Глава 13
Собрат по ремеслу
Приход в Турклу разбойничьего каравана переполоха не вызвал — пестрое население этого странного оазиса и не такое видывало. Громкое имя главаря также никого особо не поразило. Как выяснилось, о Шарлахе здесь слышали краем уха, поскольку награбленное добро он сбывал исключительно в Пьяной тени и столь далеко на юг не забирался ни разу по причине утлости своих корабликов. Было даже слегка обидно, что грозный разбойник, от одного имени которого вот уже второй год трепетала вся Пальмовая Дорога, считается здесь вполне заурядной личностью.
Хотя, с другой стороны, разбой в Харве никогда не достигал такого размаха, как, скажем, в юго-восточных провинциях Кимира, где наглость пустынных стервятников однажды дошла до того, что они осадили Алийбу (в ту пору главный город государства), угрожая штурмом и требуя баснословного выкупа. И хотя разбойничьи орды были тогда рассеяны своевременно подошедшими войсками, Орейя Третий счел за благо перенести столицу в более безопасное место.
Укрепившись в новой цитадели, сей воинственный государь вознамерился окончательно искоренить разбой, однако был застигнут в разгаре сборов внезапной смертью, а бездарный его преемник Орейя Четвертый… Ну да история смуты и отделения Харвы достаточно известна.
Прорвавшийся по трупам к обломкам трона полководец Гортка, одно время, кстати, тоже числившийся в разбойниках, решил продолжить дело Орейи Третьего. Его стараниями Кимир каким-то чудом уберегся от окончательного развала, а бесчисленные шайки грабителей быстро ощутили, что рука у нового государя весьма твердая. Несколькими решительными рейдами, невольно заставляющими вспомнить сомнительное прошлое полководца, Гортка Первый разорил такие старинные разбойничьи гнезда, как Алияни и Порт-Ганеб, однако оазис Туркла, неожиданно оказавшийся на границе двух держав, избег общей участи, вовремя попросив покровительства Харвы.
Прекрасно понимая, что из-за отдаленности и труднодоступности управлять Турклой невозможно, Улькар, в ту пору еще не объявивший себя богом, все же принял этот оазис под высокую руку — исключительно с целью еще раз навредить западному соседу.
Пожалуй, Туркла была единственной тенью в пустынях, немало выигравшей от раскола великой державы. Торговля между Харвой и Кимиром фактически прервалась. После того как безумный Улькар запретил вывозить в Кимир что-либо ценное, пограничные караваны Харвы стали для купцов куда опаснее, чем сами разбойники. Остановив торговую каторгу, стражи порубежья объявляли контрабандой все, что им вздумается. Когда же лун пять назад было объявлено, что купцы имеют право следовать из Кимира в Харву и обратно лишь через перечисленные в указе тени, пустыни и впрямь стали пустынями. Оставалась одна отдушина на юге, один-единственный порт, куда на законных основаниях могли заходить корабли обеих держав, — Туркла.
Заурядное разбойничье гнездо преобразилось. Три огромных базара затихали только с наступлением полной темноты. Здесь торговали всем. Отсюда гнали шелк в Кимир и крашеное стекло в Харву. Сюда стекались двумя мощными потоками золотые кругляшки с профилями Орейутов, Улькара и Гортки Первого. В обоих портах, где раньше ютилась пара-тройка утлых разбойничьих суденышек, теперь негде было приткнуть каторгу. За каждое место приходилось выкладывать целое состояние.
И что самое забавное: разбойничья Туркла уже всерьез начинала бороться с разбоем. Грабежи вредили торговле, и вот прославленные главари шаек, польстясь на неслыханное доселе вознаграждение, сами нанимались охранять богатые караваны.
По традиции Туркла управлялась двумя погонщиками, сменяемыми каждые два года. Пара корявых, оправленных в золото посохов, когда-то принадлежавших, если верить легенде, двум погонщикам верблюда по имени Зибра, вручалась самым уважаемым жителям оазиса, то есть наиболее удачливым скупщикам краденого или содержателям крупных притонов и веселых домов.
