Пока Сварог обалдевал при виде автомата, шаман опустился на корточки перед кострищем и бросал в него какие-то листья, отрывая их от огромного вороха засушенных веток. Иногда он наклонялся и дул на костер, поднимая облачка пепла. В общем, человек был занят делом. И старался товарищ не зря. Под пеплом, видимо, все же сохранились угли, потому что листья начали тлеть. Сиреневая струйка дыма потянулась к потолку, к этому горлышку перевернутой воронки. И что-то сей запах напоминал. Ну да, так пахнет сжигаемый смородиновый куст. Один из запахов осенних огородов…

В голове Сварога воцарился полный сумбур. «Калашников»? Выходит, Земля? Выходит, он и в самом деле в Африке? И вроде бы срочно надо брать за грудки шамана, местного вождя и всех прочих аборигенов в порядке очередности, рисовать им на земле машины, заводские трубы, самолеты, корабли и тому подобные атрибуты жизни белого человека – а вдруг кто-то на что-то среагирует, замашет рукой в каком-нибудь направлении, лопоча по-своему: «Там! Там!»

С другой стороны, сперва, по уму, наверное, следует подойти к оружию и произнести заклинание, развевающее морок. И если не колыхнется воздух над шкурами, не исчезнет, словно смытая губкой, видимость автомата и на его месте не появится корявая палка, то надо внимательно осмотреть изделие на предмет маркировки самого автомата и патронов. Знающему человеку эти цифирки и буковки многое могут сказать. Ну, в общем, надо что-то делать, а не стоять столбом. Сварог двинулся к автомату.

На ум вдруг пришла еще одна шальная мысль: «А вдруг белоголовый – не тот, за кого себя выдает? Некий хитрила из большого мира прибился к племени и, использовав элементарные трюки, занял место шамана, чтобы почувствовать себя настоящим корольком пусть в маленьком, но королевстве? И ростом он выше своих соплеменников… Если так, то автомат он должен держать в порядке и в боевой готовности».

А ежели шаман сейчас с визгом кинется наперехват… Ну, тогда придется брать его на прием, благо что позабыто не все, чему учили в десантуре, и отправлять шамана на кратковременный отдых от действительности. И пока шаман приходит в себя, имеет смысл здесь как следует пошарить. Глядишь, и удастся еще что-нибудь найти. Чем черт не шутит, может, валяется где-то под шкурами найденная папуасами в лесу карта, шаману интересная лишь как большой разноцветный фантик. А ежели не валяется… Что ж, когда служитель языческого культа очухается, с ним надо будет вдумчиво потолковать. Вдруг и вправду никакой это не папуас. Или папуас, но из которого посредством жестов и рисунков все же удастся выжать информацию… Потолковать-то в любом случае не помешает. Сперва, конечно, по-хорошему…

А шаман тем временем, казалось, не обращал никакого внимания на большого белого человека, он был всецело увлечен своим костром, подбрасывал в него новые листья. И дыму становилось все больше.

Сварог быстрыми шагами покрыл расстояние до шкур в углу, нагнулся, взял в руки автомат, сразу почувствовав, как ладони знакомо покалывают исходящие от оружия токи силы и уверенности…

И в тот же момент грубо и остро, как топор в полено, в сознании надрывно затренькал сигнализатор опасности. Сварог резко обернулся.

Еще мгновение назад шаман сидел над костром в центре помещения. А сейчас он уже находился аккурат за спиной Сварога. «Это же невозможно!» – только и успел подумать Сварог, но рука шамана со стремительностью ножа гильотины уже падала вниз, и ладонь его сжимала что-то белое, то ли кость, то ли дубинку…

…Придя в себя, Сварог почувствовал резь в глазах и сильную боль в ушибленном затылке, распространяющуюся по нервным волокнам в шею, спину, грудь. Даже в ноги. Он лежал на спине, его подташнивало. А над головой клубился проклятый сиреневый дым.

Сварог обнаружил, что не может пошевелиться. И скосив глаза, понял, в чем дело, – он был плотно обмотан шкурами, лежал, точно младенец в тугих пеленках.

