шанс — и они, не сговариваясь, бросались наперехват. Зрелище было забавное. Мощные тяжело дышащие твари разгонялись, как два бронепоезда. Но кокетка начинала перебирать лапами чуть быстрее, уплывала у них из—под носа, оба преследователя проскакивали мимо и, тормозя, садились на задницы с самым ошарашенным видом.

Она была так похожа на молодую Регину! Неожиданно Ратмир осознал, что стоит на четвереньках, что дыхание пресеклось еще несколько секунд назад, а застывшая морда вот—вот превратится в лицо. Приглушенно рявкнул, мотнул башкой, вытряхивая из нее нерабочие мысли, и, освобожденный от поводка, ринулся на травяную огороженную чугунной решеткой волю.

Вывалив язык, промчался вдоль ограждения и, окончательно придя в себя, столкнулся с Тамерланом. Стали бок о бок, обнюхались. Вроде сегодня угрюмый косматый драчун был настроен вполне миролюбиво, и тем не менее Ратмир не утрачивал бдительности ни на секунду. Играет—играет, а потом как полоснет клыками! От этих кавказцев жди чего угодно…

Рыжего Джерри на площадке не наблюдалось. И, надо полагать, долго еще наблюдаться не будет.

— Ну отморозок! Нет, ты глянь, как наезжает!.. — веселился кто-то из зрителей.

Внимание публики было приковано к маленькому, вконец обнаглевшему Бобу из «Сусловского сусла», избравшему жертвой огромного нескладного ризеншнауцера. Стоило волосатику прилечь на травку, как на него с истерическим тявканьем налетал Боб, норовя при этом куснуть за лапу. Тот вставал и, опасливо косясь на обезумевшую мелюзгу, убирался подальше, ложился… Затем всё начиналось сызнова.

Во внерабочее время Ратмир бы только поморщился, глядя на сомнительные проделки своего приятеля: слишком уж много человеческого проглядывало в поведении Боба. Откровенный административный восторг, столь свойственный мелкой чиновничьей сошке. Нет, конечно, домашние животные часто начинают подражать хозяевам, но не до такой же степени!

К несчастью для бойкого терьерчика, время было самое что ни на есть рабочее. Согнав в очередной раз с места нескладёху ризеншнауцера, упоенный победой Боб кинулся сгоряча на только что возлегшего Ратмира. Кара последовала незамедлительно. Слово «вскочил» не может передать сути происшедшего. Лежащий пес исчез — возник стоящий. И не просто стоящий, а коротко скользнувший вслед за метнувшимся наутек задирой. Пустить в ход зубы Ратмир счел ниже своего достоинства — хлесткого удара передней лапой сверху вниз было более чем достаточно. Отчаянно заголосив по—щенячьи, Боб стремительно перевернулся на спину и пополз, извиваясь, не важно куда — лишь бы подальше от ощеренной пасти бронзового лауреата.

Собственно, этим бы дело и кончилось. Характерная для псовых поза покорной подчиненности предписывала обнюхать поверженного и потерять к нему всякий интерес, но тут некстати подоспевший Лев Львович ухватил обеими руками Ратмира за ошейник, создав таким образом барьер безопасности, за которым любая собака вправе строить из себя убийцу. Ратмир взревел, рванулся, влача за собой замдиректора, чем окончательно застращал и Боба, и кинувшуюся ему на выручку сучонку—секретаршу из «Сусловского сусла».

Стандартная ситуация была отработана Ратмиром без огрехов. «Бис! Фас!» — вопили за чугунной оградой фаны. Остромордый щенок—первокурсник не сводил с медалиста сияющих глазенок. И даже на безрадостной отвислой харе отставного мастиффа обозначилось нечто вроде одобрения. Не вывелись еще мастера…

Кое—как Лев Львович водрузил на жуткий оскал ременчатую корзинку намордника, пристегнул карабин и повел Ратмира от греха подальше к выходу. Призер упирался, рычал и выворачивал на дрожащего Боба налитый кровью глаз.

— Что за пес! Что за пес! — горестно причитал замдиректора, беря буяна на короткий поводок и вытаскивая наружу. — Знал бы — ни за что бы не связался! Пусть уж лучше за долги закроют…

С площадки они убрались минут на десять раньше положенного, что было чертовски несправедливо и давало Ратмиру лишний повод на обратном пути вволюшку поизмываться над Львом Львовичем. Однако тот, прекрасно все это понимая, предпочел провести пса закоулками городского парка, куда редко забредали добропорядочные гуляющие, а риск налететь на подразделение «Гицель» был ничтожно мал. Впрочем, обходной маневр тоже таил для замдиректора массу неприятных вариантов. Мощный пес мог, например, вырваться или, скажем, уволочь за собой на поводке в дремучие кусты.

