Глава 5. Гея. 1700
Европейский политик

Как только подсохли основные дороги, в Москву потянулись из разных стран Европы посланники и резиденты. Всем не терпелось развеять неизвестность по поводу Московии — этой полуевропейской-полуазиатской страны. Слухи, бродившие по Европе на протяжении всей зимы, будоражили не один светлый ум в ведущих кабинетах. Одним глазом Европа смотрела на агонию испанского короля, другим — на своего дикого восточного соседа, а задницей чувствовала азарт молодого шведского короля, алчущего славы на поле битвы.

Первым прискакал посол от датского короля — Пауль Гейнс. Допущенный для аудиенции, он после искренне недоумевал: так что, вы воевать не будете? Но ведь вы обижены на шведов? Земли Ижории и Карелии стонут под игом Швеции, народы жаждут воссоединения с Москвой. Вон и Август, король польский, курфюрст саксонский, един с нами во мнении — шведа нужно давить! Софья Алексеевна, жеманно улыбаясь и усердно кокетничая, объяснила досужему датчанину, что русское войско нынче не боеспособно, проходит необходимый процесс реорганизации и перевооружения, казна государства не позволяет войску вести вообще никаких активных действий. Брат Петруша, пребывая на царском престоле почти десять лет, истощил страну так, что она решительно не в состоянии воевать с кем бы то ни было.

На намеки посла относительно русско-турецких взаимоотношений царица насупилась и попросила не указывать ей, какие из захваченных иноземцами русских крепостей ей возвращать, а какие нет. Стычка с турецким султаном высосала последние копейки из казны, а наложенный на турок выкуп едва позволил свести дебет с кредитом. Таким образом, после аудиенции посол вышел будто искупавшись в холодной воде. Ему одновременно дали понять, что ни для кого не секрет, зачем Дания тридцать лет подталкивает русских на войну со Швецией, а также что Софья Алексеевна нынче при деньгах, авторитете и кураже.

— Давно мечтала Кристиану промеж ходуль врезать! — сказала она со счастливой улыбкой после ухода Гейнса. — Ах, пардон, забыла! Там нынче Фредерик царствует! Ростислав Алексеевич, пригласите свою государыню на обед — я проголодалась!

Вторым прибыл Ян Бокий — резидент Речи Посполитой. Этот долго ходил вокруг да около, не решаясь даже попросить царицу о личной встрече, но прибывший в конце апреля Иоганн Паткуль, ярый ливонский патриот, уполномоченный Августом вести переговоры и от Польши, отодвинул напыщенного Бокия на второй план. Мигом записавшись на аудиенцию, он сделал несколько визитов знатным иноземцам, проживавшим в Москве. В частности, агенты Ромодановского его несколько раз видели на Кукуе, где он навещал дома именитых гостей.

Первого мая Иоганн Паткуль впервые увидал русскую царицу. Пораженный ее зрелой красотой, он искренне упал к ее ногам и слезно просил позволения быть личным рыцарем. Но Софье было уже далеко за шестнадцать, поэтому она лишь расхохоталась.

— Вставайте, шалунишка! — сказала она с интонациями Фаины Раневской. — Не то сейчас ворвутся мои деятели искусств... ну же, капитан, вставайте! Что, пришли уговаривать меня на поставку пушечного мяса ко двору этого красавца Августа? Полно, барон! Август со своими саксонцами умеет воевать лишь за столом на брудершафт! Увольте!

Напрасно Паткуль, призвав на помощь все свое красноречие, баснословие и косноязычие, пытался описать ужас, творящийся в Ливонии — редукцию имений, произвол шведов и тотальное обнищание некогда богатого края, — Софья Алексеевна только сочувственно кивала, а напоследок сказала:

— Я верю, барон, что вами движут благие намерения, я верю также, что вы желаете блага для своей родины, но какую цену придется заплатить за это тем, кого вы, Иоганн Паткуль, избрали своим орудием? Молчите, вот ваши мемориалы! Вы писали это, не отпирайтесь! Наша разведка работает не хуже разведки покойного Ришелье, если не лучше! «План склонения российского кабинета на войну с Карлом, королем шведским». Хотите бесплатный совет?

Покрасневший барон лишь пожал плечами.

