Глава 33
Победителей не будет
Ветер не подвел. Согласно поговорке, он проснулся вместе с солнцем, заныл в снастях, выстрелил вымпелами — тот самый, на который надеялись, разбойничий, злой, юго-восточный. Вскоре выяснилось, что и место выбрано было на редкость удачно. Верховые на бесчисленных мачтах почти одновременно прокричали о большой пыли, хотя в ликующем этом вопле никто уже не нуждался. Не заметить идущую с северо-запада тучу было просто невозможно.
Взлохмаченный кривляющийся горизонт внезапно блеснул медью кажущихся отсюда крохотными таранов. Голорылые шли медленно, одолевая встречный ветер, готовые в любую секунду рассыпать стройные сверкающие фаланги, и даже не предполагая, что противник предпочтет благородному искусству зеркального боя прямую таранную атаку и свалку рукопашной.
Зазвучали отрывистые команды, первая линия мятежной армады напрягла паруса и в зловещем шорохе песка, все ускоряя и ускоряя бег, устремилась по мелким, тряским барханам навстречу славе и смерти. Все впереди заволокло желтовато-бурой мутью. Огненные шары, сброшенные с кораблей Шарлаха, канули, гонимые попутным ветром, в этой клубящейся мгле бесследно.
Вторая линия, подчиняясь приказу, замедлила ход, разбилась на отдельные караваны и замерла в ожидании. Оставалась еще опасность флангового удара, кроме того, отдельные суда Харвы могли пронизать схватку навылет, и тогда бы ими, по замыслу Кахираба, занялись караваны резерва.
В это страшное славное утро, стоя на палубе недвижного «Самума», Ар-Шарлахи окончательно уяснил для себя, в чем заключается истинный гений полководца. Именно гений, а не талант. Гению наплевать на какие бы то ни было правила и условности. Вообще-то перед битвой принято приостановиться, давая противнику возможность перестроить походную колонну в боевые порядки. Кахираб счел эту вежливость излишней и сразу поставил Харву в положение, близкое к безвыходному. А сам Ар-Шарлахи? Разве все его подвиги не объяснялись полным забвением, а точнее — просто незнанием военных законов?.. Захват первой каторги, налет на Зибру… Впрочем, что взять с разбойника!.. Кстати, его будущий тесть Гортка Первый (вне всякого сомнения, великий полководец) тоже, говорят, начинал с разбоя…
Из оцепенения его вывели раздавшийся впереди оглушительный треск, скрежет и вой — там, в плотной клубящейся песчаной мгле, столкнулись армады. Путались снасти, кренились корпуса, ломались оси и мачты… Дальше пошла резня. Ветер сносил желтоватую пелену к северо-западу, открывая жуткую сумятицу битвы. На «Самуме» взлетел условный вымпел, снова раздались отрывистые команды, и оба крыла второй линии двинулись в обход общей кипящей свалки — навстречу замыкающим караванам Харвы. Около десятка кораблей под зелеными флагами выбрались из боя и тут же были атакованы караванами резерва. «Самум» и четыре судна охраны по-прежнему стояли неподвижно. Ветер внезапно стих, и Ар-Шарлахи обдало жаркой липкой волной звуков: лязг, вопли, хрипы, треск и вой пока еще невидимого пламени…
«И все это из-за меня?..» — пришла неуверенная, запинающаяся мысль. Пришла и убила.
— Когда?.. — бешено выкрикнул где-то рядом Кахираб. — Я спрашиваю, когда он будет здесь?..
Ар-Шарлахи обернулся. Кахираб стоял с искаженным лицом, прижимая к губам свою металлическую черепашку с выдвинутым стержнем. Выслушав ответ, выругался по-своему, мелодично и яростно, затем резко повернулся к Ар-Шарлахи.
— Уходим! — бросил он. — Берем охрану и уносим ноги!.. Если унесем, конечно…
— Погоди… — ошеломленно вымолвил тот. — Зачем? Мы же побеждаем…
— Победителей не будет, — злобно ответил тот. — Будут одни трупы. Так что давай не терять времени…
— Да что случилось?!
— Песчаная буря, — как-то сразу поникнув, сказал Кахираб. — Идет прямо на нас…
Он подошел к борту и, тоскливо прищурясь, оглядел зыбкий горизонт. Потом, должно быть, хотел обернуться и отдать приказание сигнальным, но в этот момент произошло нечто странное. Ар-Шарлахи показалось, что кто-то невидимый ударил Кахираба в грудь, а в следующий миг в лицо брызнуло горячим, едким, омерзительно знакомым. Кровь…
Кахираб медленно опрокидывался навзничь, а в спине у него зияла вырванная вместе с куском балахона дыра глубиной с кулак. Ар-Шарлахи непроизвольно шагнул вперед и подхватил его под мышки, не дав грянуться о палубу. И, лишь ощутив вес обмякшего тела, понял, что это не сон и не бред.
— Что с ним? — Резкий, как щелчок вымпела, голос Алият.
Ар-Шарлахи вскинул голову. Вокруг уже стояли человек шесть.
