ГЕОРГИЙ
Внизу простирались полосатые поля. Зеленовато-желтая полоса, за ней ярко-золотая, потом охристая, коричневая, опять желтая, свеже-зеленая — озимые, черная — под пар… Местами форс-комбайны оставили поперек полос причудливый узор из кругов и колец, похожий на рисунки инопланетян.
— В западном квадрате плохо взошли, — крикнул Богдан. — Придется пересеивать.
Ветер подхватил и унес половину его слов, Георгий восстановил их по губам. Непривычные люди вообще не могут разговаривать на открытых флай-платформах. Но кто-кто, а он сам и его сыновья давно привыкли. Флай-платформа — единственное экологически чистое средство передвижения, пригодное для того, чтобы по-настоящему осмотреть земли. Она летит достаточно быстро и низко, достаточно высоко и медленно. И только она — всякие там телепорткатера и пневмогрузовики отдыхают! — дает возможность ощутить на лице ветер. И свободу.
— А как там с четвертой гречихой? — обернулся он к сыну. — Убрали?
— Экспериментальную— да. — Богдан запрокинул голову, он тоже ловил кайф от полета, каждый раз — как впервые. — А на контрольных участках пока дозревает, Мишка вчера проверял. Дней пять-шесть еще.
— Многовато. — Георгий взглянул на солнце. Оно стояло довольно низко: осень. Пятого урожая в этом сезоне уже не снимешь — а жаль. И озимые подкачали: наверняка генетики снова что-то напутали, на днях надо будет грозно нагрянуть к ним в лабораторию… Впрочем, все это мелочи жизни. По сравнению с чистым ветром и бескрайними полями внизу.
— Я думаю слетать на северный край. — Пышные волосы Богдана летели за ним, словно хвост кометы. — И вроде бы все на сегодня. А у тебя, бать?
Георгий бы попристальнее осмотрел озимые — перед тем, как учить жизни генетиков, — но высказать это предложение помешала щекотка мобил-чипа на вороте.
— Привет, батя! — Средний сын сегодня остался дома, Светка просила его что-то сделать по хозяйству. — Вы долго еще? Тут к тебе гости. Женщина. Городская. Красивая.
Мишка приглушенно рассмеялся и добавил полушепотом:
— Давай быстрее, а то мамка нервничает.
* * *
Когда Георгий с Богданом вошли в светлицу, Светлана — и в самом деле растерянная, словно школьница, — уже поила гостью чаем. Трансформенный стол, раздвинутый на полметра шире обычного, ломился от домашней снеди и быстрой выпечки; Мишка-сладкоежка с набитыми щеками заговорщически подмигнул отцу и брату.
Но прежде всего Георгий увидел косу. Черную косу, причудливо сплетенную из мелких косичек и прядей, почти касавшуюся пола.
Коса шевельнулась, как живая; женщина обернулась им навстречу. Конечно, она постарела. Но — по сравнению и со стушевавшейся Светкой, и с ним самим… они ведь ровесники, даже на пару лет моложе, — выглядела просто фантастически юной.
— Привет, Гера.
— Здравствуй.
Он вдруг тоже донельзя смутился. Отступил на шаг, едва ли не прячась за спиной сына:
— Вот это Богдан, мой старший. С женой и Михаилом вы уже, наверное…
Все равно надо бы ее представить, он все-таки хозяин, и она приехала именно к нему:
— Звенислава.
Правила хорошего тона требовали сказать что-то еще, но что? «Мы вместе учились» — кто знает, как она к этому отнесется, по нынешним-то временам. А «знаменитая певица»… Светка и так в курсе — когда-то днем и ночью крутила кассету на стареньком шипящем магнитофоне, — а ребятам вряд ли будет понятно. И потом, она скорее всего сама бы добавила: «Бывшая…»
Георгий внезапно осознал, что уже с полминуты нелепо переминается с ноги на ногу, уставившись в пол. Черт возьми. Хуже Светланы.
— Мальчики, за стол, — засуетилась жена, расставляя тарелки. — Вы же, наверное, устали, проголодались… Знаете, госпожа Звенислава, они каждый день облетают все угодья. И сами работают на полях, даром что персонал и техника… Земля, она ведь требует постоянного внимания! Я так рада, что сыновья пошли по отцовским стопам, тоже трудятся на земле… кроме нашего младшенького, Никиты.
