Глава 13.
— А я говорю, пей!
— Вот привязалась! Кот Матроскин какой-то, а не девушка, — Андрей взял здоровой рукой глиняную кружку, в которой плескалось полкварты жутко выглядевшей и дурно пахнувшей жидкости, и сделал несколько глотков.
— Ещё!
— На сама хлебни, — он протянул кружку сидевшей напротив Анастасии, но та отмахнулась.
— Кому поправляться нужно, мне или тебе? — он осмотрел девушку придирчивым взглядом:
— Ну, определенно, не тебе. Ты и так толстая! — она затряслась от гнева.
— Засранец! Пользуешься тем, что я тебя ударить не могу!
— А ты меня просто поцелуй, — Андрей неожиданно для себя произнес это вслух. У Насти же, вообще, сперло дыхание. Впервые предмет ее страсти проявляет какую-то заинтересованность.
Молча она приблизилась к нему, отобрала кружку, поставила на стол, а затем со стоном прильнула к его губам.
— Банзай! — прошептал он, увидев скривившееся после поцелуя лицо девушки.
— Какая гадость! — воскликнула она, а затем, увидев смеющиеся глаза Андрея, прошипела:
— Ты это нарочно! Но я отомщу! — и снова впилась вампиром.
— Неплохое, кстати, лечение! — произнес голос у них за спиной. Это пришли Дуня с Володей. Они сверкали новенькими обручальными кольцами и возбужденными глазами.
— Как медовый месяц, молодожены? — спросил Волков после взаимных приветствий.
— Жаль, тебя на свадьбе не было! — неискренне пожалел Володя. Он с обожанием посмотрел на молодую жену, — не смогли дождаться, пока ты оклемаешься. А медовый месяц в порядке — строго по графику.
— Уж-то меду он сожрал больше, чем медведь! — поведала Дуня.
— Володя, брюхо! — покачал головой Андрей, — ты, Евдокия, за ним присматривай, а не то этот Дольф Лундгрен скоро разжиреет.
— Типун тебе на язык! — рассмеялся Мурашевич, — я в форме.
— Кстати, Вовка, колись — с кого костюмчик снял? У нас в части, по-моему, младших лейтенантов не было, — приятель хитро улыбнулся:
— Сейчас объясню, — он приоткрыл дверь и позвал:
— Заходите, господа офицеры! — в палату не спеша завалилась вся «верхушка третьего Рейха»: Норвегов, Семиверстов, Рыженков, Горошин, Рябинушкин, Локтев и светило медицины — капитан Львов. Речь начал начальник штаба.
— Так как вы с командиром в родстве, то сегодня главный я. По приказу командования базы, и, руководствуясь рапортом майора Булдакова, сержант Волков за личную храбрость и героизм, проявленный в ходе битвы двадцать седьмого мая нынешнего года, представлен к награждению медалью «За отвагу» и присвоению ему очередного воинского звания — лейтенант. Согласно образованию, — пояснил он изумленному Андрею.
— Волков недоуменно крутил головою и честно пытался въехать в происходящее, желательно, не на белом коне. К нему подходили офицеры, хлопали осторожно по левому плечу, говорили ободряющие слова и показывали большой палец. Он мог только невнятно бормотать слова благодарности. Рядом стояла Анастасия и гордилась…
— Кстати, лейтенант! — громыхнул басом Львов, — сообщаю вам, что с сегодняшнего дня можете вставать и потихонечку передвигаться.
По лицу Андрея было видно, что он совершенно ошалел от счастья. Однако снова вмешался Семиверстов.
— Кстати, капитан, сообщаю вам, что вы также представлены к очередному воинскому званию. Так что поздравляю, герр майор! — Львов пошевелил усами.
— Вовремя! — сообщил он, оглядываясь на Анастасию, — а то кое-кто меня уже тараканом прозывать начал, под шумок торсиды. Благодарю за доверие!
Офицеры еще раз поздравили Волкова, пожелали всяческих успехов и по-одному потянулись на выход.