Промыслов в Туркле не водилось — все, включая тес и камень для построек, ввозилось со стороны. Тем не менее городок производил если не чарующее, то, во всяком случае, ошеломляющее впечатление. Узорно вымощенные улицы соседствовали с глинобитными заборами, а роскошные ткани дорогих халатов — с выжженными добела отрепьями. Архитектура поражала буйным смешением стилей: строгие линии Харвы сплошь и рядом внезапно взрывались вычурными изысками Кимира. Впрочем, довольно скоро Ар-Шарлахи поймал себя на том, что находит в этом определенную прелесть. Особенно умилил его храм Четырех Верблюдов — точная копия ныне разрушенного храма в Харве, но только до смешного маленький. Подпрыгнув, Ар-Шарлахи, пожалуй, смог бы коснуться кончиками пальцев позеленевшего копыта одного из верблюдов, украшающих углы розового кубического здания. Бронзовые звери, презрев свой малый рост, гордо выпячивали покрытые броней шеи и задирали увенчанные страшным рогом головы — все четверо: Авр, Зибра, Ганеб и Ай-Агвар.
Собственно, в город Ар-Шарлахи выбрался только на третий день. Проснувшись утром в каюте досточтимого Хаилзы с тяжелой головой и приняв первую чашку вина, он подумал, морщась, что надо бы наконец прекратить пьянство и всерьез заняться собственной судьбой. Где-то поблизости за переборкой обиженно бубнили басы и опасно срывался хрипловатый высокий голос Алият.
— Нет, ну… Расковать — расковали, и что ж теперь? С голоду помирать?..
— Могу приковать снова.
— Нет, ну… Остальным-то…
— Остальные заложников не убивали. Считать умеешь? Два надсмотрщика. Даже если их оценить как матросов, это сто улькаров золотом. Вас трое. Значит, примерно по тридцать три улькара на храп. А ваша доля — двадцать пять. То есть вы еще и в долгу остались…
— Так мы ж и не требуем, госпожа. Мы же просим…
— В Туркле просят только на базаре. А здесь корабль Шарлаха.
— Да ладно вам… — мрачно проклокотал некто, до сей поры молчавший. — Права она… Как надсмотрщиков кончать прикованных — так храбрые, а как расплачиваться — сразу и заскулили… Не сожгли тогда — и на том спасибо. Пошли, скарабеи…
За переборкой зашаркали, закашляли, слышно было, как всхлипнули петли бортового люка. Потом дверь каюты открылась, и вошла Алият. Без стука. Как всегда.
— Каторжане? — сипло спросил ее Ар-Шарлахи.
— А то кто же? — Как бы удивляясь, Алият качнула головой. — Чуть пожалеешь — сразу взнуздать норовят… А тот, красноглазый, вроде ничего… Вот увидишь, наниматься придет.
Она села в углу, скрестив по-кимирски ноги, потом окинула взглядом пустые кувшинчики и безнадежно усмехнулась.
— Да я уже все… — успокоил Ар-Шарлахи. — Хватит, попьянствовал…
— С людьми я расплатилась, вроде все пока довольны, — сказала Алият и нахмурилась. — Мало ты взял с Ар-Мауры. Деньги кончаются. Имей в виду, почтовик я отдала на продажу. Может, какой дурак найдется — купит… Команда гуляет в Туркле, караулы выставлены…
— А почему ты мне об этом докладываешь?
— Да некому пока больше…
— А про Шарлаха так ничего и не слышно? — осторожно спросил он.
Алият вздохнула, плечи ее устало поникли.
— Никаких пока следов… Наняла тут одного — разузнать, а он пришел, дурачок, и давай о тебе рассказывать…
— Как? — не понял Ар-Шарлахи.
— Так. Шарлах, говорит, сейчас в Туркле, привел корабль и две каторги… Обругала я его да выгнала…
Ар-Шарлахи уставился на Алият в изумлении, потом захохотал, но тут же сморщился и взялся обеими руками за голову.
