Новую пристройку на школьном дворе закончили еще в начале недели, а в субботу, когда еще не просохла смола на свежеоструганных бревнах, уютный одноэтажный флигелек освятил отец Базиль.

На следующее утро, едва успев позавтракать, Марина и засобиралась в школу. Посмотреть, все ли в порядке, не упустили ли, как всегда, какую-нибудь досадную мелочь. Конечно, в воскресенье работать вроде как и не пристало, положено сходить в храм и посвятить весь день богоугодным делам. Но как раз на сегодня отец Базиль назначил в только что отстроенном флигеле первый общий урок Закона Божия для детей всего прихода.

Всю ночь Марина не могла заснуть. Она очень беспокоилась: как пройдет завтрашний урок? Надо постараться сделать так, чтобы новички из Белоомута, Сосновки и Под-горок увидели свою будущую школу чистой и светлой, чтобы им захотелось в нее вернуться, снова услышать проникновенные проповеди отца Базиля. Только тогда можно быть уверенным, что души ребят потянутся к Господу.

Во дворе царила чистота. Несмотря на весеннюю слякоть, щегольские «городские» сапожки — предмет зависти всей деревни — остались чистыми. Видимо, кому-то из согрешивших прихожан отец Базиль назначил в послушание расчищать дорожку к церкви. Наверное, опять Симеонову. Восьмилетняя Катюшка еще в начале недели жаловалась Марине, что «папка опять запил». Петр, по всей видимости, раскаялся вполне искренне: выполнил работу со всем возможным усердием и даже немного перестарался.

Проходя мимо дома отца Базиля, Марина не в первый раз почувствовала, как сердце забилось чаще.

Интересно, что он сейчас делает? Готовится к заутрене? Или опять полночи сидел с калькулятором и счетными книгами, прикидывая, как лучше распорядиться скудными пожертвованиями? Приход маленький, вот и приходится отцу Базилю быть и за священника, и за ключаря, и за ризничего, и даже — за прислужника.

Больше всего на свете Марине хотелось постучаться к нему, спросить: не может ли она чем-то помочь? А заодно еще раз увидеть его глаза, его руки, его улыбку…

И плевать на местных сплетников, которые, по уверениям Марфы Демьяновны, вообще уже поженили учительницу с отцом Базилем. Ну даже если так и случится — что с того? Иереям разрешено иметь семью — теперь Марина это точно знала.

Хорошо бы еще выяснить, что он сам думает! Только как? Впрямую же не спросишь!

В мыслях девушка взбежала по ступеням, постучала… только в мыслях. Ноги словно сами несли ее к школе.

Тяжело перешагнуть через себя и признаться в обычной земной любви тому, кого боготворишь.

Яркий и нарядный флигилек шагов с тридцати встретил Марину душистым хвойным ароматом. В лучах восходящего солнца золотились на бревнах капельки засохшей смолы. Девушка улыбнулась, чувствуя, как отступает куда-то внутрь, в потаенные уголки души, давящая горечь.

Несмотря на короткую в этом году зиму и слякотную весну, новый класс построили быстро. А на заднем дворе еще успели возвести и вместительный сарай, как сказал отец Базиль — для инвентаря и школьных пособий, которые вскорости должны были доставить из Каменца. Сейчас на склад временно свалили кадки и короба. Марина не слишком интересовалась, что в них. «Не интересовалась — в смысле лишний раз не спрашивала, она и так прекрасно знала. Прихожане несли батюшке в дар все, чем богата местная земля — мед, соленья, грибы-ягоды. Кто от чистого сердца, а кто и с греховным желанием задобрить сурового священника. Отец Базиль принимал все, никого не обижал отказом, но Марина никогда не видела, чтобы он хоть раз сделал послабление. Нет, батюшка относился ко всем одинаково. Поначалу.

Дары все равно продолжали нести, и как-то раз отец Базиль в шутку сказал, что скоро у него скопится столько всего, что хоть лавку открывай. Марине идея показалась не такой уж и смешной: на обновление стен, на украшение алтаря, на церковные книги да и на школьные учебники требовались деньги. А как их иначе раздобыть? Пожертвованиями много не соберешь: в Синем Колодезе, да в окрестных деревнях тоже, наличные — большая редкость.

