Часть вторая
ПОКОЙ НАМ УЖЕ ДАЖЕ НЕ СНИТСЯ…

Острое ощущение опасности нахлынуло, проникло сквозь сон до самых сокровенных фибр души. Не проснуться было нельзя. Сварог перво-наперво постарался сохранить ровное дыхание, чтоб не выдать раньше времени свою готовность противостоять опасности. Кто, что, почему – сейчас не имело значения. Опасность была самая что ни на есть реальная. Угроза для жизни, не меньше. Подобравшийся под одеялом, приготовившийся превратиться в бешено распрямляющуюся пружину, Сварог приоткрыл глаза… И ничего не обнаружил, хоть и просканировал каюту со всем положенным «кошачьим» тщанием. Вот только Клади рядом не было.

А может быть, виной тревоги пригрезившийся ночной кошмар? Сварог еще несколько секунд побалансировал на зыбкой грани между сном и явью, широко раскрытыми глазами прочесывая темноту. Пошевелился, чтобы ощутить тело, движение мышц, определить доподлинно, наконец, продолжается ли страшный сон или вокруг доподлинная явь. Шпага мирно висела на прежнем месте, обгорелый парусник в объятьях поджаренного осьминога – тоже неплохая картинка, пусть висит, хоть и огоньком подпорченная; недоставало разве что портрета обугленного мастера Ксэнга, но Сварог самолично отволок его в местную разновидность чулана: извини, мол, дедуля, двум капитанам на одном корабле делать нечего… Одним словом, в обстановке каюты с виду ничего не изменилось…

Как не изменялось вот уже четвертый день плавания в состоянии полной загрузки угольных ям. Серый океан, серое, затянутое тучами небо, бесконечная качка, несмолкаемый гул машин – выть хотелось от тоски. Вечные сумерки, опустившиеся на Димерею, уравняли в правах день и ночь, время суток можно было определить только по хронометрам да бою склянок; подчас Сварог ловил себя на мысли, что пора бы уж начаться опасностям и жутям, о которых все уши прожужжали «бывалые» моряки…

И накаркал.

Кажется, он понял, что его разбудило. Начавшийся ни с того ни с сего вчера к ужину, плывший над водами и просачивавшийся во все закоулки корабля странный, заунывный и ничуть не магический звук, который про себя Сварог нарек «плач сирен», вдруг сам собой оборвался. Это должно было принести облегчение, но почему-то сыграло в обратную сторону…

Сварог, чисто машинально, задействовал «третий глаз»… И, в общем-то, результату не удивился. Магия, как он и ожидал и как говорится в присутственных ларских документах, присутствовать начала. Но магия – кстати, какая-то странная, в магическом зрении являющая собой не более чем иссиня-белое, тусклое, как от «синей лампы», свечение, пронизывающее все вокруг предметы и непонятно откуда исходящее, – по большому счету особого вреда собой не несла. А острое чувство опасности, чтоб ему, не проходило.

Внезапно нахлынул совершенно детский страх. Паника, не простительная специалисту по умерщвлению закадычных врагов в одиночку и пачками. Почему-то стало мерещиться, что опасность притаилась буквально под ним, под роскошной, доставшейся в наследство от прежнего капитана кроватью, и стоит спустить ноги, как что-то или кто-то ухватится за них, и, будто в песенке, останутся от бравого майора и владыки нескольких королевств рожки да ножки…

И тут он увидел незваного гостя. Всего-то навсего – обыкновенная корабельная крыса. Зверек маячил у двери в позе «упор присев» и тер лапками острую ехидную мордочку. И шевелил гренадерскими усами. Метнув кинжал, Сварог мог лишить эту тварь жизни в секунду… И не метнул только потому, что это было самое первое и простое, что пришло в голову.

Крыса выглядела вполне обыкновенно, магическим свечением и прочими колдовскими знаками отличия не щеголяла – в отличие от остального, окрашенного в синий, мира… Так что разбудившее Сварога и уже малость поблекшее чувство опасности крыса вызвать не могла.

Медленно-медленно лорд Гэйр сполз с роскошного ложа и принялся напяливать штаны. Натянул позвякивающий драгоценными висюльками форменный гидернийский камзол. Крыса на хозяина каюты косилась, но спасаться бегством отнюдь не собиралась. Закончив умываться, она стала выкусывать морских блох из-под мышек. И даже когда человек направился к выходу, зверек не юркнул в какую-нибудь щель, а чуть отбежал в сторону, как бы посторонился, лишь чтобы оказаться на достаточно безопасном расстоянии от сапог великана.

