Книга: Бог-Император Дюны
Назад: ***
Дальше: ***

***

Единичная множественность нашей вселенной притекает мое самое пристальное внимание. В этой множественности присутствует несравненная ни с чем красота.
(Похищенные записки)
Прежде чем Хви вошла в малый Аудиенц-зал, Лето услышал голос Монео, На девушке были надеты светло-зеленые шаровары, перехваченные у лодыжек темными лентами — под цвет сандалий. Из-под черной накидки выглядывала свободная блузка такого же зеленого цвета.
Хви казалась совершенно спокойной. Войдя, она, не ожидая приглашения, села на золотистую подушку, а не на красную, как в прошлый раз. Монео потребовалось меньше часа, чтобы доставить Хви Нори в резиденцию Лето. Он слышал, что мажордом ходит взад-вперед в прихожей. и послал сигнал, запиравший вход в зал.
— Монео чем-то очень взволнован, — сказала Хви. — Он очень старался не показать мне это, но чем больше он пытался меня успокоить, тем большее любопытство он во мне возбуждал.
— Он не очень сильно тебя напугал?
— О нет. Более того, он говорил довольно интересные вещи. Он сказал, что я должна запомнить, что Бог Лето разный для каждого из нас.
— Что же здесь интересного? — спросил Лето.
— Интересен вопрос, для которого это замечание послужило лишь предисловием. Он сказал, что ему очень интересно, какую роль играем мы в такой разнице вашего отношения к нам.
— Вот это действительно интересно.
— Думаю, что это взгляд в корень проблемы, — произнесла Хви. — Зачем вы вызвали меня?
— Когда-то твои хозяева с Икса…
— Они больше мне не хозяева, господин.
— Прости меня. Отныне я буду называть их иксианцами.
Она серьезно кивнула и напомнила:
— Когда-то…
— …иксианцы попытались создать оружие — тип охотника, этакая самодвижущаяся смерть с машинным сознанием и интеллектом. Она была сконструирована, как самоусовершенствующийся аппарат, который, найдя признаки жизни, должен был превратить носителя этих признаков в кусок неорганической материи.
— Я ничего об этом не слышала, господин.
— Я знаю. Иксианцы не понимают, что разработчики таких машин рано или поздно сами становятся машинами. Это путь к бесплодию. Машины всегда проигрывают… Надо только выждать время. И когда машина проигрывает, то не остается никакой жизни.
— Иногда мне кажется, что они поражены безумием, — сказала Хви.
— Антеак придерживается такого же мнения. Это самая непосредственная проблема. Иксианцы заняты сейчас другим проектом, суть которого скрыта от всех.
— Даже от вас?
— Даже от меня. Я посылаю Преподобную Мать Антеак провести расследование от моего имени. Для того чтобы ей помочь, я хочу, чтобы ты рассказала ей все, что сможешь, о месте, где ты провела свое детство. Здесь очень важны детали, пусть даже очень мелкие и, казалось бы, незначимые. Антеак поможет тебе припомнить все. Каждый звук, каждый запах, цвет каждого предмета. Кто навещал тебя, что ты при этом испытывала. Нас интересует все, вплоть до мурашек, которые пробегали у тебя по коже. Жизненно важной может оказаться любая, подчеркиваю, любая подробность.
— Вы думаете, что это и есть то место, где прячутся авторы проекта?
— Я точно это знаю.
— И вы думаете, что они делают это оружие для того, чтобы…
— Нет, но это будет вполне весомым основанием для того, чтобы исследовать место твоего рождения.
На лице Хви медленно появилась улыбка.
— Оказывается, мой господин предпочитает окольные пути. Я поговорю с Преподобной Матерью немедленно. — Хви встала, однако Лето остановил ее.
— Мы не должны проявлять излишней поспешности.
Она снова опустилась на подушку.
— Мы все очень разные, как тонко подметил Монео, — сказал он. — Бытие нельзя остановить. Твой бог продолжает творить тебя.
— Что найдет Антеак? Вы же знаете это, не так ли?
— Лучше скажем, что у меня есть твердая убежденность. Ты не один раз упоминала предмет, который я обсуждал с тобой ранее. У тебя есть вопросы?
