Глава 26
Война объявлена
Ирва, как всегда, оказался прав. Единственное, в чем можно было упрекнуть прозорливого секретаря, это в удивительной мягкости выражений. «Не в духе». С тем же успехом к песчаной буре можно было применить глагол «веет». Попросту говоря, государь обезумел. Во всяком случае, таким его досточтимый Тамзаа еще не видел.
— Теперь понятно! — задыхался Улькар, мечась по кабинету. — Вот теперь все стало на свои места! Все!.. А ты… — Он повернулся к досточтимому, неистово вонзая палец в воздух. — Если окажется, что и ты с ними заодно…
— С кем, государь?
Улькар не слушал. Запавшие глаза его, полные ужаса и ярости, то метались по сумрачно-лиловым шелкам, то надолго въедались в груду свитков на столе, в стеклянный канделябр кимирской работы, в растерянного до потери страха сановника.
— Ну конечно… — упавшим голосом говорил Улькар, и пальцы его бессмысленно танцевали в воздухе. — Это их человек! Он служил им с самого начала… Иначе бы они просто сожгли его! А они не сожгли! Подумай, они отказались его выдать!..
Внезапно государь смахнул со стола пергаментные свитки недописанных законов, зацепив заодно и стеклянный канделябр. Звон и грохот были смягчены ковром, но незамеченными, естественно, не остались.
— Что?! — пронзительно закричал Улькар на влетевших в покои и тут же попятившихся стражей. — Вон отсюда!..
Четыре громады, шелестя черными шелками, поспешно ретировались, и государь обессиленно опустился на стул с высокой резной спинкой.
— Итак, — язвительно кривя сухие губы, заговорил он после продолжительного молчания, — сначала, как ты утверждаешь, подменили Шарлаха… — Государь приостановился и бросил суровый вопросительный взгляд на сановника.
— Так утверждает досточтимый Хаилза, государь, — с трепетом уточнил тот.
— Не важно… Далее — бунт. Бунт на второй день похода! Затем три Шарлаха сразу!.. Такое впечатление, что они размножились вдруг от Харвы до Кимира! Налет на Зибру, в то время как флот пытается захватить Шарлаха в Туркле!.. Скажи, досточтимый, даже исходя из перечисленного, тебе не кажется, что кто-то поставил себе целью не допустить меня к морю любой ценой?.. Что молчишь?
— Государь… Если ты полагаешь, что это дело рук ставленников Кимира…
Улькар с гримаской отвращения махнул вялой бледной рукой, и досточтимый боязливо умолк.
— Собственно, можно даже и не перечислять, — устало сказал государь, потирая глаза и лоб. — Они уже ничего не скрывают. Шарлах, уходя от погони, безбоязненно (обрати внимание — безбоязненно!) ведет корабль на кивающие молоты, а потом появляется возле Ар-Нау… Целый и невредимый… А наши корабли подвергаются удару… И наконец, главное… Да, главное…
Голос Улькара перешел в бормотание и умолк, государь горбился, прикрывая глаза рукой. Тамзаа смотрел на него с отчаянием. Наконец Улькар отнял ладонь, взглянул на досточтимого и вдруг хихикнул.
— Да! — став на секунду прежним вкрадчиво-язвительным Улькаром, молвил он. — Вот теперь я вижу, что ты невиновен. Столь тупого выражения лица не состроишь нарочно при всем желании…
Тамзаа с усилием выдавил на своем словно окоченевшем лице некое подобие улыбки.
— Ну что ж… — Улькар встал, выпрямился, оперся на край стола костяшками пальцев правой руки. Сухощавый, прямой, похожий на собственные многочисленные изваяния, государь стоял, чуть приподняв подбородок и надменно глядя куда-то вдаль. — Значит, война. Только они не учитывают одного… — Он пристально и, как показалось досточтимому, с вызовом взглянул ему в глаза. — Я-то ведь уже не прежний. Да-да! Не прежний, Тамзаа!.. И я знаю, чего мне ждать… За это время я, поверь, выведал о них куда больше, чем они обо мне…
Произнеся эту загадочную фразу, он поманил сановника подойти поближе и, развернув карту, продолжал почти спокойно:
— Объявляй готовность всем войскам. Я надеюсь, от нашей былой мощи кое-что еще осталось…
Улькар приостановился, высматривая что-то на пергаменте.
— А против кого мы выступаем, государь?
— Против Пальмовой Дороги, естественно, — не поднимая головы, отозвался Улькар. — Думаю, мятеж там начнется очень скоро… Собственно, все это можно было предвидеть…
— А что с Шарлахом?
— По-прежнему. Всего одна поправка. — Государь вскинул беспощадные, обведенные черными тенями глаза. — Теперь он мне нужен скорее мертвым, нежели живым… И еще одно. Секретаря своего — арестуй. Равно как и секретаря досточтимого Альраза. С этого и начни.
Тамзаа даже разогнулся слегка, услышав такой приказ. Улькар посмотрел на него и невесело усмехнулся.
— Правда, я не уверен, что тебе теперь удастся отыскать этих способных молодых людей… — ворчливо добавил он.
