10. 2008 год. Зима. Истинный враг
— …мы пока ничего не знаем про него, — докладывал Артем. — Из перехваченных сообщений известно только имя и способ контакта. Некто Федор Максимович Марошев. Родился и прописан в Волгограде, но по месту прописки давно не проживает. Ни Волгоградское, ни УВД Свердловской области ничего конкретного сообщить не могут — он у них не проходил. Хорошо, что паспортная служба прислала фотографию, теперь у нас есть от чего толкаться.
(Протоиерей Адриан огладил рукой бороду: — Когда он должен появиться в Москве? — Через три дня. В Екатеринбурге на имя Марошева уже заказаны билеты; поезд номер 7, прибывает на Казанский в 6.35. Интересно, что всего их куплено восемь: два в одно купе, два в том же вагоне, но поодиночке, и еще четыре — россыпью по всему поезду.
— Вам это кажется странным?
— Да, немного. Билеты докупались постепенно. Если бы заказали сразу все восемь — получили бы два полных купе, скорее всего, даже в одном вагоне. Сейчас же не пора летних отпусков, особого ажиотажа нет. Я думаю, отец Базиль — или сам посланец по собственной инициативе — подстраховался от всяких неприятностей: один охранник вместе сМарошевым, еще двое — в том же вагоне, но вроде как отдельно. При неожиданном нападении под первый удар не попадут, зато смогут сами преподнести противнику сюрприз. Остальные четверо — наблюдатели.
— Получается, Базиль знает о нашей слежке? — спросил отец Адриан. После того, как иерархи Анафемы получили информацию о странных приготовлениях далекого уральского священника, «отцом» они его больше не называли.
— Вряд ли. Он просто опасается эксцессов со стороны своего думского приятеля Курилина. Тот ведь тоже не самый законопослушный гражданин, может, как и мы, решить, что посланец — ценный источник информации. И что полезней будет захватить и допросить его.
— Информация стоит ссоры с Базилем? С которым он, как вы сказали, добивался встречи целый месяц?
Артем мрачно усмехнулся.
— Москва — большой город. И люди в ней пропадают ежедневно, особенно приезжие.
— Вы считаете, Курилин способен на похищение?
— Курилин способен на все. Он правая рука алюминиевого авторитета Антона Буслаева по кличке «Бусик». Кстати, сейчас этот металлургический барон в Москве, решает какие-то вопросы в Минресурсе. Мы запросили ОБЭП, они пока работают, но уже сейчас можно сказать с определенной долей уверенности — Бусик интересуется шахтой, что находится в «управлении» у отца Базиля. Видимо, сделка готовится следующая: шахта или частичный контроль над ней в обмен на нужные знакомства и контакты в Москве. Все это пока лишь догадки, конечно, но… Ради информации о таинственном священнике Курилин вполне может пойти на силовой вариант, а труп Марошева потом найдут где-нибудь в Химках с признаками отравления некачественной водкой. Впрочем, как мне кажется, наш уральский самородок и сам все это прекрасно понимает. Дополнительная охрана сможет защитить посланца от многих неприятностей, а если принятые меры предосторожности все-таки не помогут — будет, кому рассказать, что произошло. Такое расположение людей в поезде — обычная практика спецслужб. «2-2-4», приманка — охрана — слежка. Схема несколько устарела, сейчас есть кое-что пооригинальнее, но мне все равно интересно: откуда отец Базиль ее знает? Кто его научил? Инструктора по боевой подготовке, которых он собирал по всему Уралу? Или кто-то еще, кого мы не знаем?..
— Что вы намерены делать? — спросил протоиерей после паузы.
— Задержать Марошева мы не можем — никаких улик, только домыслы. Да и не даст это ничего. Будем следить, подождем, пока он выйдет на контакт с Курилиным. А на месте встречи возьмем обоих. И здесь нам потребуется ваша помощь, отец Адриан.
— Конечно, конечно. Все, что в моих силах.
— Скорее всего, встречаться они будут где-нибудь за городом, подальше от любопытных глаз. Возможно, в доме Курилина на Рублево-Успенском шоссе. Санкцию на штурм депутатского особняка не дадут никогда. Поэтому придется действовать самостоятельно, силами «опричников».
— Артем Ильич, вы же сами всегда были против таких методов!
— Да, но других вариантов у нас нет. Марошев сейчас — единственная ниточка к отцу Базилю, но заговорит он только тогда, когда у нас будет, что ему предъявить. Если возьмем его на улице — он рассмеется нам в лицо. Потому что прекрасно понимает: даже если дело дойдет до суда, ничего серьезного против него нет. А во время встречи с Курилиным несомненно будут предъявлены какие-то документы, да и сам разговор неплохо бы записать, допросить помощника депутата по горячим следам. Вот тогда и для Марошева найдется пара сюрпризов, и к отцу Базилю след потянется. Так что придется рисковать, а если… Корняков, который до сего момента не вмешивался в разговор, тихо сказал:
— Когда.
— Точно, Сав. Когда, — сразу же поправился Чернышов, — мы найдем в особняке хоть что-то, можно попробовать выбить санкцию задним числом. И я очень прошу вас, отец Адриан, поставьте в известность Патриархию. Сейчас благословение его святейшества нам просто необходимо. Но священноначалие должно очень четко понимать: в данном случае это будет не формальное одобрение наших действий, как раньше… извините, если я задел вас, но так благословение выглядит для мирского человека и властей… а фактически карт-бланш, прикрытие по большому счету незаконных действий.
