Глава третья

Иль-Сен-Маргет темнел на горизонте, подобно огромной драконьей голове, выглядывающей из морской бездны. В зыбких весенних сумерках зубчатый гребень крепостной стены, венчавший поросшее редколесьем нагромождение гранитных скал, сливался с шипастым каменным хребтом, сползающим в море, придавая пейзажу вид мистический и жуткий.

– Один жонглер, в высшей мере заслуживающий доверия, – зашептал Гарсьо де Риберак, лежа на дне небольшой лодки, медленно дрейфовавшей в сторону острова, – рассказывал мне, что в незапамятные времена вся гряда этих островов, первым из которых является Сен-Маргет, была огромным крылатым змеем.

Трубадур словно читал мои мысли. После нашего вчерашнего знакомства он сильно изменился в лучшую сторону. Во всяком случае, теперь сей вдохновенный певец избегал перегружать свою речь изысканной бессмыслицей в галантном духе. Правда, пока что это удавалось ему с трудом, и он то и дело замолкал, подбирая слова и избегая витиеватостей.

– Этот змей, или, по-другому, Дракон, – продолжал он, – был совершеннейшим сосредоточием всяческой премудрости и всеми признанным отцом магического знания.

Я прислушался. Кажется, Оберон тоже как-то упоминал о драконе, обладавшем магическими способностями.

– …У него был ученик. Человек. Совершеннейший из людей. Постигнув нелегкую науку магии и трансмутации, он странствовал по свету, делясь крупицами своего знания с жителями Ойкумены. И те становились сильнее, и смело открывались глаза их, и гордо глядели они на мир вокруг себя. Чем больше становилось таких смельчаков, тем меньше оставалось страха в сердцах племен и народов – тем скуднее становились жертвы, приносимые Дракону…

Трубадур вещал, самозабвенно прикрыв глаза, перейдя с шепота на негромкий напев. Похоже, брызги волн, беспокоившие его поначалу, сейчас потеряли для него всякое значение. Вот уже около часа мы медленно приближались к острову. Начинало темнеть, и скоро уже можно было налегать на весла. Пока же мы старались не высовывать носа из-за борта, лишь изредка макушка Сэнди, лежавшего у руля, на какую-то долю секунды появлялась над кормой.

– …Тогда этот Дракон разъярился и в отместку за непокорство начал сжигать города и поселения своим пламенем. Не знаю, долго ли это продолжалось, но однажды, прилетев на высочайшую гору, где было его логово, он увидел, что вершина ее пылает жаром и подземный огонь сокрушает его каменную твердыню. В неистовстве Дракон взмыл под небеса и, сокрушая все на своем пути, полетел в эти края, где в кругу учеников жил тогда первый из людей, обладающий могуществом тайного знания. Ибо никто, кроме него, не мог вызвать возмущение стихийных духов, уничтожившее жилище змея. Где-то здесь тогда находился огромный остров, именуемый Островом Мудрых. Когда же величайший из земных магов, имя которого было Тотус…

«Гермес Тот», – про себя поправил я певца.

– …узнал, что эта ужасная тварь приближается, он вызвал такую грозу, что молний в небе было больше, чем травы на земле. Пораженное в крыло, чудовище рухнуло в волны и, извиваясь от боли, полыхнуло огнем, опаляя благодатный остров, а поднимаемые им огромные волны прокатились по городам и поселкам его вслед за стеной бушующего пламени. Мало кто спасся в этот час. Но и им бы довелось расстаться с жизнью, ибо израненный Дракон еще продолжал биться в предсмертной муке, вздымая все новые и новые валы и изрыгая потоки пламени. И тогда Тотус, первый и могущественнейший из магов, которому были подвластны духи стихий, наложил великое заклятие на своего бывшего учителя и нынешнего врага.

Гарсьо замолчал и задумался, переводя дух и делая эффектную паузу для выделения концовки своего повествования.

Я лежал, прижавшись к сырым доскам борта, вслушиваясь в плеск волн и рассеянно слушая негромкую речь трубадура. Легко было догадаться, чем закончится смертельная схватка чудовища и Тотуса-Гермеса, почему-то поселенного народным воображением на прародине его предков.

