Глава 12
В которой я попадаю в тюрьму, встречаю там одного старого знакомого и вновь оказываюсь на воле
Знакомый по недавнему визиту, когда мы с Лигрелем выручали Лиринну, полицейский участок напоминал сумасшедший дом. Десятка три копов метались из угла в угол, норовя оказаться одновременно в нескольких местах. Похоже, людей у Морса не хватало, поскольку он самолично оформил задержание, занеся необходимые данные в толстую амбарную книгу. Я развалился на стуле и с усмешкой наблюдал, как коп старательно рисует пером закорючки, меньше всего похожие на знакомые мне буквы. При этом у него смешно шевелились уши.
Над пыльной конторкой жужжала сонная муха. Я проследил глазами за ее полетом и обнаружил, что она приземлилась на поверхность толстого недоеденного бутерброда, покоившегося на растресканном блюдце. Окончив корпеть над неподатливыми строчками, лейтенант любовно захлопнул журнал регистрации арестованных и потянулся к бутерброду, встревожив насекомое.
— Вот ты и попался, Сухарь, — с полным ртом довольно произнес коп, роняя крошки на стол.
Я не стал спорить. Попался, так попался. Рано или поздно это должно было произойти, так что морально я уже успел настроиться на неизбежное, потому и сидел с абсолютно отсутствующим выражением.
— Хочу вызвать своего адвоката, — зевнув, сказал я. — Буду говорить только в его присутствии.
Надеюсь, Марсен примчится сюда на всех парах, как только узнает, что меня арестовали. В конце концов, я ведь еще не расплатился за порчу смокинга, друг рискует не получить должной компенсации, если не сумеет отмазать от тюрьмы.
— Адвоката… — с ухмылкой протянул Морс, затем обратился к остальным полицейским, находившимся поблизости:
— Ребята, вы слышали, этот тип убил суперинтенданта и хочет вызвать адвоката.
В ответ раздался дружный смех.
— Слушай, Морс, — взвился я, — перестань выдумывать. Не убивал я суперинтенданта, заруби себе на носу.
— А ты заруби на носу, что я никогда не позволю арестованному разговаривать со мной в таком тоне, — разозлился Морс и врезал мне в солнечное сплетение.
Я слетел со стула, потом привстал, потирая ушибленное место.
— Вижу, жизнь тебя ничему не научила, Морс. По-прежнему обижаешь тех, кто не в состоянии дать сдачи. Но на сей раз тебе не повезло.
Я схватил первую подвернувшуюся в руку тяжелую вещь (ею оказалось пресс-папье внушительных размеров в виде коня, вставшего на дыбы) и запустил в Морса. Лейтенант едва успел пригнуться. Вздыбившаяся коняга просвистела у него над головой и со страшным грохотом врезалась в зарешеченное окно. Осколки разбитого стекла разлетелись во все стороны.
— Все, мое терпение иссякло! — рявкнул лейтенант. — Отведите этого типа в пятую камеру. Пусть там ему Молотильня зубы расшатает.
Капрал вместе с еще одним копом выволок меня из кабинета. Я не стал упираться. Еще немного, и Морс допек бы меня до такой степени, что я разнес бы полицейский участок по кирпичику.
— Зря ты так, парень, — участливо бросил капрал. — Вел бы себя потише, мы бы тебя тогда в камеру получше определили, а так попадешь в самое пекло. Молотильня из тебя весь дух вытрясет.
— Да кто это такой — Молотильня и почему я должен его бояться? — взмолился я.
— Сейчас узнаешь, — ответил капрал, отпирая дверь в камеру. — Давай входи!
Он с силой толкнул в спину, и я оказался там, где меня ждал скорый на расправу Молотильня.
В камере мне не понравилось. Не то чтобы я был такой привереда, просто на свете существует много других мест, гораздо лучше этого клоповника.
В клетушке, на преодоление которой по диагонали черепашке потребуется пару раз перебрать лапками, ютилось семеро, я стал восьмым и не самым желанным. Когда меня втолкнули внутрь темного помещения с единственным малюсеньким зарешеченным окошком почти у самого потолка, сокамерники не проявили бурной радости от моего появления. Скорее наоборот.
