Глава 17
Черный колдун
Свет ущербной луны падал из узкой амбразуры, наискосок пересекая рубку смутно-белой полосой. Жечь огни из осторожности не решились. Слабый ночной ветер перебирал узкие листья в залегших вокруг черных зарослях. Малейший шорох пугал, настораживал.
— Как там Лако… — то ли спросила, то ли просто вздохнула Алият.
Ар-Шарлахи поднялся и выглянул. Темно, да еще и стекло мешает… Кажется, по кормовой рубке каторги кто-то шел, пригнувшись. В жидком лунном свете обозначилась на секунду черная человеческая фигурка. Впрочем, нет… Должно быть, почудилось…
— А может, и не подступятся, — тихо сказал Ар-Шарлахи, успокаивая не то Алият, не то самого себя. — Ямы-то ведь — охотничьи… Не всем же племенем они, в конце-то концов, джейранов этих караулят!.. Ну сколько их может быть? Ну десять человек, ну от силы пятнадцать… Да и не нападут они без разрешения колдуна! А колдун на охоту не ходит…
— И откуда ты все это знаешь? — враждебно бросила Алият. — Тебя и этому в Харве учили?
Ар-Шарлахи невольно улыбнулся:
— Ну, не то чтобы учили… Но был там у нас такой Левве, правда, его считали скорее колдуном, нежели мудрецом… Так вот он всерьез занимался туземцами. Знал язык, заклинания, пытался даже мертвых вызывать… Но это уже, конечно, тайком, так сказать, в кругу учеников…
— И что… вызвал кого-нибудь? — недоверчиво спросила Алият.
— Понятия не имею. Я был ученик Гоена. А с Левве только беседовал иногда, интересовался нганга…
— Чем-чем?
— Ну, этими самыми заклинаниями…
— И научился? — Кажется, Алият была сильно обеспокоена.
Ар-Шарлахи засмеялся:
— Нет. Все, что я вынес из бесед с премудрым Левве, это твердое убеждение, что никакого колдовства нет вообще, Так что здесь я вполне согласен с Улькаром…
— Как это нет колдовства? — возмутилась Алият. — Да кого хочешь спроси!..
Но спрашивать, однако, было некого, а кроме того, в следующий миг заросли огласились жутким воем. Оба кинулись к амбразурам, но по-прежнему ничего нового не увидели: серый песок и опыленные луной узловатые скорченные стволы. Вой оборвался так же внезапно, как и начался.
— Ого… — испуганно понизив голос, проговорил Ар-Шарлахи. — Да нет, их там не десять-пятнадцать… Глоток сто, наверное, а?..
— Смотри! — глухо сказала Алият.
В дебрях один за другим вспыхивали факелы. Зарождаясь около большого огня (костра, надо полагать), они расползались в цепь, и цепь эта, несомненно, приближалась к оступившимся в ловчие ямы «Самуму» и «Белому скорпиону». Возник и пополз со всех сторон невнятный угрожающий гомон, смешивающийся в однообразное «нга-нга-нга-нга-нга…». Алият бросилась к противоположной амбразуре.
— И там то же самое!..
— Понятно… — сдавленно выговорил Ар-Шарлахи. — Поджигать идут…
Постоял, решаясь, потом приоткрыл заслонку и звучно нараспев произнес, почти выкрикнул:
— Нганга ондонго!
Закрыл поспешно и снова припал к стеклу. Неужели не сработает?.. Левве говорил, что однажды остановил так целое племя… Кажется… Да! Цепь огней заколебалась. Гомон смолк. Еще несколько секунд прошло в напряженном ожидании. Факелы горели, не приближаясь.
Снизу забарабанили в крышку люка. Алият (выяснилось, что она стояла на крышке) сделала шаг в сторону и, нагнувшись, рванула кольцо.
— А ну-ка тихо! — прошипела она отшатнувшемуся Айче. — Быть при оружии и ждать приказа. Все!
Рискуя лишить Айчу сознания, захлопнула люк и, медленно выпрямившись, повернулась к Ар-Шарлахи.
— Теперь понимаю… — еле слышно сказала она. Попятилась и задела штурвал. — Вот теперь я все понимаю… Прав был Лако…
Ар-Шарлахи, не слушая, высматривал что-то сквозь толстое стекло заслонки.
— Нет, это ненадолго… — с отчаянием бросил он. — Сейчас приведут колдуна и пойдут снова… Продержаться бы до утра…
Он оглянулся и увидел глаза Алият. Она стояла у амбразуры, и полоса лунного света теперь пересекала ее лицо наискосок.
