2
На одной из многочисленных лестниц, ниспадающих в Нижний Город и обсаженных неимоверными для внутренних земель Севера кипарисами, Эгин обогнал бородача и Вуймола, волокущих свой загадочный плоский сундук. Эти тоже спешили на набережную, но с такой ношей за Эгином им было не угнаться.
Поворот, поворот, еще поворот…
В спину ему бросили возмущенное «Невежда!», но он даже не замедлил свой бег. Подумаешь, оттоптал чей-то подагрический палец!
Довольно широкий бульвар, пышная процессия, всадники со штандартами… Придурки с дудками, какие-то закутанные с головы до пят фигуры… Щуплый молодец с корзиной, в корзине – несколько здоровенных толстых змей… нет, пиявок, таких точно, каких он видел на берегу Сермелы… О Шилол!
Эгин протолкался сквозь толпу, получил пару затрещин и тычков от празднично настроенных горожан и вновь перешел на бег. Пустынная булыжная мостовая настолько круто уходила вниз, что крыша каждого последующего дома всякий раз оказывалась самое большее на уровне груди Эгина, когда он пробегал мимо предыдущего.
Набережная!
Эгин резко остановился.
Из-за угла двухэтажного особняка с заколоченными окнами он увидел городскую стражу в черных кафтанах.
Их было немало. Между статуями и людьми, которых с каждой минутой становилось все больше, приблизительно через каждые пятьдесят шагов можно было видеть патруль из трех-пяти стражей. Этакими важничающими индюками они степенно прохаживались вперед-назад, ощупывая пристальными взглядами всех и каждого.
«Когда я глядел сверху, их еще не было, – подумал Эгин. – Неужели же те, кого я вырубил в „Щучьей поживе“, каким-то магическим образом успели связаться с коллегами? Впрочем, не может же вся городская стража принадлежать к клану Миласа! Мои-то были ряженые. Или не ряженые, а настоящие служилые люди? Шилол, ну почему меня не готовили к иноземной разведке?!»
Ближайший к Эгину патруль вдруг разом обнажил мечи. Не успел он глазом моргнуть, как четверо стражей прижали к подножию одной из статуй с виду безобидного толстяка с мальчишкой.
Словно из-под земли рядом с четверкой в черных кафтанах появилась стройная женщина в темно-вишневом платье с меховыми врезками. К ее широкому поясу было привешено не менее дюжины разновеликих мешочков.
Женщина ткнула в мальчишку пальцем.
Мальчишка конвульсивно задергался, по всей его вжавшейся в камень фигуре пробежала подозрительная рябь, – и вместо мальчика Эгин увидел голого мужчину среднего роста и крепкого телосложения. А толстяк, который вроде бы являлся его папочкой, неожиданно сдулся, обмяк и… заструился по плитам темным, вялотекущим маслом.
Голого мужчину связали чернокафтанники, а женщина, раздраженным жестом отбросив ото лба прядь волос, сняла с пояса один из мешочков и принялась посыпать маслянистые останки фальшивого толстяка порошком, неотличимым с виду от обычного мела.
Несколько зевак, поухмылявшись, пошли своей дорогой. Складывалось такое впечатление, что подобного рода эксцессы здесь были в порядке вещей. Ну то есть форменные мелочи жизни. Обыденнее, чем в Пиннарине – поединок на площади Восстановленного Имени.
«Да что же у них за город-то такой многоморочливый?!» – едва не до крови прикусив губу, мысленно возопил Эгин.
Пока внимание стражников было поглощено преступником, суть преступления которого оставалась не вполне ясной, надо было решаться. Не стоять же у заброшенного особняка весь день.
Эгин с беззаботно прогуливающимся видом пересек набережную.
Он успел!
Как Эгин и рассчитывал, булыжный спуск вывел его на набережную приблизительно там, где начиналась затопленная стена. На самом конце ее стояли двое: старик и Есмар.
