Исключенные сцены и главы из «Мессии Дюны»

Назад: НЕОПУБЛИКОВАННЫЕ СЦЕНЫ И ГЛАВЫ ИЗ «ДЮНЫ» И «МЕССИИ ДЮНЫ»

Синяя радужка на фоне синей склеры

— Мы приступили к исследованию вопроса об этом состоянии глаз, — сказал Гават. — Это состояние нельзя назвать вовсе незнакомым для Арракиса. Вы же помните изображения того типа, служащего Харконнену, — Питера Фриза.

— Ментата, — уточнил Лето.

— Можно присвоить ему и другой титул, — возразил Гават, пожав плечами. — Противоречие с другими мнениями заключается в том, что это состояние вызывается особой радиацией арракинскогосолнца. Главный аргумент в пользу такой точки зрения заключается в том, что излучение солнца Тресси вызывает желтое окрашивание глаз у пятого поколения живущих там людей.

— Питер Фриз — уроженец Арракина? — спросил Лето.

— Согласно самым лучшим нашим источникам — нет. — Гават отвернулся и принялся мерить шагами кабинет, ссутулив старческие плечи. Лицо казалось еще более изможденным и постаревшим от сосредоточенного размышления. — У одного из предпринимателей, которых мы выкурили отсюда, была любительская лаборатория. Там он разводил кенгуровых крыс в герметичных клетках, в которых имитировались различные экосистемы. Из записей в лабораторных журналах явствует, что крысы родились именно в этих замкнутых экологических системах, не принадлежат к арракинской породе, никогда не покидали систему и получали в качестве корма только пряность. Клетки не освещались арракинским солнцем, но у всех крыс были синие склеры. Отметим, что они получали исключительно одну только пряность.

— Но ведь другие специалисты тоже утверждали, что все дело в пряности, — сказал Лето.

— Но другие специалисты не представили протоколов последовательных опытов, в ходе которых из рациона животных исключали пряность, но они предпочитали погибнуть, нежели перейти на другие виды корма. — Он остановился и посмотрел на герцога. — Животные погибали от симптомов наркотической абстиненции. Герцог нервно облизнул губы.

— Это кажется невозможным. Я лично об этом никогда не слышал. Многие люди потребляют меланжу. Она является частью и нашей диеты, Туфир. Разумеется, мне приходилось и раньше слышать о симптомах отмены. Я сам обходился без пряности в течение… — Он покачал головой. — Ну, я… Черт побери, Туфир! Я знаю, что могу потреблять это зелье, но и бросить его самостоятельно.

— Можете ли, сир? — вкрадчиво осведомился Гават. — Но я…

— Пробовал ли кто-нибудь, кто в состоянии позволить себе регулярное потребление меланжи, испытать на себе синдром отмены? — спросил Гават. — Я не говорю о случайных потребителях, представителях среднего класса. Я говорю о сливках общества, об элите, которые могут позволить себе регулярное потребление и действительно поглощают большие количества пряности из-за ее гериатрических свойств. Я говорю о тех, кто принимает ее ежедневно в больших дозах, как приятное во всех отношениях лекарство.

— Но это было бы чудовищно, — сказал Лето.

— Это был бы не первый случай, когда медленнодействующий яд продавали бы под маской панацеи, дарующей якобы всеобщее благо, — сказал Гават. — Вспомните, сир, историю потребления сатуриала, семуты, вериты, табака…

Джессика и доктор Юэх: пряность

— Но есть и еще кое-что, — сказала она. — Туэк заслал агентов и сюда. Эти гвардейцы, стоящие за окнами, теперь его люди. Я просто чувствую, каким насилием пропитано это место.

— Вы уверены, что это действительно агенты?

— Не забывайте, Веллингтон, что я часто выступаю в роли секретаря герцога. Я многое знаю о его делах. — Она продолжила сквозь зубы: — Иногда я задаю себе вопрос: насколько большую роль сыграла моя принадлежность к Бене Гессерит в том, что он выбрал именно меня.

— Что вы имеете в виду?

— Секретарь, с которым тебя связывают узы любви, самый безопасный, не так ли?

— Стоит ли об этом думать, Джессика? — Она задумчиво качнула головой.

— Возможно, нет. — Она смотрела на расстилавшийся за окном ландшафт. — Но я все же чувствую опасность, и эта опасность исходит не от населения. В конце концов, люди скоро будут радостно ликовать по случаю освобождения от гнета Харконненов… во всяком случае, радоваться будет подавляющее большинство. Но Харконнены оставили тех, кто…

— Продолжайте же, продолжайте!

Она посмотрела в лицо Юэху, потом отвела взгляд.

— Я знаю, что ненависть герцога к Харконненам основана не на пустых домыслах. Старая вражда до сих пор не утихает. Харконнены не удовольствуются одним только прочным положением при дворе. Это новое герцогство — отнюдь не подачка, которую нам кинули, чтобы положить конец междоусобной вражде. — Она кивнула, подтверждая свои слова. — У меня было время подумать над этим. Они не успокоятся, пока не уничтожат герцога и его род.

— Это слишком богатая подачка, Джессика.

— И в ней спрятан яд. Подарок поднесен так, что мы были вынуждены его принять. Барон не может забыть, что Лето — кузен самого Императора, а он сам происходит из довольно захудалого рода. Он никогда не забудет, что прапрапрадед моего герцога добился изгнания Харконнена за трусость, проявленную при Коррине.

— Вы становитесь болезненно подозрительной, Джессика. Вы слишком много думали во время путешествия. Вам надо заняться вещами, которые больше соответствуют вашим склонностям и интересам.

— Вы изо всех сил хотите уберечь меня, старый друг, — сказала она, — но я не могу отвлечься от того, что постоянно маячит у меня перед глазами. — Она слабо улыбнулась. — Расскажите мне о торговле пряностью. Она действительно настолько прибыльна, как об этом говорят?

— Меланжа — самая дорогая пряность из всех, какие когда-либо были известны людям. Сейчас на свободном рынке десять граммов пряности стоят шестьсот двадцать тысяч кредитов.

Она отвернулась, подошла к пустой книжной полке и погладила ее блестящую поверхность.

— Действительно ли она продлевает жизнь? — Он кивнул.

— Она и в самом деле обладает некоторыми гериатрическими свойствами, так как значительно улучшает и изменяет пищеварение. Белковый баланс смещается таким образом, что человек начинает извлекать больше энергии из того, что съедает.

— Мне показалось, что меланжа имеет аромат и вкус корицы — во всяком случае, я это почувствовала, когда впервые попробовала пряность, — сказала Джессика.

— Иногда ее смешивают с кассией или корицей, — сказал доктор Юэх, — но и она сама содержит некоторые коричные альдегиды, а также евгенол. Вот почему многие говорят, что пряность пахнет корицей.

— Но она никогда не бывает одинаковой по вкусу, — запротестовала Джессика. — Я так и не нашла удовлетворительного объяснения такому факту.

— Вы знаете, что есть только четыре основных вкуса?

— Конечно — кислый, горький, соленый и сладкий. Он склонил к ней голову.

— Характерная особенность меланжи состоит в том, что в ней могут беспрепятственно соединяться два несовместимых вкуса, но при этом общий вкус пряности остается вполне приемлемым. Некоторые называют это заученным ароматом.

— То есть организм, поняв, что какая-то вещь полезна для него, начинает интерпретировать ее вкус и аромат как приятные, — сказала она. — Вы это имеете в виду?

— Да, и, кроме того, пряность вызывает легкую эйфорию.

— Как оно вообще растет? Это растение?

— Ну… Харконнены держали биологические свойства меланжи под большим секретом, но кое-какие сведения все-таки просочились. Очевидно, это растение из царства грибов, которое интенсивно растет при определенных условиях.

— Что же это за условия?

— Мы не знаем. Попытки выращивать меланжу в искусственных условиях по непонятной причине не увенчались успехом. Кроме того, из-за песчаных червей, — Джессика вздрогнула, — пряность невозможно изучать на месте, в пустыне.

— Значит, это гриб.

— Не совсем. Мы полагаем, что пряность обладает некоторыми свойствами гриба, но в идентификации есть и определенные сложности. Например, в меланже содержится вещество, представляющее собой разветвленную фенольную цепь. Как может такое вещество образоваться в грибе? Содержится в меланже и цимен. Меланжа — это головокружительная химико-ботаническая загадка. Мы мало что можем пока о ней сказать.

— Вот видите, как мне приходится по крупицам выпытывать технические сведения? — сказала Джессика. — Видимо, герцог считает, что я могу исполнять только секретарские обязанности. Наверное, он не понимает, что для остального я тоже достаточно умна.

— А он знает, что вы умны?

Пауль и Джессика

— Мама, как понимать, что ты — из Бене Гессерит?

Он унаследовал мою проницательность, подумала она и сказала:

— Так называется школа, в которой меня учили.

— Это мне известно, мама. Но есть у этого слова и другое значение, иной смысл. Когда мой отец, герцог, обеспокоен тем, что ты делаешь, он произносит «Бене Гессерит», как ругательство.

Она не смогла сдержать улыбки и скривила губы.

— А что в моем поведении беспокоит твоего отца герцога?

— Я слышал, что, когда ты возражала ему, он называл тебя «ведьмой Бене Гессерит».

Мысленно она была готова расхохотаться. Лицо Пауля оставалось безнадежно хмурым.

— Мама, ты научишь меня тем тайным вещам, которые тебе известны?

Мысленно Джессика вознесла молитву Сестре Нартхе и произнесла клятву преемственности. Я проявила беспечность и родила сына вместо дочери, подумала она. Нет! Это не было беспечностью. Я знала, как герцог хочет иметь сына. Но этот сын — все же дитя ведьмы Бене Гессерит.

— Я научу тебя некоторым вещам, которые знаю, — пообещала она.

Он был явно разочарован ответом и не смог этого скрыть.

— Теперь я знаю, что иногда чувствует мой отец герцог по отношению к тебе, — сказал он.

Лицо Джессики осталось бесстрастным, но он почувствовал снисходительность в ее тоне.

— Я спрашиваю об этом не ради развлечения, — сказал он.

Внезапно она явственно увидела, как рухнул занавес, отделявший ее от прозрения будущего. Если он выживет, то станет великим правителем, подумала она. Он сообразителен, быстр, обладает проницательным умом, но сверх того он обладает еще и чувством собственного достоинства.

Она заговорила официальным языком.

— Прошу извинить меня, если я чем-то обидела вас, сын мой, — произнесла она. — Я прошу уважать мое право на тайны.

— Это право у тебя есть и без особого разрешения, — сказал Пауль. Едва заметная улыбка тронула его губы. — Я же прошу, чтобы у тебя было право на снисхождение.

Она потрепала его по волосам. Глаза блеснули от подступивших слез.

— Ты пришел сюда, чтобы охранять меня, мой дорогой?

— Конечно. Мой отец герцог приказал мне охранять тебя в его отсутствие. Я сделал бы это в любом случае, но, кроме того, все должны подчиняться повелениям герцога.

— Ты абсолютно прав, — сказала Джессика, потом добавила: — Как мы узнаем, что можем без опаски выйти отсюда?

— Я сказал доктору Юэху, что найду тебя и запру дверь. Она останется запертой до тех пор, пока он не постучится нашим условным стуком. — Пауль повернулся и постучал пальцами по стене: три коротких удара, пауза, два удара, а потом еще три.

— Это ты хорошо придумал. — Она отвернулась и стиснула пальцы с такой силой, что у нее заболели суставы. Смертельная ловушка… смертельная угроза для герцога и ее сына, а саму ее разыскивают как плату для изменника. Какого изменника? А кто был самым доверенным помощником?

— Если в этой комнате мы в безопасности, то успокойся, мама, — сказал Пауль.

Она кивнула и повернулась к нему лицом, изображая радостную и беспечную улыбку.

— И чем же вы занимались с доктором Юэхом?

— Мы просмотрели фильмы о нашей планете. Ты знаешь, что в глубинах пустыни живут гигантские черви?

— Да, я читала об этих червях.

— Они убили много местных жителей — тех, которые называют себя охотниками за пряностью. Эти черви проглатывали целые заводы, где добывали пряность.

— Представляю себе, насколько ужасны эти песчаные черви.

— Потом еще здесь дуют ветры со скоростью шестьсот — семьсот километров в час!

— Неужели бывают такие сильные ветры?

— Да, и такой ветер несет песок, который пробивает железо и вообще все на свете. А иногда он бывает таким горячим, что плавит пластик. Это из-за трения песка.

Она прикусила губу и подумала: Какая отвратительная планета!

— В книге сказано, что это самая сухая из терра… терраформированных планет, — выговорил Пауль.

— Именно поэтому нам приходится так экономно расходовать воду, — сказала она.

— О, доктор Юэх сказал, что в этом доме полно воды. В подвале стоит огромный бак.

— Но все равно с водой надо обращаться очень бережно. Здесь это настоящая драгоценность. Люди даже платят налоги водой.

Пауль воодушевился.

— Доктор Юэх говорит, что на Арракисе есть пословица: внешний лоск является из города, а мудрость из пустыни.

Она же думала о другом: Лето, где ты? Тебе угрожает большая опасность. Да ты и сам об этом знаешь. Внезапно ее охватила паника. Что если леди Фенринг ошиблась и эта комната не так уж безопасна и надежна. Но Джессика тут же одернула себя — нет, женщины Бене Гессерит не делают таких промахов.

— Мне бы очень хотелось отправиться за пряностью вместе с моим отцом герцогом, — сказал вдруг Пауль.

— Он пошлет за пряностью своих людей, — возразила Джессика. — Сам он не пойдет.

— Ни одного раза?

— Возможно. Но пустыня с пряностью — очень опасное место для мальчика.

— Мне уже почти двенадцать лет.

— Я знаю, мой дорогой, но даже мужчинам надо много лет тренироваться, чтобы уверенно ходить в пески за пряностью.

— Я тоже могу этому научиться.

— Научишься, когда вырастешь.

— Я буду учиться. Ты скажешь доктору Юэху, чтобы он дал мне все книги об этой планете? Мне нужны книги и о тех временах, когда люди еще не нашли пряность.

— Мы дадим тебе все, что сможем найти, — сказала она.

— До того как доктор Юэх показал мне фильмы, я думал, что пряность была всегда, — сказал он.

Невзирая на все свои страхи, она не смогла сдержать улыбки.

— Она появилась не более ста лет назад.

Потом ей подумалось: Но это почти вечность, когда тебе всего двенадцать. Она вспомнила, что в ранней юности было такое время, когда восторг и воодушевление вмещали в одно слово и планету, и вселенную.

Пауль продолжал свою лекцию:

— До того как нашли пряность, Арракис был просто таким местом, где изучали растения, которые живут там, где и в самом деле по-настоящему сухо.

— На ботанической испытательной станции его императорского величества, — сказала Джессика. Потом она подумала о другом: Где доктор Юэх? Не убили ли уже гвардейцы того шпиона? И с какими еще опасностями нам придется столкнуться, когда мы покинем эту комнату?

Пауль потер подбородок.

Как он похож на Лето, когда серьезен, подумала она. Внезапно она поняла, что Пауль своими разговорами старается отвлечь ее от тревог и мрачных мыслей.

— Его величество повелел доставить туда множество живых существ, — продолжал Пауль. — Доставили туда и растения. Там растут мутанты дикой гречихи, которую здесь едят.

— Eriogonum deserticole, — сказала Джессика. — Так ботаники называют дикую гречиху.

Он внимательно всмотрелся в ее лицо.

— Ты все знаешь об Арракисе, да?

Она нежно посмотрела на сына. Ей хотелось плакать от любви, когда она видела, как он изо всех сил старается отвлечь ее.

— Да, я кое-что знаю о нашем новом доме. Растения и животных привезли сюда, чтобы они приспособились к этому климату и могли потом приносить пользу живущим здесь людям. Большая часть этих видов имеет земное происхождение. Растения, приспособленные к жизни в засушливом климате, называются ксерофитами. Я смотрела целый фильм о таких ксерофитах, и скажу доктору Юэху, чтобы он завтра тебе его показал.

Но он не слушал, продолжая внимательно смотреть ей в глаза.

— Не тревожься, мама. Гвардейцы устранят опасность. Скоро они придут за нами. А пока их нет, я буду охранять тебя.

Она положила руку ему на плечо и повернулась к прикрытому фильтром окну, обращенному на юго-запад. Было видно, как солнце Арракиса клонится к закату.

Пауль положил ладонь на руку матери, обнимавшую его за плечо.