Я оторвал их от игры в карты. Играли двое: молодчик с татуировкой на оголенном плече в виде кабаньей головы и раздетый до пояса тип с презрительным прищуром бесцветных рыбьих глаз. Любой из них мог быть Молотильней, осталось только выяснить, кто именно. Остальные наблюдали за перипетиями игры, не рискуя делать замечания или подсказывать. Пока татуированный сдавал карты в две одинаковые стопки, его партнер соизволил обратить на меня внимание.
— Ты откуда нарисовался? — просипел Рыбий Глаз. — Как зовут тебя, мил человек?
Он сидел на нижней койке двухъярусной кровати, широко расставив ноги. Тело его настолько густо поросло кудрявой растительностью грязно-рыжего цвета, что любая обезьяна рядом с ним удавилась бы от зависти. Я понял, что зарываться не стоит, поэтому постарался ответить в самой деликатной манере:
— Местный я, в столице живу. Зовут Гэбрил. — О том, что я частный сыщик, говорить не стал. Здешняя публика порой не видит разницы между людьми моей профессии и полицейскими.
— Гэ-э-эбрил! — передразнил заросший. — За что тебя к нам, сердешный?
— По подозрению в убийстве, — вздохнул я.
— В убийстве? — недоверчиво протянул заросший. — Кого же ты кокнул, худосочный?
— Многих, — честно ответил я. — Но того, кого на меня пытаются повесить, не убивал.
— Все так говорят, и я тоже, — хохотнул заросший. — Первая ходка?
— Угу, — кивнул я. — Если не считать отсидку на «губе» в армии.
— Не, «губа» не считается. Значит, новичок, — радостно потер руки старший. — Вот ты и попал. Готовься, мил человек, будем тебе посвящение устраивать, как законами нашими полагается.
Я знал, что он имеет в виду. Детство, вроде моего, значительно расширяет словарный запас. Процедура, получившая в среде уголовников название «прописки», мерзкая и довольно унизительная, поэтому я счел нужным отказаться.
— Думаю, это лишнее, — заметил я. — Возможно, меня скоро выпустят, зачем напрасно тратить время? Может, перекинемся в картишки? Что на кону держим?
— Ты смотри, губу как раскатал! В картишки он перекинуться хочет! Даже не мечтай! — Детина, стоявший с правой стороны заросшего, выпрямился во весь двухметровый рост и стал походить на мачту парусника. — Рано тебе в карты играть, не положено. Закон есть закон. Его надо выполнять. Будем Молотильню будить? — обернулся он к заросшему.
— Да ну, — протянул тот, — сами справимся. Пусть поспит, у него после вчерашнего башка до сих пор трещать должна.
Детина согласно наклонил голову.
— Давай, как там тебя… Гэбрил, спускай штаны.
— И не подумаю. — Я принял подобие боевой стойки. — Идите вы со своим законом, знаете куда?
У детины отпала челюсть. Такой наглости от новичка здесь не ожидали. Детина, проделав небольшую умственную работу, посчитал мои слова оскорбительными и решил залепить дерзкому новичку «леща». У него это почти получилось, разве что с небольшими поправками: я успел присесть, и рука детины лишь прошлась по загривку, взъерошив волосы.
— Ишь ты, прыткий какой, — восхитился заросший, а потом скомандовал остальным сокамерникам. — Чего стоите, надерите ему…
Я прекрасно понимал, какую часть моего тела он имел в виду и не дал договорить: мало кто способен закончить фразу, будучи в нокауте — удар ногой в подбородок творит чудеса! Затем двинул детине локтем в область солнечного сплетения, а когда он согнулся, подставив толстую, как у быка, шею еще и рубанул сверху ребром ладони. Два — ноль в мою пользу.
— А-а-а! — завопил еще один сокамерник, с виду хлюпик, не поднимавший вещей тяжелее очков. — Наших бьют! — И с места запрыгнул мне на спину.