— Пригнись!.. — прохрипел он, осторожно выглядывая поверх низкого фальшборта. Мертвая зыбь мелких барханов, нигде ни движения, ни пятнышка…
— Убит, — не веря, произнесла опустившаяся на колени Алият. — Чем же это его?..
На груди Кахираба высыхало, испаряясь, кровавое пятнышко. Входное отверстие было не толще пальца. Такие раны обычно остаются от удара стилетом.
— Завернуть в ковер — и в трюм, — сипло распорядился Ар-Шарлахи, поднимаясь с настила. — Людей — на ведущие барабаны. Задраить все люки. Охране передай: уходим…
— Как уходим? Куда? — Алият не договорила. Ар-Шарлахи проследил направление ее внезапно остекленевшего взгляда и невольно отступил на шаг. В белесом выжженном небе творилось нечто дивное. Словно сказочный дракон криво вытягивал одну за другой безголовые толстые шеи, наползая откуда-то с севера, и надвигающиеся эти отростки были пыльно-желтого цвета.
— Самум! — ахнула Алият. — Все вниз! Песчаная буря!..
Лениво, словно растягивая удовольствие, пыльный дракон сначала пожрал солнце и лишь потом рухнул на пустыню всем весом своего огромного бурого брюха. День обратился в грязноватые сумерки, за тонкой деревянной обшивкой бортов взревело, заскрежетало. Всё, что успели, — это развернуть корабль рогом к ветру. Уже вторым порывом «Самум» стронуло и поволокло, как щепку, кормой вперед. Попытки заякориться успехом не увенчались. Оба каната лопнули с поразительной легкостью. Притормаживая рулевым колесом, корабль трясся и переваливался по песчаной зыби, то упираясь, то отпрыгивая сразу на добрую сотню шагов.
Страшно было представить, что сейчас творится на поле боя, где ревущий, насыщенный песком ветер швыряет друг на друга целые караваны, слепит и сбивает с ног пеших, настигает и бьет насмерть.
Все люки были задраены, все щели заткнуты, но песок проникал повсюду, сеялся по лестницам, плавал по полу, вис в воздухе, затекал в каюты. За иллюминаторами кипела бурая воющая мгла.
К ведущему барабану было невозможно приблизиться, сунешься — перемелет.
Сколько все это продолжалось, сказать невозможно. Невозможно даже было уловить момент, когда день сменился ночью. Ар-Шарлахи несколько раз пытался поговорить с Тианги, но его металлическая черепашка, как, впрочем, и черепашка Кахираба, отвечала лишь колючим треском и змеиными шорохами. Отчаявшись, он передал командование Алият и рухнул на низкое ложе в своей каюте. Будь что будет… Лежал и слушал, содрогаясь, рев ветра, скрежет песка, треск дерева — слушал и удивлялся только тому, что оси и мачты еще целы, что корабль еще не положило набок, что ни одно из колес еще не потеряно…
Кажется, он даже умудрился заснуть и очнулся, вздрогнув, лишь когда почувствовал, что тряска кончилась. Было черно, как в бархане. На ощупь нашел дверь и, приоткрыв, крикнул, чтобы дали огня. С глиняным светильником в руках поднялся в рубку. Там была одна Алият, сидящая, скрестив ноги, перед точно такой же плошкой с плавающим розовым язычком пламени. Приподняла голову, взглянула.
— Уцелели, — сообщила она тихо и равнодушно. — Странно…
— Почему одна? — спросил он, закрывая крышку люка. — Где штурвальные?
— Отправила отдыхать. Тут от них и раньше-то проку не было… Да и от меня тоже.
— А что снаружи?
— Да вроде ночь…
Ар-Шарлахи отворил дверь, ведущую на палубу, и шагнул в непроглядную тьму. Тут же выяснилось, что ни единого вдоха он не может сделать даже сквозь повязку. Пыль стояла стеной. Ар-Шарлахи поспешно отступил, снова прикрыл дверь и принялся протирать мгновенно запорошенные глаза.
— Может, к утру осядет… — все так же равнодушно молвила Алият.
— Интересно, куда же это нас занесло?.. — пробормотал он, присаживаясь по другую сторону штурвала. Алият не ответила.
— Да… — со стонущим вздохом сказал он чуть погодя. — Знал ведь, что ничего доброго не выйдет… Только людей зря положили…
— Опять скулишь? — враждебно спросила она. — Живы — и ладно! Чего тебе еще надо?
— Мне надо, чтобы из-за меня никого не убивали, — сдавленно отозвался Ар-Шарлахи.
— Какая разница!.. — с отвращением бросила Алият. — Были бы люди, а из-за кого убивать — найдут…
Однако, судя по всему, она и сама тяжело переживала случившееся.
— Ничего, — попробовал утешить ее Ар-Шарлахи. — Зато нам теперь племянница Гортки не грозит…
Шутка успеха не имела, и он, еще раз вздохнув, занялся металлическими черепашками. Вынул, сравнил. На первый взгляд устройства были совершенно одинаковы. И все же отличия имелись. Правый бок той, что подарил Тианги, был сплошной, из желобчатого металла. А вот на черепашке Кахираба в этом месте располагалась продольная щель, вдоль которой ходил еще один стальной бугорок, похожий на заклепку. Ар-Шарлахи включил (он уже привык к этому странному слову) устройство, но так ничего и не услышал, кроме шорохов и потрескивания.
