Он обвел сливавшуюся в одно серо-зелено-желтое пятно толпу затуманенным взглядом.

— Кто-нибудь знает Рыцарский Устав?

— Да, — ответили ему.

— Все слышали, что гекхайан объявил вашего т'гарда мятежником?

— Слышали…

Кратов с трудом выпрямился, зажимая рану и болезненно морщась. Во время схватки у него не было времени усилием волн остановить кровотечение, а сейчас уже ни на что не оставалось сил.

— Все произошло как надо? — спросил он. — Статут справедливости не нарушен?

— Нет, яннарр, — после короткой паузы откликнулся кто-то. Это обращение не прошло для его ушей незамеченным.

— Отлично, — сказал он и сделал неверный шаг вперед. «Только бы не упасть, — подумал он. — Кто знает, имеет ли победитель право на падение от ран и вообще какую-либо мелкую человеческую… нет, теперь уже эхайнскую… слабость». — В полном соответствии с буквой Статута справедливости и Рыцарского Устава, здесь, на поле Суда справедливости и силы, я, Константин Кратов, объявляю себя наследником всех привилегий, титулов и собственности рода Лихлэбров. Для этого мне не требуется согласие Круга старейшин, поскольку моим противником был мятежник, умышлявший против властвующего Дома. Так гласит Рыцарский Устав.

К нему подошли несколько вооруженных с головы до ног почти трехметровых громил. Кажется, это были телохранители т'гарда. «Вот и все, — подумал он равнодушно. — Лихлэбр — еще туда-сюда. Но с такими долдонами мне определенно не справиться».

— Какие будуг приказы, яннарр т'гард? — почтительно склонясь, осведомился самый страховидный из громил.

— Наступление на Гверн отменяется, — сказал он с облегчением. — Все вы должны вернуться в свои казармы, перед этим подтвердив свою присягу мне и Нишортуннам. Тех, кто это сделает, никто и пальцем не посмеет тронуть. Они подлежат безусловной амнистии за совершенные злодеяния. Главный виновник наказан. Так гласит Рыцарский Устав. Но никаких больше мятежей. — Кратов замолчал, собираясь с мыслями. — Этого… ашпайга Кьеллома Лгоумаа — облить водой, откачать и — под замок до моего нового распоряжения. И… пускай кто-нибудь перевяжет меня, — прибавил он, оседая.

После чего с облегчением соскользнул в беспамятство.