Приказ был короток – три пункта.

Первый освобождал (без объяснения причин) подполковника Гамаюна от должности начальника Отдела внутренней безопасности и служебных расследований. Второй – назначал на указанную должность полковника Звягинцева. Третий – предписывал освобожденному передать дела назначенному в трехдневный срок.

Гамаюн готовился к сдаче дел. Бегло просматривал бумаги со слабой надеждой: что пропустил, не заметил, не оценил нечто не бросающееся в глаза, но крайне важное. То, что поможет связать в единое целое концы имевшихся в руках разрозненных нитей.

Ничего.

Ничего нового он в знакомых документах не увидел. Отложил очередную папку и стал разбирать вчерашнюю текучку – с которой за путчем и прочими делами не успел ознакомиться.

Ознакомилась со входящими документами дежурившая по отделу Багира – и по своему усмотрению рассортировала. Папку, помеченную размашистым словом: “…НЯ ” – Гамаюн отложил, не читая. Пусть Звягинцев изучает. (Непросмотренным остался проект какого-то спермотоксикозника о введении на Девятке многоженства для офицеров и домов терпимости со степным персоналом – для нижних чинов; трагичная история троицы, распивавшей на кухне тепленький, только-только из-под краника, самогон – и получившей обширные ожоги первой-второй степени в результате взрыва работавшего рядом аппарата; очередное заявление г-жи Мозыревой, усмотревшей очередное покушение на устои – и т.д. и т.п.)

В папку, помеченную вопросительным знаком, Гамаюн заглянул.

Рутина. Котировки черного рынка – доллар с рублем вчера падали, но медленнее, чем раньше (слух об отключении еще не дошел), баранка и лира стояли твердо, а табачные талоны стремились к заоблачным высотам – прямо хоть пробивайся к морю и плыви за семенами табака в Америку. Все как всегда… И, как всегда, суетились вокруг черного рынка игрушечные здешние мафии – продуктовая и табачная, алкогольная и таблеточная… Пусть их, Отдел пока не вмешивался – лишь прихлопнул сразу оружейную (наркомафия частично вымерла сама собой ввиду исчезновения поставщиков, частично слилась с таблеточной).

Никакой зацепки в мафиозной возне Гамаюн не увидел. Да и возня эта, честно говоря, лишена всякого смысла. К чему все? К чему наживаться, копить рубли и доллары, баранки и лиры? Мерседес все равно не купишь, а купишь – далеко не уедешь. И вилла на Канарах не светит, и путь в уважаемые политики закрыт… Мафии были обречены.

Ладно. А что у политиков? Политических партий, течений и групп насчитывалось на Девятке аж четырнадцать. Хотя нет, со вчерашнего дня – тринадцать. Ничего, скоро кто-нибудь отпочкуется или вновь образуется…

Гамаюн бегло просматривал поступившую вчера от завербованных партийцев информацию. Глухо. До стадии вооруженного выступления дозрели лишь “орлята” – остальные погрязли в кухонных дискуссиях и бумажно-утопических планах смены власти и курса. И все-таки эти бумаги Гамаюн изучил куда внимательнее…

Одно и то же. “Русский путь” стоит за великое евроазиатское царство славянской нации – и возводить его готов немедленно. Все по машинам – и вперед! Сметая крепости, с огнем в очах… Гамаюн великой цели слегка сочувствовал – но хорошо знал, что твориться на складах ГСМ и боеприпасов. И каков износ техники – моральный и физический. По большому счету – чиненый-латаный металлолом времен афганской войны. Не получится сметать крепости… И огня в очах не получится – моральный износ людей не меньше. Одна зимняя эпидемия самоубийств чего стоила…

Ага, вот и вести из “Зеленого знамени”… Программа та же, но с другой окраской – мусульманский халифат от края до края Ойкумены… Что интересно, в рядах у них славян достаточно – многоженство, что ли, так манит? И способ действий предлагается тот же – наступление во все стороны света. Плюс посылка экспедиционного корпуса в Аравию – поддержать пророка Мухаммеда (а то и назначить на должность провозвестника ислама кого из своих)… Единственное отличие – если русопуты видели в мечтах своим вождем Гамаюна – то зеленые знаменосцы желали начать джихад с показательной казни подполковника…

Впрочем, ни те, ни другие дальше разговоров не шли.

Зацепок не нашлось. И в информации о других партиях и партейках – тоже.

Да и не стал бы их противник связываться с этими опереточными политиками. Неведомый враг действовал до сих пор с жесткой логикой – и выбрал для своих целей наиболее боеспособных диссидентов. “Орлят”.

Поначалу Гамаюн недоумевал: почему Девятка по количеству плодящихся партий на душу населения столь бодро шагает впереди планеты всей? Будущей планеты, разумеется.

Достаточно вразумительный ответ дал майор Кремер.