— Ты что?.. — Ар-Шарлахи шагнул к Алият, и она вжалась спиной в переборку. Он остановился, все понял — и засмеялся. Смех, правда, вышел невеселый.
— Вот, наверное, и Левве так… — сказал он, жалко кривя рот. — Когда его пришли убивать… сразу после указа… Наверное, он тоже пытался отогнать толпу этими своими заклинаниями… И, вероятно, с тем же успехом…
Прошло уже довольно много времени. Цепь факелов по-прежнему держалась в отдалении. Отдельные огни гасли, выгорая. Снова приоткрылся люк.
— Там вроде по борту что-то прошуршало, — сипло сообщил Айча. — Проверь, на палубу никто не взобрался?..
Впрочем, можно было уже и не проверять. Все трое отчетливо услышали в тишине позвякивание металла и шлепанье босых ног.
— Кто говорит нганга? — прозвучал снаружи гнусавый и какой-то даже нечеловеческий голосок. Слова он выговаривал странно — словно на вдохе, а не на выдохе.
— Я… — хрипло отозвался Ар-Шарлахи.
Снаружи помолчали. Потом странный голос раздался снова:
— Выйди, кто говорит.
Трое переглянулись. В рубке было темно, поэтому Ар-Шарлахи не видел выражения лиц Айчи и Алият.
Сделал шаг к дверце, ведущей на палубу, и почувствовал повыше локтя знакомую сильную хватку маленьких пальцев.
— Надо идти… — как можно тише выдохнул он. — Может, договорюсь…
Пальцы, помедлив, разжались. Ар-Шарлахи приоткрыл дверцу и, шагнув наружу, тут же ее захлопнул. За спиной немедленно лязгнул легкий стальной засов.
Перед Ар-Шарлахи на осветленной луной палубе стояла гладкая, словно выточенная из черного гранита, тщедушная человеческая фигурка. Тонкие запястья были украшены браслетами из золотой проволоки, на узкой впалой груди раскинулись полукружиями нанизанные на кожаные шнуры кусочки металла, какие-то клыки, просверленные камушки и даже черепа мелких ящерок. От пояса до колен простиралась столь же сложно устроенная юбка из полосок шкур, древесной коры и кожаных плетеных ремешков.
Ар-Шарлахи взглянул в лицо незнакомцу и вздрогнул, увидев ощеренную деревянную маску, очень похожую на ту, что когда-то показывал ему премудрый Левве.
Неяркие трепещущие отсветы небольшого костра выхватывали из мрака резные свирепые морды идолов, и казалось, что жестокие деревянные боги гримасничают и перемигиваются. Должно быть, издалека пришлось тащить сюда низкорослым черным туземцам толстенные эти столбы. Здесь-то ведь ни единого прямого ствола не сыщешь… Стало быть, не зря матери в тени Ар-Шарлахи (да и везде, наверное) пугали детей, что, если будешь гулять допоздна, попадешься черным колдунам, ворующим лес в безлунные ночи. Сколько раз, помнится, Ар-Шарлахи из озорства забирался вечером в самую чащу и, зловеще ухая, принимался ломать подобранные с земли сухие сучья. И малышня с визгом летела в селение.
Не одну, должно быть, жизнь пожрал любой из этих идолов еще в ту пору, когда был деревом… Ар-Шарлахи представил себе туземцев, бесшумно крадущихся в полной темноте к указанному колдуном стволу. Опасное дело… Заметит кто-нибудь из жителей тени — тут же поднимет тревогу. Если успеет, конечно… А ведь люди в самом деле иногда пропадали…
— Так ты знал Левве? — тихо спросил Ар-Шарлахи. Неподвижное лицо Мбанга, все покрытое страшными в своей правильности шрамами, не слишком отличалось от скинутой им маски. Та же резьба, только не по дереву, а по живому…
— Нет, — всхлипнул на вдохе жуткий ночной голосок. — Его знал НТонба. Он дал ему маску, чтобы его не убивали.
— Не помогла ему маска, — сказал Ар-Шарлахи. — Когда был… — Тут он усомнился, знает ли Мбанга слово «мятеж», и решил построить фразу попроще и поподробнее. — Когда большие белые люди стали убивать друг друга, Левве тоже убили. Убили за колдовство.
Ему показалось, что Мбанга усмехнулся, но скорее всего причиной были все те же отсветы костра, словно ощупывавшие шрамы на неподвижном черном лице колдуна.