Видимо, эта идея осела в памяти и у самого отца Базиля, потому что однажды зимой он вернулся из Кременца веселым:

— Я договорился со скупщиками, чтобы весной и летом приезжали к нам. Будут деньги на храм и на школу. А от греха стяжательства Господь меня защитит!

Марина много раз слышала здесь, в Синем Колодезе, об оптовых покупателях, что месяцами разъезжают по деревням, предлагая за лесные дары неплохие по местным меркам деньги. В большинстве своем это вполне законопослушные люди, что предпочитают заниматься легальным бизнесом: медом, сушеными грибами, вареньем, свежими ягодами. Но кое-кто охотился только за особым товаром, таким, который из-за своей редкости, дороговизны или даже запрета на сбор мог принести неплохую прибыль: золотым корнем уральского женьшеня, лосиными рогами, медвежьей желчью, лиственницей, шкурами. Соболя и горностаи в этих местах давно уже перевелись, чернобурок разводят искусственно, но рыжие лисы и норки еще встречаются.

Тогда девушка не стала расспрашивать священника — постеснялась. Но потом из разговоров колодезян, да и собственных наблюдений, поняла, что отец Базиль стал поощрять дарителей. Кому облегчал епитимью, кому прощал без послушания не самые тяжкие грехи. Через месяц не только Марина, но и все в деревне знали, что сомнительной честности дар — не подношение, а вполне богоугодное дело, нечто вроде пожертвования. Да батюшка этого и не скрывал, просвещая всех желающих.

Марине он как-то сказал:

— …если, скажем, Симеонов принес кадку соленых грибов в подарок лично мне, да еще с мыслью что-то за это выпросить — это грех. А вот когда то же самое он делает для всего прихода, когда знает, что пожертвование обернется в деньги, а потом — в новые книги и тетрадки для школы, в оклад для алтаря, деяние выходит вполне благочестивое. Понимаешь? Пожертвование не мне, а храму. Не для себя старается человек, для других, как Господь велел. Значит, несмотря на всю греховную природу, в душе Симеонова есть место чистому и светлому. Я всего лишь скромный пастырь, судить поступки будет Всевышний, ибо сказано, что каждому воздастся по делам его. Но, как мне кажется, такие порывы нужно поощрять, чтобы в следующий, раз он произошел не по случайной прихоти, а вполне осознанно.

Сказать по правде, девушка не очень поняла метафизическую сущность объяснений отца Базиля, потому что ей (больше нравилось слушать, КАК он говорит. Впрочем, в этом она была не одинока. Все женщины в Синем Колодезе готовы часами слушать проникновенный голос батюшки, его потрясающей силы проповеди. А вот мужики из страстной получасовой речи вывели только одно — за хорошее пожертвование все-таки можно получить послабление.

И поток даров вырос минимум втрое. Даже телку однажды привели. — с нее и началась церковная живность. Кто посметливей — быстро сообразил: чем ценнее пожертвование, тем скорее отец Базиль сдержанно похвалит за усердие. А это шанс избежать суровой епитимьи, получить послушание полегче. И батюшке понесли редкий товар. Редкий, но не запрещенный: лосиные рога, лисьи шкуры, золотой корень.

От Марфы Демьяновны Марина знала, что половину января и весь февраль кое-кто из заядлых охотников специально ходил в лес на поиски сброшенных лосями рогов, ставил капканы на лис. А отцу Базилю их выдавали за летние запасы, сохранившиеся в погребах, как тот же золотой корень. Пользовались его неосведомленностью: городской житель вряд ли способен отличить свежие лосиные рога от прошлогодних. Чаще всего так поступали «должники», стремясь поскорее снять отложенное послушание.

Рассказать священнику, что кое-кто из прихожан обманывает его, Марина не посмела. Для отца Базиля, верующего в благородство и чистоту человеческой души, это стало бы настоящим ударом.

Правда, иногда ей казалось, что он все знает, но по каким-то причинам молчит. Может, не хочет обижать мужиков?

Пожертвований храму постепенно скопилось столько, что держать их в доме стало невозможно. Тогда-то отец Базиль и решил перенести все в сарай на задах школы. Пока он не использовался — почему бы и не заполнить пустующие клети? Не оставлять же добро мокнуть под дождем… А так оно спокойно дождется скупщиков, не испортится и не сгниет.

