Глава вторая
Хитрый, как енот в пору течки, и ловкий, словно голодная жирафа, Юра совершил быстрый налет на холодильник, при этом пользуясь исключительно коленно-локтевой позицией.
Там его ждало разочарование.
Пива не было.
— О-о… — тихо застонал он, пытаясь приподняться и заглянуть в верхние отсеки.
— Хватит пить, — обронил Долгов, наблюдая за дергаными движениями человеческого тела. — Я все спиртное ночью вылил в унитаз.
— О-о-о-о… — жалобно взвыл Юра, кренясь на левый борт. — Я ж просил…
— Если ты хочешь, чтобы я тебя провел в гостевой сектор, — больше ни капли алкоголя. И сожри чего-нибудь. — Долгов встал со стула, пересек кухню и отворил створку стеклопакета. Фыркнул: — Несет, как от бомжа.
Юра изобразил страдальческую мину и вскинул на приятеля мутный, просящий спирта взгляд.
— В конце концов! Такая знаменательная веха в истории России не должна начинаться с пьянки, — отрезал Долгов, отвечая на немой вопрос. Подумал и добавил: — Хотя бы… начинаться.
— Почему это?
— Ты фантастику иногда читаешь?
— О-о-о… — привычно заныл Юра, пытаясь держать приемлемый клиренс.
— У современных авторов просто какая-то патология. Будто сговорились — сюжет каждой второй книги у них стартует с момента описания глобальной попойки или дичайшего похмелья персонажа. В натреалистических деталях, между прочим.
Юра сделал губки бантиком, бровки домиком и осуждающе посмотрел на Долгова. Пролепетал:
— Я не персонаж.
— Ага, ты — герой. Давай-ка принимай вертикальное положение, герой, и приводи себя в порядок…
Сегодняшний день обещал быть одним из самых насыщенных в жизни не только двух приятелей, но и всей страны.
День открытия XXX летних Олимпийских игр.
В Москве…
Семь лет назад комиссия Международного олимпийского комитета объявила, что Олимпиада-2012 будет проводиться в российской столице.
Столь неожиданное решение повергло в глубокий шок Штаты и в капитальное недоумение Францию с Испанией. А заодно и всех тех, кто с вероятностью в 95 процентов прогнозировал, что у Москвы в ближайшие полвека нет абсолютно никаких шансов на проведение мероприятия подобного уровня.
Трудно сказать, что за невидимые кубики встали на ребро в пользу России. Неизвестно, кто из властьимущих, зачем и к каким ухищрениям прибегнул для того, чтобы МОК принял настолько внезапную резолюцию, но факт оставался фактом — Олимпиаде суждено было пройти здесь, в Москве.
Возможно, немалую роль сыграло то обстоятельство, что за последнее десятилетие в российской столице было возведено несколько ультрасовременных спорткомплексов. В том числе и знаменитая арена «Атлант» на западной окраине лосиноостровского парка. При строительстве этого «колизея» высотой восемьдесят метров и вместительностью около 120 тысяч человек олигархами было отмыто столько денег, что без особых усилий можно было соорудить еще парочку таких же… Но это вовсе не мешало «Атланту» гордо поглядывать на остальные стадионы с небесной высоты, будучи спортивной ареной поистине нового поколения.
Итак, решение было принято, и златоглавый город-герой начал лихорадочно готовиться к торжествам, по старой привычке подрядив на это дело народ всей необъятной державы и позаимствовав у него деньжат…
Максим Долгов — выпускник факультета журналистики МГУ — работал сотрудником пресс-службы олимпийского Оргкомитета, устроившись на такое теплое местечко благодаря связям отца, игравшего не последнюю роль в Федеральном агентстве по физкультуре и спорту.
Недавно произошло ЧП — пала на больничную койку с двусторонней пневмонией заместитель начальника пресс-службы Татьяна Мычина, и Долгову пришлось исполнять обязанности этой чванливой неудовлетворенной сучки. Поэтому на 28-летнего парня за последнюю декаду навалилось такое количество проблем, что он еле успевал перекусить, а иногда оставался ночевать прямо на работе.
Но вчера, перед решающим днем, Максим все же решил немного привести себя в чувство и пригласил в гости старинного приятеля — Юрку Егорова.
Бутылочка девятилетнего скотча была уничтожена с превеликим удовольствием, и только Долгов, измотанный, как пес, собрался «подавить на массу», как Юра заговорщически улыбнулся и предложил традиционное: «Может, еще по одной?» Максим категорически отказался, а Егоров как истинно русский джентльмен уговорил еще ноль-пять коньяка, зашлифовал тремя бутылками темного ирландского и благополучно отрубился. Изящно свесив переднюю половину тела с бортика ванной…
Максим, взирая на конвульсии неопохмеленного друга, так и стоящего на карачках возле холодильника, наконец смилостивился. Он налил в литровую эмалированную кружку кипяченой воды и протянул ее Егорову.
