Глава 11
Не было ничего.
Потом появилось что-то – страшное, огненное, не просто обжигающее, но сжегшее всё до костей, и сами кости тоже сгорели, распались на кучки ничем не связанных атомов и исчезли. Осталась лишь боль – хотя болеть вроде было нечему, но корчащийся сгусток боли выл и метался в море огня…
Казалось, что она была в самом центре шаровой молнии или звездного протуберанца – но тварь не знала таких слов. Она сейчас не знала ничего, кроме дикой боли, и боль была для нее всем.
Потом появилась даже не мысль – инстинктивное ощущение: здесь быть нельзя. Надо вырваться из пламенного ада. Вырваться любой ценой. И она двинулась – не зная и не понимая, как – двинулась вверх, к поверхности огненной бездны боли…
Все началось неожиданно. И для Наташи, и для похитителей.
Только что она с тоской думала, что время утекает, а вожделенная возможность никак не представляется – никто и не думает выйти из машины, перекурить или оправиться, – сидят как истуканы, как роботы, не получившие очередной команды; и даже – она была уже согласна и на это – никто не пытается с ней «поиграться»….
Рев ударил по перепонкам. Оглушительный, утробный, нечеловеческий. Она не сразу поняла, что это Андрей. Потом увидела: лежащий изогнулся дугой, чуть не колесом – пятки почти коснулись затылка. Тут же расслабился, рухнул. Изогнулся снова. Рев не смолкал.
Сидевшие по бокам от Наташи вскочили, навалились сверху на бьющееся тело, попытались прижать к полу. Главный рявкнул: «Шприц!» – Наташа скорее угадала, чем услышала, рев заглушал все. Третий, сидевший у двери, торопливо распахнул кейс, рылся в нем лихорадочно.
Шанс!
Другого не будет!
Она напрягла мышцы рук – рывком, запредельным усилием, не обращая внимания на боль, на то, что кости, казалось, трещали и были готовы сломаться. Истертый ремень был обязан лопнуть. Но выдержал.
Наташа закричала, позабыв, что рот заткнут кляпом. Звук вырвался через нос отчаянным стоном. Никто, похоже, не услышал. Или не обратил внимания, похитителям было не до нее.
Один из них – тот, с блудливыми ручонками, – буквально вылетел из кучи-малы, отброшенный слепым и страшным ударом. Но тут же ринулся обратно, кривясь и шипя от боли.
Третий наконец достал шприц, приблизился к свалке, пытаясь улучить момент для инъекции, и оказался рядом с Наташей.
Она сжалась, как пружина, подтянула колени к подбородку. И сразу же распрямилась, ударила третьего связанными ногами.
Он захрипел, согнулся. И тут распахнулась боковая дверь.
Повезло. Тревога оказалась ложной.
Вертолет не кружил над озером, выискивая затаившихся «туристов». Сразу набрал высоту, пройдя почти у них над головами, и целенаправленно полетел на юго-запад, в сторону Ладоги.
Майор Лисовский перевел дух. Все-таки совпадение… Вариант-три отменяется.
…На борту Ми-8 был Мастер, получивший срочное сообщение из Петербурга, а с ним Мухомор и семеро самых толковых и проверенных бойцов. В Логове на хозяйстве оставили Ахмеда. Невеликого ума парень, но с текучкой справится, думал Мастер. А когда справляться перестанет – пришлем подмогу…
Но самое интересное начинается не здесь, а в Питере. Интересное и непонятное. Объект неожиданно появился в поле зрения и так же неожиданно был кем-то увезен.
И Мастер имел подозрения, пока достаточно смутные, – кем.
Боковая дверь распахнулась. Двое, сидевшие в водительской кабине, бросились на помощь коллегам – и внутри стало совсем тесно. Дверь осталась открытой.
Рев, раздирающий уши, неожиданно смолк. Наташа услышала звуки драки: яростные хриплые возгласы и хлесткие удары живого о живое.
Она не понимала, как один связанный человек может драться против четверых свободных (пятый, до которого она дотянулась, вышел из строя надолго). Задумываться было некогда. Надо было помочь – но она не могла. Путы не поддались ни второму, ни третьему отчаянному рывку. Под удар ногами никто из похитителей больше не подворачивался.
Оставалась последняя возможность.