Поначалу Ратмир так и собирался поступить, но, заметив, что Лев Львович, кажется, и сам забрел в какие-то дебри, решил ему в этом не препятствовать В конце концов они выбрались на изрядно вытоптанную поляну, примыкающую к пролому в ограде, отделявшей парк от унылой безлюдной улочки. Целое звено железных пик в незапамятные времена было выкорчевано из бетонного основания и теперь мирно ржавело неподалеку. Посреди поляны перед руинами парковой скамьи чернело обширное пепелище, вокруг которого в живописном беспорядке валялись осколки стеклотары, рыбьи скелетики, жестянки от консервов и прочие свидетельства частого пребывания здесь неопрятных двуногих существ, не имеющих привычки закапывать недоеденное.

Лев Львович опустился на краешек полуразрушенной скамьи и, привязав конец поводка к чугунному завитку опоры, зачем-то взглянул на часы. Ратмир, вообразивший было, что его сейчас отпустят побегать, осерчал, старательно испачкал налапники в золе и полез ласкаться.

— Фу! — воскликнул замдиректора, поднимаясь и отряхивая брюки. — Не сметь, Ратмир!

Пес немедленно воспользовался такой оказией — и, радостно вскинувшись на задние лапы, оттиснул на белой рубашке Льва Львовича два пепельных следа.

— Морда собачья!.. — плачуще взвыл замдиректора. Отвел Ратмира к дальнему концу скамейки, привязал там. Расстроенно разглядывая отпечатки лап, вернулся на единственно пригодный для сидения фрагмент увечной конструкции. — Да что ж это за сучья жизнь такая? — с горестным недоумением пожаловался он вслух, незряче уставив глаза в черно—серую золу пепелища. — Все долги фирмы — на мне одном… Обращаются — как с последней шавкой… Рогдай только случая ждет, чтобы сдать! Коллектив… Свора, а не коллектив! Даже этот… — Несчастный Лев Львович бросил затравленный взгляд на Ратмира, вопросительно вывернувшего морду, — и голос замдиректора сорвался в рыдание.

Пес, тонко чувствующий настроение, заерзал, заскулил. Потом натянул поводок, подался к сидящему, пытаясь ткнуться носом, лизнуть, ободрить.

— Ах, Ратмир—Ратмир… — сдавленно молвил тот, протягивая вялую руку и гладя утешителя по голове. — Один ты меня понимаешь… — Судорожно вздохнул, снова взглянул на часы. — Ну если и здесь обманут… — со страхом произнес он.

В глубине парка ожил динамик — гулко загремел слегка расстроенными гитарными струнами.

Свора псов… ты со стаей моей не вяжись… —

самозабвенно всхрипел голос Высоцкого (песню врубили с середины).

Лев Львович встал и озабоченно принялся высматривать кого-то по ту сторону ограды. Пару минут спустя напротив пролома затормозила легковая машина, хлопнули дверцы. Ратмир вскочил, насторожился. В следующую секунду из груди его вырвалось низкое угрожающее рычание: в прибывших он узнал двух чужаков, однажды уже не понравившихся хозяину. Рычание перешло в надрывный лай. Ратмир ринулся вперед, но, удержанный поводком, взвился на дыбы, пошатнув сломанную скамью.

— Слышь! — искренне сказал один из молодых людей, останавливаясь у края пепелища и далее идти не рискуя. — Борзой! Тебе чего, уши по лекалу поправить? С тобой как договаривались?

— Ну так… вот же… — несколько блеющим голосом отвечал ему Лев Львович. — В наморднике, на поводке…

— Это поводок? Сорваться — как два угла пометить! И намордник еле держится!

Тут Ратмир, словно решив подтвердить справедливость последнего высказывания, неистово мотнул башкой, скинул намордник — и ощерился в полный формат, произведя глубокое впечатление на присутствующих. Судя по тому, что замдиректора отнесло в самую золу, нехитрый этот приемчик для него тоже оказался неожиданностью. На посыпанной пеплом полянке стало суматошно.

— В наморднике, без намордника… Вот он, пес! — нервно вскрикивал Лев Львович. — А доверенность? Где доверенность?

— Какая тебе доверенность?

— Доверенность на взыскание с меня долга! Где она?

— А вот будет пес — будет доверенность!

— Так вот же он, пес!

— Агрх… Агрм… — рвался с поводка Ратмир.

Улыбаемся… волчьей улыбкой врагу… —

добавлял шуму хриплоголосый динамик.

Один из прибывших огляделся и, подобрав рогатый обугленный сук, решительно двинулся к Ратмиру. Поступок этот, как вскоре выяснилось, был крайне опрометчив: от бешеного рывка край вихлявой скамейки уехал вперед на добрых полметра — и собачий оскал просиял в опасной близости от запястья смельчака. Послышался треск рвущейся материи. Выронив корявую рогатину, незадачливый укротитель отступил и недоверчиво уставился на распоротый чуть ли не до локтя рукав.

— Палку, палку надо было брать с петлей!.. — злобно процедил Лев Львович.

— Где ж ты вчера был, волчара? — не менее злобно отвечал ему пострадавший. — Предупреждать надо про палки—петли!.. Хоть бы «тяв» сказал!

— Что значит «тяв»? Вы просили пса! Я вам привел пса…

— Это не мы просили! Это нас просили!..