— На. Чтоб через шестьсот секунд был в форме. Ванная в двенадцати шагах к юго-востоку.
Юра принялся жадно глотать жидкость, попутно переваривая полученные числовые выкладки, а Долгов, вздохнув, отправился в комнату еще раз проверить документы.
Гостиная была обставлена небедно, но чувствовалась вибрация низкой холостяцкой ноты. Диван и пара кресел коричневой кожи тонули в кучках разбросанной одежды, прозрачный столик был завален остатками закуски, а под ним покоились несколько пустых бутылок разного калибра и достоинства, напоминающих о вчерашнем застолье, на широченном экране плазменного телевизора угадывался приличный слой пыли, посреди ковра стоял пустой хрустальный графин, обрамленный узором из рассыпанных дисков с фильмами.
Долгов взял с тумбочки тонкий кожаный портфель, открыл его и достал папку с образцами пресс-релизов, аккредитаций, положений, актов, постановлений и прочей бюрократической гадостью. Он сделал над собой усилие, чтобы вжикнуть молнией и извлечь на свет божий стопку листов и брошюр.
— Надо еще раз все проглядеть, — вполголоса приказал Максим сам себе, раскрывая первую брошюрку.
Мобильник сначала деликатно завибрировал, а через несколько секунд разразился полноценным сигналом. Долгов мысленно воздал хвалу сотовой связи и посмотрел на экранчик — высвечивался номер начальника пресс-службы.
— Да, Александр Вадимович.
— Так. Быстро одевайся. Я через пять минут заеду.
— А что случилось?
— Полный…
Трубка заткнулась. Босс дал отбой.
Максим с удивлением глянул на экран, на котором светилось: «Вызов длился 0:00:08». Он захлопнул крышку телефона и несколько секунд продолжал смотреть на ворох документов. После этого лихорадочно сгреб их в кучу, сунул в портфель и стал снимать с плечиков костюм.
В это время в гостиную приковылял Юра, приглаживая ладонью мокрые волосы. Он повел глазом, словно разбуженный конь, прицелился и в три шага оказался возле кресла. Плюхнулся в него, громко икнул и констатировал:
— Я в норме, Макс.
Долгов завязал галстук и туповато посмотрел на приятеля, словно не узнавая. Потом поморгал и хрипловато выговорил:
— Шеф звонил. Что-то случилось. Что-то очень неприятное.
— Ну и?…
— Пока отдыхай здесь, только не пей. Я позвоню.
Астафьев был лыс и сердит. Максим посмотрел сквозь тонированное стекло «БМВ» на пролетающие машины и спросил:
— Что все-таки случилось, Александр Вадимович?
Нахмурившись еще сильнее, Астафьев порылся в своем портфеле и перебросил ему на заднее сиденье свежий номер «Комсомолки».
— Вот, полюбуйся.
Долгов взял газету в руки и развернул. На передовице огромными буквами чернел заголовок: «Кто убрал претендентов на медали?» Пробежав глазами первые строки статьи, Максим оторопело поглядел на лысый затылок начальника и еще раз перечитал аннотацию.
Водитель противно погудел сиреной, и машина вырулила на разделительную полосу, объезжая пробку.
— Это правда? — Долгов оторвал глаза от статьи.
— Проверяют. Факты искажены, конечно, и цифры преувеличены. Но процентов сорок — достоверно. Еле успели тираж остановить, чтоб народ с ума не посходил. — Астафьев повернулся и показал глазами вверх: — Сам директиву спустил.
Максим переваривал услышанное. Просто мракобесие какое-то.
— Сколько? — спросил он наконец. Астафьев помолчал, прежде чем ответить.
— Около ста пятидесяти. Это уже точные, подтвержденные данные. Скорее всего — больше.
— Да это ж катастрофа! — выпалил Долгов. — Александр Вадимович, это же скандал международный!
Запиликал мобильный. Астафьев схватил телефон и придавил к уху:
— Да. А?… Знаю я! Мы через полчасика будем, сначала в Крылатское заедем… Что? Ладно.
Он дал отбой.
— Зачем в Крылатское? — тут же спросил Максим.
— Там одно из… — Он запнулся. — В общем, сам понял.
— Только в Москве?
— Нет, по всему миру. Если б лишь в России — церберы из МОКа нам бы уже башку отвернули.