Бегство от Харконненов: на базе в пустыне вместе с Дунканом и Лиет-Винесом

(Первое убежише Пауля и Джессики после падения Арракина)

— Нашим первым действием будет восстановление атомного потенциала нашей семьи, — сказал Пауль. — Он…

— Что стало с… телом твоего отца, с его водой? Пауль уловил скрытый смысл вопроса и ответил:

— Мой отец умер с честью.

— Ты знаешь это, не зная даже обстоятельств его смерти?

— Да, я знаю это.

— Думаю, что это так, но, однако, его вода все еще у Харконненов.

— Харконнены упустили его воду, — сказал Пауль. — Они не знают обычаев Арракиса. Вода моего отца соединится с воздухом и почвой Арракиса, станет его частью, так же как и я стану частью Арракиса.

— Фримены не пойдут за человеком, который не взял воду своего отца.

— Я понимаю, — произнес Пауль.

— Вы сами спрашивали моего совета, сир.

— Ты можешь подсказать, каким способом я могу добыть… воду моего отца?

— Сейчас формируются силы, готовые спасти наши тела из Арракина. Этих людей можно попросить о спасении воды вашего отца, о спасении его тела. Если им это удастся, то символическое сражение с предводителем этой группы — при том, что вы одержите победу — восстановит должное положение вещей.

— Но это не самый лучший способ, — возразил Пауль.

— Да, лучше будет, если вы сделаете это сами.

— Запасы нашего атомного оружия находятся в Арракине, — сказал Пауль. — Они хранятся глубоко под землей, под фундаментом нашей резиденции. Они зарыты под силовой станцией дома, под которую и замаскированы.

Он, не колеблясь, рассказывает этому человеку все, подумала Джессика. Он убежден в верности этого человека. Какой Император мог бы получиться из моего сына! Она отогнала от себя эту мысль, предостерегая себя: Я не имею права заражаться его идеями и планами.

— На Арракисе, — сказал Кинес, — вода намного важнее.

— В Империи атомное оружие тоже важно, — отозвался Пауль. — Без него теряешь позицию скрытой силы на любых переговорах.

— Это самоубийственная угроза, — с горечью в голосе произнес Кинес. Я сокрушу вашу планету!

— Без атомного оружия ни один Дом не может называться Великим, — наставительно сказал Пауль. — Ну, скажите… — с этими словами он указал на рукоятку криса, почти скрытого в складках одежды Кинеса, — можно ли назвать фрименом фримена без кинжала?

Улыбка тронула губы Кинеса. В черной бороде блеснули белые зубы.

Джессика переступила порог и вошла в лабораторию. В помещении не было ни одного окна.

Вслед за матерью вошел Пауль, оглянувшись на орникоптер, который его мать конфисковала, чтобы доставить их сюда. Как безапелляционно разговаривала она с гвардейцами герцога! Он знал, что она воспользовалась Голосом. Он и сам уже начинал мыслить категориями Бене Гессерит.

Джессика внимательно осмотрела длинную комнату, в которой они оказались. Это было гражданское помещение с множеством углов и открытых пространств. В лаборатории было около дюжины сотрудников, одетых в зеленые спецовки. Большинство было занято работой. Люди сидели за длинным лабораторным столом, поставленным вдоль одной из стен, рассматривали содержимое пробирок, что-то делали с непонятными инструментами. В помещении пахло озоном и слышались приглушенные голоса. Было ясно, что здесь идет напряженная работа. Покашливали машины, со свистом крутились приводные ремни. У дальней стены стояли клетки с какими-то мелкими животными.

— Доктор Кинес? — спросила она.

Один из сидевших за столом людей обернулся. Это был худой мужчина. Такой же, как почти все высушенные стручки, каких мы встречаем на этой планете, подумала она.

— Доктор Кинес — это я, — сказал мужчина. Он выговаривал слова с поразительной отчетливостью и выглядел собранным и очень педантичным, соответствующим своей речи. Джессика немедленно определила его как человека, слова которого могут быть остры и точны, как лезвие бритвы, не допуская скрытого смысла и превратных толкований.

Хорошо, подумала она. Такие люди, как правило, честны.

— Я — леди Джессика, а это… — она указала на Пауля, — мой сын, наследник герцога.

Доктор Кинес стиснул зубы, на лице его отразилось мгновенное напряжение. Другие работники обернулись. В их движениях сквозила осторожность. Звуки работающих аппаратов смолкли. В наступившей мертвой тишине было слышно лишь попискивание лабораторных животных, но оно тут же стихло, как будто зверьки тоже смутились.

— Это большая честь для нас, высокородная дама, — произнес Кинес.

Высокородная! Они все делают одну и ту же ошибку, подумала Джессика. Ах, ладно, пусть так.

— Вы, как мне кажется, очень заняты, — произнесла она вслух.

— Что это за место, мама? — спросил Пауль. Он всмотрелся в людей, следивших за показаниями приборов, настраивающих машины. Это помещение напоминало лабораторию доктора Юэха, но здесь было намного больше аппаратуры.

— Визиты коронованных особ происходят у нас нечасто, — начал Кинес. — Мы… не подготовились. Прошу вас простить…

— Я думала, что это место заброшено, — перебила его Джессика. — Это одна из старых биологических станций пустыни? Я видела ее на карте герцога. Я полагала, что он хочет завтра посетить это место.

Кинес окинул взглядом лабораторный стол, облизнул губы и снова обратился к важной посетительнице.

— Никто не предупредил нас о вашем приходе, — сказал он. — Э… — Он нервно пожал плечами.

Джессика еще раз окинула взглядом лабораторию и, наконец, поняла, что именно здесь происходит: эти люди стараются как можно скорее закончить какую-то работу и вывезти результаты до приезда герцога Лето!

Пауль тронул мать за рукав.

— Можно я посмотрю на животных в клетках? Джессика вопросительно взглянула на Кинеса.

— О, они совершенно безвредны, — сказал он. — Только не просовывайте пальцы сквозь прутья. Некоторые кенгуровые крысы кусаются.

— Стой рядом со мной, Пауль, — приказала сыну Джессика. Она поняла, что Кинес испытывает какое-то неудобство. Она продолжала смотреть на него, намеренно нервируя.

— Мне нравится видеть вещи такими, какими они являются в действительности, — сказала она. — Вот почему я иногда появляюсь в разных местах без предупреждения.

Лицо Кинеса потемнело. Он посмотрел в проем открытой двери на орникоптер и на двоих человек, стоявших возле машины.

Джессика поняла еще одну вещь: Кинес кого-то ждал. Иначе он проявил бы больше суеты при появлении орникоптера. Вероятно, он ждал свой орникоптер, а может быть, должны были прилететь его работники. Она холодно улыбнулась и тоже повернулась к двери.

— Айдахо! — позвала она. — Прошу вас, подойдите ко мне.

Она видела, что Айдахо разговаривает с местным пилотом. Услышав зов, он направился к двери. Дункан выглядел весьма внушительно в нагруднике и с оружием кирасира. Его обращение к Джессике выдавало глубокое почтение, какое он к ней испытывал. Он старался вести себя безупречно, борясь с постыдным опьянением.

— Айдахо, — сказала она, — здесь происходит что-то необычное. Внимательно присмотритесь к этим людям. Герцог наверняка захочет узнать, чем они занимаются.

Айдахо окинул помещение тяжелым взглядом. Он был натасканный убийца и дал людям понять, что может уничтожить их всех, а они вряд ли смогут оставить на нем даже царапину.

— Слушаюсь, миледи, — сказал он. Кинес с трудом сглотнул.

— Миледи, вы неправильно меня поняли. Это…

— Да? — спросила она. — Так что это?

Пауль посмотрел на Айдахо и постарался таким же взглядом окинуть комнату. Его собственный щит был включен на полную мощность. Он чувствовал легкое покалывание в области лба, где защита была самой сильной.

— Мой герцог очень щедр и великодушен к тем, кто верен и честен ему, — заговорила Джессика. — Но он совершенно не таков, уверяю вас, с людьми, которые лгут ему и стараются обвести вокруг пальца.

Кинес пожевал нижнюю губу, изо всех сил стараясь сохранить собственное достоинство и объяснить свое недовольство.

— Миледи, при всем моем уважении, должен сказать, что эта станция часть имперского правит…

— Но Императору сказали, что станция эта давно покинута персоналом, — отрезала она. — Не надо играть со мной в эти игры.

Она принюхалась. Пахло корицей! Аромат был едва уловим за сильным запахом озона, и она распознала его только благодаря своим обостренным чувствам. Пряность! Они делали здесь что-то, имеющее отношение к пряности. Озон же был нужен для того, чтобы замаскировать запах. Теперь, мобилизовав все свои способности к восприятию, она построила гештальт этого места. Впечатления она обдумает и рассортирует потом, выстроит точную схему их опытов.

— Это действительно так, миледи. Мы — простые подданные…

— Вы экспериментируете с пряностью, — теперь она обвиняла.

Кинес и его сотрудники, оцепенев, воззрились на Джессику. Их страх был так велик, что его, казалось, можно было пощупать руками.

Джессика, успокоившись, улыбнулась.

— Харконнены определенно запрещали такие исследования, — сказала она. — Но неужели никому из вас, простаков, до сих пор не ясно, что мой герцог не Харконнен и, возможно, у него есть иные идеи относительно таких исследований?

В глазах Кинеса появился проблеск надежды. Заметив это, она обратилась к Айдахо:

— Можете расслабиться, Айдахо. Мы снова столкнулись с симптомами болезни Харконнена. Они еще не пробовали противоядия Атрейдеса.

Пауль посмотрел на мать, потом на Кинеса. Как она узнала про пряность? Наверное, это результат ее тренировок и специального обучения, догадался он. Но все равно, как? Понимание того, что она может делать такие вещи и что он тоже может всему научиться, только укрепило его решимость. Я научусь всему, сказал он себе.

— Но… — заговорил было Кинес.

— Не стоит искать извинений и отговорок, — перебила его Джессика. — Мы знаем о том, что происходило во владениях Харконненов. — Она оглядела лабораторный стол, сделала выводы из сложившегося в ее сознании образа и решила: Пусть они думают, что мы всемогущи. Вслух же она произнесла другое:

— Вы нашли место разветвления фенольной цепи. Очень хорошо. Прикажите своим людям продолжать работу. Герцог захочет получить полный отчет о ваших достижениях…

Кинес ссутулил плечи. Каждая черточка его лица выражала покорность и подчинение. Если она знает даже направление их исследований…

— Прикажите людям продолжать работу, — повторила Джессика. — Мой герцог вознаграждает такую деятельность — особенно если она оказывается успешной. И вот еще что: вы можете выбросить из головы идею бросить лабораторию. Для вашей работы — это самое подходящее место. Оно расположено вблизи месторождений пряности. Здесь вы будете избавлены от случайных визитеров. — Она улыбнулась. — Мы — не случайные визитеры.

В комнате раздался неуверенный смех, и этот смех многое сказал ей. То, как человек смеется, показывает, что было причиной его душевного напряжения — так гласит одна из аксиом Бене Гессерит. Но один человек в лаборатории только делал вид, что смеется. Она взяла его на заметку и сказала:

— Мы можем поговорить с вами так, чтобы не отвлекать ваших сотрудников от работы, и где никто не помешает нам, доктор?

Кинес поколебался, потом наклонил голову.

— Мы можем поговорить в моем кабинете, высокородная дама. — Он почтительным жестом указал на дверь напротив клеток с крысами.

— Пауль, ты останешься здесь с Айдахо, — сказала Джессика. — Долго я не задержусь. Можешь посмотреть на животных, но помни предупреждение доктора. Некоторые из этих тварей кусаются.

Нет никакой нужды говорить им, чтобы они ни в коем случае не выключали защитные поля, подумала Джессика. Она подала Айдахо условный сигнал рукой, говоривший, что он не должен ни в коем случае расслабляться, но, напротив, сохранять бдительность. Айдахо мигнул, дав знак, что понял приказ. Уходя с Кинесом в его кабинет, она заметила, как один из работников пересек помещение и закрыл наружную дверь. Это был тот самый человек, который притворно смеялся.

Кабинет Кинеса оказался квадратным помещением с длиной стен около восьми метров. Однообразие и монотонность светло-коричневых стен нарушали только линия полок и экран слежения. Окон в кабинете, как и в лаборатории, не было. Почти в центре комнаты стоял большой квадратный стол с молочно-белой столешницей, проеденной множеством желтоватых пузырьков. Вокруг стола располагались четыре подвесных стула. На столе лежали бумаги, прижатые пресс-папье из песчаного мрамора.

Где они собирались прятать всю свою пряность? — мысленно поинтересовалась она. Здание представляло собой клин, вбитый в скалу. Потом она поняла, что из этого помещения есть еще один выход, вероятно, целая стена вообще сдвигается в сторону. Она еще при подлете заметила, что здание вплотную примыкает к скале. В скале есть пещера? — подумала она. Как это эффективно.

Кинес пододвинул гостье стул, она села.

— Здесь тоже нет окон, — сказала Джессика.

— В этой местности вблизи защитного горного вала иногда бывают шквальные ветры, — пояснил Кинес. — Они подчас дуют со скоростью семьсот километров в час и даже больше. Некоторые доходят и до этого маленького углубления в горе. Мы называем эти бури песчаными дождями. В таких условиях окна от ударов песчинок быстро тускнеют, чего не скажешь о следящих камерах, которые можно защитить.

— Я поняла. — Она отрегулировала стул на более низкое сопротивление. — Я привезла сюда сына, доктор, потому что настанет день, когда ему придется править Арракисом. Он должен знать его. Нам сказали, что это место безопасно для посещения его герцогом. Следовательно, как я полагаю, оно безопасно для меня и моего сына.

— Здесь вы находитесь в совершенной безопасности, миледи, — заверил ее Кинес.

Она ответила с сухой горечью:

— Нигде не может человек ощущать себя в совершенной безопасности.

Кинес опустил глаза.

— Как я понимаю, вы провели на Арракисе несколько лет, — сказала она.

— Сорок один год, миледи.

— Так много?

Он посмотрел ей в глаза, потом отвел взгляд и принялся смотреть в стену.

— Я учился в Центре, а сюда прибыл по распределению, миледи. Такова была семейная традиция. До меня здесь работал мой отец. Он был начальником лаборатории еще в те времена, когда весь Арракис был пустынной испытательной ботанической станцией его императорского величества.

Ей понравилось выражение, с которым он произнес слова «мой отец».

— Ваш отец открыл пряность?

— Пряность открыл не он лично, но люди, работавшие под его началом, — ответил Кинес и посмотрел на стол. — Это его рабочий стол.

В голосе Кинеса были такая гордость и преданность, что она своим особым чутьем ощутила в этом чувстве очень сильный импульс.

— Прошу вас, сядьте, доктор Кинес, — сказала она.

У Кинеса заурчало в животе. Было видно, что он сильно смущен.

— Но, миледи…

— Все в порядке, — сказала она. — Я всего лишь официальная наложница герцога и мать его наследника, но такие церемонии были бы неуместны, будь я даже и в самом деле высокородной дамой. Вы верный и лояльный нам человек, доктор Кинес. К тому же вы честны. Мой герцог уважает таких людей, как вы, а мы обычно отбрасываем церемонии в обществе тех, кому доверяем. — Она указала на стул. — Пожалуйста, садитесь.

Кинес сел на стул и настроил его на самое высокое сопротивление, чтобы сидеть на самом краешке.

— Вы все еще работаете здесь под покровительством и на гранты Императора? — спросила она.

— Его величество очень добр и поддерживает нашу работу.

— Какую же работу? — Она улыбнулась. — Я имею в виду работу для отчета.

Он улыбнулся в ответ, и она увидела, что ледок отчуждения и страха начинает таять.

— Мы изучаем биологию и ботанику засушливой местности, миледи. Кроме того, мы делаем кое-какие геологические изыскания, бурим грунт, берем пробы и все такое. Возможности целой планеты познать трудно.

— В курсе ли его величество другой работы?

— Я не знаю, право, как отвечать на этот вопрос, миледи.

— А вы попробуйте, — сказала она.

— На самом деле мы ничего не скрываем от Императора, — заговорил Кинес. — Все записи и протоколы ведутся регулярно. Мы ничего не прячем. По запросам мы регулярно отправляем в столицу отчеты. Кроме того, у нас имеются полномочия на проведение всех работ. Мы…

Она рассмеялась.

— Кинес… Кинес… — с трудом произнесла она сквозь смех, — вы неподражаемы. Впрочем, вся ваша система неподражаема. И потом, императорский двор находится так далеко отсюда.

Но Кинес и не думал сдаваться, упорно повторяя:

— Мы лояльные подданные Империи, миледи. Прошу вас, не пытайтесь извратить то, что я…

— Извратить? Вы разочаровываете меня, Кинес.