Сквозь сгущающиеся с каждой минутой сумерки все еще довольно четко виднелись очертания обрывистого утеса, напоминающего настороженно поднятое вверх драконье ухо. Что и говорить, в окаменевшем виде доисторическое страшилище выглядело более привлекательно, чем в живом, даже принимая во внимание его пиратское настоящее.

– Пора! – подал голос с кормы Сэнди, поднимаясь и поудобнее усаживаясь на шлюпочную банку. – С берега нас уже не увидеть. Куда править-то?

Наш проводник, бледность которого была заметна даже в сумерках, решил отложить завершение повести о славных деяниях повелителя стихий до лучшего раза и начал пристально вглядываться в горизонт. Я между тем спустил весла на воду и, стараясь плескать как можно меньше, стал грести к берегу.

– Вон туда, – трубадур указал пальцем на левую оконечность утеса, – там у основания большой камень. За ним что-то вроде бухточки. Она нам и нужна.

Спустя что-то около получаса мы были на месте. Вблизи драконье ухо оказалось более чем обитаемым. Глядя на десятки тысяч единиц пернатой живности, из которых чайки, на мой взгляд, отличались наибольшей молчаливостью, я невольно с грустью подумал, что доведись сегодня какому-нибудь могущественному магу снять заклятия с острова – чудовище бы оказалось не только колчекрыло, но и глуховато на одно ухо от многовековых птичьих воплей, висевших над этим местом.

Найдя указанный Гарсьо камень, мы действительно обнаружили малюсенькую бухточку, надежно прикрытую от буйства стихий. Правда, здесь едва могла развернуться наша лодка, но большего и не требовалось.

Отыскать «пожарный» выход из покоев пиратского преподобия не составило особого труда. Беглый певец, подобно большинству людей, имеющих дело с созданием и запоминанием больших текстов, обладал цепкой памятью.

Не могу сказать, что «тайная тропа», по которой нам предстояло проникнуть в глубь обороны нашего, надеюсь, еще не ведавшего о нападении противника, была удобна для передвижения. Нам вновь пришлось улечься на дно лодки и, упираясь в борта ногами, буквально проталкивать вперед нашу посудину, отталкиваясь руками от низкого каменного свода. Наконец этот этап пути был пройден и мы достигли того места, где, как выражался Лис, «царь Кощей над златом чахнет».

Злата здесь действительно оказалось вполне достаточно для полного зачахания. Конечно, после сокровищ, найденных нами в подземном хранилище Венджерси, наша с Шаконтоном психика была уже закалена настолько, что мы могли созерцать картину подобного изобилия без видимого ущерба для нее, но глаза Гарсьо сверкали таким отраженным блеском и вся его фигура была полна такой гордости, что невольно создавалось впечатление, будто он демонстрирует собственную скромную коллекцию произведений искусства.

«Коллекция» была аккуратно упакована в плотные мешочки и небольшие сундучки, снабженные для удобства переноски ручками. Похоже, кто-то здесь всерьез задумывался о возможном отъезде. Рядом с золотым запасом Сен-Маргета располагались арсенал и небольшой продовольственный склад. Все это находилось в образцовом порядке, и, судя по тому, что на вбитых в потолок крюках висели свежие копченые окорока, посещение этого грота было едва ли не ежедневным делом для смиренного настоятеля здешнего аббатства.

– Кстати, очень любезно с его стороны, – кивнул я вверх, на вырубленную в скальной породе узкую лестницу, и отрезал увесистый ломоть от ближайшего окорока. – Сэнди, оглядись, будь добр. Клянусь гвоздями распятия, не может быть, чтобы любезный хозяин не оставил здесь хотя бы одну бутылочку вина.

Шаконтон с плохо скрытой укоризной поглядел на меня. Очевидно, по его мнению, мне следовало гордо запахнуться в плащ и, дико вращая глазами, ворваться в разбойничье логово, сокрушая врагов, словно кегли. До него явно доходили слухи о подобных выходках славного Ланселота и отважного Тристана. Возможно, тут певцы великих подвигов сих неугасимых светильников рыцарства и были правы. Крушить несметные полчища коварных врагов на голодный желудок куда сподручнее и веселее, чем после сытного ужина, но вот вести переговоры в то время, когда проснувшийся в тебе зверь злобно завывает от голода, – дело абсолютно пустое.