Максим потер руками лицо, соображая.
— Это похищения или… убийства? — поинтересовался он через минуту.
— По всей видимости, похищения, — ответил Астафьев. — Ни одного тела не было обнаружено — ни останков, ни вещей, ни следов. Хотя гэбэшники могут не распространяться, они информацией, сам знаешь, как не любят делиться… И ни звонка, ни намека, главное! Выкупа никто не просит, требований не выдвигает… Прямо скажем, какой-то идиотизм. Бессмысленная попытка срыва Олимпиады. Я понимаю, если б устранили спортсменов одной страны — тогда можно было бы заподозрить политиков. Или людей, занимающихся каким-нибудь одним видом спорта, — тоже можно было бы зацепку поискать… Но ведь такое ощущение складывается, что без разбора… отсеивали.
— Разве такое возможно? Ведь что-то должно связывать людей, которых похитили? У организаторов преступления должен был быть хоть какой-то мотив.
— Мотив? — Астафьев вновь повернулся и посмотрел на Долгова каким-то рассеянным взглядом. Радужка одного глаза у него была светло-коричневая, а другого — зелено-голубая. — Мотив абсолютно не понятен.
— Но зачем тогда? — непонимающе пожал плечами Долгов.
— Мотива нет. А вот связь между исчезнувшими людьми все-таки есть. Просто ее не сразу видно.
— Удаляли сильнейших в своих видах спорта? — предположил Максим, чувствуя, что попал в точку. — Неужели газетчики не прогадали с заголовком, Александр Вадимович?…
Астафьев вздохнул и отвернулся. Пробормотал:
— Именно. Практически все эти спортсмены — претенденты на медали и призовые места.
* * *
Через оцепление возле велотрека в Крылатском их «БМВ» просочился не без труда. Расследование вели федералы, среди которых практически не было знакомых Астафьева. Мерзковато-вежливые люди в костюмах долго изучали удостоверения, заглянули в салон, попросили открыть багажник и лишь после этого пропустили.
— С кем бы мы могли поговорить о случившемся? — холодно спросил Астафьев, засовывая свою ксиву обратно в портмоне. — Хороший здесь?
Крепкий парень лет двадцати пяти почесал подбородок.
— Это руководитель управления информации, что ли?
— Да.
— Его нет. Он на другом объекте. Обратитесь вон к тому мужчине с коричневой папкой в руках. Его зовут Владимир Иванович. Он из пресс-службы МВД.
Последнюю фразу парень произнес с едва ощутимой ноткой презрения.
Астафьев кивнул и поднял стекло. Машина тронулась.
— Только косовороток не хватает. И черного воронка рядышком, — сказал Максим.
— Жлобы, прямо скажем, — выцедил Астафьев. — И снобы. Даже не знаю — чего в них больше.
Владимир Иванович оказался человеком общительным и несколько суетливым. Когда Астафьев с Долговым представились, он ловко похлопал себя по объемному животу и возмущенно развел руками:
— Это удивительно, что нас сюда вообще впустили! Демократия, блин горелый!..
— Со свидетелями разрешают пообщаться? — быстро спросил Астафьев, пресекая дальнейшие словоизлияния Владимира Ивановича.
— А о чем с ними разговаривать? — удивился тот. — Все как один твердят одно и то же. Нет, однозначно — люди мельчают.
Максим озадаченно почесал в затылке. Логики и обстоятельности мыслям Владимира Ивановича явно не хватало.
— А где свидетели?
— В здание зайдете и — направо, — тут же ответил Владимир Иванович, ничуть не обижаясь, что его перебивают. — И зачем их вообще сюда в такую рань приволокли?
— Спасибо. Всего доброго.
— И все-таки люди мельчают, — вслед Астафьеву и Долгову заявил толстый представитель пресс-службы МВД. — То ли было в девяностых — энергия ключом бьет, перемены, события, каждый день что-то происходит! А сейчас? Расслабуха. Скучный век…
Максим посмотрел на Астафьева, и тот вдруг усмехнулся, расправляя морщинки на лбу.
— Скучно ему. Ну и ну.
Они вошли в холл, огляделись. Лишь несколько федералов прохаживались возле лестницы — больше никого не было. Максим покачал головой, вздохнул.
Да что ж они, так и собираются держать комплекс закрытым? Сегодня старт Олимпиады, приготовить здесь все надо — через день уже первые заезды начнутся, а люди на работу попасть не могут. Дело, конечно, серьезное — шутка ли столько спортсменов в самый ответственный момент будто под землю провалилось, — но зачем остальным мешать? Перестраховщики фиговы.
