Глава 1
– Саша, ты мне можешь ответить на один вопрос? – Леночка перекатилась на живот, демонстрируя мужу соблазнительную линию спинки и того, что уже спиной не называют. – Только честно, ладно?
– Честно-честно?
– Саш, я серьезно.
Александр нахмурился, радуясь, что жена не видит выражения его лица. Да и она, пожалуй, легла именно так не без повода. Видать, тоже не горит желанием смотреть ему в глаза.
– Солнышко, где ты видела честный разговор между супругами? Но ты давай спрашивай… а я буду очень убедительно врать.
Сейчас он смотрел на идеальные линии этого молодого тела, те линии, которые вызывали острую зависть у подавляющего числа его приятелей и еще у неизвестно какого количества других мужиков, которых он не имел счастья знать. Когда Леночка шла по улице… хотя в последнее время она делала это все реже и реже, мало находилось таких, кто не обернулся бы ей вслед. А те, что не оборачивались, были либо геями, либо старыми импотентами. Или они просто давно и хорошо знали Леночку.
Она мучительно долго подбирала слова, пытаясь сформулировать вопрос, наверняка неприятный, а Саша в это время думал о том, что его, как ни странно, это тело давно уже волнует совсем не так, как раньше. Пожалуй, еще год или два назад он испытывал не просто гордость – глупый щенячий восторг от того, что рядом с ним идет женщина, которую половина мужского населения, не задумываясь, назвала бы эталоном красоты. Длиннющие ноги, делавшие ее вполне достойной спутницей двухметрового мужа, волосы, глядя на которые начинаешь верить, что столь навязчиво рекламируемые шампуни и впрямь способны делать чудеса… губы, глаза… если мать-природа, по душевной черствости своей, дает женщинам, как правило, лишь что-то одно, то тут она явно расщедрилась. Может, праздник какой у нее, природы, был?
И ведь что странно: дурой ее тоже никак нельзя было назвать. В меру общительна, начитанна, да и диплом по теормеху просто так не заполучишь, для «просто так» обычно выбирают дипломы попроще. Просто она была… скучной. Веселые вечеринки, беганье по магазинам в поисках новой шмотки, «занятия» в спортивном клубе, куда дамы бегают не для избавления от лишних кил, а для демонстрации друг другу нарядов и драгоценностей, страстное желание попасть в Париж… можно подумать, есть много красивых женщин, чьи интересы радикально выходят за рамки перечисленного. И все-таки временами ему было с ней невыносимо скучно, даже секс, который еще совсем недавно был для них наиприятнейшим способом убивать время, теперь стал для Саши значить куда меньше.
Сам себе он с готовностью признавался, что не разлюбил жену. Просто их отношения, длящиеся уже шесть лет, с учетом розово-восторженного добрачного периода, постепенно перетекли в другую, привычную и обыденную стадию, лишенную изюминки, романтики… Стоило ли сожалеть об этом? Большинство супругов рано или поздно приходит к этому этапу в отношениях, кто-то смиряется с ним и потом отмечает золотую свадьбу, кто-то бросается во все тяжкие… и очень часто остается у разбитого корыта. Наверное, где-то в глубине души Саша все же относился ко второй категории, и бывали моменты, когда эта пресная семейная жизнь начинала его раздражать до зубовного скрежета. И ужасно хотелось чего-нибудь… необычного.
Хотя о чем это он? Уж чего-чего, а романтики в жизни ему хватало. Даже поделиться с кем-нибудь можно было бы. Только вот с кем, вот в чем вопрос.
– Саш, чем ты занимаешься?
«Оба-на…» – у Александра отвисла челюсть. Вообще-то он ждал одного из традиционных женских вопросов типа «ты меня любишь?». Вопросов, которые женщина может задавать бесконечно, интересуясь при этом даже не содержанием ответа, а интонациями, чувствами – тем, что можно было бы разглядеть за сухой оболочкой заезженных слов.
– Не понял?..
– Ты утром уходишь, приходишь вечером, а я не знаю, что ты делаешь все это время.
– О господи, Ленусик, ты гонишь! – Может быть, нарочитая вульгарность фразы и не вполне подходила для беседы с обнаженной женой в постели, где десять минут назад занимались любовью, но, может, так будет и лучше. – Я ж тебе сто… нет, тысячу раз рассказывал, где я работаю, чем занимаюсь…
– Расскажи еще раз.
Она даже не повернула головы. Это его обеспокоило. Не в привычках Леночки было ограничиваться одной, пусть и весьма привлекательной позой. Ведь, если повернуться, можно продемонстрировать шикарные золотые волосы и макияж, на который она убила, пожалуй, часа полтора. Но она все так же лежала, упершись взглядом в стенку. Почему-то Александру даже показалось, что жена закусила губу и намерена разреветься. Если так – то дело серьезно.
– Пусик, ты мне что, не веришь? Ленусик, неужели ты думаешь, что кроме тебя у меня…
– Саша, ты можешь не сюсюкать, а просто ответить на вопрос? – Голос жены был сейчас лишен даже намека на капризный оттенок. Нет, плакать она явно не собирается.
– О черт, ну сколько можно? Компьютерами я занимаюсь, компьютерами. Сижу за столом, а всякие остолопы звонят и задают идиотские вопросы. Типа «тут написано, нажать <any key>, а вы мне эту <any key> в поставку не включили, я буду жаловаться». А я на эти вопросы отвечаю, вот и вся работа. Нормальная, между прочим, работа, фирма приличная, платят, как ты могла бы заметить, отменно…
– Саша, пригласи меня к себе на работу. – Ее голос был спокоен, хотя могла бы и улыбнуться. Этой шутке, или ей подобным, Леночка всегда смеялась с готовностью, поскольку предоставлялся великолепный шанс показать зубки. Теперь она не смеялась, не было даже того «минимально допустимого» хмыканья, мол, шутку услышала, юмор уловила, можешь продолжать.
– Зачем? – Его голос сразу стал суровым, прямо-таки ледяным. – У нас это не принято.
– Ну, мало ли, что где не принято, – пренебрежительно повела она плечами. – Я хочу посмотреть этот твой стол, познакомиться с твоим шефом, с коллегами…
– С коллегами ты знакома.
– Я имею в виду тех, с кем ты меня знакомить не считаешь нужным.
– Лену… Лена, пойми, у нас это, как я уже говорил, не принято. Сейчас все помешаны на этой самой коммерческой тайне, а Штерн… он же немец, а они там вообще все на правилах сдвинутые. Мы с тобой разговор этот заводим уже не в первый раз, неужели ты думаешь, что за последние две недели что-то изменилось. У нас жесткий пропускной режим, и кого попало… – тут он подумал, что термин «кто попало» не вполне подходит для жены, тем более явно недовольной, – в смысле, посторонних внутрь не пускают.
– Поговори с шефом.
– Лена, прошу, послушай меня внимательно, я повторял это столько раз, что мне уже надоело. – Постепенно Александр начинал заводиться, изо всех сил сдерживаясь и понимая, что ежели слетит с тормозов, то наговорит супруге столько всякого, что потом будет очень долго об этом жалеть. Держать себя в руках становилось все труднее, тем более что эта тема и в самом деле уже набила мозоль на языке. – У нас это не принято, ты способна понять значение этих слов? Вон, Петро привел на работу своего сына. Обрати внимание, малыша трех лет, который толком ни запомнить, ни понять ничего не смог бы. Привел на полчаса, ему надо было дождаться, пока Катька из женской консультации вернется. Знаешь, что ему Штерн сказал? Если б Петро просто взял и прогулял этот день, его бы лишили премии, и на этом все. А так… а так сейчас Петька с Катькой ждут второго, а работа Петькина, вместе с зарплатой, тю-тю…
– Саша…
– Погоди, дай сказать. Если ты будешь настаивать, я это сделаю. А потом мы вместе будем подыскивать мне новое место. И твои тряпки, фитнес-центр и наполеоновские планы на смену машины можно будет засунуть глубоко в… очень глубоко. Если ты этого хочешь – пожалуйста. Полной мерой.
– Саша, я хочу, чтобы ты мне не врал. Только и всего.
– Почему ты решила, что я вру?
«Еще как вру, – несколько отрешенно думал Саша, пока его драгоценная жена подбирала аргументы. – Я тебе так вру, что самому противно. А выхода нет, дорогая моя, поскольку мы все давали подписку о неразглашении, а Штерн, в отличие от иных хозяев, очень здорово умеет проверять нашу стойкость. Я вру, что Петька на ребенке залетел. Я знаю, что он не выдержал допроса и Катьке признался во всем. Она баба крутая, характер у нее отнюдь не покладистый. А Петро… ну не смог он отказать беременной женщине. Откуда Штерн узнал о том разговоре… бес его знает, может быть, все, что в этой комнате сейчас говорится, где-то записывается. Хотя скорее всего Штерн не опустится до такой пошлости, как прослушка. У него возможности есть покруче, как пить дать».
Конечно, было бы куда лучше, если бы Ленку можно было устроить на их фирму – вон, Стасу как повезло, и никаких тебе проблем. Но Штерн сказал, что Ленку, согласно ее данным, которые Саша старательно собирал чуть не неделю, он не возьмет даже в уборщицы, поскольку у этой «длинноногой телки» – Генрих Генрихович решил блеснуть знанием русского – что на уме, то и на языке. Вернее, на языке даже больше – все, что знает, плюс фантазия. Впрочем, тут Штерн, безусловно, прав, Саша и сам не раз замечал, что Леночка совершенно не умеет держать язык за зубами. Он и в том, что она ему не изменяет, был уверен на все сто именно поэтому – не удержалась бы, разболтала.
– Потому что врешь.
– Типично женский аргумент! – фыркнул Александр, пробегая пальцами по спине жены, лаская тонкий, нежный пушок. В другое время она бы выгнулась, как кошка, и мурлыкнула бы, сообщая о том, что его прикосновения по-прежнему ей приятны, но сейчас она осталась неподвижна и равнодушна.
– Такие деньги за такую работу не платят.
– Ты же видишь, платят… – усмехнулся он, но усмешка вышла натянутой. Лена его лица не видит, и то хорошо.
Вот в этом его драгоценная жена была права. Не платят. Ни такие, ни в два раза меньшие… И это при условии, что она знает лишь о половине его настоящей зарплаты. Хотя зарплатой это можно было назвать лишь с большой натяжкой, тут было бы более уместным другое определение. Хотя какое именно – черт его знает. Гонорар? Тариф? Премия? Саша уже не первый год часть получаемых в «Арене» денег откладывал, рассчитывая подарить жене хорошую московскую квартиру в элитном доме, с полной обстановкой, подземным гаражом, тоже, разумеется, не пустым. Пришлось бы что-нибудь соврать насчет наследства – Ленка права, десять штук баксов в месяц за телефонное консультирование околокомпьютерных идиотов никто не платит. Ни за красивые глаза, ни за другие заслуги.
Штерн, конечно, до денег не жадный – его вообще деньги, похоже, не интересуют. Когда Стас в порыве злости двинул кулаком монитор и разбил его на хрен, Генрих Генрихович даже бровью не повел – спокойно выписал чек на новый. Все ждали, что босс вычтет стоимость, или хотя бы часть, из Стасова гонорара, но ни финансовых, ни моральных репрессий не последовало. Народ после этого случая, понятное дело, слегка расслабился, к имуществу фирмы стал относиться без должного пиетета, так что Александру даже пару раз пришлось принимать меры. Впрочем, похоже было, что по поводу сохранности ареновского барахла волновался только он.
– Саша, я боюсь. Мне кажется, ты занимаешься темными делами. Ты мне скажи, я пойму, правда! Вместе подумаем, как выпутаться…
– Да что за глупости, Лен, какими темными делами? Наркотиками? Валютными махинациями? Малолетних девочек в турецкие бордели продаю или киллером по совместительству работаю?