Сэнди пошарил взглядом, отыскивая что-либо покрепче плескавшейся невдалеке от нас воды. Это было несложно. Ящики с горячительными напитками стояли буквально в пяти шагах от него. Но едва булькающая вожделенной влагой бутыль очутилась в его руке, совсем рядом от нас послышался до боли знакомый звук звенящей кольчуги. Оставив мою жажду без законного утоления, доблестный оруженосец резко повернулся, обнажая меч.

Несколько отставший от нас Гарсьо спешил занять свое место в строю.

Я невольно забыл о бутылке, все еще сжимаемой Сэнди. Существа более нелепого мне давненько не доводилось видеть. Доспех, надетый поверх франтовского блио пылкого трубадура, был бы, пожалуй, впору старине Россу, то есть несколько великоват мне. На Гарсьо же, чье теловычитание вообще не предполагало ношения одежды тяжелее шелковой, он выглядел просто угрожающе. Для здоровья певца. Тем не менее он старательно пытался не сутулиться под весом железной рубахи, немилосердно хлеставшей его по коленям при каждом шаге. Щит, шлем, меч – в общем, весь малый джентльменский набор бесстрашного воителя – отягощали и без того тягостную картину ратного использования этого неверного любимца муз. Клянусь своими золотыми шпорами, фотография нашего спутника, помещенная на обложке какого-нибудь журнала, могла бы сослужить хорошую службу активистам движения пацифистов, неумолимо свидетельствуя о нелепости всех этих аксессуаров мужской крутости.

– Ты это зачем? – едва не поперхнувшись, спросил я.

– Я иду с вами, милорд, – гордо произнес он, стараясь расправить согбенные кольчугой плечи, – я жажду отмщения!

Сэнди от такого известия как-то конвульсивно откупорил бутылку и нервно начал вливать ее содержимое в себя.

– Это ты хорошо придумал, – окончательно приходя в себя, произнес я. – Может быть, нам стоит подождать тебя здесь?

Однако, похоже, несмотря на вылезшую внезапно склонность к вендетте, этот бравый вояка не горел желанием возглавить, или, точнее, составить наш авангард. Он смущенно остановился, как-то странно сверля взглядом недоеденный мной кусок мяса.

Видимо, мысли о воинском братстве и благородной отваге, витавшие в набитой поэтическими бреднями голове трубадура, переживали в этот момент мучительную трансформацию, что, к моей радости, отрицательно влияло на его речевые способности.

– Ты согласен делать то, что я тебе прикажу, или мне тебя тут утопить, чтобы не путался под ногами? – спросил я, кровожадно откусывая очередной кусок мяса. Конечно, моя угроза стоила не более чем угроза родителей продать на базаре свое любимое шаловливое дитя. Но, похоже, месье де Риберак воспринял ее буквально.

Нервно моргнув раза три, он прошептал, выдавливая из себя каждое слово:

– Я… слушаю… вас… мессир.

– Вот так-то лучше, – ответил я, понимая, что пришло время действовать и обеденный перерыв, как это ни прискорбно, пора заканчивать. – Сними шлем и отдай его Сэнди.

Гарсьо моментально повиновался, и конический шлем, когда-то, видимо, украшавший бесшабашную голову какого-нибудь викинга, перешел в руки Шаконтона.

– Сходи послушай, что там наверху. Знаешь, как этой штуковиной пользоваться? – обратился я к своему оруженосцу. – Если в комнате кто-нибудь есть, спускайся вниз. Если нет – кинь вниз камешек.

Александер молча кивнул. С этой минуты для него существовало только дело, ради которого мы сюда пришли, и даже повестка на Страшный Суд не могла уже помешать ему довести его до конца.

Стремительно и тихо, как горный барс, почуявший добычу, юноша вознесся по ступеням к заветной двери. Через несколько минут вниз по ступенькам защелкал маленький осколок гранита.

– Вот и славно. Сделаем хозяину сюрприз.

– Милорд, – звеня при каждом движении своей необъятной кольчугой, осведомился наш трубадур, – а что делать мне?

– Тебе? Знаешь что, ступай набери доспехов, щитов и всяческой прочей бряцающей амуниции и волоки их наверх. Мне нужно следующее: когда я скажу «Не делайте глупостей!» вся эта упряжь должна зазвенеть. Понял?