— Андрей! — произнес смущенно Норвегов, — сегодня у нас по поводу хорошей погоды и всех награждений, состоится небольшое торжество застольного типа. Начало в семнадцать ноль-ноль. Ты как себя чувствуешь?
— Если врач разрешит, то я в состоянии, — уверенно ответил парень.
— Тогда скоро за вами заедут. Чао, крошки! — полковник фыркнул и вышел. Андрей и Настя остались вдвоём.
— Что это? — спросила она, недоумевая.
— Праздник у нас, — ответил весело Волков, мурлыча вполголоса «Hooray! Hooray! It`s a holy — holiday!»
— День святого Серапиона?
— День святого Форкопа! — воскликнул он, — праздник, говорю! При чем тут какие-то святые?
Пока Настя собиралась с мыслями, в дверь постучали.
Не заперто! — сообщил торжественно Андрей. На пороге возник Довгалев. Он улыбался.
— Товарищ лейтенант, прибыл в ваше распоряжение!
— Иди ты, Саня, в задницу! — доверительно произнес «товарищ лейтенант».
— Тогда, Андрюха, собирай манатки и поехали к сэру полковнику — приказано вас обоих доставить туда.
— Кем приказано? — нахмурился Волков.
— Их величеством Елисаветой Петровной. Русским языком сказано доставить вас к ней на предмет подготовки к церемонии, — видно было, что Александр цитирует приказ. У него с риторикой дела обстояли не лучшим образом.
— А передал тебе этот приказ Булдаков?
— Как ты догадался? — удивился Довгалев.
— Его способ построения фраз мне в гробу будет сниться, — сказал Андрей, — ты, Саня, помнишь его дружеский шарж на гомиков?
— Я смотрю в унитаз хохоча — у меня голубая моча?
— Он самый! Кто еще кроме нашего майора мог придумать такое?
— Ты! — буркнул Довгаль, — кто водки нажравшись, орал: «Бурные оргазмы сотрясали тело. Мы и не заметили, как время пролетело»?
— Было такое! — расхохотался парень.
— А кто «Технологию» извратил? «Нажми на кнопку — получишь хрен в попку»!
— Какой такой «хрен»? — спросила Анастасия, — что еще за извращение?
— Анальный внедреж, — пояснил Довгаль, — тебе еще Андрюха не…
— А вот я вас сейчас по вые, господин хороший! — вскипел лейтенант.
— Ну вот, а майора обвиняешь в излишней витиеватости!
— Так! Бери моноблок и чеши в свою телегу! Кстати, захвати с собой вот эту пигалицу — мне переодеться нужно, — у Довгалева отвалилась челюсть:
— Как? Вы еще…
— Ефрейтор! — погрозил ему кулаком Волков.
— Понял! — щелкнул каблуками Александр, и уже уходя бросил:
— А я-то, дурак, подумал…
— Саша, это не по моей вине! — донесся до Андрея отдаляющийся голос Насти.
Чертыхнувшись, парень принялся за одевание. Брюки он натянул довольно быстро, тем более, что раненая рука немного помогала. С рубашкой тоже не было заминки. Намного труднее налез китель. Затем последовала полная ерунда.
В итоге, сконфуженный лейтенант появился на крыльце минут через двадцать и поманил Довгалева.
— Слышь, Саня, выручай! Не могу одной рукой завязать шнурки. А для Насти — это темный лес и с двумя.
— Нормально, Андрей! — ответил Довгаль, — это мы мигом. Что ж ты сразу не сказал?
— Думал, справлюсь. А тут еще эти ребра! — поморщился он. Они спустились к машине.
— Ого! — присвистнул Андрей, — для моей скромной персоны даже «Волгу» выделили! Ну-с, поехали!
— Прокачу с ветерком! — заявил Саша, — кстати, Андрей, ты слышал, что Петренко удумал?
— А-а, самоубийца! — тускло протянул Волков, — только суицида здесь и не хватало! Что с ним?