Сварог открыл дверь. И крыса мимо него шмыгнула в коридор, будто напросившаяся на прогулку поутру домашняя собачонка. В коридоре гул паровых машин был значительно слышней, но все равно казалось, что машины трудятся вполсилы – а это, господа, уже полный непорядок.

Серый корабельный грызун, не спеша и часто озираясь, будто приглашая маскапа следовать за собой, преодолевал ступеньки ведущего на верхнюю палубу трапа. И не было никаких вразумительных причин отказываться от приглашения. Как минимум, крыса казалась очень спокойной, слишком, и весьма собой довольной, не пребывала в панике, не делала никаких попыток бежать с корабля. А значит, несмотря на разбудивший графа Гэйра приступ страха, корабль не тонет, идет помаленьку своим курсом… Своим?

Только сейчас Сварог обратил внимание, что качка бортовая, а не килевая. Ветер, что ли, переменился? Или вахтенный матрос без согласования со Сварогом сменил курс?..

Уже гораздо бодрее командир броненосца загромыхал сапогами по палубе – следом за припустившей крысой: зверек ведь, кажется, и пытался проводить его в рубку… Интересно, достаточно ли грозно выглядит ныне маскап, чтобы внушить нерадивому матросику такой же страх, какой только что пережил сам? Будем надеяться, что достаточно грозно: маскап, ведомый на экскурсии обыкновенной крысой – такая, знаете ли, картинка кому угодно внушит долженствующий страх – а значит, и почтение…

Энергичным шагом Сварог миновал несколько отсеков, на ходу заглянул в кают-компанию. Лицо, приближенное к графу Гэйру и обязанное, пока означенный граф отдыхает, бдить и радеть, не жалея живота своего, надежд не оправдало. Суб-генерал Пэвер дрых, пардон за подробности, мордой в столешницу, потянувшись было рукой над столом за пузатой бутылью черного вина – да так и опав, не дотянувшись. Оргвыводы будем делать потом. Сейчас лорд Гэйр всего лишь выругался, как лорду не подобает, и помчался дальше. Жилая палуба, пушечная, вот и верхняя, бегом по трапу…

Палуба, по обыкновению, встретила Сварога постоянными сумерками, соленым ветром и холодными брызгами в лицо. А более ничего интересного вокруг не обнаружилось: ни загадочного ночного свечения, ни таинственных огней, ни непонятных силуэтов в округе – ночь как ночь…

И рулевого в рубке не обнаружилось тоже.

Если точнее, то в рубке вообще никого не было, однако штурвал был зафиксирован кожаным ремнем, и, слава Богу, корабль носом по волнам не рыскал. Компас подсказал, что Сварог не ошибся: курс изменился на девяносто градусов. Сварог попытался вспомнить портрет заступившего на вахту новобранца – кажется, кряжистый молодец с пухлыми губами и жуликовато бегающими лакейскими глазами. Из гидернийских. Такой запросто мог предпочесть, вместо добросовестного стояния у штурвала, подливать суб-генералу за здоровье Пресветлого Тароса и слушать мемуары о бытие Шестого кавалерийского полка имени короля Макария – пока старик не вырубится. А далее зафиксировать руль и отправиться по естественным надобностям – знакомиться с воительницами-клаустоночками. Пока, мол, мужья дрыхнут…

Версия была вполне правдоподобна, если бы не два колючих «но». Первое: не килевая, а бортовая качка. Сварог уже достаточно поднаторел в морских премудростях, чтобы понимать, чем это может грозить кораблю – смотри эпизод с рулевым Диксом. И второе: самовольная смена курса. За последнее в аглицком флоте протягивали под килем или отправляли гулять по доске. В более гуманном российском – пороли линьком, стегали цепочкой от боцманской дудки или секли розгами до опупения. В том, что новобранец споил суб-генерала, Сварог не сомневался. А вот в то, что целью акции была лишь прогулка к представительницам прекрасного пола, капитан верил не очень. Неужто Рошаль проглядел иуду в наших сплоченных рядах? Ох, поймаю дезертира и допрошу как Сидорову козу…

Сыграть, что ли, «свистать всех наверх»? Показательно уличить подлеца и утопить, дабы прочие бойцы раз и навсегда уверились, что командир Антигидернийской коалиции спуску не даст? Так-то оно так, но, как и в известном анекдоте, «есть нюансы»…