— Хорошо, согласен, — после недолгого молчания кивнул протоиерей. — Ваши доводы понятны и убедительны, я сообщу его святейшеству. Да поможет вам Господь!
Посланец отца Базиля прибыл в Москву почти вовремя: поезд задержался в пути на каких-то восемнадцать минут. Марошева довольно быстро вычислили — он вышел из вагона вместе со своим провожатым, плечистым парнем лет двадцати. Брезгливо поддел носком сапога грязный слежавшийся снег на перроне, огляделся и степенно зашагал к вокзалу. На небольшом расстоянии за ними следовали еще двое ничем не примечательных мужчин. Не примечательных за исключением одного: у всех четырех не было багажа, не считая небольшого дипломата у самого Марошева. Наблюдателей точно определить не удалось — практически одновременно прибыл поезд из Казани, и на перроне царило вавилонское столпотворение.
Дождавшись, когда все выйдут, Чернышев заскочил в вагон и, предъявив проводнику удостоверение, попросил показать, кто из пассажиров ехал в купе номер четыре.
— Да вон они пошли! — сказал тот. — С чемоданчиком который… вон, видите? И второй рядом с ним. Еще бабулька с внучком, что сейчас с родственниками обнимается.
— Вы не заметили в них ничего необычного? Проводник, немного разбитной парень, с легкой примесью восточной крови, кивнул:
— Странные они. Тридцать пять часов в дороге и ни разу не ели. На станциях ничего не покупали — я бы заметил — и в ресторан не ходили. Может, у них чего с собой было, не знаю. Но ни чая, ни пива не заказывали, а в сухомятку жевать — кому охота?
Посланца отца Базиля взяли под плотное наблюдение. Каждое его перемещение контролировалось, звонки прослушивались. Чернышев колесил вслед за ним на штабной машине, без сна, без отдыха, без смены. На третий день Марошеву наконец-то позвонил Курилин.
— Федор? Это Алексей. Ваши предложения интересны, мы готовы к переговорам.
— Когда? — без всякой интонации проскрежетал Марошев.
— В субботу, в пять часов. Вас устроит?
— Да, вполне. Где?
— Семнадцатый километр Рублево-Успенского шоссе. Там заправка — вас встретят и проводят.
— Хорошо. Номер и марку машины сообщу за полчаса до выезда. И учтите — за машиной будут наблюдать.
— Федор! За кого вы нас принимаете!
— Я просто подстраховываюсь. — В голосе посланца по-прежнему нельзя было уловить никаких эмоций. — Вы же, например, явно будете в доме не один?
— Я помощник депутата Госдумы, — несколько обиженно сказал Курилин. — Мне положена охрана. В случае непредвиденных обстоятельств…
— Надеюсь, мы оба не хотим, чтобы они произошли, — несколько двусмысленно произнес Марошев. — Это в наших интересах. До встречи, Алексей Абрамович.
Чернышев устало кивнул технику:
— На всякий случай сделайте дополнительный анализ записи — идентификацию голосов, место разговора. Хотя бы предположительно. Не помешает.
— Артем Ильич, это точно они! Ручаюсь!
— Конечно, — сказал старший контроллер, достав из кармана сотовый. — Но на суде твоего, Костя, ручательства будет маловато. Материала на Курилина с Марошевым и так — кот наплакал, мы не имеем права на небрежность.
Набрав номер, Чернышев приложил трубку к уху:
— Здравствуйте, отец Адриан! Это Артем. Они договорились о встрече. Да. Да. Спасибо. В субботу, в семнадцать ноль-ноль. Хорошо, еду.
Первую половину дня субботы Корняков с Даниилом просидели в кабинете Чернышева. Самого старшего контроллера не было — руководство Анафемы решило провести последнее совещание. Группа оказалась предоставлена самой себе. Инок сидел спокойно, сложив руки на коленях, а вот Савва не находил себе места. Его деятельная натура не умела ждать.
— Ну что они так долго? — в который уже раз переспрашивал он. — Четвертый час заседают!
Даниил пожал плечами, промолчал.
— И было бы из-за кого! Какой-то священник деревенский решил немножко подзаработать! Возьмем его, скрутим в бараний рог — и все дела! Небось, когда сатанистов брали…
Инок вздрогнул.
— …такого внимания не было. Отец Адриан благословил — и все, поехали. А теперь даже сам владыка Питирим прибыл. Зачем ему в такие рядовые дела вникать?!
Дверь кабинета открылась, быстрым шагом вошел Чернышов. Услышав последние слова Корнякова, он невесело усмехнулся.
— Я тоже задавался этим вопросом, Сав. И даже спросил сегодня владыку. Священноначалие очень обеспокоено — кроме того, что такое поведение духовного лица подрывает устои и веру в церковь…
Корняков мрачно прогудел:
— Будто такого раньше не было!
— Было, — кивнул Артем. — Но не в таком масштабе. Простой иерей низшего ранга никогда еще не выходил сам на центральную светскую власть, пусть и коррумпированную.
— Не могу представить, как священник мог отдаться греху сребролюбия, — тихо вымолвил инок. — Он же, наоборот, должен служить образцом благочестия, своим примером указывать прихожанам истинный путь.