— Перевели к нам. Дохтур рекомендовал сменить обстановку. Уже отбыл в монастырь, помогать монахам грузить пожитки. Булдаков сказал, что устроит ему райскую жизнь — некогда о смерти подумать будет.
— Может оно и правильно, — произнес Андрей, — а может и нет. Человек — скотина мало изученная. Навроде динозавров…
— Дык что, по газам?
— Давай, гонщик, — милостиво разрешил лейтенант, — только смотри — курицу не задави.
— Какую курицу? — не понял водитель, — у нас на базе нет кур.
— Как нет? А это кто? — Волков указал на молодую девушку, которая стояла посреди дороги и пялилась куда-то вдаль. Довгалев нажал сигнал, и девчонка с мявом отскочила, помахав им кулаком. Анастасия тоже дернулась.
— Спокойно, Маша, я — Дубровский! — хохотнул Волков. Они проехали мимо штаба, на крыльце которого стояла чета Худавых и о чем-то спорила.
— Прикинь, Андрюха, — от особиста жена уходит! — хмыкнул Александр.
— К кому?
— Представь себе, к Сашке Сметанину! Они с ней как покатались на сеялке полтора месяца назад, так до сих пор катаются! Правда, уже не на сеялке, — уточнил он. Анастасия при этих словах легонько пнула Андрея в бок.
— Таська! — взмолился парень, — дай ребрам зажить, а! Потом пинай сколько влезет, — девушка, прося прощения, осторожно прижалась к нему.
— Так она уже в возрасте! — сказал Волков.
— Она считает, что возраст — не помеха.
— Ей же лет сорок!
— Тг’идцать тг’и, дорогой товаг’ищ, тг’идцать тг’и! — бездарно картавя под Ильича сообщил Саша.
— А Саше девятнадцать. Ну, попарит он копыт на халяву, а лет через десять, когда на заднице у нее появятся первые морщины, бросит. Аве, Цезарь!
— Их сын остался с отцом. Заявил, паренек, что мамкины фантазии его не касаются.
— Молодчина! Сколько ему?
— Тринадцать.
— Это сучка, а не мать! — не вытерпела Анастасия. Андрей покосился на нее.
— Можно подумать, что ты — кобель!
— Я-то тебя никогда не брошу! — с пылом заявила девушка, — наши женщины становятся женами на всю жизнь!
— У-ты, верная моя! — обнял ее здоровой рукой парень.
— Где бы мне такую найти? — завистливо вздохнул Довгалев, — я бы ей портянки стирал.
— Слышь, чего бормочет! — хихикнула Настя.
У подъезда их поджидала Полина. Андрей и Настя выбрались из машины, которая тотчас укатила.
— Что делаем? — спросил у сестры Волков. Полина сначала поцеловала брата в щеку и только затем ответила:
— Сына твоего выгуливаем, — затем добавила с грустью, — почему-то все считают его моим кавалером.
— Он что, к тебе приставал? — задал коварный вопрос Андрей. Полина отскочила, как ошпаренная.
— Выдумал тоже!
— Значит, под ручку уже прогуливались, — подвел итог он, — сестренка, ты знаешь, что такое инцест?
— Нет, и знать не хочу! Наверняка, гадость какая-нибудь.
— Костик! — позвал отец. Моментально рядом с ним очутился серый комок, — ты свою тетку щупать еще не осмеливался?
— Только ради эксперимента, — призналось чадо. Полина в мгновение ока стала пунцовой, но ничего опровергать не решилась. Видимо, она действовала тоже исключительно в экспериментальных целях. У Анастасии язык отнялся вообще.
— Послушай, молодой человек, — обратился Андрей к сыну, — тот факт, что вам в этом году исполняется десять лет, еще не означает, что вы прошли все фазы полового созревания. Доживи хоть до двенадцати!
— Хорошо, папа! — кивнул головой сынок-суперакселерат. Андрей глянул насмешливо на Полину.
— Целоваться хоть научились, экспериментаторы? — сестра подняла на него наглые глаза.