— Поскольку у себя на родине вы все равно приговорены к смертной казни, послужите немного России. Мне в первую очередь нужны умные глаза и уши в Испании. По нашим сведениям, тамошнему королю осталось жить не больше года. Нет, Испания нам не нужна — нам нужны только сведения из первых рук о делах, там происходящих. Согласны? Бросьте вы крутить интриги вокруг Ливонии — лет через пять Карл обломает себе зубы, и ваша родина примет вас с распростертыми объятиями. Свою поддержку я вам гарантирую — царское слово.

Чистя перышки после аудиенции, Паткуль должен был признать, что его переиграли. Ох как непросто было ему жить, зная, что на его земле хозяйничает враг, как непросто было принять предложение русской царицы! Даровитый, энергичный, неразборчивый в средствах, пылкий до бешенства, мстительный, жестокий Паткуль все же был реалистом и сознавал: без московитов со Швецией не совладать. Разве что привлечь другого союзника, но кого? Англичан? Не пойдут. Эти воюют чужими руками. Французов или австрийцев? Они вот-вот начнут делить испанское наследство. Не-ко-го! Некого! И положа руку на сердце, признаем: Август с Кристианом тоже не вояки. Прошло их время. А если сделать так, как велит Софья, что-то она обещала насчет поддержки? Чертова баба права — дома ему появляться нельзя, вздернут. Уж слишком он напугал сенат своей патриотической деятельностью, нужно было полегче. Ладно, съездим в Испанию, а там видно будет! Может, и вправду Карл себе зубы обломает.

Утром он вновь прибыл во дворец, где его приняли незамедлительно. Получив задание лично от государыни, он был допущен к ручке и напутствован перед дальней дорогой. Естественно, что на дорогу его снабдили крупной денежной суммой — платой за год вперед, а также рекомендательными письмами к некоторым влиятельным членам испанского кабинета. Вслед Паткулю тенью понесся гонец к русскому резиденту в Испании, князю Андрееву, с просьбой не спускать глаз с предприимчивого лифляндца. Как говорится, доверяй, но проверяй. Особенно если дело касается большой политической игры.

Ближе к середине мая Москву посетил еще один посол. На этот раз свой. Князя Андрея Хилкова депортировали из Швеции, что означало лишь одно: отношения между Швецией и Россией накалились до предела. Однако Карл велел передать своей царственной сестре на словах следующее. Между нашими странами вооруженный нейтралитет — до первой стычки либо провокации. Виновата в таких отношениях прежде всего Москва, поплатившаяся за свою наглость. Наглость выразилась в требовании обратно территорий, отошедших к Швеции согласно Столбовскому мирному соглашению. Карл искренне скорбит о подобных мерах, но иного пути заставить свою царственную сестру одуматься не видит.

Царственная сестра послала на север банальную фигу и обратилась к своему кабинету министров:

— Так что же, государи мои, бояться нам шведского войска али нет? Господин полковник? Кстати, граф, а я имею право присвоить вам чин генерала? Или этот ужасный Хранитель Семен считает повышение вас в звании исключительно своей заботой? Тогда он плохо о вас заботится, а я не могу допустить, чтобы у меня полковник генералами командовал!

Волков скромно сказал:

— Государыня, сам Семен не присвоил мне ни одного воинского звания — все свои регалии я получил от тех или иных правителей Унтерзонне.

Большинство членов кабинета эта галиматья заставила навострить уши. О персоне Хранителя они слышали не в первый раз, но реальное положение вещей представляли себе только несколько человек. С них была взята подписка о неразглашении, причем такой строгости, что, боясь за семью до седьмого колена, они даже спали молча, без храпа. Остальные считали эту полумифическую личность кем-то вроде вождя мировой закулисы — могущественного тайного диктатора, серого кардинала мира. Их не разуверяли. Наоборот, среди лиц, приближенных к государыне, ходило мнение, что Семен сел на «серый трон» недавно. Именно поэтому сейчас на политическом небосклоне медленно восходит звезда России.

Софья Алексеевна повернула голову к секретарю:

— Артамон Иванович! Запишите: Мы, Государи Великия, Малыя и Белыя, своим повелением (цифирь поставите после) от пятнадцатого апреля одна тысяча семисотого года по новому исчислению возводим полковника Волкова, графа Андрея Константиновича, в чин генерала от инфантерии с установлением содержания в... семь тысяч ефимков и жалованьем в вечное владение деревни Орехово.

