Глава 9
Кто хорошо прячется — долго живет.
Третий принцип снайпера
— Ну, что делать будем? — Лис посмотрел на меня взглядом, не вызывающим сомнений в том, что ответ на этот риторический вопрос ему уж давно известен.
— Заманчиво, конечно, — нахмурился я. — Но если вдруг узнают, что ты завалил чингисхановского братца, у нас возникнут изрядные проблемы с самостоятельным передвижением.
— А мы никому не скажем, — не сомневаясь ни секунды, выпалил Лис. — Мы скромные.
— Не говори ерунды, — отмахнулся я. — В нашем войске уже, почитай, все знают о твоей прицельной стрельбе. А кто еще не в курсе, будут знать к утру. Сколько среди них лазутчиков, одному Богу известно. К тому же наш Чингизид еще не согласился поработать универсальным пропуском.
— Ну, это мы в миг организуем. — Венедин поднял руку в обнадеживающем жесте. — Ознакомительная экскурсия по застенкам НКВД, и он согласится работать пропуском, паспортом, свидетельством о рождении, водительскими правами, даже справкой о беременности, если понадобится.
— Сомневаюсь, — печально вздохнул я. — По уставу монгольского воинства, он должен бояться лишь грома небесного и гнева начальства. Ты не подходишь ни под первое, ни под второе.
— Слушай, — мой друг перешел на серьезный тон, — а что, если мы с ним сыграем в князя Игоря?
— Что ты имеешь в виду? — Я непонимающе уставился на Венедина, пытаясь уразуметь, что именно в поведении старшего Всеволодовича может помочь нам убедить Буринойона в необходимости сотрудничества.
— Да нет же! — поморщился Лис. — Я не Игоря Суздальского имею в виду, а того, который: «О дайте, дайте мне свободу!» Там в опере один половецкий изменник Родины помогает князю сдернуть из плена. — Лис остановился и выразительно посмотрел на меня. — Только, пожалуйста, не говори, что твоему роду тысяча лет и звание «изменника Родины» противоречит кодексу строителя развитого феодализма.
— Ну-у… — тоскливо начал я.
— Все. Понятно. Дальше можешь не продолжать. Давай подойдем к этому с другой стороны. Как сотрудник Института сотруднику Института скажи мне честно: мы свою миссию уже выполнили? Или у тебя еще есть какие-нибудь светлые идеи по уточнению данных для доклада? Скажем, мы еще не все княжества объехали. Может, не стоит останавливаться? Их у нас порядка шестидесяти. Глядишь, года за три управимся. Если, конечно, за это время нас с тобой самих не управят напрочь и навзничь.
Я кивнул, соглашаясь с аргументацией своего друга.
— Хорошо, — удовлетворенно констатировал Лис. — Этот пункт проехали. Следующее. Мы с тобой здесь кто? Былинные богатыри Алеша Попович и Добрыня Никитич, радетели за землю русскую? Ни хрена подобного! Мы подлые наемники. То есть, конечно, да, мы хорошо работаем, пока нам хорошо платят. Но я бы сказал, что наша честность уже заходит слишком далеко. Когда интересы Отечества начинают расходиться с нашими собственными, мы как честные люди, в смысле, честные наемники, должны в первую очередь заботиться о себе, любимых. Так вот, ты меня, конечно, извини, но у меня нет никакой охоты защищать весь этот княжеский и великокняжеский сброд в тот момент, когда они прикидывают, каким образом нас лучше всего извести. Так что, как ни крути, самое время менять хозяев.
Я обреченно вздохнул. Мысль о дезертирстве торчала из-под всех аргументов Лиса, словно кость в горле. Но все же в логике его рассуждениям отказать было нельзя. И что самое противное, на данный момент этот вариант пути представлялся наиболее реальным способом добраться до заветной камеры перехода.
— Ладно, — страдальчески поморщился я, — линия защиты суду ясна. Но это все слова, а этот самый нойон еще не изъявил желания бежать отсюда вместе с нами.