Справа находилась дверь, за которой обнаружился коридорчик, ведущий в комнату допинг-контроля. Там и мариновали нескольких свидетелей.
Трое мужчин сидели на медицинской кушетке, покрытой светло-коричневым пледом, и тупо смотрели перед собой. Одеты они были более чем прилично, на запястьях красовались дорогие часы, в рукавах сорочек — золотые запонки. То ли их специально поместили в такие условия, чтобы особо не ерепенились, то ли чекистам было плевать на их манерность, но нувориши явно нервничали и чувствовали себя на кушетке не лучшим образом.
Возле стоматологического кресла, за столиком, сидел угрюмый мордоворот в строгом костюме, который шел ему так же, как горилле чепчик. Второй охранник стоял рядом с дверью, ведущей в соседний кабинет, в котором находился следователь. Свидетелей вызывали к нему по очереди. И зачем бедолаг сюда притащили, действительно? Неужто и впрямь психологическая уловка такая?
После короткой серии пререканий с охраной и очередной демонстрации корочек нас впустили к следователю, от которого вышла бледная дама, готовая, кажется, вот-вот грохнуться в обморок. Расспрашивать самих свидетелей не позволили.
— Здравствуйте. — Сухопарый следак поднял на секунду проницательные глаза и снова уткнулся в чистый лист бумаги. — А почему — вдвоем?
— Мы из пресс-службы олимпийского Оргкомитета, — сказал Максим, переложив портфель из одной руки в другую. — Разрешите?
Следователь еще раз вскинул на них взгляд.
— Садитесь, — наконец произнес он, видимо, убедившись, что зашедшие не представляют серьезной угрозы его четко расписанному по минутам служебному времени.
Астафьев нагло плюхнулся в здоровенное кожаное кресло, а Максим сел на стул напротив сухопарого. Он мельком окинул взглядом чекиста, отметив, что глаза у того красные и блестящие. Видать, служивого подняли посреди ночи, а может быть, даже оторвали от принятия горячительных напитков в приятной компании. Хотя второе вряд ли — запаха не чувствовалось.
— Вы можете рассказать, что здесь случилось? — спросил Астафьев. — Через десять часов открытие Олимпиады. Утечка информации, думаю, уже произошла, да и родные похищенных не будут молчать — всем рот не заткнешь. Через час, максимум два, мир будет знать об инциденте… м-м… инцидентах, и ни мы, ни вы не сможем этому помешать. Надеюсь, это вы понимаете?
Следователь с удовольствием откинулся на спинку кресла и потянулся.
— Ага, понимаю, — сказал он. Как-то по-человечески честно сказал — сразу захотелось ему верить. Хотя… сам черт не разберет, каким хитростям их там учат.
— В таком случае, — продолжил Астафьев, потрогав лысый затылок, — расскажите нам, до чего вы докопались. Мы должны быть готовы к тому, что начнется паника… Ну, может быть, «паника» — слишком громко сказано, но по крайней мере куча скандалов и народное недоумение нам всем обеспечены. Отменить торжественное открытие нельзя — этот денежно-людской маховик уже не остановить. Поэтому нужно подготовиться, чтобы в нужный момент дать объяснения. Не исключено, что это придется делать официальным лицам из нашего олимпийского комитета. Или из МОК — не важно. Все равно мы должны располагать информацией.
Следователь с интересом посмотрел на Астафьева и обронил:
— Вы что распинаетесь передо мной?
Максиму показалось, что шеф на миг растерялся. Но уже в следующую секунду Астафьев нахмурился и сердито буркнул:
— Вам показалось.
— Ну и замечательно. Так что вас конкретно интересует?
— Похищение спортсменки.
— Не факт.
— Простите…
— Не факт, что именно похищение. Правильнее будет сказать — исчезновение. — Следователь с силой потер красные глаза. — Она может быть убита, похищена. Также не исключено, что Басова Карина Сергеевна, 1989 года рождения, нежится сейчас на кроватке с каким-нибудь любвеобильным жиголо.
— Не смешно.
Следователь еще раз с хрустом потянулся и вдруг заорал, подаваясь вперед:
— А кому, бля, смешно?! В одной только Москве уже 24 случая исчезновения зафиксировано! И все потерпевшие — претенденты на золото или серебро! У нас оперов не хватает, чтобы на места выезжать! Думаете, охота все это дерьмо разгребать?! Пусть бы менты разбирались…
Максим заставил себя расслабить ладонь, в которой, сам того не заметив, стиснул ручку портфеля. Астафьев расстегнул пиджак и облокотился локтями о колени, подперев голову.