Чтобы от него избавиться, пришлось откинуться назад и прилипнуть к стене. Это подействовало: хлюпика едва не размазало, он свалился с моих плеч и тут же на четвереньках уполз под нары. Три — ноль, я по-прежнему веду. Осталось еще четверо противников, самый опасный тот, что с татуировкой. Не спрашивайте, как я определил. Просто понял по исходившей угрозе!
Татуированный с ленивыми повадками льва, привыкшего, что за него всю грязную работу делают другие, встал с нижнего яруса и засунул руку за пояс. Вытащил заточку, сделанную из обычной столовой ложки.
— Сам виноват, парень, — хохотнул он. — Не хотел я, но все же придется тебя чуток пощекотать.
— Терпеть не могу щекотки!
— Твои проблемы.
Татуированный сделал молниеносное движение, от которого удалось уйти, слегка наклонив корпус в левую сторону. Затем как-то сама собой рука перехватила кисть уголовника и потянула на себя. Нет, не зря мы полночи с Лиринной репетировали этот приемчик. Заточка и татуированный упали практически одновременно. Для верности я схватил уголовника за загривок и со всей силой ткнул мордой о каменный пол.
— Ну что, еще желающие будут? — Я обвел обступивших полукругом сокамерников насмешливым взглядом. Хотел еще что-то добавить, но тут чьи-то руки (хлюпик соизволил вылезти из убежища) обхватили лодыжки и резко дернули кверху. Я стал заваливаться на спину, перед глазами мелькнули злые лица уголовников, алчущих реванша, — и я упал.
Почти сразу тяжелый башмак одного из сокамерников проверил на крепость мои ребра, затем угодил в грудь, достал раненое плечо. Я взвыл от боли, подстегнув остальных молодчиков. Ноги уголовников стали месить меня, как тесто. Я едва успевал перекатиться с места на место, привстать на четвереньки и тут же падал обратно. Ребята знали, куда надо бить, и старались на славу.
Бац! Еще один пропущенный удар взорвался в голове огненным цветком, высекая сноп искр и лишая зрения. Глаза сразу залились кровью, свет померк, скрылся в пелене. Я тыкался по сторонам, как слепой, рычал, как взбесившийся тигр, и отмахивался всеми конечностями, словно мельница. Дрался с отчаянием безумца, но пропускал все больше и больше ударов. Один вполне мог стать последним.
Внезапно раздался властный окрик:
— Это что такое?! А ну разошлись, сукины дети!
Кольцо мучителей послушно расступилось. Кого они испугались?
Я приоткрыл глаза и сквозь туман увидел мрачную физиономию Майка, бывшего собутыльника Алура. Пропойца выглядел таким грозным, что сокамерники разбежались по углам, поджав хвосты, как побитые собачонки.
— Вставай! — скомандовал Майк. — Не боись, больше не тронут.
Он презрительно посмотрел на уголовников и сплюнул на пол. Растер плевок ногой и добавил:
— Шавки, чего с них возьмешь?! Глядите у меня! Ух! — Майк замахнулся рукой и все невольно попятились, как раки.
— Спасибо! — от всей души поблагодарил я, поднимаясь с пола. — Ты появился как нельзя вовремя.
— Вижу. Извини, что раньше не вмешался — спал, пятый сон досматривал. Тут крики послышались, решил проверить. Гляжу — из тебя студень делают. Дай, думаю, помогу хорошему человеку, — бросая короткие рубленые фразы, произнес Майк.
— То-то я тебя не заметил, — произнес я, утирая кровь с лица. — Мне бы с Молотильней поговорить. Полицейские, перед тем как в камеру засунуть, сказали, что он здесь всех в страхе держит.
— А ты что, не догадался? — удивился Майк и с гордостью произнес: — Молотильня — это же я!
— Ты?! — не поверил я своим ушам.
— Ну да, — заулыбался Майк. — Молотильня — это мое прозвище, старое. Я ж кузнецом когда-то работал, удар у меня знатный, вот и прозвали Молотильней. Меня тут каждая собака знает: выйду на свободу, гульну и опять за решетку.
— А за что тебя на этот раз посадили?
