Семен вошел в кабинет Гесера, на секунду замер перед дверью и еле заметно покачал головой.

– Нет его в Москве. Точно.

– Глупо оно как-то, – фыркнул из кресла Игнат. – Он же в Москве должен что-то с Когтем сделать? Так какой смысл было открывать портал за пределы Москвы?

Гесер искоса поглядел на Игната. Было в его взгляде нечто загадочное, нечто такое, что хотелось с ходу назвать «высшим знанием».

– Не скажи, – тихо возразил он. – У Темного не было выбора. Либо остаться в Москве и потерять Коготь, либо убраться подальше вместе с Когтем и позже попробовать прорваться еще раз. Другое плохо – Братья все-таки сумели передать Коготь этому Темному с Украины. А он сумел нас обмануть.

Гесер вздохнул, на миг прикрыл глаза и поправился:

– Да чего уж там – нас… Меня обмануть он сумел. Меня.

Светлана, забившаяся в уголок дивана у окна, снова всхлипнула.

– Простите, Борис Игнатьевич…

Антон, до сих пор сидевший прямо, словно лом проглотил, придвинулся к ней и молча обнял за плечи.

– Не плачь, Светлана. Ты ни в чем не виновата. Если уж я не сумел предугадать действия Темного, с тебя спроса вообще никакого.

Голос Гесера был суховат, но в общем нейтрален. Светлану шефу Ночного Дозора действительно не в чем было упрекнуть – случившееся просто выходило за рамки ее теперешних знаний и навыков.

– Я не пойму только одного, – отрывисто сказала Ольга. Она сидела на пуфике, между столом Гесера и окном, и нервно курила. – Если действия Темного вообще не просматривались заранее, значит, он действовал по наитию? Ничего заранее не планируя и не обдумывая?

– Получается так, – согласился Гесер. – Он предпочитает творить вероятности, нежели выбирать одну из существующих. В общем-то смелый подход, но небезопасный. Чутье может и подвести. Вот тут-то мы его и накроем.

Ненадолго повисла тишина; Семен бесшумно пересек кабинет и присел на диван, чуть в стороне от Антона со Светланой.

– На самом деле меня озадачило другое. – Гесер мрачно достал из кармана пачку «Pall Mall». Удивленно поглядел на нее, засунул обратно в карман и извлек оттуда же кубинскую сигару в жестяной капсуле, ножницы для срезания кончика и огромную настольную зажигалку. Но открывать сигару не стал. – Совсем другое.

– То, что Темный легко воспользовался энергией портала и отчасти – Светланы? – сразу догадался Семен. – Так этого и следовало ожидать.

– Почему это следовало? – насторожился Гесер.

Семен пожал плечами:

– По-моему, он еще сильнее, чем мы думаем. Маскируется просто. В принципе и я, и Илья, и даже Гарик в состоянии воспользоваться Силой Темных. При определенных обстоятельствах. И с определенными последствиями для себя.

– Но не так нагло и не так быстро, – покачал головой Гесер. – Вспомни Испанию. Когда от Темного портала пытался подпитаться Аввакум. Помнишь, чем все закончилось?

– Помню, – ничуть не смутился Семен. – Но это говорит лишь о том, что наш Темный значительно сильнее Аввакума. И ни о чем более.

Гесер несколько секунд глядел на Семена, с сомнением покачал головой, потом перевел взгляд на Светлану.

– Света, – спросил он заметно мягче, – попробуй еще разок вспомнить все, что тогда почувствовала. Только не торопись. И, пожалуйста, не переживай. Ты все делала правильно, беда лишь в том, что этого оказалось мало.

Семен удивленно поглядел на Светлану с видом человека, пропустившего самое интересное.

– То есть как это – попробуй? Создай образ, и все дела, – посоветовал он.

– Не создается образ, – проворчал Гесер. – В том-то вся и проблема. Ерунда, а не образ формируется.

– А другой создавать пробовала? – живо заинтересовался Семен. – Абстрактный, не связанный с Темным?

– Пробовала, – ответил за Светлану Гесер. – Другой – получается. А этот – никак.

– М-да, – пробормотал Семен. – Слишком яркие и гнетущие впечатления, возможно? Помню, я лет двадцать пытался воссоздать образ воронки инферно над рейхстагом, в момент выступления Гитлера. И все никак правдоподобия не мог добиться…

– Речь не о правдоподобии, – сказал Гесер. – Вообще нет картинки. Серая муть, словно Светлана пытается вспомнить сумеречный мир.

Антон, по-прежнему не проронивший ни слова, с надеждой глядел на Свету.

– Значит, так, – начала она. – Сперва я вообще ничего не замечала. Когда вы, Борис Игнатьевич, ушли за сбежавшим Братом, я оставалась у портала. Потом заметила, что Темные на полу зашевелились, и подпитала вашу Сеть. Темных снова придавило к полу; потом вернулись вы. И почти сразу – словно обморок: чернота перед глазами, слабость… И провал. Я на полу очнулась, когда Антон мне в лицо водой брызгал. От сил – одни воспоминания… Да не помню я ничего толком. – Волшебница закусила губу, словно готова была расплакаться. Антон взглянул на нее, будто надеясь успокоить одним лишь взглядом.

