Глава 19. Воротов

Таблетка шипела и надрывалась изо всех сил, но вода упорно сопротивлялась, никак не желая закипать. Перекладывая кружку из одной руки в другую, Андрей с ненавистью в глазах наблюдал за плиткой сухого горючего, бесполезно прогоравшей под его будущим чаем, вполуха слушая утренний концерт Яны.

— Ты на самом деле больной! — не унималась она, беспокойно вышагивая вокруг палатки. — Объясни мне, дуре, — ну как тебе вообще в голову приходят подобные идеи?! И ты еще осмеливаешься утверждать, что это твой план?

Она фыркнула так, что вода в кружке едва не закипела. Яна бросила спальник, который безуспешно пыталась свернуть вот уже четверть часа (то есть все время своей беспрерывной уничижительной речи), и опустилась на полено.

— Почему вещи, наподобие патриотизма, простого желания следовать собственным интересам или, к примеру, противлению взятке, всегда рассматриваются как проявления психических заболеваний? Можешь не отвечать, вопрос риторический.

— Давай придумаем что-нибудь еще, — как-то жалобно сдалась она, но Андрей даже не посмотрел в ее сторону, всецело поглощенный закипающей жидкостью, — есть же другие варианты.

— Принимаются, — великодушно согласился Андрей, наконец-то высыпая в кружку пакетик чаю. Над небольшим лагерем пронесся приятный травяной аромат. — Попей чаю — согреешься.

— Пошел ты со своим чаем! — Она сказала это не гневно, а скорее обиженно. — Придумал план, умник! Ты что, на самом деле собираешься просто пойти туда? Войти с двумя ружьями в руках и убить всех?

Андрей кивнул, увлеченно дуя на чай. Металлическая кружка приятно согревала ладони. Яна покраснела и сжала пальцы в кулачки:

— Просто пойти и потребовать свои деньги?!

Снова кивок. И какой смысл лишний раз объяснять, что не свои, а государственные, и не потребовать, а предъявить обвинение в соответствии с иском?

— Он же тебя просто пристрелит и закопает на огороде, рядом с морковкой!

— Не пристрелит.

— Да откуда ты знаешь?! — Она вскочила, снова села, зажав ладони между колен. — Откуда ты его знаешь, а? Тебя пристрелят, а я что делать должна?

— Ты, — Андрей ласково посмотрел на подругу, — будешь сидеть здесь и ждать, и если, о чем я, конечно, даже думать не хочу, а тебе типун на язык, если все-таки я не вернусь в течении суток или не подам знака, ты свернешься и пойдешь в город. Получать законную и не очень маленькую награду за информацию о моем местонахождении. Красный Проспект, здание 38, ну, там увидишь. Ясно?

Она отвернулась, поникла плечами, и Андрею на миг показалось, что девушка сейчас расплачется. Нет, просто так и осталась молча сидеть, уставясь в скат палатки. Он осторожно, обжигая нёбо, допил чай, поставил кружку:

— Полагаю, я могу идти! Никто не ответил.

— Тогда я пошел!

Тишина. Андрей пожал плечами, поправил шапку и поднял ворот куртки. Выбил из пачки две последние сигареты, одну забрал, бросил пачку к бревну, неспешно прикурил, несколько раз затянулся.

— Как бы то ни было, Ян, — сказал он сквозь дым, — спасибо тебе за компанию! Думал зря, сейчас так не думаю. Ты, если что… сделай, как я прошу, ладно?

Она неохотно повернулась, глядя на него снизу вверх, поднялась, подошла вплотную:

— Ты это брось, Полиция. Ты вернешься, и никуда я без тебя не уйду. Вернешься с нашими деньгами и еще раз поблагодаришь меня за помощь и компанию, ясно? Ясно?!

Он усмехнулся, а она крепко поцеловала его, лаская ладонью заросшую щеку.

— Ладно, — сказал Андрей, отдал двумя пальцами честь и отошел от ее объятий. Еще раз улыбнулся, обернулся и поднялся на склон. Больше не поворачивался. Пошел к дороге.

Вариант был один, это стало очевидно с того момента, когда Андрей увидел особняк. Ни о каком проникновении в громадину Воротова без специальных средств не могло быть и речи, и если бы еще с ним был Гонзо… но крысы больше не было. Таким образом, у Андрея оставался лишь один вариант. Единственный возможный ход или, скажем, первый. Кроме того, если Небеса будут милостивы, самый безобидный из всех возможных, надо отметить. Пробный шар.