А он…
— Нет, Даня, отец Базиль хочет не просто заработать. Иначе зачем бы ему рваться прямо в Москву, минуя губернатора области или, скажем, представителя президента? Он тоже хочет войти во власть, в самый ее центр. Хочет подняться надо всеми. И самое главное — у него есть, что предложить, иначе с ним бы никто и разговаривать не стал.
— Что? — спросил Корняков.
— Это мы и должны выяснить. Его святейшество очень обеспокоен.
Артем несколько раз позвонил куда-то, коротко переговорил, ограничиваясь лаконичным «да», «готово», «хорошо». Потом посмотрел на часы.
— Половина первого. «Опричники» ждут нас через час у начала Кутузовского. Собирайтесь.
— Да! — сказал Савва. — Три раза звонила некая Марина Астахова. Сначала узнала, кто в Анафеме занимается греховным обогащением, ее переключили на нас. Я говорю: что у вас за дело? А она мне сразу. — дайте начальника! Нету, говорю. Потом еще два раза звонила и опять отказалась со мной беседовать. Сказала, через полчаса еще раз попытается тебя поймать.
Пока Корняков рассказывал, Артем сложил в папку какие-то бумаги, открыл оружейный сейф, достал пистолет, сунул в кобуру. Савва следил за его действиями с все возрастающим интересом.
— Через полчаса мы будем на Рублевке, — на ходу сказал Чернышев. — Скажи, пусть звонит в отдел общественных связей, сообщит, что у нее за дело. И спускайтесь вниз — выезжаем.
Старший контроллер вышел из кабинета. Корняков взглянул на Даниила, пожал плечами и потянулся за трубкой.
* * *
Марина положила трубку спутникового телефона на базу, отключила питание. Все — звонить больше нельзя, а то перерасход времени станет заметным. Надо ехать а Москву.
Девушка повернулась к выходу и вскрикнула: в дверях стоял отец Базиль.
Стоял и улыбался. Странно, не по-настоящему, одними губами. Глаза смотрели холодно и жестко.
— Я думал сохранить тебя до самого конца, — сказал он спокойно. — Жаль.
Марина метнулась мимо него к выходу, уже протянула руку толкнуть дверь, уже видела, как, выскочив из дома, рванет вверх по расчищенной с утра улице, но в эту секунду плечо как будто взорвалось болью и моментально онемело. Марина ойкнула, попыталась зажать его рукой. В ладонь тут же вонзились сотни электрических игл. Рука отнялась.
В глазах потемнело от боли, разум с трудом цеплялся за реальность.
— Что… кто вы? — спросила Марина сквозь слезы.
— Уже не важно. Главное — кто ты. А еще интереснее — кем станешь.
Отец Базиль поднял руку. Слепящий, мертвенно-бледный свет ударил, как показалось Марине, прямо в лицо. Она хотела закрыться, отвернуться от нестерпимого сияния… поздно. Холодный и одновременно обжигающий, как жидкий азот, поток хлестнул по щекам, шее, рукам. Кожа моментально пошла мурашками, тело одеревенело. Волна холода распространялась все дальше, и вот она дошла до родинки на плече.
Папиллома как будто очнулась от многолетнего сна. Марина почувствовала, как что-то зашевелилось, рванулось вверх, раздирая кожу. Она повернула голову, хотела посмотреть, что же это. Хвостики всех трех родинок шевелились, как живые, тянулись вверх, стремясь вырваться на свободу. Сама папиллома набухла и пульсировала. Марина закричала и потеряла сознание.
* * *
Когда машины свернули с трассы на ухоженную, чуть припорошенную снегом бетонку, ведущую к правительственному поселку, Артем спросил у командира «опричников»:
— Брат Кирилл, у ваших людей есть что-нибудь посерьезнее дубинок?
Из досье Чернышев знал, что инструктор СОБРа Ребров после не слишком удачного штурма захваченного террористами самолета уволился из рядов и едва не спился от нестерпимого чувства вины. Позже ушел в монастырь и принял постриг. Однако навыки и умения не забылись, поэтому, когда игумен по распоряжению Святейшего Синода создавал отряд «опричников», брат Кирилл лучше всех подошел на должность командира. И научить всему сможет, да и руководить обучен.
— Нет, — совершенно серьезно ответил бывший собровец, — мы не имеем права носить оружие. Отнятие чужой жизни — тяжкий грех. Господь завещал нам: «не убий».
Савва с сомнением посмотрел на штатный «Макаров», удобно, рукояткой в ладонь выглядывающий из кобуры.
Проворчал:
— Хотя бы «абакан» с резиновыми пулями взяли… Или помповик с дробью.
— Всем этим оружием можно убить, — с достоинством сказал командир «опричников». — В схватке не всегда есть возможность точно прицелиться.
— Можно и дубиной насмерть приложить, — не сдавался Савва.
Брат Кирилл смиренно кивнул.
— Мои братья хорошо обучены. Кроме того, я помолюсь Господу, попрошу его о помощи.
— Я имел возможность наблюдать вашу команду в деле, — сказал Чернышев. — Подготовлены вы, действительно, на славу. Но мы ведь не простых сектантов едем брать.
— Я знаю, — сказал брат Кирилл. — Мы получили ориентировку и даже план дома.
Корняков вопросительно поднял бровь.
— Это я настоял, — признался Артем. — Как только Марошев точно договорился встречаться в загородном доме Курилина, я попросил провести несколько тренировок. План особняка ты и сам видел, хотя достать его оказалось непросто.
— Мои братья штурмовали макет шесть раз, — сказал брат Кирилл.
