Пролог
Отдых в Подмосковье всегда был уделом людей либо бедных, либо богатых. Это средний класс выбирает турецкие отели с программой «все включено, пей, сколько влезет», знойную испанскую сиесту или чистенькое побережье Хорватии. В средней полосе России средний класс отдыхать не любит.
Впрочем, среднего класса в России немного.
Профессия учителя биологии, пусть даже и в престижной московской гимназии, к среднему классу никак не относится. Если же учитель — женщина, если сволочь-муж три года назад ушел к другой, никак не посягая на право матери воспитывать двоих детей, то о турецких отелях можно только мечтать.
Хорошо еще, что дети пока не вошли в ужасный подростковый возраст и искренне радуются старенькой даче, мелкой речушке и начинающемуся за самой околицей лесу.
Плохо то, что старшая дочь уж слишком серьезно воспринимала свой статус старшей. В десять лет можно неплохо присматривать за пятилетним братиком, бултыхающимся в речке, но никак не стоит забираться далеко в лес, полагаясь на знания из учебника «Природоведение».
Впрочем, десятилетняя Ксюша пока и не предполагала, что они заблудились. Крепко держа брата за руку она шла по едва угадывающейся тропинке и рассказывала:
— А тогда его снова сосновыми кольями пробили! Один кол вбили в лоб, а другой в живот! А он из могилы встал и говорит: «Все равно не убьете! Я уже давно мертвый! А зовут меня…»
Брат тихонько заныл.
— Ладно, ладно, пошутила, — сказала Ксюша серьезно. — Он упал и умер. Его похоронили и пошли праздновать.
— С-с-страшно, — признался Ромка. Заикался он не от страха, заикался он всегда. — Ты б-больше не рас-с-сказывай, ладно?
— Не буду, — сказала Ксюша, оглядываясь. Тропинка была еще видна за спиной, но впереди совершенно терялась в опавшей хвое и прелой листве. Лес как-то незаметно стал сумрачным, суровым. Совсем не таким, как у деревни, где мама снимала «дачу» — старый заброшенный дом. Надо было поворачивать назад — пока не поздно. И Ксюша, будучи старшей и заботливой сестрой, это понимала. — Пойдем домой, а то мама ругать будет.
— Собачка, — неожиданно сказал брат. — Гляди, соб-бачка!
Ксюша повернулась.
За спиной и впрямь стояла собака. Большая, серая, клыкастая. И смотрела, разинув пасть — будто улыбалась.
— Хочу такую собачку, — сказал Ромка совсем без запинок и гордо посмотрел на сестру.
Ксюша была девочкой городской и волков видела только на картинках. Ну, еще в зоопарке, только там были какие-то редкие суматранские волки…
Но сейчас ей стало страшно.
— Пойдем, пойдем, — тихонько сказала она, хватая Ромку покрепче. — Это чужая собачка, с ней играть нельзя.
Наверное, что-то в ее голосе брата испугало. Причем испугало так, что он не стал ныть, а сам вцепился в сестру и послушно пошел следом.
Серая собачка постояла немного и неспешно двинулась за детьми.
— Она з-за нами идет, — сказал Ромка, озираясь. — Ксюха, эт-то волк?
— Это собачка, — сказала Ксюша. — Только не беги, ясно? Волки кусают тех, кто бежит!
Собачка издала кашляющий звук — будто засмеялась.
— Бежим! — закричала Ксюша. И они побежали — напролом через лес, сквозь колючие цепкие кусты, мимо какого-то чудовищно огромного, в рост взрослого, муравейника, мимо череды замшелых пней — кто-то, когда-то, вырубил здесь десяток деревьев — да и уволок.
Собака то исчезала, то появлялась. Сзади, справа, слева. И кашляла-смеялась время от времени.
— Она смеется! — сквозь слезы закричал Ромка.
Собака куда-то исчезла. Ксюша остановилась у могучей сосны, прижимая к себе Ромку. Братец давно таких нежностей не терпел, но сейчас не сопротивлялся, вжался в сестру спиной, а глаза испуганно закрыл руками. И тихонько повторял:
— Не б-боюсь, не б-боюсь. Никого нет.