— Да так, пустяки, — замялся Майк. — Повздорил с одним мужичонкой, он меня надуть хотел. Нанял на станке печатном работать, листовки агитационные штамповать (скоро же выборы), обещал платить по серебряку в неделю, а как пришло время рассчитываться — заюлил. «Больше десяти медных рилли дать не могу», — говорит. Ну, я и отсчитал ему десять тумаков за каждую медяшку, — засмеялся Майк. — Он полицию позвал. Пришел наряд, трое. Я и им накатил. Тогда они вызвали подкрепление, скрутили меня и в участок определили. Вот, жду суда. В прошлый раз полгода впаяли, сейчас должны больше дать. А ты как сюда угодил?
— За убийство, — вздохнул я.
— Что, на самом деле кого-то кончил? — недоверчиво спросил Майк.
— Да нет. Просто лейтенанту Морсу вздумалось повесить на меня мокруху, вот он из кожи и лезет.
— Морс-то, — протянул Майк, — этот может. Та еще крыса. — Он сплюнул на пол, демонстрируя презрительное отношение к полицейскому. — Придумал, как выкрутиться?
— Увы, — я пожал плечами, — все улики против меня.
— Не переживай, — решил приободрить Молотильня. — Не ты первый, не ты последний. Давай отметим? — предложил он.
— Как «отметим»? — не понял я.
— По-человечески, — коротко бросил Молотильня и подошел к железной двери камеры.
Пудовые кулаки застучали по двери, имитируя барабанный бой. Раздавшийся грохот разбудил бы и мертвого. Форточка на уровне груди приоткрылась, показались насупленные глаза и толстый мясистый нос недовольного тюремщика.
— Чего шумишь? — рявкнул он. — В карцер захотел?
— Это ты, Гонза? — вместо ответа спросил Майк.
— Ну я!
— Сгоняй за самогонкой. Принеси пару бутылей.
— Ты что, сдурел? — возмутился тюремщик. — Я те сгоняю!
— Да ладно, — снисходительно протянул Майк. — Тут все свои. Жена потом тебе деньги отдаст, ты ж меня знаешь.
— Да не пойду я, — стал отпираться тюремщик. — Если Морс пронюхает, он из меня котлету сделает.
— Морс далеко, а я рядом, — угрожающе свел брови Майк. — Хочешь, мои ребятки, — он кивнул в нашу сторону, — тут такой переполох устроят, что весь ваш участок на ушах стоять будет?
Тюремщик что-то буркнул и захлопнул форточку. Довольный Майк предложил мне присесть на нары, а сам устроился на соседние.
— Сейчас Гонза все нарисует в лучшем виде, — радостно потирая руки, сказал он.
Дверь приоткрылась. Тюремщик осторожно поставил на порог две мутноватые бутылки и тут же с прытью зайца заскочил обратно. Послышался шум запираемого замка.
Майк взял самогонку в руки и вытащил зубами пробку.
— Подходите по одному! — скомандовал он сокамерникам. — С посудой.
Уголовники потянулись вереницей, каждый держал медную кружку с большой ручкой. Когда очередь дошла до заросшего, Майк убрал бутылку в сторону и сквозь зубы процедил:
— А ты, Буравчик, перебьешься.
— За что, Молотильня? — жалобно заныл тот.
— За дело, — объяснил Майк. — В следующий раз не будешь втихаря за моей спиной пакостить. Понял?
— Понял, — вздохнул Буравчик и поплелся на место. С Молотильней спорить опасно.
После того как Майк распределил выпивку, осталась еще добрая половина бутылки. Он допил прямо из горлышка и, удовлетворенно крякнув, сказал:
— Эх, хорошо! Жаль, кудесник так наворожил, что я теперь больше половины бутыля за раз выпить не могу. Веришь — душа не принимает!
Я осушил кружку и почти сразу с непривычки закашлялся. Самогон оказался крепким, небо и язык обожгло. Потом по телу пробежало приятное тепло, в голове зашумело. Я закрыл глаза и почти сразу провалился в глубокий сон.
— Эй, вставай! — тихий шепот, прозвучавший над самым ухом, заставил оторвать голову от подушки. Рядом колыхалась в лунных лучах бесплотная фигура призрака.