– У меня нет разумного объяснения, – подал голос Илья. – Просто не на что опереться – данных мало.

– Данных предостаточно, – фыркнул Гесер. – Но у меня объяснения тоже нет… В смысле стопроцентно верного объяснения. Догадки – есть, их еще нужно проверить. Ольга?

Ольга пожала плечами:

– Если уж тебе нечего сказать, я и пытаться не буду. Либо это маг высшего уровня, почему-то никем и никогда не зарегистрированный, либо нам морочат голову. Мне, например, до сих пор непонятно, почему не вмешался Завулон. Казалось бы, ввоз Когтя – операция исключительной важности. А он и пальцем не шевельнул, чтобы помочь своему сброду.

– Так-то оно так, – задумчиво протянул Гесер, все-таки извлек из капсулы сигару, внимательно посмотрел на нее, с наслаждением вдохнул аромат табака и сунул обратно. – Дневной Дозор Москвы может вообще не иметь отношения к операции по ввозу Когтя Фафнира. Братья Регина вполне могут действовать на свой страх и риск. В этом случае к Завулону и претензий быть не может. А сброд его, похоже, действовал самостоятельно. Причем не лучшим образом, иначе они не дали бы нам перехватить Братьев.

– Да что Братья, шеф! – Игнат невольно встал. – Если Темный с Украины на самом деле предназначен Когтю, то схватку в аэропорту выиграли Темные.

– Если бы Темный с Украины был предназначен Когтю, – тихо сказал Гесер, – мы бы сейчас привыкали к вечному пребыванию в сумраке. Даже мне не удалось бы никого из вас спасти. Ни-ко-го. Понятно, Игнат?

– Даже так? – спокойно осведомился Семен. – Так серьезно?

– Именно так, Семен. У меня надежда только на одно: Темный пока сам толком не понимает своей роли. Вот и мечется. Наш единственный шанс – опередить его и лишить Когтя. Тогда шансы в принципе уравниваются.

– Но как его опередить? – не унимался Игнат. – Может быть, мне попробовать с ним поговорить, убедить? Я же хорошо уговаривать умею. Только найти бы его…

– Он не сможет сидеть без дела – Коготь жжет ему руки. Темный неизбежно объявится в Москве. – Гесер встал, осмотрел подчиненных, устало провел рукой по щеке. – Все. Отдыхать. Всем отдыхать.

И повернулся к Антону:

– Антон… Не отходи от Светы. Ни на шаг. И домой не стоит ездить – ни к тебе, ни к ней. Оставайтесь здесь.

– Хорошо, Борис Игнатьевич, – впервые заговорил Антон Городецкий. Он по-прежнему обнимал Светлану за плечи.

Через десять минут в уютной комнате для отдыха дежурных, где сейчас никого не было, Антон протянул опустошенной волшебнице плеер и наушники.

– Знаешь, – сказал он, – у меня есть что-то вроде игры. Там, на диске, очень много музыки. Разной. Я ставлю случайный выбор, но почему-то всегда выпадают нужные песни. Попробуй ты, а?

Светлана еле-еле улыбнулась и приняла наушники.

– Жми вот сюда.

Она нажала. Плеер мигнул зеленым глазком, раскручивая диск; лазер скользнул по трекам и остановился на одном из них.

– «Наутилус», – сказала Светлана, чуть сдвигая наушники. – «Падший ангел». Действительно, в настроение…

– Знаешь, – подчеркнуто серьезно сообщил Антон, – считай меня суеверным, но я не сомневался, что выпадет «Hay». Очень люблю эту песню.

– Давай слушать вместе, – попросила Светлана, усевшись на диван.

– Давай, – согласился Антон и мысленно поблагодарил человека, который изобрел наушники-бусины без дужки.

Они долго сидели рядом, обнявшись, у каждого в ухе звучал крохотный «Наутилус». Им было и горько, и хорошо втроем – ему, ей и падшему ангелу.

– А когда я вошел в здание аэровокзала, – говорил Шагрон, – там никого уже не было. Почти на входе, чуть правее, там, где багажный зал, только-только закрыли портал. Штаб Светлые уже свернули, я их еле чувствовал, на самой периферии. То ли грузились в машины, то ли уже отъехали.

– А Братья? – спросил Эдгар.

– А вот с этими вообще непонятно что. По-моему, кто-то из них погиб. Остальных Светлые иммобилизовали и взяли с собой.

– Зачем? – удивился Дениска, даже от кофе оторвался. – Почему они их на месте-то не почикали?

– Да ты что, это же Светлые! – Даже растерялся от вопроса Юра. – Раз Братья сдались, то они их просто арестовали. Передадут Инквизиции, наверное… Садисты. Лучше бы сразу убили.

– По-моему, он все-таки ушел, – сказал Николай, бездумно поигрывая разряженным жезлом. Сила, еще совсем недавно заключавшаяся в жезле, за несколько мгновений растопила снег на посадочной полосе аэропорта, растопила и высушила. – А, Юр? Ты как?

– Когтя я не чувствую. Его нет в Москве.

– Но как он мог уйти? – Анна Тихоновна говорила, все время поджимая губы, и от этого становилась похожей на строгую школьную учительницу. – Из лап Гесера? Не верится мне что-то.

– Не знаю, – отрезал Юра. – Но там что-то произошло.

