Глава 10.
Парма.
Иван осторожно опускает Марью на кровать. Наташа делает, что может – но может она немногое. Удар мертвого мужчины – смерть в рассрочку. Губы шевелятся почти беззвучно, Иван низко наклоняется к ним – но понимает все.
Каменеет лицом. Нет никакого Царя Живых. Есть маленький мальчик в лапах человекокрысы. Все вернулось. Борца с вселенским злом из него не получилось и не получится – извини, Адель. Придется заняться знакомым делом. А оружию Стражей на его левой ладони придется заменить карабин “Везерби” – тоже извини, не для этого тебя делали…
Иван идет к берегу Кулома, на ходу выдает инструкцию Наташе. Наташа останется здесь, с Марьей. Он скоро вернется. Все будет в порядке.
Повезло. На берегу лодка-гулянка с мотором – длинная, деревянная, с низкими бортами. На дне снасти – кто-то собирается на рыбалку. Самого рыбака не видно, Иван выкладывает сети и какие-то свертки на береговой песок, берется за шнур стартера – извини, браток, порыбачишь в другой раз. Мне тут срочно поохотиться надо.
Мотор не успел взреветь – сзади крик.
Наташин.
* * *
– Я люблю тебя! – выкрикнула она.
Он обернулся.
Вот и все. Конец всему. Сейчас он скажет, какая я хорошая, или какие у меня красивые глаза, а у меня не красивые глаза, у меня сейчас заплаканные глаза, или он ничего не скажет, и это будет еще хуже, он подойдет и поцелует, или проведет рукой по волосам, или мы снова будем ночью вместе, если доживем до ночи, или, что всего страшнее – он соврет, что любит меня, думая что так лучше…
– А я тебя нет, – сказал Иван. – Извини.
* * *
Усть-Кулом – Гедонье. Месяц назад.
Рыжий конь поднялся на дыбы со свирепым ржанием, передние копыта яростно рассекали воздух – а задних копыт, и ног вообще, не было – конское тело заканчивалось, на манер русалочьего, рыбьим хвостом. Даже скорее не рыбьим – закрученным в спираль хвостом змея, дракона – и жало на конце того хвоста напоминало огромный меч, обращенный для удара туда же, куда и копыта.
Компания именовалась “Кэльпи-авиа” (ее владелец – не знавший чужих языков и произносивший по слогам заковыристо-иностранные слова – обожал такие названия) – гидросамолеты, авиетки, вертолеты, рейсы в дальние поселки и на затерянные в тайге и тундре промыслы. А изображенный на серо-голубом борту вертолета рыжий жеребец с рыбоящерным хвостом, надо думать, и являл из себя пресловутую кэльпи – водяную лошадку кельтских мифов.
– А не слетать-то нам на Кулом, в верховья, а? – раздумчиво спросил Степан Викентьевич Парфёнов, более известный под прозвищем Маркелыч. – Что и как разведаем, может промысел поставим… Места там вольготные… Как думаешь-то, Аполлоша?
Молчаливый пилот вертолета, названный Аполлошей, не стал отвечать на обращенный, по видимости, к нему вопрос. Он не первый год летал с Маркелычем (заодно выполняя обязанности телохранителя и личного врача) – и знал, что на деле это приказ, ясный и недвусмысленный. И требующий немедленного исполнения.
Но сейчас произошло небывалое – пилот медлил, покрытое старыми шрамами и ожогами лицо выражало сомнение. Страшное сомнение. Пилот не стал отвечать, но очень внимательно посмотрел на Парфёнова. Тот кивнул, ничего не добавив. Бездонно-синие глаза на изрезанном морщинами загорелом лице Маркелыча глядели без тени неуверенности. Пилот пожал плечами и полез по приставной алюминиевой лесенке в кабину. Аполлоша, кстати, было прозвищем – пилот носил фамилию Саранчук.
…Летели не над извилистой лентой Кулома и не напрямик – Маркелыч предпочел зайти к Гедонью с северо-востока, дав изрядного крюка над болотистой тундрой. Рисковый мужик, презирающий любые страхи – иногда Маркелыч бывал осторожен до маниакальности. И мог выжидать долгие месяцы, делая вид, что позабыл о своих прежних планах, – выжидать, чтобы нанести стремительный и беспощадный удар.