— Ник у нас учится по космической программе, — зажевав пирогом гордость и зависть, невнятно выдал Мишка. — Первый состав экспедиции!
— Их еще сто раз будут тасовать и отсеивать, — солидно бросил Богдан. — Но Никита и вправду способный. Жалко, что вы с ним не познакомитесь.
— Ты надолго? — спросил Георгий; тут же прикусил язык. Вот дурак.
Звенислава отпила чаю и улыбнулась:
— Вечером улетаю. У меня же дочка, я стараюсь пока поменьше оставлять ее одну. Вот она… Златка. Ей пять лет.
Георгий взял в руки стереофото: тоненькая шейка, черные косички и круглые глазищи в пол-лица. Вырастет — будет, наверное, точная копия… Светка, неслышно подойдя к нему со спины, без предупреждения завладела фотографией. Не глядя, он чувствовал, как жена подтянулась и приободрилась: по ее глубокому убеждению, настоящая женщина должна рожать своему мужчине только сыновей.
Пацаны тоже взглянули на снимок — из вежливости. Сама гостья интересовала их гораздо больше.
— Вы живете в столице, да? — Мишка всегда был самым коммуникабельным в их семье. — Я там учусь в Агроакадемии, только заочно, по виртуалке. Последний курс уже, а выпускную сессию буду сдавать вживую, на месте. Где у вас можно круче всего забубыриться?..
— Миша! — Светлана не одобряла сленга.
Звенислава серьезно свела брови; неуловимая, тут же исчезнувшая морщинка над переносицей.
— Я сейчас мало где бываю… Но обязательно позвони, когда прилетишь, что-нибудь организуем… по старым связям. Ты любишь музыку?
Сын слегка скривился:
— Музыка — это скучно… Вирт-моделирово, я имею в виду. Плазмо или трэгг еще туда-сюда… А вот Никита у нас на древней акустике фанатеет. Мы с Бодей тоже когда-то баловались, но теперь-то Ник гитару с собой увез…
— В космос, — ехидно вставил Богдан.
— …батину еще гитару. Сейчас таких не делают.
— Еще чаю? — предложила Светка.
Солнце оранжевой вспышкой выглядывало то из-за одного, то из-за другого древесного ствола. Здесь было сердце сада — маленький островок старых деревьев, которые Георгий еще лет пятнадцать назад белил по весне известкой от вредителей. И не позволил вырубить, когда строил новый дом. И не дал модифицировать генетикам, когда закладывался большой сад в рамках того глобального агропроекта…
— Просто так вышло, — рассказывал он Звениславе. — Как раз проводилась земельная реформа, и можно было получить огромные площади практически бесплатно, под кредит на очень выгодных условиях. Конечно, объявили тендер, желающих оказалось полным-полно… я в последний момент решил попробовать. Подал проект аграрной разработки по самым перспективным направлениям с учетом последних инноваций: их на тот момент появилось очень много, требовалось только отследить и привести в систему… А до того ведь, знаешь, работал учителем в местной школе. Никогда не думал, что земля — это мое.
— Тяжело?
— Мне нравится. И ребятам тоже, Мишке с Богданом… Опять-таки, когда видишь конкретный результат — в государственных масштабах — своей работы, это, как-никак, оказывает моральную поддержку. Агрокорпораций такого уровня, как «Марка Солнцевых», у нас в стране раз-два, и…
Георгий прикусил язык. Вот только не надо хвастаться и сыпать рекламными слоганами. Ты не на аграрном съезде, не на сельскохозяйственной пиар-акции и не на «круглом столе» для прессы. Звенислава, певица (бывшая?..) — все равно человек искусства, — скорее всего вообще ни капли не интересуется подобными вещами.
— Я слышала, у нас надвигается кризис в аграрной сфере. — Похоже, она считала своим долгом поддерживать разговор. — Истощение земель и так далее в том же духе… Это правда?