— И все-таки, — после паузы сказал Чернышев. В его голосе явственно прозвучало сомнение. — Люди Марошева, несомненно, хорошие бойцы, да и курилинские ребята, хоть и считаются официально работниками думской охраны, через одного — криминальные боевики. Такие пустят в ход оружие не задумываясь. Соображения о превышении мер необходимой обороны их не остановят, да и, честно говоря, они будут в своем праве.
— Младшие братья наблюдают за домом вторые стуки. Количество охранников, время смены, оружие — мы все знаем. Штурм специально перенесли на час вперед, чтобы не угодить в пересменку, когда в доме окажется в два раза больше охраны. Все, что можно предусмотреть — сделано. Остальное в руках Господа.
— Предположительные потери? — быстро спросил Савва.
— Два-три человека ранеными, один — тяжело.
— Наших?
Брат Кирилл перекрестился, ответил спокойно:
— Братья предупреждены. Все исповедались и причастились.
— Господи, защити их! — сказал Даниил горестно. Корняков вздохнул, переглянулся с Артемом и повторил вслед за командиром «опричников»:
— Все в руках Господа.
Машины остановились в трех километрах от дома, «опричники» выскользнули из дверей, ссыпались с обочины в придорожные сугробы. Два из трех микроавтобусов развернулись, неспешно покатились назад, штабная машина Чернышова съехала на проложенную в глубоком снегу колею и скрылась в небольшом перелеске. Через несколько секунд на бетонке не осталось никого.
— Сколько ваших людей смотрят за домом? — спросил Артем брата Кирилла.
— Трое.
— Отзывайте по одному. Пусть уходят тихо, не привлекая внимания.
Командир «опричников» вопросительно посмотрел на Чернышева.
— Через дом от особняка Курилина стрит пустой коттедж. Там сейчас наши парни из технической службы, готовятся к прослушке, — объяснил Артем и посмотрел на часы. — Минут через пять весь дом будет у них под контролем. Если что-то пойдет не так — нас тут же предупредят. Ваши здесь больше не нужны, да и оставлять их нельзя: слишком много шансов, что заметят и поднимут тревогу.
Брат Кирилл кивнул.
— Согласен.
Машина выбралась на небольшую прогалину в лесополосе. Впереди, примерно в полукилометре, возвышался солидный кирпичный забор. Из-за него остроконечными башенками выглядывал красивый трехэтажный особняк, крытый фигурной керамической черепицей, заботливо очищенной от снега. Водосточные трубы и флюгер на правой башне поблескивали на солнце.
— Пижон, мать его! — сказал Савва, подняв бинокль. — Ого! А на заборе-то колючая проволока! И камеры!
— Они, конечно, настороже, но нападения не ждут, — напомнил Чернышев. — Камеры отключат по нашему сигналу, за минуту до штурма.
— Как? — спросил Корняков.
— Авария на электроподстанции, — улыбнулся Артем. — По совету брата Кирилла.
— Да у них, небось, генератор есть!
— Есть, — согласно кивнул командир «опричников». — Но чтобы его завести потребуется около пяти-десяти минут. К этому времени мы уже должны взять первый этаж.
— Повеселимся, — мрачно подытожил Савва. — А ты точно уверен, что переговоры будут здесь?
Чернышов покачал головой.
— Нет. На сто процентов никто ни в чем не может быть уверен. У Курилина наверняка есть запасные варианты, а то и просто — захват. На заправке трое наших, один даже в обслугу устроился: стоит, бензин в тачки заливает. Если что не так — нам сообщат, тогда будем действовать по обстановке.
— То есть пока мы можем только ждать?
— Именно.
В пять часов напряжение в штабной машине достигло предела. Когда пискнула рация, вздрогнули все, даже внешне невозмутимый брат Кирилл.
— Серый «фольксваген-бора», номерной знак К956УН-99RUS в сопровождении двух джипов «лексус» черного цвета только что отъехал от заправки. Движется по бетонке к правительственному поселку.
— Принял, спасибо, — ответил Артем в переговорник. Минут через пять послышался все нарастающий шум,
пока, наконец, по невидимой из-за деревьев дороге, промчались три автомобиля.
Чернышов связался с техниками в пустом коттедже.
— Костя, что видишь?
— Во двор въехали три машины, Артем Ильич, два «лексуса» и «фольксваген». Ворота открылись безо всякого сигнала — видимо, за ними наблюдают…
— Ну, в ворота мы не полезем, — проворчал Савва.
— «Лексусы» блокировали выезд, — продолжал докладывать Костя. — «Фольксваген» встал посреди двора. Из джипов вылезли четверо, окружили легковушку. Вооружены укороченными АКМС и… сейчас, плохо видно… судя по всему, «кедр» и АПС. Стволы на виду, но в руках не держат. А! У «фольксвагена» открылись двери… выходят…
— Сколько? — быстро спросил Чернышов.
— Четверо… Марошев, с ним трое охранников, все те же, с поезда. Еще один явно остался в машине, вижу его…
Навстречу им с крыльца спускается Курилин, улыбается, протягивает руку…
— Захвата не будет, — облегченно сказал Артем. — Алюминиевый барон все-таки решился на переговоры. Видать, отец Базиль показался ему слишком серьезным противником.
— Может, он их просто в дом заманивает, — сказал Савва. — Там-то всех и повяжут. Тепленькими.
— Ага, сейчас, стал бы Курилин собой рисковать! Понимает, что без стрельбы посланца не возьмешь, побоялся бы навстречу-то выходить!