— Наши исследования и открытия делаются на благо правителей Империи, — сказал Кинес. — Дело не выглядит так, словно…

— Я хочу, чтобы вы прежде всего твердо усвоили одну вещь, доктор Кинес. — Голос ее стал резким. — Теперь вы — подданный герцогства Атрейдеса. Здесь распоряжается мой герцог. Он тоже лояльный подданный Императора. И он знает, как можно вести записи и протоколы. Он знает, как составляются требуемые отчеты. И он знает, как даются полномочия на исполнение его проектов.

Теперь, подумала она, посмотрим, есть ли в его характере сталь.

На лице Кинеса появилось угрюмое выражение, уголки губ опустились.

— А императорский двор действительно далеко. Ничтожного планетолога можно убить, закопать и оформить все как положено задолго до того, как двор узнает об этом.

— Вы слишком долго жили при Харконненах, — сказала она. — Вы знали что-нибудь, кроме страхов и подозрений?

— О, это совершенно ясно и не требует доказательства, миледи, — ответил Кинес.

— Что — это?

— Армия наемных верных убийц, давление — явное и не очень. — Кинес вцепился в подлокотники так, что у него побелели костяшки пальцев. — Я надеялся, что теперь… — он покачал головой, — эта планета может стать раем! Но вы и Харконнены думаете только о том, как бы хапнуть побольше денег за пряность!

— Но как эта планета сможет стать раем без денег? — сухо спросила она.

Кинес, моргнув, уставился на женщину.

— Как и всякий провидец, — продолжила она, — вы мало что различаете за пределами ваших видений.

Кинес прикусил губу.

— Миледи, я понимаю, что говорил слишком прямо и откровенно, но…

— Давайте определимся в отношениях друг к другу, — сказала Джессика. — У моего герцога нет привычки истреблять полезных людей. Ваши… э… резкие слова только лишь изобличают вашу ценность. Они доказывают, что в вашем характере есть железо, и Харконненам не удалось вытравить из него закалку. Моему герцогу нужно железо.

Кинес тяжело вздохнул, обвел глазами углы комнаты.

— Но откуда вы можете знать, что я говорю правду? — понимающе спросила она. Кривая усмешка тронула ее губы. — Я не могу внушить вам такую уверенность, и вы не будете этого знать до тех пор, пока не станет слишком поздно и вы не примете необратимое решение. Но при Харконненах у вас вообще не было никакой надежды, не так ли?

Он покачал головой, пристально глядя ей в глаза.

— Я тоже могу говорить откровенно, — продолжила Джессика. — Мой герцог сейчас приперт к стенке. Этот лен — его последняя надежда. Если он сумеет построить на Арракисе сильное и процветающее герцогство, то тем самым обеспечит будущее роду Атрейдесов. Он прибыл сюда с Каладана, с планеты, которая являет собой естественный природный рай. Слишком, правда, роскошный и убаюкивающий. Мужчины легко теряют там свой характер.

— Миледи, ходят слухи об агентах, оставленных здесь Харконненами. — Он говорил с трудом, словно пытался сказать больше, но не посмел.

— Конечно, они оставили здесь своих агентов. — А теперь мы кое-что узнаем и о них, подумала она. — Вы знаете кого-то из этих агентов?

Кинес посмотрел на дверь и облизнул пересохшие губы.

— Нет, миледи, конечно, нет. Я слишком мало обшаюсь с миром за пределами моей лаборатории.

Он лжет, подумала она. Эта мысль причинила ей неожиданно сильную боль. Она вздохнула. Ладно, это мы решим в другой раз. Надо, естественно, сказать Туэку о сведениях, которыми располагает этот человек. Она снова вздохнула.

— Чего хочет от меня ваш герцог? — спросил Кинес. Отлично. Почему бы не сменить тему разговора? — подумала она.

— Можно ли выращивать пряность искусственно? — спросила Джессика.

Кинес поджал губы.

— Меланжа — это не обычное… то есть, конечно, это теоретически возможно… если… видите ли, я подозреваю, что существуют симбиотические отношения между червями и теми растениями, которые продуцируют пряность.

— О, вот как? — Ее заинтересовала сама идея. Но почему бы и нет? Нам известно и о более причудливых взаимоотношениях в природе. — Располагаете ли вы какими-либо доказательствами существования такого симбиоза?

— Я согласен, это очень тонкая и сложная материя, миледи. Но дело в том, что каждый червь защищает только свой участок пустыни с меланжей. Представляется, что у каждого червя есть своя территория, которая… понимаете… у нас есть только один экземпляр червя… правда… он находится в другом месте. Поимка этого экземпляра была одним из проектов, но вы можете…

— У вас есть живой червь?

— О нет, он мертв. Но он законсервирован. Мы оглушили его химическим взрывом, врылись в песок и убили каждое кольцо — то есть каждый сегмент — повторным приложением высокого напряжения. Каждое кольцо приходилось убивать отдельно.

Она заметила, что Кинес как-то подобрался и оживился от обсуждения близкого ему предмета.

— Велик ли этот экземпляр? — спросила Джессика.

— Нет, он очень мал. В длину всего восемьдесят метров, а в диаметре пятнадцать метров. В глубинах пустыни они вырастают гораздо больше. Этого мы поймали в высоких широтах, где наскальный слой песка довольно тонок. В северных областях черви встречаются редко, поэтому, могу добавить, там, конечно же, мало пряности. Здесь, на севере, черви вообще не встречаются. — Он обвел рукой помещение. — Слишком много скал, а между нами и пустыней горы. И в этих широтах действительно никогда не встречается пряность.

— Только потому, что пряности нет там, где нет червей, нельзя… — сказала она.

— Но есть и другие доказательства, — возразил Кинес. — Мои исследования пойманного нами образца позволяют предположить, что черви имеют весьма интересное биологическое родство. Вообще же об открытой пустыне очень трудно составить верное и адекватное представление. Гусеничные трактора, самолеты, вообще все суда и средства транспорта, какие мы отправляли в пустыню, не имеют шансов уцелеть, если не могут быстро вернуться обратно. Единственная надежда — спасательные партии… и то все надо сделать очень быстро, если только людям не удалось зацепиться за какую-нибудь выступающую из песка скалу. Существует даже статистически обоснованное число смертей в песках в течение года.

— А, опять эта статистика, — пробормотала она. — Значит, вокруг один вездесущий песок, а вы говорите о превращении планеты в рай.

— Но, миледи, при достаточном количестве воды и…

Дверь за спиной Кинеса с грохотом распахнулась. Послышались неистовые крики, лязг железа, показались восковые гримасничающие лица. Джессика вскочила на ноги и столкнулась взглядом с налитыми кровью глазами Айдахо. Отовсюду к нему тянулись какие-то когтистые лапы, в воздухе, сливаясь в сплошное мелькание, свистели смертоносные клинки. Она увидела и Пауля, крадущегося вслед за Айдахо… Из дула станнера вырвалось оранжевое пламя. Пауль держал в руке маленький кинжал с отравленным лезвием и угрожал им людям, протягивавшим когтистые лапы к нему и к Айдахо.

Новая глава. Бегство с пустынной базы Кинеса

В темноте пещеры Джессика с особой остротой ощущала свою жизнь как струйку песка, все быстрее текущую в песочных часах. Осветительные стрелы закончились, и теперь она могла ориентироваться только на ощупь, по горизонтальной трещине в каменной стене. Трещина эта сообщалась с внешним миром, который давал знать о себе завыванием бушевавшей где-то над головой бури и песком, сыпавшимся на протянутую ладонь. Она пыталась вызвать образ света из глубин памяти, но натыкалась лишь на черную пустоту.

— Что это? — спросил Пауль. — Где мы?

— Это конец туннеля, — ответила она. Она старалась говорить спокойно, это вселяло в нее мужество. — Ты видел ту последнюю стрелу?

— На ней был какой-то знак, — сказал он. — Что он означает?

— Квадрат в квадрате, — ответила Джессика. — Это означает «конец пути». Это символ Бене Гессерит. — Она сама теперь удивилась тайне этого знака. Как мог Кинес или кто там еще заранее поместить здесь символ Бене Гессерит? Конец, который одновременно есть начало.

— Что ты чувствуешь, когда ставишь вперед ногу? — спросил Пауль.

— Я чувствую, что земля как будто уходит из-под ног, — ответила она. — Такое чувство, что пола нет. Нам придется ждать до рассвета, чтобы здесь хоть чуть-чуть посветлело.

— Я чувствую, как летит песок. У меня в носу полно пыли.

— Если бы у нас были щиты… Знаешь, я очень возмущена тем, что Айдахо не отдал тебе свой щит.

Бум, бум, бум, бум.

В темноте раздавался этот трепещущий звук, доносившийся непонятно откуда. Джессика застыла в неподвижности и только протянула вперед руку, чтобы схватить сына за плечо. Когти ужаса беспощадно царапали нервы.

— Что это? — прошептал Пауль.

Чии-ууф! — донеслось откуда-то из чернильного мрака.

— Наверное, это просто воет ветер, — сказала она. — Успокойся и прислушайся.

Момент ожидания был до предела насыщен движением. Каждый звук имел свое особое измерение. Они были едва заметны — эти ничтожные, крошечные движения. Понимание вдруг затопило Джессику, сжало страх до вполне осязаемых размеров. Неровный пульс успокоился, сердце стало биться ровно, отстукивая неумолимое время. Усилием воли она приказала себе успокоиться.

— Это какие-то зверьки или птички, — сказала она. — Они здесь везде, и мы пугаем их.

Она сама только теперь поняла, что эта пещера может служить животным пустыни убежищем от песчаных бурь.

— Но что это был за звук — он ведь совсем другой? — спросил Пауль.

— Я не знаю, — ответила она. — Что бы то ни было… оно находится где-то там… снаружи и далеко.

Она почувствовала, как Пауль пошевелился под ее рукой. Главной надеждой ее сына было раствориться среди людей, принять защитную окраску, слиться с ними. Но сначала этих людей предстояло найти.

— Я нащупал в стене какую-то рукоятку, — прошептал он.

— Осторожно. — С этими словами она провела ладонью по руке сына, нащупала его пальцы и одновременно ощутила холод металла. Стержень, вставленный в вертикальную щель. Он был поднят к верхнему краю щели.

— Похоже на гидравлический замок, — сказал Пауль. — Такие замки ставят на кораблях для герметизации люков.

Герметизация, подумала она. Везде герметичность нужна для того, чтобы не выпустить воздух, а здесь ее используют, чтобы не впустить песок.

Она не спеша потянула рычаг вниз.

Со скрипом впереди открылся просвет — как опрокинутый вертикально прямой угол.

— Это дверь, — прошептал Пауль.

— Тс-с, осторожно.

Джессика толкнула дверь, и они оказались в еще более непроглядной тьме, рассеиваемой двумя размытыми светящимися пятнами, расположенными сразу за входом. Она поняла, что эти светящиеся пятна — ножные включатели.

— Внутрь, — тихо приказала она Паулю. — Держись рядом со мной.

Они скользнули в проем, и Джессика прикрыла дверь за собой. Шум бури превратился в отдаленный вой. Воздух вокруг был спертым и застоявшимся, и в нем явственно чувствовался запах корицы.

Джессика, пользуясь своими способностями, вгляделась в темноту, но не обнаружила никаких признаков жизни. Здесь никого не было — кроме нее и Пауля.

— Что это за два светящихся пятна? — шепотом спросил Пауль.

Она ответила, не понижая голоса, вселяя уверенность в сына и себя:

— Это ножные включатели. Где-то здесь должен быть орникоптер, который, как говорил доктор Кинес, спрятан в конце туннеля. — Она протянула вперед руку, ощутила воздушные потоки и почувствовала присутствие большого предмета. — Осторожнее, не наткнись на него.

— Я хочу пить, — пожаловался Пауль.

— Может быть, в орникоптере есть вода, — сказала Джессика. Она крепко взяла сына за плечо и повела к огонькам. Это были два светящихся круга с черными символами внутри. Один символ изображал светящийся луч — выключатель света. Второй круг был разделен прямой линией — управление дверями. Она дотронулась ногой до луча.

Вспыхнувший свет мгновенно вытеснил темноту.

Джессика окинула взором открывшееся взгляду помещение. Перед ними стоял закрытый, с непроницаемым прозрачным колпаком орникоптер. Искусственная пещера, где находилась машина, была вырублена в скале, кажется, без всякого плана, так как отличалась полным отсутствием определенной формы. Однако пространства было достаточно, чтобы обслужить и завести сложенный орникоптер.

— Большая машина, — со знанием дела произнес Пауль. — Интересно…

Она знаком велела сыну замолчать и прислушалась. Отдаленный вой бури подчеркивался теперь периодическим тихим чириканьем и тонким, едва слышным свистом. Звуки эти исходили откуда-то сверху и сзади. Она обернулась, прощупывая взглядом неровную стенку.

— Что это? — прошептал Пауль.

— Я не…

Шелест крыльев заставил Джессику умолкнуть. Какое-то пернатое существо стремительно пересекло пещеру над их головами и метнулось к узкой трещине в противоположной стене. Чириканье возобновилось с новой силой, а потом постепенно стихло.

— Птица, — облегченно вздохнув, сказала Джессика. — У нее там гнездо.

— Похожа на маленькую сову, — сказал Пауль. — Но как она сюда попала?

— Видишь, сколько здесь пыли, — ответила мать. Она показала на колпак орникоптера, покрытый густым слоем песка, потом на такой же запыленный пол. — Должно быть, где-то в скале есть маленькие отверстия. — Она обернулась к орникоптеру. — Помоги мне открыть его и сдвинуть ворота.

Когда они открыли наружную дверь, воздух наполнился пылью. Пауль чихнул. Джессика сразу вспомнила памятку о поведении на этой планете. Носовые фильтры, подумала она. Нам надо где-то раздобыть носовые фильтры. Она вошла в орникоптер и принялась проверять одну из двух дублирующих панелей управления.

Пауль, примостившись рядом с ней, с любопытством смотрел на панель и внутреннее убранство кабины.

— Здесь нет защитного поля, — заметил он.

— Это не боевая машина, — объяснила сыну Джессика. Она посмотрела влево и вправо, оценивая размах слоистых крыльев, эти сложные металлические конструкции, которые могли раскрыться и плавно вознести машину в небо или остаться закрытыми, уступив место реактивному двигателю — для придания машине ускорения в случае необходимости.

— Что это за штуки на заднем сиденье? — спросил Пауль.

Она обернулась и посмотрела туда, куда указывал мальчик. Два каких-то свертка из черной материи. Сначала она приняла их за подушки, но потом заметила, что свертки соответствуют по форме человеческой спине, а к сторонам прикреплены лямки. Это ранцы. Она протянула руку и приподняла один из мешков. Он неожиданно оказался тяжелым, а при подъеме издал булькающий звук. На мешке появились крупные оранжевые буквы. Джессика прочла вслух:

— Использовать только в случае аварии. Содержимое: сберегающая палатка — одна; фляга — четыре; энергетические колпачки…

— Фляги, — сказал Пауль. — Это слово я читал на посадочной площадке. Там на водяной машине написано: место для наполнения фляг. Значит, там вода.

— Да. — Она продолжила чтение, чувствуя, как жестокость жизни на этой планете все сильнее впечатывается в ее сознание с каждым прочитанным словом. — Энергетические колпачки — шестьдесят; кат. — два; накидки — две; аваперед. — один; медицинский набор — один; лопатка — одна; песчаный фильтр — один; сберегающий защитный костюм — два; набор инструментов — один; пистолет — один; карта — одна; носовые заглушки-фильтры — восемь; паракомпас — один; инструкция — одна.

— Что такое «кат.»? — спросил Пауль.

— Не знаю, — ответила Джессика. Она обратила внимание на рукописное дополнение ниже печатного текста, исполненное такими же оранжевыми буквами. — Фремнабор — один; колотушка — четыре.

— Колотушка? — удивленно спросил Пауль.

— Думаю, что внутри есть руководство по эксплуатации, — сказала она. К застежке ранца была пристегнута микрокнижка с увеличивающим устройством и приспособлением для переворачивания крошечных страниц.

— Сберегающая палатка, — прочел Пауль. — Ну, скажем, это значит, что она задерживает влагу, которая испаряется из организма с потом. — Он склонился над книжкой и прочитал: — Требования к дыханию. Дышать надо все время через трубки с сухими ходами. Помните, если ваше пребывание в пустыне затягивается, то надо сохранить всю влагу, которую вы теряете. Убедитесь, что вы подключены к кат., соединенному с коллекторной банкой. Для правильной эксплуатации катетеров внимательно читайте приложенную инструкцию… — Он поднял глаза от страницы. — Мама! Мы что, пьем…

— Успокойся, вся влага очищена. Вода есть вода. Как ты думаешь, что мы пили на корабле, когда летели сюда? — спросила она.