На то, чтоб плавно вернуть исходный курс, Сварог затратил неполных семь минут. Очень уж ему хотелось, чтобы перемену не почувствовало большинство команды. Хотя бы те, которые ни черта не понимают в качке. Ведь с какой стороны ни посмотри, но в том, что броненосец стал лагом, прежде всего виноват сам новоиспеченный шторм-капитан. Не проследил, доверился, прошляпил – нужное подчеркнуть… Короче, незачем команде сомневаться в руководящих талантах командира. И опять глаз нашел вылизывающую у комингса шерсть крысу. Опять зверек собирался указать неопытному кэпу на недостатки в работе.

Ситуация казалась знакомой до зубной боли: снова в ряды затесался враг и снова было не разгадать, в какую игру он приглашает скрестить копья. Прежде чем согласиться на предлагаемую грызуном экскурсию, Сварог, сверяясь с привинченной под носом медной табличкой, выбрал из голосоотводов нужный и пробасил в жерло металлической трубы, ведущей в каюту масграма:

– Вызывает маскап «Серебряного удара». Гору Рошалю немедленно прибыть в ходовую рубку. Гору Рошалю заступить на боевое дежурство!

Сварог умышленно ввернул «боевое», надеясь, что сие придаст экс-царедворцу прыти. Сам же, при помощи того же ремня зафиксировав штурвал на первоначальном курсе, поспешил за не по годам бдительной крысой. Ответа от Рошаля ждать не стал, потому как явное нетерпение начал вдруг проявлять грызун, и Сварог потихоньку проникся к зверюшке доверием. Вроде как симпатичной стала зверюшка ему казаться, хотя раньше симпатии к грызунам он за собой, знаете ли, не замечал…

Корабль спал, только монотонно бубнила вызубренный раз и навсегда урок паровая машина. Да разве что с жилой палубы доносились заунывные звуки:

Сварог прислушался. Кто-то из тоуранток тянул, как жилы, бесконечную песню, от которой на душе стало и вовсе тоскливо:

Одна женщина на корабле – это уже беда, а уж такое количество, черт бы их побрал… Сварог раздраженно помотал головой. Опять показалось, что машина работает тише, чем обычно. Да и гаденькое чувство опасности никуда не исчезало, притаилось на донышке души… А крыса знай себе путешествовала вдоль переборок, перепрыгивала через комингсы и ныряла в люки, что твой юнга. Сварог еле поспевал следом. Внутри корабля ему, насквозь сухопутному волку, было насквозь неуютно, все же не привык он еще к морскому быту, куда ни кинь взгляд – кругом железо, железо, железо…

Человек и крыса прежним маршрутом миновали кают-компанию и взяли курс на корму. Над по-разгильдяйски не задраенным погребом для хранения вина и уксуса (как бишь его правильно – ахтерлюком) Сварог вступил в подозрительную, кисло пахнущую лужу. И зайцу ясно, это не морская вода, а пролитое злоумышленниками вино… Оп-па! – из камбуза потянуло запахом прогорклой редьки.

– Да что там говорить, ребята. Нелегко нам придется с новым капитаном, – явственно донеслось из-за неплотно прикрытой двери.

Ясный день, Сварогу чужое мнение моментально стало весьма интересно, и он притормозил. Но разговор, по закону подлости, сразу же свернул в сторону, причем в напрочь непонятную:

– Акула с сухой шерстью видела меня. Почуяла, носатая, еле ласты унес… я спрятался здесь, среди еды, чтоб не унюхала, и она пробежала мимо, к залежам гремучего порошка.

– О, Господи! – вскрикнул второй голос. – К гремучему порошку? Если наши ребята там, то они погибли! Лаэнн, Таст-Хайме, Гэйнк и остальные – что с ними будет?

– Не знаю, – мрачно ответил голос номер один. – Если Тидла зашел так далеко, то теперь ни перед чем не остановится. Я должен перепрятать тебя в укромное место.

– В угольную яму?

– Нет, это будет небезопасно, даже если оставить змеиную кожу у Эри или Банна.

– Но мое синее сердце? Оно там – внизу!

– Сейчас не думай о нем. Мы еще вернемся на то место, где ты ночевал – когда там будет безопасно…

Разговор явно вели не оголодавшие новобранцы, прокравшиеся на камбуз подшустрить в котлах насчет лишней пайки. И, что любопытно, голоса Сварогу были напрочь незнакомы… Крыса нетерпеливо пискнула, и Сварог, пусть ему и было крайне любопытно, решил вмешаться. Он дернул люк на себя, ввалился в камбуз и… не сразу закрыл рот.