Черт возьми, он тоже слышал! И опровергал эту чудовищную чепуху где только мог: и на тех же съездах, и на «круглых столах», а также просто перед неосведомленными людьми, принявшими на веру подобную чушь. С одинаковой, бьющей через край горячностью:
— Что ты, ни в коем случае! С нашей-то землей!.. При современных технологиях и фундаментальных разработках… Да если бы не «блестящая изоляция», мы бы весь мир кормили, можешь мне поверить! Лично я взялся бы за пять-шесть европейских стран… плюс половина Африки, не меньше.
Звенислава рассмеялась.
Он осекся. Любая мысль начинает казаться смешной, когда пытаешься адаптировать ее для тех, кто якобы ничего в этом не смыслит. Но она ведь умная женщина: не стоило, наверное, до такой степени… Снова по-мальчишески смутился, как тогда за чаем. Нить беседы ускользала; так всегда бывает, если разговаривать на разных, когда-то плохо изученных и к тому же давно позабытых языках…
А смех у нее был точь-в-точь такой же, как в юности. Звонкий, искренний — и в то же время словно зависший на грани обрыва. Как и голос — не тот, эстрадный, что крутила в свое время Светка и вся страна, а из гораздо более отдаленных времен. Замечательных и почему-то теперь неприличных, запретных, непроизносимых вслух: Георгий никогда этого не понимал. Впрочем, в его теперешней жизни и не с кем было говорить о… тех временах.
…Голос и гитара. «Ты хоть помнишь, КАК она пела твои песни?!.»
Откуда это?.. А-а, Гэндальф. И где он сейчас?
— Знаешь, а ведь я очень долго тебя искала, — вдруг сказала она. — Никто не знал, где ты и что с тобой. Давно, еще до «Марки Солнцевых». А потом… одно время я вообще была в жуткой депрессии, затем родилась Златка… и вот, только теперь.
— Я рад тебя видеть. — Получилось довольно по-дурацки, и он еще усугубил собственную неловкость: — Нет, честно.
Вопрос, крутившийся в голове весь вечер, скользнул к самому кончику языка; Георгий едва успел прикусить губу. Зачем ты приехала? Не для того же, чтобы пить Светланин чай, болтать с Мишкой о каникулах и со мной — о перспективах аграрной сферы. Зачем, Звенислава? Если учесть, что мы не виделись почти тридцать лет…
— Твой младший сын играет на гитаре? Правда?
Георгий улыбнулся. Он всегда улыбался, когда вспоминал Никиту.
— Тренькает что-то. У них компания малость принеформаленная, все понемногу балуются. Странно вообще-то: при нынешних компьютерных наворотах… Все равно что я бы в молодости увлекся народными инструментами. И вроде бы нормальные ребята, без каких-то ностальгических настроений… только музыка.
— КАКАЯ музыка?
Пожал плечами:
— Не знаю. Не вникал как следует. Кажется, Ник сочиняет что-то свое, но на что там оно похоже… Понимаешь, я теперь совсем не по этим делам.
Звенислава кивнула. Да, она уже успела понять, что он «не по этим делам». А ведь, внезапно догадался Георгий, когда летела сюда, наверняка надеялась, что…
Она заговорила:
— Я хочу записать новый альбом, Гера. Один-единственный альбом. Разумеется, в современном формате, с учетом всех новейших технологий. Кстати, я не согласна с Мишей насчет виртуал-аудиомоделирования: само по себе оно не может быть скучным, потому что это лишь способ, форма… Нужно только чем-то ее наполнить. Живым, настоящим!..
В ее голосе, как в зеркале, отразилась та недавняя горячность, с которой он сам разоблачал абсурдные домыслы вокруг сельского хозяйства. Разумеется, ведь музыка для нее — то же самое, что для него земля.
Музыка…
Пресное слово из чужого, полузабытого языка.
— …Если профессионально подойти к делу… Я имею в виду, не замыкаться, как в скорлупе, в том, что было двадцать лет назад, а выйти на новый качественный виток… Ну и плюс нормальная раскрутка, менеджмент шоу-бизнеса — знаешь, все это у меня рухнуло, когда умерла мама… Но я найду хороших специалистов. И, можешь мне поверить, этот альбом будет вполне конкурентоспособен!..
