— Я не знаю, — Фомин отложил пергамент. — Не знаю. В мое время… то есть перед отлетом «Королёва» на Марсе вели поиск разведчики, но они были героями. Стать разведчиком мог далеко не всякий, пробивались лучшие из лучших, элита — как сейчас в рыцари. Перебои со снабжением — да, случалось. Земля, она далеко от Марса. Имена Ильзе и… как его там… Рейтё мне ничего не говорят. Никакого Александра Четвертого в тридцатых годах — в одна тысяча девятьсот тридцать третьем году — не было. Датировать рукопись не могу, считать документальной тоже.

— Не считать документальной? А какой?

— В двадцатом и двадцать первом веке — во всяком случае, до нашего полета — многие писали так… для развлечения. Выдумывали, сочиняли.

— Сочиняли? — Бец-Ал-Ел уважительно покачал головой. — Да, могучие были люди. Каким богатством, какой щедростью должен обладать человек, чтобы тратить свою ментальную энергию на сочинение! Измыслить целый мир! Воистину, то было время титанов.

Фомин за уважением расслышал насмешку. Летописцу, ученому, да просто занятому человеку сочинители кажутся либо циничными скоморохами, за медяки потешающими публику, либо не выпавшими из детства чудаками. Настоящие странники-сказители поют правду, одну правду и ничего, кроме правды.

— С другой стороны, многие сведения оставались достоянием специалистов. Я не криптоархеолог и не следил за марсианской разведкой. Меня больше интересовали дальние полеты. Рейс к Урану, например. Или испытания пространственного двигателя.

— Время титанов, — повторил Бец-Ал-Ел. — Обретем ли мы когда-нибудь утерянную силу?

Вопрос явно не требовал ответа.

Фомин и не ответил. Встал, подошел к гравюре, висевшей на стене. Изображен был на гравюре Замок — тот же остров, те же очертания, но только немного пониже и стены, и башни. Москва тоже не сразу строилась, Кремль в шестнадцатом веке был куда меньше Кремля века двадцатого. Но здесь, конечно, не Кремль: чтобы не спутали с каким-нибудь другим замком, нарисована была лента с надписью «T’Ver, Anno 5004».

— Таким был замок почти пятьсот лет назад, — пояснил Бец-Ал-Ел. — Гравюра руки Ум-Шила, победителя драконов, тридцать четвертого барона Т’Вер. Ум-Шил передал Замок своему сыну, а сам стал отшельником в Шииловском лесу.

— Замечательно! — искренне ответил Фомин.

Барон сумел на гравюре показать не только замок. Еще страх. Еще тоску. Еще обреченность. Хотелось бежать отсюда, бежать без остановки — куда угодно. Хоть и в лес.

Он хотел расспросить мага о бароне, но помешал слуга.

— Баронесса зовет своего мага.

— Спешу на ее зов. Для того нас, магов и грамотеев, и держат. Надеюсь, нам еще удастся побеседовать, — Бец-Ал-Ел любезно поклонился Фомину.

— Надеюсь, — в тон ему ответил рыцарь.

— Баронесса просит доблестного рыцаря подождать ее здесь, — продолжил слуга, обращаясь теперь к Фомину. — Она только отдаст необходимые распоряжения.

Фомин вернулся к гравюре.

Рыцарь-послушник оторвался от манускрипта. Прочитал. Или кончилось действие заклинания тишины — выдохлось, отпала нужда.

— Удивительно, как много знал черный мудрец Кии-Н’Га о Силах Тьмы. Но вряд ли его знание поможет мне, — ищущий И-Гор с сомнением смотрел на Бец-Ал-Ела.

— По-прежнему в тумане? — поинтересовался Фомин.

— В черном тумане на дне глубокой пропасти посреди безлунной ночи, — несколько витиевато выразился рыцарь-послушник. — Устал, словно день верхом на коне скакал, а что сделано? Ничего. Прочитал свиток.

