Глава 21
Сказ о том, что охота пуще неволи, особенно если это охота на тебя
Лес, окружавший замок, все еще хранил молчание, хотя встревоженные сороки вовсю стрекотали, комментируя происходящее в недоступной нашему взору чаще. Увы, мне не дано было понять их язык. Но, без сомнения, на одинокую девушку эти бойкие стрекотухи так бы не реагировали.
Наше волнение передалось и страже. Построенные на импровизированном плацу вояки начали тревожно озираться вокруг, выискивая притаившуюся опасность.
– Может, дозор по тропе выслать? – понижая голос до шепота, спросил Вавила Несусветович. – А то не ровен час лиходеи какие за богатой добычей явятся.
– Оно бы стоило, – кивнул я. – Отряди трех человек.
Но действительность, как это в обычае у действительности, опередила самонадеянные людские планы. В просвете листвы блеснула златом и каменьями драгоценная конская сбруя, и на поляну неспешным парадным, едва ли не цирковым шагом выступил красавец скакун цвета отливающего серебром воронова крыла. В седле высился статный мужчина, которого, судя по доспеху и оружию, пожалуй, стоило бы именовать витязем, когда б не взгляд, холодный и жестокий, какой бывает у наемных убийц, а не у людей чести.
– Сколько самомнения! – пробормотал я под нос, настороженно глядя, с какой издевательской иронией, не сводя с нас пристального взгляда, склоняет неизвестный всадник крупную голову.
– Чуть свет, а вы уж на ногах, голуби мои! – гулко произнес он, неспешно постукивая по высокому голенищу сапога крученой плетью. – Ну, может, оно и к лучшему.
Никогда прежде мне не доводилось видеть самодовольное лицо этого человека. Весь его облик свидетельствовал о грубой звериной силе, и воля его, казалось, была того же порядка, бездумная и свирепая.
Никогда еще ни нужда, ни случай не сводили нас так близко, но вот голос, звучащий ныне ревом тигра, осилившего крупную дичь, мне прежде слышать приходилось. Хотя и в сильно искаженном виде. Он звучал из-за непроницаемо черной глади трофейного зеркала связи. Если отбросить версию о внезапной гастроли неведомого пародиста по лесным чащобам, перед нами был не кто иной, как таинственный наушник короля Барсиада, вознесенный мановением пера разбойный атаман Ян Кукуевич.
– Гляжу, мне тут не рады, – не меняя глумливого выражения лица, посетовал руководитель организованной преступной группировки. – А вот с чего бы это? Никого вроде еще и пальцем не тронул, а поди ж ты! Отчего морды воротите?
Его слова были встречены дружным молчанием. Мы с Вадимом, не отрываясь, созерцали еще одного претендента на субурбанский престол. А стражники уныло озирались вокруг, глядя, как из-за подлеска и окрестных деревьев, уже не таясь, выступают воины с натянутыми луками.
– Что ж, не желаете слова молвить, меня слушайте. Только копья да мечи наземь побросайте, а то как бы беда не случилась. – Наше крохотное войско продолжало молча стоять у моста, не повинуясь бандитскому приказу, но и не горя желанием бросаться на врага в поисках неминуемой погибели. – Я тут по зорьке ранней лесом еду, зрю – девчонка махонькая по тропке бредет. Дай-ка, думаю, провожу, коли уж все равно по пути. – Атаман неторопливо стянул с лопатообразной руки замшевую перчатку и щелкнул пальцами, словно подзывая гарсона.
Из леса выехали еще два всадника, меж которыми, спотыкаясь, брела Оринка. Руки ее длинными веревками были привязаны к седлам, и мрачного вида наездники, душегубы атаманской свиты, не сводили с нее глаз, должно быть, опасаясь проделок юной ведуньи.
– Клин, – задумчиво глядя на разворачивающуюся перед нами мрачную картину провала и разгрома, тихо произнес Вадим. Впрочем, как всегда, это ему удалось довольно плохо. – А в натуре, если я этому уроду ща из «мосберга» в лобешник загадаю?
Желание моего друга было естественным, а потому легко предсказуемым. Я покосился на лучников, держащих стрелы на тетивах, на ехидную усмешку королевского наушника, на стражников, готовых расстаться со штатным оружием скорее, чем с жизнью, на фею… На то место, где еще мгновение назад красовалась наша распрекрасная Делли. Ни феи, ни ее волшебного скакуна не было и в помине!
– Вадик, есть две новости, – не разжимая зубов, проговорил я. – Одна плохая, другая вовсе отвратительная.