Откуда-то доносились странные звуки – неприятное шуршание, словно огромное насекомое выбиралось из сухого, хрустящего кокона. Потом шуршание перешло в тихий скрежет и потрескивание, похожее на потрескивание горящей свечи. Впрочем, в такой ситуации все звуки станешь истолковывать как странные и зловещие… А, вот и нечто определенно знакомое: стук дерева о дерево. «Колотушка тук-тук-тук – спит животное паук», – откуда-то пришли на ум стихи.

Сварог попытался приподняться, взглянуть, что происходит. Не получилось. В проклятых негнущихся шкурах он был как в каменном саркофаге.

Послышались мягкие шаги. Сварог увидел над собой большое белое пятно, украшенное тремя черными пятнами – рот и глаза на белом лице шамана.

– С-сука, – прохрипел Сварог. Говорить и даже дышать было тяжело – в грудь, сдавленную шкурами, много воздуха не наберешь.

Шаман потянулся к голове Сварога, приложил палец ему за ухо, чуть надавил. Сварог почувствовал, как забилась под пальцем некая жилка. А потом… вдруг разом прошли все болевые ощущения – будто вынули из затылка шип, от которого и болело.

– Оно, конечно, спасибо… но чего тебе надо-то? И чего пялишься? – выдавил из себя Сварог. Хотя слово «пялишься» и не совсем годилось. Шаман просто смотрел глаза в глаза. Не мигая смотрел, без всякого выражения. Так смотрят на людей каменные истуканы.

Наконец колдунишка отвел руку и отвел взгляд. Потом за чем-то потянулся, взял это «что-то» и, одной рукой приподняв голову Сварога, другой положил под затылок неудобный, прямоугольный предмет. Похоже, подсунул деревянную колобашку. Чтобы Сварог увидел представление? Ишь какой заботливый…

Страха Сварог не ощущал. Хотя, кажется, самый подходящий момент, чтобы холодные, липкие щупальца сдавили тело теснее, чем кожаный мешок, чтобы сердце превратилось в нервный трясущийся комок, а мозг принялся рисовать картины надвигающегося кошмара, одну ужаснее другой. Ничего этого не было и в помине. Сварог испытывал сейчас… стыд. Да, самый натуральный стыд – за то, что он, обладатель магии ларов и просто, черт возьми, король, сейчас находится в руках совершеннейшего дикаря и полностью от него зависит. Ну… это мы еще посмотрим! То, что он спеленат смирительными шкурами, еще не значит, будто он ничего не может, кроме как покорно дожидаться продолжения шаманского банкета. Вот уж всяко не станет он лежать бревном и любоваться тем, что над ним творят. Мы еще посмотрим, кто кого переколдует…

А белоголовый шаман тем временем отошел от Сварога, исчез из поля видимости – похоже, и вовсе вышел из комнаты. Но быстро вернулся. В правой руке он держал нож, с лезвия которого стекали крупные темные капли, а в левой… В левой он держал петуха. Черного. И головы, кстати, лишенного.

«Ножичек-то определенно армейский, – механически отметил Сварог. – Автомат, нож… И нисколько не боится прикасаться к вещам чужих, через которые в него могут проникнуть враждебные духи. А впрочем, может и нет в этом ничего странного… Ведь шаман – первый друг духов, их рупор. В такого чужие духи не проникнут».

Шаман поднял руку, и кровь из петуха полилась уже не на пол, а на грудь Сварога. Губы белоголового зашевелились, шепча какие-то слова, – Сварог их не слышал.

Сварог вдруг обратил внимание, что сиреневый дым скопился у отверстия потолочной воронки и, похоже, наружу уже не выходил, а как бы закупорил дыру в потолке. Из-за этого дыма все предметы в комнате приобрели сиреневатый оттенок.

И еще Сварог обнаружил кое-что новенькое: вдоль стены появились светильники, сделанные из залитых жиром половинок кокосового ореха. Отвратный чад от жировых лампад и смородиновый запах сжигаемой травы, смешиваясь, образовывали странный аромат, одновременно отталкивающий и приятный. Как, скажем, тот же запах бензина…

Шаман отбросил в сторону тельце петуха. И принялся ножом размазывать кровь, как размазывают масло по хлебу, по шкурам, которыми Сварог был стянут. Иногда белоголовый наклонялся низко-низко и что-то шептал на кровь…

В голове приятно зашумело, щекотливые мурашки пробежали по коже, тело наполнилось легкостью и покоем.