Видимо, произнося заключительную часть тирады, Саша несколько переусердствовал, во всяком случае, голос у него чуть заметно дрогнул. Достаточно заметно, чтобы Лена напряглась и даже как-то съежилась, как будто испугавшись произнесенных мужем слов.
– И вообще, мне пора на работу, – нарочито бодрым тоном заявил он, стараясь за этими обыденными словами скрыть неудачное окончание предыдущей фразы. Хотя и понимал, что сбежать именно сейчас было бы не самой лучшей идеей. По закону Штирлица, запоминается последняя фраза, только этого ему не хватало.
– Да, конечно…
В ее голосе звучало даже не равнодушие, скорее какая-то фаталистическая покорность судьбе. И только когда он, встав с кровати, двинулся в сторону ванной, она тихо прошептала, по-прежнему глядя в стену:
– У тебя шрам на спине.
– Шрам? – Он замер в дверях и, оглянувшись, вопросительно посмотрел на нее.
– Маленький такой шрам, старый-престарый… только знаешь, Саш, я твою спину ведь знаю лучше, чем свою. Раньше его не было, шрама этого…
На работу он ехал в отвратительном настроении. Может быть, именно поэтому не стал брать машину – и в пробках настоишься, и Ленке транспорт может понадобиться, это все, конечно, аргументы веские. Но главное – в переполненном автобусе можно хоть злость на ком-нибудь сорвать. На ком именно – не важно, кандидат всегда найдется.
В этом он не ошибся. Уже на остановке обнаружился индивидуум, страстно желающий втиснуться в автобус любой ценой, например, оттолкнув старую бабусю. Бабуся, конечно, тоже могла бы выбрать для поездки не час пик, а какое-нибудь время поспокойнее, и в другой ситуации Саша, если бы опаздывал, сам это старухе и объяснил бы, правда, воспользовавшись литературным русским языком, а не банальным тычком, посадившим бабушку в сугроб. Но в данный момент инцидент произошел как нельзя более кстати, и Александр, с чувством впечатав локоть в солнечное сплетение нахалу, чувствовал себя истинным рыцарем, когда подсаживал рассыпающуюся в благодарностях бабульку на ступеньку автобуса. У сего поступка нашлись и зрители, поскольку ей, вопреки обыкновению, тут же уступили место – видать, решили, что внучок с бабкой едет. А внучок – два метра без малого да литые мускулы угадываются даже под меховой курткой. Автобус ушел, оставив торопыгу в отчаянных попытках запихать в легкие хотя бы немного воздуха, и на душе у Саши стало чуть легче.
Вообще говоря, сам он не считал себя злым. Да и многие друзья искренне считали Трошина добродушным увальнем. Это в определенной мере соответствовало истине – до тех пор, пока какая-нибудь капля не переполняла меру его терпения. И тогда… тогда он и сам себя пугался, да и сожалел потом и о сказанном, и – бывало – о сделанном. Сделать с собой он ничего не мог – и даже сейчас, прекрасно понимая, что этот придурок заслужил жесткое обращение, поскольку относиться к пожилым людям можно либо с уважением, либо никак, Саша все равно понимал, что потом опять будет сожалеть о своей несдержанности.
На работу он, как обычно, опоздал. Ничего удивительного в этом не было, сегодня особых событий не ожидалось, а в такие дни многие вообще являлись лишь к обеду. Другое дело, если Штерн объявлял день «Ч», тогда все, даже Женька, самый злостный нарушитель дисциплины из всей Команды, являлись задолго до официального начала рабочего дня. Не из-за страха перед шефом, не из желания проявить демонстративное рвение, а просто ради удовольствия посудачить в преддверии официальной постановки задачи, прикинуть тактику действий, повысказывать свои нисколько не обоснованные предположения по поводу результата этих действий, чтобы потом, когда придет время разбора полетов, шумно решать, кто же оказался ближе к истине.
Скромное здание уютно устроилось на каких-то задворках. В Москве хватает кривых улочек, богом забытых, где жмутся друг к другу всякие конторы, никому, кроме своих хозяев, не нужные. Здание старое, обшарпанное, вывеска, гласящая о том, что здесь-де расположена торгово-посредническая фирма «Арена», висела криво, заранее информируя потенциального клиента, что здесь ему ничего хорошего не обломится. Если же клиент был слепым или просто тупым и все же начинал ломиться в скрипучую дверь трехэтажного «особняка», то его любезно встречала секретарша Ниночка, славившаяся среди сотрудников «Арены» своим умением подобрать к каждому посетителю нужный тон. Кому надо – нахамит, да так, что человек уйдет вроде и оплеванный донельзя, и вроде бы и прицепиться не к чему будет. А кому надо – рассыплется бисером, наговорит кучу комплиментов, выразит искреннее соболезнование по поводу того, что вот этому конкретному господину «Арена» ничем помочь не сможет, проводит до двери, хлопая огромными голубыми глазами… и опять-таки человек уйдет несолоно хлебавши, чтобы больше не возвращаться. Ниночка это умеет, за что и деньги получает весьма и весьма солидные.
Впрочем, нормальные клиенты сюда вот так, с улицы, не приходили. И покосившаяся вывеска, и дверь, старая, потемневшая от времени и непогоды, растрескавшаяся и скрипучая, – все это было призвано отпугивать тех, кто шатается по таким вот конторам в поисках чего подешевле – падок наш народ на халяву. И главное, ничему не учится, ни на чужих ошибках, ни на своих. Именно здесь, в этих обшарпанных фирмах-однодневках вам запросто подсунут не просто «тухлое», а то и ворованное железо, грубо откажут в помощи и гарантиях, и потом окажется, что обратись вы в приличную фирму – сэкономите деньги и время. Умные люди это понимают и в «Арену» не идут. А для остальных есть Ниночка.
– Ой, Саша! Привет! – расцвела она в улыбке, завидев в дверях Трошина.
– Привет, Нинок! – улыбнулся он в ответ. Ниночку все любили, наверное, потому, что никому из своих она никогда не хамила, всегда была мила, дружелюбна и улыбчива. – Как дела? Новости есть?
– Да какие там новости, – махнула она рукой, устроилась поудобнее, как кошечка, в мягком кресле и принялась полировать ногти. Большую часть дня она занималась чем-то вроде этого. – Женьку премии лишили, а так все тихо и спокойно.
– Премии? За что?
– У Гоги спроси…
– Нинуля, – посерьезнел Александр, – я тебе сколько раз говорил, что Генрих Генрихович не любит, когда его называют Гогой.
– Это ты говоришь, – пожала плечами секретарша, – а ему, как мне кажется, глубоко по барабану. Ты рули наверх, там ребята премию обмывают, Женькину.
– Ты ж говоришь, его лишили…
– Ну, вот это и обмывают. В смысле, поминают.
– А ты-то что ж?
– А я, Сашенька, таблетки для похудания пью, и пока курс идет, спиртного – ни-ни. Даже грустно немножко.
– Нинуль, ну какие тебе таблетки? Ты и так можешь любой модели сто очков вперед дать. Фигурка – заглядение.
Ниночка на мгновение зарделась, но потом фыркнула:
– Ты-то не особо заглядываешься… и вообще, много вы, мужики, понимаете. Ну иди, иди, ребята ждут уже…
Он прошел мимо порядком запыленных стеллажей с образцами техники, которой якобы торговала «Арена», техники старой и непрестижной, коей если кто и прельстится, то какой-нибудь нищий студент… хотя цены за пыльным стеклом стояли такие, что любой покупатель тут же потеряет дар речи от такой наглости. За дверью располагалась лестница, ведущая на второй этаж, – тоже производящая удручающее впечатление. Саша поднялся по скрипучим ступенькам и ввалился в «кают-компанию», как все предпочитали называть эту просторную комнату, или «briefing-room», как претенциозно величал ее Штерн.
Команда была уже в сборе. Женька, как виновник торжества, разливал коньяк по крошечным рюмкам, остальные резали лимоны или просто ждали, пока все дозы будут отмерены. Наташа крутила в руках бокал с шампанским и между делом строила мужу «страшные глаза», поскольку искренне считала, что пить на работе нельзя. Правда, в то же самое время она была убеждена, что шампанское – не питье, а так, баловство. Лика тоже разглядывала пузырьки в бокале – насколько Саша ее знал, уже не в первом. Стас валялся в кресле, взгромоздив ноги на стол, и делал вид, что жгучих взглядов жены не замечает.
– Салют, ребята!
– О, кэп! Давай к столу, сегодня у нас праздник!
– Праздник или поминки?
– Это как посмотреть, – хохотнул Борис, быстренько завладев рюмкой и аппетитным желтым ломтиком. – Если ты про Женькину премию, то поминки, а если Малой после этого за ум возьмется, то это будет всем праздникам праздник.
– Стас, все хотел тебя спросить, мне вот кажется, что сидеть в кресле, закинув ноги на стол, жутко неудобно.
– Зато имидж! – Стас не улыбнулся. Он вообще никогда не улыбался, хотя это не мешало ему иногда с совершенно серьезным лицом говорить такое, от чего остальная команда сползала под столы. – И потом, буржуи считают, что это круто, а мы у них все подряд перенимаем. Борис, где моя рюмка?
– Вон, стоит и тебя дожидается. Иди бери…
На лице Стаса обозначилась работа мысли, затем он вскинул брови:
– Слышь, дядик Борик, я понял твой прикол. Я сейчас встану, а ты сядешь!
– Да тут кресел…
– Но мое-то теплое!
– Ладно, трепачи, минутку тишины. Евгений, за что тебе бабки обрезали?
Малой, которого вдруг назвали полным именем, почувствовал в тоне капитана официальную нотку и вытянулся в струну. При этом стойка «смирно» с бутылкой дорогущего коньяка смотрелась весьма оригинально.
– Как сказал Штерн, это за то, что меня позавчера убили.
Саша нахмурился и непонимающим взглядом обвел членов команды.
– Не понял? Что, тебя одного, что ли? Вон, Ташу, Борьку и Лонга тоже положили.
Женя посерьезнел, с лица сползло его вечное дурашливое выражение. Он поставил коньяк на стол и опустил голову.
– Гога… прости, кэп, Штерн сказал, что меня опять убили первого. И еще сказал, что если меня и это… не научит… то он из команды… попрет.
– Вообще-то за состав команды здесь отвечаю я, – буркнул Трошин. Поднявшееся было настроение стремительно падало вниз. – А ты, дорогой, не считаешь, что Генрих в чем-то прав?
– Саш, ну какой из меня фехтовальщик? – взвыл мелкий, на две головы ниже Александра, Женька. – Ну ладно бы там рапирой или еще чем. Но эти ваши железки я едва поднять могу. Мне бы что попроще, автомат или лазер…
– Значит, так, – прервал его капитан, – двадцать часов тренажера по классу А4.
– Сколько???
– У тебя что, с утра со слухом плохо? Я же ясно сказал, тридцать часов.
Женька намек понял. Если он еще раз откроет рот не ради коньяка, то часов может стать еще больше, с капитана станется, он в таких вещах шуток не понимает. Малой откозырял, надеясь, что прикладывание руки к пустой голове не будет воспринято как издевка и не вызовет роста наказания, и протянул капитану рюмку.
– Ладно. – Александр усмехнулся. – Да упокоится с миром премия раба божьего Евгения, и ныне, и присно…
– Кэп, только не «во веки веков»! – взмолился штрафник.
– …и до следующей Арены! – закончил фразу командир.
– Аминь! – хором рявкнули все остальные и дружно отправили коньяк туда, где ему самое место.
– Ух, хорош… – отметил Александр. – Ладно, ребята, что у нас на сегодня?
– Кэп, мы же только начали! – возмутился Игнат, подбрасывая и ловя ртом дольку лимона. Говорить и ловить одновременно у него обычно получалось плохо, но реакция все же не подвела, и долька была подхвачена ладонью до того, как шлепнуться на колено.