— Продемонстрировать, братец?
— Я вам сейчас надемонстрирую! — разъярилась вдруг Анастасия, а Костик дернул тетку-подругу за волосы.
— Папа, ты уже выписался? — спросил он.
— Еще нет, но мне уже можно гулять. Полегче, чадушко — не оторви мне руку — она еще плохо приросла.
— Ишь, как похудел! — Полина рассматривала брата, — как будто и не кормили.
— Можно подумать, он есть хотел! — фыркнула Настя, — насильно кормила. Только в последние дни и стал похож на мужика. А то все чай да чай! Что вы в этом чае нашли? Один запах!
— Пошли в дом, — сказала Полина, — я надеюсь, что ты маме…
— Выложу, как на духу! — набычился брат, — тебя за извращения с малолетними посадят на губу!
— Да мы с ним только лесбиянничали! — защищалась непутевая сестренка.
— Twisted sister!
— My correct brother!
— Хорош бубнить на непонятном языке! — Анастасия топнула ногой. Поднялись наверх.
— Наконец-то! — встретила их Елизавета Петровна со вздохом облегчения, — а то я, грешным делом, подумала, что тебя не выпустили.
— Выпустили, мать, выпустили! — радостно сказал Андрей.
— Ты мне за «мать» ответишь! Еще бы бабкой назвал.
— Да не поворачивается у меня язык тебя Лизой называть! Все-таки, супруга отца.
— Зови как хочешь, но чтобы мне нравилось! — скромно попросила она.
— Ладно, тетенька, как-нибудь подумаю об этом на досуге. Что мне делать? Как мне быть?
Настю оседлала Полина и увела ее в свою комнату — прихорашиваться. Елизавета Петровна решила за Андрея взяться сама. Остригла его порядком отросшие патлы и отослала в душ. Вернувшись из него, парень увидел новый костюм — приятный сюрприз, изготовленный женою зампотеха, — профессиональной закройщицей. У нее был большой запас тканей на все случаи жизни.
Она долбила Норвегова о необходимости постройки небольшой ткацкой фабрики. Все вещи будут потихоньку выходить из строя и, хотя на складах были огромные запасы одежды, женщина всегда остается женщиной. Норвегов уступил, но сказал, что это производство закончат монтировать лишь года через полтора.
Ввиду отсутствия узбекского хлопка, нужно было следующей весной посадить лен, осенью его убрать, помять, зимой отбелить, а затем только думать о создании тканей. Выслушав многочисленные аргументы полковника, Наталья Владимировна (так звали супругу Рыженкова) сказала, что вообще-то он прав, хотя и допускает маленькие неточности из-за поверхностного знания предмета. Следующей весной необходимо засеять гектар тридцать льном, а пока она посетит библиотеку, чтобы почитать спецлитературу о ткацких станках.
Итак, вернемся к костюму. Он был того темно-синего цвета, который подходит всем без исключения мужчинам, но был отделан желто-коричневым на рукавах, клапанах карманов и воротнике. Ансамбль довершали темно-желтая рубашка и синий галстук. С туфлями была проблема, но папа-Норвегов благородно подогнал пару из своего золотого запаса. Пара летней обуви из светло-коричневой замши пришлась как раз впору.
Когда Андрей, помытый, побритый и подстриженный, облачился в новые доспехи и вышел из комнаты, Елизавета Петровна почувствовала предательскую дрожь в коленях и горькое сожаление о навсегда ушедшей молодости.
— Надо еще подумать, кто достоин такого парня! — восхищенно сказала она, — хотя, впрочем, красивей девчонки в округе не сыскать… Эх, где мои двадцать лет!
Андрей изумленно поглядел на неё.
— Лиза, тебе же всего два раза по девятнадцать, — он подошел ближе и поцеловал её в щеку. Та мотнула головой и, как бы случайно, коснувшись своими губами губ парня, пробурчала:
— Да ну тебя! Совсем расстроил старушку! — вылитый папочка лет этак двадцать назад. Она смахнула со щеки предательскую слезинку, — где там эти малолетние красавицы?