— Вы еще думали, друг мой, — утешил Фомин.

— Если бы думал… — рыцарь встал, прошелся по залу. — Думать, делать выводы — какое счастье. А я блуждаю с повязкой на глазах, не решаясь ее снять.

— Почему же не решаетесь?

— Страшно, доблестный рыцарь. Очень страшно. Вырасти с сознанием, что живешь если не в добром, то все-таки своем мире, и вдруг очутиться среди чудовищ… — он тоже остановился перед гравюрой. — Замок… Здесь я родился, здесь рос… Рос-рос, и вырос…

Гравюра произвела впечатление и на него. Рыцарь задумался, погрузился в воспоминания. Верно, о счастливом детстве.

Конечно, о счастливом. За стенами замка Т’Вер можно было не бояться налета мутов или рейда завистливого соседа — и так много поколений подряд. Безопасность — она как воздух, пока постоянна, ее не видишь и не ценишь.

Фомин вспомнил историю княжества Роо-Неж. Теплая, жирная, отзывчивая земля, смирный народ, просвещенный князь — а теперь лишь жалкое племя лесовиков прячется среди развалин…

Значит, астероид… Версия Земли. Небесы утверждают совсем другое. Даже не утверждают, нет, это было бы слишком сильное выражение, а небесы о Земле говорят отстранено, с брезгливым равнодушием. Равнодушно и сказали, мол, изгадилась Земля, оттого-де и соскользнула кора, съехала. Гренландия с Антарктидой переместились в экваториальную зону, запустился процесс самоочищения. Теперь всё в воле землян — летать, ползать, зарываться вглубь. Небесы идут своим путем, мир безграничен, прах к праху, свет к свету.

Идут. Но далеко не ушли. Околоземные станции, три поселения на Луне, два — на Марсе. Кажется, есть колонии и в поясе астероидов, но именно что «кажется» — никакой точной информации, увы, нет. Они, экипаж «Королёва», посещают только станцию «Восток». Хорошая станция, на геостационарной орбите, населена приблизительно (даже очень приблизительно) тремя тысячами далеких потомков землян. «Восток» поставляет остальным колониям трансурановые материалы. Берут их снизу, откуда ж еще. С Земли. Сами спускаться брезгуют. Или просто не могут — сотни поколений, взращенных при слабенькой искусственной гравитации, кое-что подрастеряли. Здесь они бы чувствовали себя медузами, выброшенными на скалы. Прежде посылали големов, роботов-марионеток, но супротив человека они не переговорщики. Из могильников големы могут качать всякую гадость (что нам смерть, немцу радость, вспомнилась древняя пословица), но интриговать — никак.

Люди любят общаться с людьми, небесы с небесами, а с железками пусть кузнечный молот толкует.

Они, экипаж «Королёва», оказались удачными посредниками. За пятнадцать лет заключено контрактов больше, чем за предыдущее столетие. «Восток» пристроил новое крыло, душ этак на двести. «Королёв» получил новый катер, старый-то совсем прохудился, ну, и всякую полезную в рыцарском деле мелочь. В новом доме всяк гвоздик дорог.

— Я, кажется, начинаю догадываться, — рыцарь-послушник оторвался, наконец, от гравюры. — Но это настолько… настолько невероятно! Нужно просмотреть Summa Sumarum. Как только прежде я не обращал на это внимания?

— Summa Sumarum?

— Расходные книги Замка. Но они не в библиотеке, а у помощника рыцаря-советника. Я сейчас, доблестный рыцарь. Неужели…

И этот ушел.

Фомин взял оставленный рыцарем-послушником пергамент. Гениальнейшее изобретение человечества. Количество пишущих людей должно быть пропорционально количеству скотины. Один теленок — один свиток. Естественная привязанность письменности к экономике. Дешевая бумага порождает дешевые слова. Некогда думать, нужно писать. Рукописи не горят, они теряются в грудах исписанной бумаги.