– А не мог он воспользоваться порталом? – осторожно спросил Эдгар.

– Порталом? – фыркнул Юра. – А ты можешь пользоваться порталом?

– С трудом, – признался Эдгар. – Силенок не хватает.

– О! – со значением сообщил Юра, неопределенно ткнув пальцем в потолок. – К тому же после стычки на бульваре наш герой напоминал выжатый лимон.

– Зато после стычки в аэропорту выжатый лимон напоминала волшебница Светлых, – невинно заметил Николай. – И пусть меня кто-нибудь попробует убедить, что она отдала силы добровольно.

– А в самом деле, – оживился Шагрон. – Если вдуматься, энергетическая картина событий во Внуково очень смахивает на вульгарный вампиризм. Все такое лиловое было…

Юра скептически покачал головой:

– Не произвел на меня хохол должного впечатления – признаюсь вам. Чтобы отъесть Силу у Светлой на глазах Гесера, надо быть по меньшей мере Завулоном. И иметь право на воздействие первой ступени…

– Какое право? – взорвалась Анна Тихоновна. – За прошедшие сутки со стороны Светлых зафиксировано три грубейших нарушения Договора, включая одно нападение с применением Силы! Светлые забыли, что такое – право!

– Анна Тихоновна, – проникновенно сказал Эдгар. – Инквизиция дала Светлым очередную индульгенцию. Пока их действия направлены на возвращение похищенного артефакта – Договор приостановлен. До момента, когда Коготь Фафнира будет передан Инквизиции, Ночной Дозор вправе творить все, что хочет. Собственно, мы в состоянии войны. Как в сорок девятом – вы должны помнить.

В комнате стало тихо, как в космосе.

– И ты молчал? – неодобрительно спросила Анна Тихоновна.

– А зачем было нервировать молодежь? Извини, Дениска. Мы и так в проигрышном положении. Шефа нет – раз, Коготь нам приписывают – два, да плюс еще не слишком удачные два года позади… Сколько раз мы были вынуждены уступать Светлым за эти два года? Пять, десять?

– Пораженческих настроений, значит, избегаем? – ехидно осведомился Юра. – Молчим в тряпочку? Ограждаем молодежь от пагубных влияний? Ну-ну…

– Что – ну-ну? – огрызнулся Эдгар. – Лучше бы посоветовал, как быть дальше.

– Шеф тебя за старшего оставил, – равнодушно сказал Юра. – Ты и думай.

– Вы с Колей отказались, вот и назначил. – Эдгар стал угрюм и неприветлив. – Бойцы, тоже мне…

– Эй, мальчики, ну-ка заткнитесь! – Анна Тихоновна даже побагровела от возмущения. – Нашли время! Мои ведьмы и то дружнее работают!

– Ладно, проехали, – отмахнулся Юра. – Что делать дальше, спрашиваете? А ничего. Хохол не мог убраться из Москвы далеко. Коготь, я так думаю, у него. Если он ничего пока не предпринял, значит, еще не время. Ждем, пока он вернется. Не может он не вернуться – Коготь должен попасть в Москву в ближайшие двое суток. Иначе вероятностный пик пройдет, и он станет просто сильным артефактом, не более.

Николай одобрительно покивал.

Эдгар внимательно взглянул на магов – на одного, на другого.

– Тогда ждем, – вздохнул он. И добавил: – Да. Хитер наш хохол оказался. Хитрее Гесера.

– Не кажи гоп, – посоветовал Коля. – Так на Украине говорят…

– Анна Тихоновна, – попросил Шагрон несколько заискивая. – Велите девочкам кофе сварить. Шевелиться после всего неохота…

– Лентяй ты, Шагрон, – покачала головой Анна Тихоновна. – Ну да ладно, уважу, раз отличился. Примером для остальных будешь.

Шагрон довольно осклабился.

К моему жуткому удивлению, в палатке всю ночь было тепло. Спали, конечно, не раздеваясь – я только куртку снял да ботинки и забрался в предложенный спальник. Палатка принадлежала бородатому Матвею, и при желании в ней могли поместиться и трое, и четверо. Но нас было только двое. В соседней палатке, от которой нас отделяло метров двадцать, сразу после того как все разбрелись от костра, некоторое время сладко постанывала именинница в чьих-то крепких объятиях, значит, тепло было не только у нас. Странно. Мне, человеку южному, всегда представлялось, что зимой в лесу холодно и мерзко.

Я ошибся. В лесу, может, и было холодно и мерзко. Но человек умеет принести с собой тепло и уют. И приносит всюду, куда приходит. Правда, природе для этого приходится слегка потесниться, но это уже совсем другой вопрос. Отдельный…

Матвей проснулся первым. Выполз из мешка, повозился у входа с модерновыми альпийскими ботинками (не чета моим говнодавам), расшнуровал вход и выбрался наружу. Меня сразу лизнуло морозцем. И одновременно я ощутил на груди то продолговатое, что подбросили мне викинги в аэропорту. До сих пор я не взглянул на это толком – не представилась возможность.

И еще я сообразил, что за ночь ничем не подпитываемый защитный кокон истаял. От этой штуковины ощутимо веяло Силой. Даже не Силой – СИЛОЙ. Будь здесь хоть один Иной, он непременно почувствовал бы Коготь.