Шум схватки прорезал новый звук – высокий, полный боли, похожий на крик смертельно раненого животного. Рукосуйный сосед Наташи отползал боком, как краб, к дальней, заваленной барахлом двери – крик вырывался из его широко распахнутого рта. Левой рукой парень вцепился в запястье правой. Сквозь пальцы густо сочилась кровь.
Чем же он его? Зубами?!
Наташа не стала раздумывать над этим. Ей наконец удалось встать, с трудом удерживая равновесие. Она согнулась, как пловец, готовый нырнуть со своей тумбочки. И – нырнула. Лицом вперед, со связанными за спиной руками. Прямо в открытую дверь.
…Вырваться из пламенной западни не удалось. Ее не выпустили. Какие-то мерзкие существа пихали и пихали ее обратно, в огненную бездну. Тварь не видела их – перед глазами стояла слепящая стена – но чувствовала прикосновения и запах. А потом она почувствовала свое тело. Уже не огромный сгусток боли, но мышцы, подчиняющиеся приказам мозга. Тварь взвыла – коротко и торжествующе. Одним движением порвала, смахнула что-то неприятное и непонятное, мешающее движениям. И начала убивать.
Наташа каким-то чудом сумела извернуться на лету – уезженный щебень проселка не попал по лицу. Но все равно приземлилась неудачно. Плечо, бок, бедро ударились жестко, хрустко. Боль вспыхнула мгновением спустя, и за это мгновение Наташа успела испугаться: перелом! конец!
Обошлось. Кости и мышцы ныли, но двигаться она могла. Чем тут же и воспользовалась – быстро перекатилась несколько раз, стараясь оказаться как можно дальше от машины. Наташа не видела, куда катится, и не увидела, что остановило ее движение, но спина уперлась во что-то упорно-неподатливое. Она подняла голову. «Форд» был рядом, метрах в четырех…
Наташа лежа изогнулась, подтянула связанные ноги к кистям рук, торопливо шарила пальцами по ремню: пряжка?! где пряжка!? Нащупала, лихорадочно, срывая ногти, возилась, пытаясь на ощупь понять, за что там нужно потянуть или дернуть, или на что нажать. Секунды улетали – ничего не получалось.
Звуки из машины доносились страшные. Вопли, в которых не осталось ярости – только испуг Удары – что-то там билось о стены, так что «Форд» покачивался на рессорах Вой – не человеческий, человеческая глотка не смогла бы издать такого – вой попавшего в капкан зверя.
Потом – выстрелы. Один, второй, третий.
Вот и все. Конец. Наташа подумала об этом со странной отрешенностью, словно там убили вовсе не Андрея. И словно очень скоро убьют вовсе не ее.
Она ошиблась. Не кончилось ничего.
Из двери выпал человек. Голова ударилась о щебенку, ноги остались в машине. Тело не шевелилось. Она не присматривалась, она знала, кто это.
Наташа снова хотела закричать, снова забыв о кляпе, но в этот момент защелка ремня неожиданно расстегнулась. Она неловко, без помощи рук, вскочила на ноги. В «Форде», к ее удивлению, что-то еще происходило. Неважно. Бежать! К людям, за помощью! Но куда?!
Она огляделась. Где же дорога, с которой съехал микроавтобус? Должна была быть рядом, но в сгустившихся сумерках Наташа не увидела. Лишь поняла, во что уперлась в своей отчаянной попытке укатится. Ограда, металлическая сетка-ограда трансформаторной будки. Табличка «НЕ ВЛЕЗАЙ, УБЬЁТ!».
Мгновения странно, резиново растягивались. Она успела рассмотреть во всех подробностях (хотя уже изрядно стемнело) эту табличку, как будто изучала ее от нечего делать долго и внимательно, разглядела и потеки ржавчины, и оскаленный череп, и черный зигзаг молнии, и полустертые следы маркера, зачеркнувшего первое слово и вставившего «Е» в последнее…
На деле, конечно, она лишь скользнула по табличке взглядом;
Яркий свет. Фары. Их лучи пробились сквозь листву, мимолетно осветили – и ушли в сторону. Звук мотора, Машина. Машина вписалась в поворот! Шоссе! Рядом, за кустами. Люди едут мимо, не зная, что творится здесь.
Наташа бросилась было туда, но кусты стояли колючей стеной. Не протиснуться. Надо пробежать мимо «Форда». И она побежала. Ноги были как ватные – не от страха, затекли в неподвижности.