— Ага, — хмыкнул Лис, — он как раз собрался выехать с семьей на Русь на ПМЖ, скрываясь от зверств дедушки Чингиза, а тут, откуда ни возьмись, мы со своей электрификацией всей Орды. Предоставь это мне. В конце концов военспецы везде нужны. Доберемся до Хорезма, а там прости-прощай.
Я неохотно кивнул.
— Ладно, поступай, как знаешь.
— Ну вот и славно, — усмехнулся Лис. — Так, если что, запомни: меня нашли в детстве в степи. Вырос я, значит, там же. Ну а дальше — военная судьба, ля-ля, тополя.
Я молча махнул рукой. В какие бы одежды ни рядился мой верный напарник, мешок с хитростями всегда висел у него за спиной.
* * *
Беззвездная ночь благоволила побегу из плена. Рваные тучи неслись по небу, лишь изредка выпуская изрядно отощавший бледный месяц на волю из своих объятий. Раздававшиеся еще кое-где глухие стоны добавляли мрачности общей картине, заставляя даже отменных храбрецов воздерживаться от выездов в степь без особой нужды. Очевидно, именно поэтому наши стражники, сочувственным взглядом проводив отцов-воевод, покидающих лагерь, вновь сбились у костра, ища не столько тепла, сколько света. Вряд ли кого-нибудь из них обеспокоил этот поздний выезд. Возможно, даже тот факт, что за спиной Лиса вторым номером восседал высокопоставленный пленник, остался ими незамеченным. А даже если и заметил кто связанного по рукам Буринойона, кому могло прийти в голову, что направляемся мы не к шатру Муромца, а совсем даже наоборот, в ставку Субедэя.
Продвигались мы медленно. Кони, кажется, боясь запачкаться, ступали осторожно, выбирая в потемках им лишь известный путь. Без особых препятствий проехав линию передовых постов, мы углубились в степь, почти не тронутую сегодняшним побоищем. Лишь изредка то справа, то слева при нашем приближении взлетали с возмущенным карканьем ненасытные вороны, сожалея об оставленной трапезе.
— Долго еще? — поворачиваясь назад вполоборота, спросил Лис, изо всех сил имитируя ломаный татарский язык.
— Долго, — хмуро кинул его собеседник, явно не расположенный к продолжительным разговорам. — К утру будем.
Я молчал. Невзирая на все доводы друга, у меня было на редкость тошно на душе. Как ни крути, как ни обманывай себя, мы совершали измену. И это чувство не оставляло ни на секунду, сжигая сердце серной кислотой вины.
— А ну тихо! — Лис остановил коня и прислушался. — Верховые, — переходя на шепот, произнес Лис, настороженно поворачиваясь в сторону еле слышного топота. — Человек десять.
Я тоже уже различал звуки, о которых говорил Венедин. Очевидно, это был татарский разъезд, посланный в дозор многоопытным Субедэем.
— Ну что? — Лис посмотрел на меня. — Объедем?
Я кивнул. Мы повернули коней, спеша подальше уйти с пути ордынцев. Но нашему плану не суждено было осуществиться. Стоило неясным теням ордынских всадников приобрести едва различимые во тьме очертания, как пленник, дотоле проявлявший интерес к жизни не более чем мумия Тутанхамона, рубанул Лиса связанными руками по шее, соскочил с коня и, петляя по-заячьи, метнулся к своим, выкрикивая на бегу пронзительно:
— Я здесь! Я здесь!
— Сейчас я его тормозну! — Лис, сбитый наземь ударом, зло выругался и натянул лук. — Спринтер-недоучка! — Он присел на колено, выцеливая ногу мечущегося из стороны в сторону монгола. Тренькнула тетива, Буринойон в очередной раз отпрыгнул и… споткнувшись, рухнул. — Я к нему! — воскликнул Лис, хлопая коня по холке и на ходу вскакивая в седло.
— Быстрее! — крикнул я, глядя на приближающихся татар, явно услышавших обращенные к ним вопли.
Спустя пару мгновений Лис поравнялся с распластанным телом, наклонился в седле, собираясь схватить жертву за ворот, и вдруг, резко выпрямившись, вновь начал прислушиваться.