Я вытащил из-за пазухи продолговатый и чуть изогнутый… футляр, что ли? Вроде ножен для кинжала, только раскрывающийся на манер двустворчатой морской раковины. Если, конечно, бывают такие раковины в море: длинные – сантиметров тридцать – тридцать пять – и узкие.

Футляр был заперт в сумраке, поэтому обычный человек ни за что не сумел бы его открыть. Щурясь, я подобрался поближе к выходу и чуть откинул полог, чтоб стало светлее.

Внутри, на вишневого цвета бархате, и впрямь покоился иссиня-черный коготь какого-то огромного зверя. Он казался острым, как черкесский кинжал – с вогнутой стороны. Длинный желоб тянулся вдоль всего когтя, напоминая кровосток. Широкий край выглядел изломанным или искромсанным, словно коготь этот вырубали из чьей-то лапы очень бесцеремонно и грубо. Да, так оно, вероятно, и было.

Однако что за зверь мог обладать таким когтем! Небось какой-нибудь легендарный дракон. Не иначе. А разве драконы существовали? Я порылся в памяти, надеясь найти какой-нибудь ответ, и с сомнением покачал головой. Одно дело ведьмы и вампиры… это всего лишь Иные. Но драконы…

От ручья, поскрипывая по снежку, шел Матвей. С сожалением вздохнув, я на миг скользнул в сумрак, закрыл футляр и сунул его за пазуху.

– Проснулся? – спросил Матвей, подойдя поближе.

– Ага.

– Не замерз?

– Нет. Удивительно – думал, лес, зима, значит, холодно. А было тепло…

– Странные вы люди, южане! – хмыкнул Матвей. – Здесь что, разве морозы? Вот в Сибири – там морозы. Знаешь, как говорят? Сибиряк – это не тот, кто не боится холода, а тот, кто тепло одет!

Я засмеялся. Верно подмечено, верно! Надо будет запомнить.

Матвей тоже заулыбался в бороду.

– Вон там ручей. Можешь умыться.

– Ага. – Я выбрался из палатки и совершил короткую прогулку к замерзшему ручью. В месте, где тропа подбиралась к самому бережку, кто-то аккуратно разбил лед; за ночь полынью опять прихватило тонким и почти прозрачным ледком, но Матвей его снова пробил. Вода была холодная, но не настолько, чтобы даже моя теплолюбивая душа побоялась плеснуть несколько горстей в лицо. Умывание меня взбодрило, сразу захотелось что-то делать, куда-то бежать…

А может, это и не умывание вовсе. Вчера я выложился перед аэропортом, почти полностью. И чувствовал себя соответственно. Потом хапнул Силы из портала и у волшебницы чуть-чуть взял, но снова почти все истратил. А за ночь я, похоже, подпитался от Когтя.

Сила его была правильной, темной. Энергия Светлых не доставила мне особой радости – это была непокорная и чужая сила. А Коготь – словно прикосновение матери для младенца. Его дыхание казалось чем-то сокровенным и до боли родным.

Я чувствовал себя в силах своротить горы.

– Вы когда сниматься собираетесь? – спросил я, вернувшись к палатке. Точнее, даже не к палатке, а к костру. Матвей колол дрова. Рядом вертелись обе собаки, плотоядно зыркая на висящий над кострищем котелок.

– Да вот проснется народ, плов разогреем, тяпнем еще для сугреву надцать грамм и снимемся. А что? Торопишься?

– В общем, неплохо бы поторопиться, – расплывчато сказал я.

– Что ж… Торопишься – иди. Куртку себе оставь… Я тебе Степкин адрес дам, потом как-нибудь занесешь.

Знал бы ты, кому помогаешь, человече…

– Матвей, – сказал я негромко. – Я всерьез сомневаюсь, что у меня будет возможность искать Степку. Спасибо, я не замерзну.

– Не дури. – Матвей выпрямился, держа топор в вытянутой руке. – Не вернешь – значит не вернешь. Здоровье дороже.

Я постарался, чтобы улыбка получилась у меня мудрой и печальной.

– Матвей… Хорошо, что никого нет. Вообще-то я не человек.

Глаза бородача сразу стали скучными. Вероятно, он решил, что я из свихнувшихся контактеров или еще каких экстрасенсов. Что ж… Докажем.

Обе псины враз утратили жизнерадостность и, поскуливая, кинулись под ноги Матвею. Я поднял со снега еле заметную утреннюю тень и ушел в сумрак.

На Матвея, выпучившего глаза, смешно было смотреть. Он растерянно уронил топор, угодивший по лапе ньюфаундленду, и бедная собака оглушительно вякнула.

Матвей меня не видел. И не должен был видеть.

Я стянул куртку; ее Матвей тоже не увидит до тех пор, пока я не выброшу ее из сумрака. Нашарив в кармане рубашки деньги, я сунул две стодолларовые купюры в карман куртки. И метнул ее Матвею.

Матвей вздрогнул, неловко подхватил куртку, что по его разумению неожиданно возникла прямо из воздуха, и огляделся. Если честно, выглядел он несколько жалко, но я чувствовал: без подобной демонстрации мне его нипочем не убедить.