— Вы дадите мне ответы, как только они мне понадобятся. — Это было утверждение, полное такого доверия, что Лето от волнения замолчал. Он безмолвно смотрел на Хви, поняв, насколько необычно это достижение иксианской мысли, — они сумели создать человека. Хви оставалась верна запрограммированной для нее модели личности в моральном плане. Она была миловидна, сердечна и честна, обладая при этом способностью к истинному сопереживанию, переживая муки человека, с которым она в данный момент себя идентифицировала. Он представил себе, как недовольны будут ее учителя из Бене Гессерит, столкнувшись с этой непоколебимой внутренней честностью. Учителя добавят кое-какие способности, добавят к обшей картине несколько мазков, но это только укрепит ее силу, благодаря которой Хви не превратилась в сестру из Бене Гессерит. Как это будет обидно для Преподобных Матерей!
— Господин, — сказала Хви. — Я хотела бы знать мотивы, побудившие вас сделать свой выбор.
— Сначала ты должна понять, как чувствует себя человек, способный прозревать будущее.
— С вашей помощью я постараюсь это сделать.
— Ничто и никогда не отделяется от своего источника, — заговорил Лето. — Видение будущего есть видение континуума, в котором все вещи обретают свою окончательную форму, подобно тому, как в месте падения водопада образуются пузырьки воздуха. Ты видишь их, но потом они исчезают. Как только иссякает поток, возникает впечатление, что пузырьков не было вовсе. Этот поток и есть мой Золотой Путь, и я вижу его конец.
— Ваш выбор, — она взмахнула рукой в сторону его тела, — изменил это?
— Изменяет. Изменения возникнут не столько от образа моей жизни, сколько от образа моей смерти.
— Вы знаете как умрете?
— Я не знаю как. Я знаю только Золотой Путь, на котором это произойдет.
— Господин, я не…
— Я знаю, что это очень трудно понять. Я переживу четыре смерти — смерть плоти, смерть души, смерть мифа и смерть разума. И каждая из этих смертей содержит в себе семена возрождения.
— Вы вернетесь из…
— Вернется семя.
— Что станется с вашей религией, когда вы умрете?
— Религия есть единичная общность. Спектр останется прежним, Золотой Путь не изменит его. Просто люди увидят сначала одну часть, а потом другую. Наваждения могут быть названы нарушениями чувственного восприятия.
Ц Но люди все равно будут поклоняться вам, — сказала Хви.
— Да.
— Но когда пройдет это навсегда, то в людях взыграет гнев, — сказала она. — Будет отрицание. Найдутся люди, которые скажут, что вы были обыкновенным тираном.
— Будет и такое наваждение, — согласился Лето.
У Хви возник ком в горле, ей стало трудно говорить, но она превозмогла себя.
— Но каким образом ваша жизнь и ваша смерть смогут изменить… — она замолчала и в отчаянии тряхнула головой.
— Жизнь будет продолжаться.
— Я верю в это, господин, но как она будет продолжаться?
— Каждый цикл жизни — это реакция на предыдущий цикл. Если ты вдумаешься в форму существования моей Империи, то поймешь, каким будет следующий цикл.
Хви отвернулась.
— Все, что я узнала о вашей семье, убедило меня в том, что это выбор, — она махнула рукой в его сторону, не оглянувшись, — продиктованный бескорыстными соображениями. Но я не думаю, что мне ясна форма существования вашей Империи.
— Золотой Мир Лето?
— Многие хотят, чтобы мы в это поверили, но в действительности мира в Империи не так уж много.
Какая честность! Ничто не может ее отвратить.
— Сейчас время утробы, — сказал он. — Мы распространяемся так же, как распространяется в длину растущая клетка.
— Но в этой картине чего-то недостает, — сказала она.
Она похожа на Дункана, подумал он. Чего-то недостает, и они тотчас это чувствуют.
— Плоть растет, но не растет душа, — сказал он.
— Душа?
— То рефлективное сознание, которое говорит нам, насколько живыми мы можем быть. Ты хорошо это знаешь, Хви. Это то же самое чувство, которое подсказывает тебе, как быть верной самой себе.
— Ваша религия — это еще не все, — сказала Хви.
— Никакая религия не может быть достаточной сама по себе. Это вопрос выбора — единичного выбора каждого отдельно взятого человека. Теперь ты понимаешь, почему для меня так важны твоя дружба и твое общество?
Она моргнула, пытаясь скрыть слезы, и кивнула.
— Почему люди не знают всего этого?
— Потому что для этого нет подходящих условий.