– Н-ну? – процедил И.О. государя, не сводя гипнотизирующего взгляда с Кукуева сына.
– Во-первых, патроны у тебя закончились еще в башне, перезарядить ружбайку ты не успеваешь. А во-вторых, Делли опять исчезла.
– Бляха муха! – Злой Бодун скривил вдрызг исцарапанное анчутками лицо, отчего оно приобрело вид маски, с помощью которой чукотские шаманы отгоняют злых духов.
– Что это вы, любезные, на меня шнифтами-то скрежещете? – заметив гримасу на физиономии Вадима, поинтересовался его перспективный конкурент. – Так и без них остаться можно. Ну-ка, без глупостей! Я сказал – оружие на землю и три шага в сторону! Али очами своими глупыми не видите, что вам тут башку сложить, как голодной комарихе пискнуть? Покумекайте, стал бы я в такую даль волочься, когда б мне головы ваши понадобились? Неча дурить, парни, разговор есть! Серьезный! – Он легко пришпорил коня, и тот вынес его к мосту, как говорится, в два прыжка. – Исполняющий обязанности государя, могутный витязь по прозванию Вадим Злой Бодун Ратников, ты, стало быть, будешь? Читал твою прелестную1 грамотку, – оценивающе смерив взглядом моего напарника, усмехнулся Ян Кукуевич. – Хорош, нечего сказать! – Он повернул голову в мою сторону. – Ну, твой-то лик мне уже видеть доводилось. Теперь поближе знакомство сведем, – обнадежил меня всадник на антрацитовом коне, проехав мимо шеренги оробевших стражников. – А это, по всему видать, нерушимое войско государево?
– Ос-смелюсь доложить, – задыхаясь от собственной храбрости, выдавил молчавший дотоле Несусветович, – что пред тобой, охальник, не вои безродные, а стольники достопочтенного Уряда Нежданных Дел. А что в страже ныне, так это – согласно личному повелению его преимущества, исполняющего обязанности государя нашего.
– Во как! – с деланным восхищением покачал головой королевский наушник, пряча усмешку. – Мздоимцы, выходит, вельмочтимые. Ну так вот, мздоимцы! Навострите уши, повторять не буду. Стольниками к себе я вас не возьму, уж не обессудьте, но десятскими в Елдинский гарнизон таких-то бравых парней отчего и не записать? А там, глядишь, верная служба наверх-то и вынесет. Времени для многомудрых дум вам не даю. На что мне десятские с мыслями, в Ирийских2 садах блуждающими? Разом говорите, что вам милее: мертвый стольник или живой десятский?
Я отвернулся и стал разглядывать рассохшиеся доски, служившие навесом для боевой галереи замка. Доносившиеся из шеренги разнобойные возгласы даже самый завзятый толкователь священных текстов не перевел бы иначе, как гимн верноподданническому чувству.
– Под тебя хотим, батюшка! С тобой, отец родной!
Давно ли столь же бурно и искренне встречали стражники урядного обоза весть о своем негаданном возвышении?!
– Ну, коли под меня хотите, там вам и быть! – щедро обнадежил переветников милостивый победитель.
– Веди нас, повелитель!
– А ты что же стоишь? – послышался насмешливый окрик бывшего атамана. – Страх, что ли, язык сковал, али с ушами плохо?
– Я так себе меркую, – разнесся над поляной негромкий, но твердый голос последнего из нежданнодельцев, – что лучше мне туточки остаться.
Упрямая нотка, сквозившая в его словах, звучала непривычно, но как-то очень естественно для человека, стоящего рядом с нами.
– Чья школа! – Звучный бас Ратникова был полон неподдельной гордости.
Я резко повернул голову. Там, где еще минуту назад была ровная шеренга переметных храбрецов, стоял один насупленный угрюмый Вавила Несусветович.
– Ишь ты! – мотнул головой Кукуев сын. – Что-то я нынче с утра не к добру милостив. К чему бы это? Смерти ищешь, дядька?! Ну, это дело у нас не затягивается! А вот об удавке такого не скажешь. – Он громко рассмеялся собственной шутке, и вся стая, правильно истолковав сигнал вожака, разразилась гавкающим хохотом, улюлюканьем и свистом.
– Да уж лучше так, честным урядником на суку, чем у тебя, мразь подколодная, в холуях!