На камбузе никого не было. В полумраке жалобно позвякивали от легкой качки поварешки, черпаки и прочая хозяйственная часть заведования. В углу дыбился приготовленный к завтраку мешок картошки. И все. И в остальном – тишина. Сварог почувствовал, что помаленьку сатанеет – но не щипать же себя за ухо, право слово: и без того понятно, что сие непотребство к снам отношения не имеет. Как пить дать – оно, злодейское колдовство… Ну это мы еще посмотрим, а пока Сварог предпочел отправиться следом за все откровенней выказывающей нетерпение крысой. Отсеки, отсеки, отсеки…

Сквозь переборки послышалось вроде как коровье мычание. Сварог, естественно, с самого начала предполагал, что, невзирая на жестокий приказ дожа, кто-то сумел-таки пронести на борт щенка или котенка. Но за то, что на борту нет коровы, он был готов голову дать на отсечение… Ага, вот и машина.

– Маскап прибыл в машинное отделение. Доложил вахтенный матрос Норек!

– Вольно, матрос Норек. Как дела, матрос Норек?

– За время дежурства нарушений не произошло!

Ну хоть один нормальный человек на борту остался…

Далее экскурсия переместилась на третью палубу, и крыса, сделав вираж у входа в кочегарку, исчезла. Вроде как мавр сделал свое дело…

На всякий случай нащупав в кармане шаур, Сварог осторожно заглянул в кочегарку. Ничего хорошего он там увидеть не ожидал – но увиденное оказалось еще хуже. Топка уже не пылала, а еле тлела, хотя жара оставалась удушающая и плавящая мозги. Стелющийся понизу сизый дым ел глаза. Один кочегар с размозженной головой лежал, раскинув руки, а второй, с безумным блеском в глазах и по уши перепачканный в крови и угольной пыли, зачем-то набивал пазуху кусками угля. Уголь просыпался сквозь прорехи в драной, мокрой от обильного пота рубахе, но кочегар не замечал этого, он продолжал счастливо хихикать и совать в закрома все новые куски антрацита. И столько заразительной алчности плескалось в улыбке безумца, что и Сварогу стало вдруг казаться, будто обыкновенный уголь и в самом деле источает свечение, как груда драгоценных камней…

Любое безумие заразно, но тут действовала более целенаправленная сила. Когда Сварог был уже почти готов увериться, что уголь каким-то образом превратился в граненые алмазы, пришла спасительная мысль опять включить магическое зрение.

Ну так и есть: злая магия присутствовала и здесь.

На верхушке горы угля лежал маленький камешек, источающий синее свечение – такого же оттенка, как и пронизывающий корабль отсвет. И это свечение обволакивало весь уголь. И превращало угольную гору в достаточный аргумент, чтобы проломить череп напарнику – лишь бы одному обладать мнимым богатством. Вопрос: откуда он тут взялся?

Только теперь свихнувшийся кочегар заметил Сварога. И это был уже не человек, а дикое существо в обличье кочегара, готовое ради призрачного мерцания рвать горло кому угодно. Руки завороженного потянулись к лопате… Безумец вскочил на ноги и бросился вперед.

– Мое!!! – всколыхнул сонную тишину почти звериный вопль.

Убивать кочегара в планы Сварога никак не входило. И без того экипажа – раз-два и обчелся. Тем более справиться с безумцем труда не составляло. Шаг в сторону, удар под дых, подсечка. И для верности – оглушающий сверху… Кочегар без сознания простерся у ног. Нехай немного вздремнет, авось разум вернется…

Теперь черед вредного камешка. Сварог брезгливо поднял его двумя пальцами и отправил в топку. Как перегоревшая лампочка полыхнул синий огонь, и марево рассеялось. Далее следовало срочно поставить кочегарам смену и объявить по кораблю боевую тревогу. Ведь корабль подвергся вражескому нападению. «А кто скажет, что это не нападение, с тем я сам не знаю, что сделаю», – пробормотал Сварог под нос.

Найдя грязную, всю в угольных отпечатках ладоней трубу голосоотвода, Сварог поднатужился и заорал что есть мочи:

– Кто в рубке?!