Георгий кивнул: он не видел, почему бы в это не верить. Его равнодушное согласие слегка обескуражило Звениславу; она еще немного повысила голос, продолжая что-то доказывать, опровергать не выдвинутые им возражения:
— Его будут слушать! Потому что люди не могут без музыки — а музыки как таковой сейчас нет. Вообще нет. Есть музыкальные технологии, которые, повторяю, я ни в коем случае не собираюсь игнорировать. Но ведь главное — живое… настоящее… — Она запнулась. — Знаешь, Гера, я думала…
Невесело усмехнулся:
— Ты прилетела ко мне за песнями?
Она даже не кивнула — опустила ресницы:
— Да.
Солнце скрылось ненавязчиво, незаметно, как всегда бывает в саду. Первые облетевшие листья шелестели под ногами. Немодифицированные деревья рано начинают терять листву.,. Жаль: надо было провести Звениславу на экспериментальную делянку, где огромные яблоки третьего в этом году урожая просвечивают на закате, словно рубиновые капли… ей бы понравилось.
Вздохнул:
— Вряд ли я смогу тебе помочь. Ничего не осталось: тексты, они ведь были только на бумаге… Светка их, наверное, лет двадцать назад на растопку пустила, когда у нас еще печь топилась. Кассета, что мы с ребятами тогда записывали… да черт ее знает, где она. Скорее всего тоже с концами. Но дело даже не в этом, Звенислава…
Вздрогнула, как будто и не слышала ничего, кроме своего имени. Георгий помолчал и продолжил:
— Все это было… так. Никому не нужное баловство. Если б оно имело какую-то ценность, то, наверное, не пропало бы. У тебя просто сохранились неадекватные воспоминания. Обо всем сразу: молодость, друзья, любовь, песни… ну и так далее. Все тогда казалось самым лучшим, гениальным и на всю оставшуюся жизнь. Когда мы учились в «Миссу…»
Замялся. Нет, лично он ничего не имел против общего студенческого прошлого, но стоит ли цеплять эту болезненную тему сейчас, когда вроде бы начала стираться грань между разными и чуждыми друг другу языками?..
— Мы уже взрослые люди. — Вышло скомканно, как обрывок бумаги. — И знаем жизнь.
Звенислава наклонилась, подняла сухой листок. Красивый, оранжевый с красным — даже в сумерках видно. Спрятала между створками электронного блокнота:
— Златке привезу.
— Светлана твоей дочке фруктов соберет, — заторопился Георгий. — Яблоки, виноград, хурма, земляника четвертого урожая… Подожди, сейчас звякну, чтобы ребята сразу погрузили на платформу. Ты на флай-платформе когда-нибудь летала?..
Голос повис в воздухе, растворился в сумерках.
Она сказала:
— Да, Гера, мы знаем жизнь. Мы сами себе ее выбрали, и выбрали правильно. Но верный путь — не всегда лучший.
Где, черт возьми, он мог слышать эти слова? Или нет — где ОНА могла их слышать?!.
— Если ты не против, я хотела бы встретиться с твоим сыном, с Никитой, — задумчиво проговорила Звенислава. — Послушать, какую музыку он играет. Может быть, это именно то, что я ищу, Гера. Если еще не поздно.
И медленно, постепенно снижая голос почти до шепота:
— Первый состав экспедиции… космическая программа… ты не боишься за него?..
* * *
— Проводил? — спросила Светка.
— Проводил, — кивнул Георгий. — Где мальчики?
Присел рядом, клацнул трансформ-пультом, добавив ширины дивана — после рабочего дня хорошо расслабиться, как следует вытянув ноги. По люкс-визиону транслировали очередной мегасериал; Георгий поморщился. Впрочем, жена тоже имеет право на вечерний отдых — такой, каким она его себе представляет.
— Мишка полетел на свидание. — Одобрение в ее голосе звучало несколько наигранно. — Какая-то новая девочка, пока не знаю, как зовут. А Богдан у себя. Наверное, тоже люкс-визик смотрит, но ему же не нравится про Аделину.
— А по-моему, интересно, — неизвестно зачем сказал Георгий. — Костюмы красивые.