Граф Волков, матюгаясь про себя, поклонился царице. Пришлось еще и рабовладельцем стать. Сколь там народу в Орехово будет, сотни три? Ну, Софья, ну, Алексеевна, ну, сукина дочка! А вслух ответил на первый вопрос государыни:

— Благодарю, ваше величество. По поводу моего корпуса скажу следующее. В Гродно стоит дивизия Джугашвили, в Пскове два полка — Кортеса и Муссолини. Третий полк Салтыковой несет службу у нас в Кремле. Это дивизия Пол Пота. Один полк дивизии Шикльгрубера расквартирован в Керчи, а два остальных — в Мытищах. Пока не завершится формирование нашей армии, они даже черта не пропустят, не то что какого-то там Карла.

После разгрома турецкого флота крейсер «Орион» переведен на Чудское озеро — если понадобится, его огневая поддержка нам очень даже пригодится. И ко всему прочему сенат Швеции сильно настроен против войны. К тому же я сильно сомневаюсь, чтобы Дания и Польша начали военные действия против этой страны. Они рассчитывали, что все каштаны из огня им достанут русские, а они лишь будут заниматься дележкой. А в Европе вот-вот начнется война за испанское наследство — тогда им вовсе будет не до нас.

— Да, граф, и мы рассчитываем, что до окончания этой войны вы закончите формирование и обучение русской армии. Но если все-таки Карл решит напасть?

— Пока мы, государыня, не проявляем активных действий, ни англичане, ни голландцы, ни французы не дадут ему на войну денег. Их, конечно, напугала наша прошлогодняя победа над турками, но в Европе никто турок не принимает всерьез. Считают, что пик могущества этой империи уже позади.

Софья Алексеевна быстро пошарила в ноутбуке:

— Ростислав Алексеевич, а что там у нас с сибирскими экспедициями? Готовы ли?

Каманин ответил не раздумывая:

— Три экспедиции готовы и полностью укомплектованы. Первая экспедиция идет по маршруту Сибирь—Аляска. Цель: разграничение сфер влияния и проведение приблизительной границы. Попутно поиск полезных ископаемых, в том числе и золота. Вторая экспедиция направляется гораздо ближе — на Урал. Цель: поиск магнитной руды и меди. Третья экспедиция идет еще ближе. Цель — Тихвин. Разведка бокситов.

— Разведка, простите, чего? — не понял глава Сибирского приказа, князь Одоевский. Не знал, что такое бокситы, не только один Одоевский, но он единственный не постеснялся спросить. Премьер машинально отметил этот факт.

— Бокситы — сырье, используемое при выделке кож. Еще одно название — квасцы, это вам знакомо, Алексей Никитич?

— Безусловно! — обиделся тот. — Так бы сразу и сказали, а то какие-то бокститы...

— Бокситы, князь, бокситы! — поправил граф Волков.

В своем углу заворочался князь-кесарь. Выпучив по привычке глаза, он прокряхтел:

— А будет ли дозволено поинтересоваться, на кой ляд нам столько квасцов? Чьи шкуры вы планируете обдирать, Ростислав Алексеевич, уж не наши ли?

По палате пронесся импульс смеха. Каманин тоже улыбнулся. Немного подождав, он достал из-под своего стола предмет, завернутый в рогожу. Развернув сверток, он подошел к Ромодановскому и протянул ему трость, прочную конструкцию на основе дюралевой трубки.

— Примите, Федор Юрьевич, в знак заслуг перед страной.

Ромодановский встал и вытер платочком слезящиеся глаза.

— Хе-хе! — удивился он. — А палка-то легкая.

— Это дюралюмин, — туманно пояснил премьер-министр, — сплав, на девяносто четыре процента состоящий из алюминия.

— Хе! Крепкая и легкая! — оперся на трость князь-кесарь. — В чем тут секрет?

Премьер-министр обвел взглядом сидящих за столом.

— Это, братцы, секрет — всем секретам секрет! Алюминий — это металл, получаемый из алюминиевых руд, так называемых бокситов. Использовать и применять можно широко: от столовых ложек до взрывчатых веществ. Нет, князь, ложками такими можно есть без вреда для здоровья.