— Либи… — Так он произносил имя Левве. — Либи не мог колдовать. Чтобы колдовать, надо быть черным. Надо уметь говорить в себя. Надо всегда жить в пустыне, а не спускаться с гор. Надо много знать и иметь шрамы на лице. — Колдун помолчал и повторил: — Либи не мог колдовать.
— Да, — сказал Ар-Шарлахи. — Колдовать он не мог. Но другие думали, что может. А еще его не любили за то, что он считал вас людьми, а не животными.
— Либи был добрый человек, — равнодушно прошелестел Мбанга. — Но он очень мало знал. Он думал, что животные хуже людей.
Ар-Шарлахи несколько опешил. Честно говоря, он просто хотел польстить черному народцу. Последние слова колдуна озадачили его и отчасти даже испугали.
— Если ты не встречался с Левве, — проговорил он наконец, — как ты выучил наш язык?
Черный колдун, по обыкновению, ответил не сразу.
— Я позволил поймать себя. И служил большим белым людям очень долго.
— Зачем?
— Хотел знать.
— Знать наш язык?
— Нет. Другое.
— Узнал? — спросил Ар-Шарлахи, стараясь подладиться под неторопливую отрывистую речь туземца.
— Нет, — прошелестел Мбанга. — Тогда — нет. Теперь — знаю.
Всхлипывающий шепот колдуна прозвучал довольно зловеще, и Ар-Шарлахи с содроганием обвел глазами жестоко ухмыляющиеся морды идолов. Беседа вроде бы шла самая мирная, но это ведь туземец! Может быть, у них так принято: сначала поговорить по душам, а потом уже — в жертву?.. Вновь чувствуя озноб, Ар-Шарлахи закутался в плащ, так и не разрешив себе скосить глаз туда, где должны были чернеть над зарослями громады «Самума» и «Белого скорпиона».
Во всяком случае, шума оттуда не доносилось ни малейшего, и Ар-Шарлахи немного успокоился.
Ему очень хотелось спросить, о чем же именно узнал недавно Мбанга, но теперь он боялся оскорбить колдуна прямым вопросом.
— Ты долго служил большим белым людям, — осторожно начал издалека Ар-Шарлахи. — Ты хотел знать. Но не узнал. А сейчас знаешь… Как тебе это удалось?
— Ты хотел спросить не об этом.
Ар-Шарлахи вздрогнул.
— Да, — сказал он. — Ты прав. Я хотел спросить о самом знании.
Колдун еле заметно кивнул. Первое человеческое движение. Хотя, возможно, Мбанга мог перенять его у своих давних хозяев.
— Ты тоже добрый человек. Ты похож на Либи. Но я рад сказать тебе то, что сейчас скажу. Думай, что я говорю это не тебе, а всем людям, пришедшим с гор.
Голос, похожий на вздохи ветра, смолк, но потом зазвучал снова:
— Вы пришли с гор и прогнали нас отовсюду. Но теперь пришли другие и прогонят вас.
— Другие?
Колдун молчал.
— Какие другие?
— Они похожи на вас, — помедлив, отозвался он. — И они уже начинают вас прогонять отовсюду. Ар-Шарлахи моргал.
— Я не понимаю, о ком ты говоришь, — сказал он наконец. — Нас никто не прогоняет.
Вывороченные серые губы шевельнулись в подобии улыбки.
— У вас все меньше кораблей. Вы все реже выходите на них в пустыню. Вас самих все меньше и меньше.
— Да нет же! — обескураженно промолвил Ар-Шарлахи. — Ты… — Он чуть было не сказал: «Ты ничего не понял», но вовремя прикусил повязку. Колдуну таких слов говорить не следовало. — Просто была война. Убивали людей, жгли корабли. Но это делали мы сами, понимаешь?
— Вы так думаете. Копье тоже думает, что оно колет. Но колет не копье, а рука.
Ар-Шарлахи чуть не рассмеялся, но потом вспомнил вдруг Харву, вышедшую на улицы с какими-то странными нездешними товарами в руках, обнищавшие тени, полупустые рыночные площади, черные скелеты кораблей на раскаленном красноватом щебне плато Папалан…
— Ты хочешь сказать… что пришли эти самые другие и… подстроили войну?.. — Он огляделся, словно беря деревянных идолов в свидетели, что такого быть не может. — Но тогда где они? Почему их не видно?
— Чтобы увидеть, нужно смотреть, — последовал загадочный ответ.
— Ну… хорошо… — вконец растерявшись, сказал Ар-Шарлахи. — Я… постараюсь… Но скажи хотя бы, где смотреть?
На этот раз колдун молчал особенно долго. Нехотя разомкнулись вывороченные губы.