— Барон, опять вы, — с досадой произнес я, а затем, оглянувшись по сторонам и убедившись, что все живые в камере, кроме меня, спят, проворчал: — Даже в тюрьме от вас не укроешься!
— Тюремные стены не могут стать преградой тому, чей дух неупокоен, — витиевато произнес призрак. — Есть важная информация. Вам стоит ее узнать.
— Говорите быстрее, спать хочется.
— Буквально полчаса назад Никавери призналась, что обратиться к мадам Жозефине ей посоветовал мой племянник Герхард. Идея с приворотным зельем тоже принадлежала ему.
— Хм. Фактически он свел Никавери с убийцей. Интересно, знал ли он о яде?
— Не знаю, — с грустью произнес барон. — Оказывается, девушка одновременно крутила роман и со мной, и с Герхардом. Долго не хотела в этом признаваться, жалела меня и боялась огорчить, но потом не выдержала.
— Мило. Почему Герхард уступил вам Никавери и даже подговорил воспользоваться приворотным зельем?
— Никавери говорит, что он проявил настоящие рыцарские чувства.
— Времена рыцарей канули в Лету. Давно уже не верю в благородные порывы, особенно в сердечных делах, — буркнул я. — Допустим, племянник задумал вас отравить руками ничего не подозревающей Никавери. Что он выиграл в этом случае?
— Ничего, — задумчиво пояснил барон. — Все имущество я завещал жене. Других наследников нет.
На память пришел разговор, случайным свидетелем которого я стал во время первого визита в дом баронессы.
— Слышал, что ему отошла ваша наследственная должность. Помощник Казначея или что-то в этом роде.
— Да ну, — махнул рукой призрак. — На самом деле практически никому не нужная должность, дань традициям, своего рода награда за особые заслуги перед короной. Еще до эльфийской войны мои предки отличились, и король решил облагодетельствовать наш род, даровав наследственную должность помощника Казначея.
— В чем она заключается? — нетерпеливо произнес я. — Какие обязанности у помощника Казначея?
— Известно ли вам, что вход в королевскую казну защищен особыми заклинаниями: любого, кто дерзнет войти, не имея права, испепелит?
Я кивнул головой. Подобные, только не столь могущественные заклинания охраняют немало богатых домов в столице и пригородах. Воры стараются обходить такие дома стороной, поскольку мало кто желает сгореть на работе в буквальном смысле слова.
Барон продолжил:
— Лишь Главный Казначей может беспрепятственно посещать королевское хранилище без риска превратиться в горсточку пепла. Вора не спасет любая, даже самая прочная броня. Все известные амулеты бессильны. Есть только один способ обойти заклятие. Его придумали чародеи, наложившие заклятие. Они оставили особый магический обряд, называющийся Паутиной, и посвятили в него членов королевской семьи. Он очень сложен и является большой тайной, во всех тонкостях его знает только король. Никто другой не в силах провести обряд как подобает. Стоит упустить малейшую деталь, и человек, подвергающийся обряду, умрет.
— Главный Казначей проходит через обряд Паутины?
— Да. Король выбирает доверенное лицо, назначает его Главным Казначеем, совершает обряд. Но подобному обряду подвергается еще один человек — помощник Казначея. Он должен заменить Главного Казначея в случае, если тот болен, куда-то уехал или…
— Умер? — догадался я.
— Да, — кивнул призрак. — На то время, пока король лично не назначит нового Главного Казначея, все обязанности возлагаются на помощника. Мне приходилось за всю жизнь лишь однажды выполнять работу Главного Казначея, когда тот тяжело заболел, а королю срочно потребовалась крупная денежная сумма. Признаюсь, посещение королевского хранилища произвело неизгладимое впечатление.
— Представляю, — хмыкнул я. — Добра у наших монархов, должно быть, скопилось немало. Кстати, неужели королевская казна охраняется только заклятием? Это слишком рискованно.
— Нет, конечно, — пробормотал барон. — Хоть заклятие считается непреодолимым, существует еще и отряд королевской стражи. Думаю, казна находится в безопасности и ей ничто не угрожает. После каждого посещения хранилища Казначей или его помощник тщательным образом обыскиваются.