Ну не хотел я уносить с собой ничего чужого, даже эту паршивую куртку. У тех, кто не спрашивая помогает полураздетому незнакомцу, что выбрел ночью на костер, не нужно брать ничего, если можно без этого обойтись. Куртка ладная и явно недешевая. Не хочу. Я – Темный. Мне не нужно чужое.

Из сумрака я вышел за спиной Матвея. Тот продолжал слепо таращиться в пустоту.

– Я здесь, – сказал я, и Матвей резко обернулся. Теперь глаза у него были совершенно чумовые.

– А-а-а… – протянул он и умолк.

– Спасибо. Я действительно обойдусь без куртки.

Матвей кивнул. У него явно пропала всякая охота возражать. По-моему, он был сильно озабочен тем, что провел целую ночь в палатке наедине с неким монстром, способным исчезать из виду. И неизвестно на что способным, кроме этого.

– Ты вот что скажи: как отсюда уехать?

– Там. – Матвей махнул рукой в сторону тропы, по которой я пришел. – Электричка. Уже ходит.

– А шоссе там нет? Я бы лучше на попутке.

– Есть шоссе. Сразу за железкой.

– Замечательно! – обрадовался я. – Ну, бывай! Еще раз спасибо. Поздравь именинницу от меня… и вот что… передай-ка ей…

Удивительно, как легко мне удалось это несложное, но незнакомое заклятие. Я запустил руку за спину, коснулся обледенелой ветки, обломил… и протянул Матвею живую, только что срезанную с куста розу. На зеленых листочках дрожали капли росы, пламенели алые лепестки. Очень красиво смотрится свежая роза в заснеженном лесу!

– А… а… – прошептал Матвей, машинально принимая цветок. Интересно, вручит имениннице или закопает в сугроб от греха подальше, чтобы не вступать в долгие и странные объяснения?

Но выяснять я не стал. Снова ушел в сумрак. Не хотелось тащиться по морозу. И что было хорошо вчера, когда я думал, что убегаю от Гесера, не годилось для меня сегодняшнего, отдохнувшего и полного сил.

Что-то я еще забыл… Ах да! Шапка. Она ведь тоже не моя и до сих пор на мне. Бросим ее на куртку… И в путь.

Я двигался прыжками по сто-двести метров. Открывал слабенькие портальчики в пределах видимости и шагал, словно великан, проглатывая расстояния.

Днем просека выглядела совсем буднично, все волшебное очарование пропало безвозвратно. Не зря все-таки истинные романтики и свободолюбцы – Темные – избрали своим временем Ночь. Ночь, а вовсе не день, когда вся грязь и весь мусор настырно лезут в глаза, когда видно, какие наши города неприглядные и захламленные, когда на улицах полно бестолковых людей, а на дорогах полно смрадных машин. День – время уз и цепей, обязанностей и правил, а Ночь – время Свободы.

Свободы, которую истинному Иному просто не на что менять. Ни на эфемерный Долг, ни на служение дешевым расплывчатым идеалам, придуманным кем-то задолго до тебя. Все это миф, фикция, «ucho od sledzia», как говорят братья-поляки. Есть только Свобода, для всех и каждого, и есть только одно ограничение: никто не вправе ограничивать Свободу других. И пусть хитрецы и лицемеры Светлые отыскивают в этом кажущиеся парадоксы и противоречия – все, кто Свободен, прекрасно уживаются со столь же Свободными и нисколько друг другу не мешают.

Машину пришлось останавливать как Иному – почему-то человека без верхней одежды никто не хотел подбирать. Пришлось легонько коснуться сознания очередного водителя навороченной «девятки» цвета «мокрый асфальт».

Естественно, он притормозил.

За рулем сидел коротко стриженный парень лет двадцати пяти, начисто лишенный шеи. Голова как-то просто и очень естественно примыкала к корпусу. Глаза были пустые; в общем, парень очень напоминал героя анекдота – боксера «а еще я туда ем». Зато рефлексы у него оказались фантастические. Я сильно подозреваю, что он смог бы вести машину, даже потеряв сознание.

– А? – сказал он мне, когда я устроился позади, по соседству с его необъятной кожаной курткой.

– Едь-едь. В Москву. На Тверской меня высадишь.

И снова чуть-чуть коснулся его через сумрак.

– А… – сказал парень и тронул «девятку». Несмотря на скользкую дорогу и вынужденный ступор, гнал он за сотню. Машина слушалась отменно, резина на ней какая-то особенная, что ли?

В Москву мы въехали откуда-то с северо-запада, вырулив на Волоколамское шоссе. Поэтому проскочили полмегаполиса очень быстро и ехали почти все время прямо. До самого офиса Дневного Дозора на Тверской.

Хорошо, что мне попался замечательный водитель, да трасса располагала поглубже утопить акселератор. Вдобавок мы очень удачно зацепились за зеленую волну.

Когда мы проезжали мимо Сокола, я понял, что меня засекли.

Меня и Коготь.

Но догнать в утренней Москве мчащуюся прямо и без перестроений «девятку» – вещь почти нереальная.

На Тверской я вышел, сунув бесшеему автогонщику сотку в ладонь. Рублей, не долларов.

– А? – выдохнул он и принялся озираться. Конечно, он ничего не запомнил, и теперь скудным своим интеллектом пытается разрешить почти неразрешимую задачу: как с подмосковной трассы он перенесся в самый центр Москвы?