– Я же не сказал «на сейчас», я сказал «на сегодня», – резонно заметил Трошин. – А это самое «сегодня» знаете во сколько заканчивается? В двадцать четыре ноль-ноль. Да и то только потому, что потом начинается «завтра».
Дверь, ведущая в маленькое тесное помещение вроде кладовки, поддавалась тяжело. Саша и Малой вошли в довольно просторную комнатку, дальний угол которой был заставлен швабрами, ведрами, какими-то коробками и прочим барахлом. Александру в который раз уже пришла в голову мысль поинтересоваться у Штерна, а кто же наводит в конторе порядок и когда это происходит. Какой бы бардак они ни сотворили, наутро всегда было чисто – только вот уборщицы в штате не состояло, а Ниночка с ее полуметровыми ногтями наверняка не знает, с какого конца за швабру берутся.
Тщательно прикрыв за собой дверь, Женька отодвинул в сторону висящий на стене электрощит. Под ним обнаружилась панель с двумя десятками кнопок. Он с тоской в глазах оглянулся на командира, но взгляд Трошина был тверд как скала. Утратив последнюю волю к борьбе, Малой со вздохом нажал на кнопку.
Раздался короткий сухой щелчок, кнопка на пару секунд загорелась красным, затем цвет изменился на зеленый. Евгений потянул на себя дверь кладовой.
Саша прекрасно знал, что никакие его попытки вытянуть из Штерна принципы работы этой двери не приведут к успеху. Скорее всего Генрих Генрихович и сам не знал, какие силы пришли в движение при нажатии этой кнопочки. Да и то сказать, а так ли уж хорошо автолюбитель знает принцип работы двигателя внутреннего сгорания… хотя пример неудачный, автолюбители, по крайней мере некоторые, это знают, хотя бы и в общих чертах. Но суть остается сутью, Штерн – даже не автолюбитель, он просто пользуется и этой транспортной системой, и прочими вещами, как самыми обычными предметами. Так человек, включая телевизор, обычно не задумывается над тем, как тот устроен. Работает себе, и ладно.
Система и сейчас сработала как надо. Теперь за порогом была не пошарпанная лестница, а просторная комната, буквально заваленная железом.
Немало нашлось бы мужчин, готовых отдать годы жизни просто за то, чтобы побродить среди этих экспонатов, которые отнюдь не выглядели музейными. Легкие кольчуги всех размеров, отменные латы – не из ковкого железа, как в старину, а из сплава на основе титана, прочные и не слишком тяжелые. Простые нагрудники, бахтерцы, полные латы, шлемы различных видов… а чуть подальше, на стенах, были развешаны мечи, топоры, глефы, клевцы, хищно изогнутые катаны, тяжелые алебарды, кинжалы и копья. Немало было здесь и луков, арбалетов, связок со стрелами… в общем, истинный рай для любого любителя старины. Да и вообще, какой же мужик откажется хотя бы раз взмахнуть сверкающей сталью, услышать свист рассекаемого воздуха? Только безрукий.
Конечно, любой, кто присмотрелся бы ко всему этому великолепию внимательно, сразу заметил бы интересную особенность. Оружие было лишено украшений, затейливой гравировки, драгоценных камней. Шлемы были функциональны, никаких пышных плюмажей, устрашающих масок «а-ля вепрь» и других излишеств. Это было не просто декоративное оружие – это было оружие боевое.
Женька бросил взгляд в сторону доспехов и застонал.
Александр прекрасно его понимал. Хрупкий парень был не предназначен для таскания лат, да и в команде он ценился не за грубую силу – за совсем иные качества. Но правила арены суровы – команда выходит на нее вся, в полном составе. До последнего человека, никаких замен, никаких запасных. Если кто-то из команды выбывает из игры, то навсегда. На его место тут же найдут кого-то, но это будет не временное замещение… В общем, как бы там ни было, но Женьке все равно выходить на арену вместе со всеми.
– Так, давай посмотрим… – Александр прошел вдоль стоек с доспехами. Сдернул небольшой бахтерец с коваными наплечниками. – Это, пожалуй, подойдет. Не слишком тяжел, вполне надежен. Давай облачайся. И не сачкуй, знаю я тебя, давай по полной – кольчужные штаны, поножи, рукавицы… в общем, сам знаешь.
Пока Женька со стонами и вздохами превращался в железную башню, Саша подобрал ему шлем и остановился перед стеной с оружием.
– Топором ты владеешь хреново, – размышлял он вслух, осматривая выставку колюще-режуще-крошаще-рубящих предметов. – Для топора, булавы, клевца и тем более алебарды нужна бычья сила, это только Борьке по руке будет.
– И тебе, – буркнул из-за спины Евгений.
– Ну и мне, – согласился капитан. – Так, с кинжалом много не навоюешь. Что у нас остается?
– То же, что и всегда.
– Твои зубочистки тебя каждый раз в гроб вгоняют, – поморщился капитан, но все же спорить не стал. Как бы то ни было, но и в самом деле Женька лучше всего управлялся с легким мечом и увесистой дагой. Как почти все в меру переученные левши, он одинаково свободно владел обеими руками.
Он снял со стены клинок. Изящная рукоять, оснащенная ременной петлей, чтобы не вылетела из руки, плавно перетекала в легкую гарду и уже потом продолжалась длинным, 90-сантиметровым тонким лезвием. Меч был красив, но не производил впечатление смертоносного оружия, типа любимого Сашей двуручника. Он был несколько легковат… впрочем, как раз для Женьки. Саша бросил взгляд на висящий рядом с мечом боевой цеп, массивная короткая рукоять которого удерживала три цепи, на конце каждой из которых болтался шипованный железный шар.
– Может, вот этой штукой попробуешь? – спросил он для порядка. – Ребята, которых наш Штерн избрал себе на роль земляков, называли эту штуку моргенштерном. Говоря по-нашенски – «утренней звездой».
– А почему? – заинтересованно спросил Женька, просовывая руку в петлю клинка.
– А бес его знает, – пожал плечами Трошин. – Я тебе что, историк? Ты с ним обращаться-то умеешь? Может, попрактикуешься?
– Не-а. – Евгений взмахнул мечом, лезвие со свистом прорезало воздух. – Так привычнее. Тебе нужна экзотика или эффект?
– Эффект, – вздохнул Александр. – В общем, у тебя два часа. И я тебя прошу, отнесись серьезно. Штерн слов на ветер не бросает, сказал, что выгонит, – значит, может и впрямь выгнать. Так что отрабатывай зарплату…
– Кэп, не в деньгах счастье…
– А в их количестве, – отрезал командир. – Или в коньяке по сотне баксов за пузырь. Работай. И если ты решишь, что я потом не посмотрю запись, ты глубоко заблуждаешься.
Женька лишь в очередной раз тихо застонал и поплелся к двери, ведущей в тренажерный зал. Командир спокойно смотрел ему вслед, затем двинулся к лестнице на смотровую площадку. Посмотреть запись он успеет, а вот сейчас, в живую, это зрелище куда интереснее.
Конечно, на арену выходили не они сами, а психоматрицы. И матрицу эту можно было сделать любой – тот же Женька запросто мог бы нарисовать себе мышцы, как у Шварценеггера, которыми легко ворочал бы любой железкой из местной коллекции. Только вот мышцы сделать нетрудно, а рефлексы – это уж, извините, у кого что есть. Если в реальности мечом можешь только «махать», то и на арене эти навыки с тобой останутся. В том же объеме. Поэтому и придется сегодня Малому пахать до седьмого пота, поскольку шеф прав: боец из него почти никакой, а на Арене каждый член Команды – на вес золота. Девчонки и так снижают боеспособность команды, поскольку из них ничего лучше стрелков не получается.
Первый противник, как и полагалось, ждал Малого в центре круглой площадки. Невысокий, всего лишь на пару сантиметров выше Малого, он был вооружен так же, как и сам Евгений. Это обязательный этап, который можно пропустить только тем, кто не нуждается в обучении. Хотя толстое стекло не пропускало звуков, внешние динамики доносили даже дыхание Малого – Саша прекрасно слышал, как Женька фыркнул и сквозь зубы бросил команду на переход сразу к третьему этапу. Это было, пожалуй, зря, на втором можно было бы разогреться, но ему виднее – два часа все равно придется отмахать по полной, так пусть сам выбирает программу. Киборг, не выразив огорчения, повернулся и ушел в неприметную дверь в углу арены. Спустя мгновение оттуда вылезли трое других. Это были уже не тренеры – это были бойцы. Один, вооруженный мечом и небольшим щитом, стал заходить на Женьку в лоб, двое других – один с не слишком длинной, в рост человека пикой, и второй, с тяжелым топором, плавно сместились в стороны, обходя человека с боков.
Капитану всегда было интересно, о чем думают киборги – в частности, какие мысли возникают в их искусственных головах о том, что в самом ближайшем будущем из них сделают фарш. Штерн на вопрос капитана лишь пожимал плечами – такие мелочи его не интересовали. Когда они только начинали тренироваться, вот так взять и ткнуть мечом в человеческое тело было тяжело – и только потом, когда они получили возможность рассмотреть обрывки проводов, трубок, подающих масло к гидравлическим приводам конечностей, и начинку черепной коробки… потом стало легче. Саша не раз интересовался, сколько может стоить такой андроид, применительно к существующим в мире ценам на электронику – но Штерн в ответ только тихо смеялся, и постепенно капитан начал понимать, почему шефу глубоко наплевать на разбитые мониторы.
А Женька к тому времени уже вовсю рубился с киборгами, рассыпая во все стороны искры и наполняя зал грохотом сталкивающегося металла. Человек, все знакомство которого с холодным оружием ограничивается просмотром фильмов, счел бы, что невысокий субтильный парень владеет оружием, как бог. Казалось, не только трое – будь их хотя бы и с десяток, противники не смогут приблизиться к парню ближе, чем на длину клинка. Один из киберов уже получил пару легких повреждений и теперь держал топор одной рукой – не похоже было, чтобы его это сколько-нибудь утруждало. Спустя минуту или две второй – тот, что с копьем, нырнул в стальной вихрь меча и даги, но тут же вылетел обратно с рассеченной чуть не до подбородка головой. Программа сочла повреждение летальным, и робот, свернувшись калачиком, затих. Александр отметил про себя, что даже упасть эта железка постаралась под ноги тренируемому – стало быть, чтобы создать побольше проблем.
В отличие от любителей эффектных киношных поединков, Александр прекрасно видел дефекты как в обороне Евгения, так и в нападении. Эта троица, всего лишь третьего уровня сложности, не должна была остановить его более чем на пару минут. Тем не менее бой шел уже немало, а выведен из строя всего один противник. Женька, как всегда, увлекается атакой, временами открываясь – ладно бы, если бы это были тактические уловки, нацеленные на обман противника. Так нет же, это была просто халатность, которая и с завидной регулярностью аукалась Женьке на каждой, почитай, Арене. И если программа третьего уровня настроена на игнорирование части таких ляпов, то реальный противник обязательно воспользуется моментом.
Пока Евгений разделывал двух оставшихся противников, Саша ударился в воспоминания. Звуки, идущие из тренажерного зала, он отключил, и ничто не мешало мысленно вернуться на шесть лет назад…
Он уже полгода работал в частном охранном агентстве «Зерцало», где исполнял приятные обязанности инструктора по рукопашному бою. Начальство его уважало, хотя это уважение нисколько не мешало шефу платить Трошину одну из самых низких ставок в конторе. Сам Александр относился к этому нормально – в конце концов для него самым серьезным риском было получить по морде от какого-нибудь способного ученика, а парни, что занимались оперативной работой, бывало, лезли и под пули, и на нож. Значит, и зарплата у них должна быть соответствующей. И к тому же хотя агентство работало на этом рынке не так уж и давно, сам Саша все еще считался своего рода новичком. Как раз это его порядком коробило – иногда парни, которых он мог в три секунды скрутить в бараний рог, смотрели на него настолько свысока, что хотелось тут же дать им по голове и вбить в асфальт по пояс. И такую возможность он в принципе имел – во время тренировок… поэтому постепенно этих «взглядов свысока» становилось меньше.