— Но…

— Читай дальше, — велела она ему. Когда моя вода закончится, у Пауля останется еще немного. — Сама наша жизнь зависит от того, как мы усвоим эту инструкцию. Ты сам увидишь. Говорят, что люди носят катетеры месяцами без всякого вреда для здоровья, но поначалу они могут вызывать раздражение.

— Мне это не нравится, — решительно заявил Пауль. В голосе его чувствовалось недовольство.

— Что тебе не нравится? — резко спросила она. — Жить? Он взглянул на мать, потом снова опустил глаза и стал читать дальше. Он читал и одновременно осматривал упомянутые в инструкции вещи.

Сберегающий защитный костюм — это то же самое, что сберегающая палатка, но для постоянного ношения.

Носовой фильтр. Джессика показала сыну, как им пользоваться.

В течение часа они прочитали инструкцию и выполнили ее. Теперь оба были одеты в пластиковые сберегающие костюмы, поверх которых они накинули маскировочные накидки песочного цвета. Они испытали и сберегающую палатку, которая раздулась как огромный клюв, прижатый к скальной стене, предоставив им надежное убежище.

Осталось только посмотреть, что находится в грубом пакете с надписью «Фремнабор». Джессика вскрыла его. Сверху находилось пастельно-голубое полотно, которое затрепетало, как марля, когда Джессика развернула его. Под полотном оказалось нечто, напоминающее вложенный в ножны кинжал, и еще один маленький пакет, на котором было написано «Колотушка». На этом втором пакете было нацарапано: «См. внутри инструкцию по вызову песчаного червя».

— Вызова песчаного червя? — недоуменно повторил Пауль. — Но кому это надо?

— Не знаю, — честно ответила Джессика. Она извлекла оружие из ножен. Лезвие имело в длину около двадцати сантиметров, было четырехгранным и сделанным из какого-то молочно-белого вещества. Она подняла его к глазам и внимательно осмотрела от рукоятки до острия. Лезвие имело вид вытянутой кверху буквы X, в острие было заметно тончайшее отверстие — устье канала.

Яд? — подумала она.

Рукоятка оказалась теплой и очень удобной. Джессика хотела сжать ее, но потом передумала. Она решила продолжить осмотр ножа после того, как они выйдут из палатки, и вложила оружие в ножны.

В мешке оставалась теперь маленькая плоская коробочка с надписью «Аваперед», что, как оказалось, означало: аварийный передатчик. Кроме того, в ранце был еще и пистолет с краской. В инструкции было сказано, что пистолет предназначен для использования в песках. При выстреле на поверхности земли создается ярко-оранжевое пятно диаметром около двадцати метров.

— Что это? — Пауль извлек из фремнабора маленькую книжицу.

Джессика взяла ее и открыла на первой странице. Рукопись!

Буквы были малы, но поддавались чтению без увеличения. Слова подсвечивались световой полоской. Джессика начала читать, и чем дальше она читала, тем большее волнение испытывала. В книжке не было инструкций, но там было то, ради чего писали инструкции.

Книжка открывалась двумя молитвами.

«Бог дает нам воду потоками, чтобы мы могли поддерживать растения и зерна и сады роскошные».

И:

«Да прольет огонь божий живительную прохладу в душу твою».

Она прочитала название книги: «Китаб аль-ибар, книга азар, дающая айят и бурхан жизни. Верь тому, что сказано здесь, и аль-лат не сожжет тебя».

Она перевернула страницу.

— Что это? — спросил Пауль.

Не отрывая глаз от книги, она ответила:

— Это книга о том, как жить в пустыне, пользуясь тем, что дает пустыня. Как использовать то, что находишь в пустыне. — Она перевернула следующую страницу, прочла фразу и посмотрела на сына. — Пауль, такие вещи не могут существовать, если за ними не стоит целая культура.

— Что ты имеешь в виду?

— Есть народ, живущий в пустыне или по меньшей мере на ее окраине. Люди этого народа называют себя фрименами, то есть свободными людьми. — Она взглянула на Пауля. — Если бы мы смогли их найти. Если… — Она снова углубилась в книгу, продолжив чтение.

Пауль отвернулся, раскрыл свой ранец и извлек оттуда фремнабор.

Она с деланной небрежностью проговорила, не отрываясь от книги:

— Будь осторожен с ножом. Я думаю, что лезвие отравлено.

Теперь оба они читали. Две световые полоски неярко тлели в полумраке освещаемой плавающим светильником палатки.

Пауль взглянул на прозрачный полог и ткнул пальцем в небо.

— Вот это созвездие Мыши. Ее хвост указывает на север.

— Надо многому научиться, — сказала Джессика. Она поправила фильтрующую трубку, закрывавшую рот, и посмотрела на мальчика. — Где ружье, которое дал тебе доктор Юэх?

Пауль похлопал себя по мешочку, спрятанному под одеждой.

— Здесь, а что?

— Если… когда мы встретим этих фрименов, они, пожалуй, не очень нам обрадуются…

— И они вряд ли заподозрят, что ребенок может быть вооружен, — сказал Пауль. Он дотронулся до кирасы, скрытой под одеждой. — Или что у него может быть щит.

— Это я говорю на всякий случай — если вдруг возникнет необходимость.

Она права, подумал Пауль. Взрослые не могут заподозрить, что я уже давно не ребенок.

Джессика выпрямилась и прислушалась.

— Ты слышишь?

— Я ничего не слышу, — отозвался Пауль.

— Отсутствие чего-то так же важно, как и присутствие, — сказала она. — Никогда не забывай об этом.

— Буря, — произнес мальчик. — Я не слышу шума ветра. — Он взглянул на ранец и провел кончиком языка по губам, вспомнив о воде. Но если буря улеглась… снаружи еще темно. Им нужна темнота.

Джессика смотрела на его лицо все время, когда в мозгу Пауля мелькали эти мысли. Она одновременно почувствовала грусть и гордость от того, что он принимает такие взрослые решения.

— В пустыне еще темно, — сказал он. — Нам надо воспользоваться этим.

Она произнесла с преувеличенной отчетливостью, чтобы вселить в него уверенность:

— Правильно. Иди пристегивайся, а я займусь воротами.

— Я и сам могу это сделать, — возразил он.

Муад'Диб

Какое-то движение привлекло внимание Пауля. Он всмотрелся в затянутые туманной дымкой кусты и жесткую скудную траву, где в клиновидной полосе лунного света, лившегося на гладкую поверхность песка, происходило какое-то непрестанное движение.

— Кенгуровые мыши! — прошипел он. Прыг-скок, прыг-скок!

В тень и обратно.

Пауль отстегнул лямки и снял ранец. Нагнувшись, он подобрал с земли пригоршню мелких камней.

Джессика наблюдала за ним, ожидая, что он сделает дальше.

Пауль подался вперед. Оставаясь в тени, он крадучись, как грациозная кошка, медленно приблизился к мышам.

Раз!

Пригоршня камней обрушилась на пятно света. Две маленькие твари, извиваясь, лежали на песке. Он мгновенно бросился к ним и свернул зверькам шеи.

Пауль не спеша оглянулся на мать. Серый бурнус его еще развевался от резкого движения.

Охотник, подумала Джессика. Животное. Теперь он должен вернуться в человеческое состояние, и сделать это сам.

— Мы не умрем с голода, — сказал Пауль.

— И в самом деле, не умрем, — согласилась она.

— У них есть кровь, — сказал он. — Это… — Он покачал головой, борясь с отвращением. — Ну, если нам придется… если мы не сможем найти воду.

Она кивнула.

Он посмотрел на мышей, лежавших на его ладонях — по одной на каждой.

— Они были так красивы, — произнес он с сожалением. Джессика улыбнулась. Потрескавшиеся от жажды губы отозвались на это движение болью.

— Они спасут нам жизнь, — сказал он, — если мы не сможем найти другой еды. Я никогда не забуду их.

Она удовлетворенно кивнула — сын вернулся.

— Сейчас мы разведем костер, чтобы приготовить их, — сказал он.

— Ко всему прочему, человек всегда практичен, — сказала она.

— Что?

— Ничего, дорогой. Я помогу тебе собрать хворост для костра. Мы разведем его здесь, за скалой, чтобы его не увидели издалека.

Первоначальный план к наброску «Мессии Дюны»

Орден Бене Гессерит много столетий действовал под маской полумистической школы, хотя на самом деле все это время приводил в жизнь программу селекции людей. Когда ордену показалось, что программа близка к завершению и цель достигнута, он столкнулся с неизбежной проверкой фактами. Проверка этих фактов в отношении пророка Муад'Диба показала, что Бене Гессерит абсолютно не понимал, что он творил.

Можно, конечно, спорить, что они могли проверить только те факты, которые были доступны для исследования, не имея прямого доступа к личности Муад'Диба. Но Сестры Бене Гессерит сами нагромоздили груду препятствий, и здесь их невежество проступило еще более отчетливо, оказавшись невероятно глубоким.

Целью селекционной программы было создание человека, мужчины, которого они условно назвали Квисац Гадерах, что означает «тот, кто может быть во многих местах одновременно». Если выразить эту же мысль проще, то можно сказать, что хотели создать человека с такой силой сознания, которая позволила бы ему понимать и использовать измерения высших порядков.

Наставницы (прокторы) школы имели перед собой пример ментата, то есть образец, с которого следовало начать. Типичный ментат, пройдя соответствующий курс обучения, может решать одновременно множество задач. Он исследует длинные цепи логических рассуждений и увязывает череду изменяющихся обстоятельств, но для стороннего наблюдателя этот процесс представляется таким кратковременным, что кажется практически мгновенным. Правда, многие ментаты утверждают, что внутреннее ощущение процесса вычислений таково, что им кажется, будто на решение задачи уходят тысячелетия. Одной из первых ступеней подготовки ментата как раз и является постижение им этой Хитрости Времени.

Муад'Диб, согласно множеству тестов, выполненных Сестрами Бене Гессерит, был именно тем человеком, какого они искали. Он был урожденным Паулем Атрейдесом, сыном герцога Лето, чью родословную проследили на тысячу лет назад. Мать Пауля, сожительница или наложница Лето, леди Джессика, была биологической дочерью барона Владимира Харконнена и имела генетические маркеры, весьма важные для осуществления программы.

Леди Джессике было приказано зачать дочь от Атрейдеса. Целью было скрестить эту дочь с Фейдом-Раутой Харконненом, племянником барона. Была большая вероятность того, что в результате такого скрещивания они получат Квисац Гадераха или близкого по своим характеристикам мужчину уже в следующем поколении. Но Пауль Атрейдес явился на свет поколением раньше, так как леди Джессика нарушила приказ Бене Гессерит и родила сына.

Только эти два факта насторожили Бене Гессерит, так как теперь в планы ордена властно вторглась непредвиденная переменная. Но были и другие указания на удачу, которые Сестры по сути игнорировали.

1) Пауль Атрейдес — юноша, обладающий способностью предсказывать будущее. Его пророческие видения точны, убедительны и недоступны четырехмерному толкованию.

2) Преподобная Мать Гайус Хелен Мохиам, проктор Бене Гессерит, проверявшая Пауля на его принадлежность роду человеческому, свидетельствовала, что во время проведения тестов он испытывал более сильные мучения, чем другие люди, подвергавшиеся таким же испытаниям. Преподобная Мать не смогла сделать из этого какие-то определенные выводы.

3) Когда семейство Атрейдесов переехало на планету Арракис, фрименское население планеты провозгласило Пауля пророком, «голосом дальнего мира». Сестры Бене Гессерит отчетливо понимали, что жестокие условия жизни на планете Арракис с отсутствием на ней открытых водоемов и недостатком воды, с ее огромными пустынями, с приверженностью населения к простым условиям существования способствуют массовому появлению людей с повышенной восприимчивостью. Реакция фрименов стала еще одним намеком, который Сестры Бене Гессерит решили проигнорировать.

4) Когда Харконнены — с помощью сардаукаров, фанатично настроенных солдат Падишаха-Императора, — снова завоевали Арракис, убив отца Пауля и истребив большую часть его армии, Пауль и его мать исчезли. Но почти сразу же после этого появились сообщения о том, что у фрименов теперь есть новый религиозный вождь, человек по имени Муад'Диб, который был провозглашен пророком. Кроме того, в донесениях со всей определенностью утверждали, что пророка сопровождает новая Преподобная Мать, последовательница ритуала Сайадины, и эта Преподобная Мать «и есть женщина, родившая Его». Фрименские записи, попавшие в руки Сестер Бене Гессерит, позволяли уверенно утверждать, что в легендах о пророке есть такие слова: «Родится он от Колдуньи Бене Гессерит».

(Можно поспорить, что орден Бене Гессерит отправил свою Защитную Миссию на Арракис несколько столетий тому назад, чтобы посеять там соответствующие легенды, на случай если какой-нибудь Сестре ордена придется искать убежища на Арракисе, и что эту легенду о Лизан аль-Гаибе можно отбросить. Но так будет правильно только в том случае, если считать, что они были правы, отбрасывая и все другие подсказки относительно сущности Пауля Муад'Диба.)

5) Когда на Арракисе начались беспорядки и войны, Космическая Гильдия обратилась к ордену Бене Гессерит с предложением. Гильдия намекала на то, что ее навигаторы, потреблявшие пряность Арракиса, необходимую для обладания неограниченным предзнанием, нужным для осуществления межгалактических перелетов, «очень обеспокоены будущим». Это был намек на то, что навигаторы видели связи, соединения, узловые точки бесчисленных тонких решений, за переплетением которых надо было разглядеть верный маршрут. Это было ясным указанием на то, что некоторые силы также претендовали на бытие в измерениях выше четвертого!

(Орден Бене Гессерит отчетливо сознавал, что Гильдия никогда не пойдет на прямой саботаж добычи пряности, так как навигаторы Гильдии, имеющие дело с феноменами высших измерений, зависели от пряности целиком и полностью, ибо малейшая ошибка в определении маршрута могла обернуться непоправимой катастрофой. Известно было, что навигаторы Гильдии не могли контролировать добычу пряности без того, чтобы установить такую связь. Очевидный вывод: какая-то высшая сила контролирует деятельность источника пряности.)

Перед лицом таких фактов приходишь к неизбежному заключению, что поведение ордена Бене Гессерит в этих делах было производным высшего порядка, о котором они совершенно ничего не знали.

Таков итог, сумма, подготовленная агентами ордена в ответ на требования леди Джессики, выдвинутые ею сразу после событий на Арракисе. Беспристрастность этого доклада выводит его ценность за всякие рамки обыденного опыта.

Алия и гхола Дункана Айдахо

Вот что я говорю тебе: последовательная природа реальной истории не может быть воспроизведена предзнанием. Мы схватываем лишь случайности, вырывая их из цепи событий. Вот почему я отрицаю свою сверхъестественную силу. Вечность находится в вечном же движении. Она огорчает меня и причиняет мне невыносимую боль. Пусть же мои подданные подвергают сомнению мое величие и мой пророческий дар. Но пусть они никогда не подвергают сомнению вечность.

Притчи Дюны.

Бесстрастно изучая гхола, находившегося в аудиенц-зале, Алия вдруг подумала, что он совершенно лишен религиозного чувства. Религиозность неведома этому человеку. То, как безмятежно переносил он творящийся вокруг хаос, наполнило ее печалью.

В распоряжении Алии была память женских предков Дункана по материнской линии, и она советовалась с ними, чтобы найти ключи к этому живому существу, плоть которого была плотью старого друга. Подозрительность нарастала, и Алия поняла, что подпадает под власть предрассудка.

Алия-Джессика всегда думала о Дункане как о человеке, которого стоило уважать за то, каков он сам — не за знаменитых предков и не за происхождение с определенной планеты, а за то, что он представляет собой: храбрец, самостоятельный человек, способный сам постоять за себя. Таковы, в массе своей, были люди, ставшие друзьями Дому Атрейдесов.

Теперь же она отбросила все предвзятые мнения. Это был не Дункан Айдахо. Это был гхола.

Стоя на ступенях алтаря, она обернулась и через голову гхола взглянула на Гильднавигатора и его сопровождающего. Посол, плававший в оранжевых парах меланжи внутри своего бака, казалось, был доволен ситуацией, которая, вообще говоря, совершенно не могла его устраивать.

— Вы правильно меня поняли, посол Эдрик? — резко спросила она. — Не стоит так легко относиться к моим подозрениям. Возможно, мне придется удержать вас в качестве заложника, пока я буду искать и уничтожать ваши фрегаты.