— Лис! — заорал я во весь голос, уже не думая таиться. — Уходим!
Андалузский жеребец моего друга резко встал на дыбы, словно почувствовав где-то рядом хищника, и в следующую секунду мы уже мчались по направлению к позициям нашего войска, волоча на хвосте большую часть ордынского дозора. К счастью, луна надежно спряталась в облачной мути, и выцелить нас было делом отнюдь не простым. Но лишь когда впереди замелькали костры передовой сторожи, мы смогли вздохнуть спокойно.
Вылазку в Хорезм можно было считать оконченной.
— Не, ну ты, блин, видел?! — сокрушался Лис, не находя себе места после нашего бесславного возвращения. — Ну какого рожна его понесло?
Я пожал плечами.
— Может быть, он решил, что мы с тобой на досуге собираемся заняться шпионажем.
Моя версия была пропущена мимо ушей.
— Вот что я скажу тебе, Вальдар. — Лис досадливо поморщился, словно от изжоги. — Ты как хочешь, можешь считать это истерикой, но здесь все совсем не так просто, как кажется.
— Что ты имеешь в виду?
— Буринойон всецело повелся на нашу игру. Это я тебе даю рубь за сто. Вплоть до своего побега, он, похоже, и не думал нас предавать.
Я недоверчиво хмыкнул.
— Хмыкай, хмыкай. Но я об заклад готов биться, что мысль бежать обуяла его, что называется, вдруг. Я же, когда целил, ты сам видел, бил по ногам. А он возьми да споткнись. Хотя я посмотрел, спотыкаться там не обо что. Результат: стрела в горло и летальный исход.
— Плохо, конечно, — согласился я. — Не повезло мужику. Но что делать, бывает.
— Бывать-то оно, конечно, бывает, — не унимался Лис. — Но есть одно маленькое «но»: сапоги на этом уроде были точь-в-точь такие, как вчера на Эрхарде из Вагры. А когда я был рядом с телом, явственно услышал чьи-то стоны и всхлипы. Это Горе-злосчастье, черт бы его побрал! Хотя ума не приложу, каким образом оно за нами увязалось.
— Ты это серьезно? — Я внимательно посмотрел на не на шутку разошедшегося друга.
— Да уж куда серьезнее. — Лис мрачно обвел взглядом округу. — Если эта пакость прицепится, мечом да стрелами от нее не отобьешься. Так что самое время вызывать Базу и требовать катер. Потому что иначе мы никуда никогда не доедем. Это как пить дать. Если хочешь, можешь сказать, что у меня забастовка, нервный срыв и паранойя, вместе взятые.
— Ладно, попробуем, — вздохнул я, видя состояние Лиса и активизируя «символ веры». — База «Европа-центр»! Джокер-1 вызывает базу «Европа-центр».
— Слушаю тебя, Джокер-1, — раздалось у меня в голове.
— Послушай, солнце мое, — начал я как можно ласковее. — Там еще нашу камеру перехода от тролля не очистили?
— Нет, — с затаенным ехидством поспешила ответить девушка-оператор. — Криптобиологи бьются в истерике и говорят, что либо вы им доставите точно такого же тролля, и тогда они дадут добро на ликвидацию останков их любимца, либо им на все наплевать и опыты по превращению каменного тролля из фторсиликоновой в белковую структуру будут продолжаться.
— Да где ж мы им тут тролля-то найдем?!
— А это их не волнует ни в малейшей степени.
Слушающий все это Лис умоляюще посмотрел на меня и сложил руки в виде летящей птицы. Я молча кивнул.
— Милая моя, а как насчет катера?
— А при чем тут катер? — удивилась девушка. — У вас же все нормально. Сражение закончилось, вы оба живы…
— Это у нас нормально?! — возмутился Лис. — Да у нас тут полное дерьмо!
— Джокер-2, с вами я вообще не разговариваю!
— Ты достала! Тоже мне, Джоконда выискалась! Не разговаривает она! За нами тут Горе-злосчастье увязалось, а у тебя там «Все нормально». Ты хоть знаешь, что это такое — Горе-злосчастье?