— Вы извините, — буркнул он. — Я понимаю, что вам тоже несладко. Но и с нас голову снимут при первой возможности.
Следователь слегка обмяк. Узор вен, вспухший на его туго обтянутом кожей лбу, постепенно пропадал.
— Давайте спрашивайте, что интересует, и выметывайтесь, — устало сказал он. — У меня работы полный воз.
— В двух словах обрисуйте картину исчезновения Карины Басовой.
Чекист посопел немного и постучал кривоватым пальцем по листку бумаги.
— Вчера вечером она возвращалась с тренировки, где задержалась слегка дольше обыкновенного. Возле раздевалки перекинулась парой слов с тренером — Филимоновой Татьяной Леонидовной, — судя по показаниям которой, вела себя естественно. После этого Басова проследовала к выходу, возле которого попрощалась с охранником. Он — последний, кто ее видел. Это было примерно в 21:18. Парня мы проверили — чист, как сопля младенца. Выяснилось, что он был немного влюблен в Басову, но без фанатизма. Психически абсолютно адекватен.
— Неужели ее никто не видел на улице? — удивился Максим. — Она же звезда все-таки — олимпийское золото четыре года назад в Пекине взяла.
— Дальше начинается самое интересное во всей этой истории, — продолжил следак. — У пропавшей есть приятель. Фатинков Олег Владимирович, 1983 года рождения. Они лямурничают уже около двух лет, живут, со слов родных, вроде бы в согласии. Фатинков всегда встречал ее с тренировок и в этот раз подъехал на служебную стоянку. Он несколько раз позвонил на мобильный Басовой, но тот был отключен. Тогда он позвонил Филимоновой — тренеру, помните? — спросил у нее, где Карина. Она сказала, что подопечная собирается и скоро выйдет. В это время Фатинкову по телефону сообщают, что его дед при смерти, и он, конечно, срывается и уезжает. Это происходит в 21:21. После этого Басову никто не видел, и ничего о ее местонахождении до сих пор не известно.
— Кто-то был у выхода из здания? — спросил Астафьев, глядя на свои туфли.
— Довольно много народа, как ни странно, — ответил следователь. — Но никто не видел Басову. И вот еще что примечательно: людей, которые могли теоретически оказаться на ее пути от комплекса до служебной стоянки, именно в это время кто-то или что-то отвлекло. Одному журналисту приспичило забраться в фургон, чтобы сменить объектив на фотоаппарате, второму позвонили из редакции и пропесочили так, что он забыл обо всем на свете, у нескольких водителей ни с того ни с сего замигали сразу все габаритные огни и запиликала сигналка, у помощника депутата, который тоже ожидал возле входа свою пассию, вдруг прихватило живот… На КПП при выезде со стоянки охрана видела, как выезжала иномарка, принадлежащая Фатинкову. Они подошли что-то у Олега уточнить и обратили внимание, что он был один.
— Чертовщина… — пробормотал Астафьев, поднимая наконец голову.
— Чертовщина не в этом, — жестко сказал чекист, взглянув ему в глаза. — Картина исчезновения — похожая во всех случаях.
У Максима похолодело внутри.
— То есть как — во всех? — прошептал Астафьев.
— Все спортсмены исчезли при схожих обстоятельствах. Никаких внешних признаков беспокойства с их стороны, поведение в рамках обычного, обмен несколькими ни к чему не обязывающими фразами с кем-то из знакомых… А затем на месте происшествия то же, что и здесь: что-то случается с людьми, заставляя их отвлечься и не замечать происходящего вокруг. Словно кто-то отводит глаза от пропавших объектов…
— Мистика… — не выдержал Долгов.
— Какая, на хер, мистика, — махнул рукой следователь. — Либо чертовски хитро реализованный план попытки срыва Олимпиады, либо бессмысленный, но чрезвычайно ловкий розыгрыш.
— Я бы за такие розыгрыши… — вставил Астафьев.
— Был, правда, один случай, когда исчезновение произошло при действительно странных обстоятельствах. Кубинские коллеги поделились. Пропал боксер Марио… как его…
— Киднелан, — подсказал Астафьев.
— Угу, точно… Вместе со всей сборной Кубы. Астафьев слегка присвистнул. У Максима отвалилась челюсть.