Есмар был совершенно наг, если не считать большой серой шерстяной накидки, наброшенной на его плечи. Оба всматривались в воду под своими ногами.
Крикнуть или нет? Что, если его крик спугнет их? Повредит Есмару? Кто знает, что у старика на уме?
Эгин перевел дух и осмотрелся.
Есмар был, мягко говоря, далеко не единственным, кто решил попытать счастья в затопленных кварталах Нижнего Города.
Возле колонн, торчащих из озера, на главном плёсе, тут и там, среди возвышающихся крыш и под анфиладой каменных арок, которую не было видно с террасы «Щучьей поживы» и которая теперь открылась взору Эгина на востоке, плавали лодки и большие плоты, а в одном месте даже неуверенно перебирала веслами, как мокрица – ножками, низкобортная галера.
Эта флотилия искателей неведомого успела отчалить за считанные минуты.
Похоже, все только и ждали, когда уйдет Опарок. Эгин еще ранним утром краем уха слышал разговор, из которого понял, что с Опарком как-то связана активность озерных гадов.
Когда Опарок поглощает Нижний Город, то лучше даже к воде близко не подходить. Но когда местная «погода» в высшем магическом смысле меняется, что безошибочно можно определить по поведению тумана, гады либо уходят на глубину, либо впадают в смертное оцепенение.
Кто-то уже нырял, кто-то только собирался, растираясь жиром и всевозможными маслами.
Вдали, за песчаными дюнами на западной окраине города, шевелилось нечто огромное, но Эгин даже не пытался разглядеть что именно. Там еще стелился туман и было невозможно понять, что же там происходит: вращается ли большое водяное колесо, мотыляются ли туда-сюда строительные стрелы-»журавли» или пара сотен солдат сводит счеты с гигантским спрутом, выбросившимся на берег.
Есмар резко скинул шерстяную накидку, взмахнул руками и прыгнул в воду. Он вошел в нее очень ловко, почти не подняв брызг. Видать, и впрямь провел не один месяц, ныряя в Наирнском проливе близ Медового Берега.
Так. Ожидать другого удобного момента – значит подвергать себя ежеминутной опасности встречи с «друзьями» в черных кафтанах, с женщиной-магом в вишневом платье, со всеми прочими любыми другими силами и силенками, подлинная расстановка которых ему пока совершенно не ясна.
Не говоря уже о том, что чем дольше Есмар будет нырять, тем выше вероятность повстречаться ему отнюдь не с Итской Девой, но с паскудной пресноводной муреной длиной в десять локтей, которой – как знать? – на Опарок плевать, а жрать хочется.
Кругом творилось такое копошенье-роенье-мельтешенье, что Эгин решил, в свою очередь, наплевать на всех и вся, как та умозрительная пресноводная мурена. Кому он нужен тут в конце концов, один из многих тысяч?
Он забрался на парапет набережной, прикинул, что до узкой песчаной полоски под его ногами лететь не так уж много и спрыгнул вниз.
Там, где стена, облюбованная стариком и Есмаром, выходила из-под песка и устремлялась в воду, стоял чернокафтанник.
– Где ваш мальчик? – полюбопытствовал он.
– Я один. Хочу нырнуть пару раз, поглядеть, что там внизу.
– Но вы раза в два старше, чем надо! Зачем это вам? Внизу ничего интересного нет, кроме опасностей – именованных и безымянных.
– Я знаю. Но мне надо.
– Пять золотых.
«Ого-го! Просто за прыжок в воду?»
– Извольте.
«А про разрешение на меч так и не заикнулся! Может, ему кажется невероятным, чтобы у меня его не было?»
Эгин быстро вскочил на гребень и пошел вперед.
– Постойте, а свидетельство об уплате взять?!
Эгин только махнул рукой. В самом деле, зачем ему была нужна бумажка, удостоверяющая, что он заплатил деньги в казну города, если он и сам это прекрасно знал?
Эгин быстро приближался к старику. Что делать – он толком не понимал.
