12. NON-STOP

На Западном вокзале Энквист со вздохом вытащил из сумки черный плащ и уродливые ботинки, в которых он ходил в Генуе. Как ни ужасно это одеяние, сейчас оно подходило больше всего. Лысый шофер такси, весело блестя золотозубым оскалом, довез его до Швехата за предпоследние деньги. Там, в бывшем аэропорту, превращенном в огромную дешевую ночлежку, ждал агент, толстяк с грязными сальными волосами и противно оттопыренными губами. Услышав слова кодовой фразы, он жутко перепугался. Оскар был немедленно уведен в кабинет — толстяк Людвиг заправлял всем этим клоповником, находясь на должности «администратора ночного приюта для беженцев».

— Зачем вы приехали!! — захныкал агент, едва прикрыв за собой дверь. — Здесь неимоверно опасно!! Жандармерия и Контрразведка лютуют и пользуются при этом безобразными методами!

Оскар молча выслушал его слюнтяйские жалобы, кривясь с каждой секундой все больше и больше, пока его чаша терпения не переполнилась, и он грохнул кулаком по столу:

— А ну, заткнись и сядь! Вытри сопли, соберись и ответь мне на парочку вопросов.

Людвиг безвольно упал в кресло, которое оглушительно заскрипело под весом его немалой туши.

— Вопрос первый: что здесь говорят об инциденте в Венгрии, связанном с применением оружия нового типа?

Толстяк всхлипнул и затараторил, по-бабьи теребя пальцами платок:

— Одни сплошные слухи!! Это очень темное дело. Говорят, что якобы где-то под Веспремом на бронепоезд, везший венгерское правительство, напали румынские диверсанты и обстреляли его из пистолетов, выпускающих яркие лучи. Они резали людей и вагоны напополам! Венгры всячески препятствуют деятельности разведок и даже журналистов. По большей части, они даже не садят их в тюрьму — просто убивают. Господин, ехать туда, — глаза его расширились от ужаса, — самоубийство!! Здесь, в ночлежке, собирается много всякого отребья, причем беженцы из Венгрии занимают среди них немалую часть. Поэтому я знаю…

— Заткнись! — властным движением руки Оскар прервал ужасную повесть толстяка. — С этим все ясно. Тебе передали для меня деньги?

— Н-нет! — Людвиг мелко затряс головой. Оскар не спеша перегнулся через стол и треснул его по голове попавшейся под руку конторской книжкой.

— Слушай ты, толстый мешок с картофельной шелухой! Ты дерьмовый агент, и мне приказано пристрелить тебя, чтобы обеспечить себя деньгами, а если захочу — то даже просто ради удовольствия. Хочешь смерти, или мы с тобой договоримся?

Через полминуты беззвучно плачущий толстяк вывалил на стол кучку золотых.

— Я думаю, ты помнишь, — сказал Энквист, — что если ты вдруг захочешь иметь дело с тайной жандармерией, то они там вскроют твое брюхо, достанут твой противный жир и па нем же поджарят!!

— Ой!! — пискнул несчастный, мертвенно бледнея. — Н-ни-когда!

— Да, кстати, как насчет переночевать здесь у тебя. Не опасно?

— Нет! — Толстяк резво подпрыгнул и приобрел нормальный для себя, землистый цвет лица. — Здесь живет полторы тысячи оборванцев, среди них легко затеряться. Пойдем, я тебя провожу.

Как оказалось, оборванцы — слишком слабый термин для обозначения тех жалких существ, что обитали в маленьких комнатах, на которые был разгорожен бывший зал ожидания. Потолок здесь считался предметом роскоши, так же, как и электричество, газ, водопровод и канализация. В узких коридорах шмыгали грязные бродяги, продающие кокаин и водку. Пропитые проститутки с щербатыми ртами, одетые только в засаленные халаты, хватали за руки, пытаясь затащить в свои логова. Один их вид мог вызвать импотенцию на год, но нищие, возвращающиеся из Большой Вены, охотно заключали в объятия эти безобразные создания с вислыми грудями.