… Они встретились в прихожей.
— Какой он красивый! — зашептала Полина на ухо Насте, а вслух сказала, не в силах сдержаться:
— Андрей, как жалко, что я — твоя сестра. Настя бросила на нее уничтожающий взгляд, под которым сестренка сразу съежилась.
— Ну, что же, сестра — это на всю жизнь! — вздохнула она и спросила брата:
— Как она тебе? — парень только теперь разглядел, что девушка, стоящая рядом с сестрой, — Анастасия.
«Черт побери!» — мысленно застонал он. На Насте была алая блузка и серая юбка, заканчивающаяся чуть выше колен. Для создания некоторой строгости у Елизаветы Петровны был взят черный в серых разводах кардиган. Грудь девушки украшало жемчужное ожерелье.
— Покрасуйтесь, дети, пока вещи не поистрепались. Ума не приложу, что мы будем носить через несколько лет! — вздохнула мадам Норвегова, — поголовный переход на хаки я не переживу.
— Мамочка, может Наталья Владимировна что-нибудь придумает, — протянула Полина.
— Дай-то бог, доченька!
Андрей молча продолжал рассматривать Анастасию. Пока он мылся в ванной, Елизавета Петровна успела соорудить ей прическу. Как она называется, парень не знал, но увиденное ему понравилось.
— А они не соскользнут? — спросила Настя, переминаясь с ноги на ногу, и указывая на колготки.
— Колготки? Нет, — уверила ее Полина, только я вот про туфли забыла напрочь. У тебя какой размер?
— Чего сколько мер?
— Извини. Примерь вот мои. Не жмут? Отлично! Да у нас с тобой один размер, причем почти на все! Только волосы у меня потемнее… У вас вообще, все светлоголовые…
— И Настя поскромнее, чем ты, — сказала мать. Андрей замычал.
— Это как сказать! — многозначительно произнес он.
— Ну вот, опять! — пожаловалась Анастасия.
— Тихо вы! — цыкнула Полина, — тебе, Настя, нужно еще туфли выбрать. Есть у меня серые, но они на высоком каблуке — ты с непривычки спотыкаться будешь. Идея! — она поковырялась в гардеробе и вытащила коробку с яркой наклейкой, — примерь вот эти. Они хоть и белые, но каблука почти нет. К тому же, вписывается великолепно. Ты чего кривишься?
— Хомут, что ты мне нацепила; без него никак?
— Нет, дорогая, без бюстгальтера ты будешь смотреться, мягко говоря, слишком откровенно. Андрей, время?
— Шестнадцать ноль-ноль.
— Боже, я еще не готова! Сейчас, я мигом. Ей осталось лишь подкрасить ресницы и губы. Это — потом, — она убежала в свою комнату, но через минуту из-за неплотно прикрытой двери донеслось:
— Настя! Иди сюда. Потом будете пялиться друг на дружку.
Андрей зашел в зал и, взяв книгу, уселся в кресло. В этот момент хлопнула входная дверь. Домой вернулся Андрей-младший.
— Здорово, братуха! — помахал он рукой из прихожей, — немного задержался в лаборатории. Сегодня получили Трилон Б. Класс!
— А что это такое? — удивился старший.
— Важный компонент для цветного проявителя. Еще немного — и мы сможем полностью изготавливать все компоненты для фотографии.
— Допустим, сможете. А из чего бумагу делать будете?
— Как из чего? Из древесины. Этой проблемой у нас занимаются братья Рябинушкины — Миша и Игорь. Что-то похожее на картон уже получили. Правда, у него жесткость, как у туалетной бумаги. Все-таки хорошо, что технологии в книгах уже описаны. Нам остается лишь измыслить процесс производства!
— Да-а! — задумчиво сказал Волков, — на месте не топчемся. Ты хоть на праздник пойдешь?
— Сейчас чего-нибудь перекушу, оденусь и пойдем.