И все же жизнь казалась не такой уж и плохой. Деньги, какие-никакие, водились, на то, чтобы регулярно водить Леночку в какое-нибудь недорогое кафе и снабжать цветами и конфетами, вполне хватало. К собственным удобствам он всегда относился со снисходительным презрением – что есть, то и ладно. Квартира, оставшаяся от родителей, что погибли в автокатастрофе еще во время его срочной службы, была вполне приличной для одного… да и для двоих в общем-то. Леночка тоже вела себя примерно, и дело неуклонно шло к свадьбе. Разговоров о финансах потенциальная жена не заводила, поэтому и с этой точки зрения ущербным он себя не чувствовал.
Это был обычный день – такой же, как и десяток до него. Разве что свидания, что в последнее время участились, в эту пятницу не планировалось – у Леночки были какие-то сверхважные дела в институте, и он был предоставлен самому себе. Предполагалось взять пару пива, завалиться домой, врубить компьютер – этой цацкой, к коей питал истинную привязанность, он обзавелся раньше, чем приличным диваном, – и погрузиться до глубокой ночи в какую-нибудь игрушку. В общем, вечер обещал стать приятным. До красноты растираясь жестким полотенцем, Саша с удовольствием думал о том, что сейчас сдаст под охрану спортзал, попрощается с шефом, вечно работавшим допоздна, и двинется до дому, до хаты…
Когда он вышел из здания, где в последнее время дислоцировалось «Зерцало», то сразу заметил невысокого, слегка обрюзгшего человека в дорогом пальто, что разглядывал вывеску агентства. Люди в таких пальто, с одной стороны, иногда становились весьма уважаемыми клиентами, а с другой – такие клиенты пешком не ходят. А у тротуара стоял только джип шефа, да его, Саши, помятая «шестерка».
Как только «мужик в пальто» увидел Александра, он сразу переключил свое внимание с вывески на молодого парня, изучая его откровенно внимательно.
– Простите, вы к нам? – осторожно спросил Саша. Агентство не страдало от избытка клиентуры, поскольку подобных контор за последнее время расплодилось столько, что плюнь – в охранника попадешь. И терять заказчика, пусть и странного – в такую гадкую погоду бродить пешком – ни в коем случае не следовало.
– К вам, – кивнул мужчина.
Почему-то Александру показалось, что человек этот – иностранец. Было в нем что-то такое… не русское. Вряд ли бы это удалось объяснить словами, но ощущение было сильным и, он был в этом уверен, точным.
– Вообще-то уже поздно, – неуверенно протянул он, больше для проформы, чтобы дать клиенту понять и прочувствовать, что для него делается исключение, – но, мне кажется, наш директор еще здесь. Проходите, а я сейчас узнаю, сможет ли он вас принять.
– В этом нет необходимости, Александр Игоревич, – вежливо прервал его мужчина. – Дело в том, что я, собственно, пришел именно к вам.
– Простите… – оторопел Саша, лихорадочно пытаясь вспомнить, видел ли он когда-нибудь это лицо. Получалось, что не видел, на свою память он как-то не жаловался. – Простите, мы знакомы?
– Увы, нет, – покачал головой мужчина, – но эту досадную оплошность, как мне кажется, самое время исправить. Разрешите представиться, Штерн, Генрих Генрихович, директор и владелец торгово-посреднической фирмы «Арена».
– Очень приятно. – Саша недоуменно пожал протянутую руку, неожиданно сухую и теплую, несмотря на отвратительную, промозглую, сырую погоду.
Значит, он не ошибся. Этот человек действительно иностранец. По-русски говорит очень чисто, но как-то излишне правильно выговаривает слова, как будто старается не ошибиться. Немец, что ли? Фамилия немецкая, да кто их сейчас разберет.
– У меня к вам деловое предложение. – Штерн явно не ждал, что Саша в ответ представится, да и сразу дал понять, что и имя его, и отчество были ему прекрасно известны. А следовательно, имелись некоторые основания предполагать, что известно и все остальное. – Но деловые предложения у вас, как я знаю, принято обсуждать в соответствующей обстановке, не так ли?
– Ну уж не на улице… – хмыкнул Саша, стараясь представить себе, что его ждет.
Воображение почему-то рисовало картины одна хуже другой. Вот люди в черном похищают Леночку, чтобы вынудить его, Александра Трошина, предать своих товарищей по оружию и выдать врагу… а что он может выдать? Максимум – платежную ведомость и списочный состав бригад. Кому это, на хрен, нужно? Или нет, они приставят нож ему… или Леночке… к горлу и потребуют, чтобы он сообщал им о каждом шаге своих коллег. Нелогично, он не в курсе деталей работы оперативников.
Видимо, все эти предположения отразились на его лице, поскольку герр Штерн сухо, дребезжаще рассмеялся.
– Да успокойтесь, Александр, разговор и впрямь будет сугубо деловой.
Немец не обманул. Беседа, начавшаяся и закончившаяся в уютном кафе, где подавали на удивление хороший коньяк и столь же хороший кофе, протекала исключительно в деловой манере. И сам немец производил, по крайней мере на первый взгляд, самое хорошее впечатление. Одет он был дорого, но неброско, что свидетельствовало о хорошем вкусе и об отсутствии стремления «играть на публику», поскольку качество вещей отметит и оценит только разбирающийся. Говорит спокойно, серьезно, не пытается давить на собеседника, в голосе не слышится ни потаенной угрозы, ни какой-то особо слащавой вкрадчивости.
О своих намерениях он заговорил не сразу. Сначала было отдано должное коньяку, затем кофе… Саша не торопил этого странного человека, а тот и не спешил. Когда к их столику подошел официант и с явно ощутимым сожалением сообщил, что кафе закрывается, Штерн поднялся из-за стола, извинившись, исчез на несколько минут, после чего вернулся с явно удовлетворенным видом – а официант больше к ним не подходил. Кроме как, конечно, за очередным заказом. Коньяк шел хорошо, но Саша старался не налегать особо – видно было, что самый важный разговор еще впереди, и он намеревался подойти к нему с ясной головой. И только тогда, когда все посетители покинули кафе, и они с немцем остались там одни, тот наконец заговорил о деле.
Герр Штерн намеревался предложить Александру работу. Работу крайне высокооплачиваемую – он сразу назвал сумму, которая заставила Александра изобразить на лице кривую ухмылку. Сам-то он исторг ее по той причине, что такие деньги просто так, парню с улицы, не платят. Но немец, видимо, истолковал гримасу по-своему, потому что тут же увеличил сумму на треть и прозрачно намекнул, что это – лишь твердая ставка. Однако на вопрос о сущности предстоящей работы отвечать не спешил.
– Видите ли, Александр Игоревич, мне важно получить ваше принципиальное согласие. Со своей стороны, я могу вас заверить, что моя фирма не делает ничего противозаконного… будем откровенны, с точки зрения вашего законодательства.
Эта оговорка Саше по-крупному не понравилась, но послать нового знакомого на три всему миру известные буквы он не спешил, поскольку названная немцем сумма не просто впечатляла – она зачаровывала. А тот тем временем развивал тему.
– Но несмотря на то что деятельность наша не является противозаконной, мне бы не хотелось афишировать все детали человеку, который не состоит у меня в штате. Разумеется, если вы сочтете, что деятельность фирмы противоречит вашим моральным принципам, вы всегда сможете уйти…
– И однажды меня найдут в Москве-реке с ногами в тазике с цементом, – усмехнулся Александр.
– О, Александр Игоревич, вы, видимо, смотрели слишком много плохих фильмов. Поверьте, серьезные дела так не делаются. Просто я хочу, чтобы окончательное решение вы принимали на основании всех фактов. Но согласитесь, допускать человека к служебным тайнам можно только тогда, когда этот человек – уже сотрудник, не так ли? Собственно, для этого мне и необходимо ваше предварительное согласие. И я вас не тороплю, подумайте…
В свое время Саше пришлось не раз сталкиваться с этим «я вас не тороплю». В устах многих работодателей это было лишь «проверкой на вшивость». Бывало, он приходил с готовностью согласиться на предложение и наталкивался на равнодушное «простите, но это место уже занято». К тому же впереди маячила женитьба, а Леночка – существо во многом неземное, и рай в шалаше способна выносить лишь на период романтической влюбленности. Это он понимал прекрасно.
– Если вы гарантируете, что ваша деятельность законна…
– Ваш язык, – прервал его немец, – обладает интересными особенностями. К примеру, эти слова – «законная» и «незаконная». Видите ли, Александр Игоревич, оба этих термина не исчерпывают все поле вариантов. Есть еще и третий как минимум, когда деятельность не предусмотрена законом вообще. В этом случае, согласитесь, ее нельзя назвать незаконной, но и под понятие законной в узком смысле этого слова она не подпадает. Я утверждаю, что ни один аспект нашей деятельности не подпадает под понятие «незаконная».
– Вы блестяще владеете русским языком, герр Штерн.
– Благодарю.
– Где вы так здорово его изучили?
– Вы, если я правильно выражаюсь, заговариваете мне зубы? Я готов ответить на все ваши вопросы, но только после того, как зачислю вас в штат. Не ранее.
Этот разговор был первым – потом он повторялся еще не раз. Только каждый раз на месте Штерна сидел сам Александр, а напротив него, терзаясь сомнениями, разрываясь между подозрительностью и чудовищно приличной зарплатой, сидел очередной кандидат. У Штерна было немало тайн, и одной из них был способ подбирать кандидатуры. Следовало отдать ему должное – он не ошибся ни разу… если не считать ошибкой Ваньку, но тот был все же неплохим членом команды, а женился уже после того как… и предвидеть эту женитьбу, думается, Штерн никак не мог. Александру вдруг пришла в голову забавная мысль, что сейчас, спустя шесть лет, он знает о деятельности Арены лишь немногим более того, что сообщил ему Штерн тогда, после получения предварительного согласия. И все, что он сам, в свою очередь, рассказывал своим будущим друзьям-коллегам, было лишь частью, весьма малой, из огромного объема информации, которой располагал шеф. Но и этой части вполне хватало, чтобы полностью перевернуть мировоззрение человека.
Он мысленно отмотал вперед один день. Вернее, не день – несколько меньше. Они расстались уже глубокой ночью, а встретились вновь уже следующим же вечером. Только теперь обстановка вокруг была несколько иной – более деловой.
– Скажите, Александр Игоревич…
– Можно просто Александр. Или Саша.
– Как угодно…
Они со Штерном сидели в его офисе… если отменно отделанный кабинет, размещенный в рассохшемся и покосившемся особняке, можно так назвать. На столе стоял дорогой коньяк, и на протяжении всего вечера будущий шеф выжрал его столько, что давно должен был бы сползти под стол. Однако в его голосе и движениях не наблюдалось даже намека на опьянение.