Лицо Кукуевича стало медленно наливаться кровью. Ни цвет лица, ни взгляд не предвещали ничего хорошего. Когда б я поспорил, что бывший разбойник-профи прокручивает в голове самые изощренные виды пыток и казней, прикидывая, в каком порядке применить их к непокорному, чтобы смерть в петле показалась тому желанным избавлением от мук, непременно бы выиграл. Вот только выигрыш, увы, получать было бы некому. Равнодушно смотреть, как разбойное шакалье измывается над верным нашим соратником, мы бы не смогли, а значит, наверняка бы ввязались в безнадежную, но такую, черт возьми, желанную драку. А поскольку чудес не бывает, точнее, бывают, но как раз сейчас ждать их было неоткуда, то на этой полянке скорее всего кучку наших мелко нарубленных останков и закопают.
В миг, пока эта радужная картина крутилась перед моим внутренним взором, а Ян Кукуевич, багровея, сжимал пудовые кулаки, собираясь выдохнуть заветное «Взять его!», среди декораций надвигающейся трагедии появился еще один персонаж.
– Где моя мышь? – надсадно возопил Финнэст, вылезая из палатки. – Найдите мне мышь!
Неожиданное явление сбило разбушевавшегося злодея с шага, заставляя его невольно отпрянуть в сторону.
– Это еще кто таков?!
– Он блаженный! – выкрикнула Оринка, пытаясь разорвать путы. – Не троньте его!
– Кликуш мне здесь недоставало! – перенося гнев на новую жертву, окрысился разбойник. – А по одежке судя, так из Юшкиных гридней будет. Не тот ли, что засаду нашу порушил?
– Тот, тот! – послышалось из-за деревьев, где, должно быть, отсиживались недавние ватажники лихого батьки Соловья.
– Повесить его, – коротко отчеканил бандит, окончательно сбрасывая с себя скверно подогнанную маску вельможи.
Молящий взгляд Оринки перелетел через поляну к нам с Вадимом, сверля, будто зубоврачебный бур, и требуя помощи. Впрочем, мы и сами лихорадочно перебирали варианты спасения несчастного.
– Не стоило бы, – словно в пространство выразительно произнес я.
– Пугать меня вздумал?
Я равнодушно пожал плечами.
– Очень нужно! А только от живого-то гридня польза немалая, а от мертвого только воронью обед.
– Ну-ка, ну-ка? – Атаман поворотил коня, заинтересованно глядя на разумника. – В чем же ты пользу узрел?
– Вы же умный человек! Сами посудите, – заговорил я с ласковой настойчивостью, с какой, бывало, убеждал перепуганных свидетелей давать чистосердечные показания. – Как вы абсолютно верно заметили, Финнэст состоит в свите Юшки-каана. Вернее, состоял до недавнего времени. Пока каану не вздумалось испытать на преданном, сильном и здоровом гридне новое мурлюкское оружие, которое, извольте видеть, лишает человека разума. При этом мозг его не поврежден, он просто живет в другом мире, где всем доволен и где ему, вероятно, зачем-то нужна мышь. Он, должно быть, даже не заметит, если вы его повесите.
– Во как? – заинтересованно повторил королевский наушник. – Занятно.
– Не то слово, – согласился я. – Ведь ежели каан на ближних да верных испытывает такое оружие массового поражения, то уж со всем остальным населением Субурбании он и вовсе церемониться не станет.
– Пожалуй, что и так. – Атаман заговорщицки усмехнулся. – Ежели прочим верным воочию показать, какову их добрый хозяин им цену полагает, навряд у него впредь сторонники отыщутся. Ай да одинец! Сообразительный, шельма! Ну что ж, будь по-твоему. Этих, – он кивнул на Финнэста и урядника, – я не казню. И девчонку, коль поклянется страшно, что ведовать да хворь насылать не станет, развяжу. Что же касательно вас, то вот, как Нычка светел, говорю: ежели обо всем полюбовно договоримся, то в обиде не останетесь.
«Героями не рождаются», – гласит старинная пословица. Но, как добавлял наш замначальника следственного управления: «Героями умирают». Что и говорить, подобный финал – вполне достойный повод для вдохновенных исполнителей баллад, но складывать головы посреди чужого леса в чужих землях чуждого мира – есть в этом что-то неправильное. Да и делу, которое я так недавно окрестил «делом чести», геройское сложение головы ничем не поспособствует.
Такие мысли крутились у меня в голове, когда, смирившись с немилосердной реальностью, я лихорадочно просчитывал варианты наших действий в этой сложившейся, как карточный домик, ситуации.