Пойми, Леша, говорил он, мы угодили в жесточайший информационный вакуум. Исчезло все: телефон и письма из дома, теленовости и газеты, и даже самое простое – рассказы приехавших в Девятку новых людей. Сенсорный голод. А мозг привык переваривать энное количество новой информации – и активно ищет замену. Не найдя – сам создает некий суррогат. Вместо телевизионных Зюгановых и Явлинских – свои, доморощенные. Свои интриги и кулуары, своя борьба идей – по большому счету всё это театр. Вроде и переживают, и сочувствуют актерам на сцене – но все знают: постановка. Пьеса. Невзаправду. Хотя, похоже, иные актеры чересчур уж входят в роль… И выкорчевывать наши партии бесполезно – просто сменят амплуа и жанр. Из фарса раздуют трагедию, из себя – страдальцев и мучеников… А публика прослезится. Писатели наши новоявленные, все трое – из того же разряда. И заметь, в каком жанре работают. Никаких боевиков, детективов, фантастики – мелодрамы и бытовуха в незабвенных традициях соцреализма. Тоска по утраченному. И – читают, и слезами по ночам обливаются, и множат втихаря, как ты ксероксы под контроль не ставишь…

Насчет писателей Кремер ошибался. Точнее, был информирован хуже, чем Гамаюн.

Писателей в Девятке образовалось после Прогона не трое, а ровным счетом шесть. Под звучным псевдонимом “Мери Мейсон” слили свои литературные таланты три домохозяйки в возрасте от тридцати девяти до пятидесяти двух и примкнувший к ним прапорщик средних лет, обнаруживший, что исчезновение с телеэкрана футбола и хоккея принесло ему массу свободного времени, способность к писательству и легкость в мыслях необыкновенную. Плодовитая четверка выдавала на гора каждую неделю литературные сценарии продолжений “Санты-Барбары” и еще пары слезливых сериалов. Причем герои часто по ходу действия смотрели футбольные матчи – с подробным описанием штрафных, сольных проходов и забитых голов… Прапорщик тосковал по футболу.

И – об этом Кремер тоже был хуже информирован – множительную технику для тиражирования сих творений использовали не втайне, но с ведома и попустительства Гамаюна. Опасность информационного голода подполковник интуитивно чувствовал и меры принимал. Хотя писателей – настоящих – не любил. Прилетал один маститый в Ханкалу во время второй чеченской – набраться впечатлений, поручкаться с героями да попить спирт с десантурой. Попил, поручкался, улетел. И выдал роман “Спецназ” – где, чуть изменив фамилию, конкретно обгадил на всю страну Гамаюна.

Дескать, трусливый и дрожащий за свою шкуру подполковник порой выгонял из-за рычагов механика-водителя, садился сам, подчиненных – на броню – поехали. Вот козел (в смысле писатель). Любому ведь известно, что бывает, если на фугас наедешь. Кто наверху – контузия, кто внутри – в цинковый ящик. И снаряд кумулятивный бойца на броне только прямым попаданием может убить, практически невероятным – а вся мясорубка внутри, взрыв туда уходит. Хотел Гамаюн в отпуске съездить, набить морду козлу-писателю. Да плюнул – спился тот совсем, поговаривали…

Сейчас ездили иначе. Все внутрь, под броню. Другая тактика противника – вместо фугасов дротики.

Это не заметили прорывавшиеся вчера через периметр. Не заметили и не унесли с собой. Не успевшие к прорыву бойцы Отдела тоже не нашли оторванную гранатой Василька руку – кисть и часть запястья.

Обнаружили малоприятный трофей черпаки, поутру латавшие прорехи в колючей проволоке. И не сразу поняли, что нашли. Поначалу показалось – паук, встречались тут такие здоровенные – туловище с голубиное яйцо, суставчатые лапы длиннее человеческого пальца. Их ловили, равно как и скорпионов, и, залив эпокситкой, делали нехитрые солдатские сувениры.

Это оказалась рука. Рука с восемью длинными пальцами…

Находку подняли и завернули в чистую тряпочку. Но задание было срочное, с докладом о природном казусе к начальству никто не побежал.

На стол сдающего дела подполковника Гамаюна рука легла через несколько часов.

Третья пачечка документов была помечена восклицательным знаком. Толщиной она воображение не потрясала – четыре листочка.

Гамаюн глянул на время поступления. Поздняя ночь, конец дежурства Багиры. Гамаюн выполнял тогда приказ Таманцева: пойти и напиться. Точнее сказать, перешел к пассивной фазе выполнения… Ну и что стряслось?

Так… Банальная история… Услышанные соседями выстрелы, вызов, один пистолет и три трупа. Прапорщик с простреленной головой на полу. Его жена и солдатик – в постели. Бывает. И что же зацепило Багиру?

Он перевернул страницу и понял – что.

Два момента придавали делу непонятную подоплеку. Во-первых, ревнивый прапорщик Рюханов пропал без вести девять дней назад. На Третьем Посту.

Во-вторых, судя по первичному, самому грубому осмотру, как минимум половину этого срока он был мертв. Убит холодным оружием. Приставленное к виску дуло разнесло голову трупа.