Вообще говоря, само здание произвело на Александра самое отталкивающее впечатление. И пыльный зал с порядком обшарпанными обоями, и скрипучая лестница. Сам же кабинет производил впечатление прямо противоположное, и хотя он не блистал излишней роскошью, зачастую неуместной, ощущалось, что хозяин кабинета – человек деловой и серьезный. Из чего складывалось это ощущение, Саша сказать не мог бы – ему не так часто приходилось бывать в «офисах»… ну разве что у шефа «Зерцала». Но там комнатенка, не слишком просторная и не всегда хорошо прибранная, была увешана грамотами, какими-то потемневшими от времени и пыли кубками, полученными сотрудниками агентства во всякого рода соревнованиях и турнирах, толстыми папками с документами… иногда это были просто газетные подшивки, зато казалось, что агентство завалено работой. Надо признать, на некоторых, не особо умудренных опытом посетителей, этот антураж производил должное впечатление. И босс, с усталыми, как положено, глазами, медленно поднимавший голову от оперативных сводок, протягивавший натруженную рукоятью пистолета руку очередному клиенту… Здесь же было все по-иному. Мягкие кресла, хороший коньяк. Штерн сидел в таком же кресле напротив Александра, не отделяя себя от гостя массивным столом. Стол, кстати, присутствовал – именно такой, огромный, красного дерева, дорогой и, очевидно, старый. Мимоходом Саша заметил в углу компьютер, отметив про себя, что явно дорогая игрушка стоит здесь не для украшения, клавиатура носила следы активной работы, следовательно, машинка при деле. Это тоже был плюс.
– Скажите, Саша, вы верите в существование инопланетян?
Вопрос был неожиданным, но при этом почему-то показался Александру вполне серьезным, а не просто попыткой разрядить обстановку.
– Ну… – медленно протянул Александр, ожидая увидеть на лице Штерна насмешку и не находя ее, – ну, вселенная большая. Смешно было бы думать, что мы в ней единственные разумные существа. Поэтому, пожалуй, верю. А это важно?
– Не важно, – качнул головой Штерн. – Поскольку даже если вы не верите, поверить придется. Куда ж вы денетесь, с корабля.
– С подводной лодки… – механически поправил его Саша.
– Да, действительно, куда ж вы денетесь с подводной лодки. Я это к тому, Александр Игоревич, что ваша будущая работа будет весьма тесно связана именно с представителями других разумных сообществ.
Потом ему не раз приходилось наблюдать выражение глаз людей, которым он сам сообщал эту новость. И поэтому ему было довольно легко представить, как он сам смотрел на Штерна после прозвучавшей фразы. Сначала удивление, затем ирония, плавно перетекающая в глубокое сочувствие неизлечимо психически больному собеседнику.
– Вы ведете программу по поиску внеземных цивилизаций? – осторожно спросил Александр.
Вообще говоря, ко всякого рода уфологам и прочим искателям жизни на Марсе и окрестностях он относился довольно равнодушно. Чем бы дитя ни тешилось… Насчет летающих тарелочек у него было свое мнение, которое не могли поколебать ни размытые снимки, ни свидетельства «очевидцев». С его точки зрения, цивилизация, достаточно развитая для преодоления межзвездных расстояний и не желающая вступать в контакт, просто не допустит, чтобы ее присутствие заметили. И уж конечно, не будет гонять по земному ночному небу на сияющих шарах – качественный двигатель не должен давать «грязных выхлопов», в том числе и всяких там световых корон и лучей.
– Да какая там программа, – махнул рукой Штерн. – Что их искать, они вас сами найдут.
Почему-то от этого «вас» по спине Александра пробежал холодок. Как-то странно это было сказано… не с большой буквы. И относилось не лично к нему, Александру Игоревичу, а к людям вообще. Но тогда следовало бы сказать «нас», не так ли?
Он хотел уточнить, или рассмеяться, или еще как-то прореагировать, но Штерн сделал короткий жест, странный, незнакомый… и при этом однозначно воспринимаемый как просьбу помолчать. А Генрих Генрихович заговорил, и Саше оставалось только слушать и мысленно составлять список вопросов, которые предстоит задать. И список этот рос с невероятной быстротой.
Трошин бросил взгляд сквозь стекло. Пока он гулял по коридорам собственной памяти, Женька расправился с первой тройкой и теперь отбивался от группы киберов класса четыре. Их было всего двое, но парню приходилось туго – парочка владела оружием ничуть не хуже его. Теперь Малой уже нечасто атаковал, практически все его силы уходили на оборону – бессмысленное в общем-то занятие, киберы не устают, и вымотать их, как живого противника, ему не удастся. И это было плохо – класс А4 не являлся достаточно сложным ни для самого Александра, ни для Борьки, ни для Стаса. А Евгений явно сдавал. Руки летали уже не с той скоростью, что вначале, бахтерец явно принял на себя пару-тройку ударов, а дага валялась на полу, и не похоже было, что Женьке дадут ее поднять. Благородства в этих поединках – шиш с маслом. Ладно, пусть дерется дальше, там видно будет.
Рассказ Штерна здорово напоминал чистой воды фантастику, и поначалу Саша воспринимал все услышанное довольно скептически.
Вселенная действительно велика, но если вести речь непосредственно о нашей галактике, то ее размер оказался довольно ограниченным. Ограниченным настолько, что экономические интересы различных рас (а кое-какие из них вышли на межзвездные просторы задолго до того, как первая обезьяна взяла в руки палку и тем самым положила начало долгому и трудному взрослению человечества) постепенно начали пересекаться намного чаще, чем вышеуказанным расам того хотелось бы. А пересечение интересов, особенно экономических, чаще всего требует радикального разрешения… и огромные, десятикилометровые дредноуты иггов, стремительные иглообразные истребители к’хаа, похожие на чудовищных размеров медузы, да живыми, по сути, и являющиеся, боевые станции антиан, да и многие другие средства оказания давления в разрешении политических споров, не раз и не два начинали полосовать друг друга из всех видов бортового вооружения, коего придумана была масса такого, что и не снилось земным фантастам. После того как пара-тройка спорных планет в ходе устранения разногласий были превращены в безжизненные шары, покрытые радиоактивным шлаком, было решено искать другие, более мирные пути передела мира. В противном случае могло оказаться так, что делить будет нечего. Эта проблема послужила одним из источников создания Ассамблеи, куда вошли, пусть и не сразу, все до единой расы, сумевшие выйти в космос. Все они были озабочены только одним – уцелеть.
Название расы, которая нашла приемлемый для всех выход из положения, ничего, разумеется, Александру не говорило. Да и было это несущественно – тем более что потом, сотни лет спустя, немало находилось желающих присвоить себе честь выдвижения первоначальной идеи о создании Арены. Не так важно, кто родил эту бессмертную мысль; важно другое: то, что почти три тысячи лет со дня принятия всеми цивилизациями галактики правил Арены ни разу не возникло сколь-нибудь существенной войны из-за спорных миров. По другим причинам, разумеется, войны очень даже возникали.
– Позвольте, – прервал Александр рассказ Штерна, – у нас тут многие считают, что цивилизация, вышедшая на межзвездный простор, слишком развитая, чтобы вести войны. Или это не так?
– Смешно, молодой человек, – улыбнулся Штерн. – Смешно. Ну чем, по сути, отличается полет к другой звезде от поездки в соседнюю деревню? Только расстоянием и качеством транспорта. А все остальное… У любого общества есть свои интересы. Пересечение этих интересов создает конфликт. Решение конфликта может быть мирным, если обе стороны согласны на уступки, обычно так и бывает. Но достаточно и примеров, когда одна из сторон считает себя обиженной… и намерена восстановить справедливость, как она ее понимает. А другая сторона с такой трактовкой справедливости в корне не согласна. Ну и сами понимаете… Кроме того, все ваши теории строятся на вашем же представлении о всей совокупности мотивов, что движут обществом. А есть немало народов, менталитет которых в принципе отвергает понятие уступок в любом сколько-нибудь спорном вопросе. То есть, с их точки зрения, раз высказав мнение, менять его – низость, и политик, пошедший на такое кощунство, запятнан навеки. Единственным выходом для него будет ритуальное самоубийство… и желательно было бы при этом захватить с собой тех, кто довел его до жизни такой. Я привел вам пример, который вы можете более или менее осмыслить… а бывает, и того хуже. Впрочем, это тема отдельной и, поверьте, бесконечной беседы, будет у вас желание, об этом можно поговорить еще не раз, а сейчас, с вашего позволения, я продолжу.
Итак, рождение Арены было связано исключительно с разрешением вопросов экономических притязаний той или иной цивилизации. За время своего существования правила и законы Арены обросли невероятным количеством условий, толкований, порядков и обычаев – и все же суть ее осталась неизменной. И суть эта гласила – любой спорный вопрос решается на Арене, в поединке специально обученных отрядов бойцов. И результат поединка является окончательным и может быть пересмотрен только по окончании срока, который устанавливается перед каждым состязанием. Жюри, набранное из представителей наиболее влиятельных рас, в каждом конкретном случае устанавливает свой срок действия «Решения Арены» – в пересчете на земные мерки срок этот может составлять от нескольких месяцев до нескольких сотен лет.
И все разумные, что еще недавно выжимали из своей экономики все соки в попытке перещеголять соседа количеством и мощью звездного боевого флота, теперь переключились на поиск, обучение и тренировку Команд. Поскольку даже в самом страшном сне крошечный, не более полуметра ростом, представитель флейдов не пожелает сойтись лицом к лицу с бронированным иггом, а тот, в свою очередь, совершенно беспомощен перед свитым из силовых полей бессом, правила Арены предусматривали достаточно жесткие требования к составу Команд. Те разумные, кто не вписывался в эти границы, вынуждены были искать бойцов на стороне, тратя на это немыслимые средства… но все же куда меньшие, чем оснащение даже одного звездного рейдера.
Так или иначе, но земляне вполне вписывались в критерии отбора.
– Ваша планета была обнаружена сравнительно недавно, – сообщил Александру Штерн, сделав явное ударение на слове «ваша». – Примерно лет двести назад. Как вы понимаете, тогда это был весьма отсталый мир, и идея схваток на Арене вряд ли могла у кого-то прочно угнездиться в голове. А в Команде нужны не рядовые тупые исполнители – а люди грамотные и творческие.
– Творческие? Топором махать, какое тут творчество?
– Вы считаете Арену каким-то подобием гладиаторского боя? Это не так… – Штерн плеснул в рюмку очередную порцию коньяка, опрокинул ее в рот, облизнулся. – Да, такое представление об Арене не вполне верно. Видите ли, Александр, раса, придумавшая Арену, была во многом похожа на вашу, и в своем развитии они прошли немало похожих этапов. Собственно, это было закономерно – сходное телосложение в какой-то мере определяет и сходное направление развития. Поэтому Арена имеет три уровня, и выбор конкретного уровня при решении спорного вопроса определяется жюри. Первый уровень – так называемая группа «А». Здесь бой ведется с применением холодного оружия. Разрешается применение практически любого оружия, известного вам из вашей истории, за исключением отравленного. Можно использовать стрелковое, типа луков и арбалетов, и метательное оружие. Разрешена природная защита – чешуя, костяной или хитиновый панцирь, а также заменители, наподобие ваших доспехов…
– Неужели хитиновый панцирь может быть лучше стали?
– Во-первых, он и лучше. Во-вторых, бывает, что панцирь этот природный… не снимать же его, не так ли? Запрещено к применению оружие, подпадающее в категорию группы «А», но дающее владельцу явное превосходство.
– Например?
– Например, пружинные метатели си’уддов. Разработанное ими в глубокой древности, это оружие и сейчас применяется весьма успешно. Оно метает стальные диски, с острой режущей кромкой, обойма включает в себя до трехсот таких снарядов, начальная скорость полета диска девятьсот метров в секунду, скорострельность – до двухсот выстрелов в минуту. К слову, прошивает навылет сантиметровую стальную пластину. Против такой штучки никакие латы не помогут, поэтому метатели отнесены к группе «B». В эту группу входят все виды огнестрельного оружия, при условии, что боеприпасы не взрываются при попадании в цель. Можно использовать абсолютно любые механические системы защиты, при условии, что у существа, оснащенного такой защитой, сохраняется определенная подвижность.
– То есть допустимо выставить танк против стрелка с пистолетом?
– Вполне допустимо… но перед Ареной команды имеют возможность ознакомиться с тем, что будет против них выставлено, и принять меры. Ну и третья группа, группа «С», допускает применение любого носимого оружия и любой системы защиты, в том числе активной, полевой, плазменной и т. п.