Манускрипт был написан на латыни. Мертвый язык пережил языки живые. Да был ли он мертв? Настоящие ученые, положим, знали ее. Но он бортмеханик, а тоже выучил. Быстро, уже через неделю залопотал, в карантине Небесов. Не Цицероном, конечно. Feci quod potui, faciant meliora potentes.

— Простите, я заставила вас ждать!

— Что вы, баронесса! Ждать да догонять рыцарю привычно.

— Я решила провести Испытание Аргента. Сэр Дии-Ол согласился со мною, что это лучший способ решить дело.

Степняк поклонился, подтверждая слова баронессы.

— Свидетельствую, моя госпожа, — ну какой голем сможет поклониться одновременно и любезно, и с достоинством? Какой голем вообще сможет определить, когда нужно кланяться, а когда рубиться?

— Мои люди делают необходимые приготовления. Мастер Бец-Ал-Ел снабдит нас средством Аргента. Подойдите к окну, доблестный рыцарь, и вы увидите, как глашатай объявит и о смерти принцессы Ки-Евы, и об Испытании Аргента.

Фомин подошел. Люди внизу ждали праздника, пира, веселья.

Веселья не будет. А зрелище, что ж… Может быть.

Толпа осыпалась, словно цветущая вишня под порывами сивера: только-только кипела, и вдруг разлетелась сотнею лепестков во все стороны, оставив после себя лишь голые ветви.

Луу перевел взгляд. Отсюда, сверху, все выглядело иным — и Замок, спящим чудищем разлегшийся у самых ног, и озеро, в глубинах которого сновали зыбкие тени, и поля, сейчаc

безлюдные, но каждою своею пядью свидетельствующие — здесь живут пахари. После дебрей Ра-Амони вид этот — масло на душу. Покой и достаток, вот самое дорогое, чем может наделить жизнь. Но может и обделить.

Дальше тянулся лес, далеко, насколько хватало глаз, лишь на полуночной стороне серела Топь Блуждающих Огней.

Он поискал дорогу, которой давеча шли они с рыцарем.

Здесь, на этой башне, хорошо предсказывать ближайшее будущее. «Через два часа, моя госпожа, к нам пожалуют гости: его светлость герцог Ан-Жи со своим Черным Отрядом. Зажарить быка на вертеле или поднять мост и зарядить пушки? Я бы посоветовал второе, если, конечно, вы, моя госпожа, сами не пригласили герцога погостить».

Луу почувствовал, как голод осторожно лизнул под ложечкой.

Пост подзатянулся. Нет, он мог не есть и два дня и три, приходилось в жизни и голодать по-настоящему, но даже сюда, ввысь, нет-нет, а и долетали ароматы жареного мяса, и дразнили, дразнили… К пиру готовились загодя. Куда ж теперь? Поминальную трапезу устроят, не иначе. Но только после заката. Как будут хоронить принцессу, по ее обычаям, или по нашим?

Словно отвечая на его вопрос, от стен замка отошла ладья. К Погребальному Островку плывут. Готовиться. У них не так уж и много времени. Хотя… Хотя, наверное, на Островке есть готовый запас — плиты, ямы и все такое. Благородные люди всегда готовы к смерти, это простолюдины умирают так же, как и живут — бестолково, бедно, без достоинства.

Внизу хлопнула дверь. Кто-то идет. Зелатор? Нет, походка другая. Учитель? Да, Учитель.

Он приготовился ждать, всё же триста ступеней, а Учитель немолод, но звук шагов вдруг стих, чтобы спустя несколько мгновений возобновиться, но уже рядом. Совсем рядом, в полувитке.

— Любезный Луу-Кин, вы скучаете?

— Я… Мне было очень интересно здесь, наверху. Хорошо думается.

— Тогда давайте поднимемся еще немного.

Они поднялись теперь уже под самую крышу.