Где еще, кроме тени Ар-Кахирабы, могут сойтись за кувшинчиком доброго вина столь разные люди! Возле голого, сбросившего кору платана вновь был расстелен дорогой кимирский ковер, на который поставили низкий резной столик на четырех скорпионьих лапах. Все так же гуляли по мощеному внутреннему дворику жемчужно-серые горлинки, только вот стульев из дому было вынесено два. На одном из них восседал мрачный досточтимый Хаилза с лицом цвета кирпича, на другом — тоже чем-то весьма недовольный судья Ар-Маура. Третий собеседник расположился на подушках, по-кимирски. Хозяин, почтенный Ойдо, бесшумно возникал время от времени и ставил на стол новый кувшинчик или блюдо с фруктами и прочими заедками.
— Это против моих правил, — ни на кого не глядя, хмуро вещал караванный, — но правила были нарушены в самом начале, и моей вины в этом я не вижу. Поэтому, чтобы разделаться с Шарлахом… Прошу прощения, — сердито поправился он, покосившись на третьего собеседника, — С лже-Шарлахом… Мне подойдет любой союзник, лишь бы от него была польза. Слишком уж большой у меня счет к этому мерзавцу… А ты что скажешь, досточтимый?
Грузный судья вздохнул, покряхтел, подвигал бровями.
— Собственно, — с неохотой начал он, — решать это не мне. Как тебе известно, я здесь оказался лишь потому, что попал в немилость…
— Странно, — покривив крупные выпяченные губы, брюзгливо заметил караванный. — Снарядить корабль и двинуться в поход по приказу государя я бы счел высочайшей милостью…
— Я не военный, я — чиновник, — сухо напомнил судья. — И считаю, что каждый должен заниматься своим делом. Если бы тебя, досточтимый, лишили твоего корабля и назначили судьей, ты тоже вряд ли пришел бы в восторг… Что же касается моего мнения… Конечно, участие почтенного Шарлаха в нашем походе имеет смысл. Кому, как не ему, знать все повадки и тропы… — Судья Ар-Маура, видимо, хотел сказать «разбойников», но, поразмыслив, счел это слово невежливым, да и противным указу. — Однако предложение почтенного Шарлаха, — продолжал он, — показалось мне несколько… неожиданным. Не то чтобы я подозревал его в каких-то коварных умыслах, но хотелось бы знать причины…
Судья и караванный вопросительно посмотрели на третьего собеседника, того, что сидел на подушках, скрестив ноги по-кимирски. Сведя широкие звериные брови, он угрюмо поигрывал пустой чашкой и глядел куда-то в сторону.
— Ну что… — заговорил он наконец хрипловатым басом. — Вообще-то я с… войсками не слишком дружу… — Перед словом «войсками» он запнулся, и судья готов был спорить, что разбойник собирался сказать «голорылыми», да вовремя спохватился. — Но ради такого дела… Короче, мне с ним тоже кое-какие счеты свести надо…
— А вот это уже любопытно, — вздымая бровь, заметил судья и как-то странно посмотрел на разбойника. — Я могу понять досточтимого Хаилзу: Ар-Шарлахи поднял бунт на его корабле, что вызвало гнев государя… Или взять меня… Я тоже изрядно пострадал в последнее время по вине бывшего моего друга. Правда, незадолго до всех этих событий между нами вышла… размолвка… Да, размолвка, в которой я, боюсь, был неправ… Но ты-то, ты чем обижен? Насколько я знаю, у Ар-Шарлахи гораздо больше причин быть обиженным на тебя.
Караванный недоуменно выкатил глаза на досточтимого Ар-Мауру. Осведомленность судьи показалась ему странной. Вникать в отношения между двумя разбойниками надменный Хаилза считал для себя просто унизительным. Что до Шарлаха, то он весьма болезненно воспринял слова судьи: набычился и долго молчал, сжимая и разжимая мосластые волосатые кулаки.
— Н-ну… — Откашлялся, налил вина, промочил глотку. — Не знаю там… обижается он на меня, не обижается… Шакал он! Имя мое треплет почем зря!..
— Во-первых, кличку, а не имя, — уточнил Ар-Маура по старой судейской привычке прищуривая один глаз и словно прицеливаясь. — Во-вторых, что значит «треплет»? Скорее прославляет. Поднял бунт, ограбил Зибру, несколько раз блистательно ушел от погони…
— Так вот то-то и обидно! — взвился Шарлах. — Только и слышно: «Зибра, Зибра!..» Лако у меня переманил!
— А это еще кто такой?
— Да тоже из наших… — нехотя пояснил Шарлах. — Я его в долю звал, Лако… Ну он вроде согласился, а пришел не ко мне, а к нему. Зибру-то они, говорят, вместе жгли…
Караванный слушал разговор, гневно раздувая ноздри. С каким, должно быть, удовольствием Хаилза вздернул бы сотрапезника на рее, не будь он так прижат обстоятельствами!