— Какая разница! Отдайте доверенность — и я пойду…

Внезапно за оградой возникла, полилась непрерывная плакучая нота, слитая из десятка голосов, от которой незнающих пробирала дрожь, а знающих — тем более. Слышался в ней предсмертный вопль тварей, истаивающих в невыносимых страданиях. Именно так звучала сирена оперативных машин подразделения «Гицель», по легенде, разработанная на базе хора костромских гончих, ставших на след.

Все, кроме Ратмира и Высоцкого, испуганно смолкли.

— Сучий потрох! — изумленно выдохнул потерпевший, поворачиваясь к замдиректора. — Оперативку вызвал?..

— Я?! — оскорбленно вскричал Лев Львович, но его уже брали с обеих сторон. Он попытался вывернуться из пиджака — и это ему почти удалось. Стайкой бабочек—капустниц выпорхнули, замельтешили белые визитные карточки. Вылетевший из внутреннего кармана бумажник упал в золу и остался там лежать, никем не замеченный. Вздымая прах и пепел, трое топтались посреди поляны. Ратмир обезумел. Собственность фирмы похищали у него на глазах. От мощных метаний пса увечная скамейка вихлялась, трещала, грозила рассыпаться окончательно. Где-то, уже совсем рядом, стенала, изнемогая от мук, сирена ставшей на след оперативной машины.

Наконец упирающегося Льва Львовича заломали и поволокли к пролому.

Это псы… отдаленная наша родня…

— страшно хрипел и взревывал вослед им динамик.

— Мы их раньше считали добычей…

Молодой человек оказался не прав. Разумеется, назвать Льва Львовича невинным щеночком — язык бы не повернулся, но оперативку он точно не вызывал. Сквозь прутья решетки и ряд высаженных вдоль тротуара чахлых платанчиков с покоробленной листвой укрывшийся под скамейкой Ратмир видел, как по улице, не переставая жалостливо голосить, прокатил пикап защитного цвета с клеткой вместо кузова. Внутри клетки в получе—ловечьей—полусобачьей позе понуро сидел знакомый Рат—миру незарегистрированный цуцик или кто-то очень на него похожий. Мелькнула на дверце наводящая оторопь эмблема: вписанные в треугольный щит метла и голова собаки.

Не скрываясь, два упитанных молодых человека кое—как упаковали брыкливого замдиректора, захлопнули багажник — и тут же отбыли. Собачники проехали мимо, не повернув головы. Впрочем, их можно было понять. Каждый должен заниматься своим делом. Вмешайся они сейчас в происходящее — впоследствии неизбежно началась бы свара с легавыми. Похищали-то все—таки не пса, а человека!

Вот если бы Ратмир подал голос… Однако благоприобретенный собачий инстинкт приказал ему умолкнуть и затаиться. В его положении это был, пожалуй, самый правильный поступок. Понятно, что, обнаружив брошенного, привязанного к скамейке породистого кобеля, «гицели» вряд ли немедленно приступят к поиску виновного. Скорее всего они составят протокол о варварском обращении с собакой, передадут документы в «охранку», то бишь в Общество охраны домашних животных, а самого Ратмира продержат в общей клетке до появления хозяина. Если же прикинуть еще и размеры штрафов, которые неминуемо в данном случае обрушатся на фирму, невольно согласишься, что нет ничего на свете мудрее инстинкта.

Плаксивая сирена звучала все тише, тише — и Ратмир наконец рискнул выползти из—под скамьи. Наученный давним опытом, он не пытался вывернуть голову из ошейника или порвать поводок одним рывком. Несимпатичные молодые люди, умыкнувшие Льва Львовича, ошиблись даже в этом: предметы собачьего снаряжения приобретались в солидных торговых домах и обязательно имели гарантию. Так что гораздо легче было пометить два угла, нежели сорваться с подобной привязи. Поэтому Ратмир просто лег на брюхо рядом с пепелищем и, прижав поводок лапой, пустил в ход зубы — великолепные зубы бронзового лауреата, еженедельно предъявляемые для осмотра и профилактики в ветеринарной стоматологии «Белый Клык», куда тщетно пытались попасть на прием многие прямоходящие особи.

Упорства Ратмиру было не занимать. Склонив морду несколько набок, он жевал и жевал исслюнявленный жесткий ремешок, пока не почувствовал, что достаточно натянуть его потуже — и кожаная снасть с легкостью будет разорвана. Так оно и случилось.

Очутившись на свободе, первым делом схватил увесистый бумажник, ощутил зубами его приятную упругость, кинулся с ним к пролому, как вдруг замер, а затем, издавая жалобное поскуливание, заметался по полянке. Что-то подсказывало ему прикопать эту вещь как можно глубже и надежней. Ратмир нырнул в кусты и через некоторое время появился вновь — все с тем же озабоченным видом, но уже без бумажника. Наскоро пометив место, кинулся в пролом — и устремился галопом в ту сторону, где скрылась машина, на которой увезли замдиректора.