— Проходите, проходите в кабинет. Хоть и высоко, зато никто по пустякам не беспокоит… — маг смотрел на Луу приветливо, но Луу-Кину захотелось поскорее спуститься вниз. Наверное, боязнь высоты. Голова не кружилась, но все-таки было не по себе. Уж больно широкие здесь, в кабинете, окна. Втрое против тех, что витком ниже. Словно что-то подталкивает к ним, шепчет: «шагни, шагни!»

— Да… очень удобно, — протянул он, стараясь пересилить дурноту.

— Вы устали? Понимаю. Тяжелый путь, волнения, да еще пост. Откушайте, прошу вас, — Бец-Ал-Ел достал из настенного шкафчика тарелку и кувшин. Ветчина, хлеб и сидр.

— Но пост…

— Пост там, внизу. Вам, любезный Луу-Кин, нужно восстановить силы, я надеюсь на вас, на вашу помощь.

— Если так, то конечно…

Луу надкусил ветчину. Свежая. И хлеб — еще теплый, пахучий.

— Как прошло путешествие? Я, право, опасался за вас: окрестности Замка ныне небезопасны.

— Да, Учитель. Удача, что мне встретился рыцарь дома Кор, который позволил идти вместе с ним. Счастливый случай. Иначе… — Луу поежился.

— Случаи, особенно счастливые, любят, когда о них заботятся, — туманно ответил Бец-Ал-Ел. — Но мутов, действительно, собралось много. Слишком много для этих мест.

— Будто жуженицы на мед слетелись, со всех ближних земель.

— Медом у нас не пахнет.

— Чем-то, стало быть, пахнет.

— Чем угодно, но не медом, — Бец-Ал-Ел в раздумье шагал от окна к окну. — Да и зачем мутам мед? Муты любят плоть. Плоть и кровь.

— Значит, пахнет кровью, — заключил Луу.

— Здесь люди, там муты. Сверху небесы, внизу навь. Четыре силы. Каждая сильна по-своему и на своем месте.

Сложилось равновесие. Мир держится на нем много поколений. Но если появится пятая сила, как знать, не накренится ли наш мир, не переломится ли?

— Откуда ж ей взяться, пятой силе, Учитель? В мире живых ей места нет.

— В мире живых… Да, ты прав, любезный Луу-Кин. Я вижу, ты насытился, — Бец-Ал-Ел переменил тему. — Тогда я бы хотел посмотреть твою находку.

— Я принес то, о чем вы говорили, Учитель, — Луу отодвинул тарелку, поставил на стол короб. — Вернее, я надеюсь, что это именно то, — он откинул крышку, запустил обе руки внутрь. — Пещеру почти завалило, пришлось разбирать лаз, оттого-то я и припозднился. Вот, — он вытащил сверток и вопросительно посмотрел на Бец-Ал-Ела. — Оно?

Маг не торопился. Сначала долго смотрел на сверток, потом медленно начал разворачивать тяжелую ткань. Тускло блеснула волнистая поверхность.

— Да, это именно оно. Яйцо, — Бец-Ал-Ел взял предмет в руки, поднес к уху.

— Что-нибудь слышите, Учитель?

— Слышу? Нет, любезный Луу-Кин. Оно молчит.

— Вот и я — и слушал, и вертел — ничего. А уж как боялся, как боялся!

— Чего?

— Да разбить. Дорога-то дальняя. То споткнешься, то уронят.

— Разбить? Если его сбросить с башни, оно останется невредимым. Если его положить на наковальню и бить молотом, ни трещинки, ни царапинки на нем не появится. Нет, любезный Луу-Кин, эту скорлупу запросто не разобьешь.

— А чье… Чье это яйцо, Учитель?

Бец-Ал-Ел покачал головой.

— Боюсь, ничье. В том-то и беда. Поди, сыщи теперь для него наседку… — он убрал яйцо в тяжелый кованый сундук, что стоял у стены. — Ладно. Прознает — прилетит. Его теперь издалека видно, яичко-то. А не прилетит, что ж… Подкладывают под курицу утиные яйца, так и мы натуру обманем. Постараемся. Устроим самогрейное гнездышко.