— Можешь не перекусывать. Там этого добра будет навалом. Мы проезжали мимо плаца, видели, что там творится. Старик Мак-Дональдс бы от зависти хот-догом подавился. А столов-то на полтыщи человек!
— Грандиозно! — выдохнул младший, — тогда я побежал переодеваться!
К без пятнадцати пять все собрались в зале. Насте, с накрашенными ресницами, было объявлено, что плакать категорически воспрещается, облизывать губы не желательно, а ноги сидя держать со сдвинутыми коленями.
— Любая баба-Яга тебе тогда нос покажет, — пояснила Полина.
— Скажи это вон ему! — Настя кивнула, указывая на Андрея-старшего.
— Фиг ты у меня котлет с горчицей и сосисок с хреном попробуешь, — добродушно брякнул парень, и все вокруг захохотали.
«Волгу», в отсутствие отца семейства вел Андрей-младший. Костя расположился на коленях у Полины — благо ее слаксы не мялись. Все были взволнованы.
Небольшие кучки людей стали встречаться задолго до плаца. На сам плац заехать было невозможно. Норвегов-младший вел автомобиль со скоростью скаковой черепахи, то и дело выжимая сцепление и давя на тормоз. Наконец, стала вырисовываться громада павильона для почетных гостей. Там уже восседали начальник штаба и Ратибор с игуменом Афанасием, облаченным по случаю праздника в светло-серую атласную рясу. Остальные монахи за три дня до этого отправились в монастырь за манатками. Их сопровождало отделение солдат под командованием майора Булдакова, заявившего, что теперь его очередь зарабатывать вторую звездочку.
Игумен ехать наотрез отказался, приводя в оправдание своё хилое здоровье. Но как он признался Шуре Лютикову за рюмочкой сливянки, ему захотелось продолжить отдых. Шура прослезился и угостил местного понтифика горбушей. Они расстались очень довольные друг другом. Шура договорился поменять десять тонн капусты на двести пудов (двадцать берковцев) ржаной муки и пять бочек меда. Святой отец проявил также восторг, отведав консервированной перловой каши, сдобренной сухожилиями каких-то копытных. Он спросил, для чего это предназначено.
— На случай войны! — брякнул начальник склада и тут же подумал: «Действительно! Теперь то оно нахрена!»
Игумен сказал, что готов обменять эту кашку на сукно и войлок, либо солонину.
— Что, каша понравилась? — жирная харя Лютикова расплылась в улыбке.
— Буду кормить ею моих иноков во время Великого Поста.
— Ну, это жестоко, святой отец! — заохал старший прапорщик.
— Зато богоугодно! — отрезал тот.
Ратибор, одетый в новый камуфляж, трепался о чем-то с подполковником Семиверстовым. Рядом с ними стояла дочь подполковника — Татьяна. Она чего-то ожидала, а чего — стало ясно, как только подъехала «Волга» Норвеговых. Татьяна сразу призывно замахала рукой Андрею-младшему.
— Вон Таня тебе машет, — обратила в нужную сторону внимание сына Елизавета Петровна, — иди к ней, сынок. Нехорошо заставлять женщину ждать.
— Ладно, я пошел, чао! — Андрей направился к подружке.
— Взрослая девушка, что ей нужно от этого, почти ребенка? — вздохнула мать, — ей-то уже двадцать один год — замуж хочется!
— Мам, любовь у них! — захихикала Полина.
— Молчи, бесстыжая! — укорила дочь Елизавета Петровна.
— Глядите, как Вовка вырядился! — воскликнул вдруг Андрей.
К столам сквозь толпу протискивался Мурашевич, таща за руку Дуню. Оба были одеты, как сказал бы диктор Центрального телевидения, выгнанный в свое время с курсов этнографии, «в национальные костюмы».
Кафтан Володе еще нашли, а вот шаровары пришлось в срочном порядке шить. В этом наряде он был похож на Сварога — легендарного бога вселенной, который сошел на землю в облике сурового и непреклонного мужа.