— Артем Ильич, все вошли в дом, — сообщил Костя. — Переключаюсь на звук.
— Хорошо, если что — сразу докладывай. Главное — записать их разговор. Подожди, пока перейдут к главному.
— А что у них главное?
— Если бы знать! Смотри сам, я на тебя надеюсь. Казалось, ожидание сгустилось, стало почти осязаемым.
В штабной машине все молчали, сидели неподвижно, готовые в любую секунду услышать сигнал. Лишь однажды нетерпеливый Савва попросил разрешения закурить.
— Потом! — отрезал Чернышов. — Из машины тебе выходить не стоит, а здесь мы все от твоих сигарет задохнемся.
Савва повертел в руках пачку любимого «Элэма», сунул в нагрудный карман и пробормотал обиженно:
— Нормальные сигареты… Костя объявился через полчаса.
— Артем Ильич, — зашептал он. — Извините, что я тихо, просто мы через направленный микрофон снимаем, да больно уж далеко — километр почти, вот я и отошел, чтоб дорожку не забивать.
— Да не тяни ты!
— Есть, есть! — восторженно прошипел Костя. — У Базиля этого на курилинского шефа, Бусика, отменный компромат есть. Вроде он там, в Свердловской области, распорядился кого-то убрать, чтобы на алюминиевом комбинате своих управляющих поставить. Тихо вроде провернул, да Базилю что-то удалось накопать. Марошев предлагает обмен, Курилин как раз сейчас с боссом созванивается.
— С собой у него, конечно, только копии документов? — уточнил Чернышев, имея в виду посланца уральского «священника».
— Да. Он это раз пять упомянул. Все! Артем Ильич, Курилин вернулся. Сейчас!
В переговорнике повисла тишина. Минуту спустя Костя, как неумелый синхронный переводчик, забормотал:
— …так …так …он косвенно подтвердил обвинения Марошева, спросил его условия. Базилев посланец предложил…
Пауза.
— Что? — почти одновременно спросили Чернышев и Савва. Даже Даниил придвинулся ближе.
— Шахту, оригиналы компромата, дешевую рабочую силу при полном отсутствии профсоюза и любых проявлений недовольства — на долю в деле Бусикаи выход на его покровителей.
— Есть! — старший контроллер хлопнул рукой по пульту. — Костя, мы пошли. Фиксируй все, что произойдет на территории особняка. Понял?
— Хорошо, Артем Ильич.
— Брат Кирилл, выдвигайте своих людей. Когда они будут на местах, отключим электричество.
Командир «опричников» кивнул, поднес ко рту рацию.
— Брат Александр, брат Роман, командуйте. Через семь минут взводные доложили о готовности. Артем поймал взгляд брата Кирилла, сказал в переговорник:
— Отключайте!
Через минуту доложили:
— Готово!
Чернышев поднялся, сказал:
— С Богом! Пошли!
И, открыв дверь штабного фургона, первым спрыгнул в снег.
Брат Кирилл рванулся следом, на ходу раздавая короткие приказания. Савва и Даниил не отставали.
Где-то впереди послышалась невнятная ругань, громко хлопнул выстрел.
— Господи, защити смиренных братьев, принявших бой во славу твою! — бормотал на бегу инок.
То и дело проваливаясь по колено в сугроб, все четверо мчались вперед не жалея сил. Савва забористо матерился, Артем хрипло дышал, нервно щупал ладонью кобуру.
Забор становился все ближе.
Гулко ударил еще один выстрел. Почти сразу же — второй. Донесся негромкий вскрик.
— Нашего… — горестно воскликнул Савва. — Нашего же…
Три машины все также стояли во дворе, только теперь двери «фольксвагена» оказались раскрыты настежь, и с водительского места свисал неподвижный человек. У джипов валялся еще один, с залитым кровью лицом. Он злобно вращал глазами, пытаясь освободиться от наручников. Увидев группу с братом Кириллом во главе, охранник моментально ткнулся лбом в снег, застыл неподвижно.
Из дома доносились звуки борьбы, слышались крики. Снова раздался выстрел.
У крыльца слабо шевелились еще двое курилинских мордоворотов. Первый слабо стонал, пытаясь вправить вывихнутое плечо. Это ему не удавалось, потому что запястья сковывали наручники. Над вторым склонился могучий «опричник», деловито увязывая нескладные, почти обезьяньи руки ремнем от автомата. Оружие валялось рядом.
— Брат Роман, — спросил командир, присаживаясь рядом на одно колено, — что у нас?
— Внешняя охрана нейтрализована, — доложил взводный. — Брат Александр пошел внутрь. Брат Родион ранен.
— Сильно?
— В живот.
Командир поник. Артем спросил:
— Скорую вызвали?
— Пока нет.
— Вызывайте. Брат Кирилл, — сказал Чернышев, — не время сейчас. Потом отплачем. Идемте в дом.
На открытой веранде второго этажа, прячась за резными перильцами, появился охранник. Укороченный АКМС подрагивал в его руках, словно живое существо, смертоносное и безжалостное.
Савва приметил его первым, закричал:
— Арте-о-о-ом! — и рванул из кобуры «макаров», чувствуя, что не успевает.
Брат Кирилл среагировал быстрее. Схватил с земли автомат связанного охранника, и, единым движением передернув затвор и развернувшись на пятках, нажал на курок.