Оскар заперся в своей «келье», закрытой сверху решеткой — «спецномер», как назвал его Людвиг. Он бросил в угол сумку, несколько нерешительно посмотрел на покрытый толстым слоем рваного и грязного поролона топчан, наконец, вяло махнул рукой и улегся на него лицом кверху. Где-то высоко в наступавших сумерках пряталась крыша; гораздо ниже ее плыл сизый дым — это соседи, отчаянно ругаясь по-венгерски, жгли костер. За другой стеной громко стонала женщина — то ли ей было очень хорошо, то ли очень плохо. С третьей стороны никто не шумел, но в ночлежке эта тишина не имела значения. Несмотря на то, что, прислушавшись, можно было различить отдельные громкие выкрики, вопли, стуки, шлепки и прочее, над залом висел непрерывный гул, создаваемый множеством глоток. Шум и сон — понятия трудно совместимые, если ты не устал до смерти. А если к этому добавить незабываемый запах помойки? Конечно, все эти нищие и шлюхи, родившиеся и состарившиеся в такой обстановке, на разные посторонние звуки плевать хотели, однако для «приличного» человека ночлежка — место, из которого ад покажется раем. К счастью, Оскар был готов к подобной ситуации. В его сумке нашлись затычки для ушей и хвойный освежитель воздуха.

Утро началось с драки. Из-за двери доносились вопли на разных языках, сопровождаемые стуком падающих тел. Драка, как известно, — разновидность утренней зарядки для плохих мальчиков. Оскар, слушая содрогание стен и стоны сексуальных соседей, достал последний пакет консервов из тех, что уцелели в памятной битве посреди итальянских Альп. Консервированный завтрак с ассортиментом человечьих пороков за тонкой стеной вместо воды — довольно дерьмовая вещь, лучше не пробуйте. К тому же Энквисту хотелось как можно скорее покинуть этот крысятник.

Через десять минут Энквист вышел в коридор в черном тяжелом плаще до полу и с мятой сумкой в руке. У стены лежал перемазанный кровью старик.

— Ы-Ы-ыы! — промычал он, протягивая к Оскару скрюченные пальцы.

— Ыгы! — ответил тот, перешагнул через тощие ноги и быстро пошел прочь. Перед дверями, ведущими наружу, комнаты кончались, оставляя подобие «вестибюля». Там толкались группки небритых мужчин, ищущих партнеров для вылазок в город. Голову одного из них украшала черная фетровая шляпа, почти не измятая и лишь слегка загрязненная, что совсем не подходило к местному антуражу.

— Дьявол! — подумал Оскар. — Мне нужен головной убор!

Его шляпа, которую он удачно прикупил вместе с плащом на теплоходе в Средиземном море, трагически погибла во взорвавшемся австрийском грузовике. Нужно было завладеть наголовником субъекта с красным носом, причем так, чтобы не показать местной публике денег — иначе могут пришить. Оскар пошарил в карманах и нашел в правом шприц-ампулу с болеутоляющим — она тоже завалялась в память о сражении в горах. Глупый забулдыга отдал шляпу с радостью — он, конечно, думал, что все ампулы содержат одну только наркоту. Оскар тщательно вытер шляпу изнутри платком, побрызгал бактерицидным аэрозолем и глубоко нахлобучил на лоб. Немного велика, но это не беда. Он вышел на улицу и пошагал прямо к автобану, ведущему на юг. Сверху накрапывал мелкий противный дождь, радиационный фон был весьма незначителен. От Дуная дул слабый ветер, перегоняющий по пустым улицам мусор. Да-да, мусор! Когда-то «Австрия» и «мусор» были словами, неупотребимыми вместе. Когда-то… Бог мой, а было ли это?! Может, ласковое безвредное солнце, ровный асфальт, подстриженные деревья и красивые домики с красной черепицей — это бред, вымысел? Взгляд натыкался на облупленные стены под полуосыпавшимися крышами, окна, криво заколоченные пластиковыми щитами, и разум не находил ответа на вопрос. Оскар самопроизвольно ускорил шаг, чтобы быстрее выйти на дорогу и уехать прочь, туда, где нужно действовать и нет времени размышлять. Он перевалил гигантскую гору окаменелых отходов, за которой лежал автобан. Справа теснились домики Швехата, сзади на горке осталась ночлежка. Шоссе выглядело так, словно многие годы по нему никто не ездил. Энквист спустился на обочину, стряхнул со шляпы скопившиеся на полях капли и размеренно зашагал на юго-восток, погружаясь во все усиливающийся дождь. Через час его подобрала старая-престарая IFA.