Зарубить Дрона на глазах у пестрой толпы, запрудившей набережную? Невероятно.
Сказать «Отдай мальчишку?» Как-то неубедительно.
«Именем Князя и Истины, верни варанского гражданина под мою опеку?» Вот уж воистину гениальная мысль…
Удивительно далеко от того места, где он прыгнул в воду, показалась голова Есмара. Не оглядываясь, мальчишка глотнул воздуха и снова исчез.
Старик как нарочно не смотрел в его сторону, продолжая что-то выискивать взглядом под водой.
Там, в удивительно прозрачной глубине, шевелились широколистные бледно-голубые водоросли, а среди них неподвижно покоилось существо с широким плоским телом, похожее на морского ската.
– Здравствуй, Дрон, – сказал Эгин первое, что легло ему на язык. – Спасибо за Есмара. Без тебя он был бы сейчас бессмысленным кусочком человеческой гнили.
– Здравствуй, Эгин. – Голос был отнюдь не старческий. Да и морщин на лице Дрона – а это был, конечно, Дрон, раз он не стал с ним спорить по поводу имени – оказалось куда меньше, чем Эгин ожидал.
Отчего-то все колдуны-северяне представлялись ему заочно либо людьми возраста неопределенного, либо дряхлыми, ненавидящими весь мир старцами. Дрон был отнюдь не дряхл, да и ненависти в его голосе не было ни на полногтя.
Дрон ничего не прибавил к своему приветствию и по-прежнему не удостоил его взглядом. Эгин немного растерялся. В чем же конфликт?
– Я не враг тебе, Дрон. Я еще раз готов извиниться за перо птицы Юп, которое взял в твоем доме. Я клянусь, что когда завершу свои дела в Ите, возмещу тебе убыток любым образом, каким ты пожелаешь. Только не причиняй зла Есмару.
– О каком зле ты говоришь? Мальчик жив-здоров, еще тебя лет на сорок переживет.
От этого непринужденного прорицания у Эгина пошли мурашки по спине. Что он хочет этим сказать?
– Но ты разрешил ему лезть туда, где водится подобное! – Эгин ткнул пальцем в «ската». По-прежнему неподвижного, но такого, такого… чуждого всему, что когда-либо видел Эгин в морях, реках и озерах.
– Как бы я ему запретил, слепец?! Это как запретить грюту ездить верхом, а жрецу Гаиллириса жечь цветущие груши! Есмар был назначен к тому, чтобы найти кольчугу Итской Девы. И он ее найдет, даже если вокруг него будет кишеть сотня водолетов.
«Водолетом» Дрон назвал, конечно же, скатообразное существо среди водорослей.
– Признаться, – продолжал Дрон, – я был так зол на вас, что поначалу думал просто растерзать обоих. Но там, в лесу близ Девичьего замка, я изучил Есмара лучше, чем ты думаешь. Конечно, я погорячился. Надо было мне поговорить с тобой повежливей. Уверен – ты согласился бы с моими доводами. Если б, конечно, не снес мне голову раньше времени. – Дрон едва заметно усмехнулся.
– Как ты можешь утверждать, что Есмар к чему-то там «назначен»? Я не вчера родился, поверь. Я был человеком Пестрого Пути, имел в любовницах женщину-призрака, я входил в стальное тело Убийцы Отраженных и в огненную плоть девкатра. Я бывал в жерле Черного Цветка. Умирая, я ходил между мирами. Я знаю, что такое быть назначенным. Но я не вижу этого в Есмаре.
– Варанец любит ложь, как медведь рожь, – хмыкнул Дрон. – Как и о чем мы можем спорить, если ты проделал все то, о чем рассказываешь, но по-прежнему лжешь сам себе?
– А ты?
– Я не сделал ничего из того, о чем говоришь ты. Правда, я делал кое-что другое. Но главное – я не лгу себе уже довольно долго. Отказался, как от выпивки. Семнадцать лет, если быть точным. А вот ты по-прежнему горький пьяница.