Одетая в точно такой костюмчик, только женской вариации, Дуня со своей туго заплетенной косой олицетворяла богиню весны и любви — Ладу. На голове «богини» красовался миртовый венок. На изготовление этого венка было израсходовано три пачки лаврового листа. Евдокия распространяла вокруг себя аромат супа «харчо» и ощущение вечного праздника. Вокруг них сновали юноши и девушки, наряженные посланниками Сварога: Леля и Полель, Переплут и Тур, Зюзя и Карачун.
— Привет древнеславянскому пантеону! — сказал со смехом Волков.
— Это что! — отозвался Мурашевич, — где-то тут шатается группа скандинавских богов. Сметанин заделался под Одина, Горомыко — под Тора. Роль Видара исполняет Абрамович, а Локи — Шура Лютиков.
— А Фрейя у них есть? — спросил Андрей.
— Есть! И ты знаешь, кто это?
— Худавая?
— Ай, куме, та вы знали! — притворился разочарованным Володя, — ходят с Одином в обнимку! Особист от такого срама заперся в своей квартире и отключил телефон.
— И в чем их основная задача?
— Ходят по толпе, требуют эль, но соглашаются и на простую водку. Время от времени кричат «Тролль таки ю олл!»
— А что это значит?
— Аналог нашего «чтоб вас черти забрали!» Кстати, а где Настя?
— Настя, поворотись, тебя не видать! — попросил Андрей, тронув за плечо девушку, которая стояла рядом с ним.
— Да погоди ты! — отмахнулась она, что-то разглядывая.
— Чего… — раскрыл рот Мурашевич, — Настя, это ты?
Она наконец обернулась.
— Нет, это черт с болота! — ответила ехидно она, — ха-ха! Да ты просто красавец!
Володя покраснел.
— По-моему, здесь с тобой никто не сравнится. Кроме моей очаровательной гаубицы…
— С меня идея! — заявил Андрей, — где-то здесь бродит капитан Селедцов с фотоаппаратами. Нам необходимо сфотографироваться.
— Селедцова искать не нужно, Андрюша, — раздался сзади немного картавый голос, — ба! Что я вижу? Натуральный парадокс близнецов! Андрей прав — это необходимо запечатлеть для истории. Отойдем в сторонку!
Их сфотографировали на фоне «Волги». Андрей и Володя по краям, а сестры в центре. Селедцов насиловал «Зенит-ТТЛ», забегая из разных позиций, а по завершении сказал, что сделает два снимка из «Поляроида», ибо нетерпение молодежи понятно старенькому капитану.
Праздник начался грандиозным тостом в честь Андрея. Затем мяли бокалы за Мурашевича. Третий тост провозгласил капитан Малинин, и все заулыбались, наблюдая, как он самозабвенно пьет из горлышка. Его любовь к женщинам была общеизвестна, и её не могли прекратить никакие причины. Позднее он, уже изрядно нахрюкавшись, пытался исполнить «Я хочу быть с тобой» Вячеслава Бутусова, подыгрывая себе на гуслях. Посередине песни он уснул, и его супруга, позвав на помощь двоих «архангелов» из резервной команды, отправила его с ближайшей оказией домой.
Переусердствовал с зельем и игумен. Пьяненько хихикая, он благословил обе пары: Андрея с Настей и Володю с Дуней. Затем, натолкнувшись на целовавшихся Сметанина и Софью Николаевну, благословил заодно и их. При этом он дико извинялся, что забыл в монастыре икону пресвятой Богородицы, что как только келарь доставит сей атрибут, таинство будет совершено по всем правилам.