Далее в разговор вступила царица с просьбой объяснить, как же умные и хитрые иноземцы ничего не знают об этом металле. Ростислав сказал. Что массовое получение этого металла крайне невыгодно при современном уровне техники и отсутствии знаний о самом металле. Лица присутствующих поскучнели, ибо каждый раз, когда Ростислав Алексеевич принимался объяснять суть некоторых физических и химических процессов, их неодолимо клонило в сон. Что примечательно — царицу тоже. Иннокентий провел даже небольшой эксперимент. При содержании в речи премьер-министра больше половины непонятных слов и терминов на лица бояр наползала умиротворенность, и через несколько минут раздавался первый храп. Первым «пускал петуха» обычно князь-кесарь. При содержании в речи неологизмов процентов на семьдесят глубокий сон наступал гораздо раньше.

Поэтому он быстренько дернул Ростислава за рукав и подбородком указал на затуманивающиеся глаза почтенной публики. Немного раздосадованный, что ему не дали оседлать любимого конька, Каманин предложил закончить сегодняшнее заседание. Когда все разошлись, к нему подошла государыня.

— Ну, премьер, не морщите рожу! Не готовы мы еще к вашим знаниям, ежу понятно. Меня тоже в сон вгоняет, когда вы заводите речь минут на двадцать про какую-нибудь ассоциацию электра...

— Электролитическую диссоциацию, — поправил Ростислав. — Вы наверняка правы, но мне от этого не легче. У меня на лекциях студиозы никогда не спали — им было интересно и занимательно. Это удар по моему профессионализму, моему таланту преподавателя.

Государыня взяла его под руку.

— Дорогой вы мой, нашим студиозам, особенно некоторым, уже о вечном покое размышлять пора, а вы поучать их рветесь. Вы мне хоть популярно объясните, почему и откуда взялся этот люмин — у вас на Земле его пруд пруди, а у нас до сих пор не нашли.

Ростислав Алексеевич откашлялся:

— Видите ли, Софья Алек...

— Соня!

— Видите ли, Соня...

— Видишь!

— Короче, Соня, ты ведь имеешь приблизительное представление об электричестве? Имеешь. Так вот чтобы добиться того, что алюминий станет дешевле железа, необходимо много электричества.

— Много? — приподняла брови царица, отчаянно повисая на его руке.

— Пропасть! Производство дешевого металла получается при электролизе растворов и расплавов бокситов...

— Спать хочу!

— Ну, по-другому я и не знаю, как объяснить. Пойдем в лабораторию, а?

Царица посмотрела на него, опустив ресницы.

— Я охотнее всего прошла бы с тобой в опочивальню, несносный верзила! Но негоже сорокалетней бабе на мужика днем кидаться, когда и ночью времени достаточно. Ну, почти достаточно. Погодь минутку, я пойду переоденусь, а то опять меня какой-нибудь дрянью ошпарит, и прощай — новое платье. Жди меня в своей лаболатории!

В прошлый раз при посещении царства алхимика Каманина взорвался аппарат Киппа, и обоих легонько окатило соляной кислотой. Тогда Софья требовала, чтобы ей показали принцип действия дирижабля. Безопасный гелий получить в данных условиях профессор даже не пытался, поэтому пришлось довольствоваться опасным водородом. Слава богу, никто не пострадал. Все остались при своих. Но, несмотря ни на что, царица любила бывать в лаборатории Ростислава Алексеевича. Тенью передвигаясь за ним, она со священным трепетом наблюдала за его действиями. Вот он надевает белый халат и превращается в полубожественное создание, вот он включает над рабочим столом ослепительно белую лампу с труднопроизносимым названием (ДРЛ), вот он смешивает растворы, и стеклянная банка покрывается зеркальным налетом. Загудел вен-ти-ля-тор — такое просто не выговорить с первого разу, — и вскоре запах в помещении стал гораздо терпимее для монарших ноздрей. Ростислав поглощен работой, но вот Софья робко касается его плеча и преданно смотрит в глаза.

— Ростислав, прости, но все хочу спросить, да забываю. Вот когда дрова горят, что за реакция происходит? Наши шарлатаны бормочут про какой-то флогистон, но я им не верю... раньше верила, а теперь нет...

— Сложная реакция окисления углеводов до восстановления чистого угля и выделения угарного газа и водяного пара. Если проморгать, то уголь тоже сгорит, то есть превратится в углекислый газ...