– То есть?
– Тебе не хочется признавать, что рядом с тобой есть кто-то, имеющий более интересную судьбу, чем твоя собственная. И ты готов опьяняться чем угодно – страхом, яростью, добродетельностью, благородством, служением, любовью, – чтобы смотреть не внутрь себя, а наружу, на восхищенные или ненавидящие взгляды других людей. Ты готов на все, лишь бы сохранить в глубине души уверенность в собственной исключительности.
– Я видел свою душу. Она разделилась надвое. Два года назад я потерял часть себя. Худшую часть, смею надеяться.
– Чушь. Нет ни худшей, ни лучшей. Скорее всего к твоему семени души прикипело семя нерожденного близнеца, вот и все. Но это совсем другое. Ты видел внешность, а не сокровенную внутренность. Пока твой взгляд не обернется внутрь, тебе никогда не понять моих слов.
Эгин ощутил легкий укол под сердцем. Дрон говорил странные вещи. Но он мог быть прав, Шилолова кровь!
– Хорошо. – Эгин устало вздохнул. – Хорошо. Действительно, этих слов мне сейчас не понять. Но, может быть, ты объяснишь мне, зачем лично тебе, постигшему, нужен Есмар?
– Объясню. Согласно законам вольного города Ит, освященным также и авторитетом сотинальмов Харренского Союза, тот мальчик, которому удастся воплотить Итскую Деву, станет ее супругом и новым царем города. Настоящим царем, а не каким-то занюханным градоправителем. А тот, кто приведет его с собой, сделается его официальным опекуном, фактически – властелином города и озера. Разумеется, опекуном он будет только до дня совершеннолетия мальчика. А совершеннолетие по итским законам начнется, когда мальчик проживет в городе три года вне зависимости от его возраста.
– Власть? Ты хочешь банальной власти? Дрон, если я пьяница, то ты – просто злостный, запойный, отечный, непросыхающий «синяк»!
– Ты не дослушал. Мне не нужна власть. Мне нужны полномочия властителя. Это разные вещи.
– Игра в слова. Никакой разницы нет.
– Есть. Мне нужен ровно один день полномочий властителя Ита. Все остальное время я проведу на этом песке, греясь на солнце с томиком Эриагота. Буду чесать свои замшелые яйца, пить яблочный сок и вспоминать о веселых денечках в Нелеоте.
– Понял. Ты хочешь что-то или кого-то уничтожить. Потому что одного дня никогда не хватит на то, чтобы что-то создать.
– Точно. Это «что-то» называется аптекарской лавкой. Представляешь? Я затеял все это ради какой-то аптекарской лавки, которую вроде бы можно поджечь одной свечкой! Правда, я сумасшедший старик?
– Правда. Скажи, Дрон… Только не обижайся на мой вопрос… А почему тебя прозывают Большой Плешью? У тебя ведь волосы отменные, густые, лучше моих!
– А, ты вот о чем… – Дрон широко улыбнулся. – Я – Большая Плешь этого мира. Бугор. Место, в котором слишком много правды выходит на поверхность. Понял?
– Нет.
– Ну так поймешь…
Дрон замолк, глухо кашлянул, покачнулся. Потом едва слышно продолжил:
– Запомни: аптекарская лавка. Это ты тоже поймешь.
С этими словами Дрон упал в воду.
Эгин, который был почти загипнотизирован общением с этим удивительным стариком, словно очнулся ото сна. Он быстро огляделся по сторонам. Что случилось?! Что?!
Кругом – тишь да блажь. Несколько лодок плавали слева и справа от гребня стены на расстоянии двадцать – пятьдесят локтей. В каждой сидело по два-четыре человека. В принципе любой из них мог выпустить из духовой трубки отравленную иголку или любую другую магическую дрянь, тут же спрятать трубку и преспокойно делать вид, что ничего не произошло.