— Позвольте мне напомнить сестре Императора, что я — посол, — сказал член Гильдии. Он развернулся, удобно расположившись в баке, расплывчатая фигура уставилась на Алию заплывшими, почти закрытыми глазами. — Мне нельзя угрожать, избежав серьезных последствий. Любой цивилизованный человек в Империи осудит вас за такие действия.

— Ментат, — сказала Алия, — что означает этот лепет? Но она и сама, произнося эти слова, знала, что имеет в виду посол. Есть предел той силы, которую могут использовать даже самые могущественные люди, не навредив самим себе.

— Вы действительно нуждаетесь в моем ответе? — спросил Дункан.

Она отрицательно покачала головой. Доказательства были здесь, их было множество, и оставалось только удивляться, почему она не видела их до сих пор. В памяти словно рыба на поверхности бушующего водоворота всплыла одна из аксиом Бене Гессерит: «Сосредоточенность на одном ощущении в ущерб другим опасна. Избегай этого». Оракульское предвидение — это ощущение, поняла она. Оно ослепило ее, и она перестала замечать то, что видно невооруженным глазом. Примитивные формы окружали ее, кишели вокруг: в деньгах, в культуре, в общественных отношениях. А мобилизованное население ложилось под правительство.

Разве можно такое допускать?

Каждое злоупотребление власти должно обращаться против нее самой, злоупотребления накапливаются, чтобы взорваться в насильственном перевороте.

Алия взглянула на посла Гильдии и поняла, что смотрит на мученика. Он был готов — помазан на мученичество. Он был жертвой, которую Гильдия приносила на алтарь своей жажды власти.

— Да, это так, — сказала Алия. — В таком случае, властью, данной мне Императором, я объявляю о начале официального расследования и судебного процесса. Пусть в этом деле разберутся судьи Совета Земель. Выбирайте себе защитников, посол Гильдии.

Посол вдруг пришел в необычайное возбуждение. Он отвернулся. Ведьма, подумал он. Она всегда была намного опаснее, чем ее брат.

— Есть одна фрименская пословица, — сказала Алия. — «Не обязательно платить, чтобы добиться справедливости». К этому позвольте добавить, что не обязательно и молиться. Кого вы выбираете своим защитником?

Дункан заметил, что навигатор дал своему сопровождающему едва заметный знак рукой, и бросился в промежуток между группой в зале и Алией. Это было инстинктивное движение, удивившее его самого.

В прыжке Дункан увидел, что из свиты посла что-то швырнули в Алию. Повинуясь молниеносному рефлексу, Дункан подставил руку и ощутил, что какой-то металлический предмет ударил его в покрытую твердыми мозолями ладонь. Что-то лязгнуло, упав на каменный пол. Это что-то запрыгало по плитам, как выброшенная на берег рыба, и он понял: они осмелились бросить охотничий кинжал в сестру Императора! Эта мысль не мешала Дункану действовать. Он стремительно наступил на предмет и отшвырнул его ногой в сторону, пока смертоносное лезвие не впилось в чью-нибудь плоть и не пробуравило путь к жизненно важным органам.

В аудиенц-зале началась свалка.

Фрименская стража, как один человек, набросилась на свиту посла.

Началась потасовка, люди катались по полу, прыгали, наносили удары — оргия ножей, хрипов и вскриков.

Дункан охватил взглядом эту сцену, все еще находясь в прыжке. Он схватил Алию и повлек ее к спасительному проходу за помостом.

Но Алия вывернулась из его мощных объятий. В руке ее сверкнул нож, и в какой-то момент Дункан подумал, что сейчас она вонзит в него лезвие. Но она выдохнула:

— Возьми!

— Вы должны быть в безопасном месте! — крикнул он, стараясь оказаться между Алией и дерущимися.

Странная улыбка искривила ее губы, когда она произнесла:

— Я приказываю тебе отойти в сторону, Дункан Айдахо. Здесь достаточно безопасно. — Она сделала рукой повелительный жест, и он вдруг услышал, что в зале наступила почти Полная тишина. Дункан обернулся.

Окровавленные одежды и мертвые тела валялись на полу. Остались стоять только фрименские стражники. Они тяжело дышали после трудной схватки. Примечательно, что бак с послом остался невредимым среди всеобщей резни. Сам посол лежал в оранжевых облаках меланжевого газа, скрестив руки на груди и устремив взгляд на Алию.

— Теперь вам остается только одно — убить меня, — в его искусственном голосе прозвучало неестественное удовлетворение.

— Вот как? — спросила Алия. Она сделала повелительный жест в сторону гвардейского капитана. — Дайте мне лазерное ружье.

— Нет! — выпалил Дункан. Капитан колебался.

— У этой свиньи может быть защитное поле вокруг бака, — сказал он.

— Миледи, — взмолился Дункан, — если лазерный луч коснется защитного поля, то весь город от взрыва взлетит на воздух.

— И Гильдию обвинят в применении атомного оружия против Дома Атрейдесов, — сказала она. — Кто сможет отличить взаимодействие лазера и поля от атомного взрыва?

— Меня совершенно не волнует, как именно я умру, — сказал посол, — от ножа или ружья — это я предоставляю выбирать вам. Вы можете оскорблять закон так, как вам заблагорассудится. Вы убили моих сопровождающих и помощников. Я знаю, какая судьба теперь ожидает меня.

— Вы готовы? — резко спросила Алия. Гвардейский капитан протянул ей ружье с вороненым стальным стволом.

Она, не глядя, взяла оружие, спустилась с помоста и, обходя трупы, подошла к баку, в котором плавал навигатор Гильдии.

— Есть ли у тебя щит? — спросила она обыденным тоном.

— У меня есть щит, — признался навигатор напряженным тоном, — но он выключен. Я не готов так легко передать Гильдию в ваши руки.

Дункан, последовавший за Алией, положил руку ей на плечо.

— Можно ли верить его словам, миледи?

— А как думаешь ты, Дункан? — Она взглянула на него глазами, подернутыми странной поволокой.

Дункан глубоко вздохнул и включил свои способности ментата, чтобы ответить на вопрос. Не похоже, что этот человек собирается воспользоваться шитом. Это преданный член Гильдии, он скорее умрет, чем станет предателем.

— Это маловероятно, миледи, — ответил Дункан. — Но должно ли убивать его?

— Ты возражаешь? — холодно поинтересовалась Алия. Она оглянулась и посмотрела на следы резни в зале. — Некоторые из моих гвардейцев погибли в спровоцированной им драке.

— Я не хочу участвовать в публичном убийстве, — сказал Дункан.

— Что же ты за человек? — спросила Алия. — Ты готов пожертвовать своей телесной жизнью ради моего спасения, но не соглашаешься с убийством моих врагов.

— Меня лишили зверства, — сказал Дункан. Она коснулась его щеки.

— Но тебе оставили плоть.

— Не убивайте этого человека, миледи, — взмолился Айдахо. — Я знаю, что это неверное действие.

— Здесь распоряжаюсь я, — сказала она. — Это ты признаешь?

— Да!

— Тогда отойди в сторону.

Неохотно, протестуя каждой мышцей, Дункан повиновался.

Алия обернулась к баку, отрегулировала прицел на ближний бой, взяла на «мушку» бак и нажала на спуск.

В прозрачной стенке бака появилось отверстие диаметром около двух сантиметров. Из него вырвалась струя оранжевого газа и устремилась вверх, увлекаемая восходящим потоком.

В зале резко запахло меланжей.

Алия вернула ружье капитану и взглянула на посла Гильдии. Эдрик Штурман, невредимый, продолжал плавать в баке, устремив полные ненависти глаза на Алию.

Она ждала, не произнося ни слова.

Словно подчиняясь какой-то внешней команде, глаза посла уставились на дыру в стенке бака и на струю вытекавшего из нее оранжевого газа.

— Ты чувствуешь запах пряности, Дункан? — спросила Алия.

— Воздух, которым он дышит, должен быть насыщен ею, — ответил Дункан. Он принюхался к газу, вытекающему из отверстия в аудиенц-зал.

— Ты, ведьма! — выкрикнул посол. — Убей меня и давай покончим с этим!

— Убить тебя? — насмешливо поинтересовалась она. — Без суда и следствия? Ты что, принимаешь меня за варвара?

Грудь посла тяжело вздымалась.

— Ты сама не знаешь, что делаешь, — злобно сказал он.

— В самом деле?

— Мне надо было включить защитное поле, — рявкнул Эдрик.

— Тебе и в самом деле стоило так поступить, — сказала Алия. — Так кого ты выбираешь себе в защитники?

— Немедленно заткните отверстие! — приказал Эдрик.

— Заткни его сам.

Посол резким движением прижал перепончатую руку к отверстию в баке и принялся рыться в сумке, пристегнутой к поясу.

Алия извлекла из ножен, висевших у нее на шее, крис. Фрименская стража застыла на месте. Этот нож имел священные свойства, а здесь присутствовали чужеземцы. Алия, казалось, не замечала смятения, охватившего ее гвардейцев. Она коснулась пальцами кончика ножа. Молочно-белое лезвие матово поблескивало. Медленно, обдуманным движением она воткнула острие в ладонь посла через отверстие, проделанное в стенке бака лазерным лучом ружья.

Издав пронзительный вскрик, навигатор отдернул руку и схватился за раненую ладонь.

Алия отвела от отверстия окровавленное лезвие ножа и протянула его Дункану, чтобы тот внимательно посмотрел на клинок.

— Ручаюсь, что это человеческая кровь, — сказала она. Она протянула нож одному из гвардейцев и сказала: — Баннерджи, вытри клинок насухо и отправь кровь в лабораторию. Я хочу, чтобы там сделали ее анализ. Я узнаю, насколько близок мне этот человек и сколько в нем человеческого… и насколько он отличается от меня.

Эдрик Штурман тем временем извлек из сумки кусок ткани и перевязал рану, а другим куском материи заткнул отверстие в баке.

— Насколько я тебе близок? — закричал он, не сводя воспаленного взгляда с Алии. — Настолько, насколько я несу бремя жизни. Но во мне нет темной памяти о дикости — и этим я отличаюсь от тебя!

— Думаю, что у тебя есть и другое бремя, которого лишена я, — сказала Алия. — Что ты думаешь, Хаит? — спросила она, обращаясь к Дункану.

Он ответил вопросом на вопрос:

— Почему вы меня так называете?

— Хаит? — переспросила она. — Но разве тебя зовут не так?

— Да, — неохотно признал Дункан.

— Ты можешь ответить на мой вопрос? — раздраженно проговорила Алия.

— Воздух, которым дышит этот навигатор, насыщен меланжей. Это говорит о нем многое.

— А те капсулы, которые он то и дело бросает в рот, — продолжала допрос Алия, — они не добавляют штрихи к общей картине?

— Я бы сказал, что это просто дополнительные дозы пряности, — согласился Дункан.

— Дозировка, которой навигатор поддерживает свою жизнь, стимулирует его воображение, — сказала Алия. — Как ты это расцениваешь?

Дункан глубоко вздохнул, в его облике появилось типичное для ментата отчуждение. Наконец он снова заговорил:

— Навигатор Гильдии пользуется пряностью, чтобы усилить способность к предзнанию. Без этих способностей он не в состоянии прокладывать безопасные маршруты своих кораблей. Чтобы исполнять свои обязанности, он со временем должен потреблять все больше и больше меланжи…

— Потребность в дозе должна увеличиваться с быстротой, которая регулируется давлением внешней необходимости, — сказала Алия. — То же самое ощущаем и мы — я и мой брат.

— Вы глупцы! — закричал Эдрик.

Алия обернулась и метнула гневный взгляд на навигатора, плавающего в своем баке. Концентрация оранжевого газа явно уменьшилась, и он стал прозрачнее.

— Ты выбрал себе защитника? — спросила она.

— Я выбираю Преподобную Мать, которую вы держите в тюрьме, — огрызнулся Эдрик. — Гайус Хелен Мохиам.

— Очень хорошо, — согласилась Алия и обратилась к капитану: — Возьмите посла под стражу и не спускайте с него глаз до начала суда. Ежедневно докладывать мне о его действиях. Кроме того, возьмите пробу газа из бака на анализ. Замените газ на чистый воздух Арракиса.

— Вы не можете этого сделать! — забеспокоился навигатор. — Не должны, не имеете права!

— Почему нет? — поинтересовалась Алия. — Неужели это убьет вас?

— Вы же знаете, что нет, — прошипел он, приблизив лицо к прозрачной стенке бака.

— Это лишит вас способности к оракульским прозрениям, — сказал Дункан Айдахо.

— Вы бесчеловечны! — воскликнул Эдрик. Он трясся от нервного возбуждения.

— Человечность? — переспросила Алия. — Что это еще за детский лепет про какую-то человечность? Ты проиграл и только поэтому обратился к этому сильному внутреннему чувству, оскорбленному внешним насилием. Ха! Вот что я скажу тебе, игрок: человечность — это шаткий аргумент, соломинка, за которую хватается неудачник. Ты не смог просчитать последствия, игрок.

— Как вы меня назвали? — спросил Эдрик. Дрожь чувствовалась даже в механически преобразованном голосе. Навигатор был потрясен.

— Игроком! — отрезала Алия. — Можете считать это комплиментом.

— Вы шутите, — запротестовал Эдрик.

— Игроки и экологи — единственные люди на свете, которые действительно просчитывают последствия, — сказала Алия. — Мы — оракулы — всегда игроки. Мы всегда на один шаг опережаем политиков и бизнесменов. Это я говорю вам со всей серьезностью.

Навигатор покачал головой, отчего все его тело совершило какое-то рыбье движение.

— Я прошу вас не лишать меня пряности, которой я дышу, — взмолился он.

— Чем вы заплатите мне за такую милость? — спросила Алия.

— Заплачу?

— Правительство моего брата вообще склонно к сделкам. Оно любит торговаться, — сказала Алия.

— Я должен платить? — повторил Эдрик, на этот раз громче.

— Если мы завели об этом речь, — наставительным тоном произнесла Алия, — то торгуются абсолютно все правительства. «Богатство преодолевает все» — как любил говаривать мой отец. — Она искоса взглянула на Дункана. Его металлические глаза были закрыты. Эта расслабленная поза придавала ему на удивление человеческий облик, маскируя субстанцию гхола, из которой он был слеплен.

Словно почувствовав ее взгляд, Дункан поднял веки. Металлические глаза, блеснув, обратились на Алию.

— Правительства всегда, что для них очень удобно, не замечают собственной несправедливости, — сказал он. — Так меня учили. Разве вы не видите, что играете в их игру?

От гнева у Алии порозовели щеки.

— Ты мог бы и не задавать таких вопросов! — вспылила она.

— Когда сила затыкает рот исследованию, — сказал Дункан, — наступает смерть цивилизации.

Алия бросила на него недовольный взгляд, но сумела быстро взять себя в руки. Какая банальность!

Эдрик во все глаза смотрел на гхола. Навигатор изогнулся всем телом, не отрываясь от двоих людей, стоявших возле его бака.

— Хаит, — произнес Эдрик, — ты не откажешься помочь в моей защите?

Алия взвилась как ужаленная.

— Вы слишком многое себе позволяете, посол!

— Неужели? — спросил посол, испытующе глядя на Дункана.

— Да, это верно, — согласился с Алией Дункан. — Я был подарен Дому Атрейдесов — бесплатно отдан, бесплатно принят. Вы не можете больше рассчитывать на мою службу.

— Надо немедленно поставить в известность моего брата, — вкрадчиво произнесла Алия. — Его суждение, в конце концов, перевешивает все остальные.

— Вы слишком легко понимаете закон, — проворчал навигатор. — Его язык прост настолько, что даже самый необразованный гражданин способен его понять.

— Язык закона, — сказала Алия, — означает ровно то, что имеет в виду мой брат.

Жестом дав всем понять, что с этим делом покончено, она отвернулась, приказав гвардейцам оставаться на месте, и направилась к помосту. Дойдя до него, она обернулась.

— Хаит, вы пойдете со мной.

Дункан пожал плечами и отделился от солдат. Он слышал, как за его спиной гвардейцы прицепили шнур к баку навигатора и потащили его прочь из аудиенц-зала. Потом в помещение вошли другие стражники и принялись убирать мертвые тела, чтобы в другом месте забрать их воду.

Солдаты Алии были, в конце концов, настоящими фрименами.

Новая глава. Дистранс

Гвардейцы беспорядочно толпились на переднем дворе, люди были возбуждены, слухи передавались из уст в уста, стоял неумолчный невнятный гомон.

