… Однако рядом уже была не Лолита, а другая женщина. В блестящей черной накидке с опущенным на лицо черным капюшоном, из-под которого выбивался случайный локон удивительных сиреневых волос. «Идменк?!» Вместо ответа она протянула хрупкую, прохладную руку и коснулась его разбитого лица. И сразу отступила всякая боль. И, кажется, вернулось то, о чем он забыл и о чем, наверное, не хотел бы и вспоминать. Голова Африканского Носорога, что с каждым ударом запрокидывалась все сильнее и, наверное, могла бы оторваться вовсе и улететь в первые ряды, не упади он на колени — что позволило рефери прыгнуть между бойцами и прервать эту ужасную, убийственную серию ударов… Толчки бессмысленной, звериной ярости в натянутых жилах — сплошной, ничем не разбавленный адреналин вместо крови… Кляксы света под сомкнутыми веками и ни слабой тени боли после каждого соприкосновения с невесомым, неощутимым кулаком противника… И снова грязно-серое, пляшущее на расстоянии удара лицо Носорога со странно скошенными к переносице глазами… Носорог рушится спиной на канаты и, словно камень из катапульты, летит навстречу — рука просто выброшена перед собой, он натыкается на нее подбородком… глаза по-прежнему сведены в кучку… и здесь все заканчивается, и уж тогда-то вся боль мира лавиной обваливается на его расшибленное тело… «Я так не хочу, — пробормотал он плохо повинующимися губами. — Так нельзя. Это мерзко… я сам себе омерзителен». Женщина в накидке улыбнулась — он по-прежнему не видел ее лица, но по каким-то неясным, мельчайшим признакам… отблеск призрачного света на жемчужных зубах… игра теней на высоких скулах… сразу угадал, что она улыбнулась, — и снова ничего не сказала (за ней смутно угадывались еще две фигуры, если верить очертаниям — тоже женские, но они не принимали в происходящем никакого участия, всего лишь стояли так же молча и недвижимо, словно ждали своего часа). Ее рука все еще лежала на его лбу, и он хотел бы, чтобы это длилось вечно, но по щемящей тоске под сердцем, по слезам на щеках, по тому, как ослабевало это целительное, желанное касание, уже понял, что никакое счастье в этом мире, под этими звездами, не длится вечно… И вот она отступила за границу света и растворилась в сумерках, как и не была. «Нет, не уходи, все что угодно, только не это, господи, я не хочу тебя терять!..» Он попытался подняться, чтобы догнать уходящую, вернуть, хотя бы присоединиться к ней — тело не повиновалось. Две другие женщины наконец приблизились к нему, будто желая утешить, умалить значение утраты своей любовью. И хотя он продолжал бороться с собственным бессилием, не собираясь покоряться, вселенская боль, что еще недавно представлялась невыносимой, уже отступала…