— Фольклорный элемент, — очевидно, не мигнув глазом, кинула девушка.
— О-о-о-о, — застонал Лис. — Капитан, разбирайся с ней сам. Только знай, если утром здесь не будет катера, я заберусь на эту чертову сопку и буду оттуда орать, что я агент Института экспериментальной истории, и требовать интернировать меня в ближайшую камеру перехода.
— Как вы себя ведете! — возмутилась диспетчер. — Я доложу куда следует.
— Доложи, доложи! — не унимался разошедшийся Лис. — Может, тогда нас куда следует и заберут.
— Сударыня, — поспешил вмешаться я, понимая, что дело пахнет грандиозным скандалом, — Горе-злосчастье — это не фольклорный элемент, это действительно крайне неприятное существо. Мы шагу ступить не можем без опасения сломать шею.
— Ну хорошо, — вздохнула девушка, смягчаясь. — Предположим, я вам поверю. Как я должна обосновать ваш запрос?
— Да так и обосновывай, — вновь встрял Лис, — пока Горе-злосчастье за нами тянется, делов не будет.
Пауза на том конце связи растянулась, как перевод Шекспира на эстонский язык.
— Вы что, смеетесь? — наконец проговорила наша собеседница. — Если я так доложу, меня уволят до вашего возвращения, а вас сразу после. За профнепригодность. Да кто же из начальства поверит, что операция может сорваться из-за присутствия в окрестностях Горя-злосчастья?
Мы с Лисом обменялись жалобными взглядами, словно младшеклассники, облыжно обвиненные старшими соучениками в разбитии стекла директорского кабинета.
— Ладно, попробую что-нибудь придумать. Только у меня к вам огромная просьба: вы, пожалуйста, никому не говорите об этом своем Злосчастье, а то потом неприятностей не оберешься.
— Это уж точно, — вздохнул Лис.
— Пошли спать, — сказал я, отключая связь. — Как говорил Муромец, утро вечера мудренее.
Проснулся я от мысли, которая буквально выбросила меня из сна в явь подобно тому, как катапульта выбрасывает летчика из горящего самолета.
— Лис! — Я усиленно затормошил спящего рядом напарника. — Вставай!
— А? Что? — вскинулся он, автоматически нащупывая лежащий рядом лук. — Нас атакуют?
— Лис, мы с тобой два идиота!
Пораженный такой феноменальной новостью, Лис моментально навел резкость во взгляде и, оценив по положению солнца, что времени никак не больше шести утра, резонно заметил:
— Ну уж, во всяком случае, один, так это точно. Ты чего вскинулся?
— Почему ты вдруг решил, что Горе-злосчастье гонится именно за нами?
— А за кем же? — возмутился Лис, уязвленный тем, что Горе-злосчастье может здесь гнаться за кем-то еще.
— Ну сам посчитай. Кеукче, на котором пояс был, он кто?
— Маг, — ни секунды не думая, брякнул Лис.
— Да нет, я о другом. Он сводный брат Чингисхана. А Буринойон, на котором были сапоги…
— Стоп-стоп-стоп! Буринойон — внук Чингисхана. Возможно, и Субедэю какая-нибудь малость перепала от щедрот Лиха Одноглазого, раз он впервые в жизни проиграл сражение. Стало быть, оно, не будем его лишний раз поминать, не только к нам прицепилось…
— Ау, Венедин, очнись! Мы вчера выстояли в передовом полку, причем, заметь, практически без ран. Выжили в сече. Ночью, как по бульвару, ушли от татарских стрел. Ты сбил самого могущественного мага Орды и раздобыл амулет, правда, никто не знает, как он действует. Даже смерть Буринойона скорее его проблема, чем наша. Не дергался бы, жил и жил.
— А ведь верно, — задумчиво подытожил все сказанное Лис. — Ведь так же оно и получается. Блин, а я-то вчера облажался! Комендант паники! Нервы надо лечить. Так лохануться!