Обе полные луны уже поднялись, но они висели в небе с той стороны прохода, по которому Пауль вернулся в убежище, где не было ни одного окна. В холле царила темнота, немного рассеиваемая светом, падавшим из открытой двери зала допросов. Отсутствие освещения диктовалось соображениями безопасности. В темноте трудно попасть в цель.

Слухи о драке возле дома Отгейма обогнали Пауля, и теперь из помещения охраны послышался взрыв восклицаний — люди узнали о возвращении Императора. Гвардейцы махали руками, и силуэты их четко выделялись на фоне освещенного дверного проема.

Впереди Пауля шли два воина Стилгара, которые, подхватив под руки, волокли между собой Биджаза. Короткие ножки карлика не должны были задержать императорское действо. Биджаз, оправившийся от страха, метал по сторонам быстрые взгляды — настороженные и любопытные.

— Немедленно соберите Совет Наибов, — приказал Пауль, войдя в зал. — Выключите весь свет, оставьте его только там, в углу, — он протянул вперед руку, — где мы будем допрашивать Биджаза.

— Вы не можете допрашивать человека-дистранса. — Гротескное проявление чувства собственного достоинства вызвало смех у стражи.

— Слушайте его, — сказал кто-то. — Вы хотите его послушать?

— Усадите его, — приказал Пауль. — Стилгар! Где Стилгар?

— Отправился за наибами, сир, — сказал стоявший за спиной Императора человек.

Пауль узнал голос Баннерджи, обернулся и спросил:

— У вас готово записывающее дистранс устройство?

— Все готово, сир. — Баннерджи жестом указал на адъютанта, несшего тонкую записывающую трубку с мотком проволоки шиги на конце.

Пауль взглянул на карлика, стоявшего теперь между двумя бесстрастными гвардейцами, плавающий светильник ярко освещал всех троих. На лбу Биджаза выступили крупные капли пота. Сейчас карлик выглядел как совершенное творение — словно та цель, которую преследовали тлейлаксы, создавая его, проступила наружу через кожу недомерка. Под маской трусости и комичности прячется сила, вдруг осознал Пауль.

— Ты действительно работаешь дистрансом? — спросил Пауль.

— Многие создания выступают в роли дистрансов, сир, — ответил Биджаз. — Любое существо, обладающее голосом и нервной системой, может быть дистрансом. Вы должны это знать. Вы же знаете все.

— Но не это, — произнес один из гвардейцев, стоявших слева от Баннерджи, и толкнул товарища в бок.

Пауль подумал о кодовом слове, которое Отгейм вывел путем умозаключений, — имя одного из убитых, Джеймис. Пауль не хотел произносить это слово вслух, чтобы испытать карлика. Было что-то унизительное в использовании человека — пусть даже такого, как этот, — в роли дистранса.

— Установите на записывающем устройстве режим немедленного перевода, — распорядился Пауль.

Стоявший рядом с Баннерджи гвардеец отрегулировал прибор.

— Джеймис, — произнес Пауль.

Биджаз оцепенел. С губ его сорвался слабый, но резкий звук. Глаза остекленели. Звук странно ундулировал, меняясь по высоте.

Пауль, не отрываясь, смотрел на устройство, из которого заговорил высокий голос. Голос говорил медленно, с длинными паузами, словно человек, произносивший слова, очень устал.

— Тибана был последователем сократовского христианства, — вещал тихий голос. — Вероятно, он был уроженцем IV Анбус и жил между восьмым и девятым веками, скорее всего в правление Коррино II. До наших дней дошло всего несколько сочинений Тибаны, откуда и взят следующий фрагмент: «Сердца всех людей обитают в одной глуши». Это надо помнить, если хочешь разоблачить предательство.

Пауль всмотрелся в лица ничего не понимающих помощников и гвардейцев. Он не сказал им, какие сведения скрывает Биджаз, и они не знали, чего ждать. Но будут ли названы карликом имена ныне живущих людей?

— Фримены отдаленной пустыни возродили обычай кровавых жертв Шаи-Хулуду. — Голос из раструба сопровождал тонкий свист карлика. — Они утверждают, что Император и его сестра — одна плоть, они срослись спинами, и с одной стороны это мужчина, а с другой — женщина.

Пауль увидел, что все взгляды обратились на него. Внезапно он почувствовал, что существует во сне, управляемом каким-то иным сознанием, и что он мог бы мгновенно забыть все и потеряться в глубинах чуждого сознания.

— Император и его сестра должны умереть одновременно, чтобы сделать миф реальностью, — сипел раструб. — Слова панегириста Отмо повторяют на тайных проповедях: «Муад'Диб — это буря Кориолиса, — говорят они. — Он — ветер, несущий смерть в своем чреве. Алия — молния, которая бьет из песка в темное небо». И они кричат: «Выключите свет, ибо наступил день!» Это сигнал, который прозвучит, когда надо будет напасть.

Пауль подумал об этом древнем ритуале, мистическом, сплетенном с народной памятью — старые слова, старые обычаи, забытый смысл — кровавая игра идей во Времени. Идеи… идеи — в них заложены великие силы. Они могут сметать с лица земли цивилизации, но они же могут пролить ослепительный свет, оживить умы и восславить жизнь на многие столетия. Он взглянул на карлика и увидел молодые глаза на старом лице. Глаза были совершенно синие! Значит, и этот карлик зависит от меланжи. Что это может значить? Он принялся внимательно изучать глаза, полностью синие глаза, к которым сбегались морщинки у висков. Какая большая у него голова. Средоточием же лица был рот, сложенные губы которого продолжали издавать монотонный высокий свист. Имена, подумал Пауль. Переходи к именам.

— Среди наибов есть предатели — это Бикурос и Кагуэйт. Это Джейдида, секретарь Отмо.

Пауль заметил, что все вокруг напряглись в нервном ожидании. Теперь гвардейцы и адъютанты поняли, что здесь на самом деле происходит. Баннерджи сделал полшага вперед и пылающим взором уставился на карлика.

Баннерджи тоже? — удивился Пауль. Он был одержим чувством опасности. Бикурос, Кагуэйт, Джейдида!

— Это Абумоджандис, адъютант Баннерджи, — продолжал Биджаз. — Это Элдис…

Рядом с Паулем произошло какое-то движение, он ожидал нападения, но не думал, что все случится именно так. Баннерджи вдруг резко повернулся боком и встал между Паулем и адъютантом, державшим прибор. Из раструба инструмента вырвался сноп пламени, ударивший Баннерджи в бок. Высокий голос, раздававшийся из трубы, смолк, хотя Биджаз продолжал непрерывно издавать прежний свист. Пауль мгновенно обнажил стилет, вытащив его из ножен, спрятанных а левом рукаве. Клинок молниеносно вонзился в горло предателя. Баннерджи упал на руки Пауля, прошептав:

— Милорд, я не успел…

Адъютант лежал на полу, раскинув руки, на которые успели наступить несколько гвардейцев. Человек был мертв. Теперь Пауль узнал его: Абумоджандис, из фрименского сиетча Балак. Список Отгейма оказался точен — все они предатели.

Медики приняли Баннерджи из рук Пауля.

В этот момент до Императора дошло, что Биджаз по-прежнему продолжает монотонно свистеть. Но прибор дистранса умолк, видимо, навсегда.

— Кто-нибудь, принесите другой прибор, — рявкнул Пауль. — И попробуйте пока заткнуть эту тварь!

Но, отдавая этот приказ, Пауль прекрасно понимал, что карлика невозможно остановить, пока он не прочтет послание до конца. Билет был только в один конец — если рассказ начинался, прервать его и обратить вспять было невозможно. Придется начинать все сначала.

— Отведите его в другую комнату, — приказал Пауль. Суета, вызванная его приказом, усугубилась прибытием наибов, членов фрименского Совета Сиетчей. Процессию возглавлял Стилгар. Теперь он был одет в официальное одеяние — мрачная фигура, увенчанная буйной шапкой черных волос. Обветренное лицо, массивный нос и словно вырубленные из камня скулы хранили выражение постоянной готовности к бою.

— Милорд, — обратился он к Паулю, — что…

Пауль, не сказав ни слова, ответил жестом и так же молча оглядел процессию. Бикуроса и Кагуэйта среди прибывших не было.

— Где Бикурос и Кагуэйт? — спросил он.

— Они отбыли в пустыню, чтобы доставить наблюдателя для Кизарата, — ответил Стилгар. — Они ушли, когда мы были… в городе.

— Наблюдателя? — спросил Пауль. — Кого именно? Спрашивая, он уже заранее знал ответ на этот вопрос.

— Но, милорд, — ответил Стилгар, — вы же знаете, что Отмо назначил свою помощницу, Джейдиду.

— Значит, они решили улизнуть, — констатировал Пауль. Он заметил, что медики принесли носилки, и уставил в одного из врачей вопрошающий взгляд.

— Он будет жить, милорд, — ответил врач. — Предатель воспользовался режущим лучом, но ваш кинжал вовремя поразил негодяя.

— Этот человек заслонил меня своим телом. Позаботьтесь, чтобы он ни в чем не нуждался, — приказал Пауль.

— Слушаюсь, милорд. — Медики вынесли носилки из зала.

— Среди наибов есть предатели, — произнес Пауль. — Среди них Бикурос и Кагуэйт. А также Джейдида. Я не рассчитываю, что вы их поймаете, но погоню все же отрядите.

Стилгар собрался выполнить распоряжение.

— Да, и найдите Элдиса, — добавил Пауль.

— Смотрителя тюрьмы? — удивленно осведомился остановившийся Стилгар.

— Ты знаешь другого Элдиса? — язвительно осведомился Пауль.

— Но он тоже ушел с той же партией в пустыню, — доложил Стилгар. — Он говорил о визите в…

— Пошлите за ним, — прорычал Пауль.

— Слушаюсь. — Стилгар поспешно вышел из зала.

Пауль посмотрел на собравшихся наибов в богатых одеяниях. Они сильно изменились со времен эпохи сиетчей. Наибы выжидающе смотрели на Пауля. Все молчали.

В любом случае Пауль чувствовал стать истинного фримена, которую наибы скрывали под маской пустынных гедонистов, наслаждающихся вещами, едва ли доступными большинству людей. Он видел, какие взгляды бросают они в направлении двери, куда увели Биджаза. Свистящий пронзительный звук продолжал беспрерывно звучать. Некоторые наибы смотрели в окно, открывавшееся в один из огороженных садов Убежища. Во взглядах чувствовалось внутреннее напряжение. Они не любили зданий, эти люди. Никакие экзотические удовольствия не могли изменить этой привычки. Они чувствовали себя не в своей тарелке, оказавшись в пространстве, окруженном стенами, искусственно возведенными на поверхности земли. Дайте им пещеру, вырубленную в скалах Арракиса, и они сразу успокоятся.

Пауль поочередно всматривался в лица: Хобарс, Раджифири, Саджид, Умбу, Легг… Имена очень важны для фрименов, ибо каждое из них привязано к определенному месту на Дюне — сиетч Умбу, впадина Раджифири…

Он перевел внимательный взгляд на лицо Раджифири, вспомнив былого грубого и бородатого командира второго эшелона в битве при Арракине. Теперь Раджифири был одет с безупречным щегольством в накидку из паратского шелка. Накидка была расстегнута до пояса, позволяя любоваться превосходно выстиранной и украшенной несравненной вышивкой рубашкой, увешанной блестящими зелеными драгоценными камнями. Талию подчеркивал пурпурный пояс, блиставший по краям золотыми заклепками. Рукава, выступавшие через боковые прорези в накидке, были собраны в пышные складки темной, черно-зеленой, очень дорогой ткани.

Черно-зеленый цвет был цветом знамени Дома Атрейдесов и означал, что носивший эти цвета человек верен своему Императору. Но теперь Пауль сомневался, что эта верность проникает глубже тонкой ткани роскошной рубашки.

Тем временем писк карлика смолк.

Пауль вкратце обрисовал наибам спожившуюся ситуацию, продолжая вглядываться в их лица. Реакция любого из них могла многое сказать об истинных намерениях тренированному наблюдателю. Но их было слишком много, чтобы можно было охватить все лица одним взглядом, да и к тому же мешали бьющие через край эмоции, сродни тем, какие бушуют на поле битвы. Пауль видел, что это волнение воспламенило старые привычки наибов. Имперская шелуха начала стремительно сползать с них, обнажая подлинную суть.

Наибы наперебой принялись протестовать, изъявляя свою преданность.

Взмахом руки он приказал им замолчать, притушив вспыхнувший было огонь.

— Вы останетесь здесь и будете через дверной проем смотреть на допрос карлика.

Когда он повернулся, чтобы выйти в соседнее помещение, справа послышался какой-то шум. Сквозь ряды наибов в зал вломился высокий плечистый Стилгар.

— Их преследуют, милорд, — сказал он, встав перед Паулем. — Должен сказать, что если бы на их месте был я, то вы ни за что не поймали бы меня, милорд… а эти люди в пустыне не менее опытны, чем я.

— Ты отправил в погоню людей, которые тоже так думают? Стилгар удивленно вскинул брови.

— Прости, Стилгар. Конечно, ты все сделал правильно, — сказал Пауль. — Как, по-твоему, поступят беглецы?

— Вы знаете ответ не хуже меня, сир.

Пауль удрученно кивнул. Эта смертельно опасная группа, должно быть, имеет друзей на других планетах, в Гильдии, в Бене Гессерит, а может быть, даже и в Совете Земель. Его противники на других планетах, Пауль доподлинно знал это, сделают все, что в их силах — не выставляя напоказ свои действия, — чтобы ослабить власть Императора. Они не прочь попытаться приютить горстку беглецов с Арракиса.

— Дайте им два дня, и они покинут Арракис, — сказал Пауль.

— Может быть, нам стоит сначала дослушать карлика? — спросил Стилгар. Он повернул голову к двери.

Пауль последовал его совету и первым направился в соседний зал. Биджаз сидел на низком диване у противоположной стены на скрещенных ногах. По его большому, с крупными чертами лицу было видно, что он просто наслаждается передышкой. Несмотря на видимую расслабленность, Пауль заметил в нем и харизматическую настороженность, напомнившую Паулю о древних идолах. Рядом с Биджазом, вытянувшись в струнку, стояли сторожившие его гвардейцы. Один из них неуверенно шагнул вперед, держа в руках новый прибор.

Стилгар взял дистранс, осмотрел его и кивнул Паулю.

Биджаз взглянул на Пауля и осклабился.

— Ну что, — сказал он, — вы много узнали?

Он не понял, что мы пропустили почти всю информацию, подумал Пауль.

— Мы хотим повторить все сначала, — сказал Пауль.

— И чего вы этим добьетесь? — спросил Биджаз. — Информация будет абсолютно такой же.

— Мы хотим убедиться в ее истинности, — произнес Стилгар.

— Кто же тот неотесанный мужлан, который так домогается истины? — спросил Биджаз.

Стилгар схватился за рукоять ножа.

— Разве он не понимает, что Императору нужна победа, а не истина? — хитро склонив голову, проговорил карлик.

— Придержи язык, не то я его отрежу, — пригрозил Стилгар.

Биджаз метнул испуганный взгляд на Пауля.

— Вы позволите ему это сделать, сир?

— И что бы ты стал делать, не окажись я рядом? — спросил Пауль, чтобы разрядить обстановку.

Но Стилгар резко дернул подбородком.

— Не время для шуток, милорд. Давайте начнем. Пауль сделал глубокий вдох и произнес:

— Джеймис.

Император сказал ключевое слово, которое должно было погрузить карлика в транс, но Биджаз как ни в чем не бывало продолжал, моргая, смотреть на Пауля.

— Джеймис, — повторил Пауль. Никакой реакции не последовало.

— Почему вы повторяете имя своего ушедшего друга? — спросил Стилгар.

— Это ключ к дистрансу, — ответил Пауль и повторил то же в третий раз: — Джеймис.

Биджаз бодрствовал.

— Дистранс очищен, — сказал Стилгар, воинственно оглядев гвардейцев. — Послание стерто.

— Как это могло произойти, Биджаз? — спросил Пауль, подавляя разгоравшуюся в нем ярость.

— У меня резко заболела голова, когда убийца напал на вас, — ответил Биджаз.

— В приборе для дистранса был зашифрован стирающий сигнал, — догадался Пауль. — Это означает, что они уже давно готовились убить меня. — Он кивнул, утверждаясь в этой мысли, и, повернувшись к Стилгару и понизив голос, сообщил ему, что сказал Отгейм об Отмо Панегиристе.

— Он предатель? — спросил пораженный Стилгар. — И он тоже? — Он сурово нахмурил брови. — Я разрежу его на куски.

— Нет, — отрицательно качнул головой Пауль. — Биджаз потерял послание и…

— Тогда мы получим признание от Отмо — как бы трудно это ни было, — настаивал на своем Стилгар.