Сейчас он выжидал пять лет. Пять лет, прошедших после экспедиции Сидельникова. Ничего за эти пять лет не произошло. Ни один Страж не появился в Гедонье – даже слепой, даже забывший все. Не появился пусть и случайно…
Все кончено.
Гедеоновой Стражи больше нет.
Нет Стражи Колодезя.
Долгое, бесконечно долгое служение Парфёна, Маркела, Викентия, Степана, – у него было много имен – подходило к концу. Точнее – входило в новую стадию.
Очень скоро он понесет миру то, что послан нести.
И возьмет с мира то, что послан взять.
Маркелыч улыбался – страшно. Синие глаза горели – еще страшнее. Казалось, достаточно этим глазам глянуть на людей – и они начнут убивать друг друга.
…Все произошло неожиданно. И быстро. Стрелки приборов сошли с ума. Саранчук терзал ручки и тумблеры. Молния ударила в вертолет. Ударила снизу – из идеально-круглого блюдечка тундрового озерца. Маркелыч взвыл. Саранчук вцепился в штурвал. Попытался перевести винт в демпфер… Вторая молния. Тут же – третья. Обломки рухнули в болотистую тундру.
Так пали эти двое – первые из сильных.
Хайле!
Их не искали – здесь. О последнем маршруте Маркелыча не знал никто. Для всех он полетел на Цильму – проведать тамошние промыслы.
… А крошечное тундровое озерцо, выплеснув всю энергию, стало на время самым обычным водоемом – правда, без рыбы и иной живности. На короткое время – до первой случившейся в округе грозы. Двадцать четыре подобных ловушки окружали по широкому периметру Гедеонов Колодезь. Их создатели понятия не имели об авиации, в том числе о боевой – но знали толк в борьбе с Драконами неба. Система ПВО опустевшего Гедонья до сих пор работала надежно…
Впрочем, к северу от Колодезя, на студеных берегах Печорской губы, тоже имелись кое-какие сюрпризы – для зверей, любящих вылезать из моря…
* * *
Синяя Курья. Перекат Ольгин Крест.
Удар. Мотор ревет бешено и впустую.
Иван глушит его, запрокидывает. Не просто срезана шпонка – винт слетел. Камень. Валун. Все, отплавались… Неизбежная на воде случайность. Весел нет. Хозяин лодки не удосужился положить, разгильдяй. Или не успел. Теперь в Парму, тихим ходом. Сплавом…
Нет!!!
Обратно нельзя, Иван знает. Тогда будет плохо. Царь он или не Царь – мальчику будет плохо. Тот урод, что покалечил Марью, шутить не станет. Пополам порву…
Порви, порви…
Но сначала догони.
Думай, Страж.
Лодка скользит вниз по течению. Он опускает руку в Кулом. Бр-р-р…
Тут же переваливается за борт – не оставляя себе времени для раздумий и сомнений. И не подумав – что будет делать на берегу, если доплывет.
Скоро выясняется, что вопрос это риторический. Потому что он не доплывет. Потонет. Утопнет. Булькнется. Сгуляет к Нептуну. Или к Голому Гансу…
Тело крутит судорога, сердце объявляет ультиматум: все, ребята… шабаш… сколько можно? я останавливаюсь! еще пять ударов – и точно останавливаюсь… четыре… три… два…
Но Иван вдруг понимает – что доплывет.
Потому что на берегу появилась Адель.
Она делает все, что может – ее силы вливаются в его ослабевшие руки и ноги, сердце испуганно прикидывается дурочкой: да я что? нельзя пошутить, что ли? уже стучу, стучу…
Ноги у Адель подкашиваются, но она стоит. В ушах колокола и рев драконов. Все ее силы – у Ивана. Хочется оплыть на песок и закрыть глаза. Она стоит.
А он плывет.
Плывет к ней.
И все-таки тонет. Тупой каприз паскудницы-природы. Валун на дне, поток воды. Завихрение. Турбулентность. Короче – водоворот. Иван исчезает.
Секунда.
Вторая.
Третья.
…
Десятая.
Она – с ним.
Она тонет вместе с ним.
Она захлебывается вместе с ним.
Она задыхается – пальцы рвут воротник, забыв, что воротника нет.
Пальцы рвут шею – кровь хлещет.
Она идет к воде.
Она любила его и не спасла.