Доподлинно знать, что происходит, Сварог не мог, но больно уж это все походило на ритуал вуду, – по крайней мере, как его изображали в американских фильмах категории «В», заполонивших видеосалоны России в начале перестройки. И вот, пожалуйста, еще одно тому подтверждение: в ход пошли небольшие камни причудливой формы и кости – то ли птичьи, то ли мелких зверюшек. Шаман тряс их, завернув в кусок черной кожи, потом бросал на пол и вглядывался в рисунок, который они, упав, образовывали.

«Что там вуду с человеком делает? В зомби превращает, что ли? Ну, мы-то не станем этого дожидаться». Сварог проговорил слова заклинания…

И в затянутой сиреневым дымом шаманской на глазах хозяина произошло подлинное чудо: одним могучим рывком белый человек изнутри разорвал шкуры – в разные стороны полетели обрывки и ошметки, – со звериной прытью вскочил на ноги и пулей бросился к выходу…

Собственно говоря, никто ничего не рвал и ни к какому выходу не бросался. Всего лишь иллюзия, господа. Впервые для решения оперативных задач Сварог применил сей способ (погрузил себя в невидимость и создал двойника) для поимки мелкого воришки по имени Паколет, который впоследствии стал вернейшим соратником. Да и потом тоже приходилось прибегать к простому, но действенному способу. Иногда жизнь спасало, например, на Граматаре: только так и ушли беглецы от назойливых пилотируемых, похожих на скатов птичек.

Так что пока иллюзорный Сварог рвал иллюзорные шкуры, истинный, во крови и во плоти, продолжал лежать в настоящих шкурах. Пусть белоголовый ведун побегает за двойником. Пока шаман за фантомом гоняется (а гоняться он может долго, иллюзия устатку не знает, короче, бегать будет, пока не сообразит, что его дурят), у Сварога будет предостаточно времени, чтобы зажечь огонь на пальце, поярче и погорячей, и – в прямом смысле слова – выжечь себе путь на свободу…

Твою мать! А эт-то как понять!

Шаман не бросился за двойником. Сперва-то он, как и ожидал Сварог, побросав свои камни и кости, дернулся следом за иллюзией, но вдруг встал как вкопанный. Потом упал на колени, сгреб ладонями с пола вместе с пылью и грязью пролитую петушиную кровь, плеснул этой пакостной смесью на угли костра и прокричал что-то отрывистое, более похожее на обезьяньи вопли, чем на звуки человеческой речи.

Для Сварога ничего не изменилось. Но, видимо, изменилось для шамана. Он проурчал удовлетворенно и спокойным шагом направился не к выходу из комнатки, где скрылся двойник Сварога, а к завернутому в шкуры пленнику. Похоже, этот волхв из джунглей владел заклинанием, позволяющим отличать истинное от ложного. Неужели он в самом деле маг? И маг неплохой? Только этого не хватало…

Сварог поспешно включил «магическое зрение». И увидел на полу и стенах что-то вроде переливающихся неярким зеленым светом клякс. Причем было заметно, что эти кляксы двигаются, плавно меняют форму. Но что сие такое и чего от этого ждать, Сварогу было решительно непонятно.

Ладно. Посмотрим, какой ты маг. Сварог попробовал пощупать шамана на предмет колдовских способностей. И… не вышло. Ощущение было такое, будто подносишь руку к голове человека, но вместо головы обнаруживаешь холодную твердость мраморного изваяния, да к тому же еще и заряженного статическим электричеством.

Конечно, Сварог не был великим специалистом в делах колдовских. Так, кое-чего нахватался на скорую руку. Однако слабенького мага, думается, он смог бы прощупать. Выходит, перед ним не просто маг, а маг еще и сильный. Да бред! Не может такого быть! Откуда в такой глуши, да еще среди каннибалов… Но если это будущее Талара… «Если это все же будущее Талара, то выродиться могло не только население земли, – неожиданно пришло в голову. – Небожителей тоже могло накрыть. И не потомок ли ларов сейчас передо мной, кое-какие магические умения все же сохранивший? Опять же Пятница, разговаривающий пусть и на ломаном, но все же таларском…»

Шаман подошел к Сварогу. Покопавшись, извлек из-под своего мочалкоподобного одеяния некий пучок… Это были тонкие иглы, похожие на сосновые, ну разве чуть-чуть подлиннее. И принялся втыкать их в залитые петушиной кровью шкуры. Сварог чувствовал, как они входят в тело. Это было не больно, но чертовски унизительно, как всегда бывает унизительно, когда над тобой проделывают непонятные эксперименты с непонятными последствиями.