Самобичевания наши прервало появление верхового, еле сдерживающего каурого аргамака, нетерпеливо танцевавшего на месте в вынужденном простое.
— Воеводу Воледара Ингваровича да побратима его Лиса Венедина Володимир Ильич к себе кличет. — Прокричав это, всадник дал шпоры своему горячему скакуну и галопом помчался куда-то еще сообщать волю Муромца.
Вблизи штабного шатра дорогу нам преградил Илья Муромец собственной персоной.
— Пошли, — кинул он, кладя руки нам на плечи.
От такого приглашения тяжело было отказаться. Я обратил внимание, что тон богатыря был не то чтобы холоден, но мрачен. Казалось, он вовсе не был рад встрече с боевыми товарищами.
— Отец твой нас звал, — неспешно произнес я.
— Знаю. Он и велел вас перенять да проводить.
Мы с Лисом переглянулись. Начало не предвещало ничего хорошего.
— Идем, идем, — заторопил нас Илья Володимирович. — Вначале посмотрим да послушаем, а уж затем беседы побеседуем.
— Час от часу не легче, — вздохнул я, понимая, что вряд ли бы старший Муромец избрал столь странный способ встречи для веселых застольных бесед.
В тягостных раздумьях мы дошли до шатра и, обойдя его, втиснулись в небольшую палатку, примыкавшую к нему сзади и, очевидно, предназначенную для ночлега отдыхающей стражи.
— …Теперь же мы одержали славную победу, и никто уже там не посмеет сказать, что мы слабы, — четко и размеренно произносил чей-то уверенный голос.
— Это Мстислав Киевский, — пояснил Илья Муромец.
— И мы, и наши враги понесли огромные потери, — продолжал тот же голос. — Но армии Чингисхана неисчислимы, пройдет немного времени, и на смену этой Орде он пришлет другую. Где нам взять силы, чтобы противостоять ей? Да, враг разбит, но не сокрушен. И мы должны искать с ним мира, а не новой войны. А потому я стою на том, чтобы выдать убийц.
За тонкой матерчатой стенкой раздался невразумительный гул голосов, судя по интонациям, явно поддерживающий слова оратора.
— Да-да, это о вас, — едва шевеля губами, прошептал младший Муромец. — Сегодня поутру от Субедэя посольство прибыло, требует выдать убийц Буринойона. Говорят, не в бою был убит, а стрелой посреди степи, да еще и со связанными руками. Выходит, чистой воды убийство. А убийцы, то бишь вы, други мои, в нашем стане скрываются.
— Отколь про нас-то известно?
— Да уж известно, — усмехнулся Илья Муромец. — Поди, не дети малые, понимать надо, столько глаз кругом, нешто схоронишься? — Он замолчал и вновь прислушался. — О, Суздальский говорит.
— Прав князь Мстислав, в том спору нет…
— Ты ба! Сколь живу, впервые Владимирские князья с Киевскими в согласии пребывают.
— …Войско наше не вечно здесь стоять будет. Поди, дома-то уже жены мужей заждались, матери все глаза исплакали, сынов ожидаючи. Разойдутся полки да дружины по домам, а тут ворог и нагрянет. Чем держать его будем? Против такой-то силищи кто сам выдюжит?
— Надо же, уразумел, — недобро хмыкнул Илья. — Уж и на том спасибо. — Он вновь обратился к нам: — Субедэй за ваши жизни клянется полон вернуть, а его нынче в Орде тыщ до трех будет. Да божится, что уломает Чингисхана не ходить впредь на землю русскую.
— …И запылают тогда села и города. Сколько крови прольется? Окиян-море.
— Как думаете, други, выдадут князья да бояре чужеземцев за такой-то куш?
— А я говорю, не видано то дело — витязей татарве на съедение отдавать! — раздалось где-то совсем близко.
— О, чуете, — Муромец поднял указательный палец вверх, — и за вас голос слышен. То Святополк Туровский. Молодой еще да горячий. А может, надеется в своих лесах да болотах отсидеться?
Ответом на реплику молодого князя был гул возмущенных голосов, не разделявших его точку зрения.