Луу не стал расспрашивать дальше. Не хочет Бец-Ал-Ел говорить — значит, и не нужно ему, Луу-Кину, знать. Или, напротив, нужно своим умом дойти до сути. До чего дошел сам — то твое, не отнимешь. Не золото.

Он посмотрел в окно. Оно манило к себе пуще прежнего, потому-то он и не отводил глаз. Боролся. Не уступал слабости. Как знать, может, придется и в горы подниматься, по кручам карабкаться, что тогда? Поначалу в пещерах Ра-Амонских тоже жутко было, казалось — завалят, не выпустят, а сдюжил.

В полуденном окне вдали, за Топью, углядел он дымок. Горит что-то. Время не сухое, чему ж гореть? Он посмотрел в окно рассветное. Опять дым, тоже вдали, в дне пути. И в полуночном окне дым, и в закатном.

— Учитель, посмотрите!

Бец-Ал-Ел проследил за взглядом Луу-Кина.

— Сигнальные дымы, — сказал он таким тоном, каким говорят «у соседки подгорел пирог».

— Кто-то напал?

— Муты.

— Со всех сторон разом? Такого прежде никогда не было.

— Совершенно верно, любезный Луу-Кин. Не было. Что-то происходит. Что-то пытается нарушить равновесие.

— Но почему стража ничего не делают? Не видят?

— Не у всех такое острое зрение, как у вас, любезный Луу-Кин. Да и остальные башни на десять локтей ниже моей. Но стража, разумеется, знает. Вестники прилетели склянку назад.

— И ничего не делается?

— Отчего ж? Замок стоит не первый век, защищая округу. Его не одолела тьма Аты-Бая, под его стенами смерть отыскала сухорукого Има — ужель муты, сколько б их ни было, могут представить опасность? Неудобство — да, заботу — да, хлопоты — да, но опасность? Эти дымы не сколько для нас, Замка, сколько для пахарей. В деревнях грузят скарб на телеги и торопятся сюда, за стены. В отличие от Аты-Бая, муты не знают огня и боятся его. Посевы они попортят, поколотят слюду в окнах, но все это поправимо. Замка им не взять. Никогда.

— Но стража… Они будут отсиживаться за стенами?

— Начальник стражи, сэр Ук-Ян-Ко, рыцарь мудрый и многоопытный. Чем гоняться за мутами по чащобам, он предпочтет разбить их здесь, под стенами, всех до единого.

— Разве это не опасно — допускать мутов сюда?

— Первый Искусный среди людей, великий Уно Арте, говорил своим ученикам: один мут стоит двух стражников, пять стражников стоят пяти мутов, но сто стражников уничтожат тысячу мутов с той же легкостью, с которой солнце побеждает тьму.

— Я, учитель, видел, как доблестный рыцарь Кор-Фо-Мин один в считанные мгновения рассек банду мутов.

— Да? — Бец-Ал-Ел задумался. — Значит, я в нем не ошибся, он храбр и силен.

— Он… Он принадлежит к нашему Ордену, Учитель?

— Кор-Фо-Мин? Нет. Я надеюсь — пока нет. Но дом Кор — наш естественный союзник. Он — послание Межпотопья, несущее в себе жизненную силу того Времени. Пятнадцать зим прошло с той поры, как они высадились на острове Д’лер — и сумели стать одним из самых значимых Домов Белой Земли. Возможно, дому Кор наш Орден тоже будет небезынтересен.

Но сейчас, любезный Луу-Кин, нас ждет более спешное дело. К вечеру подойдут беженцы из деревень, нужно успеть до их прихода провести Испытание Аргента.