— Но вы сами диктуете эти условия, так в чем же дело?
— Да, я диктую условия. Внимательно присмотрись к моей Империи. Ты видишь теперь ее форму?
Закрыв глаза, Хви задумалась.
— Желаете сидеть у реки и каждый день удить рыбу? — спросил Лето. — Прекрасно. Есть такая жизнь. Желаете плавать в маленькой лодочке по морям и посещать разные острова и страны? Превосходно! Что еще можно делать?
— Путешествовать в космосе? — спросила она, в ее голосе появились протестующие нотки. Хви открыла глаза.
— Ты видела, что Гильдия и я воспрещаем это.
— Вы один воспрещаете.
— Верно. Если Гильдия посмеет меня ослушаться, она не получит Пряность.
— Это закабаление людей на их планетах защищает их обитателей от злонамеренности.
— Нет, закабаление преследует гораздо более важную цель. Оно наполняет людей страстью к путешествиям. Оно создает потребность путешествовать и видеть другие страны. Со временем возможность путешествовать становится синонимом свободы.
— Но запасы Пряности истощаются, — сказала Хви.
— И свобода становится с каждым днем все дороже и дороже.
— Это может привести лишь к отчаянию и насилию, — начала возражать Хви.
— Среди моих предков есть один очень мудрый человек — я сам был им, ты понимаешь, что в моем прошлом нет чужаков…
Она благоговейно кивнула.
— Так вот, этот мудрый человек понял из наблюдений, что богатство есть инструмент свободы, но стремление к богатству есть путь рабства.
— Гильдия и Община Сестер обращают себя в добровольное рабство!
— А также иксианцы, тлейлаксианцы и многие, многие другие. Иногда им удается раздобыть немного Пряности, и этим они привлекают к себе внимание, что тешит их самолюбие. Это очень забавная игра, не правда ли?
— Но когда разыграется насилие…
— Наступит голод и время тяжких раздумий.
— И здесь, на Арракисе?
— И здесь, и там, и везде. Люди будут вспоминать мою тиранию, как доброе старое время. Я стану зеркалом их будущего.
— Но это же ужасно, — запротестовала она.
Она не могла отреагировать иначе.
Лето заговорил:
— Земля откажет людям в пропитании, те, кто выживет, будут искать спасения на все меньших и меньших участках. Будет вновь пройден ужасный процесс селекции — это будет во многих мирах — взрыв рождаемости и уменьшение запасов пищи.
— Но Гильдия: разве она не сможет…
— Гильдия станет беспомощной, поскольку из-за отсутствия Пряности она не сможет работать, перевозя людей с планеты на планету.
— Смогут ли богатые избежать этой участи?
— Некоторые из них.
— Значит, вы ничего не изменили в этом мире. Мы будем продолжать бороться и умирать.
— До тех пор, пока на Арракисе вновь не воцарится песчаный червь. Мы испытаем себя несчастьями, которые разделят все. Мы поймем, что то, что может произойти на другой планете, может произойти и на нашей.
— Так много боли и смерти, — прошептала она.
— Разве ты не понимаешь, что такое смерть? — спросил он. — Ты должна это понять. Вид должен понять. Все живущее должно понять.
— Помоги мне, господин, — шепотом взмолилась она.
— Это самый глубинный из опытов, который только может пережить любая тварь, — сказал Лето. — Непосредственно впереди смерти выступают вещи, которые увеличивают ее риск и отражают ее, как зеркало, — смертельно опасные болезни, травмы, рождение детей… когда-то женщины воевали из-за мужчин.
— Но ваши Говорящие Рыбы…
— Они учат выживанию, — ответил он.
Глаза Хви осветились пониманием.
— Они — это те, кто выживет. Ну конечно же!
— Как ты хороша! — воскликнул Лето. — На редкость хороша. Будут благословенны иксианцы!
— И прокляты?
— И прокляты.
— Я не думала, что смогу понять, кто такие Говорящие Рыбы, — призналась Хви.
— Этого не понимает даже Монео, — сказал Лето, — а насчет Айдахо я уже просто отчаялся.
— Надо очень высоко ценить жизнь, чтобы хотеть ее сохранить.
— Да и именно те, кто сохранит способность выжить, несмотря ни на что, достигнут света жизни и будут крепко держаться за красоту жизни. Женщины знают это лучше мужчин, потому что рождение ребенке — это зеркальное отражение смерти.