— Тихо, князи! — перекрыл шум голосов грозный рык Олега Изборского. — Что это вы тут рюмаете, точно вас батогами всю ночь гоняли! В своем ли вы уме али белены объелись? Прав Святополк. А коли в завод у вас пойдет людей своих злому ворогу передавать, то кто с вами-то останется? Оттого наши рати за нас и стоят, что и мы за них жизни свои не жалеем. Ведовством да лукавством Субедэю глаза отвести нужно, а не выдавать. А уж коли спрятать их надо понадежнее, пускай ко мне в Юрьев идут. Такие справные витязи там ныне нужны.
— Тебе, князь Олег, воевода Воледар Юрьев у ливонцев отнял, вот ты за него и говоришь. Мы же о всей земле русской печемся.
— Так-то, други мои дорогие, — вздохнул тяжело Илья Муромец. — Дожидайтесь-ка покуда тут. Когда совет закончится, отец с вами говорить желает.
— Какие будут предложения? — прошептал я, когда мы остались вдвоем.
— Выбор небогатый, — вздохнул Лис, — но уж, во всяком случае, объяснять, что мы хотели уйти в Хорезм в связи с окончанием командировки, явно не стоит. Оно, конечно, чистосердечное признание смягчает вину, но боюсь, что после такого смягчения земля нам будет пухом. Так что на выбор: то ли у нас с тобой был острый приступ лунатизма, то ли мы, на свой страх и риск, будучи в состоянии глубокого душевного замешательства и алкогольного изумления, решили похитить из вражеского лагеря Субедэя. Потерпевший Б. взялся провести нас к нужному шатру, да по дороге наткнулся на стрелу. Откуда они здесь вылетают, как мы помним, выяснить не удается. Может, она вообще, в связи с приближающейся осенью, летела в теплые страны. Как тебе план?
— Полный бред, — констатировал я.
— Верно, именно поэтому, быть может, и пройдет.
Между тем голоса в шатре понемногу стали умолкать, утомленные долгими дебатами князья начали расходиться по своим дружинам. Однако кое-что можно было утверждать определенно: ни одна страховая фирма по результатам завершившихся торгов не взялась бы страховать наши жизни и здоровье даже на самую мизерную сумму.
— Пошли, — в палатку бочком втиснулся Илья Муромец. — Разошлись уже все. Отец вас ждет.
Володимир Ильич Муромец восседал на своем месте во главе стола мрачный как туча.
— Проходите, побратимы, садитесь. — Он кивнул на лавку у стола. — Рассказывайте, что вы там накуролесили?
Лис сжал мне руку, давая знак молчать, и начал вдохновенную повесть о наших терзаниях по поводу нелюбви князей, о мысли похитить вражеского полководца, о неудачной ночной вылазке, да так красиво, что не знай я истинной подноготной произошедшего, глядишь, и поверил бы его словам. Старший Муромец кивал головой да изредка криво усмехался. Мне же оставалось только удивляться, когда успел Лис придумать такую складную байку. Переходя из уст в уста, она, безо всякого сомнения, имела шанс стать непреложной истиной для позднейших историков этого мира.
— Да-а, други мои, — протянул Володимир Ильич, — почудили вы знатно. Что дальше делать думаете? Слыхали небось, чего князья да бояре чают.
— Так знамо чего. Смерти нашей ищут.
— Ищут, — согласился Муромец. — Не все, правда, но старшие. Киев, Владимир. Что думаете, как мне быть? Может, вы подскажете.
Мы с Лисом молча переглянулись.
— То-то же, побратимы. Задали вы мне загадку. Не выдай я вас — Субедэй полон перебьет, а следующим летом его уже вновь в земле русской ждать придется. Но выдавать друзей — дело для витязя незнаемое. Да и не по-христиански это, прах его побери.
— Позвольте, я скажу, ваша честь. — Я поднялся с лавки.
— Да сиди уж, — Муромец махнул рукой, — напозволялся. Вот что я решил: устроим татарве каверзу. Казним вас на глазах у поганых.