— Слушай… — жалобно сказал он, переждав головную боль. — Ну а почему бы нам с тобой сейчас не разбежаться? Не дожидаясь Шарлаха, а? Что, ты одна не справишься? Я же видел, как ты тогда разобралась с каторжанами. Толку от меня — никакого… Так, дурацкое везение по пьянке, но ведь оно скоро кончится…
Алият долго молчала. Меж упрямых бровей залегла острая складка.
— Угораздило же меня родиться женщиной! — бросила наконец Алият с досадой и горечью. — Надоело уже за вас все время цепляться!.. Шарлах, Шарлах!.. А что Шарлах? Такой же придурок и пьяница, как и ты! Разве что чуть похрабрее…
Пораженный внезапным этим признанием, Ар-Шарлахи некоторое время моргал и не мог произнести ни слова. Алият глядела на него почти с ненавистью.
— Вот только попробуй сбежать! — процедила она сквозь зубы. — В Туркле ты от меня никуда не денешься. Кошелек у тебя пустой, а здесь, имей в виду, все куплено…
В дверь постучали.
— Кто бы ты ни был… — буркнула Алият, и в каюту заглянул некто вооруженный. Должно быть, из караульных.
— Лако просит встречи с Шарлахом, — доложил он. Ар-Шарлахи недоуменно свел брови. Имя Лако не говорило ему ничего. Зато Алият встрепенулась.
— Пропустить! — поспешно приказала она. — Только сначала кликни кого-нибудь, пусть кувшины уберут пустые…
Молоденький большеглазый разбойничек, польщенный доверием, быстро навел порядок в каюте и, унеся пустые кувшины, поставил пару полных. Потом наверняка будет хвастать, что пил с самим Шарлахом, да и не раз…
На порог тяжко ступила косолапая нога в коротком сафьяновом сапоге, и вошел Лако, грузный мужчина средних лет. Роскошный кимирский плащ, отягощенный вышивкой, крупными складками ниспадал с его широких покатых плеч. Ручьи стекляруса сбегали, мерцая, от ключиц к бедрам. По контрасту с темно-синей тканью повязка, прикрывающая лицо, казалась ослепительно белой. На рукавах плаща, однако, виднелись пятна винного происхождения, а стеклярусные ручьи кое-где обмелели, повытерлись. Надо полагать, гость не питал ни малейшего почтения к своему богатому наряду.
— Удачи тебе, Шарлах, — неспешно проговорил вошедший и, поколебавшись, повернулся к женщине. — Удачи и тебе, Алият…
— Удачи тебе, Лако, — несколько сипловато ответствовал Ар-Шарлахи. — Садись пей вино.
Гость не заставил себя упрашивать. Мужчины, приподняв нижние края повязок, молча выпили по чашке и начали беседу.
— Взялся за крупные дела, Шарлах? — просто и в то же время с уважением осведомился Лако. — Двухмачтовик и боевая каторга? Славно, славно… А почтовик правильно продаешь. На нем только улепетывать хорошо да торгашей перехватывать… Для налета надо кое-что посерьезней…
Несомненно, перед Ар-Шарлахи сидел и чинно, не открывая лица, прихлебывал вино собрат по ремеслу. Озадачивало лишь одно: непринужденный тон Лако наводил на мысль, что оба главаря давно знакомы, чего быть никак не могло. Однако в любом случае разговор следовало поддержать.
— А что ты сам поделываешь, Лако? — в свою очередь вежливо полюбопытствовал Ар-Шарлахи. — Давненько ничего о тебе не слышал.
И да будет тому свидетелем разбойничья злая луна, в словах его не было ни песчинки лжи!
Гость ответил не сразу.