Пять, десять секунд ответа не было. Неужели Рошаль так и не заступил на пост? А может, Сварог – последний, кто пытается сопротивляться козням неведомого врага?.. Он помчался обратно в ходовую рубку. Перепрыгивая через комингсы, барабаня подошвами по трапам и не захлопывая за собой крышки люков.

– Маскап покидает машинное отделение. Доложил вахтенный матрос Норек!

Ан нет, еще один здравомыслящий остался на свихнувшемся корабле.

– Срочно смену кочегаров к машине!

– Матрос Норек не имеет права покидать пост!

Сварог ухватил бойца за шкирку и подогрел коленом под зад:

– Приказ шторм-капитана, мразь! Бегом марш!!!

Либо помог поставленный командирский голос, либо неуставные взаимоотношения, либо специально для матросика-гидернийца ввернутое зловещее «шторм-капитан», но Норек проворно побежал за сменой…

Нет, ну черт-те что творилось на корабле – старший охранитель и по совместительству грам-капитан Гор Рошаль в рубке находился, и то спасибо. Он стоял, облокотившись на штурманский стол, и смотрел на графа Гэйра весьма странно. Будто впервые видел. Тут бы ему и отвесить доброго тумака, как вахтенному матросу, так ведь нет, привык Сварог, понимаешь, цацкаться с соратниками…

– Почему не вышел на связь? – рявкнул командир.

– Только что над кораблем пролетела стая гигантских птиц. Похожих на ворон, только клювы кривые, – усталым, монотонным голосом проскрипел беглый царедворец с таким видом, будто на ежегодном балу в честь дня рождения наследника престола пересказывает затасканную сплетню.

– Ну и что?

– Они пролетели, ни одна птичка не села на палубу.

– Ну и что?

– Птица, летящая над морем, не должна пропускать любую возможность передохнуть. Откуда она знает, когда представится следующий шанс?..

Сварог сообразил, что, хотя Гор бубнит совершенно спокойным голосом, на самом-то деле он находится на грани истерики. Такой же истерики, каковая мытарила самого благородного лара полчасика тому и до сих пор прячется где-то в закоулках души…

– Птицы не садятся передохнуть в двух случаях, – полуобморочно бубнил Гор Рошаль, – когда внизу их поджидает опасность или когда их преследует что-то, от чего может спасти только скорость…

– Прекратить!

Вот тут-то Сварог не выдержал и позволил себе выплеснуть напряжение. Стравить, так сказать, пары – он отвесил паникеру внушительную оплеуху. Рошаля подняло в воздух и всей массой жахнуло в переборку, едва не раскроив бедолаге затылок о край открытого иллюминатора.

Хотя, если быть справедливым, то удар его величества был здесь совершенно ни при чем. Некая сила и самого Сварога подбросила точно так же, грудью швырнула на штурвал. Снаружи на палубу обрушились тонны воды, тугая струя плеснула и в иллюминатор. Палуба заходила ходуном, со штурманского стола посыпались секстанты, линейки, прочие причиндалы… Вздыбившаяся пучина с двух сторон объяла борта корабля и сдавила, как питон душит неосторожную макаку. Верхнюю палубу по самую маковку завалило морской пеной – пены было столько, будто «Серебряный удар» разом взяла на прицел сотня-другая пожарных машин.

А далее под сердцем засосало, и броненосец невесомой щепкой ухнул в глубокую воронку. По всему кораблю проплыл зубовный скрежет. Гигантская волна, рожденная подземным толчком где-то в океанских пучинах, побежала уже впереди корабля, к горизонту, оставив взвешенные в воде водоросли, сорванные с далекого дна.

У Сварога вдруг появилось стойкое чувство дежа-вю: такое уже происходило – при захвате корабля, только тогда рядом был не Рошаль, а рулевой Дикс, и волна была не в пример меньше, но в общем и целом – очень даже похоже. Спасибо Диксу, надоумил в свое время, как надо держать корабль к волне, не то…

Окажись под килем недостаточная глубина, эта волна была бы гораздо выше. Она или захлестнула бы броненосец, или утащила его в водоворот, или переломила бы корабль на гребне. Если бы Сварог не развернул «Серебряный удар» кормой к волне, корабль опрокинулся бы в бездну… Ну, было и еще миллион случайностей, сумма которых сберегла экипажу жизнь. Конечно, корабль еще качало и трясло, словно в лихорадке, но все последующие удары волн по сравнению с первым внезапным шквалом можно было считать детским лепетом.