Она остановилась резко, словно опять уперлась в металлическую сетку. Фары вновь осветили ее и все вокруг, по шоссе катила очередная машина – и Наташа увидела. Человек, раскинувший руки по земле, не был Андреем. Это был тот, кого она про себя называла «главным».
Она, в очередной раз, попыталась закричать – и очередной крик умер внутри. Горла у человека не было. Просто не было – черный, липко-влажный провал. В нем что-то клокотало, побулькивало.
Машина вписалась в поворот и уехала. Стало темно. Даже темнее, чем было. Или это потемнело в глазах? Все ощущения ушли. Кроме одного: что она вся покрыта потом – отвратительным, липким, холодным, струйки его извивались под одеждой, как гнусные маленькие змейки. Звуки тоже исчезли, Наташа перестала слышать их – лишь кровь стучала в виски торопливой дробью. В «Форде» – мертвая тишина. Мертвая…
Потом исчезло вообще всё.
В Красноярске уже близилось утро.
Герман – улыбчивый парень лет тридцати, встречавший Эскулапа в Емельянове – оказался ярым патриотом Сибири И, по совместительству, поклонником покойного генералиссимуса. Не Суворова, понятно.
Всю дорогу – а добираться до города было достаточно далеко – он распространялся о том, что будущее России – это Сибирь, только Сибирь, и ничего кроме Сибири. Заодно изложил свое, достаточно логичное объяснение сталинских чисток:
– Зря и понапрасну никого не сажали и не расстреливали, – говорил Герман. – Как всегда в политических делах, корни всего лежат в экономике. Большая часть богатств страны – нефть, руды редких металлов, газ, золото, алмазы – залегает в Сибири, в тундре, в тайге, под мерзлотой Для страны вопросом выживания было переселение нескольких миллионов на эти богом забытые окраины. Раскачать русского мужика, да и горожанина, на добровольное переселение в медвежьи углы пробовал еще Столыпин – чем кончилось, известно. Сталин не хотел, чтобы его империя рухнула подобно николаевской. И сделал то, что сделал. Теперь созданное им рушится и сыпется, рублем народ там не удержать, сидим и ждем, когда всё окончательно развалится, чтобы думские брехуны начали орать: мол, сами все равно ничего освоить не способны, надо отдавать в аренду америкашкам А. то и хуже придумают, как в свое время с Аляской – тоже, мол, осваивать сил не было.
Аляска, по мнению Германа, была и остается российской. Вернее, сибирской.
Эскулап, в принципе согласный с оценкой роли Сибири в будущем страны, политически-озабоченных граждан не любил. И немного изменил русло беседы, пока парень не свернул на бомбежки Ирака или Сербии.
– Кстати, об Аляске, – сказал Эскулап, когда «шестерка» Германа переезжала Енисей по мосту, увековеченному Центробанком. – Стоит ли мелочиться? Наши бледнолицые братья все спорят: кто же открыл им на радость Америку? Викингов уже официально признали, день Лейфа Эрикссона утвердили, наряду с днем Колумба. Теперь следы финикийцев ищут, и доказательства, что Одиссей до Новой Англии добрался. И умалчивают изо всех сил, что Америку и открыли, и заселили наши люди. Сибиряки. За десятки тысяч лет до Колумба, вообще не догадавшегося, что открыл новый континент, умершего в убеждении, что побывал на дальних окраинах Азии… Результаты всех сравнений культур палеолита Си-,бири и Америки однозначны – именно сибиряки весь Новый Свет и заселили, без помощи финикийцев и Одиссея. От Аляски до Огненной Земли. И майя суть потомки сибиряков, и ацтеки, и прочие последние могикане. Бледнолицые братья – пришельцы и оккупанты. В общем, если уж требовать назад свое, так уж полностью.
Германа такие мысли, очевидно, пока не посещали. И заставили призадуматься. По крайней мере в его патриотических речах наступила заминка. Чем Эскулап и воспользовался.
– Где вы предлагаете мне поселиться?
– В Академгородке, это…
– Я знаю, где это.
– Тем лучше. Сейчас заскочим в офис, и сразу – в гостиницу. Я остаюсь в вашем распоряжении до конца командировки. Так что приказывайте.