— Сейчас я пеший, — сказал он наконец со вздохом. — Потерял корабль в Кимире. Со мной тут еще четырнадцать моих людей. Народ тертый, знающий. Деньги у меня есть… Вернее, будут. Завтра тряхну должников… Готов откупить половину «Белого скорпиона» и войти в долю. Какой я погонщик, ты и сам наверняка слыхал… Немедленного ответа не прошу. Прикинь, обдумай. А завтра скажешь…
Ар-Шарлахи покосился на Алият. Кажется, она была весьма удивлена.
— Конечно же, я все обдумаю, Лако, — осторожно проговорил он. — Но и ты тоже прикинь все до завтра и обдумай. У меня на хвосте висит караван досточтимого Хаилзы, так что компаньон я сейчас опасный…
Красномордого Хаилзу Ар-Шарлахи приплел для важности, но, приплетя, похолодел. Он ведь и сам, честно говоря, забыл про караванного. А тот, вполне возможно, и впрямь уже шел по следу со своими тремя кораблями…
— Опасный… — недовольно повторил Лако. — Если бы я искал безопасного прибытка, я бы пошел не к тебе, а к торгашам — наниматься в охрану. Сейчас многие туда подались.
— А сам?
Лако усмехнулся:
— Тактика не велит. Предпочитаю нападение обороне…
С этими словами он отставил чашку и, пообещав, что все тем не менее обдумает, уже собирался откланяться, как вдруг подала голос Алият.
— Ты позволишь задать ему один вопрос? — обратилась она к Ар-Шарлахи и, получив разрешение, пристально посмотрела гостю в глаза. — Скажи, Лако… Ведь Шарлах в свое время не однажды посылал к тебе и звал в долю. Ты раз за разом отказывался… Ты отказался даже от встречи. А теперь вдруг приходишь сам. Что случилось? Тебя привлекла наша удача?
Лако насупился, помолчал.
— Дело не в удаче, — сказал он. — Хотя и в ней тоже… А, ладно! Давай начистоту! — И гость взглянул на Ар-Шарлахи в упор. — Знаешь, будь ты чуть помоложе, я бы решил, что ты просто повзрослел… Я же ведь слышал и о прежних твоих делах, и о теперешних… Так вот с тех пор, как ты побывал у стражников в Харве, тебя словно подменили. Раньше ты мне казался крохобором, не шибко умным и, прости, трусоватым… Не обижайся. Я рад, что ошибся в тебе.
Ар-Шарлахи перевел оторопелые глаза на Алият, оцепеневшую в своем углу, и встретил взгляд, исполненный злобного изумления.
— Маленький, зато настоящий, — удовлетворенно заметил Ар-Шарлахи, еще раз оглядывая розовый храмик, увенчанный по углам четырьмя бронзовыми изваяниями верблюдов. — И потолок, наверное, в виде злой луны…
— А как же! — недружелюбно отвечала ему Алият. — Все как положено…
В ныне разрушенном храме Харвы полированный металлический диск потолка был громаден и вознесен пугающе высоко. День за днем на нем все отчетливее проступали голубоватые контуры матери-верблюдицы, чтобы проясниться окончательно в ночь полнолуния. Интересно, здесь так же?..
Вокруг шумела Туркла, на карнизах и башенках ворковали мелкие южные горлинки жемчужных оттенков, сияла кимирская смальта бесчисленных мозаик.
«Единственный живой город, — подумалось Ар-Шарлахи. — Харва больна… Кимир, наверное, тоже… Пальмовая Дорога умирает… Одна только Туркла брызжет здоровьем. Тень-кровопийца…»
Они направлялись ко второму порту, расположенному куда менее выгодно, нежели первый, откуда можно было очень быстро исчезнуть в любом из трех направлений, оставив с носом посланный за тобою караван. Поэтому во втором порту стояли в основном мирные купцы, которым мало что грозило в случае налета правительственных войск, да суда, выставленные на продажу.