«Калашников» скупо плюнул огнем. Короткая — в три патрона — очередь словно перечеркнула человека наверху. Он вздрогнул, выронил оружие, нелепо всплеснул руками.
АКМС глухо стукнулся о крыльцо, прогрохотал по ступеням. Следом, даже не успев простонать, на камни упал охранник. Мягкий всхлип — и изломанное тело застыло прямо перед входной дверью. По вычищенным от снега плитам потянулась кровавая дорожка.
Брат Кирилл вздрогнул, поднялся, неуверенно подошел. Даниил и Артем двинулись следом, взводный Роман что-то забормотал в рацию, испуганно поглядывая на своего командира. Савва стоял посреди двора, сжимая пистолет обеими руками.
Охранник не шевелился.
— Святый Крепкий! Святый Боже! Прости меня, Господи!
Бывший собровец отбросил в сторону автомат, рухнул на колени перед телом охранника, забормотал:
— …кто я такой, чтобы наперед Господа жизнь обрывать?!
— Брат Кирилл! — позвал Чернышов. Никакой реакции.
— Брат Кирилл! Вы нам всем жизнь спасли. Командир не реагировал.
— Что с ним? — спросил Артем у Даниила. — Дань, помоги…
Инок покачал головой.
— Нет, я не могу. Только он сам может этот грех отмолить. Только сам… Пойти к духовнику, покаяться с чистым сердцем, принять схиму. Удалиться в скит, денно и нощно молиться и истязать плоть, вымаливая прощение у Господа.
Брат Кирилл поднял голову.
— Вы думаете, это поможет, брат Даниил?
— Господь милостив! Вы взяли грех на душу, чтобы спасти жизни других.
Коротко простучала автоматная очередь. Савва бросился к входной двери:
— Пошли! После поговорим…
На первом этаже царил разгром. Стулья перевернуты, большой обеденный стол в просторном холле валялся у стены, из раздвижной стеклянной двери торчат одни осколки.
На полу ругался и стонал связанный курилинский телохранитель. Рядом с ним вытянулся охранник Марошева, темные волосы мокли в небольшой кровавой луже.
Сверху донесся сильный удар, что-то неразборчиво закричали.
— На второй этаж! — скомандовал Савва.
Широкая, как проспект, лестница поднималась наверх полого и неторопливо — в три пролета. Шары, искусно выточенные из разных пород дерева, венчали перила на поворотах. Кое-где на них блестели свежие бурые потеки.
Второй охранник Марошева лежал на ступенях последнего пролета с неестественно вывернутой правой рукой. Продрав плотную ткань свитера, из рукава беззащитно торчал обнаженный кусок кости. На опрятно вычищенной одежде расплылось пятно крови.
Площадка второго этажа была пуста. Но у самого начала коротенького коридора привалился к стене раненый «опричник».
Савва быстро осмотрел его:
— Как ты?
Рана в боку хоть и сильно кровоточила, но казалась не опасной.
«Навылет, и никакие органы не затронуты», — с облегчением подумал Корняков.
— Ничего. Божьей милостью живой, — проговорил монах. Кожа на его лице стремительно бледнела, кровопотеря и болевой шок делали свое дело.
— Вниз сам дойдешь? — спросил Савва. — Сейчас скорая приедет.
— Попробую…
— Дань, помоги ему! — сказал Чернышов.
— Нет-нет, я сам… Вы там нужнее.
Секунду Артем колебался: в бою инок вряд ли сможет помочь, а вот вероятность, что его зацепит случайной пулей — есть. Только как он потом своим же напарникам в глаза посмотрит?
— Ладно, Дань, идешь с нами! — скомандовал старший контроллер.
Савва уже несся по коридору как вихрь. В самом конце красовалась высокая дверь из цветного стекла. Одна створка валялась на полу, выбитая крепким плечом, у порога среди разноцветных осколков неподвижно лежал «опричник». Еще трое стояли по бокам, опасаясь высовываться. Стену напротив изрешетили зияющие пробоины: дерево растрескалось, выщербленные пулями щепки топорщились во все стороны, как иглы дикобраза. Уткнувшись лицом в пол, жался к косяку боковой двери курилинский охранник. Скованные руки мешали ему, он то и дело брыкался, пытаясь освободиться, потом снова испуганно замирал.
Один из монахов обернулся, заметил подкрепление, обрадованно показал рукой: сюда, сюда, мол.
Из комнаты снова выстрелили, еще одна стеклянная пластина разлетелась цветными искрами.
Корняков присел на колено, выдернул из-под застывшего в страхе охранника «кедр». Проверил оружие, крикнул:
— Артем, прикрой! — и, оттолкнувшись от пола, рванулся в проем.
Чернышов поднял «Макаров» на уровень груди, несколько раз нажал на курок. Пистолет рявкнул. Из комнаты выстрелили в ответ, пуля чиркнула по косяку, но в этот момент Савва уже вкатился внутрь.
Коротко пролаял «кедр».
— Стоять! Анафема!! — заорал Савва. — Бросить оружие! Куда, гад?!
Громыхнул «Макаров», с глухим стуком на пол рухнуло тело. Артем с Даниилом и «опричниками» тоже вбежали в комнату.
У окна, навалившись грудью на подоконник, полулежал третий и последний из охранников Марошева. Видимо, заслышав выстрелы во дворе, он специально встал у рамы, чтобы одновременно контролировать и задний двор, и дверь в комнату. Это его и подвело — когда Корняков влетел в дверь, он промедлил лишь какое-то мгновение… Утяжеленные пули «кедра» превратили лицо в кровавое месиво, а сила удара развернула его.
