Книга: Логово
Назад: Глава 13
Дальше: Послесловие автора

Эпилог

Осень – лучшее время в сибирской тайге. Она, матушка-кормилица, не просто тогда щедра ко всякому, никого без подарка не отпустит, но и красотой напоит душу на год вперед. И, может, важнее это, чем все грибы-ягоды, и орешки, и шкурки…
Вслух такого братья Полосухины никогда бы не сказали – даже друг другу. Но про себя порой что-то такое чувствовали…
…Промысловый охотничий сезон начинался в тех краях в октябре – как раз звери вылиняют, как говорили местные – выкунеют, да и снежок уже покроет землю, а заодно и капканы. Но охотники – те, кто поопытней да поосновательней – выезжали на свои участки еще в сентябре, по чериотропу. Дел хватало: и избушку-зимовье в порядок привести – мало ли кто летом наведывался, народ сейчас по тайге самый разный шатается, к былому уважению лесных обычаев не приученный. И самоловы деревянные тоже заранее подготовить надо – плашки, кул емки, пасти; немудреная вроде снасть, дедовская, однако работает и в третьем тысячелетии… И дров подзагото-вить, и путик охотничий наметить, и лося неплохо бы завалить, заготовить солонины, – зимой, когда план делаешь, на стороннюю охоту времени почти не остается.
В общем, охотники основательные сезон начинали загодя, а братья Полосухины были как раз из таких.
…Шли они пешком, по изрядно заросшей, но вполне еще различимой лесной тропе. Дважды делали недолгие привалы.
Вроде всего полтора десятка километров от большака, да годы уже не те – Матвею летом стукнуло шестьдесят два, а Федор был на шесть лет старше.
Когда братья, после пятилетнего перерыва, вновь решили заключить договора с охотхозяйством, их отговаривали именно по причине возраста и здоровья: смотрите, мол, прихватит зимой по-серьезному – в поликлинику не пойдешь, скорую не вызовешь… Матвей отвечал, что лучше он так вот загнется – в тайге, на свежем воздухе – чем будет жить на больничной койке, с уткой и капельницей. Федор отмалчивался, хотя идея принадлежала ему. По весне схоронил он жену, с которой прожил сорок лет душа в душу, и все не находил себе места и дела. И подговорил брата на эту авантюру.
Но участок взяли поближе к большаку – действительно, мало ли что. Участок был, честно говоря, небогатый – близко к людным местам, зверь подраспуган. И штатные охотники хозяйства жили на тамошнем зимовья даже не каждый сезон… Прошли времена, когда соболя можно было тут взять за зиму шкурок десять, двенадцать на человека, а на белках да колонках не больно-то разбогатеешь… Ну да ладно, все прибавка к пенсии.
Матвей поглядывал на брата – вроде тот опять стал уставать, шагает медленнее – потом остановился, сказал решительно:
– Давай-ка перекурим. Тело, оно полегоньку должно вспоминать, как по тайге-то ходят…
Федор не возражал.
Как и на двух предыдущих остановках, Матвей вытащил толстую газету – двухнедельной давности, помятую, надорванную… В тайгу книжек с собой не берут как-то, а вот газетная бумага всегда пригодится. Заодно и развлечение какое-никакое…
– Смотри-ка, в Питере опять барыгу завалили. Причем из «Тигра», надо же… – сообщил Матвей, перевернув очередную страницу.
Федор, мрачный и задумчивый, обычно не реагировал на то, что вычитывал в газете и сообщал ему брат. Но тут откликнулся:
– Из него одних барыг и отстреливать, ни на что другое не годен… Да и барыгу, думаю, из дробовика жаканом брать и то сподручнее…
Федор недолюбливал охотничий карабин «Тигр» – действительно, для ходовой таежной охоты тяжелый и громоздкий.
– Не, жаканом не взяли бы, – заспорил Матвей на полном серьезе, обрадовавшись, что хоть так вывел брата из прострации. – Вишь ты, его прямо в «мерсюке» пристрелили, через крышу. Срикошетил бы жакан, или расплющился. А барыга-то, слышь, не из гадов был, полезное дело делал, лекарства производил…
Но Федор уже замолчал, утеряв интерес к оудьбе питерского барыги.