– О, конечно же…

– Прекрасно. Досчитаешь до ста и заканчивай перезвон.

– Я в точности исполню все, как вы говорите, ваше высочество. Мое сердце преисполнено гордости…

– Не сомневаюсь в тебе, мой друг! – Я напутственно хлопнул трубадура по плечу.

Ждать пришлось довольно долго. То ли вечерняя трапеза, то ли благочестивая молитва удерживали отца-настоятеля от возвращения в стены опочивальни, где уже битых часа два дожидалась его пара закоренелых грешников, смиренно жаждущих перекинуться с ним словечком вдали от посторонних глаз.

За время нашего ожидания я успел хорошенько рассмотреть спальный покой Сен-Маргетского Аббата. Он был не плох, совсем не плох, но безнадежно безвкусен. Обилие позолоты и шелковых драпировок соседствовало с гобеленами, которых тут было так много, что для того, чтобы развесить их все на стенах, большинство из них пришлось несколько присобрать. Но венцом царящей здесь неуемной роскоши было нечто, видимо, символизирующее парадный портрет достойного хозяина здешних мест. Главный герой сего нетленного шедевра величаво стоял на палубе своего флагмана, слегка возвышаясь над его мачтой, и приветственным жестом вытягивал вперед руку, сжимающую меч. Вокруг в изысканных позах суетился народ, и плутовато выглядывающий из барашковидных облаков Господь широко улыбался, воздавая должное своему неистовому слуге.

Сие творение кисти неизвестного автора было установлено на камине, как раз напротив многоспального ложа его преподобия, очевидно, для того, чтобы, проснувшись, он смог немедля вспомнить о том, какого рода обедню ему предстоит служить.

Наконец наше тягостное ожидание было вознаграждено, и, судя по раздававшемуся в коридоре смеху и радостному визгу «прихожанок», миг нашего свидания с преподобным пастырем приближался со скоростью нетвердой походки «святого отца».

Я показал Сэнди на факел и стоящую в углу бадью с водой. Он согласно кивнул головой. Пламя, зашипев, погасло. Только в камине негромко потрескивал разведенный нами огонь.

– Черт, как тут темно! – прогромыхал на пороге голос, который сложно было заподозрить в чтении псалмов и пении благодарственных молитв.

– Это вы точно подметили, ваше преподобие, – тоном, полным христианского смирения, произнес я.

Слабый сдавленный писк был аккомпанементом этих слов. Подружки Аббата с некоторой помощью Сэнди встретились лбами в потемках, отчего их возможность участвовать в предстоящей вечеринке временно свелась к нулю.

– Проклятие! Ты еще кто такой? – негодующе взревел бывший монах.

– Я призрак! Дух твоего убиенного брата. Какого, на выбор, решай сам.

– Задница дьявола! – возмутился хозяин, пытаясь схватить котту на груди Шаконтона. – У меня нет братьев! Нет и никогда не было. У меня шесть сестер!

Сэнди развернулся, руки его качнулись, словно ветви дерева на ветру, затем левая его ладонь тисками сомкнулась на запястье пирата, а правая врезалась ему в челюсть. Поворот. Тело рухнуло на пол.

– Сэнди, надеюсь, ты ничего ему не сломал?

Брат Клод застонал и, выплюнув пару выбитых зубов, попробовал сесть.

– Больно? – посочувствовал я. – Ну ничего. Это даже полезно. Отбивает охоту к чересчур резким и необдуманным движениям.

– Кто вы такие, черт возьми? – Аббат, болезненно морщась, начал разминать вывихнутую руку.

– Я – Вальдар Камдил, сьер де Камварон, а это мой оруженосец. Я желаю задать вам, ваше преподобие, несколько вопросов. И от того, как вы на них ответите, зависит, доживете ли вы до утра.

– Стоит мне только крикнуть, – начал было отставной священнослужитель.

– А вот кричать вам как раз не стоит. – Я повысил голос так, чтобы меня было слышно за стеной. – Не делайте глупостей. Вы же понимаете, что я тоже пришел сюда не один?

Со стороны черного хода не раздалось ни звука.

