6
– Что за крысиный лаз, Овель? – деланно возмутился Эгин, когда Овель вела его темным и сырым коридором, то и дело отыскивая в связке новые ключи и отмыкая все новые и новые двери.
По расчетам Эгина они сейчас находились в северной части подземелий флигеля гнорра.
– Не так давно у меня был план завести любовника, – шепотом отвечала Овель. – Стервец Лагха завел себе очередную кралю – одну фальмскую баронессу. У меня уже не было сил терпеть эти унижения. Хотелось насолить ему – хоть чем.
При слове «любовник» у Эгина упало сердце. Но он продолжал улыбаться, стараясь не подавать виду.
– И как? План удался? – с нарочитой легкомысленностью спросил он.
– Не удался. – Овель в очередной раз щелкнула замком. – Я очень тщательно готовила свою измену. Меняла гардероб, изыскивала пути и места для тайных встреч… В общем, готовилась честь по чести.
– И что потом?
– Меня чуть не вытошнило на первом же свидании.
– Гм…
– Увы, мы не были созданы друг для друга, – щебетала Овель. – И потом… мне стало жаль мальчика… Лагха, он… вы, должно быть, сами догадываетесь… если Лагха узнает – съест живьем. Мое расположение, в сущности, того не стоит.
– И все-таки я готов быть съеденным, – с шутливой обреченностью объявил Эгин.
– Эгин, я бы никогда не повела бы вас сюда… я слишком дорожу вашей жизнью и вашим благополучием, – вдруг посерьезнела Овель, – но в последние дни Лагху как будто подменили.
– Что значит «подменили»? – насторожился Эгин.
– Я его не узнаю…
– Он заболел?
– Дело не в этом. Я же говорю вам – как будто подменили. Как будто это другой человек! – всплеснула руками Овель.
– Может, это и есть «другой человек»? – предположил Эгин, вспоминая все, что узнал в Своде о двойниках и глиняных людях. – Просто тело похоже – и все.
– Нет. Тело не «похоже». Тело то же самое. То есть абсолютно то же самое. До мельчайших подробностей. До волосков на…
– Вы совершенно в этом уверены?
Овель густо покраснела:
– Ну… совершенно. Я ведь его жена.
И еще один укол в самое сердце Эгина. «Сам виноват, – вздохнул про себя Эгин. – Не надо было краснобайствовать про женщин, которые не уступят ей ни в красоте, ни в обаянии».
– Ну хорошо, тело, допустим, то же. Так что же отличается?
– Эгин, мой муж потерял зрение. Не подумайте, он не ослеп. – Овель сосредоточенно закусила губу. – Вы понимаете, какое зрение я имею в виду?
Эгин кивнул. Кому как не ему понимать, что имеется в виду магическое зрение, которое позволяет видеть абрис врага в темноте, Измененный предмет в руках мага и еще многие и многие загадочные вещи. А иногда даже формулы Изменений, проступающие на вещах.
– Иногда зимой, рано-рано утром на оконный козырек нашей спальни садятся синицы. Я даю им зерно. Они сидят тихо и ждут, когда я им что-нибудь брошу. Они могут сидеть часами и дожидаться. Это очень вежливые синицы. Обычно Лагха просыпается первым. И говорит мне: «Вставай, тебя ждут твои зяблики».
– Ну и что?
– А то, что стекла в нашей спальне толщиной в два моих пальца. А зашторены окна бархатными гардинами, через которые не пробивается ни один луч света. Лагха не может ни видеть птиц, ни слышать их при помощи простых человеческих чувств. Он обнаруживал их иначе. И он ни разу не ошибался.
– Подумаешь, – пожал плечами Эгин.
«Эка невидаль – увидеть синицу через бархатный занавес!» На самом деле уколы ревности, которые беспрерывно, намеренно или невольно провоцировали в нем рассказы Овель, сильно мешали ему слушать.
– Лагха потерял не только зрение, но и слух. Теперь ему можно врать с утра до вечера и с вечера до утра. Человеческие голоса больше не разделяются для него на говорящие правду и лгущие. Теперь я могу заводить себе хоть дюжину любовников. И если мне хватит ума не спариваться с ними у него на глазах – бьюсь об заклад, он никогда не догадается, что у меня кто-то появился.
– Пример неудачный, – процедил Эгин. – А в чем еще выражаются эти, как бы сказать, странности?
– Я могу перечислять их часами. Ведь, в сущности, мне нечем больше заниматься, кроме моих цветов и наблюдений за мужем. Кроме того, Лагха стал исключительно вульгарен. Он острит невпопад, каламбурит, говорит идиотскими загадками вроде «У какого голубя по ночам зудят мудя?». Извините, Эгин.
Эгин не удержался и прыснул со смеху. Таких декламаций он от Овель совершенно не ожидал.
– Не за что извинять. Сущая ерунда, продолжайте.
– Лагха как с цепи сорвался. Щиплет наших служанок за задницы, не разбирая между симпатичными и уродливыми, между дамами и кухарками. Он все время домогается меня. Он готов трахаться беспрерывно. Будучи не в силах удовлетворять его неутолимую похоть, я подложила ему двух своих, условно выражаясь, «подруг» – Канну и Стигелину. И что вы думаете – сошло! Да это не Лагха, а просто, просто… боевая машина любви!
– Ну… в принципе… я не знаток. Но может быть, это те качества, которые были и раньше, просто обострились?
– Эгин, конечно, Лагха и раньше не злоупотреблял аскезой. Хотя когда мы поженились, он был… ну в общем, я была у него первой женщиной… И потом у него были связи – Сайла, какие-то банщицы, наконец, Зверда. Их роман чуть не загнал меня в гроб – в меня тыкали пальцем даже иностранные послы, обо мне шептались даже музыканты – сама слышала.
– Зверда – это та самая фальмская баронесса?
– Вот-вот.
– Имя какое-то… зверское.
– Есть немного, – улыбнулась Овель. – Но даже Зверду можно было терпеть.
– А теперь?
– Теперь – невозможно. Поймите, Эгин, никогда у Лагхи не было двух дюжин женщин за четыре дня!
– За четыре дня? – переспросил Эгин. Он не верил своим ушам.
– Вот именно! За четыре дня. Во время землетрясения Лагху немного прихлопнуло потолком – но я никогда бы не подумала, что это приведет к таким ужасающим последствиям! Насколько мне известно, Лагха бывал в передрягах и похуже! Пока был жив Альсим, я все надеялась, он его образумит…
– Постойте, вы сказали «пока был жив Альсим»?
– Ой! – опешила Овель. – А разве вам не сообщили об этом в Доме Герольдмейстеров?
– Нет. Я едва унес оттуда ноги. Там устроили засаду люди Свода и…
Овель положила палец на губы Эгина. Они стояли перед распахнутой дверью некой комнаты, которая, и Эгин сразу это определил, не имела окон.
– Не надо сейчас об этом. При слове «Свод» у меня пропадает желание жить.
Эгин понимающе кивнул. Про себя он в целом мог бы сказать то же самое.
– Я расскажу вам об Альсиме, когда пропоют первые петухи.