Говорил Штерн еще очень долго. Из всего услышанного вырисовывалась довольно целостная картина, в меру справедливая, в меру зависящая от конкретных исполнителей, членов Команды. Жюри следило за тем, чтобы силы встречающихся на Арене были примерно равны – иначе пропадал сам смысл состязания. Независимо от группы, в схватке могло участвовать ограниченное число бойцов с каждой стороны, и число это определялось по количеству конечностей, способных держать оружие. Двадцать одна условная единица – не больше, хотя возможно и меньше, если Команду это устраивает. Как понял Александр, ушедшие в историю создатели Арены имели три руки… или что там у них было вместо рук, а число «семь», как и у землян, имело у них определенный мистический смысл и даже являлось основой сложной, чрезвычайно запутанной, но, по-своему, довольно действенной системой счисления.
– А почему Россия? – спросил он Штерна, когда тот закончил рассказ.
– Просто так… – усмехнулся шеф. – Скажем, так получилось. Вы же не думаете, Александр Игоревич, что вы чем-то принципиально лучше американцев, немцев, французов или японцев? Просто в других странах работают другие… резиденты, и там набираются другие Команды, для других миров. Моя раса не намерена переходить кому-либо дорогу, даже в такой малости. Пусть сферы интересов будут разделены, это разумно.
– А как соблюдаются интересы самих землян?
Александр поймал себя на мысли, что он как-то очень легко принял и поверил в изложенную ему историю. То есть у него не возникло особых сомнений ни в ее правдивости, ни в общем-то в правомочности вербовки «гладиаторов» ради боев на какой-то там галактической Арене во имя интересов никому на Земле не известных государств. В конце концов, во все времена существовали наемники, которым по большому счету все равно за кого драться – лишь бы платили вовремя и сполна. И нет в этом ничего дурного, если есть и товар, и купец – сделка вполне может состояться.
Чувствовалось, что вопрос Штерну неприятен, однако он к нему оказался явно готов. Во всяком случае, хотя по лицу и пробежала легкая тень недовольства, но ответил сразу, не раздумывая и не пытаясь облачить довольно-таки неприятную суть в красивую обертку.
– До тех пор, пока Земля не является полноправным членом Арены – почти никак. Но мы предпринимаем меры, чтобы это произошло поскорее. Во многом прогресс, особо отмеченный в последнее столетие, своим существованием обязан нам. Не мне конкретно, но нам – резидентам. Вы же не можете не признать, что с конца девятнадцатого века и по настоящее время ваша наука переживает непрерывный взлет.
– Включая Хиросиму?
– Не стоит передергивать, Александр, – поморщился Штерн. – Нас мало, и мы не можем нести ответственность за все, что вы творите. Но чем-то помочь, где-то подсказать… это вполне в наших силах. И эта работа приносит плоды. В конце концов, один тот факт, что вы до сих пор не перебили друг друга, является почти исключительно нашей заслугой.
Капитан протянул руку и включил микрофон. Женька, отдуваясь, стоял над поверженным телом последнего противника. Щека глубоко рассечена, по подбородку струится кровь, шлем валяется на полу, и, похоже, ему досталось куда больше. И все же Малой показал сегодня хороший результат – двое противников по классу А4, это для него почти потолок. Саша взглянул на часы – до конца отведенного на тренировку времени было еще с час.
– Неплохо, приятель, неплохо… – сообщил он парню, который все еще пытался отдышаться. – А теперь…
– Может, хватит? – без особой надежды спросил Женька. У него тоже были часы, правда, не на руке, а на стене, там, где их было хорошо видно.
– Два часа, – безжалостно заметил капитан, – еще не истекли. Но я дам тебе… пять…
– Десять!
– Хорошо, десять минут. Отдыхай.
– А потом что, апятьку?
Саша мгновение раздумывал, затем с ноткой ехидцы сообщил:
– Нет, А5 – это слишком просто.
Женька, опустившись на тело иссеченного кибера, вздохнул. В его голосе особого энтузиазма не звучало.
– Меня эта парочка чуть не достала… ты меня, кэп, угробить хочешь?
– Никто тебя не угробит… но ты пойми, мил-друг, на Арене никто против тебя класс А4 не выставит.
Женька помолчал, разглядывая порядком иззубренное лезвие меча. Как неясно было, кто убирает здание, где располагался офис компании, так неясно было и то, кто точит измочаленное на тренировках оружие и ремонтирует покалеченную броню.
– Ну ладно, – обреченно согласился он. – Ты прав, командир. Не выставят. И что теперь? Тебе правила Арены известны лучше, чем мне, я имею право знать, кто будет меня резать. Колись.
Трошин прикинул несколько вариантов противников высокого класса, отметая тех из них, где для атаки требовалось двое или больше бойцов. Похоже, вариантов оставалось не так уж и много, и, по-видимому, Женька, который тоже пытался просчитать участника следующего поединка, пришел к тому же выводу. Поэтому, когда капитан назвал ему свое решение, он, вопреки обыкновению, даже не взвыл от возмущения и не принялся ругаться – просто поник и молча кивнул. Ничего хорошего ему предстоящая схватка не обещала.
– Дай я хоть шлёму новую возьму.
– Бери… и меч смени, твоим сейчас разве что тыквы рубить можно.
Конечно, реальная опасность парню не угрожала. Роботы не убьют его и даже серьезно не покалечат. Просто в один далеко не прекрасный для него момент противник застынет как вкопанный, а свет в зале сменится на красный, однозначно сообщая о том, что человек проиграл бой. Конечно, мелкие травмы, порезы, неглубокие раны и даже переломы вполне возможны, но медблок залатает их за пару часов, а если не торопиться и полежать в биованне подольше, то не останется даже шрамов. Ну как тут объяснить Леночке, что на прошлой неделе ему позарез необходимо было явиться домой вовремя, потому как ее сиятельство запланировало ужин при свечах, и не прибыть минута в минуту означало смертельно обидеть лучшую половину. Вот он и выскочил из саркофага раньше времени… а эта глазастая зараза умудрилась заметить шрам. Теперь придется как-то объяснять его наличие, а в память медблока заложить сию отметину, чтоб он ее ненароком не удалил при следующей правке.
– Славься, Цезарь, идущий на смерть приветствует тебя!
Женька уже, похоже, вполне смирился с неизбежным и снова вернул себе хорошее настроение, ибо если от твоей нервотрепки ничего не зависит, стоит ли вообще переживать.
Дверь, из которой выходили противники, внезапно стала шире – еще бы, в прежний проем монстр не протиснулся бы никакими силами. Чудовище, которое появилось на сцене, относилось к классу А8 и было, пожалуй, самым опасным противником в одиночной схватке. В счет, само собой, не шли те противники, которых один на один побить невозможно в принципе.
Более всего новый киборг напоминал осьминога, внезапно собравшегося вылезти на сушу. В отличие от бойцов классов с А1 по А4 этот олицетворял собой вполне реального противника, которого вполне можно было встретить на Арене. Это был твиогам, жуткое порождение вечно мутирующего мира Твио, тупой, медлительный, но чрезвычайно опасный. Природная ограниченность этих существ накладывала определенный отпечаток и на их участие в битвах на Арене – команда, целиком состоящая из этих семируких чудовищ, была бы непобедима в бою группы «А», по причине неуклюжести была бы весьма уязвима в группе «В» и просто ни на что не годна в группе «С». Поэтому твиогамы использовались в составе Команд не более чем по одному.
Семь длинных щупальцев сжимали оружие – серпообразные клинки, одевавшиеся на «руку» на манер кастета. Семь других обеспечивали передвижение. Штерн говорил, что в свое время было немало споров вокруг использования твиогамов на Арене – много сторонников имело мнение о том, что каждая конечность монстра вполне способна держать оружие и, следовательно, его нужно оценивать в четырнадцать условных единиц. Но в конечном счете был принят компромиссный вариант – половина конечностей была признана «руками», а половина «ногами» – при этом твиогаму не возбранялось наносить этими «ногами» удары, но касаться ими оружия он не имел права.
Брони чудовище не носило – ему вполне хватало чешуи, которая обеспечивала защиту понадежнее иной кольчуги. С прочностью титановых лат ее сравнить было нельзя, но и подобраться к уязвимым местам спрута было весьма сложно.
Пристально наблюдать за поединком не имело смысла. Спрут был медлителен, поскольку находился в непривычном для себя поле тяготения – разумеется, скорость его реакций и движений задавалась программой киборга, учитывающей силу тяжести, плотность и состав атмосферы, а также другие параметры, которые могли бы оказать влияние на настоящего живого твиогама. Но его медлительность в передвижении отнюдь не означала замедленной реакции щупальцев-рук, поэтому схватка Женьке предстояла нешуточная, и полноценно оценить ее можно было только в записи, где каждый отснятый миг можно было остановить, повернуть и рассмотреть под разными углами.
А пока можно было снова вспомнить те давние времена, когда Команда только формировалась, когда до первой Арены оставалось три года…
– У вас все еще превратные представления об Арене, Александр Игоревич. – Шеф упорно не желал называть капитана Сашей, да тот и прекратил настаивать, видя всю бесполезность этого. – По-вашему, мы все напоминаем этих ваших римских цезарей, что устраивали бои гладиаторов на потеху толпе.
– Я этого не говорил…
– Возможно, но выражение вашего лица ясно дает понять вашу точку зрения. Прежде всего я еще раз говорю вам, что от исхода Арены зависит очень многое. Иногда – благосостояние целой цивилизации… по крайней мере на какое-то время. И главное, участникам Арены ничего не грозит.
– Получить пулю в башку, это, по-вашему, «ничего»? – хмыкнул Александр.
– Участие в Арене абсолютно безопасно, хотя и может быть весьма неприятно. Вы просто не даете мне довести рассказ до логического конца, постоянно перебивая и отказываясь понимать совершенно логические вещи. Итак, Команды выходят на Арену не собственной персоной, а в виде психоматриц. Психоматрица – это, если вам так будет понятно, компьютерная модель, управляемая разумным существом, в точности воспроизводящая его действия и безусловно подчиняющаяся физике окружающего мира. Это, в отдаленном приближении, можно рассматривать как популярные сейчас компьютерные игры. Только у этой «игры» имеется обратная связь. Допустим, ваша матрица получила… ну, скажем, удар мечом в ногу. Будет проанализирована сила и точка удара, сверена с биологической конструкцией хозяина психоматрицы, после чего хозяину будет передан болевой импульс, соответствующий полученной травме. Если же, к примеру, компьютер сочтет рану смертельной, то связь между владельцем и матрицей будет разорвана. Конечно, это больно. Я лишь один раз управлял матрицей, и мне хватило этого на всю жизнь. Но все члены Команд, как победившей, так и проигравшей, в конечном итоге остаются живыми и, обратите внимание, здоровыми…
Штерн не солгал. Теперь, после полусотни Арен, Александр уже свыкся с мыслью, что рука, отрубленная у самого плеча, после окончания битвы снова оказывается на своем месте – правда, еще дня два-три мучают фантомные боли и приходится врать Леночке, что в автобусе даванули…
Аналогия с компьютерной игрой и в самом деле оказалась весьма точной. Особенно с той точки зрения, что при создании психоматрицы оставался достаточно большой простор для фантазии – и коллеги проводили немало времени за компьютером, конструируя для себя «скины» – как по привычке все называли внешние данные своих матриц. Компьютеры у Штерна были те еще… то железо, что пылилось на стеллажах первого этажа, не шло ни в какое сравнение с этими чудесами явно неземной техники, хотя и стилизованной под привычные «персоналки».
Заодно Штерн популярно объяснил, почему ежедневный тренинг нельзя проводить «под матрицей».
– Это очень дорого…
– Дорого в смысле денег?