Почти через полчаса Андрей вышел на дорогу. Было еще холодно, от полей поднимался пар, парила листва, вода, пар валил изо рта. Засунув руки в карманы куртки, он двинулся к особняку Воротова, неясной громадой вырисовывающемуся в тумане. Было полвосьмого утра.

Табельный пистолет, значок и сотовый телефон. Вот и весь арсенал, с помощью которого придется идти на штурм. Есть, конечно, еще ноутбук на аккумуляторах и набор «юного шпиона», но нужно же что-то оставить и для второй попытки. Если она вообще будет, эта попытка…

Когда до дома осталось метров сто, Андрей вынул из кармана телефон. Открыл, вызывая на дисплей предварительно забитый в память номер Воротова. Глубоко вздохнул и утопил кнопку вызова.

Если все верно, то жилище Воротова оборудовано автономными системами коммуникаций, в том числе и собственным сотовым коммутатором. Воспользоваться системой индивидуального роуминга Андрей, конечно, не мог, и про звонок в Новосибирск оставалось лишь мечтать, но отловить на мощном служебном телефоне частоту передатчика и дозвониться в дом — возможно, получится…

Гудок, еще один. Затем щелчок и отчетливо слышный вежливый мужской голос:

— Алло?

— Доброе утро, — сказал Андрей, сбавляя шаг и стараясь справиться с дыханием, — могу я поговорить с господином Воротовым?

— Прошу прощения, — ответила трубка все так же вежливо, — но кто его спрашивает?

— Мое имя вам ничего не скажет, но уверяю вас, речь идет об одном очень важном деле, оставить без внимания которое господин Воротов наверняка не сможет. Проинформируйте его об этом, мне необходимо обсудить данный вопрос непосредственно с ним. — На том конце наступила тишина, послышались какие-то щелчки.

— Прошу прощения, — сказала наконец труба, — но господин Воротов сейчас в отъезде. Вы можете оставить ваше сообщение или координаты…

— Речь идет о вопросе, касающемся недавней неприятной ситуации, связанной с выплатой господином Воротовым государственных налогов, — прервал Андрей, останавливаясь. Забавное, наверное, зрелище — разговаривающий по сотовому посреди проселочной дороги человек.

— Кто вы? — менее вежливо поинтересовалась трубка.

— Я тот, кто может кое-что рассказать об отношениях господина Воротова с господином Мамукашвили.

— Прошу прощения, одну минуточку.

— Алло, — новый голос, бархатный и низкий, словно хорошо поставленное воркование, — с кем я разговариваю?

— Господин Воротов?

Тишина. Слышно мысли.

— Да, это я, кто говорит?

— Доброе утро, господин Воротов. — Андрей повернулся, рассматривая так примелькавшиеся пейзажи разрушенных изб. — Вас беспокоят из Управления финансовой полиции города Новосибирска. Моя фамилия Костин, идентификационный номер два-четыре-шесть-шесть-девять-один-точка-зет-двойной-ноль. Отдел индивидуальных расследований. Извините за столь ранний звонок.

— Что вам угодно? Мне сообщили, что вы упомянули какие-то фамилии…

— Господин Воротов, — Андрей продолжал, чувствуя, как поднимается изнутри знакомое чувство упоения — прижать, раскопать, задавить, — полагаю, в течение последних двух месяцев вы неоднократно получали от нашего Управления письменные и электронные уведомления о задержках в своевременной выплате налогов, штрафных санкциях и специальном судебном иске, возбужденном против вас. Вы игнорировали все отправленные нами уведомления и повестки, таким образом выражая неуважение и пренебрежение к государственной службе Финансовой полиции. Специальной комиссией дело было передано в отдел индивидуальных расследований для проведения расследования и вынесения вердикта и поручено мне…

— О чем вы говорите? — Нет, Воротов не испугался. Он был спокоен и вежлив, но Андрей почуял выработанным в себе за годы работы шестым чувством, что бизнесмен на крючке. Готов.

— Следуя данному указанию, я намерен провести все необходимые расследования. Вы обвиняетесь в укрытии налогов и ведении нелегальной коммерческой деятельности по статье три-восемь-ноль Финансового кодекса Российской Федерации — торговля редкоземельными металлами без специальной лицензии. Все необходимые для выдвижения обвинения доказательства уже собраны и переправлены в соответствующие структуры. У меня есть ордер на ваш арест, господин Воротов, до дальнейшего разбирательства и определения размеров конфискации.

— Господин?..

— Костин.