— Это испытание…

— Испытание Аргента выявит вампира. Или вампиров. Сейчас в Замке дюжина сотен душ, к ночи станет втрое. Но те, деревенские, не имеют ничего общего с убийством принцессы Ки-Евы, поэтому нужно успеть до их прихода, иначе дело затянется.

— Я смутно слышал про это испытание, но никогда не видел.

— Не удивительно, любезный Луу, не удивительно. Эта склянка, — маг открыл другой шкафчик и достал склянку черного стекла, — эта склянка содержит в себе средство Аргента — очень редкое средство и, нужно сказать, дорогое.

Испытание преследует две цели. Первая, разумеется, выявить вампира. Вторая — показать, что человек прошел испытание, исключить уклонение. Это средство растворяется в воде, склянка на ведро. Если обыкновенный человек — или даже знатный рыцарь — опустит в такую воду руку, то рука окрасится в серебряный цвет и останется серебряной три дня. Поэтому, встречаясь, люди протягивали друг другу руку, показывая, что прошли Испытание Аргента. Прежде в некоторых краях Испытание полагалось проводить каждую четверть луны, и был для этого введен особый налог, десятина. Но оказалось, что она — ее позже прозвали вампирской десятиной — гнетет что ремесленника, что пахаря, что торговца. Нужно же платить и походную подать, и баронскую подать. С чего жить-то? Вот и перешли на экономную пробу Ивы и пробу полной Луны. Но они хороши, если нужно испытать кого-то конкретно, одного, двух, ну, десять человек. А для массовой проверки Испытание Аргента остается непревзойденным, лучшим способом, — рассказывая, маг переливал жидкость из склянки в мерный цилиндр, а оттуда — в реторту. Под нею зажег огонь — жгучий, невидимый огонь Духа.

Луу любил слушать Учителя, который незаметно, походя, одаривал Знанием.

— Готовят средство опытнейшие маги Ри-Има и состав хранят, как величайшую тайну. Правильнее сказать, что он и есть величайшая тайна. Я разгадал его, но проку от этого чуть: для его приготовления нужна особая вода, из источника, который находится у огненной горы в одном из городов Ри-Имского царства. А любая, даже самая обыкновенная вода, привезенная из Ри-Има, становится золотой — слишком далек путь.

Но вернемся к первой задаче — выявлению вампира. Вампир — существо, поддерживающее целостность мертвой плоти за счет усиления энергетической связи между мельчайшими элементами. Именно поэтому ему нужна кровь — наиболее богатая витальной силой часть человека. Хотя вампир может пожирать и мозг, и мышцы, и внутренности — если силы крови ему мало. Средство Аргента нарушает энергетические связи мертвой плоти, и потому для человека оно совершенно безвредно, на вампира же действует подобно купоросному маслу — плоть расползается на глазах. Хотя, оставь вампира в покое, через самое непродолжительное время она восстановится, но это уже дело стражи — не оставлять его в покое.

— Но Учитель, ведь сейчас день. Разве вампиры не боятся дневного света?

— Свет, любезный Луу-Кин, тоже разрывает энергетические связи, но гораздо, гораздо слабее, чем средство Аргента. Сытый вампир легко, на ходу, восстанавливается. Только истощенные, давно не вкушавшие витальной силы, боятся света, остальные же солнце не любят, но терпят, как не любим, но терпим мы дождь или туман.

— Я люблю дождь, — пробормотал Луу.

— Тем лучше, тем лучше. Все, состав активизирован, — Бец-Ал-Ел слил жидкость из реторты в золотой флакон. — Если хочешь, любезный Луу, оставь свой короб здесь. Похоже, в ближайшее время торгов в Замке не предвидится.

— Спасибо, учитель, — Луу поставил короб в угол. Здесь все добро будет в безопасности, никакой лихой человек не полезет в башню мага. Если и полезет, то лихим человеком на свете будет меньше, а каменной статуей — больше. В кабинете учителя стояли четыре статуи. За восемь веков — немного, один отчаянный смельчак — либо просто глупый жадина — на два века.