– Нет, ваши деньги – пыль. Дорого в смысле энергии. Полноценное задействование одной матрицы требует… скажем так, около гигаватта в час. И дело даже не в том, что у меня нет надлежащих мощностей – просто с их применением велика вероятность обнаружения столь мощного источника энергии. Но это даже не самое главное. Куда важнее другое – матрица сама по себе всего лишь электронный образ, который формируется за счет сведений об организме хозяина. На ребенка можно одеть образ чемпиона мира по тяжелой атлетике, но штангу он не поднимет. Поэтому накачка мускулов, отработка реакции и тренировки по владению оружием – все это совершенно необходимо проводить в реальности.
Примерно через год после той памятной встречи, когда команда была уже полностью сформирована, но далеко еще не достигла требуемой кондиции, Штерн организовал им экскурсию на Арену.
Транспортным средством и в этом случае служила все та же кладовка, однако в этот раз она доставила «туристов» не прямо к цели, а на пересадочную станцию. Александра очень удивил тот факт, что это огромное сооружение было очень похоже на то, что рисуют во всякого рода фантастических фильмах – он ожидал увидеть нечто невероятное и необычное. А так, создавалось полное ощущение, что он забрел куда-то в павильон киностудии во время съемки очередной серии «Вавилона-5».
Конечно, к этому времени все члены их команды насмотрелись немало чудес, но это ничуть не мешало им крутить головами во все стороны, как группа первоклашек, впервые в жизни попавших в музей. Окружающих это, впрочем, ничуть не беспокоило, по-видимому, здесь такое поведение было не в диковинку. Хотя по большому счету самой главной диковинкой на станции были именно окружающие: одно дело – изучать представителей иных рас (в том числе и как вероятных противников) по видеороликам и энциклопедиям, и совсем другое – столкнуться с ними лицом к лицу… при наличии лиц, разумеется. Ощутить ни с чем не сравнимый запах антианина, не то чтобы неприятный, но в то же время вызывающий какую-то смутную тревогу. Или увидеть, как по стальному покрытию коридора шлепает куда-то по своим делам странное создание, похожее на комок полупрозрачного желе, оставляющее за собой мокрые, но на удивление быстро высыхающие следы. На выпученные глаза и раскрытые настежь рты эта гигантская сопля не обратила ни малейшего внимания… если вообще заметила столь ярко выраженный интерес к своей персоне.
И все же Штерну приходилось время от времени одергивать своих подчиненных – а заодно отбирать тайком пронесенные фотоаппараты. К концу экскурсии у него их было одиннадцать штук – по одному на каждого члена Команды и два – от неугомонного Женьки. Причем однозначное указание не брать с собой ничего видео– и звукозаписывающего было заранее до всех доведено. Свое требование Штерн объяснил довольно просто – не хватало еще, чтобы в каком-нибудь «Кодак-центре» работники увидели бы эти снимки. С каким-то явно садистским удовольствием Штерн демонстративно опустил всю гроздь фотоаппаратов в нишу, открывшуюся в стене, а на вопрос, когда технику можно будет получить обратно, лишь пожал плечами.
– Никогда. Это… как это будет по-вашему… утилизатор. Ваши мыльницы уже отправились в реактор станции.
Описать все, что видели земляне по пути к Арене, было бы, пожалуй, сложно. И все же возникало смутное ощущение, что все это уже было. Наверное, из-за того, что станция отдаленно напоминала разного рода киношные космические объекты – такое ощущение, что декораторы Голливуда уже придумали все что только можно, и на дальнейший полет фантазии места уже не осталось. Трошина порядком удивляло то, что все вокруг было примерно таким, каким он себе это представлял – при этом подсознательно, ожидая, что его представления окажутся совершенно не совпадающими с реальностью. Наблюдая, как здорово похожий на свитое в жгут облако бесс проходит сквозь герметичную дверь, не дожидаясь ее открытия, Александр задал все-таки шефу мучивший его вопрос, и тот с готовностью ответил:
– Эта станция проектировалась и строилась гуманоидами, очень похожими на вас. Да и строилась она преимущественно для таких же существ. Сейчас пересадочные станции другие. Этой уже много веков…
– Она прекрасно сохранилась.
Действительно, просторные залы, снабженные экранами, передающими то изображение окружающего пространства, то тот или иной видеоряд с неизвестных экскурсантам планет, аккуратные коридоры, местами перегороженные массивными люками, открывавшимися при приближении любого существа, яркое освещение и сложная система лифтов и движущихся дорожек – все это никак не тянуло даже на сотню лет. С другой стороны, творения иномирян никак нельзя было оценивать с точки зрения землянина, привыкшего к относительной недолговечности всего окружающего… кроме разве что египетских пирамид.
– Реставрировать и модернизировать стоит дешевле, чем построить в этом секторе новую. Да и фрисы умели строить.
– Умели? Почему в прошедшем времени?
Штерн некоторое время молчал, затем негромко, почти про себя, пробормотал:
– Их планета являлась одним из предметов спора. До появления Арены. Теперь ее нет.
У Александра разом пропала охота задавать вопросы, к тому же цель их прогулки была уже близка.
Разумеется, транспортная кабина, которая доставила их в мир Арены, существенно отличалась от кладовки с инвентарем уборщицы, но суть от этого не изменилась. Круглый зал легко вместил всю группу, и способен был вместить еще раза три по столько же. Трошин обратил внимание, что и дизайн зала, и ряд других элементов существенно отличаются от виденного ранее.
– Это построили позже, верно?
– Наблюдательность – хорошая черта, Александр Игоревич. Да, транспортные кабины появились здесь много позже. Фрисы не знали мгновенной транспортировки. Станция предназначалась для приема и дозаправки кораблей.
Вновь с мягким шипением разъехались в стороны массивные створки люка. Теперь за ними был совсем другой коридор – странный, неровный, весь какой-то бугристый, он был не слишком равномерно освещен и казался… по меньшей мере странным. Пол чуть пружинил, а свет, казалось, исходил отовсюду – можно было подумать, что светится сам воздух. Стены были чуть теплыми и мягкими на ощупь. И где-то в глубине – слабая, но тем не менее довольно явственная пульсация. Заметив, что Женя ощупывает пальцами стену, Штерн, ничуть не проявляя нетерпения, пояснил:
– Это живой организм. В какой-то мере он даже разумен, хотя его разумность и можно оспаривать. По уровню интеллекта он находится чуть выше… собаки, скажем. Откликается на имя Крайт. Планетарные системы довольно часто выращиваются, эту технологию принесли в Ассамблею лайты. Их цивилизация, как у вас говорится, пошла по биологическому пути развития. Даже их звездные корабли начинали свое существование с крошечного, не более футбольного мяча, зерна. Проходило около пяти лет, прежде чем оно созревало настолько, что могло отправиться в самостоятельный полет. Правда, эти корабли сейчас – всего лишь история. Они не могли формировать гиперпространственные туннели и двигались на релятивистских скоростях. А вот планетарные жилые комплексы лайтов по-прежнему вне конкуренции. Правда, строят их только на необитаемых мирах.
– Почему? Если они так удобны…
– В стремлении обеспечить собственный рост и регенерацию отмирающих тканей, а также потребности своих хозяев в пище, воде и воздухе, эти псевдоживые организмы буквально поедают планету. Их корневая система постепенно пронизывает всю кору, доходя до мантии. Но простите, друзья, мы уже прибыли. Вам, как впервые прибывшим на Арену, отведено особое место.
Особым местом оказался еще один просторный зал, лишенный окон, экранов и тому подобных устройств наблюдения. Зал был совершенно пуст.
Пока экскурсанты озирались по сторонам, Штерн выдал длинную витиеватую фразу на не понятном никому языке. Пол тут же вспучился, как будто бы из-под его поверхности стремительно рвались наружу грибы. Грибы выросли на метр в высоту, а затем начали стремительно деформироваться, постепенно принимая вид кресел – несколько необычных на вид, но довольно удобных.
– Прошу садиться. Сейчас я дал Крайту команду вырастить эти кресла, а также подготовить экран, на котором будет виден поединок. Крайт хорошо понимает лишь язык своих создателей, который из-за этого стал сейчас самым, пожалуй, распространенным в Ассамблее. Он немного улавливает мысленные образы, поэтому может понять и вас, но люди плохо контролируют свои мысли и результат может вас разочаровать.
Стена тем временем пошла волнами, постепенно принимая вид огромного окна… или, скорее, экрана. Наконец волнение успокоилось, некоторое время экран был темным, а потом вдруг прямо взорвался брызгами света. Одновременно перед каждым креслом выросло что-то вроде двух цветков. Один из них сразу превратился в небольшой, сантиметров семьдесят по диагонали, экран, а второй, распахнув лепестки, явил тому, кто сидел на кресле, несколько кубиков чего-то золотистого, слегка смахивающего на сыр, и высокий непрозрачный стакан с какой-то жидкостью.
– Мысленные команды управления изображением Крайт понимает более или менее неплохо. Если захотите увеличить фрагмент изображения, отыщите его на малом экране, назовите Крайта по имени и представьте, что изображение увеличится. Может быть, с первого раза не сработает, но вы быстро научитесь. Эти кубики можно есть, для вашего организма они безопасны и даже весьма полезны. Жидкость, видимо, обычная вода. Возможно, с какими-то примесями.
– А он точно нас не отравит? – поинтересовалась Наташа.
– Крайт уже проанализировал клетки вашего организма. Поверьте, он лучше любого земного врача знает, что именно вам сейчас необходимо. Поэтому, кстати, этих созданий так ценят. Лайтхаус и болезнь – понятия несовместимые в принципе. В смысле – физическая болезнь, психические расстройства живые дома, разумеется, не излечивают.
Александр осторожно попробовал желтый кубик. Нельзя сказать, что это было неимоверно вкусно… но в целом довольно приятно. Хотя он не смог бы сказать, на что именно похож вкус. Жидкость в стакане оказалась чуть сладковатой, в ней легко угадывался знакомый привкус витамина С. Видать, заботливый домик решил, что капитан нуждается в легком допинге.
Остальные тоже отдали должное завтраку – не из чувства голода, конечно, а из желания лишний раз соприкоснуться с чем-то необычным. Уже потом, когда они сверяли свои ощущения, выяснилось, что и еда, и напиток у всех были разными. Заодно полностью подтвердились и сказанные Штерном слова о стремлении лайтхауса поддерживать на должном уровне здоровье своих гостей – Наташин зарождающийся насморк, который она успела заполучить, но не успела ликвидировать до начала экскурсии, исчез безо всякого следа уже минут через десять после приема пищи.
А на экране тем временем появилось изображение чего-то вроде амфитеатра, заполненного существами самого разного вида. Зазвучал голос – резкий, пронзительный, он заставлял ёжиться и вызывал довольно неприятные ощущения. Впрочем, лайтхаус это тут же уловил, и тембр голоса изменился, став вполне приемлемым.
– Перед вами Большое жюри Арены. Обычно споры такого рода решает Малое жюри, в составе одиннадцати особей, но в данном случае предметом спора является планета, имеющая биосферу. Впрочем, разумной жизни на планете нет.
Штерн комментировал происходящее, время от времени заставляя изображение на большом экране увеличиваться. У него это получалось легко и непринужденно, однако его подчиненные не могли так лихо отдавать команды разумному дому, поэтому справиться с управлением изображением им удалось не скоро. Заодно сказал, что амфитеатр – это условность, на самом деле, конечно, никаких открытых лож и галерей нет и в помине, поскольку большинство зрителей имеют совершенно другие пристрастия по силе тяжести, составу атмосферы и спектру освещенности – но данная стилизация сделана именно для землян. Скорее всего на мониторах других наблюдателей окружение Арены имеет совсем другой вид.