— Господин Костин, я занятой человек. — Воротов сделал паузу. — Все вопросы, подобные данному, как вам известно, решаются через моих адвокатов и…

— Господин Воротов, — вежливо, но решительно прервал его Андрей, — мы в Управлении тоже чрезвычайно занятые люди, и вам необходимо знать кое-что еще. Я сотрудник отдела индивидуальных расследований, это ведь вам кое о чем говорит, да? Речь сейчас не идет об адвокатах, господин Воротов, я намерен арестовать вас. Для проведения проверки и конфискации не обращенных в деньги металлов. Если понадобится, Илья Игнатьевич, с применением силы. Вы знаете, на что уполномочены «индивидуалы».

— Вы меня запугиваете? — Воротов усмехнулся, спокойно, мягко. — Пытаетесь взять на понт? И что за нелепый блеф с фамилиями совершенно незнакомых мне грузинов? Ничего забавного в этом не вижу, господин… Костин. Вы отнимаете мое рабочее время, рекомендую обратиться в мой адвокатский отдел, прислать проверку там или…

— Я просто констатирую факт, — произнес Андрей, невольно вспоминая Белохвостова, — а вы меня ведь так и не поняли, Илья Игнатьевич.

— Я все прекрасно понял! Всего хорошего!

— Откройте мне.

— Что?

— Я говорю, откройте мне, Илья Игнатьевич, утро нынче прохладное.

В трубке снова наступила тишина, но не напуганно-настороженная, как в первый раз, а недоумевающая, открытая.

— Где вы сейчас находитесь, господин Костин? — осторожно поинтересовался Воротов.

— Шагах в тридцати от ваших замечательных кованых ворот. Я иду, открывайте. — И Андрей закрыл телефон. Все, теперь «пан или пропал». Он не дошел шагов десяти, как правая створка медленно поползла наружу. Его впускали.

И он вошел. Замерев на пороге под однозначными взглядами черных дул, направленных в его грудь. Трое дюжих охранников, похожих друг на друга, как и все охранники планеты, одетые в одинаковые форменные пуховые куртки, неподвижно стояли возле ворот, направив на него матово-черные короткорылые «беретты». Они не улыбались, не разговаривали, не мигали. Они вообще ничего не делали, только смотрели.

Андрей нахмурился и осмотрел себя, словно ожидал увидеть расстегнутую ширинку. Хотя этого и не требовалось. Грязные, влажные от утренней росы джинсы и ботинки, мятая и порванная куртка, заляпанные бурым перчатки, следы крови на правом плече, разбитый висок, небритая рожа.

Один из охранников осторожно приблизился, движением ствола приказывая поднять руки, и через мгновение нож, пистолет, значок и телефон Андрея были изъяты. Он опустил руки.

— Доброе утро, — сказал Андрей для того, чтобы что-то сказать. И осмотрел двор.

Сам дом находился метрах в тридцати дальше, к нему вела широкая асфальтированная дорога, на которой одинаково удобно было бы и танку, и правительственному лимузину, чуть дальше в стене темнели двери двух подземных гаражей. Многочисленные пристройки и беседки, невидимые из-за забора, собачьи будки. И смотри-ка, Андрей хмыкнул, вертолетная площадка, сейчас пустая. Очень милая, режущая глаз своей неестественной зеленью трава — специальное морозоустойчивое покрытие. Везде.

— У вас мило, — сказал Андрей, не двигаясь. Охрана не ответила, а через секунду один из них притронулся к «сопле» передатчика за ухом и кивнул головой:

— Вы можете проходить. С дорожки не сворачивайте, тут собаки, идите прямо к крыльцу дома. — Андрей кивнул, и охрана опустила оружие.

Полицейский двинулся к дому. Должно быть, тут и правда неплохо отдыхается, но вот только он здесь не для этого.

На ступенчатом крыльце уже ждали. Еще один детина в пуховике вежливо приоткрыл одну из створок высокой стеклянно-металлической двери, даже не снизойдя до осмотра непотребного вида Андрея, и тот попал в теплый холл. Размером примерно с футбольное поле. Несколько канапе вдоль стен, натуральная кожа и дерево, зеркала и большая люстра. Обои можно просто резать на купюры и пользоваться, как валютой. Несколько дверей в глубины дома, широкая лестница на второй этаж ровно напротив входа.

Андрей осмотрелся, оценивающе покачал головой, представляя, каксейчас пойдет по этому воздушному, определенно не синтетическому ковру, и только сейчас заметил, что не один.