«Этого еще не хватало! Мыши его там съели или со слухом у бедняги проблемы?» – забеспокоился я. Однако возможности проверить, что стряслось у оставленного нами в арьергарде месье де Риберака, не было никакой, поэтому я продолжал, невзирая на прокол со спецэффектами: – Будьте благоразумны. Я пришел поговорить с вами, а вы рветесь в драку, как какой-нибудь пьяный матрос. К тому же что вам до стражи? Я все равно успею отрубить вашу голову до того, как она сбежится. К тому же в миле отсюда эскадра с армией Меркадье. Надеюсь, это имя вам что-то говорит?

Аббат понимающе поглядел на клинок Катгабайла, голубоватым пламенем мерцающий в моей руке. Похоже, сомнений в искренности слов своего нежданного гостя у него не возникло.

– Камдил, Камдил?.. Не слышал о таком, – недовольно пробормотал он.

– Немудрено. У меня тоже не много знакомых в вашем кругу. Хотя… Вы знавали Ясона Кондалакиса?

Аббат как-то неопределенно хмыкнул.

– Да! Хороший был пират. Правда, последние месяцы о нем не слыхать.

– Умер, – скорбно произнес я. – Мне довелось быть последним, кто видел его живым.

– И что же с ним…

– Перед смертью бедняга бросался на меня с мечом.

Брат Клод еще раз внимательно поглядел на Катгабайл.

– Позвольте, я сяду, – наконец произнес он.

– Да, да, конечно! Сэнди, придвинь табурет его преосвященству. Или, может быть, лучше сказать, его светлости?

Пират взгромоздился на обитое пурпурным бархатом сиденье. Отблески пламени камина падали ему на лицо, и наконец-то я смог разглядеть своего собеседника получше.

Он был коренаст, широкоплеч и, безусловно, очень силен. Его поросшее обильной рыжей щетиной лицо, живописно украшенное шрамом, спускавшимся со лба, через нос к верхней губе, мало свидетельствовало о благочестии, пусть даже и показном.

– Итак, милорд, или как вы там изволите именоваться, чем обязан?

– Меня интересует корабль «Элефант».

– Так! – Пират радостно хлопнул себя по колену здоровой левой рукой. – Я так и знал!

По-видимому, резкое движение доставило ему сильную боль. Он скривился и, бережно обхватив плечо, тихо выругался.

– А здорово он меня, – вновь обретя способность разговаривать, произнес Аббат.

– Это что! – пообещал я. – Он много таких фокусов знает. Так что лучше вернемся к «Элефанту».

– А что «Элефант»? Дней десять тому назад приплыл сюда один тип вислоносый, попросил захватить этот корабль. Деньги обещал неплохие, плюс вся добыча, что на корабле возьмем. Одно условие – девчонку, что на корабле плывет, отдать в подарок императору Оттону.

– Ну а ты что? – спросил я, готовясь к самому худшему.

– Дуракам позволено делать глупости, – произнес Клод, – а мне…

За стеной послышался стук, лязг и бряцанье кольчуги.

– Это ваши там развлекаются? – настороженно спросил пират.

– А, это? Да. Ничего, сейчас утихомирятся.

Звуки действительно стихли.

– Я как узнал, что девчонка, которую захватить надо, – арагонская принцесса, сразу отказался. Не хватало мне хлопот с каталунцами. Император, он Бог знает где, а эти, почитай, всегда рядом. Не ровен час, наваху в спину всадят, и ойкнуть не успеешь.

– Это правильно. А как насчет дураков?

– Дураки, милорд, племя неистребимое. Они всегда найдутся. Отсюда этот вислоносый поплыл на Иль-Кантен, там Мило Мясник сидит. У него два когга, вот он при случае и лютует. Он-то как раз и согласился.

– Хорошо, я тебе верю, – произнес я.

– А это, милорд, дело ваше. Я что знал, то сказал, – с деланным безразличием хмыкнул лжесвященник.

– А что дальше? Известно ли что-нибудь о пассажирах «Элефанта»?

– Мило вроде бы захватил там кучу девчонок, – неуверенно сказал Аббат. – Мои говорят, он хочет их продать.

«Лейб-курятник, – с неожиданной злостью подумал я. – Что ж, информация не абы какая, но лучше, чем ничего. Главное, заказчик ясен. Об остальном позаботимся. Как говорится: „В эту игру можно играть вдвоем“. Для начала зайдем с „бубнового короля“.

– Послушайте, Клод. – Я вложил меч в ножны. – Я хочу поговорить с вами серьезно.