Однако должны же были увидеть убийцу с берега? Тут Эгин сообразил, что по меньшей мере две лодки закрыты от наблюдения с набережной различными архитектурными остатками, торчащими из воды. То, что его в принципе могли заметить с других лодок, вряд ли смутило бы убийцу, ибо все кругом были поглощены своими делами и не особо глазели по сторонам.
Так ведь и он, Эгин – превосходная мишень! Нет?
Эгин повнимательней пригляделся к обеим подозрительным лодкам. И там, и там – какие-то пацаны. И дядьки… Мало ли кто они? Может, и впрямь добропорядочные соискатели кольчуги…
И пока глаза Эгина перебегали с лодки на лодку, пока его Взор Аррума путался среди сотен людей и других существ на главном плёсе, в заросли широколистных водорослей юркнула крохотная змейка с розовой полосой на спине.
Непрестанно осматриваясь, Эгин вытащил из воды плавающее лицом вниз тело Дрона. Старик почти ничего не весил. В его правой голени торчал едва приметный тонкий шип, некогда принадлежавший какому-то растению. Почти так же люди Лагхи три с половиной года назад убили двух мелких стукачей, состоявших при Эгине казенными слугами…
Есмар, который в эти секунды отодвинулся в сознании Эгина на второй план, вынырнул с другой стороны гребня.
– Вы живы! – ахнул он.
На его лице к своей великой радости Эгин прочел не только изумление, но и ликование.
– Да, жив. А вот Дрон, похоже…
– Ой!
– Ладно, вылазь скорее, синий уже весь, – по-отцовски проворчал Эгин, помогая Есмару выбраться из воды. – Сейчас будем думать, как…
– А что это у вас… ды-ды-ды… в спине ды-ды-ды-дырки какие-то? – выстучал зубами продрогший Есмар.
– Что?!
– Ну да, шесть дырок по кругу.
– А! – сообразил наконец Эгин. – Видишь ли, Есмар… Ты только постарайся не пугаться… Нас с тобой, кажется, собираются убить. Вот Дрона им уже удалось достать. И меня, похоже, пытались. Да так, что я даже не почувствовал. Это доспехи сработали, отбили отравленную иголку. Если б не они, я б сейчас плавал, что твой водолет. И одеждой шевелил бы в точности как он.
– Что здесь происходит? – раздался за спиной женский голос.
А вот это были они. Похоже, падение Дрона в воду не прошло незамеченным.
В десяти шагах от Эгина, настороженно отведя сжатый кулак, из которого в воду сочился некий порошок – на сей раз кирпично-красный, – на гребне стояла та самая женщина-маг в вишневом платье, которую Эгин уже сегодня видел. А за ней – семеро чернокафтанников. Из них двое были вооружены превосходными наборными луками. Вот такая теплая компания.
– Трудно сказать, – честно признался Эгин.
В довершение всего над набережной разнесся тревожный рев трубы.
«Опарок возвращается, все на берег! Опарок возвращается, все на берег!» – орал в большой медный раструб гороподобный здоровяк, нервно перетоптывающийся на верхней площадке башни спасателей-на-водах.
Помимо здоровяка, на башне находились еще два страховидных автоматических стреломета и два «скорпиона» помельче. Спасение-на-водах в Ите имело свою особую специфику.
Эгин заметил, что водолет грациозно приподнял крылья своей мантии. Опарок возвращался. Зло пробуждалось.
– Быстро за нами. На берегу поговорим, – приказала женщина.
«Поговорим так поговорим. Спасибо хоть не порция жидкого стекла в голову. Эх, да как бы там ни было, хвала всем местным богам и духам, что хоть Есмар воскрес!»
В той самой затаенной глубине души, о которой говорил покойный Дрон – да будет его посмертие легким! – Эгин, сидя в корчме «Щучья пожива», был уверен, что Есмар мертв. Но коль скоро он вот здесь, рядом, растерянно таращится на чернокафтанников и стучит зубами – значит, воскрес.