Я не стал ему мешать и оставил наедине с неразрешимой задачей.

Рефлексы у него все же на зависть: «девятка» тронулась почти сразу. Но лицо парня с отвисшей челюстью было обращено к боковому стеклу. Так он и исчез из виду. А я пересек улицу и направился к входу в офис.

В проходной было очень сильно накурено. Магнитофон, филипсовский «Бум-бокс», негромко играл какую-то песню. Мелодия была тягучей и мощной, голос таким хриплым и низким, что я не сразу узнал Бутусова:

Юнец-вампир, блаженно щурящийся и одними губами подтягивающий припев, при виде меня потерял дар речи. Второй дежурный, столь же моложавый маг-алхимик, уже тараторил доклад в телефонную трубку.

– Вас ждут, – сообщил он. – На девятом.

Вампир хоть дар речи и потерял, но лифт все же вызвал. А я внезапно почувствовал, что в лифт заходить и тем более подниматься мне никак нельзя. Нельзя, и все тут.

– Передайте, что я жив и у меня все в порядке. Но я спешу, – сказал кто-то-внутри-меня.

Я вышел назад на Тверскую.

Снова меня «несло». Я не колебался – свернул налево. К Красной площади.

Я еще не знал, что меня туда гнало и зачем. Но этой заключенной во мне Силе я мог только повиноваться. И еще я чувствовал, как ожил, задышал Коготь Фафнира.

Каждая пядь земли, каждый квадратный сантиметр асфальта был здесь пропитан магией. Старой, въевшейся в камень зданий, в дорожную пыль.

Красной громадой высился чуть справа Исторический музей. Я даже не знал, действует ли он ныне или в очередной раз сильно изменившейся историей многострадальной России превращен во что-нибудь вроде казино. Впрочем, нет времени выяснять. Я прошел мимо.

Булыжник Красной площади, помнивший и неспешный шаг царей, и сапоги революционных солдат, и гусеницы советских бронетанковых монстров, и ряды первомайских колонн, казался воплощением московской незыблемости. Этот город стоял и будет стоять, и ничто – ни дрязги обычных людей, ни даже вечная пикировка Дозоров – не в силах поколебать это спокойное величие.

Я вышел на площадь и огляделся. Чуть слева бурлил ГУМ. Справа высилась зубчатая стена Кремля; перед ней пирамидкой возносился Мавзолей. Уж не туда ли меня влечет?

Нет, не туда. Ну и хорошо. Как бы ни относились к бывшему вождю в России, грешно нарушать покой умерших. Причем умерших навсегда и бесповоротно – не был он Иным… и хорошо, что не был.

Я шел по площади, не ускоряя шага. Несколько аспидных членовозов вырвались с территории Кремля и канули в переулки. Безмолвно поздоровалось со мной Лобное место. Провели взглядами гражданин Минин и князь Пожарский. Дохнул расписными головами храм Василия Блаженного.

Сила. Сила. Сила…

Здесь ее было столько, что выложившийся Иной мог бы восстановиться в считанные мгновения.

Но никто и никогда ничего подобного не сделает. Потому что это чужая сила. Ничья. Непокорная и неподвластная. Сила минувших столетий. Сила низвергнутых царей и генсеков. Тронешь – развеет.

Я огляделся – в который раз.

И заметил его.

Инквизитора.

Инквизитора не спутаешь ни с кем – ни со Светлым, ни с Темным, ни тем более с обычным человеком.

Инквизитор смотрел на меня в упор, и непонятно, почему я заметил его только сейчас.

Он был один, совершенно один, вне всяких суетных силовых раскладов, альянсов и договоров. Он олицетворял Справедливость и Инквизицию. Он хранил Равновесие. Надо ли спрашивать, зачем он здесь?

Я подошел почти вплотную.

– Ты правильно сделал, что не ослушался, – сказал Инквизитор.

Я откуда-то знал: его звали Максимом.

Он протянул руку и велел:

– Коготь.

В голосе его не было ни капли властности, ни тени нажима. Но я не сомневался, что этому голосу подчинился бы каждый, вплоть до шефа любого из Дозоров.

Я медленно, с нескрываемым сожалением полез за пазуху.

Коготь бурлил, перемалывая окрестную Силу. Едва он оказался в моей руке, меня захлестнула тугая волна; в каждую клеточку врывалась дареная Когтем мощь, весь мир, казалось, готов был рухнуть на колени и покориться. Мне. Обладателю Когтя Фафнира.

– Коготь, – повторил Инквизитор.

Он не добавил ничего вроде просьбы воздержаться от глупостей. Инквизиция выше бессмысленных советов.

Я все еще колебался. Разве возможно добровольно отдать средоточие такой неиссякаемой силы? Да такой артефакт – мечта любого Иного!

Я машинально отметил перераспределение энергии – неподалеку открылся Светлый портал. Конечно же, это был Гесер, шеф Ночного Дозора Москвы.

Инквизитор на появление неожиданного свидетеля не прореагировал. Никак. Словно не открывался никакой портал и из сумрака никто не выныривал.

– Коготь, – повторил Инквизитор в третий раз. В третий и в последний. Больше он не проронит ни слова. Я это знал.