— Наверное, оно в бурю просто не действует… — расстроенно предположил он.
Алият, словно сию минуту проснувшись, поглядела на капризный механизм, и глаза ее ожили.
— Слушай, а чем же все-таки Кахираба-то, а?.. — тревожно спросила она.
— Не знаю, — отрывисто сказал он и невольно поежился. — Даже представить не могу… Пробить человека насквозь, да еще такой клок из спины вырвать! И главное — нигде никого, представляешь? Я ведь смотрел! С какого же они расстояния стреляли?..
— Они?..
— Ну не мы же!.. Ясное дело, сами «разрисованные» его и убрали. Кому-то он там мешал…
— А мы не мешаем?
Он усмехнулся с горечью:
— А как мы с тобой можем им мешать? Мы для них даже и не туземцы. Так, зверьки…
— Может, оно и к лучшему, — угрюмо подытожила она и встала. — Ладно. Пойду посплю. Да и тебе бы не вредно…
— Да нет, — подумав, отозвался он. — Я уже вздремнул, пока ты тут… Посижу подожду утра…
Такого утра Ар-Шарлахи еще не видывал. Восхода не было вообще. Зато все небо вокруг «Самума» медленно стало наливаться тускло-вишневым, как остывающий чугун. Потом в тяжелом этом свечении слегка засквозила бурая желтизна, и наконец слева, на порядочной уже высоте, проплавился темно-багровый шар солнца.
Ар-Шарлахи рискнул выйти на палубу и обнаружил, что дышать можно, хотя и с трудом. Повязку, прикрывающую лицо, пришлось сложить вдвое. Пройдя по слегка накрененному вправо настилу, он с удивлением убедился, что особых повреждений нет. Ревущее пыльное чудовище, вдоволь натешившись хрупкой игрушкой, оставило ее, можно сказать, нетронутой. Кое-где были порваны снасти, на второй мачте с корнем вывернуло рей. Осмотреть все в подробностях не было возможности: чтобы уберечь глаза от висящей в воздухе пыли, приходилось прищуривать их накрепко. Малейшее дуновение бросало в лоб целые пригоршни мельчайших колючих песчинок.
Он вернулся в рубку, открыл люк и сошел по лесенке. Под подошвами скрипел песок, на зубах — тоже. Решив дать Алият как следует выспаться, Ар-Шарлахи разбудил Айчу и велел ему выставить караулы. Сам же направился к себе в каюту, где еще раз достал устройство, полученное в наследство от Кахираба, и, включив, двинул стальной бугорок вдоль боковой прорези. Металлическая черепашка отозвалась странным звуком, напоминающим визгливый прерывистый смех. Ар-Шарлахи моргнул, нахмурился и повторил движение, сильно его замедлив. Шорох, потрескивания, какой-то щебет… Потом (Ар-Шарлахи вел стальной бугорок все медленней и медленней) из безжизненных этих звуков проступил человеческий голос. Кто-то монотонно кому-то о чем-то докладывал. Так, во всяком случае, показалось Ар-Шарлахи, поскольку смысла он все равно понять не мог — говорили на языке «разрисованных». Он продвинул бугорок дальше — и голос утонул в шорохах и потрескиваниях. Потом возникли сразу два голоса. Эти, перебивая друг друга, яростно то ли спорили, то ли бранились. Ар-Шарлахи довел бугорок до конца щели (голоса канули) и выключил устройство. Положил обе вещицы перед собой и задумчиво осмотрел, сравнивая их еще раз. Пока он уяснил одно: с помощью той черепашки, что ему подарили, можно говорить только с Тианги, а с помощью той, что он забрал у Кахираба, со многими…
Вскоре дверь открылась, и в каюту вошла Алият, сердито протирая глаза.
— Ну чего поднялась? — недовольно сказал он. — Спала бы себе да спала…
— Не могу, — буркнула она. — А тут еще стучат… Действительно, на палубе стучали, бегали, лязгало железо, слышался лающий голос Ард-Гева.
— Что там?
— Мачту чинят, снасти перетягивают…
— А пыль?
— Спадает помаленьку…
Они поднялись на палубу. Пыль и вправду понемногу оседала. Небо из бурого стало тускло-желтым, а за полдень в зените обозначилась серо-голубая промоина. И промоина эта все увеличивалась и увеличивалась, пока к вечеру не захватила весь небосвод. Тогда-то и обозначилась справа двойная серебряная нить, словно бы натянутая над барханами. Первым ее обнаружил Гортка, причем испугался настолько, что побежал докладывать прямиком Шарлаху.
Раздвинув столпившихся у правого борта палубных, Ар-Шарлахи всмотрелся в это новое диво и изумленно присвистнул.
— Что это? — тревожно спросила Алият.
— Это?.. — Он оглянулся. — А это и есть те самые трубы, по которым они гонят нефть. Надо же, куда занесло! Аж за кивающие молоты…