Умер он мгновенно.
Личный телохранитель Курилина тоже отвлекся. Может быть, на выстрелы Артема. Савва успел нажать на курок первым, потом, когда раненый в правую руку бодигард попытался перехватить АПС левой, не колеблясь прострелил ему бедро.
Но не эти двое в первую очередь привлекли внимание Артема. За просторным столом в центре комнаты сидели с поднятыми руками Курилин и Марошев. Помощник депутата выглядел испуганным, переводил взгляд с одного неожиданного гостя на другого, а вот посланец отца Базиля, казалось, не боялся ничего. Сверкающие ненавистью глаза сверлили Корнякова и только его, видно было, что Марошева на месте удерживает лишь ствол «кедра», наведенный в упор.
— Анафема! — сказал Чернышов с тожеством в голосе, — Курилин и Марошев! Не двигаться! Вы в нашей юрисдикции!
И добавил, обернувшись к «опричникам»:
— Обыщите их и помогите раненым. Сейчас приедет скорая, снесите вниз тех, кто не может ходить.
Пока монахи споро охлопывали карманы задержанных, старший, видимо, брат Александр, опустился на колени у неподвижного тела в дверях, пощупал пульс, покачал головой. Короткая команда — и «опричники», осторожно подхватив раненого на руки, вынесли его из комнаты.
— Брат Александр, — обратился старший контроллер к взводному. — Брат Кирилл не может сейчас командовать, так что принимайте руководство на себя.
— Что с ним? Ранен? Убит?! — быстро спросил «опричник».
— Нет… Увидите сами. Сейчас главное — перекрыть все пути отхода и обыскать дом. Распределите людей и вызывайте машины для задержанных. Здесь мы и сами справимся.
Брат Александр кивнул и вышел.
— Ну что же, господа Курилин и Марошев, — Артем пододвинул к столу еще один стул, присел, подтянул к себе лежащий рядом с базилевым посланцем открытый дипломат. — Давайте посмотрим, что могло свести для. переговоров помощника депутата Государственной думы, правую руку алюминиевого короля Бусика, и скромного посланца захолустного уральского священника, владеющего шахтами и лесопилками.
Курилин сник. Скорее всего, до этого момента он до конца не понимал причину налета, может, даже считал Марошева причастным ко всему, но теперь у него задрожали руки. Степень осведомленности грозной Анафемы потрясла его.
Посланец отца Базиля оставался спокойным:
— Я принял приглашение уважаемого Алексея Абрамовича для того, чтобы обсудить программу благотворительной помощи, которую господин Курилин и его очень хороший друг, Антон Буслаев, собираются оказать нашей епархии и — в частности — приходу отче Базиля.
Савва фыркнул. Ствол «кедра» дрогнул, заставив Марошева напрячься.
— Конечно-конечно!
Чернышов покопался в дипломате, с торжествующим видом извлек прозрачную папку с документами. Сквозь мутный зеленоватый пластик можно было разглядеть какие-то фотографии.
— А чтобы господин Бусик проявил в своей… гм… — Артем усмехнулся, — благотворительности большую щедрость, вы запаслись необходимыми документами для шантажа. Что скажете, Курилин? Вы и ваш босс действительно причастны к ряду заказных убийств в Свердловской области?
Помощник депутата сжался под взглядом Чернышева. Старший контроллер видел: он готов сломаться. Слишком неожиданно все произошло, слишком быстро. Если не дать ему сориентироваться, давить фактами — Курилин заговорит. Конечно, от таких показаний на суде мало проку, надо чтобы Алексей Абрамович то же самое и на допросах повторил, но сейчас дело не в нем. Пусть всей этой алюминиевой командой ОБЭП и прокуратура занимается. Главное — сломать Марошева. Посланец отца Базиля — крепкий орешек, держится спокойно, слишком спокойно… И в отличие от обычной уверенности криминала в силе своих денег, он не пытается откупиться и не требует адвоката. Что-то здесь не так.
— А что, Курилин, один наш общий знакомый священник, отец Базиль, он же — Василий Тристахин…
Краем глаза Артем заметил, как шевельнулся Марошев.
— …действительно предлагал вам использование рабского труда прихожан на комбинате упомянутого любителя благотворительности господина Бусика?
Алексей Абрамович неопределенно мотнул головой и сильно побледнел. Его лицо будто внезапно обсыпали сахарной пылью.
Марошев сказал почти спокойно:
— Уважаемый Антон Васильевич действительно хотел помочь прихожанам — дать им работу и живые деньги, чего до сих пор не могут сделать ни центральные, ни местные власти. Люди прозябают в нищете, голоде и холоде.
— Да-да… И поэтому бесплатно работают на постройке церкви, лесопилке, шахте. А теперь будут и на комбинате горбатиться за жалкие гроши. Курилин! — Чернышов повернулся к помощнику депутата, в упор посмотрел на него. — Что хотел отец Базиль взамен? Долю в комбинате? Связей и поддержку в Москве? Ну! Отвечайте!
В комнате повисло молчание. Курилин затравлено посмотрел на трубку сотового телефона, даже дернулся взять ее со стола, но передумал.
— Вашим боссом Бусиком уже занимается прокуратура. Пока вы еще можете помочь себе, заслужить уменьшение срока, оказав содействие следствию. Потом будет поздно.