Из вежливости Бец-Ал-Ел шел вместе с ним, мог бы просто шагнуть в проем и перышком спуститься вниз.

— Мы идем на Площадь Правды. Исстари бароны Т’Вер прилюдно разбирали дела тех, кто прибегал к баронскому правосудию. Там ты и увидишь своего спутника.

— Доблестного рыцаря Кор-Фо-Мина?

— Его.

— Могу я говорить с ним о делах Ордена? — Луу хотелось предстать перед рыцарем не простым торговцем, а практикусом. Достиг он этой ступени совсем недавно, и очень тем гордился — перед самим собой. Хотелось бы, чтобы и другие знали, кто он на самом деле, вольный торговец Луу-Кин.

— Нет, нет, любезный Луу-Кин. Это было бы несвоевременно. Немного позже, может быть, — Бец-Ал-Ел понимал состояние практикуса. Здоровое честолюбие в сочетании с пытливым умом, предприимчивостью и везением.

Он почти не надеялся, что Луу-Кин доберется до Ра-Амони и отыщет Яйцо. Обратный путь, конечно, дело другое — Яйцо бережет своего Хранителя, но путь туда, и сама Ра-Амонь… Три года подряд посылал он людей, последний раз целый отряд, восемь человек, два рыцаря-послушника. Пропал отряд, все до единого. А Луу-Кин… Луу-Кин достоин новой степени посвящения. Минуя Философа — в Адепты. Младшие Адепты. Один адепт сгинул, другой возник. Нужно будет поговорить с Магистром Храма, почтеннейшим Элиафасом, иначе обидится старик, станет ворчать, мол, назначения идут мимо него, никто с ним не считается, забыли прежние подвиги. Хотя младший адепт — не столь великое назначение, которое нужно согласовывать с магистром храма, но пусть Элиафас почувствует, что Орден его ценит, с ним считается. Порой и малость радует человека.

— Видите, любезный Луу-Кин, мы подоспели вовремя.

Площадь Правды оказалась небольшим замощенным участком, огороженным цепями, висевшими на чугунных столбах. На небольшом возвышении поставили кресло. Для госпожи баронессы, для кого ж еще. В центре у чаши — каменной чаши на каменном постаменте — стояли два стража с обнаженными мечами. А за ограждением уже выстроились хвосты. Отдельной

очередью стояли стражники, отдельною слуги, отдельною торговцы. Рыцари, понятно, шли сами по себе, но и им пришлось ждать. Рыцарский хвост.

Все стояли тихо, переминаясь с ноги на ногу и с опаской поглядывая на соседей — что-то покажет Испытание.

— Отменный порядок, — одобрил Бец-Ал-Ел. Луу согласился. Порядок в Замке любили и знали — не вдруг он появляется. Ежемесячные учения, тревоги внушили — всяк должен знать свой маневр.

— Баронесса Т’Вер, — провозгласил герольд.

Баронесса в окружении старших рыцарей прошла по Площади Правды и остановилась перед каменною чашей.

Слуга налил из меха воду.

Баронесса сделала знак Бец-Ал-Елу, и маг вылил в чашу средство Аргента.

Ничего не произошло — вода осталась спокойной и прозрачной.

Фомин стоял по левую руку от баронессы. Величайшее доверие и глубочайший почет. И ответственность. Он, Фомин, а в его лице весь дом Кор отвечает за безопасность правительницы Замка Т’Вер. Потому всё внимание на ее окружение.

Убережем, если ушами хлопать не будем. «И сабли наши востры…»

Маг на глазах честного народа приготовил таинственный раствор-индикатор. Все честно, без обману.

Баронесса подала пример — погрузила в чашу руку, подержала, а затем подняла вверх.

Кисть — словно из ртути. Или серебра. Красиво.

По толпе пронесся одобрительный гул.

Баронесса отошла от чаши, взошла на постамент, села в кресло. Доказала свое право быть правительницей.