(Братья Полосухины не узнали – заметка была достаточно короткая – что «мерседес» бизнесмена и предпринимателя г-на Савельева, в свое время выжившего в двух покушениях, был бронированным. Но создатели подобных машин ставят главную защиту с боков – от пуль и осколков, и снизу – от мин и фугасов. Сверху сплошной брони нет, под бомбежки машины бизнесменов попадают редко. Под крышей савельевской машины шли две мощные стальные балки, на случай опрокидывания. Неведомый стрелок, похоже, знал все эти конструктивные особенности – и стрелял сверху, под очень острым углом, с крыши соседнего дома. Четыре пули легли кучно, прошли мимо балки – и все угодили в г-на Савельева. Умер он мгновенно. Результаты контрольного отстрела из брошенного на месте «Тигра» имелись в Федеральной пулегильзотеке, но следствию помогли мало. Карабин оказался приобретен легально, шесть лет назад в Петрозаводске. Куплен за пять миллионов шестьсот пятьдесят тысяч тогдашних неденоминированных рублей охотником, имевшим все необходимые разрешительные бумаги. Но убийцей этот охотник быть не мог, ибо недавно скоропостижно скончался. Родственники – жившие отдельно – карабин, подлежащий обязательной продаже, в квартире покойного якобы не обнаружили… Версий у следствия и дотошных журналистов хватало, как хватало и врагов у Савельева… Но предположение о том, что смерть бизнесмена связана с отморозком по прозвищу Штырь, решившим позабавиться с псевдо-монашками из «Обители Ольги-спасительницы», в голову никому не пришло.)
…Показалось зимовье – избушка в два оконца, одно на восток, другое на запад (вроде бы и мелочь, но керосин по утрам и вечерам такое расположение окон экономит здорово).
– Ну вот, Федя, и дошли, теперь… – Матвей осекся.
Дверь в избушку была распахнута. Настежь. Ни один таежник так не сделает, уходя, припрет снаружи колом – знает, сколько вокруг четвероногих и пернатых любителей поживиться припасами – непременно, по стародавнему обычаю, оставляемыми на зимовье.
На зимовье побывали чужаки. Ушли? Или…
Федор сдернул с плеча дробовик тридцать второго калибра – держал наготове, вдруг да налетит по дороге стайка рябчиков – вот и свежатинка на ужин. Ружье Матвея было разобрано и запаковано – и он вынул охотничий нож-алтаец, с узким, длинным, на расплющенное шило похожим лезвием. Шкурки таким снимать самое милое дело. Но и на что другое вполне сгодится.
Подходили медленно, осторожно.
В десятке шагов от зимовья собаки – Байкал и Альма – вздыбили шерсть, зарычали.
Чужаки не ушли.
Матвей удивился. Обычно охотник-профессионал держит четыре-пять собак, а то и больше – при активной, каждодневной охоте псы быстро срабатываются. Забросив промысел, братья оставили себе по одной – но уж выбрали лучших из лучших. И держали в хорошей форме.
А лайка пес толковый, по ее виду и тону рычания опытный человек всегда догадается, что за зверь впереди, не видимый охотнику.
Теперь же было не понять, кто в избушке. На лесного хозяина – медведя – злобная и вязкая лайка рычит по-другому: негромко, низко, зубы оскалены, тело натянуто, напружинено, каждая мышца готова к рывку; а на чужого человека – более высоко и громко, с подлаиванием…
А сейчас… Матвей не понимал ничего. Псы жались к земле, и не хотели подходить к зимовью, и в рыке звучали какиег то жалобные, щенячьи нотки…
– Есть кто? – громко окликнул Федор, держа под прицелом дверь.
Молчание.
Матвей сбоку, обходя сектор обстрела, придвинулся к невысокому крылечку-приступочке.
– Нету тут никого, Федя! – И он еще раз удивление оглянулся на собак.
Крылечко было усыпано облетевшими, желтыми лиственничными иголками – и эту «контрольно-следовую полосу» никто не нарушал по крайней мере несколько дней… Изнутри тянуло тяжелым смрадом.