А еще знал, что даже если рядом появятся все Темные Москвы – дергаться не стоит. Они мне не помогут. Наоборот, встанут на сторону Инквизитора. Интриги вокруг Когтя могли длиться, лишь пока на сцену не вышли хранители Договора собственной персоной.

Зажмурившись, я зачерпнул Силы, сколько смог в себе удержать, чуть не захлебнулся от напряжения и дрожащей рукой протянул футляр с артефактом Инквизитору. Одновременно я угадал смутное и с трудом сдерживаемое желание Гесера рвануться и завладеть Когтем. Но, естественно, шеф Ночного Дозора даже не шелохнулся. Опыт – это в первую очередь умение сдерживать мимолетные порывы.

Инквизитор взглянул на меня. Наверное, я должен был прочесть в его взгляде удовлетворение и одобрение: молодец, мол, Темный, не стал трепыхаться, послушался, умница.

Но ничего подобного я в глазах Инквизитора не увидел. Ни-че-го.

Гесер с неподдельным интересом взирал на нас.

Неторопливо упрятав футляр с Когтем во внутренний карман пиджака, Инквизитор, не прощаясь, канул в сумрак. Я сразу перестал его чувствовать. Сразу. У Инквизиции свои пути.

– Ха! – сказал Гесер, глядя куда-то в сторону. – Дурак ты, Темный.

Потом задержал взгляд на мне, вздохнул и добавил:

– Дурак. Но умный. И это замечательно.

И тоже ушел, на этот раз тихо, без портала. Его я еще некоторое время чувствовал в глубинных слоях сумрака.

А я остался на Красной площади, на пронизывающем ветру, один, без Когтя, к мощи которого успел привыкнуть, без теплой одежды, во все том же свитере, брюках и ботинках, и волосы мои ерошились, как у киношного героя в сольном эпизоде. Только зрителей, способных оценить удачный кадр, не было – Гесер и тот отбыл восвояси.

– Ты и впрямь дурак, Виталий Рогоза, – прошептал я. – Умный и послушный дурак. Впрочем, может быть, только поэтому ты до сих пор жив?

Но тот, кто внутри меня, неожиданно шевельнулся и успокоил: все идет как надо. Ты поступил правильно, избавившись от Когтя Фафнира. Меня захлестнула такая блаженная и такая непоколебимая уверенность в собственной правоте, что даже ветер перестал казаться холодным и пронизывающим.

Все отлично. Все правильно. Детям негоже играть с атомными бомбами.

Я передернул плечами, развернулся и зашагал в сторону Тверской.

Лишь сделав несколько шагов, я обнаружил всю верхушку Дневного Дозора почти в полном составе (не хватало только мага Коли и, естественно, шефа) плюс десятка полтора исполнителей среднего ранга, включая ведьмочек Анны Тихоновны, братьев-вампиров и грузного оборотня. Вся эта компания таращилась на меня, словно зеваки на сбежавшего из зверинца пингвина.

– Привет, – сказал я неожиданно весело. – А чего это вы здесь делаете, а?

«Опять меня несет, – тоскливо подумал я. – О-хо-хо…»

– Скажи, Виталий, – странно сдавленным голосом спросил Эдгар, – зачем ты это сделал?

Он на секунду отвлекся – отвадил не в меру бдительного милиционера, который наладился было в сторону подозрительной на его взгляд компании. И снова взглянул на меня:

– Зачем?

– А Темным разве нужна бессмысленная стычка? Нужны бесполезные жертвы? – вопросом на вопрос ответил я. Будто заправский одессит.

– По-моему, он врет, – агрессивно сказала Анна Тихоновна. – Может, прощупать его?

Эдгар мрачно поморщился. Мол, прощупаешь его…

Меня уже побаиваются в Дневном Дозоре! Ух ты!

– Анна Тихоновна, – проникновенно обратился я к старой ведьме. – Коготь Фафнира – это невероятно сильный дестабилизирующий элемент. Это нарушитель равновесия номер раз. Останься он в Москве – неизбежно сущее побоище. Инквизиция приняла меры, дабы это побоище предотвратить. Я как законопослушный Иной подчинился вердикту Инквизиции и вернул Коготь. Это все, что я могу сказать.

О силе, которая поселилась во мне после контакта с Когтем, я покамест умолчал. До срока.

– Неужели вы поступили бы иначе? – добавил я, прекрасно понимая, что возражений не последует. Всем им хотелось прикоснуться к артефакту… потянуть из него сил… И все они боялись последствий такого поступка.

– Может быть, вернемся в офис? – проворчал маг Юра. – Торчим на ветру, как три тополя на Плющихе…

В словах его имелся здравый смысл – меня снова начинало знобить, а тратить попусту запасенную силу – глупо и недопустимо.

Юра при поддержке Эдгара навел экономный портал, и спустя пару минут Дозор группами поднялся на лифте в офис. Я не смог не отметить, что мой портал работал бы стабильнее и дольше. Похоже, я одолел очередную ступеньку на лестнице в никуда, когда расстался с Когтем Фафнира. Похоже, я теперь сильнее, чем все присутствующие, вместе взятые. Но я по-прежнему неопытен и наивен, и главное, чему мне еще только предстоит научиться – это грамотно использовать силу.