Вторым пройти проверку полагалось молодому барону.

И еще одна серебряная ладошка.

Третье почетное место отвели ему.

Фомин подошел к чаше. Правую руку, левую? Баронесса окунула правую, молодой барон левую. Есть в этом особенный смысл или просто — случайность? «Левая и правая, все галоши парою…»

Он снял перчатку с правой руки, так получилось само. Снял и погрузил в воду. Защипало, будто нарзанную ванну принял. Досчитал до пяти и вытащил.

Смотрите, люди добрые, не отвалилась!

Он вернулся к баронессе, стал подле нее. Не подступись!

Логичнее, пожалуй, было бы начать проверку именно со стражей — тех, что стояли у чаши, готовые в любую минуту рубить проявившегося вампира. Но в местничестве своя логика.

Тишину нарушил звук бегущего человека. Сквозь толпу пробирался рыцарь-послушник, ищущий И-Гор. Ай, нехорошо, нехорошо. Нарушение церемониала. Краем глаза Фомин заметил, как поджала губы баронесса. Будет младшему сыну младшего сына выволочка. Взять, что ли, его с собою? Человек, в поисках истины засидевшийся в библиотеке и опоздавший на Испытание — незаурядный человек, Дом Кор — открытый дом, и рыцарей-послушников в нем больше, чем отцов-основателей, членов экипажа «Королёва». Правда, период послушания долог…

Начальник стражи, доблестный Ук-Ян-Ко скорчил свирепую рожу и кивком указал рыцарю-послушнику стать в конец хвоста.

Ищущий И-Гор поймал взгляд Фомина.

— Я разгадал, — сказал он одними губами. — Я разгадал! — но в глазах его было не торжество. Страх. Того больше — ужас.

Определенно, нужно взять его с собой.

Доблестный рыцарь Ук-Ян-Ко тоже продемонстрировал миру и граду свою незапятнанность — и стал рядом с молодым бароном. Он был обижен — считал, что третье место принадлежало ему, рыцарю Замка, а не заезжему обожателю Небесов, и смотрел на Фомина с вызовом и задором.

Лучше бы он смотрел на Чашу.

Рыцарь-советник, а попросту эконом замка сэр Ингман в задумчивости стоял перед нею. Неторопливо засучил рукав, неторопливо опустил руку — и отдернул ее.

Стражники замешкались, мечи только поднимались для удара, но эконом дожидаться не стал. Он бросился бежать, и люди старались угадать его путь, угадать с тем, чтобы оказаться в стороне.

Все, кроме одного.

Рыцарь-послушник встал на пути советника.

— Сэр Ингман, я знаю, что… — но договорить не успел. Советник ударил его в грудь, ударил голой рукой, но панцирь, легкий парадный панцирь раскололся, словно яичная скорлупка.

Раскололся не только панцирь. Кровь хлынула изо рта рыцаря-послушника, он упал — сначала на одно колено, потом завалился на бок. Рука запоздало потянулась за мечом, но сэр Ингман ударил еще раз.

Как знать, может, мгновение, что ушло на этот удар, и стало для него роковым. Не задержись он, степняку было бы сложнее догнать эконома. А так сэр Дии-Ол кошачьим крадущимся шагом подоспел — и снес ятаганом голову советника.

Одним ударом.

Практика.

И только тогда очнувшиеся стражи подоспели на помощь.

Обезглавленное тело рубить не трудно.

— Засвидетельствуйте, доблестный рыцарь, что вампир наказан, — невозмутимо произнесла баронесса.

Фомин подошел к тому, что совсем недавно было рыцарем-советником.

Кисть руки, обугленная, с проступающими сухожилиями и костями, еще царапала землю.

Он осмотрел рыцаря-послушника. Нет, и тут поздно что-либо делать.

Ищущий И-Гор умирал.

— Уходите, — прошептал он из последних сил. — Уходите все… Скорее