— Мой дядя Малки всегда говорил, что у вас были основательные причины отнять у мужчин поводы к дракам и вспышкам насилия. Какой горький урок!
— Без поводов к непосредственному насилию у мужчин остается мало способов удостовериться в том, как они встретят свой последний час и как они смогут противостоять смерти, — сказал Лето. — Что-то было упущено. Душа не растет. И что говорят люди о Мире Лето?
— Они говорят, что по вашей милости барахтаются в собственном упадке, как свиньи в собственном дерьме.
— Народная мудрость, как всегда, точна, — проговорил Лето. — Это именно упадок.
— У большинства мужчин не стало никаких принципов и убеждений — на это жалуются почти все иксианские женщины.
— Когда я ищу мятежника, я всегда обращаю внимание на людей с принципами.
Она молча посмотрела на него, и Лето подумал, как много простая реакция может сказать об уме человека.
— Как ты думаешь, где я нахожу самых лучших своих администраторов? — спросил он.
Она испустила изумленный вздох.
— Принципы — вот за что вы сражаетесь. Большинство людей проходит по жизни, не встречаясь ни с какими вызовами практически до самого конца, когда вызов им бросает сама смерть. У людей так мало врагов, в стычках с которыми они могли бы испытать себя на прочность.
— У людей есть вы, — сказала Хви.
— Я слишком силен, — сказал Лето. — Я — это синоним самоубийства, а кто добровольно пойдет на верную смерть?
— Сумасшедшие или отчаянные. Мятежники и повстанцы?
— Для них я эквивалент войны. Окончательный, законченный хищник. Я для них связующий материал, без которого они просто рассыпались бы.
— Я никогда не считала себя мятежницей.
— Ты — кое-что гораздо лучшее.
— И вы хотите меня каким-то образом использовать?
— Да, хочу.
— Но не как администратора, — попросила она.
— У меня уже есть администраторы — неподкупные, проницательные, умные, признающие свои ошибки и быстро находящие решение.
— Они были мятежниками?
— Большинство из них.
— Как вы их выбираете?
— Я могу сказать, что они выбирают себя сами.
— Они — те, кто смог выжить?
— И это тоже. Но есть кое-что еще, нечто большее, чем способность к выживанию. Отличить плохого администратора от хорошего очень легко. Хороший администратор делает свой выбор немедленно.
— И это приемлемый выбор?
— Обычно их решения могут работать. С другой стороны, плохой администратор колеблется, виляет, созывает комиссии, требует исследования вопроса и докладов. Со временем это создает серьезные проблемы.
— Но, может быть, иногда действительно требуется больше информации, чтобы…
— Плохой администратор больше сосредоточен на докладах, чем на решениях. Он хочет, чтобы все было записано, чтобы потом представить бумагу в качестве оправдания ошибки.
— А как поступает хороший администратор?
— О, он зависит от устного приказа. Он не солжет, если его устный приказ привел к нежелательным последствиям и окружает себя людьми, которые способны мудро действовать на основе его устного приказа. Очень часто важной информацией обладает сообщение, что что-то не в порядке. Плохой администратор скрывает свои ошибки и тянет до тех пор, пока не станет слишком поздно исправить их.
Лето наблюдал, как она размышляет о людях, которые ему служат, — особенно о Монео.
— Это люди решений, — сказала она наконец.
— Самое трудное для тирана, — сказал Лето, — это найти людей, действительно способных принимать решения.
— Не дает ли вам близкое знание прошлого каких-то преимуществ…
— Оно меня иногда забавляет. Большинство бюрократий, предшествовавших моей, изыскивали и находили людей, которые избегали ответственности принятия решений.
— Понятно. Как вы хотите использовать меня, господин Лето?
— Выйдешь ли ты за меня замуж?
Мимолетная усмешка коснулась ее губ.
— Женщины тоже могут принимать решения. Я выйду за вас замуж.
— А теперь ступай к Преподобной Матери. Пусть она узнает то, что хочет узнать.
— Для выяснения моего происхождения, — сказала она. — Вы и я уже знаем мою цель.
— Которая не отделена от ее источника, — добавил он.
Она встала.
— Господин, не ошибаетесь ли вы относительно своего Золотого Пути? Нет ли вероятности…
— Неудачу может потерпеть всякий, но она не так страшна, если есть готовые помочь верные, храбрые друзья.
Назад: ***
Дальше: ***