— Так вот, — продолжил чекист. — Сборная готовилась к вылету в Москву, ожидая своего чартерного рейса в аэропорту Гаваны. Неожиданно произошло… э-э… очень необычное природное явление: чайки со всего побережья собрались в огромную стаю и полетели в сторону терминала. Полчища птиц высадили толстые стекла и ворвались внутрь здания. Десятки жертв, ущерб материальный и прочее… Никто пока не может объяснить такое массовое безумие пернатых. Во время возникшей паники ребята и пропали. Вся сборная, представляете! Один тренер остался… Они и еще несколько пассажиров заперлись в сортире, куда чайки так и не смогли, к счастью, пробиться. И все пацаны будто сквозь землю провалились. Тренер говорит, что на минутку наклонился, чтобы привести в чувство женщину, потерявшую сознание, а когда разогнулся — никого из подопечных уже не было.
Следак замолчал, видимо, решив, что и так выложил слишком много информации. Тишина висела секунд десять. Нарушил ее Астафьев.
— Спасибо… Не знаю, как вас зовут.
— Павел.
— Спасибо, Павел. Мы пойдем.
— Позовите там одного из этих гусаков нафуфыренных, — попросил он, устало улыбнувшись. — Может, сознаются, кто украл олимпийскую чемпионку.
Плевок — очень ненавязчивая деталь вашего гардероба. Правда, только до тех пор, пока вы о нем не знаете. После обнаружения плевок начинает сильно раздражать.
Максим брезгливо стер смачную харчу со штанины брюк платочком. И когда успели, скоты? Ведь только от стоянки до входа в «Атлант» по улице прошел…
Журналисты уже знали о происходящих событиях и осаждали спортивный комплекс нестройными фалангами. ОМОН стойко держал оборону возле широких мраморных лестниц. Люди удивленно оборачивались, глядя, как десятки папарацци со штативами и «бетакамами» наперевес штурмуют здание.
Стоило Астафьеву выйти из машины, как к нему подлетели несколько журналюг и наперебой заорали:
— Можете ли вы прокомментировать исчезновение спортсменов?
— Скажите, что предпринимает Оргкомитет?
— Назовите точную цифру пропавших!
— Игры будут сорваны?
— Кто взял ответственность за содеянное?
— Есть ли сведения…
Долгов оставил шефа на растерзание акулам пера и, миновав ряды омоновцев, вошел в здание «Атланта».
Он уже давно работал здесь, но каждый раз — на входе — размах комплекса заставлял его сердце на миг замирать.
Главный холл был размером едва ли не с футбольное поле. Здесь располагались различные увеселительные заведения, залы отдыха, VIP-зона, службы регистрации спортсменов и даже небольшой кинозал на минус первом ярусе. Посреди холла вздымал струи фонтан — на гигантском прозрачном тетраэдре в брызгах воды блестели позолоченные буквы: «Citius, Altius, Fortius».
Обычно тут было очень людно в любое время суток, но теперь по залу прохаживались лишь несколько омоновцев, среди которых сновали члены Оргкомитета и техперсонал. Никаких посторонних.
Максим поднялся на второй ярус и зашагал по длинному коридору, плавно уходящему по дуге влево. Здесь людей было побольше — из кабинета в кабинет носились мелкие спортивные чиновники, юркими рыбками метались секретарши, пару раз чинно проплыли какие-то важные иностранные гости в сопровождении местных менеджеров… Жизнь кипела.
В кармане завибрировал телефон. Долгов, не глядя на дисплей, поднес трубку к уху.
— Да.
Голос Юрки Егорова был удивленным.
— Макс, я что-то не понял — мне весь день у тебя сидеть?
— Ты протрезвел?
— Ага.
Максим глянул на часы, ответил:
— В два часа ровно подходи к служебному входу. Попробую тебя провести, но ничего не обещаю — тут трудная ситуация…
Юрка посопел и поинтересовался:
— А что, это серьезно про спортсменов пропавших?
— Откуда знаешь?!
— Телевизор смотрю…
Максим выругался и дал отбой. Всё, блин, приехали! Теперь такая катавасия начнется!
Он толкнул дверь пресс-службы, чуть не расшибив очки подходящему с другой стороны Данилу Рыбалко. Молодой сисадмин отпрянул и выронил из рук стакан с чаем. Звон бьющегося фарфора на миг привлек внимание всех сотрудников. Долгов посмотрел на осколки и полуутвердительно спросил:
— Все плохо?
— Это какой-то кошмар! — тут же затараторила миниатюрная Маринка, высунув голову из-за монитора. — Уже шестнадцать жалоб пришло из разных стран! Нью-Йорк, Париж и Мадрид в бешенстве! Лондонский комитет пока молчит. И главное, они так преподносят факты, будто Москва во всем виновата! По всем телеканалам только и твердят о синдроме Кутилы-Завалдайского…
— О каком синдроме? — перебил Максим, глотая минералку прямо из бутылки.