Возле барака разгружали только что прибывшую из Харвы каторгу. Собственно, «разгружали» — не то слово. Товар сам сходил по короткому трапу, сброшенному из низкого люка. Колыхались легкие шелка, облепляя на миг, если дунет ветер, точеные девичьи фигурки, вздувались черные вуали. Несколько местных смуглолицых красоток скалились поодаль, обмениваясь малоприличными шутками. Зрелище казалось им невероятно забавным. И все-то в этой Харве не по-людски: мужчины — голорылые, а женщины — под вуалями!.. А самая потеха начнется на Желтом рынке, где с них эти самые вуали начнут снимать… Все правильно: товар — лицом…
Алият замедлила шаг, тоже всматриваясь. Темные прищуренные глаза ее стали вдруг злыми и сосредоточенными, словно она наводила боевой щит.
— Знакомое зрелище? — спросил Ар-Шарлахи.
— Да, — произнесла она сквозь зубы. — Знакомое…
Он озадаченно хмыкнул и больше вопросов не задавал. Вполне возможно, что Алият и сама пережила когда-то давным-давно нечто подобное. Хотя, честно говоря, ни в веселом доме, ни тем более в гареме Ар-Шарлахи себе ее представить не мог… Да она бы в первую же ночь перегрызла горло господину, сломала оконный переплет — и вниз!.. Впрочем, возможно, так все оно и было…
В молчании Ар-Шарлахи и Алият обогнули несколько кораблей и остановились. Почтовой каторги перед низким строением, принадлежащим перекупщику, они не увидели.
— Так быстро? — недоверчиво сказала Алият. — Я думала, еще дней пять ждать придется…
Они ускорили шаги и, толкнув дверь строения, очутились в комнатке с низким потолком и двумя узкими, как бойницы, окнами. Перекупщик, хрупкий улыбчивый старичок, на этот раз был не в духе. Сердито посмотрев на вошедших, он буркнул ответное приветствие и, не поднимаясь с подушек, молча ткнул пальцем в сторону потертого кожаного мешка.
— Сегодня продал? — спросила Алият, с трудом поднимая мешок.
Старичок смерил ее взглядом и спесиво отвернул большой горбатый нос, под туго натянутой повязкой ставший и вовсе крючковатым.
— Позавчера… — сказал он как выплюнул.
— Что так неласково, почтеннейший? — невольно спросил Ар-Шарлахи.
Перекупщик вскинулся и оскорбленно воззрился на спросившего. Ар-Шарлахи почувствовал неловкость и, пожав плечами, отвел глаза. С грузным жирным звоном пролились на ковер золотые монеты. Алият присела над тускло блеснувшей грудой и принялась пересчитывать.
Где еще, в каком городе увидишь расползающийся пригорок золота прямо на ковре и вдобавок при незапертой двери? Это может показаться странным, но в самой Туркле грабежей не бывало. Разбойнички таких шуток не понимали. Вот воровство — было. Воровства так до конца и не вывели, хотя пойманных на краже карали страшно. Оставалось лишь поражаться нечеловеческой отваге рискующих стричь кошельки на здешних рынках.
— Так объясни мне наконец, почтеннейший, — задребезжал внезапно раздраженный старческий голос, — в чем я перед тобой провинился?
Ар-Шарлахи вздрогнул и обернулся. Заломив проволочную жесткую бровь, перекупщик ждал ответа.
— Не понимаю тебя, почтеннейший.
— А я не понимаю тебя. Ты хотел, чтобы каторга побывала в моих руках, не правда ли? Ты хотел получить ее обратно, уже очищенной от несчастья? Ну вот, ты получил ее. Все несчастья теперь принадлежат мне. Пересчитай золотые — и убирайся!..
Беспорядочно звякнули монеты, и Алият поднялась, бледнея.
— Кто… — Голос ее прервался. — Кто… купил?..
Видя ее округлившиеся глаза, перекупщик на секунду усомнился в справедливости своего гнева.
— Я не знаю его имени, — бросил он. — Он не назвал себя. Зато он назвал того, кто поручил ему купить судно.
— Шарлах?!
Растерянно моргая, старик переводил взгляд с Ар-Шарлахи на Алият и обратно. Вот теперь он и впрямь не понимал, что же все-таки, в конце концов, произошло.