Что ж, промедление смерти подобно. И Сварог… расслабился. Отключился. Привычно вошел в состояние… Ну, разные школы называют это состояние по-разному. Дзен-буддисты, например, именуют его состоянием пустоты, шаманисты – состоянием измененного сознания, последователи восточных боевых искусств – рассеянным вниманием, любители же сеньора Кастанеды – остановкой внутреннего диалога. Как бы то ни было, суть одна и та же: отрешиться от всего, в том числе и от бесконечной беседы с самим собой, которую мы, сами того не замечая, ведем ежесекундно, избавиться от внутреннего мысленного фона. Очистить сознание, наполнить его пустотой… Автоматом исчезли и все болезненные покалывания: сейчас не до пустяковых неприятностей.

Далеко не впервые в жизни Сварог пользовался заклинанием, лишавшим предметы веса. Получилось со щенком хелльстадского пса, получилось с броненосцем… Ага, получалось и сейчас! Вот шаман поднялся на носках, вот замахал руками, что твоя мельница! Ну держись, первобытный космонавт, сейчас ты поймешь, что такое невесомость!

Пока ведун болтается под потолком, Сварог тем способом, что планировал прежде, преспокойно выберется из саркофага и, как давеча собирался, вдумчиво потолкует с колдунишкой. Уж он-то…

Почувствовав, что происходит что-то не то, Сварог вновь задействовал «третий глаз». В магическом зрении зеленоватые нити от клякс, которые Сварог прежде разглядел на полу и на стенах, протянулись к шаману, сошлись в одной точке на его теле – примерно в сантиметре над пупком. Подобие рычания вырвалось из глотки шамана, он раскинул в стороны руки, зеленые потрескивающие дуги пробежали перед ним… И – шаман непостижимым образом устоял перед заклинанием Сварога.

Как обычно после заклинания, лишающего предметы веса, Сварог ощутил неимоверную физическую усталость, словно только что разгрузил вагон с углем. Но несмотря на опустошение, попробовал сосредоточиться и произнести заклинание вторично…

И вновь не вышло! Если в первый раз шамана хоть чуть-чуть да приподняло, то в этот не получилось совершенно. Чувство было такое, словно пытаешься голыми руками приподнять «БелАЗ». Но главная беда – Сварог потерял время, за которое мог придумать что-то другое…

Несколько иголок, воткнутых в шкуры, вдруг начали тлеть, съеживаться. Шаман подскочил к лежащему на полу пленнику, схватил нож и провел лезвием от одной тлеющей иголки до другой, потом к третьей и вырезал из шкуры лоскут в области сердца Сварога. Подбежал к одному из светильников, поднес лоскут к пламени – и тот вмиг сгорел, как сухой пергамент.

И вновь шаман оказался над Сварогом. Склонился, приблизил лицо к области сердца Сварога (а сердечко-то колотится, как при взлетных перегрузках) и сделал глубокий, скворчащий вдох.

Сварог явственно почувствовал, как из него что-то уходит, перетекает в склонившегося над ним белоголового ведуна. Будто каждую его клетку покидает крохотная частица, частицы сбиваются в невидимый рой, и рой покидает его телесную оболочку.

И что-то еще происходило с ним… нечто неуловимое… но крайне важное.