— Никого нет, — подтвердила Ксюша. — Да не ной ты! У вол… у собачки тут щенки были. Она нас и прогнала от щенков. Понял? Мы сейчас пойдем домой.
— Пойдем, — с радостью согласился Ромка и отнял руки от лица. — Ой, щенки!
Страх его пропал мгновенно, едва он увидел выходящих из кустов щенков. Их было трое — серых, лобастых, с глупыми глазами.
— Щ-щеночки… — восторженно сказал Ромка.
Ксюша панически дернулась в сторону. Сосна, у которой они стояли, не пустила — ситцевое платьице приклеилось к смоле. Ксюша дернулась сильнее, так, что затрещала ткань, отлепилась.
И увидела волка. Волк стоял сзади и улыбался.
— Надо на дерево залезть… — прошептала Ксюша.
Волк засмеялся.
— Она хочет, чтобы мы с щенками поиграли? — с надеждой спросил Ромка.
Волк замотал серой, в темных подпалинах головой. Будто отвечая — нет, нет. Я хочу, чтобы щенки поиграли с вами…
И тогда Ксюша закричала — так громко и пронзительно, что даже волк отступил на шаг и сморщил морду.
— Убирайся, убирайся! — забыв про то, что она уже большая, смелая девочка, кричала Ксюша.
— А ну не кричите, — донеслось со спины. — Весь лес перебудили…
Дети, с проснувшейся надеждой, обернулись. Рядом с щенками стояла взрослая женщина — красивая, черноволосая, в длинном льняном платье и босиком.
Волк угрожающе зарычал.
— Не балуй, — сказала женщина. Наклонилась, схватила за шкирку одного щенка — тот повис в ее руках безвольно, будто уснув. Остальные тоже застыли на месте. — Это у нас кто?
Волк, уже не обращая внимания на детей, угрюмо двинулся к женщине.
— Волчья чаща, тьма и жуть,
Вам меня не обмануть,
— нараспев сказала женщина.
Волк остановился.
— Вижу правду, вижу ложь,
На кого же ты похож?
— закончила женщина, глядя на волка.
Волк оскалился.
— Ай-яй-яй… — сказала женщина. — И что делать будем?
— Уй… ди… — пролаял волк. — Уй… ди… ведь… ма…
Женщина бросила волчонка на мягкий мох. И будто оцепенение спало — щенки в панике бросились к волку, замельтешили у него под брюхом.
— Три травинки, береста,
Волчья ягода с куста,
Капля крови, капля слёз,
Козья шкура, прядь волос…
Я мешала и месила,
Я варила зелье впрок…
Волк попятился, за ним — щенки.
— Нет в тебе отныне силы,
Колдовству выходит срок! —
торжествующе произнесла женщина.
Будто четыре серые молнии — одна большая и три маленькие, ударили с поляны в кусты. В воздухе закружились клочья серой шкуры. И резко запахло псиной — будто стая собак сохла здесь после дождя.
— Тетя, в-вы в-ведьма? — тихонько спросил Ромка.
Женщина засмеялась. Подошла к ним, взяла за руки.
— Пойдемте.
* * *
Избушка была вовсе не на курьих ножках и это Ромку разочаровало. Самый обычный бревенчатый домик с маленькими окошками и крошечными сенями.
— А б-баня у вас есть? — вертя головой спросил Ромка.
— Зачем тебе баня? — засмеялась женщина. — Помыться хочешь?
— Вы д-должны вначале баньку истопить, потом нас п-покормить, а только потом съесть, — серьезно сказал Ромка.
Ксюша дернула его за руку. Но женщина не обиделась, засмеялась:
— Ты меня с бабой-ягой не перепутал? Можно я не стану баньку топить? У меня ее все равно нет. И есть вас не стану.
— М-можно, — обрадовался Ромка.