– Да-а-а-а… – сказал Матвей. Других слов у него не нашлось. Федор не сказал ничего. Молча поскреб затылок, опустив к полу не потребовавшийся дробовик.
Лежавшая на полу фигура была обнажена – одежда валялась кучей рядом. Над мертвецом поработали птицы и мелкие зверьки, однако зубы и клювы изуродовали тело не окончательно. Потому что любители мертвечинки валялись тут же – несколько сорок, сойка, две вороны. Какой-то мелкий хищник из куньих, какой – не понять, лежит давно, трупик раздут, шерстка слиплась от чего-то гнилостного, даже на вид отвратного… Тут же колонок – этот погиб недавно, почти закончив линьку – ярко-рыжий густой зимний мех не везде еще сменил летний…
– Да что же здесь такое, что все дохнут-то… – пробормотал Матвей. – Отрава какая? Радиация? Выбрали участок, называется…
Федор не ответил. Нагнулся к полу, поднял клок длинной шерсти, обильно усыпавшей пол. Рассматривал, дальнозорко отодвинув от глаз. Хмыкнул.
Матвей тем временем сравнивал повреждения на мертвеце с клювами и челюстями имевшихся в наличии дохлых трупоедов. И вынес вердикт:
– Это они мертвяком отравились. Точно. Вот только странно – лежит эта мелочь тут давненько, с лета еще… А мертвяк на вид свежий. Не летний никак…
Федора больше удивило другое.
– Да ты на шерств эту глянь. Видел такую где?
Вопрос был риторическим. Братья всю жизнь проохоти-лись вместе, и Федор прекрасно знал, что похожую шерсть брат мог видеть разве что по телевизору, в «Мире животных»…
На трупе ни волосинки не было. Матвей подумал, что и людей таких видывал не часто – ишь, челюсти-то отрастил, чистый гамадрил. Но вслух ничего не произнес. О некоторых вещах в тайге вслух не говорят. И у костров, на отдыхе, когда кормят городских самыми фантастическими байками – не рассказывают. У любого старого таежника есть одна-другая жутковатая история, которую никому не расскажешь… Разные вещи в тайге случаются.
Братья переглянулись. И, похоже, поняли друг друга без слов.
– Что делать-то будем? – спросил Матвей.
Вопрос был не праздный. Если делать, как положено: тащиться на большак, посылать с оказией весть в милицию; да потом встречать приехавших – заблукают ведь иначе в тайге; да держать в целости место происшествия, оставив все это непотребство на зимовье; да таскаться в город и отвечать на вопросы в казенном доме – сезон, считай пропал. Половина сезона уж точно.
– Что делать, что делать… Выроем яму подальше от дома, да и зароем падаль.
…Лопаты в избушке нашлись. Яму вырыли поодаль, в глухом распадке, куда ни по каким надобностям обитатели зимовья никогда не заглядывали. Трупики зверьков и птиц падали на труп человека. За ними последовали немногочисленные вещи пришельца.
Бросив в яму черную сумку на длинном ремне, Матвей вдруг вспомнил:
– Слу-у-шай… А не это ли в тайге пропавший, про которого те трое выспрашивали? Ну, баба и два мужика, ты еще сказал, что глаза у одного точь-в-точь как у рыси? Говорили, их потеряшка с сумкой такой будто не расставался.
Федор не ответил.
– Икону, может, оставим? – смедил тему Матвей. Брат повертел в руках почерневшую доску, так и этак разглядывая изображение. И швырнул в яму.
– Не надо. Нелюдская какая-то…
Последним в яму упал пистолет. Матвей украдкой вздохнул. Такую игрушку тыщи за две загнать можно было, а то и за три. А то обеднела тайга-то соболем, знамо дело… А на белках да на колонках разбогатеешь не сильно…
Дружно взялись за лопаты, стали зарывать.
Надгробных слов не говорили.
Ни к чему.

 

КОНЕЦ ВТОРОЙ КНИГИ
Санкт-Петербург 26.12.02—23.04.03
Назад: Глава 13
Дальше: Послесловие автора