«Кукуевич считает, что он победил. Хорошо, пусть себе пока считает. Если мы останемся живы, такой образ мыслей даже к лучшему. От чего зависит, будем мы живы или нет? От того, насколько мы ему окажемся нужны. Ну, с Вадимом все более или менее понятно. Мало того, что он формально старший из присутствующих ныне в Субурбании мздоимцев, он еще де-юре глава Союза Кланов „За Соборную Субурбанию“. То есть по политическому весу номинально равен Юшке-каану. Подчинив Вадюню, Кукуевич убивает одним залпом трех зайцев. Первый: убирает с дороги возможного конкурента; второй: заручается поддержкой могущественного, особенно в левобережных землях, Союза Кланов; и третье, вернее, третий заяц – если в народном сознании Ян Кукуевич будет стоять над главой Союза Кланов, то и глава конкурирующего Союза будет восприниматься фигурой нижестоящей. Ну да бог с ними, с ушастыми! Лишь бы Вадим жив остался.
Для чего могу пригодиться Кукуеву сыну я? Ну, в качестве заложника, при помощи которого можно шантажировать Вадюню, это ясно. Но сейчас таких заложников, кроме меня, еще трое. В наших интересах сократить число веревочек, за которые можно дергать невольных марионеток, до минимума. Значит, необходимо, чтобы претендент на вакантный трон нуждался в каждом из нас лично. Для чего может пригодиться одинец-следознавец криминальному авторитету? Дурацкий вопрос! Для того, чтобы свалить другого такого же криминального авторитета! Как в нашем мире, так и в этом – разница невелика. А значит, прости, вельмочтимый Юшка-каан, – «была без радости любовь, разлука будет без печали!».
Между тем вывалившие из леса представители вооруженного электората Яна Кукуевича обступили нас плотной массой, разглядывая, тыкая пальцами и во всю прыть обсуждая «охотничью добычу». Не обращая внимания на разухабистый сброд, затянутый в драгоценное кафтанье, предводитель разбойного люда неспешным шагом въезжал в распахнутые ворота, как гордый триумфатор в капитулировавшую цитадель.
– Этих – в башню! – вспомнив о нашем существовании, лениво бросил он через плечо, и слова его, ударившись о каменный свод арки, прозвучали грозно, точно приговор.
– Клин, – успевая ткнуть сапогом в чью-то слишком приблизившуюся любопытную морду, склонился ко мне Ратников, – а по жизни, ночевать-то здесь нельзя.
Лицо моего друга было бледно, и эта бледность была заметна даже под бесчисленными царапинами, оставшимися от когтей и зубов анчуток.
– А то не ясно, – хмуро ответил я, и лицо мое в этот момент, должно быть, являло сходную картину. – Стало быть, выбираться отсюда будем до заката.
Признаться, я небольшой знаток подземелий, но, вероятно, все они хуже обычных камер предварительного заключения, с которыми мне приходилось иметь дело. А уж в башне, арендованной Соловьем-разбойником, и подавно. Однако, желая продемонстрировать нам свою добрую волю, королевский наушник оставил это средство вразумления для иного случая и поселил почетных заложников в большой зале второго этажа, где до недавнего времени весело пировали борцы с безопасностью дорожного движения, а вслед за ними – наши стольники. Теперь они вместе с остальными представителями незаконного вооруженного формирования жгли костры во дворе замка, а мы, запертые в башне под крепкой сторожей, сидели вокруг стола, пытаясь, пока есть время, оценить обстановку.
Впрочем, если быть точным, каждый занимался своим делом. Оринка спешно готовила неведомое густо пахнущее зелье, призванное заживить наши раны. Финнэст, уронив тяжелую голову на руки, невнятно бормотал что-то о жизни мышей. Чудом спасшийся Вавила Несусветович, должно быть, принявший мою задумчивость за безысходную тоску побежденного, чтобы хоть как-то взбодрить друзей, рассказывал смешные байки из собственной, полной треволнений, жизни.
Что мудрить, после недавней сцены на поляне и я, и Вадим обязаны были числить этого честного служаку среди друзей.
– …Так вот, стоим мы в ту ночь в карауле с пустыми возами. Те, кто помоложе, уже роптать начали: «С чего бы, спрашивается, мы за полтыщи верст в эту бухту Барахты порожняком тянулись? Чтоб у самой кромки Синя-моря возы караулить?» Ну, старшак-то им лишнего слова не молвил, токмо цыкал да кулачиной грозил. Мол, умишком не вышли в государевы дела вникать. Коли, мол, сказано будет, и чих рыбий сторожить придется. А пред самой зорькой, глядь на море, а над волнами корабль на всех парусах мчится. И ведь что странно-то: поутру ветер с берега в море дует, а тут немалая посудина, как по ниточке, на раздутых парусах к берегу идет. Так, будто для нее какой иной ветер есть.