— Ладно… — тихо пробормотал Курилин. — Я скажу все. Только обещайте, что мое признание будет учтено.
— Обещаю! — твердо сказал Чернышов. Марошев сдавленно прорычал:
— Ты — умрешь!
Поначалу на него никто не обратил внимания. И только когда посланец отца Базиля дернулся в кресле, Савва заметил неладное:
— Артем! Даня!
Марошев… менялся. Лицо вытянулось, превратившись в странное подобие маски из дешевого фильма ужасов, губы чернели на глазах, растягивались, выпустив наружу звериные клыки. На руках бугрились мускулы, грубые жесткие волоски раздирали кожу, росли и густели, извиваясь, словно щупальца. На плечах и в паху треснула одежда, свалилась по бокам бесформенной грудой.
Зверь зарычал, с клыков на волосатую грудь закапала слюна.
— Оборотень! — пробормотал ошеломленный Савва.
Наверное, неведомое существо, в которое обратился Марошев, и вправду походило на вервольфа, только человеческого в нем оставалось все-таки больше, чем волчьего.
— Сав, стреляй!
Корняков нажал на курок. Оборотень дернулся, но пули, казалось, только придали ему сил. Он поднялся, протянул когтистую лапу к застывшему на месте Курилину.
— Ты — умрешь! — повторил он невнятно. Человеческая речь с трудом давалась звериным губам.
Марошев перегнулся через стол, схватил своего бывшего собеседника за грудки. Добротная ткань дорогого костюма рвалась, как бумага.
Курилин тоненько завыл, попытался отстраниться. Не удержал равновесия и упал на спину вместе со стулом.
Зверь зарычал, мощным прыжком взлетел на стол.
Помощник депутата бочком отползал в сторону, прикрываясь руками.
— Стой, тварь! Именем Господа моего, Иисуса Христа!
Оправившись от неожиданности, наперерез оборотню бросился Даниил.
— Даня, куда? — Савва хотел схватить инока за руку, но не поймал.
— Отче наш, Царь Небесный, Заступник и Утешитель! Спаси и сохрани души наши!
Зверь вздрогнул, обернулся к Даниилу, оскаленная пасть смрадно дохнула ему прямо в лицо.
Инок не отшатнулся. Зажав в кулаке нательный крестик, он молился. И с каждым словом его голос становился все громче, неведомая сила питала его.
— Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Бессмертный! Приди на помощь чадам твоим, защити их от нечистого!
Даниил перекрестил тварь. На коже оборотня протянулись дымные полосы, запахло паленым. Марошев взвыл, заметался на столе, как загнанный волк.
Инок перекрестил его еще раз. И еще.
Ожоги полосовали зверя, будто прутья раскаленного железа. Он упал на бок, страшно ревел, катаясь из стороны в сторону, пытаясь заглушить боль.
Ножки стола подогнулись, он не выдержал и сломался. Оборотень рухнул на пол.
Инок склонился над лежащей в груде обломков тварью, выставил впереди себя крест и торжествующе провозгласил:
— Во имя Отца, Вседержителя, Творца неба и земли, Сына Божия Единородного, рожденнаго прежде всех, Света от Света, и Святаго Духа, Царя Небесного, Утешителя, Души истины, изыди нечистая тварь! Господи, защити душу несчастного, освободи ее от мерзостных оков!
Крестом и молитвой Даниил жег Марошева до тех пор, пока оборотень не замер опаленной бесформенной грудой, в последний раз содрогнувшись в предсмертных конвульсиях. Омерзительный песий запах и вонь жженой органики ударили в ноздри.
Одновременно с тварью на пол рухнул Курилин. Он был без сознания. На штанах расплывалось темное пятно.
Савва брезгливо оттащил помощника депутата в угол комнаты, открыл окно, стараясь не смотреть на мертвого оборотня.
— Что это, Дань? — спроси пришедший в себя Артем.
— …и сошел огонь Божий с неба, и попалил его…
Даниил осторожно раздвинул пальцами волоски на правом плече твари. Когда на сероватой коже явственно проступил треугольник из хвостатых родинок, похожих на шестерки, он вздрогнул. Именно это он одновременно ожидал найти и боялся.
Инок обернулся к Чернышеву с Саввой, только теперь они увидели его белое, как будто из бумаги лицо.
— С кем же мы вступили в борьбу? — спросил Даниил. — Кто же этот самый отец Базиль? Кто ты, Василий Тристахин?
И сам себе ответил:
— …И даны ему были уста, говорящие гордо… и дана ему власть действовать сорок два месяца. И он сделает то, что всем — малым и великим, богатым и нищим, свободным и рабам — положено будет начертание на правую руку их или на чело их…
Чернышов вдруг встрепенулся, а когда все посмотрели на него, сдавленно произнес:
— Три-ста-хин? Это же анаграмма! Переставьте буквы!
— Боже мой! — сказал Савва.
— …Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Бессмертный, помилуй мя, грешнаго… — пробормотал Даниил и перекрестился.
Чернышов подошел к оборотню, пнул его ногой. Тварь не пошевелилась. Он повернулся и сказал, обращаясь к Савве:
— Помнишь наш разговор об охоте на ведьм? Беру свои слова обратно. Теперь у нас есть настоящий ВРАГ.
КОНЕЦ ПЕРВОЙ КНИГИ
Назад: 9. 2008 год. Осень-Зима. Феод
На главную: Предисловие