— Ты думаешь, они не подготовились к такому повороту событий? — спросил Пауль.

— Но тогда как же…

— Есть другие способы выкурить отсюда наших врагов, — произнес Пауль. — Сколько времени, Стилгар?

— Скоро рассвет. — Он оглянулся и посмотрел на лица наибов. — Но что вы задумали, милорд?

— Камнесжигатель, — сказал Пауль. — Надо созвать здесь заседание Совета Земель с участием наибов и наблюдателя Гильдии.

— Они не найдут доказательств наличия радиоактивных материалов в камнесжигателе, сир, — сказал Стилгар. — Все дело представят как клевету, и как мы докажем, что фоновая радиация отличается от…

— И все же это был камнесжигатель, — упрямо повторил Пауль. — Нет иного способа воспламенить камнесжигатель. Кто-то играет в очень опасные игры. И наверняка остались следы его доставки сюда. Эти люди оставили не менее отчетливые следы, чем оставляет птица в грязи.

— Птица в грязи, милорд?

— Не обращай внимания, Стил, — сказал Пауль. — Это можно проследить. Камнесжигатель доставлен сюда лайнером Гильдии; это надо хорошенько помнить. Гильдии придется ответить на этот вопрос Совета Земель. Ни один договор или торговое соглашение не могут быть подписаны, пока…

— Пряность, милорд, — сказал Стилгар.

— Естественно, мы полностью прекратим отгрузку пряности, — согласился Пауль. — Посмотрим, как им это понравится. Как только закончатся все запасы пряности, прекратится всякое межзвездное сообщение во вселенной. А мы не возобновим поставки до тех пор, пока нам не выдадут виновников.

— Это сработает, если они не найдут замену пряности, — сказал Стилгар.

— Это маловероятно, — возразил Пауль.

Биджаз насмешливо захихикал.

Пауль повернул голову к карлику, успев заметить, что тот мгновенно привлек к себе всеобщее внимание.

— Как им уже завтра захочется не иметь зубов, — давясь смехом, с трудом произнес Биджаз.

— Во имя червя, что ты хочешь этим сказать? — взвился Стилгар.

— Без зубов они не смогут ими скрежетать, — рассудительно сказал Биджаз.

На этот раз рассмеялся даже Стилгар. Пауль молча наблюдал за этой сценой.

— Кого ты имеешь в виду под словом «они»? — спросил он.

— Ну как же, сир, — ответил карлик, — они — это те, кто привез камнесжигатель и направил его на вас. Разве они захотят, чтобы вы остановили поток пряности?

Новая глава. Конец заговора
(Резко меняющая концовку «Мессии Дюны»)

Мои враги могут притворяться. Они всегда могут притворяться. Даже императорский закон не всесилен.

Муад'Диб и его закон. Комментарии Стилгара.

Сквозь маленькое, заблокированное полем отверстие Эдрик внимательно смотрел в примыкавшую к баку камеру. Им овладели тоска и глубокий фатализм. Преподобная Мать нервно мерила шагами тесную камеру, не обращая ни малейшего внимания на визитера.

Сложив руки на коленях, на кровати Преподобной Матери сидела Ирулан. Светлые волосы были стянуты в тугой узел, на бледном лице — ни кровинки.

— Я сделала все, как мне было приказано, — сказала Ирулан. — Может ли она теперь лететь за своими детьми?

Преподобная Мать бросила предостерегающий взгляд в сторону двери, за которой безотлучно дежурили охранники, взглянула в те углы камеры, где могли находиться подслушивающие устройства, и принюхалась. Тюремный запах раздражал ее.

— Какое это имеет значение, если они нас услышат, — со злостью произнесла Ирулан. — Если он хочет остаться у власти, то должен прийти ко мне, и прийти на моих условиях.

— На твоих условиях? — спросила Преподобная Мать; в голосе ее прозвучали язвительные нотки.

— Его наложницы — его связи с фрименами — больше не существует, — жестко сказала Ирулан.

— Ты в этом уверена? — не глядя на Ирулан, спросила Преподобная Мать. Что-то здесь было не так, и она чувствовала это благодаря своим небольшим способностям к предзнанию, обусловленным пристрастием к пряности.

— Сообщения спецслужб не обманывают, — сказала Ирулан. — Она мертва. Остались два ублюдка, но они не имеют официального статуса.

— У них будет любой статус, какой он захочет им предоставить, — возразила Преподобная Мать.

Ирулан продолжала, будто не слыша:

— Он будет вынужден освободить тебя. Он прожженный политик, мой супруг. Дни меланжевой монополии сочтены, и он прекрасно это знает. Он должен пойти на уступки, на компромиссы. Другого выхода у него нет.

— Твой супруг? — Преподобная Мать насмешливо улыбнулась.

— Теперь-то он действительно станет моим полноценным супругом, — чопорно произнесла Ирулан. — Это одна из уступок, которых мы потребуем от него.

— Потребуем ли? — поинтересовалась Преподобная Мать. Сквозь глазок она наконец разглядела лицо Эдрика.

— Что ты на это скажешь, навигатор Гильдии?

— Дни меланжевой монополии действительно сочтены, — сказал Эдрик, — но все выйдет не так, как мы того желаем.

— И каким же ты видишь будущее? — спросила Преподобная Мать. — Что пойдет не так?

Эдрик в ответ только покачал головой.

— Какое это имеет значение? Теперь они не могут изменить ход вещей. Слишком поздно.

— Ты вообще-то должен быть штурманом, живой оракул, — настаивала Преподобная Мать. — Что ты видишь?

В ответ Эдрик снова пожал плечами. Непривычное для него чувство жалости и доброты заставило его смолчать.

— Ты называешь себя живым оракулом, — насмешливо сказала Ирулан, — но не знаешь ни того, что я сделала, ни того, что сделаю в будущем.

Эдрик, нагнувшись, пристально вгляделся в ее лицо.

— Вас вообще не должно быть здесь, миледи, — сказал он. — Гвардейцы выведут вас отсюда. Идите с ними, пока еще есть время.

— Что за чушь вы несете? — спросила Преподобная Мать, чувствуя скрытый подтекст в словах Эдрика.

— Это очень опасное место, — ответил Эдрик, — и скоро оно станет еще опаснее.

— Вы просто болтаете сами не знаете что, — проговорила Преподобная Мать, но в голосе ее не было убежденности. Она снова нетерпеливо зашагала по камере, возбужденная каким-то смятением собственного предзнания.

— Ты что-то видел, — обвиняющее произнесла Ирулан. Она встала и подошла ближе к глазку.

Преподобная Мать силой оттащила ее от двери.

— Он ничего не видел, кроме расплывчатых пятен своей собственной жизни, кувыркающихся перед его глазами! Разве не так, штурман?

— Возможно, — согласился Эдрик. Тоска и равнодушная безнадежность снова захлестнули его.

— Ну и что это? — резко спросила вдруг Преподобная Мать.

— Что-то? — переспросил Эдрики покачал головой. Ему не хватало воздуха с пряностью. Клетки его испытывали голод, который нельзя было утолить через желудок.

— Говори, что ты видел! — выйдя из себя рявкнула Преподобная Мать.

— Он мертв, — ответил Эдрик.

— Мертв? — переспросила Ирулан. — Кто мертв?

— Атрейдес, — ответил Эдрик.

Преподобная Мать резко застыла перед смотровым глазком и утвердительно кивнула.

— Вот, значит, как, — побормотала она. — Что ж, видимо, так было суждено.

— Это означает, что он победил нас, вы понимаете это? — спросил Эдрик.

— Чепуха! — огрызнулась Ирулан. Она с ненавистью уставилась на его оранжевое лицо, на глазурованную синеву его крошечных глазок.

— Умно, умно, умно… — продолжала бормотать вполголоса Преподобная Мать.

— Это не может быть правдой, — крикнула Ирулан. Глаза ее были полны слез.

— Умно, умно… — проговорила Преподобная Мать.

— Нет, это правда, — сказал Эдрик. — Он умер. Он ушел в пустыню умирать. Он ушел к Шаи-Хулуду, как принято говорить в этом гиблом месте.

— Умно, умно… — как заведенная повторяла Преподобная Мать, старчески тряся головой.

— Это не умно, — взорвалась Ирулан. Она посмотрела на Преподобную Мать. — Если он действительно это сделал, то совершил непоправимую глупость.

— Умно, — упрямо сказала Преподобная Мать.

— Это был ребяческий поступок, — продолжала кипятиться Ирулан. — Вы, дескать, еще пожалеете, когда меня не будет! Это же детство…

— И мы действительно готовы пожалеть об этом, — сказал Эдрик.

— Нет, это не ребячество, — возразила Преподобная Мать.

— Но зачем он пожертвовал собственной жизнью? — недоумевающе спросила Ирулан.

— А почему он не мог этого сделать? — сказал Эдрик.

— В самом деле, почему? — поддержала его Преподобная Мать. — У него была только одна жизнь. Но как можно использовать жизнь, чтобы получить такое преимущество? Это было умно. Это было наивысшим проявлением его интеллекта. Мы уничтожены этим поступком. Я ему от души завидую.

— Миледи, — обратился Эдрик к Ирулан, — вы религиозны?

— О чем вы говорите? — резко спросила Ирулан. Она приложила руку к щеке и вызывающе посмотрела на навигатора.

— Прислушайтесь, — сказал он.

В наступившей тишине Ирулан услышала звук дальней ревущей волны, приглушенный стенами и расстоянием гул множества голосов.

— Что это? — спросила она.

— Это толпа, — ответила за него Преподобная Мать. — Им сказали об этом, а? — Она посмотрела на Эдрика.

— Они обвиняют вас, — вместо ответа произнес Эдрик. — Они говорят, что это вы убили Чани, а ее смерть убила Муад'Диба.

— Что… как… — Ирулан бросилась к двери и принялась изо всех сил колотить в нее кулаками. Но охраны не было.

— Они ушли узнавать, что это за шум, — объяснил Эдрик. — Но все равно уже поздно.

— Почему вы спрашиваете, религиозна ли я? — закричала Ирулан, бросившись обратно к смотровому глазку.

Преподобная Мать оттащила ее от круглого отверстия и жестом указала на кровать.

— Сядь и успокойся.

— Вера иногда помогает, — сказал навигатор. — Она…

— Не обращай внимания, — проговорила Преподобная Мать, продолжая безостановочно трясти головой.

Рев толпы усилился. Стали слышны отдельные выкрики.

— Я требую, чтобы меня выпустили отсюда, — плачущим детским голоском произнесла Ирулан.

— Когда-то я спросил его об отношении к религии и к богу, — заговорил навигатор, глядя на Преподобную Мать. — Это был интересный разговор.

— О, — сказала Преподобная Мать, — и что же вы спросили?

— Среди прочего я спросил, говорил ли с ним бог?

— И что он ответил?

— Он сказал, что все люди говорят с богом. И я спросил его тогда, не бог ли он сам?

— Гарантирую, он дал очень уклончивый ответ, — сказала Преподобная Мать. Ей пришлось повысить голос, чтобы перекричать рев толпы.

— Он ответил, что некоторые люди утверждают это. Преподобная Мать кивнула.

— И я спросил его, — продолжал Эдрик, — так же ли говорит и он сам? И он ответил, что за всю историю человечества очень мало богов жили среди людей. Я упрекнул его в том, что он не отвечает на мой вопрос, и он сказал: «Я не говорю, я не говорю…»

— Жаль, что я не знала раньше об этом разговоре, — сказала Преподобная Мать.

— Почему никто не приходит, чтобы выпустить меня отсюда? — продолжала тихо хныкать Ирулан, сидя на кровати.

Преподобная Мать подошла к кровати и села рядом с Ирулан, взяла ее за руки.

— Не бойся, дитя мое. Ты готова к тому, чтобы стать святой.

Они замолчали, так как в камере раздался оглушительный грохот и тяжелый удар сотряс дверь.

Наконец дверь дрогнула и раскололась. Толпа хлынула внутрь. Первые из них пали мертвыми, но толпе несть числа. Она победила и принялась разрывать на части обитателей камеры.

Слепой Пауль в пустыне
(Это была заключительная глава первоначального варианта «Мессии Дюны»)

Он резко сел и окинул взглядом зеленоватый полумрак сберегающей палатки. Фримнабор лежал у его ног. Он был доволен палаткой и теми немногими пожитками, какие были в его распоряжении. Его внимание привлек фримнабор. Такое маленькое произведение человеческого искусства и умения. Однако все это было необходимой частью его собственной способности выжить в этом месте. Очень любопытно. Много смертей случилось, прежде чем люди додумались сделать несколько совершенно незамысловатых и простых вещей… воплощавших собой жизнь. Он думал, не выбросить ли ему некоторые веши из набора. Какие из них, при своем отсутствии, могут неминуемо привести к смерти? Пистолет с краской? Он вынул его из мешка и отшвырнул в сторону. Нет, пистолет к таким вещам не относится. Зачем он станет оставлять на песке огромное пятно, видимый крик о помощи?

Ощупывая пальцами, он отыскал клочок меланжевой бумаги. Он поднес его к глазам и на свету прочел написанное — официальная инструкция о составе набора и о порядке его укладки. Официальная инструкция! Подумать только! И ведь, наверное, он сам ее и подписал. Да, вот и подпись: «По распоряжению Муад'Диба».

«Важной обязанностью чиновников, находящихся при исполнении власти…»

Нудный, тяжеловесный и самодовольный язык правительственной канцелярии привел его сейчас в неописуемую ярость. Он скомкал бумажку и тоже отбросил ее в сторону. Что случилось, подумал он, с теми послушными звуками, с чистейшим смыслом, которые самим своим существованием отметали прочь всякий вздор? Где-то, в каком-то затерянном уголке, они надежно защищены, спрятаны, ожидая своего случайного открытия. Ум его напряженно работал, как может работать только ум ментата. То тут, то там появлялись отрывочные проблески знания. Так развевались, наверное, волосы русалки, завлекающей охотника в губительную глубину изумрудной подводной пещеры.

Он резко встряхнулся, силой вытаскивая себя из убаюкивающей пропасти, кинувшись в которую, он оказался бы в кататоническом забытье. Во всяком случае, ментатские рассуждения убеждали в том, что он должен исчезнуть внутри самого себя. Основания? Их больше чем достаточно. Он видел их в миг бегства. В тот момент ему казалось, что его жизнь растянулась до бесконечных размеров вселенной. Предзна-ние уже и без того даровало ему бесконечность опытов. Но реальная, истинная его плоть сжалась, она оказалась конечной, и все ее пространство сократилось до изумрудной пещеры сберегающей влагу аварийной палатки, стенки которой трепетали в барабанном ритме усиливающегося ветра. Песчинки ударялись о туго натянутое полотно, как неразумные птицы, налетающие на препятствие.

Пауль добрался до входного полога, раскрыл его, выскользнул наружу и бегло осмотрел пустыню, увидев очевидные признаки надвигавшейся бури: коричневые пыльные буруны, исчезновение птиц, усилившийся кремнисто-сухой запах пустыни. Он застегнул защитный сберегающий костюм и попытался рассмотреть хоть что-то за коричневатой дымкой, застилавшей горизонт. Очень далеко, где-то на краю каменисто-песчаной равнины, вздымались крутящиеся потоки пыли. Эта картина ясно говорила Паулю, что творится за всеми этими далекими видениями. Он мысленно рисовал себе бурю, гигантского червя из песка и пыли — двести или более километров катящейся скрежещущей неумолимой силы. Она будет двигаться, не встречая ни препятствий, ни сопротивления, набирая скорость и мощь. В течение часа она покроет расстояние в шестьсот или семьсот километров. Если он не будет ничего делать и просто останется здесь, то буря придет сюда, сдерет плоть и раздробит кости на тонкие белые щепки. Он сольется с пустыней. Пустыня станет его воплощением, а он — воплощением пустыни.

Пауль вдруг задумался о мрачном чуде — вечном стремлении жизни к смерти. Изумление встряхнуло его. Он решил, что не даст планете просто взять и сожрать его. Атрейдес не может, не имеет права сдаться на милость судьбе, даже если сталкивается с неизбежным.