Тон парня стал другим – деловым и собранным. Похоже, мечтам о Сибири от Урала до Лабрадора он предавался лишь в свободное от службы время.
«В распоряжении… – неприязненно подумал Эскулап. – Интересно, кому ты будешь докладывать о каждом моем шаге? Только ли одному Генералу?»
– У меня цель сейчас одна – отоспаться. Как-то этот перелет ночь сглотнул незаметно, а в самолетах мне не спится… А вам, Герман, задание следующее – я дам список из пяти фамилий, сейчас эти люди в Красноярске уже не живут. Надо узнать их прежнее место жительства и порыться в архивах лечебно-профилактических учреждений, к которым они были приписаны. Изъять или скопировать амбулаторные карты. Всё, что найдется: районные поликлиники, диспаисеры – психоневрологический, КВД, наркологический… По возможности установить места работы и проделать то же самое с ведомственной медициной.
– Давно клиенты уехали? – уточнил Герман.
– Уехал один, остальные умерли. Почти двадцать лет назад.
– Да-а-а… Та еще работенка. Не знаю даже, хранятся ли медицинские карточки в архивах так долго… Придется заняться немедленно.
Эскулап вздохнул, словно чувствовал себя виноватым. На деле поставленная задача была лишь дымовой завесой. И средством хотя бы на несколько часов избавиться от Германа.
Наташа не потеряла сознания. На ногах осталась, лишь привалилась плечом к кузову «Форда». Однако напрочь выпала из окружавшего мира – не видела, не слышала, не чувствовала ничего.
Сколько длилось это бесчувствие, она не знала. Но кончилось быстро и разом, когда из микроавтобуса вышел человек. Пошатнулся, посмотрел на Наташу. Вернее – куда-то сквозь нее. Она не сразу узнала залитое кровью лицо. Поняла, кто это, лишь когда он двинулся – сильно ссутулившись, нетвердой походкой – в ее сторону.
Это был Андрей. Но шел не к ней – прошагал, как мимо пустого места. Похоже, не видел вообще ничего. Она замычала, пытаясь привлечь внимание… Результат – ноль. Окровавленный человек шел прямо на колючую стену шиповника, шел механическими движениями робота. Не меняя скорости и направления, проломился сквозь заросли. Она бросилась следом – и отдернулась, преграда вновь сошлась, шипы рвали одежду и кожу.
Пришлось обегать, живая изгородь тянулась довольно далеко, Наташа споткнулась, упала, не уберегла таки лицо, ударилась бровью о что-то острое, не увидев в темноте – обо что. Поднялась, опять побежала, казавшийся бесконечным шиповник закончился, началось поле, нераспаханное, поросшее клевером.
Высокая фигура едва виднелась вдали и быстро удалялась. Наташа уже потеряла бы ее из вида, если было бы по-настоящему темно. Но взошедшая луна сделала белую ночь еще светлее. И хотя ночное светило казалось на фоне серого неба каким-то белесым, болезненным и малокровным, видимость была вполне приличная.
…Воздух со свистом проходил через ее ноздри, и его не хватало. Наташа задыхалась, хотелось вдохнуть широко распахнутым ртом. Сердце стучало бешено. Струйка крови из рассеченной брови ползла по лицу.
Она догнала Андрея и, не зная, как еще привлечь внимание, ткнулась головой в спину, не замедляя бега. Рубашка на спине была липкой от крови.
Он обернулся – так же странно, механически, как и шел. Кровавая маска лица дернулась. И – пустые, невидящие глаза изменились, посмотрели с удивленной тревогой – сначала на Наташу, потом вокруг Он слегка помотал головой, напоминая лунатика, проснувшегося вдруг на гребне крыши.
– Ты? Где мы? Что, вообще… – голос звучал незнакомо, хрипло, каркающе.
Он осекся, протянул руку, пошарил на ее затылке – и проклятый кляп выскочил наконец изо рта. Наташа с трудом пошевелила челюстью, сделала несколько глотательных движений…
Андрей заговорил снова, уже мягче:
– Что с тобой? У тебя кровь на лице…
Она посмотрела на него, залитого кровью сверху донизу, от босых ног до зачем-то обритой макушки, посмотрела на пропитанную темным, тяжело липнущую к телу одежду… И расхохоталась.
Истеричный смех разносился далеко вокруг, заглушая негромкие ночные звуки. Она хохотала и не могла остановиться.