— Wohin willst du fahren? (Куда ты едешь? (нем.)). — спросила на ломаном немецком пожилая женщина, сидевшая за баранкой.

— Ich sprache madyar (Я говорю на венгерском (нем.))., — ответил Оскар, устроившись на жестком сидении, и добавил по-венгерски: — А еду я в Венгрию — и все тут.

Женщина хрипло рассмеялась.

— Венгрия большая! Я спрашиваю потому, что скоро сверну: мне нужно на 84-ую магистраль.

— Ну, если уточнить, то мне надо бы попасть в Веспрем, а с какой стороны — не так важно.

— Отлично! Я дотрясу тебя до Кёсега.

Оскар ничего не ответил — какая к черту разница, главное не идти пешком. Название города ему ни о чем не говорило. Женщина с невежливым интересом разглядывала попутчика.

— Если ты грабитель — говорю сразу: взять с меня нечего. Могу высадить, чтоб ты поискал себе кого побогаче.

— Оригинальные у вас тут отношения с грабителями. Милая моя, какой грабеж в такую погоду! И вообще, я хороший мальчик. А ты зачем подобрала меня? Неужели не боялась?

— Мне терять нечего! Таратайка не моя, денег кот наплакал, а ехать скучно, дождь такой-сякой, что же делать старой болтливой тетке?

— У, так значит, это я буду жертвой? — Оскар с улыбкой посмотрел сквозь пелену воды на лобовом стекле — унылая пузырящаяся дорога убегала за еле видные холмы.

— Нет ли у тебя покурить? — спросила женщина.

Энквист угостил ее корсиканскими папиросами, которые вез с собой специально для таких случаев. Она, окутавшись ароматным дымом, принялась болтать без умолку. Разговор сначала шел о том, как трудно ей, старой больной женщине, мотаться туда-сюда на полумертвой колымаге, отвозя в Вену ящики стреляных гильз. О чем она говорила дальше, Оскар уже не слышал. Он даже не думал ни о чем — просто разглядывал трещинки на стекле, выцветшую маленькую фотографию девочки с бантом на передней панели, качающего облезшей головой игрушечного бульдога над перчаточным отделением… Иногда собеседница выводила его из ступора, настойчиво задавая ничего не значащие вопросы. Тогда он односложно отвечал и снова погружался в транс.

Только одна мысль исподволь всплывала в мозгу. Он отгонял ее, она пряталась, чтобы вскоре вновь пробираться к вершинам сознания. Скоро он будет на месте. Что потом? Что? Как ему решить загадку, условия которой до конца не сформулированы? Как и с чего начинать? Болтовня Людвига о сотнях замученных насмерть или просто убитых агентов ничего не значила, но Женька тоже упоминал череду провалов. Страшно? Оскар не считал себя суперагентом. Сколько он себя помнил, всегда ему сопутствовал страх, который он держал в рамках, но не мог изничтожить до конца: когда-то это все кончится, и ОНИ схватят меня. Может быть, завтра? Он ехал в страну, ведущую войну на уничтожение с сильным и опасным противником. Загнанный в угол зверь кусает всех вокруг — и своих, и чужих. Умения избежать его отравленных смертью клыков здесь мало, нужно и немалое везение. Есть ли оно у Оскара Энквиста? Он не мог ответить на этот вопрос.