— А как же флогистон? — переспросила государыня.

— Фигня, нет никакого флогистона, — торопливо ответил профессор. У него вот-вот должно было получиться новое вещество. — Просто окисление сложной структуры дерева происходит при определенной температуре, а само пламя суть раскаленные газы CO при недостатке кислорода, CO2 и некоторые примеси... разные... смотря где росло дерево и чем питаюсь.

— Ты изъясняешься как наши колдуны-астрологи: «Когда семь звезд над твоей головой встанут багряным серпом и пьяный охотник спустит собак на просторы твоей пустоты».

Профессор оторвался от своих пробирок и колбочек. Скептически посмотрел на обиженный лик царицы, поправил:

— Это не ваши колдуны, это Иннокентий на гитаре песню Гребня играл. Ваши предсказания напоминают... мнэ-э... как там... чего, мол, хотел — получишь, о чем думаешь — не сомневайся, бояться тебе того, кто в лаптях не ходит, овчину не носит, лицом бел. Мимо третьего двора не ходи, на три звезды не мочись. Дождешься своего — может, скоро, может, нет, аминь. Спасибо не говори, давай из-за щеки деньгу...

Царица прыснула. Пассаж из толстовского «Петра Первого» пришелся к моменту. Кстати, она прочла все творение единственного советского графа и долго возмущалась: мол, все было совсем не так. Но ее успокоили, сказав, что «неизвестно, что напишут про нас».

Вскоре ей стало скучно в лаборатории, и она ушла в свои покои, чмокнув «чокнутого профессора» в грустный лоб. В рабочем кабинете она открыла комод и достала из него «геенну огненную» — царский ноутбук. Освоение дьявольской машины шло весьма медленно, «ламера» и «тачку» разделяли три века пустоты. И язык был похож на русский, и буквы на клавишках понятные, но сам процесс... сам процесс познания растянулся безмерно. Офисом и некоторыми программами она владела уже на уровне старой клюшки-секретарши из музея, но хотелось большего. Хотелось подчинить себе упрямую машинку, чтобы выполняла все прихоти без загадочных комментариев типа «Виртуальная память системы заканчивается. Подождите, сейчас...». Она несколько раз приставала к Ростиславу, но тот был ярко выраженным пользователем. Затем ей пару раз попалось на глаза сообщение «Обратитесь к системному администратору», и она послала пару надежных человек, на поиски этого легендарного существа.

Люди ее были надежные, а вместе с тем и смышленые. Сообразив, что этого «админисратора» можно искать до седьмой трубы, ребятки обратились к воплощению всего непонятного — Иннокентию Симонову. Последнему бойскауту и первому русскому самураю. Воину-монаху и менестрелю, мужу очаровательной леди Инги и отцу чудесного златоглавого малыша.

Кеша долго хохотал над квестом парочки, но к царице отправил сестру Ростислава — Полину. Она по части системного и удаленного программирования была на голову выше всех, и она же «сидела на дворцовой сетке» — двадцати компьютерах, разбросанных по помещениям дворца. Кстати, хаб висел за троном и очень нервировал «почетный караул» своим бесконечным подмигиванием. Но это еще цветочки. Смотритель дворцовых подвалов схватил нервный криз, якшаясь с дизель-генератором аки с живым существом. Дизель тарахтел в одной из камер дворцовой тюрьмы в подполье, а над устройством отвода выхлопных газов трудились едва не неделю целых три ревенанта, продолбившие в кирпичной кладке желоб. В соседние камеры сажали самых провинившихся, и это благоприятно влияло на криминогенную обстановку.

Жизнь шла своим чередом. В конце апреля Софья окончательно согласилась с доводами генерала Волкова о том, что столицу необходимо переносить в другое место. Уж больно Москва была инертна и консервативна. Столице России необходимо было стать символом азиатско-европейской культуры, соединить в себе прелести двух цивилизаций, кое-что вспомнить, многое забыть, засверкать прекрасной звездой, стать жемчужиной. Именно жемчужиной. Москва при всех своих достоинствах на жемчужину не тянула. Все взгляды устремились на правый берег Чудского озера, куда с приходом весны стали прибывать люди и начали формироваться строительные артели. «Городу Свято-Софийску быть!» — сказал митрополит Псковский Иосиф, благословляя стройку века.