Воротов стоял на лестнице, эдакий барин в багровом, как потерянный джип, халате с воротником и меховых тапочках, обеими руками прижимая к себе двух весьма и весьма симпатичных девиц лет двадцати. Стоял и смотрел, не выдавая своим идеально выбритым лицом совершенно никаких эмоций. А вот тисканные им девочки совсем не собирались прятать реакцию. Как следует рассмотрев внешний вид Андрея, они противно захихикали, что-то шепча друг дружке за спиной Воротова. Симпатичные, но дуры…

Андрей не двигался, ожидая реакции хозяина. И она последовала.

— Любаша, Катюша, поднимайтесь-ка в сауну, девочки. — Он привычным движением развернул девушек лицом к лестнице и прихлопнул пониже спин. — Я буду минут через двадцать.

Продолжая хихикать и оглядываться, девчонки поднялись наверх, оставив мужчин в холле одних (в чем, впрочем, Андрей сильно сомневался). Воротов подождал, пока их легкие шажки стихнут наверху, и не спеша спустился, доверительно улыбаясь — ну, вы понимаете, пустышки… Андрей не понимал. Но в ответ улыбнулся.

— Значит, господин Костин? — поинтересовался Воротов, осматривая Андрея.

— Господин Воротов? — в тон ему поинтересовался тот.

— Вы же должны были видеть мою фотографию в досье, — парировал хозяин.

— На ней вы выглядите значительно старше, — снова сбил удар Андрей.

Он не врал и не лукавил — на приложенных к досье фото-, видео— и голоматериалах Илья Игнатьевич Воротов выглядел много старше, на все свои сорок пять, а то и больше. В жизни же сейчас Андрей разговаривал с крепким, подтянутым мужчиной лет, навскидку, тридцати восьми. Темные, с легкой проседью, аккуратно подстриженные волосы, темные глаза. Воротов улыбнулся, жестом приглашая гостя на один из диванчиков.

Андрей прошел, с удовлетворением слыша, как чавкает под грязными подошвами ковер. Налице бизнесмена не дрогнул ни один мускул.

— Прошу прощения, господин Воротов, но девушки вас не дождутся. — Андрей сочувственно развел руками.

— Что так? — непринужденно спросил тот, присаживаясь рядом.

— Вы арестованы по перечисленным мною обвинениям. Мне нужен беспрепятственный доступ во все помещения дома, и можете собирать вещи. Уверяю вас, что после процедуры конфискации, как показывает практика, к вам станут относиться гораздо более снисходительно.

Воротов несколько секунд молча рассматривал Андрея в лицо, а затем поднял голову вверх и расхохотался, да так, что Андрей позавидовал. Чисто, заразительно, здорово. Хохотал с минуту, затем умолк, потирая глаза, и снова взглянул на Андрея:

— А знаете что? Я был прав! Вы мне все-таки понравились! Понравились сразу, еще во время этой странной телефонной беседы, а теперь еще больше. Знаете, по роду службы частенько рискуя, я просто без ума от рисковых людей. Таких не часто встретишь, поверьте.

— Верю. Но что смешного?

— Господин полицейский, — Воротов с укоризной посмотрел на него, — не перегибайте палку, прошу. Вам не идет. Вы на самом деле смелый и находчивый человек, Костин. Вижу также, проделавший нелегкий путь? Да что там! — Воротов махнул рукой, не давая ответить. — Это бывает, не оправдывайтесь. Знаете, что я вам еще скажу? — Он наклонился вперед, доверительно понижая голос: — Сколько вы хотите за свои беды и расторопность российских солдат?

Андрей вздрогнул, но виду не подал, отстранился и, стараясь говорить в тон, назвал сумму конфискации. На счет Управления. Воротов присвистнул:

— Куда вам так много, Костин?

— Вы, Илья Игнатьевич, меня поняли неверно. Это не мне, это государству.

— И правда не понял. — Воротов сделал удивленный вид, но глаза его смеялись. — Совершенно определенно, что пришли вы сюда именно договориться. Если бы это было не так, господин полицейский, то вы бы вместо переговоров сразу же перешли к действиям и я уже полчаса как лежал бы сейчас мордой в пол под ногами ваших головорезов, поломанным ртом давая показания.

— Не совсем так… Просто, Илья Игнатьевич, я хочу дать вам шанс. Позволить принять, так сказать… верное решение. Вы все же арестованы, а имущество подлежит законной и установленной специальным ордером конфискации, ясно? Прошу не усугублять и без того немалую вину еще и взяточничеством, Илья Игнатьевич. По долгу службы, так сказать, мне ведь все фиксировать приходится…

Воротов поднялся с диванчика, и улыбка слетела с его лица.