– Следует полагать, что до этого вы шутили? – Аббат скривил губы в ухмылке.

– Нет, но до этого я спрашивал, а теперь буду предлагать.

– Предлагать?

– Да. А потому, я прошу, слушайте меня внимательно. Это важно. Причем в первую очередь для вас. Вы человек, соображающий быстро и по-деловому, а потому поймете, что в ряде вопросов наши интересы совпадают, и если мы достигнем согласия, каждая сторона останется в выигрыше.

– Я должен вам верить? – усмехнулся пират.

– Для начала мне придется поверить вам, – ответил я. – Скажите, господин Клод, что вы видите на картине, которая висит над камином?

– Черт побери, это я! – возмутился Аббат.

– Несомненно, – согласился я. – Прекрасное полотно. Но я о другом. Человек, который изображен на картине, – адмирал, лорд, герцог, если хотите, а отнюдь не пират, чья сила – до первой неудачи.

Глаза отпетого головореза вспыхнули живым интересом. Похоже, наживка со свистом устремилась в желудок клиента.

– …Я был в вашем тайнике, Клод. Он делает честь вашей предусмотрительности. Но не станете же вы утверждать, что устроили его с единственной целью сбежать, когда дело станет худо? Я прав?

Это был риторический вопрос. Желание подняться над толпой круглыми буквами было написано на лбу Аббата, оно вопило из каждого вызолоченного угла, с каждого квадратного дюйма дурацкого портрета, украшавшего камин.

Пиратское преподобие смерил меня долгим взглядом, словно пытаясь догадаться, что у меня на уме, и кивнул, не сводя с меня своих серых глаз.

– Мы можем помочь друг другу, Клод, – тихо и медленно произнес я, заставляя собеседника напряженно вслушиваться в мои слова. – Вам нужно положение? Вы его получите. Даю вам в том слово.

– Что ж, у меня нет причин вам не верить. Ведь это вы в свое время освободили короля Ричарда? Потом заваруха в Англии? – Аббат вновь ухмыльнулся, его рассеченная губа приподнялась, обнажая в жутковатом оскале большой желтый клык. – Я вспомнил вас. Вы и вправду кажетесь человеком, держащим слово. Итак, что вы мне предлагаете?

– Вы получаете титул барона, увозите свои сокровища плюс деньги, которые я намерен вам дать. За это я просил бы вас помочь мне в одном деле.

– Что я должен делать?

– Сколько будут стоить девушки с «Элефанта»?

– Тысячи три золотом. Все они молоды и красивы.

– Отлично. Я выпишу вам вексель на банкирский дом Амальфи. У вас нет сомнений в состоятельности этого дома?

– Нет.

– Вот и прекрасно. Вы получите пять тысяч в конторе Амальфи в Нанте. Затем вам следует выкупить девушек и доставить их в Арагон.

– Это можно, – задумчиво кивнул Аббат. – Что дальше?

– Дальше вы получите еще тысячу солидов в конторе Амальфи в Барселоне.

Монах присвистнул.

– Никогда еще не доводилось получать такие деньги за такие пустяки. Еще что-нибудь?

– Да, в общем, все. Кстати, Клод, вам не кажется, что этот, как там его, Мясник перешел все границы, позволив себе взяться за дело, от которого вы отказались? Похоже, он хотел продемонстрировать свое неуважение?

Дальнейшие переговоры заняли еще минут пятнадцать, в течение которых я выписывал обещанные векселя и сорил комплиментами в адрес «радушного хозяина».

– Послушайте, милорд Вальдар, – задумчиво спросил Аббат, закрывая двери за мной и Сэнди. – Вы уверены, что Ясон Кондалакис мертв?

– Да уж мертвее не бывает.

– Спасибо! Это хорошая новость.

Мы вновь очутились на лестнице. Наш трубадур сидел внизу, освещенный слабым светом чадящего факела, самозабвенно погрузившись в чтение каких-то пергаментов, извлекаемых им из небольшого ларца, инкрустированного слоновой костью. Услышав наши шаги, он поднял голову и как-то непонимающе уставился на нас.

– Простите, мессир Вальдар. Я тут нашел. – Он указал рукой на свитки. – Что, все уже кончилось?

– Нет, Гарсьо. Все только началось!