Техники во главе с неусыпным Гэллемаром вовсю пользовали штабные ноутбуки. Когда, черт возьми, эти ребята отдыхают? Или они просто все на одно лицо?

– Что там, Гэллемар? – справился Эдгар.

– Светлые снимают посты, – бодро доложил вервольф. – Один задругам. Не меняют, а форменным образом сворачивают. И оцепление на въездах и вокзалах сняли.

– Успокоились, – вздохнула Анна Тихоновна.

– Конечно, успокоились, – буркнул Юра. – Коготь-то тю-тю. Его небось уже переправили в Берн. Могу поспорить.

Он был прав: несколько минут назад я почувствовал, как источник моей силы вдруг канул в сумрак и переместился куда-то далеко-далеко. Интересно, суждено мне подержать его в руках еще хотя бы разок? Не знаю…

– Убейте меня, но я не понимаю – зачем была затеяна эта возня с Когтем. Чего Братья Регина добивались? Почему работали, не известив нас? Бредятина какая-то, форменная бредятина.

– А почему вы уверены, что Братья Регина не добились своего? – спросил я невинно.

На меня взглянули, словно на ребенка, задавшего неудобный вопрос во взрослой компании.

– А ты думаешь иначе? – осторожно осведомился Юра и быстро переглянулся с Эдгаром.

– Да, – честно сказал я. – Но только не спрашивайте меня о подробностях – я их все равно не знаю. В Москве назревало серьезное нарушение равновесия в пользу Светлых. Настолько серьезное, что заволновалась Европа. Были приняты меры. Акция Братьев Регина – это кусочек мозаики, из которой в итоге сложится новое равновесие.

– Твое появление – тоже кусочек мозаики? – догадался Эдгар.

– Очевидно.

– И отсутствие в Москве Завулона? Нашего шефа?

– Вероятно.

Темные некоторое время вопросительно переглядывались.

– Не знаю, – протянула Анна Тихоновна с некоторым неудовольствием. – Странно все это выглядит. Будь у нас Коготь – мы бы быстро прижали Светлых.

– А сумели бы с ним управиться? – заметил Юра.

Анна Тихоновна снова вздохнула.

– Не знаю…

– Во всяком случае, – поразмыслив некоторое время, сказал Эдгар, – у нас осталось право требовать у Светлых сатисфакции. Несколько серьезных вмешательств. То, что они творили последние двое суток, не идет ни в какое сравнение с недавними убийствами. Смерть Тюнникова вообще вернее классифицировать как несчастный случай, и пусть Гесер попробует это оспорить – трибунал от его доводов камня на камне не оставит. А браконьерша-вампир и шлюха-оборотень – не такое уж тяжкое прегрешение, шестой уровень, ну от силы пятый. Действовали они самостоятельно, Дневной Дозор тут ни при чем… Теперь мы вправе добиваться нескольких вмешательств второго как минимум уровня. Я так думаю… Так что все равно в конечном итоге от всех событий больше выиграл Дневной Дозор. Причем в отсутствие шефа и его мощной поддержки.

– Погоди дуть в фанфары, – скептически заметил Юра. – Погоди.

Эдгар развел руками с видом человека, который остается при своем мнении. Он действительно верил в то, что минуту назад высказал. И его можно было понять.

Неизвестно, чем завершился бы их спор. На поясе у Эдгара тренькнул мобильник, и все невольно обернулись к нему.

Это мог быть и частный звонок, и звонок технической службы. Но в офисе собрались достаточно сильные Иные. Почти все были в состоянии просчитывать вероятности и последствия простейших событий.

Звонок нес в себе жирную и ясно видимую нить. Нить к событиям исключительной важности.

Эдгар поднес трубку к уху и некоторое время слушал.

– Проводи, – велел он потом, дал отбой и вернул трубку на пояс.

– Инквизитор, – сообщил он, каменея лицом. – С официальным сообщением.

Не прошло и полминуты, как ведьмак с вахты распахнул дверь в главный офис Дневного Дозора. А еще спустя секунду в дверной проем шагнул все тот же бесстрастный Инквизитор по имени Максим.

– Именем Договора, – произнес он; голос его был свободен от эмоций и любой другой окраски. Голос его был сугубо информативен, и глупо было подозревать Инквизитора в симпатиях к той или иной стороне. – Завтра на рассвете состоится расширенное заседание местной коллегии Трибунала под патронажем Инквизиции. Тема: ряд деяний Иных Светлых и ряд деяний Иных Темных, несовместимых с уложениями Договора. Присутствие всех оповещенных обязательно. Отсутствие оповещенного, равно как и опоздание, будет расценено как деяние, несовместимое с уложениями Договора. До начала заседания накладывается запрет на любые магические воздействия выше пятого уровня Силы включительно. Да восторжествует Равновесие.

Произнеся эти слова, Инквизитор неспешно развернулся и вышел прочь. В холл, к лифтам.

Ведьмак мимолетно зыркнул на начальство и закрыл дверь. Он считал своим долгом сопроводить Инквизитора к выходу.

В офисе некоторое время было тихо, даже техники за ноутбуками притихли.

– Как в сорок девятом, – тихо заметила Анна Тихоновна. – Точь-в-точь.

– Будем надеяться, – глухо сказал маг Юра. – Будем надеяться, Анна Тихоновна. Изо всех сил.