Марина легко взбежала по лестнице, открыла дверь. Хвойный дух стал совсем густым, сладким и теплым, как патока. Словно дружеские руки протянулись навстречу.

Конечно, по сравнению с аудиторией в РУГН класс вряд ли показался бы ей просторным. Но после года здесь, в Синем Колодезе, после крохотных горенок с низкими потолками и узкими окошками, которые зато так легко протопить зимой, Марина оглядела новый класс с восхищением. Высокие стрельчатые окна расстилали на чистом, только что выкрашенном полу дорожки дневного света. В шеренгу выстроились полтора десятка грубоватых, но самое главное — прочных лавок из лиственницы. Хоть дерево считается в этих краях заповедным и рубить его нельзя, для школы колодезяне расстарались. Прямо рвались на послушание в лес, на короткое время оно даже стало для них наградой. Мужики так увлеклись, что срубленных стволов оказалось значительно больше, чем нужно. Дед Игнат, самый умелый в деревне столяр, настругал и лавок, и учительский стол, и даже стеллажи из благородного дерева, а бревен словно бы и не становилось меньше.

Отец Базиль пожурил мужиков, напомнил, что лиственница — редкое и ценное сырье. Школа — это, конечно, отлично, но перебарщивать с вырубкой нельзя ни в коем случае.

— Неужели вы хотели обогатиться? — спросил тогда отец Базиль. — Тяжким бременем ляжет на вас грех сребролюбия и стяжательства. Покайтесь! Господь простит! Он милостив!

Пристыженные лесорубы повинились перед священником, отец Базиль отпустил колодезянам и этот грех, наказав в качестве послушания распилить оставшиеся лиственницы на метровые чурбаки. Марина думала, что батюшка решил и их продать скупщикам. Но она ошиблась: отец Базиль пообещал вызвать в конце весны, когда просохнут дороги, трейлер из леспромхоза и сдать все излишки государству. Пока же драгоценную лиственницу сложили все в тот же сарай. Чтоб не мокла.

Марина скинула душегрейку, улыбнулась про себя: ведь когда-то она считала самой удобной зимней одеждой приталенную куртку из синтетики с меховым воротником. Затопила печь, поставила греться воду. Вымела из класса опилки, мелкий строительный мусор и принялась мыть пол.

Руки все делали сами, а мысли Марины были далеко.

Удивительно, как за то время, пока она здесь, расширился приход отца Базиля! Все-таки он удивительный человек и превосходный организатор! Все четыре окрестные деревни ходят молиться в Синий Колодезь, в Белоомуте уже стоит своя часовня, отец Базиль каждое воскресенье и по всем церковным праздникам ездит туда отправлять службу. Такая же строится и в Предтеченке.

Школа работает уже семь месяцев, до вчерашнего дня в ней училось семнадцать ребят, а сегодня станет еще больше. Между Сосновкой, Белоомутом и Синем Колодезем проложены наконец нормальные грунтовки — так и детям в школу проще добираться, и фельдшер на срочные вызовы всегда поспеет, да и самому отцу Базилю не нужно тратить сутки, чтобы объехать весь приход. Впрочем, в последнюю очередь дороги строились для него — так он сам говорил. Главное, что всем удобно: и пешеходам, и водителям. Правда, других машин в округе было — по пальцам пересчитать: одна в Сосновке, у егеря, и в Белоомуте — две, да только ни одна не ездит. Лишь один Петр Симеонов на своем «уазике» мотался туда-сюда без отдыха, исполняя поручения отца Базиля. Кадки, что в сарае лежат, половина, не меньше, — из других деревень. А привез их как раз Симеонов, и не пришлось тащить на руках или дожидаться зимы, чтобы волочь санным ходом.

Да мало ли для чего еще дороги понадобятся?

Нынешним летом, как сойдет половодье и немного просохнет земля, порешили всем миром строить такую же грунтовку на Подгорки, самую отдаленную деревню. Не сами, конечно, решили, отец Базиль настоял, но разве это главное?

Конечно, его в деревнях слушают. Да и делают все, что он скажет. В первую очередь — послушание: кому ж понравится с неотмытыми грехами ходить? Вот и трудятся не покладая рук: батюшка суров к пьяницам и домашним скандалистам, а это у местных основные грехи.

В дверь осторожно постучали. Марина посмотрела на часы: уже пришли? Еще вроде бы рано… Наверное, это сам отец Базиль. Тоже решил все проверить перед первым уроком.

