Всю ночь Ларафу снилась Тенлиль, которая прыгала по его спальне, словно заяц: на башмаках, к подошвам которых были прикручены огромные пружины.

Она стенала, словно одержимая, и распевала вульгарные куплеты, содержание которых сводилось к одному: ее брат Лараф – негодяй, страдающий мужским бессилием. Лараф проснулся в своей постели, мокрый от пота. Зеркало подтвердило его догадки – выглядел он хуже некуда.

«Эта Тенлиль просто истеричка», – попробовал утешить себя Лараф. Но настроение почему-то не улучшалось.

За гнусным утром, заполненным официальными встречами, из которых вытекало, что дела княжества обстоят паршиво и вопиют о грамотном руководстве, наступил гнусный полдень. Это означало, что Ларафу нужно отправляться на военный смотр.

Торжественный смотр, совершенно неуместный с точки зрения варанской традиции проводить такие мероприятия только перед значительной военной кампанией или перед праздниками, Лараф изобрел третьего дня.

Он счел, что лучшего средства укрепить свой авторитет и поднять боевой дух войск и флота, которому вечером этого же дня предстоит отправиться на усмирение мятежей в варанской провинции, не найти. Он очень рассчитывал, что это поможет. Ведь должно же хоть что-нибудь помочь?

Его подруга, анонсировавшая на вечер «серьезный разговор», была заботливо заперта в ящике стола в высотном кабинете под куполом Свода.

«Пусть отлежится. Может, это наведет ее на стоящие мысли?»

Вот уже несколько дней Лараф ожидал действенных советов. Вместо них книга кормила его скабрезными каламбурами наподобие тех, какими он сам охотно присыпал свою речь.

«Меня передразнивает, что ли? Обиделась?»

Плохие новости сыпались как горох из мешка.

Мятежи, разбой на дорогах, измененные атмосферные эффекты в районах Урталаргиса и Старого Ордоса, гибель плеяды офицеров Опоры Единства, посланных в один из гарнизонов близ столицы водворять порядок… Полный перечень событий, принесенный утром Ларафу, занял три страницы. Бегло просмотрев первую, Лараф бросил перечень в камин.

«Если так пойдет дальше, придется просить помощи у Зверды».

Смотр продлился почти до вечера.

Экипажи парусников слаженно отдавали гнорру честь.

Пехота громко скандировала имя Сиятельной.

Он, Лараф, шел через весь этот патриотический бедлам по ковровой дорожке, расстеленной прямо по лужам через всю площадь Двух Лагинов.

В конце ему даже пришлось сказать речь. Его самообладания хватило ровно на две минуты. Впрочем, большего и не требовалось. «Все хорошо, а будет еще лучше», – таким было основное содержание речи.

Когда военный люд взорвался одобрительным ревом, Лараф заметил прямо перед собой морского офицера, чье обветренное скуластое лицо показалось ему до боли знакомым. Не только знакомым, но и до ужаса похожим на его, Ларафа, прежнее лицо.

Бросив на человека несколько взглядов украдкой, Лараф с ужасом осознал, что это его брат. Тот самый, что служил палубным исчислителем на флагмане Южного флота.

«Его что, на днях в столицу перевели?»

Офицер смотрел на него с нервозным благоговением, его глаза светились от счастья и гордости. А на почетной перевязи исчислителя таращилось внушительное лучистое око ордена «Звезда Морей» с листьями трилистника.

Вместе с другими моряками он орал какой-то бред наподобие «Долгие лета Пенным Гребням Счастливой Волны!».

На какую-то секунду Ларафу показалось, что он просто обязан немедленно подойти к брату. Возможно, приблизить его и сделать своей правой рукой, своим доверенным лицом. Как вдруг перед его мысленным взором встала последняя встреча с Тенлиль.

Лараф с отвращением отбросил мысль о брате и отвернулся. «Ну ее к Шилолу, эту мою прежнюю семью. От них одни расстройства», – решил Лараф. От этого заключения на душе у него еще гнусней заскребли кошки. Выходило, что к старому мирку возврата нет. А новый казался ему теперь слишком сложным и зловещим.

Послав еще десяток мрачных улыбок защитникам Варана, Лараф двинулся в сторону парадного входа в Свод. Ему не терпелось поскорее скрыться в своем кабинете. Тем более он помнил о «серьезном разговоре» с книгой.

Лараф захлопнул за собой дверь подъемника. Подошел к столу. Отпер верхний ящик, куда обычно прятал «Семь Стоп Ледовоокого». Но его подруги не было на месте!

«Наверное, ошибся», – сказал себе Лараф и открыл следующий ящик…

За два с половиной часа, что последовали за этим, он перевернул вверх дном весь свой кабинет. Он искал среди одежды и бумаг, в отхожей комнате и под ковром. И даже в резервуарах для масла, из которых питались настенные лампы.

Но его подруги больше не было с ним. Лараф посмотрел на себя в зеркало: из запредельной глубины всплыли чужие глаза и отвисшая челюсть. Они принадлежали насмерть перепуганному человеку. Гнорру Свода Равновесия.