Сварог, отчаянно пытаясь выглядеть бравым (но предусмотрительно впившись рукой в ближайший поручень), пренебрежительно хмыкнул сквозь зубы:

– Павлины, говорите…

– Нет, очень похожие на ворон, только клювы кривые, – испортил триумф педантичный Рошаль.

В рубку влетел, на ходу заправляя рубашку в штаны, Олес.

– Олес, двух матросов подними и вместе проверьте, не отвалилась ли где бортовая броня – щиты могло вывернуть вместе с заклепками, нет ли течи в швах и стыках. Во всех!

Вот так-то, други мои. Поднаторели мы в морском деле. Поневоле понимать станешь, когда прижмет…

Олес не стал объяснять, что никого будить уже не надо: вода хлынула в незадраенные люки, в кубриках чуть было не началась паника – дескать, тонем, – паника, которую пришлось пресекать зуботычинами и оплеухами. Олес размашисто кивнул и покорно умчался в трюмы, на пороге едва не столкнувшись с всклокоченной Клади. Перво-наперво боевая подруга подняла и поставила в центр опрокинутое кресло. Села на него и ледяным тоном вопросила:

– Ты можешь мне объяснить, что происходит? Мы тонем?

– Барахтаемся, – уточнил Сварог.

– Сначала из меня чуть не вытрясло позапрошлогодний завтрак, а когда я вышла в коридор, пол по щиколотку оказался залит водой…

– Не пол, а палуба. Кстати, спасибо за подсказку: волна наверняка утяжелила корабль на дюжину тонн воды… Мастер грам-капитан, нечего ворон считать! Командуйте аврал. А потом боевую тревогу и общее построение. Боцмана в рубку. Разговор есть…

– А как командовать? – совсем растерялся Гор Рошаль.

– Самого заставлю вычерпывать всю воду! – гаркнул Сварог и вновь повернулся к Клади: – А откуда ты вышла в коридор, позволь узнать?

Она вскинулась удивленно:

– Что значит – откуда? Из лазарета. Ты же сам мне сказал – растолкал всю такую спящую и послал проверить запасы йода. Только я туда спустилась, тут-то корабль и мотануло…

Она не врала. Она и в самом деле была уверена, что Сварог отправил ее в лазарет посреди ночи. Сумасшедший дом, честное слово… Он внимательно посмотрел на Клади и произнес задушевно, по-докторски:

– Милая моя, а ты сама как думаешь, это вообще-то в порядке вещей – проверять запасы йода глубокой ночью?

Она раздраженно передернула плечиками.

– Понятия не имею. Может, так в море положено, мало ли…

– Авральную бригаду – к помпе! – послушно кричал Рошаль во все подряд голосоотводы. – Проверить борта на предмет течи!

Из трубы что-то прогудели в ответ.

Сварог задумчиво закурил. Что делать – ясности никакой. Ну, по меньшей мере – нужно выследить иуду, развернувшего броненосец бортом к волне. Как будто весь экипаж умом двинулся. Или находится под гипнозом… Под гипнозом? А что, вполне вероятно…

– Клади, дорогая, послушай-ка меня… У тебя не было ощущения, что тебе это просто внушили?

– Внушили? Ерунда. Кто?

– Если б я знал… – вздохнул Сварог.

– Да какое там внушение! Ты меня разбудил… – Она вдруг осеклась и осторожно потерла лоб, будто боясь упустить мысль. Сказала тихо: – Хотя… вот сейчас, когда ты сейчас спросил…

– Что? – Сварог наклонился над ней.

– Ну… как бы это объяснить… Знаешь, как я сама внушаю? Я представляю себе, что глажу человека по затылку, и от моих пальцев исходит такое… такое тепло, что ли, и человек уже не может противиться. Так вот, тут было что-то очень похожее – я проснулась от того, что кто-то вроде бы гладил меня по голове… А потом ты поворачиваешься и говоришь… Нет, не поворачиваешься, ты спиной ко мне лежал, но почему-то…

– Боевая тревога! Экипажу построиться на верхней палубе! Боцмана Тольго – в рубку! – надрывался Рошаль. Наблюдать за ним было горько и противно.

Клади подняла голову, сказала испуганным шепотом:

– Граф, что происходит?

– Вот то-то и оно. – Сварог выпрямился, прищурившись посмотрел в иллюминатор, где черным покрывалом лежала ночь. – Понять бы. Но ты права: что-то действительно происходит…