— Да еще с каторгой этой… — хмуро добавил разбойник. — Каторгу он мне продал… А я ж не знал, у кого покупаю!.. Это выходит, спихнул мне то, что самому негоже…
— Темнишь, почтеннейший, — сказал судья. — Обиды-то, в общем, мелкие…
— Мелкие? — задохнулся Шарлах. — А бабу он у меня увел — это как? Тоже мелочь?
Грузные плечи судьи внезапно дрогнули, и, взявшись за лоб, досточтимый Ар-Маура засмеялся — негромко, но заразительно. Он раскачивался на стуле и обессиленно махал свободной рукой на стиснувшего зубы Шарлаха. Караванный глядел на судью с тупым неудовольствием.
— Ox… — сказал Ар-Маура, кое-как одолев приступ веселья. — Ну насмешил, почтеннейший… Да за такую потерю благодарить надо… Алият?
— Алият, — не разжимая зубов, подтвердил Шарлах. — Тварь!.. Из веселого дома взял, кобру линялую!.. Да если бы не я, она бы сейчас подо всей Пальмовой Дорогой перебывала!..
— Опять же, прости, непонятно, — становясь серьезным, перебил судья. — Если она такая дрянь, как ты говоришь, то стоит ли из-за нее портить себе репутацию?
— А?..
— Стоит ли, говорю, вязаться с голорылыми из-за какой-то бабы? — вынужден был перевести досточтимый Ар-Маура. — Так, глядишь, свои презирать начнут…
Караванный фыркнул и гневно воззрился на досточтимого. Столь непозволительных речений он от судьи не ожидал. Шарлах ссутулился, покряхтел. Допрос, учиненный опытным Ар-Маурой, загнал его в угол.
— Ну так?.. — подбодрил его судья.
— Что «ну так»? Закопаю в песок по горло — и все! Дай только встретить!..
Грузный судья устало прикрыл веки, вздохнул и поворотился всем корпусом к караванному:
— Ты хотел услышать мое мнение, досточтимый?
Тот важно кивнул.
— Так вот, — сказал Ар-Маура. — Я думаю, нам лучше отказаться от любезного предложения нашего гостя. Почтенный Шарлах по непонятным мне причинам не желает сообщить своих истинных мотивов, и это наводит на определенные подозрения. Я бы не стал включать его каторгу в состав каравана.
Наступило молчание, нарушенное лишь стуком горлышка кувшина о край чашки — это Шарлах дрогнувшей волосатой ручищей налил себе вина. Караванный и судья ждали.
— Ладно, — буркнул наконец Шарлах, так и не выпив. — Тут вот еще какое дело… Я ж не знал, что она живая осталась…
— Алият? — уточнил Ар-Маура.
— Ну да… А она ж ревнивая, как… — Шарлах поискал сравнения и не нашел. — Ну и какой-то шакал шепнул ей, что у меня тут новая завелась… — Он даже загримасничал от унижения и, приподняв нижний край повязки, залпом осушил чашку. — А она узнала — взбесилась. Злой луной, говорят, поклялась, что найдет и под колесо положит. И меня, и ее…
— Между прочим, это очень серьезно, — сообщил судья караванному, уставившемуся на Шарлаха изумленно и недоверчиво. — Я знаю, о ком идет речь. Поверь, что эта особа на такое вполне способна. Кстати, не удивлюсь, если окажется, что именно она и взбунтовала «Самум»… — он вновь повернулся к разбойнику. — Продолжай, почтеннейший…
— Ну вот… — нехотя закончил тот. — А у них два боевых корабля против моего почтовика, да и людей побольше… Места мои она все знает… Куда тут денешься? Только к вам…
— Ну вот это уже хотя бы похоже на правду, — задумчиво молвил судья. — Стало быть, не жажда мести, а просто естественное желание спасти свою шкуру… С этого и надо было начинать.
— Только одно условие, — непререкаемым тоном добавил караванный. Вид у него по-прежнему был крайне недовольный. — Шарлаха… Ну, в общем, ясно, о ком я… Словом, ты его не получишь. Живым или мертвым, но нам надо показать его государю, ясно?
— Да он-то как раз мне и не нужен, — проворчал Шарлах. — Мне она нужна…
— Стало быть, договорились, — решительно сказал Хаилза. — Если ты захватываешь его, то передаешь нам. А если мы захватываем ее, передаем тебе. — Он насупился. — И еще одно. Порядки у меня строгие. Примкнул к каравану — значит все. Никаких этих ваших вольностей… Приказано — выполнил. И только так.
Произнеся краткую эту речь, караванный грозно свел брови и оглядел обоих собеседников, давая понять, что сказанное относится и к тому, и к другому. Не услышав возражений, продолжил:
— И где они, по-твоему, будут тебя искать?
Шарлах пожал плечами:
— Или в Ар-Аяфе, или здесь… Ну, здесь-то у них не выгорит. Пьяная тень, тут воевать нельзя…
— Ар-Аяфа… — Караванный прикинул, вспоминая карту. — Тогда не будем терять времени. Выступаем сегодня к вечеру. Видимо, поступим так: ты, почтеннейший, со своей каторгой будешь у нас вместо приманки… Ойдо! — Хаилза полуобернулся и повысил голос: — Убери со стола и скажи, чтобы принесли карту…