Марина засуетилась. Вытерла руки, откинула со лба непослушную прядь, одернула кофту.

Эх, жаль, зеркала нету…

На пороге смущенно переминался Пахом Рыков, тот самый, что попервоначалу грозился пустить отцу Базилю красного петуха, а сейчас, на удивление всей деревни, стал ревностным христианином. А в духовном наставнике так и вовсе души не чаял.

Рыков прижимал к груди дубовую кадку. Пахло от нее восхитительно — нагретой летним солнцем лесной поляной, липовым цветом, гречихой.

— Доброго здравия, Марина Сергеевна, — заулыбался Пахом, увидев учительницу. — Я тут… это… батюшке медку принес. Ну… чтоб не гневался. Хороший мед, осенний… Сам собирал. Может, простит, а?

Марина покачала головой:

— Опять не удержались, Пахом Степаныч?

— Опять… — вздохнул Рыков и потупился. — Никак не получается. Уж сколько раз и батюшке обещал, и зарок давал, а все равно…

Наиболее злостным охотникам за самогонкой отец Базиль часто налагал суровую епитимью: воздержаться от любимого зелья. Кому на неделю, а кому и на месяц. Удавалось не всем. Те же, кто все-таки смог исполнить епитимью до конца, немедля прикладывались к бутылке, едва кончался срок запрета. Стараясь наверстать время вынужденного воздержания, мужики проявляли такое усердие, что, бывало, запой продолжался едва ли не в два раза дольше. Потом, конечно, стыдились, приходили каяться; неумолимый батюшка снова заставлял говеть — и все возвращалось на круги своя.

Пытаясь, разорвать порочный круг, отец Базиль назначал послушание, с каждым разом все более суровое, но тут пришла весна и тоже вмешалась в процесс перевоспитания колодезян. Зимой еще куда ни шло, а весной и тем более летом у сельского жителя дел невпроворот, не всегда же есть время послушание пройти, грех отмывая? Когда куча дел со скотиной, да еще огород, а придет лето — так вообще: и на охоту, и по грибы-ягоды сходить надо… Где уж тут успеть еще и батюшке колодец вырыть? Или, скажем, расчищать под сев церковный огород?

Марина до сих пор с восхищением вспоминала, как изящно отец Базиль решил эту проблему. Он не стал неволить колодезян, наоборот — согласно кивал каждый раз, когда кто-то жаловался на неотложные дела, и предлагал отложить послушание. На время. Пока не выдастся свободный Денек.

Вот так и вышло, что большинство колодезян, да и из Белоомута с Сосновкой немало, оказались «должниками» отца Базиля. Правда, таких в деревне не уважали. Первой общее мнение высказала Татьяна Полякова, когда журила своего мужа:

— Перед людьми-то стыдно! Мало того, что вчера пил и песни орал, так еще и послушание отцу Базилю отрабатывать не хочешь. В грехе ходишь! Скоро люди пальцем начнут показывать!

— Да хочу я! — отбивался Поляков. — Не могу просто. За скотиной ходить надо? Огород копать надо? Завтра в лес пойду, а послезавтра надо в коровнике перегородку сладить. Сама же просила…

— Умел грешить, умей и отвечать! — отрезала Татьяна. Тогда «должники» попытались откупиться богатыми пожертвованиями. Отец Базиль вроде не противился, наоборот, но мужики почему-то до смерти боялись отдавать дары ему лично. Приносили на церковное подворье, передавали Марине, а сами — боялись.

Вот и сейчас Пахом притащил свой сладкий дар к школе, а не к дому отца Базиля.

— Милостив наш батюшка-то. Вчерась я ему про грех пития с Еремеичем признался, а он лишь чутку пожурил, да и послушание поставил легкое: за церковной скотиной недельку присматривать… Только не могу я, делов счас многовато. А моя Нинка все пилит и пилит. Стыдно, говорит, перед людьми, неделю грех неснятый на себе таскаешь!

Где-то впереди хлопнула дверь. Пахом обернулся и вздрогнул: на крыльце дома стоял отец Базиль и смотрел прямо на него. «Должник» засуетился, поставил кадку к ногам Марины, забормотал:

— Ну, вы передайте батюшке, Марина Сергеевна… век буду благодарен.