Ну, старшак вмиг всех построил и наказал на сто шагов разойтись да цепью стать спиной к морю, чтоб, Нычка не приведи, кто чужой то, что здесь деется, не узрел. А меня, значит, при себе оставил, на манер вестового. И тут, экое диво, море вспучилось, а из него один за другим – витязи. Да не один, не два, а, пожалуй, поболе трех десятков. И хоть в нашей страже народ отборный был, но мы им не чета. Ростом каждый под две сажени да в плечах сажень. И что по воде, что под водою, идут себе, как по проезжему тракту. Одно слово – пешая морская рать!
– Да, – отвлекаясь от своих мыслей, кивнул я. – Фуцик уже рассказывал.
– Ну, так вот. Пристал тот корабль, а витязи и давай с него мешки да короба таскать и на телеги, что мы охраняли, складывать. А я стою, дивлюсь, и гложет меня интерес: какое оно, на косе старого Тузла, житье-бытье?
– Что? – переспросил я, отбрасывая в сторону мрачные мысли.
– Да я уже сказывала, – перебила толмача Оринка. – В незапамятные времена жил в этих краях чародей Тузл, вся сила его таилась в длинной косе, которую он сызмальства не состригал. А потом промеж ним и одним славным витязем знатная сеча приключилась. И в той сече витязь ему косу-то и отчекрыжил. Вот она островом средь моря и обернулась. Жаль только, имя витязя молва не сохранила.
– Постой. – Я потряс головой. – Это все замечательно, у нас в похожей ситуации одному подобному деятелю бороду отрубили. Но при чем здесь чья-то коса к пешей морской рати? Насколько я понял из речей Фуцика, это гвардейское подразделение приписано к острову Алатырь, или же по-грусски – Буян.
– Ну, вестимо, так, – закивал Вавила. – Токмо, по сути своей, остров сей как ни именуй, а все равно он из чародейской косы вырос.
– То есть ты хочешь сказать, что Алатырь, Буян и коса Тузла – одно и то же?
– Так я о том еще вчера говорить пытался, – ошарашенный моим напором, начал оправдываться глава Уряда Нежданных Дел. – И не единожды.
– Господи, какой я осел! – Я судорожно приложил руку ко лбу, точно намереваясь измерить температуру. – Разгадка проста, как все гениальное!
Удивленная приступом моей трогательной самокритики, Оринка даже перестала стучать пестиком в крохотной ступке, которую всегда носила в суме.
– Я-то думал, мурлюки на Алатыре флот поставить хотят, чтобы при случае Груси под дых двинуть…
В этот момент в дверном замке заскрежетал ключ, умеряя радостные возгласы и напоминая о странностях слуха у окрестных стен. Дверь отворилась со скрипом, и, гордо расправив плечи, довольный собой, вошел Вадим Ратников. Пара сторожей, должно быть, наслышанных о его буйном нраве, с опаской держалась позади и с облегчением покинула залу, едва лишь несостоявшийся И.О. государя переступил порог импровизированной камеры.
– Гадом буду! – с места в карьер пообещал Злой Бодун. – Я ему ничего не сказал!
– А что он спрашивал? – переключаясь с высоких эмпиреев следствия на дела насущные, поинтересовался я.
– Да так, ничего, – теряя первоначальный задор, пожал плечами Вадюня. – В натуре ничего. Тулил мне, что мы типа корефаны, что я с ним нереально поднимусь…
– И чего хотел?
– Ну-у, помнишь, ты листовку настрочил, что Барсиад конкретно через меня руку на пульсе держит?
– Было дело, – кивнул я.
– Вот он и говорит, надо типа свистануть, что король по жизни такого насмотрелся, что ему полные вилы настали. И он со всем кодлом решил откинуться, ну, по типу в монастырь. А Кукуевича, прикинь, основным сделать.
– То есть он хочет, чтобы ты объявил недавнего разбойника законным преемником короля Барсиада.
– Ну а я ж типа че сказал? – Ратников удивленно пожал плечами, не совсем понимая, зачем я повторяю его и без того кристально ясную речь.
– И что ты ответил на столь лестное предложение?
– Ничего, – озадаченно глядя на меня, повторил могутный витязь.