Внутри домик тоже никак не походил на жилище уважающей себя бабы-яги. Тикали на беленой стене ходики, под потолком висела красивая люстра с бархатными кистями, на шаткой этажерке стоял маленький телевизор «Филипс». Русская печь имелась, но так заставлена всяким хламом, что сомнений не оставалось — в ней давно не жарили добрых молодцев и малых детей. Разве что большой книжный шкаф со старинными книгами выглядел солидно и таинственно. Ксюша подошла к шкафу, посмотрела на корешки. Мама всегда говорила, что интеллигентный человек в чужой квартире первым делом должен посмотреть на хозяйские книги, а потом уже на все остальное.
Но книжки были потертыми, с едва различимыми названиями, а то, что удалось прочитать, хоть и было написано по-русски, но оставалось совершенно непонятным. У мамы тоже были такие книжки: «Гельминтология», «Этногенез»… Ксюша вздохнула и отошла от шкафа.
Ромка уже сидел за столом, а ведьма наливала ему чай из белого электрического чайника.
— Будешь чаек? — дружелюбно спросила она. — Вкусный, на травках лесных…
— Вк-кусный, — подтвердил Ромка, хотя он больше макал в мед бублики, чем пил чай. — С-садись, Ксюха.
Ксюша села, вежливо взяла чашку.
Чай и впрямь был вкусным. Ведьма тоже его пила и улыбалась, глядя на детей.
— А мы не превратимся в козликов, когда чая выпьем? — вдруг спросил Ромка.
— Почему? — удивилась ведьма.
— А вы нас заколдуете, — объяснил Ромка. — Превратите в козликов и съедите.
Видимо, полного доверия к таинственной спасительнице он не питал.
— Ну зачем мне превращать вас в вонючих козликов и потом есть? — возмутилась ведьма. — Если бы я хотела вас съесть — так и съела бы без всяких превращений. Меньше Роу смотри, мальчик!
Ромка надулся, тихонько пнул Ксюшу и шепотом спросил:
— А кто такой Роу?
Ксюша не знала и шикнула:
— Пей чай и молчи! Колдун какой-нибудь…
В козликов они не превращались, чай был вкусным, а мед и бублики — еще вкуснее. Колдунья расспросила Ксюшу, как она учится в школе. Согласилась, что четвертый класс — это просто ужас, совсем не как третий. Выговорила Ромку за то, что тот пил чай прихлебывая. Поинтересовалась у Ксюши, как давно ее брат заикается. А потом рассказала, что никакая она не колдунья. Она ботаник, собирает в лесу всякие редкие травки. И, конечно же, знает, каких травок волки боятся как огня.
— А почему волк говорил? — спросил недоверчивый Ромка.
— Вовсе он не говорил, — отрезала колдунья-ботаник. — Он лаял, а вам показалось, что волк говорит. Верно?
Ксюша подумала и решила, что так и было на самом деле.
— Я вас до опушки провожу, — сказала женщина. — Оттуда деревню видно. А в лес больше не ходите, а то волки съедят!
Ромка подумал и предложил помочь ей в сборе травок. А чтобы их волки не трогали, надо было ему дать специальную травку от волков. И, на всякий случай, от медведей. И можно еще от львов, потому что здесь лес совсем как в Африке.
— Никаких травок! — строго сказала женщина. — Это редкие травки, в Красную Книгу занесены. Их просто так не рвут.
— Я знаю, что такое Красная Книга, — обрадовался Ромка. — А скажите пожалуйста…
Женщина посмотрела на часы и покачала головой. Воспитанная Ксюша немедленно сказала, что им пора идти.
На дорогу дети получили по куску медовых сот. Женщина провела их до опушки — та оказалась совсем-совсем рядом, будто тропинки сами бежали под ногами.
— И в лес больше ни ногой! — наставительно повторила женщина. — Не окажется меня рядом — и съест вас волк.
Спускаясь с пригорка к деревне, дети несколько раз оглядывались.
Вначале женщина стояла, смотрела им вслед. А потом исчезла.
— Все-таки она ведьма, правда, Ксюха? — спросил Ромка.
— Она ботаник! — заступилась за женщину Ксюша. И удивилась: — Ты больше не заикаешься!
— Заи-заи-заикаюсь! — принялся дурачиться Ромка. — Я и раньше мог не заикаться, это я просто шутил!