Сиреневые всполохи в глазах и жажда, разрывающая рот…

И эта непередаваемая тоска, прибивающая тебя разом, – такая же, как в миг, когда прыгаешь с горы в бездонную пропасть…

Сварог смотрел сверху вниз, смотрел из-под потолка и видел шамана, застывшего словно в столбняке, с открытым ртом и распахнутыми глазами. В руках у шамана был маленький барабан. («Ну да, – вспомнил Сварог, – приметил я его, когда вошел в шаманскую, он лежал возле кострища».) Барабан напоминал перевернутую вазу, разрисованную черными и белыми штрихами. Сейчас шаман лупил по нему. Лупил бешено, неистово, исступленно, дергаясь в такт все убыстряющемуся ритму. Мелькающие руки сливались в полосы…

Ну ладно, шаман, ладно, барабан… Сварог видел запачканный петушиной кровью пол и лежащего на нем человека. И человек на полу выглядел необычно…

Нет, конечно же, не отыщешь ничего необычного в человеке, опутанном окровавленными шкурами, утыканном иглами, рядом с которым на полу лежит тушка черного петуха и вокруг которого вьется сиреневый дым. Это как раз таки бывает сплошь и рядом. Однако с человеком на полу произошло и продолжало происходить еще кое-что. Из выреза на сердце, напоминающего непроницаемо черный провал в форме вытянутого треугольника, исходило радужное свечение. И свечение это опутывало лежащего, как кокон. Кокон переливался разными цветами, но заметно преобладали только три: лимонно-желтый, фиолетовый и красный. А вообще-то, цвета перетекали один в другой, завивались в фигуры, эти фигуры распадались, на смену им приходили новые, по-новому перемешивающие в себе цвета. И был во всем этом некий недоступный смысл. «Может быть, это и называют аурой? Может, так она и выглядит?» – полезли в голову какие-то совсем лишние здесь и сейчас рассуждения.

«А ведь там внизу – я, – вдруг понял Сварог. – Сверху смотрю сам на себя». Это было невозможно, немыслимо, но… это было.

А потом появилась нить, светящаяся пронзительно-голубым светом. Нить вырастала из области пупка лежащего, поднималась вверх и терялась в сиреневых клубах. И там, где нить зарывалась в клубы, проступил знак… Где-то уже виденный – «штрихованный треугольник». Ах да, он же вырезан над входом в шаманский дом…

Сварог вдруг почувствовал – еще немного, еще усилие, и он поймет самое важное из всего, что когда-либо происходило с ним от рождения и до этого дня. И он пытался понять. Но что-то не пускало вперед, не пускало легко, играючи, так же, как стокилограммовый детина без усилий удерживает в своих лапищах малолетнего сопляка.

А в голове Сварога кто-то осторожно копался холодными пальцами, перебирая мысли, воспоминания, мечты и желания. И этот кто-то был не шаман. Не во власти шамана такое.

А в душе Сварога росло странное чувство – смесь почти мистического трепета, страха, восторга, неверия, преклонения…

Сварог вдруг увидел совсем близко перед собой пламя ритуального костра, в котором рождались, жили и умирали прозрачные бесформенные существа, перед смертью успевавшие поведать тому, кто умеет слышать, тайны мирозданья… Видел крадущуюся через заросли, в пяти полетах копья отсюда голодную пуму и знал, как на расстоянии подманить ее к засаде охотников… Слышал какофонию голосов, без слов нашептывающих ему на ухо волю богов… А еще Сварог знал, как повелевать своим телом, чтобы оно превратилось в птицу и, крутя над головой крыльями без перьев, поднялось в небо… А еще он видел, что там, за небом, нет ничего, кроме самой обыкновенной звездной ночи, но чтобы добраться дотуда, нужно оседлать гигантское дерево, из корней которого бьет ревущий огонь… Чувствовал, что путь его лежит гораздо дальше и глубже, чем простирается человеческая жизнь, но чтобы выйти на этот путь, требуется пройти много других путей… Понимал, что он, Сварог, находится на распутье и почему-то только шаман может указать ему дорогу к Подземному Свету, откуда начинаются все Дороги…

Сиреневый дым кружился все быстрее, быстрее, быстрее…

– Ягуа… – благоговейно произнес шаман. – Ягуа, – повторил шаман с ненавистью. Даже не с ненавистью, а с такой лютой злобой, сильнее которой, наверное, и нет ничего на свете.

Спустя секунду после этого расступился сиреневый дым, затыкавший горловину потолка, и Сварог устремился вверх свободно и легко. Его увлекло и выбросило в ослепительное ничто…