Сюрреализм какой-то. Потратить столько сил и средств на обставу – и подкинуть несвежий труп? Или Отдел и медиков считали полными идиотами, или рассчитывали, что тела пролежат так долго, что сравняются по кондициям.

Ерунда. Не огромный город, где соседи по лестничной клетке не видят друг друга неделями. Прапорщицу хватились бы уже утром, максимум к середине дня. Да и оружие при подобном раскладе стоило применить с глушителем.

А заколот прапорщик характерно. Спереди, в сердце. Как часовые с вышек. Как Гена Шорин и двое его ребят из охраны Школы. Как мадам Слепчук, в недобрый час подвернувшаяся под руку этому любителю заканчивать дело одним ударом… В совпадения Гамаюн уже не верил.

Значит? В одном кувшине доставили труп? И кто-то остался в Девятке после нападения на Школу? Имитировали прорыв и остались. Чтобы организовать убийство прапорщицы, от которого за версту разит обставой? Не любовник-черпак же, в конце концов, был главной целью.

Эпизод с ревнивым трупом путал все карты. До него все действия проникшей за периметр четверки отличались строгой логикой. Не всегда понятной – но логикой.

Если восстановить события, то что получается:

Фаза один: рано утром у источника пси-атаке неизвестной природы подверглись водовозы (отныне не только они, но и все выезжающие за периметр и несущие на нем дежурство не снимают сфер). Или, как говорили предки, парням “отвели глаза”. Четверо диверсантов незаметно размещаются в кувшинах.

Фаза два: для подстраховки у места выгрузки кувшинов и фляг использован Кешка Петрищев. Кандидатура выбрана идеально. Пацан впечатлительный, внушаемый – это раз. Люди волевые и способные к самоконтролю не слишком-то поддаются этим суггестивным штучкам – Гамаюн понял это, проанализировав собственные ощущения на совещании. Оружие Кешки и его окружение – это два. Отличный камень в кусты. Никакого следа серьезных людей. Самодеятельность пацанов. И – все сработало. Группа просочилась. Если бы не наблюдательность Ткачика… Но с морпехом разговор особый и откладывать его не стоит.

Фаза три: где-то эта четверка болталась до вечера и чем-то занималась, кроме убийства Ирины Слепчук – достаточно случайного. Где и чем – неизвестно. Но не засветились нигде и никак. Вывод? Свои. Бывшие свои. Знающие на Девятке всё. Пропавших без вести за полгода достаточно – могли сломаться, могли не вынести мозголомных процедур.

Фаза четыре: атака на Школу. Совпавшая с демонстрацией кочевников у водозабора с точностью до секунд. Почему Школа? Странный выбор объекта. Из-за Милены? Вроде логично – захвачен рычаг влияния на Карахара. Но что тогда означала непонятная процедура, которой подверглись все находившиеся в Школе, даже дети кочевников? Каждому на голову надевали шлем странного вида. На несколько секунд – и снимали. Без каких-либо выявленных последствий. Загадка. И – впервые пришельцы оставляют живых свидетелей. Никто, кроме охраны, не тронут. Правда, толку от очевидцев немного: видели четверых в униформе (кому-то показалось – трое, кому-то – пятеро, обычное для свидетелей дело). Лица вроде смутно знакомые, но никто никого не опознал.

Фаза пять: прорыв периметра и уход. Тут у них что-то сломалось. Паренек на вышке не поддался на все их штучки… Первый нормальный огневой контакт. Огневой с нашей стороны. Они упрямо пользуются холодным оружием – и убивают парня стрелой. Не дротиком – именно стрелой. Арбалетной. Цельнометаллической, из какого-то сплава на основе титана. И прорезь под тетиву характерная – узенькая. Значит – тетива тонкая, не сплетенная из жил. Стальной тросик, скорей всего. Если учесть, что выстрел был снайперский – первой стрелой, сквозь узкую горизонтальную щель-амбразуру, точно в горло… Картина однозначная. Оружие сие – плод совершенно чуждых Великой Степи технологий. И не изготовлено на Девятке местными умельцами – титановая стрела отштампована. Поток. Фабричное производство.

Выводы достаточно поганые. В схватку с ними вступил противник, чужой этому месту и времени. Оказавшийся здесь, можно предположить, способом, аналогичным Девятке. Обладающий портативной аппаратурой, избирательно воздействуюшей на психику. И, скорей всего, имеющий более мощное оружие, чем фабричные арбалеты. Не применявший его из соображений конспирации… Научившийся активно вербовать одних – и использовать втемную других.

Выводы невеселые, но достаточно логичные.

Только история с мертвым прапорщиком сюда не ложится. Не будь он мертв несколько дней – тогда можно представить: завербованный Рюханов дезертировал от новых хозяев, ведомый банальной ревностью – и вышло то, что вышло.

Но не вербуют же они ходячих мертвецов, в самом деле…