— Там, где кланяется сталь.
Ар-Шарлахи невольно просунул руку под головную накидку и прижал кончики пальцев к бьющемуся виску.
— Что это значит?
Колдун молчал.
— Кланяется сталь… — в недоумении повторил Ар-Шарлахи. — Хорошо, а как добраться туда, где она… кланяется?..
— Идти отсюда всю ночь по звезде НТоба. Вы называете ее Альк-Ганеб.
Ар-Шарлахи наморщил лоб, соображая.
— Это где-то между Турклой и Ар-Нау?.. Но там же, говорят, кивающие молоты… — Он осекся и уставился на колдуна, внезапно сообразив, что именно о кивающих молотах и ведется речь. — А ты сам хоть раз это видел?
— Да. Те, кому кланяется сталь, нас не трогают.
— А нас?
Разбойничья злая луна
— Вас они жгут, — равнодушно прикрыв веки, на вдохе шепнул колдун. — Но не всегда… — Вновь открыл черные с сияющими белками глаза, и Ар-Шарлахи показалось, что Мбанга смотрит на него С детским любопытством. — Ты пойдешь туда?
— Не знаю… — в замешательстве сказал Ар-Шарлахи и вдруг понял, что означает для него и для всех остальных последняя фраза колдуна. — Так ты нас отпускаешь?
— Да. Ты пойдешь и скажешь всем большим белым людям: пришли другие, и они вас прогонят.
Весь остаток ночи вокруг «Самума» и «Белого скорпиона» пылали костры и факелы. Однако к туземцам они уже не имели никакого отношения. Вообще казалось, что заросли справа и слева были теперь совершенно безлюдны. В неровном красноватом свете команды с бранью и надсадными криками освобождали увязшие в песке корабли. «Самум» относительно быстро выехал, выправляя крен, по прокопанной для левого колеса наклонной колее, а вот с севшим на брюхо «Белым скорпионом» пришлось повозиться…
Командир зеркальщиков Илийза ползком выволок тяжеленный мешок по оползающему склону и, вытряхнув неподалеку от костра, обессиленно повалился на песок.
— Берегись! — полоснул откуда-то из красноватой трепещущей полутьмы голос Лако.
Не поднимаясь, Илийза повернул голову. Из-под днища каторги метнулись розоватые балахоны, а в следующий миг «Скорпион» дрогнул и с тяжким мощным вздохом осел почти на локоть.
— Все целы?..
Песок справа от Илийзы шевельнулся — это рядом с ним упал задохнувшийся Айча.
— Чуть не придавило, — возбужденно сообщил он. — Мешок так под днищем и остался… Ну ничего… Зато задние колеса на ходу. Дальше — проще…
Из зарослей, увязая при каждом шаге, выбрался молоденький большеглазый разбойничек с охапкой тяжелых извилистых сучьев. Сбросил с глухим дробным стуком ношу и тоже присел к костерку.
— А мы уж думали, тебя там черненькие зажарили, — съязвил Айча.
Разбойничек вздрогнул и оглянулся на переплетения узловатых стволов.
— Не… — сказал он. — Никого там нет. Пусто…
Взял одну дровину и попробовал сломать о колено, в результате чего повалился на спину, но дровину так и не сломал.
— Камушек бы сюда, — озабоченно проговорил он, озираясь. — Вот ведь подлое дерево, а? Рубить бесполезно — только ломать… А об камушек — милое дело…
— Зато горит жарко, — заметил Илийза и повернулся к Айче: — Я смотрю, что-то Шарлаха не видно… Тот нахмурился.
— Спит, — недовольно сказал он. — Опрокинул две чашки подряд и велел, чтоб к утру разбудили.
— Слушай… Тут болтают, будто он что-то такое по-ихнему пролопотал — и все черные врассыпную… Правда, что ли?
— Сам слышал, — буркнул Айча. — Чего удивляться-то? Зря, что ли, полночи с колдуном бродил!..
— Да-а… — протянул Илийза. — Ну, тогда ясно… Кувшин за кувшином пьет, а щит навести — и рука не дрогнет… И в Зибре тоже… Как он тогда угадал, что караван возвращается?
Оба тревожно замолчали. Рядом кряхтел над неподатливым суком упорный разбойничек.
— Связались, короче… — сказал он с тоской, прекратив на минуту борьбу с дровиной. — Нашли главаря…
— Не нравится, что ли?
— Ну так ведь… колдун же…
Илийза ухмыльнулся.
— Ну и чем ты, дурак, недоволен? — сказал он. — Радоваться надо…