Когда стемнело, был дан салют двадцатью залпами из двух орудий, стоящих на боевом посту в Бобровке. Все тихонько смотрели на это прекрасное зрелище. Почти протрезвевший отец Афанасий стал на колени и, крестясь, смотрел на распускающиеся цветы салюта. Ратибор стоял рядом с Ильиничной, задумчиво положив руку ей на плечо. Единственная незамужняя дама из городка, похоже, нашла свою половину. Рядом с ними стоял младший брат Ратибора — Алексий. Они с супругой стояли обнявшись и, глядя вверх, заново переживали молодость. Где-то поблизости их дочь — пятнадцатилетняя Мара что-то оживленно нашептывала долговязому Воробьеву. Санька хмурился и невпопад кивал головой. Затем, когда разомлевшая девица попыталась его поцеловать, в ужасе вырвался и убежал.
Алкоголь притупил страхи и фобии поселян. Они целый вечер гуляли по городку точно по музею, заходили в гости, где их дискомфорт отступал окончательно благодаря доброжелательности хозяев и потреблению специальных напитков. Языковые, а более смысловые барьеры тоже постепенно терялись в омуте общения. И только Мара бродила по городку с глазами полными слез.
После того, как салют закончился, на плачущую девчонку наткнулась Полина и привела ее в компанию. Там Мара, захлебываясь от слез, поведала о своем горе.
— Лучше бы тебе, девочка, забыть о нем, — посоветовал ей Андрей.
— Но ведь он такой красивый! — снова зарыдала она.
— И это у него единственное достоинство, — произнес Мурашевич, — к тому же, мужик не должен быть смазливым. Послушайся лучше совета Андрея.
— Но почему! — закричала Мара.
— Действительно, почему? — спросила и Дуня. Володя смутился.
— Андрей, ты старше. Объясни им — я теряюсь.
— Понимаете, девочки, — откашлялся Волков, — он «голубой». Гомосексуалист.
До Дуни начало доходить.
— Он, что, не может быть с женщиной?
— Да! — запыхтел парень, — но не по той причине, по какой ты подумала.
— А по какой? — спросили хором три девушки, кроме, естественно, Полины.
— Он предпочитает мужчин, — сказал Володя.
— Да они просто смеются надо мной! — возмутилась Мара.
— Нет, малыш, не смеемся, — вздохнул Андрей.
— Да как так можно? — удивилась Настя.
— Можно. В задницу, — цинично пояснила Полина, — по строению тела он — обычный мужик, но своим мужским естеством он пользуется лишь в туалете.
— Ну ты, сестренка, даешь! — покачал головой Андрей, — снимаю шляпу. Парень должен был родиться девчонкой — ишь, какая харя смазливая!
— Вы нас точно не разыгрываете? — осторожно спросила Евдокия.
— Лучше бы разыграли, — тихонько ответил ей Володя, — судя по всему, девочка крепенько втрескалась.
— Наверное, не разыгрывают, — отвечала, подумав, Мара, — то-то мне все время казалось, что я с подружкой дурачусь.
— Что, значит дурачусь? — в ужасе всплеснула руками Настя, — и с какой-такой подружкой?
— Настя, перестань! — скривилась Дуня.
Андрей приобнял Мару и погладил ее по голове.
— Ничего, моя хорошая, ты еще до безобразия молода — найдешь себе другого парня, — она на миг крепко прижалась к нему, а затем резко отстранилась.
— Да, ты на ощупь совсем другой! Неудивительно, что Настя… — она не закончила фразу, повернулась и убежала.
— Как меня обнять, так две недели решался, а двоюродную сестричку лапать — это всегда пожалуйста! — капризно проворковала Анастасия, прижимаясь к нему. Внезапно Мурашевич хлопнул себя по лбу.
— Ой, Андрюха! Я же совсем забыл — Львов сказал, чтобы ты сразу после салюта шел в санчасть. Тебе нельзя еще так много ходить. И пить, и есть, и прочее, — Володя лукаво посмотрел на приятеля.
— Хорошо, — согласился Волков, — пойдем.
Взошла луна. По дороге шли пятеро молодых людей и с наслаждением вдыхали вечерний воздух. Будущее было пока безоблачно, прошлое — непонятно где, а спирали истории гнали Старика-время вперед — к недоступному краю мира.