Внезапно в коридоре послышались голоса. Кто-то направлялся к нам, побрякивая связкой ключей, и этот кто-то был не в радужном расположении духа.
— Кажется, мне пора, — заметил призрак, прежде чем раствориться в стене. — Удачи, Гэбрил!
— Аналогично, — пробормотал я, вновь устраиваясь на подушке.
Дверь распахнулась. В камеру вошли трое полицейских во главе с лейтенантом Морсом. Один стал светить фонариком, остальные довольно бесцеремонно осматривали заключенных. Наконец луч фонаря наткнулся на меня. Морс коротко приказал:
— Берите этого и ведите в мой кабинет! Будет сопротивляться, врежьте по ребрам.
— Оставьте в покое мои ребра, я сам пойду, — произнес я, приподнимаясь с нижнего яруса нар.
— Что-то ты слишком хорошо сохранился, — слегка разочарованно произнес лейтенант, когда мы оказались в коридоре. — Похоже, Молотильня не оправдал моих ожиданий.
Лейтенант втолкнул меня в кабинет, где ждал человечек с узкими вытянутыми чертами лица, делавшими его похожим на лису. Он сидел на скамье, поджав ноги, и хмуро смотрел в одну точку.
— Здрасьте! — сказал я.
Человечек оживился.
— Это он?
— Да, — подтвердил Морс. — Гэбрил по прозвищу Сухарь. Частный сыщик, думаю, бывший.
— Прекрасно! — почти крикнул человечек. — Подготовьте бумаги на его освобождение. Немедленно.
— Как же так? — возмутился полицейский. — Мы подозреваем Гэбрила в убийстве. Улик достаточно, чтобы отправить на виселицу. О каком освобождении может идти речь?
Человечек с раздражением проговорил:
— Я, кажется, ясно выразился, что мне нужны бумаги на его освобождение из-под стражи. Второй раз повторять не собираюсь. Если через пять минут бумаг не будет, считайте, что ваша служба в столице закончилась. Вас будет ждать самая гнусная дыра в Полярном Округе. Знаете, что в столице говорят о тех краях?
— Нет, — угрюмо произнес Морс.
— Там один месяц в году холодно, а остальные — очень холодно, — торжественно объявил человечек. — У вас только пять минут, иначе вы убедитесь на своей шкуре в правдивости этого выражения.
Лично я прекрасно знал, что такое Полярный Округ. Моя служба в армии начиналась в одной из частей, расположенных на северных границах королевства. Количества обмороженных новобранцев было не счесть, я сам чуть не лишился пальцев правой руки, когда стоял в карауле, но зато там был глубокий тыл, и никто не мешал формировать новые части для королевской армии. Как только наш полк укомплектовали, то после месяца тренировочных занятий сразу же кинули в самую гущу сражений.
Впрочем, сейчас меня занимал другой вопрос. Кому я настолько понадобился, раз по мою душу прислали человека с такими полномочиями?
Морс уложился в четыре минуты. На бумаге еще не успели высохнуть печати и чернильные росчерки тюремных интендантов, когда человечек, похожий на лисицу, и я оказались на улице. Прямо у входа в полицейский участок стояла крытая карета-фаэтон. На козлах сидел кучер, а на запятках пристроились двое солдат-гвардейцев.
«Кажется, дело принимает серьезный оборот», — подумал я.
— Садитесь, — с любезной улыбкой произнес человечек, распахивая дверцу кареты.
— Спасибо, я лучше пешочком пройдусь. Мне недалеко, — попробовал свалять я дурака.
— Не паясничайте, Гэбрил, — прошипел человечек. — Садитесь в карету, или придется вернуть вас обратно. Лейтенант Морс будет только рад.
— Но я даже не знаю, кто вы…
— Садитесь, Гэбрил, — настойчиво повторил человечек. — Объяснимся по дороге.
— Эх, была не была, — я забрался в карету.
Незнакомец залез следом, захлопнул дверцу и сел напротив. Карета тронулась.
Я с тоской посмотрел в окошко. Незнакомец следил за мной с легкой усмешкой.
— Итак, я внутри, мы едем в неизвестном направлении. Все ваши требования выполнены. Жду ответа, — сказал я.