– Не слишком умно, – вздохнул я, – но для первого раза сойдет. Сделай вид, что думаешь. В конце концов, ты сам без пяти минут государь, тебе не к лицу на первом допросе колоться. Пусть считает, что ты набиваешь цену.
Я хотел было растолковать Вадиму тактику нашего поведения, позволяющую сыграть с максимальной выгодой, но тут вновь заскрипели дверные петли, и появившийся в дверном проеме стражник молча кивнул мне, командуя на выход.
Комната Соловья-разбойника, в которой мы провели последнюю ночь, уже была приведена в максимально возможный порядок. От проломов в стенах были убраны осколки камня, разбитая в щепы мебель горела в кострах, отчего помещение казалось неожиданно просторным. Ян Кукуевич стоял у окна, вдыхая ту малую толику свежего воздуха, которая тонкой струйкой втекала в затхлый кабинет.
– Твой друг не очень-то разговорчив, господин одинец, – едва поворачиваясь ко мне, бросил атаман.
– Он еще не свыкся с мыслью видеть в вас союзника, – бесстыдно кривя душой, объяснил я.
– А ты, получается, свыкся? – на лету поймав мою подачу, парировал Ян.
– Я человек реальных взглядов. Мне до престолов дела нет. Сами знаете, одинцы-следознавцы в государевы дела не лезут. Мое дело – душегубов ловить да злоумышления предупреждать.
– Ой ли? – усмехнулся мой настороженный оппонент. – Что ж вы, господин одинец, близ И.О. государя очутились?
– Как же иначе? – Я удивленно поднял брови, недоумевая, что вообще значит такой нелепый вопрос. – Вадим, конечно, мне друг, не без того. Но ведь и то правда, что выше него государевых мздоимцев в Субурбании не нашлось. Мой же удел – разузнать, какой недруг против государя злоумыслил.
– Уж не меня ли таковым числишь? – Мне показалось, что в ухмылке Яна Кукуевича холодно блеснули волчьи клыки.
– Было дело, – честно сознался я. – Подозревал. Но это в прошлом. Сейчас у меня есть проверенная информация, что преступление это Юшка-каан с мурлюкским Генеральным Майором измыслили.
– Да ну?! – В голосе вчерашнего разбойника слышался неподдельный интерес. – Неужто? И что же, доказать это берешься?
– В застенках сидючи, мало что докажешь! А только мне о том доподлинно известно. Своими ушами беседу Юшки с мурлюкским лазутчиком слышал. Если их план осуществится, то каан либо всю Субурбанию под себя подомнет, либо западный берег от Гуралии до Непрухи. А мурлюки весь этот кус своими огородами считать будут.
– Ишь ты, падаль навозная! – жестко блеснув глазами, процедил атаман. – С потрохами запродался! Ну, да то дело зряшное. – Он усмехнулся. – Вчерась в обед, сказывают, сгинул каан в дыму и пламени.
– Ну, молва и не такое сочинит, – поспешил я огорчить Кукуева сына. – Было дело вчера, взлетел на воздух гостевой терем в Заповедном лесу. Да только Юшки там не было.
– Доподлинно ли то ведомо? – насторожился злодей, явно имеющий отношение к загадочному взрыву в королевском заказнике.
– Да уж, не извольте сомневаться! Вадим самолично его с кулака приголубил. Так что, когда в терему все рвалось и полыхало, нарочитый муж в лесу валежником лежал.
– Во-о как, – протянул наглый узурпатор, с досадой сжимая кулак. – Экая незадача выходит! Ладно, ступай покуда. Я велел для вас еды приготовить. Так что отобедайте, а после еще поговорим.
Он хлопнул в ладони, призывая стражу.
Весь путь до места временного пребывания я размышлял о том, что время уже катится к полудню, не успеешь оглянуться, закат наступит. Уж не знаю, как там разбойный атаман с его приспешниками, но мы с Вадимом новой встречи с анчутками не жаждали.
– Лицом к стене! – прикрикнул караульный, когда мы очутились у двери, и, оставив меня под надзором своего товарища, начал отпирать замок.
– Да не мог я обознаться! – послышалась из-за стены чья-то возмущенная фраза. – Вот как сейчас вижу, в двух шагах от меня вы на коне промчались!
– Что за нежданная встреча? – Я в недоумении поднял брови и шагнул в залу.
Говоривший сидел спиной к двери, но его заискивающий голос я бы узнал и в кромешной тьме.
– Фуцик?!