— Я же просил, не перегибайте, Костин! На шутки у нас может не остаться времени! Воспользуйтесь моим благодушием и скажите, чего вам нужно!

— Я уже сказал, — Андрей поднялся вслед, — и вы меня слышали. Но это не мне, это для России, что такие, как вы, по кусочкам распродали за бугор, господин Воротов. Немедленно предоставьте мне свободный доступ во все помещения, отключите связь, компьютеры и прикажите посторонним покинуть здание.

— Вы больной? — вдруг спросил Воротов, и лицо его окаменело. — Диктовать мне подобные условия, окруженный вооруженными людьми, которым вообще ничего не стоит убить вас и скормить местным рыбам, в самом сердце моей земли?!

«Его земли», я не ослышался?

— Лезть ко мне здесь, в моем мире, с дурацкими обвинениями о неуплате налогов и торговле оружием, рискуя с минуты на минуту увидеть меня в ярости от собственного упрямства?!

— Я еще не выдвигал вам обвинений в торговле оружием, господин Воротов.

Тот осекся, но отточенным приемом профессионального дельца взял себя в руки.

— Я могу убить вас, полицейский, нарушив ваш тамошний закон, но поступив по закону здешнему! Это ясно? И никто и никогда не сможет даже связать наши с вами судьбы, не говоря уже о том, чтобы чего-то доказать!

— Вы уверены?! — ударил Андрей.

— Не блефуйте, смелым это не к лицу! И спрячьте липовый патриотизм — вы не в зале суда. Вероятно, трудная дорога повредила ваш рассудок. Убирайтесь, господин Костин, и не возвращайтесь, если не будете по-настоящему готовы к тому, чтобы в чем-то меня обвинить. А иначе мне придется на время забыть, что я законопослушный гражданин.

— Вы меня не убьете, какие бы обвинения я вам ни предъявил, Воротов. — Андрей почувствовал, как вспотели ладони, и стиснул в пальцах перчатки. Смело взглянул в наливающиеся кровью глаза хозяина дома.

— Это еще почему? — надвинулся тот. — И я не смогу вызвать охрану лишь потому, что вы честный и преданный слуга России, готовый пожертвовать последней каплей крови ради долга?!

— Нет. Просто я вам понравился.

Воротов осекся, словно ему в лицо выплеснули стакан ледяной воды. Замер, а краска постепенно отхлынула от лица. Он хмыкнул, плечи вздрогнули, снова запрокинул голову и расхохотался. Посмеиваясь, достал из халата платок и вытер навернувшиеся слезы.

— Вы и правда молодец, Костин, правда! Так отчаянно сражаться! Ваши боссы могут вами гордиться. На кого вы работаете, на президента? На народ? Отлично, похвально! Знаете, что такое политика невмешательства? Это когда мы с вашим президентом не трогаем друг друга. Я свою часть договора выполняю, в его дела не лезу — своих невпроворот, так пусть и он в мои не суется! Его работа — это его работа, а моя на мне. Понимаете, о чем я? Мы оба зарабатываем деньги, каждый тем, что умеет лучше всего, вот и все. Не более. Он там, я тут. Он одним, я другим. Мы оба строим и правим, так нам что, не хватит места, мы что, локтями будем толкаться? Отнюдь, и вы это знаете. Вы думаете, что я не плачу налогов? Ошибаетесь! Плачу, но почему я должен делать это вашему президенту? У меня здесь свои верхи, значит, и свои законы, и в этом мире я прилежный и внимательный плательщик, поверьте. А до вашего мне дела нет. Так что давайте не будем друг другу мешать, ладно?

Воротов подошел к лестнице, оперся на резные перила. Обернулся, глядя с прищуром.

— А сейчас уходите, — он спрятал платок, — пришлете мне номер счета и сумму — клянусь, вы ее получите. Как компенсацию и заслуженную, заметьте, лишь мною отмеченную, реальную плату за труд. Возвращайтесь в Новосибирск, я прикажу военным не трогать вас и даже подбросить. Уходите, Костин, я больше не хочу повторяться, у меня много дел. Станислав, проводи гостя. Всего хорошего, господин полицейский.

— До скорой встречи, — сказал Андрей, послушно направляясь за появившимся из-за ближайшей двери охранником.

— Нет. — В голосе Воротова все еще слышался смех, он снова обернулся. — Не так, Костин. Уверяю вас, что если наша следующая встреча все же произойдет, то мне придется прибегнуть к более радикальным мерам, чем выпроваживание вас вон.

И господин Воротов неспешно направился в сауну.