— Ой, а вы разве не знаете? — воскликнула Маринка, уже по пояс высовываясь из-за монитора. — Какой-то ученый… то ли математик, то ли статистик… по фамилии Кутила-Завалдайский вывел формулу исчезновения спортсменов, согласно которой они пропадают по алфавитно-численному ряду… Я толком не поняла, но, кажется, пипл хавает!
— Только этого не хватало… — пробормотал Долгов, обходя чайную лужу, из которой Рыбалко выщипывал осколки чашки. — Марина, перешли мне все данные, что есть на текущий момент: краткий анализ активности СМИ, точное число пропавших к этому часу с краткими биографиями, отчет о реакции властей, как наших, так и буржуйских, и выкладки по этому самому синдрому Кутилы-Завалдайского. Только чтоб понятно было. Звонки на меня не переключай.
Он зашел в кабинет и захлопнул за собой дверь. Бросил портфель на стол, скинул пиджак, закрыл жалюзи, чтобы пробивающиеся солнечные лучи не отвлекали. Плюхнулся в кресло.
А хорошо все-таки свой кабинет иметь… Ну не свой, конечно, а Татьяны Мычиной, прозябающей на больничной койке с пневмонией, но все-таки.
Этой стервозной даме он зла, по большому счету, не желал — даже несколько дней назад навестил ее, притащив целый пакет фруктов и прочей дребедени. Но уж больно ведьма достала всех своими диктаторскими замашками. Насажали, бесспорно, человеку в детстве комплексов целую грядку, изнасиловали всей песочницей, но зачем же другим яду в тарелку подливать?…
Так, надо собраться с мыслями… Почему до сих пор не звонил отец?
Предок Долгова по мужской линии работал заместителем начальника отдела кадров в физкульке — так по старинке называли Федеральное агентство по физкультуре и спорту. Будучи солидным чиновником с деловой хваткой, он и поспособствовал тому, чтобы сын устроился в пресс-службу Оргкомитета игр.
В первое время коллектив на Максима смотрел искоса и, считая папенькиным сынком, избегал вести в его присутствии разговоры на щекотливые темы. Но парень довольно быстро утвердился, заслужил авторитет как исполнительный сотрудник, никогда не пользующийся протекцией отца и берущийся за самую нудную работу. Через некоторое время ему стали доверять, а впоследствии и уважать. Хотя… терпкое послевкусие излишней заботы все равно оставалось.
Максим достал мобильник и набрал номер бати — старик должен был знать о чиновничьих перипетиях, о ситуации в правительстве… Гудок. Абонент временно недоступен.
Так. Так…
Долгов врубил ноутбук и скачал почту. Открыл последнее письмо от Маринки со сводками, которые просил прислать. Оперативно девушка работает, далеко пойдет, наверное хоть и балаболка ужасная.
В задумчивости Максим повозил «мышкой» и, не удержавшись, открыл первым делом файл с описанием синдрома Кутилы-Завалдайского.
Углубился в чтение.
Со слов самого Петра Петровича Кутилы-Завалдайского, работал он в сверхсекретном Институте аномальной статистики на кафедре псевдослучайных чисел. Специализируясь на событийных флюктуациях, он без особого труда проанализировал данные о похищении спортсменов, полученные из утреннего выпуска новостей, пошарил в Интернете и вывел формулу, которая объясняла происходящее связью букв латинского алфавита и простых чисел. Дабы никто не покусился на его интеллектуальную собственность, Петр Петрович быстренько отправил заявку в патентное бюро. Ведь именно за это феноменальное открытие он собирался получить нобелевку…
Господи, это же какой-то трындец!
Максим крутанул колесико «мышки», листая документ. На следующих десяти страницах шли непонятные узоры формул.
Он поднял трубку и нажал на телефоне кнопочку «О».
— Марина?
— Да.
— Слушай, а этот бред Завалдайского проверяли другие специалисты?
— Ой, а вы не знаете разве? Конечно, проверяли! Чушь полнейшая. Этот Кутила уже четверть века состоит на учете в Кащенко!
Долгов даже зарычал от негодования.
— Что ж ты мне сразу не сказала?
— Так вы ж не спросили. А пипл хавает…
— Да класть мне с причмоком на этот пипл! — гаркнул Максим, всаживая трубку на место.
Он несколько раз глубоко вдохнул и шумно выдохнул, успокаиваясь. Закрыл файл и откинулся в кресле.
С ума, что ли, все посходили? Вокруг назревает крупнейшее международное потрясение, скандал небывалый, а они какими-то синдромами кутил-завалдайских занимаются. Болваны! Дурачье!..