Постепенно до экскурсантов начала доходить суть дела. Планета с непроизносимым названием и еще более непроизносимым кодом содержала огромные запасы радиоактивных элементов, добыча которых обещала оказаться не слишком трудоемкой. На право владения планетой первоначально претендовали пять рас. Однако правилами Арены допускалось лишь кратное двум число участников спора, поэтому претенденты были поставлены перед выбором – либо в кратчайшие сроки найти еще троих участников, либо один из них будет исключен из числа претендентов согласно жребию. Спорный мир был лакомым кусочком, поэтому требуемая тройка желающих принять участие в споре нашлась быстро. Было установлено, что победитель Спора получит право на разработку месторождений планеты на срок, переводя на земные мерки, шестнадцать лет и три с половиной месяца.
Таким образом, предстояли четыре схватки первого уровня, две полуфинальные и одна – завершающая. Также Штерн сообщил, что на данный момент транслируется запись – решение Жюри было принято восемь недель назад, и с тех пор все промежуточные схватки уже произошли. Сегодня предстоял финал.
– В финал вышли две Команды, – вещал шеф, – представители Эллии и Игга. Поскольку уровень физического развития обеих рас относительно близок, Жюри постановило проводить Арену по группе «А». Чувство справедливости говорит, что победить должны эллиане, их разведзонд первым обнаружил планету, а игги лишь сумели вовремя узнать об этом открытии и предъявили права…
– Разве право первооткрывателя ничего не значит? – удивился Игорь-длинный. Наличие в Команде двух Игорей поначалу внесло некоторое недопонимание, но потом было принято решение одного из них звать длинным, или Лонгом, второго – большим, или Бигом. Оба нисколько не возражали.
– Значит, но не слишком много. В противном случае все миры доставались бы тем, у кого самые хорошие корабли. К примеру, тем же бессам. Так вот, обнаружили планету эллиане, это, конечно, так. Но, во-первых, мир этот находится очень далеко от их зоны влияния и почти граничит с Империей Игг, и, во-вторых, за эти шестнадцать лет эллиане выкачают с планеты все, оставив скорее всего лишь голый каменный шар… да и то – вопрос. Игги же лишь к концу этого срока раскачаются, и планету снова объявят спорной. Возможно, к тому времени ее биосфера будет в достаточной мере изучена и Спор будет не ради урановых рудников, а ради организации колонии.
И Александр, и другие члены Команды не раз пытались выяснить, к какой именно расе принадлежит сам Штерн, но этот вопрос традиционно не находил ответа. В том, что он не является человеком, сомнений не было, да и сам он этого никогда не утверждал, однако и на прямые вопросы отвечать отказывался, а от косвенных легко уходил, переключая разговор на другую тему.
Капитан не чувствовал голода, но решил доесть-таки последний кубик, жаль было, если добро пропадет. Но протянув руку к чаше цветка-столика, обнаружил, что кубика на нем нет. Видимо, Крайт также решил, что клиент не голоден. Зато стакан вновь оказался полон.
– Перед вами Арена…
Голос Штерна, неожиданно торжественный, вывел Александра из состояния задумчивости.
Почему-то Трошин и ожидал увидеть что-то вроде Колизея. Как раз за пару месяцев до этого дня он вместе с Леночкой ездил в Италию и все еще находился под впечатлением. Конечно, смешно было бы увидеть здесь, неизвестно в скольких световых годах от дома, нагретые солнцем древние камни и песок, призванные впитывать кровь павших, но человеческое подсознание – тайна о семи печатях. Поэтому он был весьма удовлетворен, когда увидел ожидаемое, и несколько разочарован, когда выслушал пояснение Штерна, и когда Крайт, решив, что показ декораций можно прекращать, переключил изображение на реальный вид Арены.
Арена для Спора группы «А» представляла собой идеально круглое помещение, стены которого, как объяснил Штерн, представляли собой мощное силовое поле. Пол, казавшийся каменным, был выкрашен в разные цвета – левая часть отливала зеленым, правая – алым. В диаметре метров тридцать она была достаточно просторна для двух Команд, которые сейчас на ней находились. Представителей обеих соревнующихся рас Саша знал по снимкам и видеороликам, как знал и применяемую теми и другими манеру боя.
Пятеро иггов, представлявших свою Империю, стальной стеной стояли на алом полукруге. Если бы Александр увидел их впервые, то принял бы за закованных в панцири рыцарей – стальной блеск наплечников, глухие забрала, многочисленные острые шипы, торчащие откуда только возможно. Но это впечатление было обманчиво – эти, на самом деле хитиновые, панцири были дарованы иггам природой, и прочностью они не уступали титановым латам. Каждая из четырех рук держала тонкий клинок, больше похожий на шпагу – игги не признавали тяжелых лезвий, даже когда это шло им во вред. Для них традиция и оружие прадедов значило куда больше выигрыша от правильного подбора вооружения. Да и не так уж много грубой мускульной силы в этих тонких, хрупких на вид руках. Или лапах… лапах огромного, в рост человека, насекомого.
Их противники, в свою очередь, не стали привязываться к каким бы то ни было условностям и вышли на Арену, вооружившись точно такими же шпагами. С их стороны это было достаточно умно – только длинный и тонкий клинок способен проникнуть в щель непробиваемого панциря. Правда, для иггов такие шпаги – традиционны…
Эллиане были несколько похожи на людей – по крайней мере двурукостью и двуногостью, а также тем, что там, где у людей обычно находится голова, у этих созданий тоже что-то было. Правда, этот нарост был весьма мал, и Саша сомневался в том, что думают эллиане этим местом. Бойцов было восемь, что в сумме давало шестнадцать единиц. Девятый и последний боец был Александру незнаком. Больше всего это создание напоминало клубок змей, непрерывно шевелящийся и, кажется, перетекающий с места на место. Пять отростков, похожих на щупальца, сжимали какие-то метательные снаряды.
– У эллиан в команде твиодок… – тихо заметил Штерн, обращаясь будто бы к самому себе. – Это сильный ход.
– Это создание опасно? – профессионально поинтересовался Александр.
– Весьма. Вернешься домой, посмотри в каталоге. Они, ко всему прочему, крайне редко участвуют в Командах. Твиодоки, самые разумные обитатели Твио, очень ценятся как инженеры. Капитан любого корабля сделает все, чтобы привлечь твиодока в экипаж. Но, смотрите, начинается бой…
Видимо, Командам поступил сигнал к началу поединка, потому что эллиане начали атаку. Вернее, начал ее клубок змей, буквально выплюнув сразу пять стрел в сторону противника. И этот первый удар оказался успешным и, более того, подставил под сомнение шанс иггов победить. Один из закованных в хитиновые латы воинов рухнул как подкошенный, другой припал на одну ногу, явно серьезно раненный. Трое оставшихся тут же окружили товарища стеной, и в следующее мгновение на них обрушился град ударов.
Уследить за всеми перипетиями схватки было просто невозможно. Тогда Саша еще не предполагал, что пара лет тренинга, и его товарищи смогут владеть оружием ничуть не хуже, а смертельные веера стали в руках тех же эллиан станут в их глазах распадаться на вполне просчитываемую последовательность ударов, каждый из которых можно вовремя оценить, блокировать и при этом успеть сделать ответный выпад. Но в тот момент ему казалось, что этот вихрь сейчас сомнет, уничтожит, изрубит в капусту троих шипастых бойцов, сомкнувшихся над утратившим подвижность товарищем.
Но первое впечатление было более чем обманчивым. Стальной вал налетел и распался, как волна, столкнувшаяся с неразрушимой скалой. И отхлынув, этот вал оставил троих эллиан, пластом лежащих у ног иггов. Те же выглядели неповрежденными.
– Один ранен, – прокомментировал Штерн, и зрение, и реакции которого были, казалось, не в пример лучше человеческих. – Обратите внимание, он старается скрыть нижнюю правую руку за спиной. Травма не слишком серьезная, но оружие в ней он держит неуверенно и владеть им в полной мере уже не сможет.
И действительно, присмотревшись, Александр признал правоту шефа. Эллиане, видимо, тоже увидели раненого, поэтому следующая атака была направлена непосредственно против него – часть бойцов пыталась добить раненого, остальные же были больше озабочены защитой атакующего клина. Такая тактика имела определенный успех – в этот раз эллиане потеряли всего одного, раненый игг же, в свою очередь, остался всего с одной здоровой рукой. Немалую роль сыграл и металлический дротик, теперь торчащий из его плеча. Рука, пробитая навылет, бессильно висела вдоль тела, практически лишая его способности драться. По всей видимости, панцири предохраняли жизненно важные органы от критических ударов, но руки были защищены куда хуже.
– Им надо менять тактику, – пробормотал Штерн, явно имея в виду находящихся в меньшинстве.
И словно услышав его слова, раненый игг внезапно бросился в атаку. Один.
Эллиане, практически уверенные в успехе, не ожидали этого броска. Они опомнились довольно быстро, их клинки пришли в движение и уже в следующий миг нашли уязвимые точки в хитиновом панцире – но дело было сделано. Воин-смертник успел добраться до стрелка и превратить его не защищенное ничем тело в месиво.
Казалось, что силы снова практически уравнялись… но Штерн вольготно откинулся в кресле и расслабился.
– У них нет никаких шансов, – заметил он с ноткой довольства, имея в виду эллиан. – Четверо против двоих иггов, это несерьезно.
Сами эллиане, впрочем, так не считали. Они снова атаковали, на этот раз без видимого успеха, но и без потерь. Утратив возможность победить противника с наскока, они стали более осторожными, и в этот раз остались целы. Но и зацепить противника им не удалось.
– Правила Арены достаточно жестки, – заметил Штерн. – Победа или смерть, третьего не дано.
Действительно, ни та, ни другая сторона не была намерена сдаваться. Но теперь эллиане всерьез задумались об обороне – игги же, напротив, медленно двинулись вперед, оставляя своего раненого товарища без прикрытия. Это выглядело как ловушка, и четверо фехтовальщиков не были намерены в нее попадаться. Они не рванулись добивать павшего, а, ощетинившись клинками, ждали нападения.
Игги разделились. Один стал обходить тесную группу противника слева, другой – справа. Было очевидно, что это движение продолжится и бойцы снова встретятся с другой стороны.
И в этот момент, когда взгляды эллиан были прикованы к остриям шпаг иггов, произошло то, чего никто не ожидал. Вернее, ожидать этого следовало – но лишь тому, кто хорошо изучил способности бронированных бойцов. Раненый игг привстал на одно колено, а затем метнул все четыре свои шпаги, оказавшиеся на удивление уравновешенными и явно рассчитанными на бросок. Лишь одна из них попала в цель, но это попадание разом сократило число эллиан с четырех до трех.
В ту же секунду игги атаковали – и все закончилось очень быстро. Обреченные эллиане сумели забрать с собой одного, но этим все и завершилось. Игги победили.
– Хочу обратить ваше внимание, – Штерн снова вернулся к менторскому тону, – что цена победы не имеет значения. Жертва, приближающая победу, куда важнее сплоченности, приводящей к постепенному истреблению. Прошу вас это запомнить…
Александр взглянул на часы. Два положенных часа истекли, а Женька все еще держался. Он снова потерял дагу, его бахтерец теперь напоминал рыбу, которую не слишком аккуратно очистили – по меньшей мере треть чешуи теперь устилала пол зала. Но и твиогаму досталось по полной, лишь три щупальца еще были способны на что-то серьезное, остальные бессильно волочились по полу. Один из трех глаз вытек, а шкура была в нескольких местах пробита и сочилась противной на вид бурой жидкостью – там, где это возможно, киборги имитировали оригиналы достаточно точно.
На какой-то момент ему показалось, что Малой все же сумеет выйти из этой схватки победителем, но все внезапно завершилось – он даже не успел заметить удара, – и только густой красный свет возвещал о том, что финал был не в пользу человека. Капитан вздохнул и выключил запись. Как бы там ни было, но Малой показал сегодня просто на удивление хороший результат. И ему надо будет непременно об этом сказать… потом, когда парень выйдет из медблока.