Она отдала все, что у нее было – и не спасла.
Она сделала все, что могла – и не спасла.
Сейчас она сделает, что не может.
И отдаст – что осталась.
Осталось немногое.
Ее Любовь.
И жизнь.
А не может она – плавать. Не научилась как-то. Да и зачем рожденному летать, на самом деле…
Она идет на воду.
Глаза мечут молнии.
Смерти нет. Есть Победа. И Любовь…
Ангел Гнева идет!!!
Трепещите!!!
Расступайтесь!!!
Вода трепещет…
И покорно расступается.
* * *
Она идет по мокрому песку. Справа и слева – дрожат вертикальные стены воды. На песке – рыбы. Шевелятся, раскрывают рты… И Иван. Он не шевелится.
Адель опускается на колени. Касается холодного лба.
И плачет.
Впервые за свою Вечность – плачет.
Она не умела плакать. А все оказалось просто – достаточно узнать Любовь. И попрать смерть.
Адель-Победительница, прекрасная всадница на белом коне – рыдает как девчонка.
Слезы падают и становятся сапфирами. И мешаются с рубинами – это ее кровь. Кровь из разодранного горла.
Иван открывает глаза.
* * *
Они на берегу.
Она смотрит в его глаза и видит там себя.
И смеется – очень молодо смеется.
Она молода – только что умерла и родилась.
Как ты здесь оказалась? – разлепляет губы Иван.
Она смеется, не может остановиться.
Шла… ха-ха… слышу: ха-ха… кто-то булькает… хи-хи-хи-хи…
Истерика.
Говорят, в таких случаях помогает пощечина.
Иван целует ее.
* * *
Ольгин Крест, чуть позже.
– Тебе надо спешить, Страж. Нам надо спешить. Царь близок к Вратам. Человек, похитивший мальчика – не властен над Царем. Хоть он и мертв – Царь Живых подчинил его своей воле. Цари Живых могут многое, очень многое…
Все это – правда. Значит… Гнаться за взбесившейся человекокрысой не стоит? Надо преследовать Царя? Но как? На чем?
– Я бы и рад спешить… Адель, ты, часом, левитировать не умеешь? Как ты здесь оказалась? Если умеешь – подбрось тут недалеко, до Гедонья…
– А сколько платишь? – смеется она.
– Сговоримся, шеф… Полетели?!
– Я не умею левитировать. Я лишь могу оказаться там, где есть ты. Издалека, из очень далекого далека. Это легко – оказаться там, где тебя ждут. И откуда протягивают руку.
В Гедонье их никто не ждет. Только Царь Живых. Или маленький мальчик Андрюшка.
– Плохи дела…
Дела плохи.
На реке – ни лодки, ни катера.
– Ты не боишься Мертвых, Страж?
Он удивлен вопросом. Он хочет пошутить, что мертвые не кусаются… Но теперь Иван знает – мертвые кусают живых. И он говорит:
– Не боюсь.
– Второй раз спрашиваю я тебя, Страж: ты не боишься оживших Мертвых?
Он понимает, что это ритуал – неведомый ему. И отвечает то же самое.
– И в третий раз спрашиваю я тебя, Страж: ты не боишься своих оживших Мертвых?
Он молчит. Он не готов встретить своих Мертвых. Пока не готов. Ему нечего сказать им.
Где-то поет труба.
Совсем уже близко.
Он говорит:
– Не боюсь.
* * *
Кулом.
Береговой откос. Пять лет назад здесь пристал катер Сани. “Маша– Целка”. Теперь – моторка мертвого мужчины.
Маленький мальчик выпрыгивает на берег.
Мертвый сидит неподвижно. Он выполнил все приказы. Новых нет.
Мальчик легко идет вверх. Вверх по склону.
Сзади хриплое бульканье.
Мальчик оборачивается:
– Не знаю, дяденька… Делай, что хочешь… Только ты хорошо подумай – что же ты хочешь. Это понять не просто, дяденька…
Мальчик поднимается. И уходит.
Мужчина сидит. Думает. Или ему кажется – что думает.
Сидит долго.
Потом разувается.
Достает ружье.
Клацает зубами по дулу. Давит пальцем босой ноги на спуск. Мозги летят к небесам. Зеленые, гнилые – мозги трупа.
Не долетают и падают вниз.