Максим понимал, что сам не лучше — купился на фамилию и в первую очередь просмотрел именно этот идиотский материал. Тьфу!
Щелкнув пультом, он прислушался, как загудел под потолком кондиционер, и открыл следующий файл…
Картина вырисовывалась очень и очень плачевная.
По сообщению пресс-службы ФСБ, к одиннадцати часам утра по московскому времени пропало 228 спортсменов. Данные были неточные, так как не все страны спешили делиться информацией с Россией. Власти более двадцати государств уже официально заявили об отказе принимать участие в Олимпийских играх и отозвали своих спортсменов, прибывших в Москву. Правда, пока никто не решался открыто обвинять златоглавую столицу в попытке срыва спортивного мероприятия года, хотя косвенные намеки сыпались со всех сторон.
Российские власти покамест никак не отреагировали на скандальные события, не считая заявления президента Олимпийского комитета России, в котором говорилось, что ведется активная работа по выяснению причин трагедии и создана какая-то специальная комиссия по чрезвычайным происшествиям на Олимпийских играх… Ахинея для народа. На самом деле никто не знал, о чем говорить, и понятия не имел, как объяснить то, что творилось в мире большого спорта.
Зачем?
Этот вопрос висел призрачной гильотиной над всеми — начиная от высших звеньев власти, заканчивая последним алкашом-болельщиком.
Среди исчезнувших спортсменов были представители практически всех двухсот государств-участников. Лучшие среди лучших в своих видах спорта. Легкая атлетика и греко-римская борьба, стрельба из лука и фехтование, волейбол и плавание, бокс и спортивная гимнастика, настольный теннис и велотрек…
Зачем?…
Дверь открылась, и в кабинет зашел Астафьев, отвлекая Максима от размышлений.
— Прессуху надо готовить, — выдохнул шеф, расстегивая воротник рубашки.
— И кто будет выступать?
— Тифисов. Сверху говорят, пусть он — руководитель физкулька — пока отдувается.
— А толку-то, Александр Вадимович? Что он будет говорить?
Астафьев помигал разноцветными глазами и устало облокотился на стену.
— Вот нам с тобой, Максим, и нужно подумать — что он будет говорить.
В приемной послышались шаги, и тут же звякнул телефон. Не успел Долгов поднести руку к трубке, как дверь распахнулась, и на пороге возник мэр Москвы.
Он был взбешен.
Легкий летний костюм сидел безупречно, но виндзорский узел галстука был слегка ослаблен. На пунцовом лице проступили какие-то темные пятна, губы сжались в ниточку, лоб с высокими залысинами покрыла сыпь капелек пота. В правой руке он сжимал кепку, а в левой — свернутые в трубочку документы, крайне напоминая разъяренного Ленина на митинге. Не хватало только усов и остроконечной бородки.
— Ну, — выцедил мэр. — Кто-нибудь мне объяснит, почему столице надо краснеть перед иностранными педрилами?
Максим так и стоял, занеся руку над телефоном, который уже перестал звонить. Бледный Астафьев дрогнувшими пальцами застегнул воротник рубашки и как-то картинно опустил руки по швам.
— Где президент Оргкомитета? — взревел мэр.
— По коридору. Третий кабинет налево, Михаил Юрьевич, — выдавил Астафьев.
Мэр удивленно посмотрел на Александра Вадимовича и наконец выдохнул. Цвет его лица сразу приобрел человеческий оттенок.
— А вы тут кто? — тупо спросил он, вытирая кепкой пот со лба.
— Мы прессуху обсуждаем… С Максом, — ляпнул Астафьев, продолжая стоять по стойке «смирно».
Михаил Юрьевич в недоумении оглянулся на телохранителя, маячившего за спиной, и уточнил:
— Мы где?
— Пресс-служба, — коротко ответил телак.
— А на кой хер мне эта пресс-служба сдалась?! — снова взорвался он и стремительно вышел из кабинета.
Дверь за мэром закрывалась медленно, скрипя. Когда она наконец коснулась «собачкой» косяка, Астафьев быстро захлопнул ее, щелкнул замком, прошелся по кабинету туда-сюда и сел на подоконник. Солнечный лучик, просочившийся сквозь жалюзи, тут же отскочил оранжевым бликом от его лысого черепа.
Некоторое время тишину нарушало лишь гудение кондиционера. Казалось, что даже щебетание Маринки за дверью притихло.
— Водка есть?
Максим вздрогнул и вышел из ступора. Посмотрел на шефа, сказал хрипло:
— Есть.
— Налей. — Астафьев помолчал, глядя в пустоту. Потом добавил: — Налей и отойди.