Он достал из нагрудного кармана сюртука жетон округлой формы.
— Королевская служба безопасности, — прочитал я надпись. — Ух ты! Вот уж не ожидал, что мной заинтересуется ваша богадельня.
— Позвольте решать нам, — недовольно вскинулся человечек. — Я — Ангер Брутс, старший следователь королевской службы безопасности. По воинской табели о рангах мой чин равен полковничьему.
— Неужели теперь для конвоя обычного заключенного снаряжают целого полковника? — ехидно заметил я. — Или такая честь выпала только мне?
— Формально вы уже совершенно свободный человек, — объявил Брутс. — Однако, если не будете сотрудничать, гарантирую, что очень скоро пребывание на свободе будет вам в тягость.
— Это шантаж?
— Скорее деловое предложение.
— Хорошо, но, прежде чем дать согласие, я бы хотел узнать, что вам нужно?
Брутс придвинулся так, что я на мгновение почувствовал его дыхание.
— Логично. Придется посвятить вас в государственную тайну, разглашение которой карается смертью.
— Признаюсь, ожидал что-то в этом роде. Не беспокойтесь за тайну, я не побегу рассказывать ее первому встречному.
— Хорошо, — угрюмо сказал Брутс. — Вчера, во время беспорядков, королевское хранилище было ограблено. Об этом пока знает очень узкий круг посвященных лиц.
— Хм, если хотите повесить на меня это ограбление, учтите, что вас уже опередил лейтенант Морс: он пытается пришить мне убийство полицейского. Во время беспорядков я был на мосту и сражался с погромщиками, что могут подтвердить несколько сотен свидетелей. Среди них будут люди, эльфы, гномы и илоны.
— Не перебивайте, пожалуйста, — разозлился Брутс. — Никто вас не обвиняет. Нам доподлинно известно, что человеком, проникшим в хранилище, был Герхард фон Бомм. Только он мог миновать охранные заклятия.
— А как же охрана? — удивился я. — Королевская стража и все такое?
— Перебита, — признался Брутс. — Кто-то удачно воспользовался заварушкой, творившейся в городе.
— Значит, нашего монарха обчистили? — не удержался я.
— Да, и что самое смешное, мы понятия не имеем, что именно украли из хранилища, поскольку заклятие по-прежнему в силе, Герхард сбежал, а второго человека, способного войти в хранилище, нет. Во всяком случае, до того, пока не прибудет король и не проведет необходимый обряд.
— А я тут при чем? Я не смогу пройти сквозь охранное заклятие. Живым — точно.
— А вас об этом и не просят, — заметил следователь. — Король не сможет вернуться в столицу раньше, чем через полмесяца. К тому времени преступники могут раствориться, не оставив следов. А ведь мы даже не знаем, что нужно искать! — с горечью воскликнул Брутс. — Тогда я вспомнил, что один из магов, который мог бы хоть чем-то облегчить наше положение, до сих пор жив, хотя его считают чудаковатым и немного не в себе.
— Вы имеете в виду Алура? — уточнил я.
— Да, — кивнул следователь. — Мы старались не упускать его из поля зрения, и ваши взаимоотношения не прошли мимо нас. Я лично обратился к Алуру с просьбой помочь службе безопасности, но он заявил, что будет общаться только через вас. Старик откуда-то проведал, что вы попали за решетку, и потребовал освобождения.
— Вот, значит, кому я обязан свободой.
— Да, — подтвердил Брутс. — Если бы не упрямство старика, вряд ли бы наш разговор состоялся.
— И гнить мне на каторге или болтаться на виселице… — протянул я. — Спасибо старику.
Брутс угрюмо покосился на меня:
— Мы едем в гостиницу, в которой живет ваш друг-кудесник. Постарайтесь вести себя правильно, иначе…
— Можете не продолжать, — перебил я. — Буду пай-мальчиком.
— Будем считать, что сделка состоялась, — резюмировал Брутс. — Не подведите.
— Не беспокойтесь, я всегда плачу по счету, — сообщил я, закрывая глаза.
Похоже, скоро сон снова станет большой роскошью, почему бы не вздремнуть, пока есть возможность?