Времени на свертывание палатки уже не оставалось. Он вернулся под тент, схватил ранец, застегнул его и, неся ранец за лямки одной рукой, начал взбираться по гребню скалы с подветренной стороны. Чтобы уцелеть, надо было найти защищенное от ветра убежище, но на этой стороне скалы не было даже трещины. Предыдущие бури сгладили склон, отполировали его, превратив в идеально ровную вогнутую поверхность, по которой Пауль скатился в нанесенный у подножия песок. Но у фрименов были и другие способы пережить бурю. Выбрав дюну подходящей кривизны, Пауль бросился к ней. Когда он добрался до гребня, ветер уже значительно усилился, дуя резкими порывами. Он валил его с ног, крутил, с противным шорохом швырял пригоршни песка в лицо. Буря настигла его, когда он в очередной раз рухнул в песок. Во впадине между дюнами он принялся лихорадочно вкапываться в землю, отвоевывая у песка дюйм за дюймом, неловко держа ранец за лямки правой рукой. С гребня дюны соскользнул песок, засыпав ему ноги. Пыль забила носовые фильтры. Он выплюнул мундштук, натянул на голову накидку, и в этот момент его накрыла очередная волна песка.

Буря внезапно затихла, словно набираясь сил. Пауль ссутулил плечи, сжался в комок, чтобы освободить небольшое пространство, притянул к себе ранец, на ощупь извлек оттуда уплотняющий инструмент и принялся устраивать себе гнездо в глубине песка. Теперь у него было достаточно места, чтобы воспользоваться дыхательной трубкой. Пора, он уже надышал столько углекислоты, что воздух в искусственном гроте стал спертым и невыносимо тяжелым. Он пробуравил трубкой ход, направленный вперед и вверх, вывел кончик трубки на поверхность, к свежему воздуху. Теперь надо было продуть фильтры, что потом пришлось делать практически при каждом вдохе.

Над ним находился эпицентр бури, ее око. Он оказался прямо на пути ветра, в его смертоносном центре. Когда буря пройдет, ему придется пробурить выход длиной в добрую сотню футов, чтобы выйти на поверхность. Он прислушался к завыванию ветра, доносившемуся через дыхательную трубку. Не явится ли червь, услышав его возню? Неужели таким будет его конец?

Пауль прижался спиной к плотной стене искусственной пещеры, стискивая зубами мундштук дыхательной трубки. Вдох, продувание… вдох, выдох, вдох… продувание…

Светящиеся полоски фремнабора лежали рядом с ним, как зеленые изумруды, единственные источники скудного света в погруженном во мрак гнезде. Не станет ли оно его могилой? Эта мысль показалась ему чем-то забавной. Мышиная нора для Муад'Диба, Муад'Диба — скачущей пустынной мыши.

Какое-то время он забавлялся тем, что сочинял эпитафию на собственную могилу. Он умер по милости Арракиса. Его подвергли испытанию и признали человеком…

Подумал он и о том, как отнесутся к нему его последователи, поняв, что он оказался вне их досягаемости, ушел от них навсегда. Они будут говорить о нем морскими терминами, почему-то подумалось ему. Несмотря на то, что вся его жизнь здесь была пропитана песком, в могилу его проводит вода.

— Он пошел ко дну, — скажут они.

Мне никогда больше не увидеть дождя, подумал он. Никогда не увидеть деревьев.

— Я никогда больше не увижу сад, — сказал он. Голос прозвучал тихо и бесцветно в замкнутом пространстве.

Он знал, что рано или поздно все фримены увидят дождь. Увидят они и сады, лучше, чем тот, который разбили в сиетче Табр.

Он подумал о фрименах с грязными ногами, которые трогают его с любопытством, как неведомую диковинку.

Вода.

Влага.

Он вспомнил рынок, где продавали собранную росу и где собирались все торговцы водой из Арракина. Теперь они рассеяны, они перестали существовать, уничтоженные теми переменами, которые пролились на эту планету с рук Муад'Диба.

Муад'Диб, чужеземец, которого они ненавидели.

Муад'Диб был порождением иного мира. Каладан — где находится этот Каладан? Что такое Каладан для людей Арракиса? Муад'Диб привнес нечто чуждое в естественные природные циклы Арракиса. Он нарушил тайный ход жизни пустыни. Солнце и луны Арракиса навязывали планете свой ритм. Но явился Пауль Атрейдес. Арракис приветствовал его как спасителя, назвал его Махди и Муад'Дибом… и нарек его тайным именем Узула, основания столпа. Но это не изменило того факта, что он был чужеземцем, сунувшим нос не в свое дело, он был порождением иных ритмов, он стал отравителем Арракиса.

Чужак, сунувший нос не в свое дело.

Но не все ли люди таковы, подумалось Паулю. Они прикрываются завесой слов, надевают личины и выходят в открытый космос, потрясая вселенную своими великими переселениями.

В темноте Пауль задумчиво покачал головой.

Он все же попытался навести во вселенной хоть какой-то порядок. В конце концов, именно из-за этого люди будут долго помнить джихад Муад'Диба.

Он вдруг понял, что вой ветра в трубке стих. Значит, буря прошла? Он продул мундштук, чтобы очистить его от пыли. Да, вой ветра не доносился больше из трубки.

Пусть придет червь, подумал он. Я должен, во всяком случае, попытаться умереть, стоя на земле моей планеты. Он достал из ранца уплотняющий инструмент и начал пробуравливать ход наверх. Пока он работал, песок шуршал и осыпался вокруг него. Песок скрипел и терся о ранец фремнабора, когда он тащил его, привязанным за лямку к ноге, — этому трюку научил его Отгейм.

Но теперь Отгейм мертв. Сгорел в адском пламени камнесжигателя. Но одна из хитростей Отгейма, помогающая выжить в пустыне, продолжает жить и после его смерти. Сам Отгейм научился этой хитрости еще у кого-то, а тот человек тоже получил знание о ней от своего предшественника. Очень простая, но жизненно важная вещь: ты не потеряешь фремнабора, и он не будет мешать тебе копать. А вся-то мудрость заключается втом, что ранец просто привязывают за лямки к ноге.

Пауль даже почувствовал, что это не его нога, а нога другого человека, жившего задолго до него, на заре истории Дюны. Он вспомнил тот день в самом начале пребывания на планете, до того как фримены нашли и воспитали его. Тогда он потерял фремнабор, залог выживания. Они с матерью в тот же день наверняка умерли бы в пустыне без необходимых инструментов. Но тогда их обоих спасло учение прана бинду — это учение доводит энергию до самых сокровенных глубин сознания и передает ее всем, даже самым мелким мышцам.

До него вдруг дошло, что большую часть жизни здесь, на Арракисе, он стыдился своей матери. Она принадлежала ордену Бене Гессерит. В ней текла ненавистная кровь Харконненов, убивших его отца. Но до нее были бесчисленные другие — бесконечная рать людей, и каждый обладал символической ногой, к которой лямками был привязан символический фремнабор.

Пауль чувствовал, что, предаваясь этим размышлениям, он почти вплотную подобрался к поверхности. Теперь надо очень осторожно выбраться из-под песка. В момент выхода на поверхность фримен был практически полностью беззащитен. Наверху его могла ждать любая неожиданность, самой опасной из которых был смертельный враг, привлеченный звуком земляных работ.

Он осторожно продвинул инструмент вперед, инстинктивно чувствуя, что вот-вот пробьет наружный слой.

В туннель посыпались пыль и песок, в отверстие проник дневной свет.

Пауль выжидал, напрягая слух, зрение и даже обоняние.

Отверстие не закрывала никакая тень — было видно только серое небо, темнеющее на закате. Стоял сильный запах пряности. Открытый участок щеки, не защищенный костюмом, холодил вечерний ветер. Южный ветер шевелил песок, и до слуха Пауля доносился убаюкивающий шорох. Это был вечный, ни на минуту не прекращающийся звук — визитная карточка пустыни. Он прижался ухом к плотной утрамбованной стенке туннеля — и ничего не услышал: ни рева приближающегося червя, ни барабанного стука колотушки, ни скрипа песка под шагающими ногами.

Пауль вставил в нос воздушные фильтры, тщательно застегнул костюм, закрыл ранец с фремнабором и выскользнул из туннеля наружу, на наветренный склон дюны. Песок был твердо утрамбован пронесшейся бурей. Он хрустел под ногами, как снежный наст. Южный ветер нес с вершины дюны какие-то хлопья. Да, действительно, вокруг на песок ровным слоем ложились коричневые хлопья. Пауль поймал несколько из них и приложил к носовому фильтру. В нос ударил аромат свежей меланжи. Он оглядел склон. Вся пустыня вокруг — насколько хватал глаз — была покрыта толстым слоем пряности — огромным скоплением меланжи, видимо, буря вырвала из глубины мощный пласт. Он подбросил пушинку пряности в воздух и начал взбираться на гребень дюны, утопая в сугробах меланжи.

Почти добравшись до вершины, он снова приложил ухо к песку. Червь не явился, не было слышно никаких его признаков, несмотря на всю возню Пауля в туннеле.

Может быть, здесь вообще нет червей, подумал он.

Дойдя до гребня, он лег ничком на песок и по-фрименски пополз наверх, все время оглядывая окрестность. Вдруг он застыл на месте, так как услышал сильное шевеление песка на противоположном склоне дюны. Оттуда на вершину взбирался какой-то человек в капюшоне. За ним следовали другие — всего около двадцати фигур в накидках. Они временами бросали быстрые взгляды в сторону северо-восточного горизонта, а потом рассыпались знакомым порядком по склону. Он понял, что эти люди собираются вызывать червя. Потом они остановились и снова устремили взгляды на северо-восток.

Пауль тоже посмотрел в ту же сторону и увидел в небе блестевшие в лучах закатного неба точки, привлекшие внимание группы. Пауль насчитал четыре. Они выстроились в поисковый порядок и летели по направлению к группе фрименов на гребне дюны. Орнитоптеры подлетали все ближе. Фримены ждали, наклонив головы к земле.

Один орнитоптер отделился от группы, пролетел над фрименами и завис над Паулем. Грохот крыльев оглушал, а поднятый ими ветер взметнул в воздух тучу пряности. Машина сделала круг и пошла на посадку.

Внезапно фримены оживились. Из-под складок одежды были выхвачены пистолеты; их дула — направлены в сторону орнитоптера. Пилот, очевидно, заметил угрозу, так как крылья орнитоптера снова расправились, и он почти вертикально взмыл в воздух.

Все четыре машины выстроились этажеркой, сделали еще один круг над группой и исчезли в том направлении, откуда прилетели.

Они меня видели, подумал Пауль, но приняли за одного из этой шайки. Он внимательно присмотрелся кфрименам. Теперь они снова рассыпались в знакомый боевой порядок с далеко выставленными флангами. Не было никаких сомнений ни в том, кто они такие, ни в том, что они собирались делать. Это были дикие фримены, отступники, отказавшиеся принять экологические нововведения, призванные преобразить лицо планеты. Сейчас они были готовы вызвать червя, чтобы на нем отправиться в открытую пустыню.

Один из членов шайки, очевидно, ее предводитель, что-то сказал, обратившись к своим людям с вершины дюны. От группы отделился один человек и побежал по дюнам с колотушкой в руке. При каждом шаге его ноги взметали небольшие буруны песка и пыли. Пока он бежал, пустыня погрузилась в ночную тьму, и только первая луна, словно нарисованная, осталась светить с черного небосклона.

Колотушка принялась выстукивать свою призывную дробь, вызывая чудовище пустыни: бум — бум — бум — бум. Этот звук был слышен в песке не хуже, чем в воздухе. Если червь находится в пределах досягаемости, то он в ярости ринется сюда, чтобы стать для этих фрименов укрощенным верховым жеребцом.

Может ли он присоединиться к ним? Фримен мог покинуть сиетч, друзей и семью только по причинам, затрагивающим его честь. Другое племя было обязано выслушать эти причины, и если оно находило их основательными, то чужака принимали, но у племени могла в тот момент возникнуть острая надобность в воде, и тогда… О воде здесь помнили всегда, это была ценность, с которой в этом мире не могло сравниться ничто.

Но это были отступники, сопротивлявшиеся нововведениям Муад'Диба. Это были фримены, вернувшиеся к кровавым жертвоприношениям и старым обычаям. Они, без сомнения, узнают его. Какой же фримен не знает Муад'Диба? Это были люди, которые на крови честью поклялись бороться со всеми изменениями, которые Муад'Диб навлек на Арракис. Они не раздумывая убьют его и принесут его воду в жертву Шаи-Хулуду.

Потом он услышал едва различимый отдаленный шорох и шелест. Это был первый признак приближения червя. На залитой ярким лунным светом дюне колотушка по-прежнему посылала в песок ритмичные барабанные удары. Однако людей нигде не было видно. Они слились с пустыней и ждали.

Червь явился с юго-запада, обогнув небольшую скалистую гряду. Это был добрый верховой червь, который уже частично высунулся из-под песка. Длиной зверь был около ста метров. В свете луны сверкнули хрустальные зубы, когда чудовище обрушилось на раздражавший его барабан. Пауль явственно видел, как рябью перекатывались по телу зверя сегментные кольца.

Когда зверь показался из песка, от дюн отделились тени. Блеснув в воздухе, крючья впились в тело червя между кольцами. Это произошло в тот миг, когда зверь набросился на барабан и проглотил его, оборвав ненавистный звук. Группа начала взбираться на спину червя, хватаясь за крюки, с естественной грациозностью раздвигая кольца и обнажая нежную плоть чудовища. Погонщики побежали к хвосту червя, когда он начал целиком выползать из песка. Удары погонщиков следовали в лихорадочно учащавшемся сумасшедшем ритме. Червь начал набирать скорость.

Пауль следил за ним взглядом.

Червь помчался туда, откуда пришел. Накидки фриме-нов, распластанные по спине червя, трепетали на сильном ветру. Голоса, кричавшие «Хей, хей, хей, хей!», затихая, продолжали доноситься до Пауля до тех пор, пока червь не скрылся за грядой скал.

Пауль сидел, прижавшись спиной к склону дюны, и терпеливо ждал, когда звуки окончательно стихнут, смешавшись с естественным ночным шумом. Никогда в жизни не приходилось ему испытывать такое щемящее чувство одиночества. Группа фрименов унесла с собой последние остатки человеческой цивилизации, отняв у него надежду. Осталась только пустыня.

Он с острым любопытством вдруг осознал, что его, собственно говоря, перестало интересовать, а в каком именно месте вселенной он сейчас находится. Он почувствовал, что прожил предназначенную ему жизнь и без свидетелей пришел к ее неизбежному концу. По такому торжественному поводу, подумал он, должны звучать аплодисменты, но зал, к сожалению, оказался пустым. Хорошо знакомые созвездия заняли свои привычные места на небосклоне, но теперь они не служили ему ориентирами, и он не мог думать о них, как о знаках. Это было просто необъятное пространство, положенное на холст бесконечного времени. Звезды равнодушно смотрели сквозь него и мимо него, как пустые глаза его собственных подданных. Это были запечатанные невежеством глаза, всегда избегавшие выразить подобающее человеку чувство ответственности и участия. Но это были глаза, от которых ничто не ускользало.

Несколько минут он прислушивался, стараясь различить доносившиеся до него звуки, идентифицировать их. Пустыня изобиловала приспособившейся к ней жизнью. Но он не приспособился. Его тело состояло главным образом из воды. Эта вода — яд, способный насмерть отравить червя. Если червь пожрет очень много людей, то он умрет.

Наконец он встал, взобрался на гребень дюны и пошел по следу, оставленному червем. Он понимал, почему так поступает, и мысленно рассмеялся над собой за такую сентиментальность. Здесь прошла жизнь. Здесь прошли люди. За пределами следа лежало ужасное одиночество, страшная безжизненная пустота, на которую не ступала ни одна живая душа.

Иногда в течение этой ночи ему не раз приходило в голову, что Чани всегда была луной его предчувствия. Она упала с небосклона, оставив его одного с неизбывным чувством невосполнимой утраты. Он остановился, но вопреки надежде так и не смог заплакать. Слезы жгли лаза, но не текли по щекам. Из кармана он извлек флягу с водой и совершил возлияние. Он лил воду на песок, будто совершая жертву Чани и луне.

Ритуал помог, и он зашагал дальше по следу червя, не соблюдая фрименский закон — не ломая шаг, чтобы сбить с толку червя. Когда приблизился рассвет, Пауль вдруг понял, что где-то оставил фремнабор. Но это уже не имело для него никакого значения. Пауль Муад'Диб был Атрейдес, человек чести и принципов. Он не может и не должен стать чудовищем, каким предстал в его же собственном пророческом видении. Этого нельзя допустить.

Шаг Пауля все замедлялся, по мере того как утомление стало брать свое. Идя по следу червя, он углубился в открытую пустыню. Прана бинду позволяла ему передвигать ноги, хотя другой человек на его месте уже давно бы упал. Он продолжал идти, даже когда над восточным горизонтом всплыло солнце. Он шел весь следующий день и всю следующую ночь.

На второй день уже никто не шел по следу исчезнувшего червя.