Я внутренне напрягся. Смысл предстоящей затеи пока что не слишком радовал. Гибель от рук сотоварищей была бы, конечно, куда как менее мучительной, но, честно говоря, она вовсе не входила в наши планы.
— Ну что насупились, витязи? — прогремел Володимир Ильич. — Не сладко-то на казнь идти? А вы как думали, вам за убийство Чингисханова внука пирогов с вишней напекут? Ну да ништо, — он смягчился, сводя слова свои в усмешку, — казним мы вас только для виду. На самом же деле выбирайте: то ли в Юрьев отправляться, очень вас князь Олег к себе кличет, то ли за море.
— За море? — переспросил я.
— За него самое. В Империю. Еще вчера предложить вам хотел, да не сложилось. А нынче во как… А в самый бы раз вам, люди вы надежные да известные. Когда б такое не учинили, лучше вас, поди, и не сыскать.
— Да что надо-то? — не удержался от вопроса Лис.
— Дочь князя Киевского, Алену Мстиславишну, в Трир доставить. Император Фридрих ее за своего сына Людвига сватает. Путь не близкий и опасный предстоит, тут нужны люди не только храбрые, но и места знающие. А женитьба эта нам во как нужна. — Володимир Ильич приставил ладонь к горлу. — За ней и торговля знатная, и поддержка против ливонцев. Да и императору в том польза немалая. Он наконец в крестовый поход собрался. Ему спину от Лиги северных баронов защитить надо.
При слове «крестовый поход» мы с Лисом заговорили одновременно:
— За море идем, батюшка. Только вели, жизни своей не пожалеем, красну девицу к суженому в лучшем виде доставим.
Длинная колонна русских пленников, захваченных Ордой за время похода, тянулась мимо нас подобно похоронной процессии, идущей за телами двух пока еще несостоявшихся покойников. Чуть поодаль во главе нукеров восседал на покрытом ковром коне сухой, как анчар, и такой же мрачный Субедэй. Окружавшая нас стража гарцевала в ожидании заветного сигнала. Знатным витязям не стали связывать руки, так сказать, из уважения к былым заслугам, но охрану приставили, в прямом смысле слова, отборную.
Наконец казавшаяся бесконечной колонна закончила свое шествие, и Володимир Ильич, на полторы головы возвышавшийся над окружавшими его князьями и воеводами, поднял руку, подавая знак начать нашу передачу.
— Ну что, — негромко произнес Лис, когда мы тронулись с места, — вот как раз и подвернулся случай проверить, увязалось ли за нами Горе-злосчастье.
Я ухмыльнулся, заставляя своего коня прижаться плотнее к ближайшему охраннику.
— Понеслась!
С этими словами я выхватил из джида моей «жертвы» острую сулицу и с размаху вонзил ему в бок. Стражник зажал рану руками и начал заваливаться на сторону. Его внезапно перепугавшийся конь широким галопом помчал в степь, позволяя всем и каждому созерцать свисающее тело с торчащим в боку древком.
— Н-но, выноси, родимые!
Воспользовавшись общим переполохом, мы вонзили шпоры в бока скакунов и, отгоняя взмахами плети пытающихся приблизиться, помчались в сторону Калки, вверяя жизнь резвости своих жеребцов.
Погоня, рассыпавшись широкой дугой, мчала вслед за нами, стремясь завернуть, отрезать от берега коварных беглецов. От лагеря наперерез нам на огромном гром-коне скакал могутный Илья Муромец, вздымая меч на отлет для решительного удара. Но вот, повинуясь неслышной команде, упустившие нас стражи потянули луки из саадаков, и запели стрелы каленые свою тихую смертную песнь. Вот одна ударила в спину Лиса, вторая… раскинул он руки, словно в последний миг силясь обнять весь белый свет, и упал в густую траву, скрываясь от моих глаз.
Я гнал коня все дальше, пока не преградил мне путь хоробрый Илья свет Володимирович по прозванию Муромец. Молнией сверкнул его меч, и покатилась отсеченная голова, пятная кровью алою степные ковыли…