Светка прильнула к нему, положила голову на плечо. Мягкая, теплая, обширная женщина, мать троих взрослых сыновей. Она — тоже его жизненный выбор, сделанный давным-давно. И кто посмеет сказать, что — правильный, но не лучший?!.
Он вспомнил, как полчаса назад летела по ветру за флай-платформой, изгибаясь, будто живая, на фоне звездного неба, длинная черная коса. И четкий профиль, запрокинутый назад в наслаждении полетом.
Звенислава. Ее звонкий роман с Андреем Багалием, потом с Жекой, потом со всей страной. С ним, Георгием, у нее никогда не было ничего общего.
Кроме песен.
Красавица Аделина с визиоэкрана широко раскрыла бездонные, словно суперартезианские скважины, прозрачные глаза. Громадный зрачок загипнотизировал на мгновение — а когда Георгий проморгался, уже шла реклама. Говорят, этот эффект смягчает стресс рекламной паузы истинным поклонникам мегасериалов — таким, как его жена. Может быть. Светка, проведя ладонью по лицу, с сожалением вздохнула, но тут же улыбнулась.
— А твоя Звенислава неплохо выглядит, — с честно придушенной, но живучей бабьей завистью сказала она. — Сколько ей уже, где-то за пятьдесят? Пластика, это точно. И еще… как ее… ультралипосакиия
— Не знаю. — Он пожал плечами.
— Она когда-то хорошо пела. Теперь таких певиц и нету… Хотя вон Каролинка, рыженькая такая, тоже ничего. Только Миша говорит, она виртуальная.
— Все они дуры виртуальные… — Георгий вовремя решил не продолжать. Сколько раз они со Светкой ссорились вот так на ровном месте из-за тех же мегасериалов и прочих наивных пристрастий современной сельской женщины. Не стоит. Не сегодня. — Кстати, Звенислава решила записать новый альбом, Будешь слушать?
Жена поморщилась:
— Она же старая! И голос, наверное, давно стратила… А что ее вообще к нам занесло?
— Ну, мы же как-никак вместе учились.
И прикусил язык.
Голова жены уже не лежала на его плече. Светка отодвинулась на край дивана, выпрямилась, всем корпусом подалась вперед. Начинается, тоскливо подумал Георгий. Ну что стоило шевельнуть мозгами, прежде чем отвечать?!.
— И много к нам еще собирается… твоих однокашников? По-твоему, всем обязательно знать, ГДЕ ты учился?! Плохо тебе, что люди думают, будто «Марка Солнцевых» — нормальная контора, без всяких?!. И то скажи спасибо, что местные, слава богу, помалкивают, так нет, наприглашает разных, чтобы потом трындели на всю страну!
— Света…
— Что Света?!! Обо мне ты не думаешь. Так хоть про детей подумай! Им-то ни в какой «Миссури» мозги не промывали! А семейное дело им продолжать, не кому-то еще, — только тебе, ясно, плевать и растереть…
Он молчал. Пытался размышлять о Звениславе: все же интересно, она тоже так болезненно воспринимает их общее клеймо, скелет в шкафу? Если да, то ей намного труднее: он, Георгий, по-настоящему сделал себя лишь к сорока годам — а она стала «символом нации» гораздо раньше, еще в те времена, когда диплом «Миссури» считался не клеймом, а предметом гордости… Она и гордилась — вслух, на огромную аудиторию. И многие, наверное, помнят.
— …принимать тут всяких. Не хватало еще, чтобы этот твой бывший дружок пожаловал!.. Ну, тот, алкоголик…
— Гэндальф, — беззвучно подсказал Георгий.
Светка взметнулась:
— Что?!.
Но спасение было уже близко: рекламный блок плавно завершился гипнозаставкой: бездонные очи Аделины. И жена разом умолкла, словно перед ней самой клацнули пультом люкс-визиона.
Георгий завел руки за спину, потянулся и встал с дивана. Еще полчаса в обществе виртуальной красотки — а также супруги, которая, он знал, не исчерпала свой гнев, а всего лишь отложила его на потом, — слишком для так хорошо начинавшегося вечера.
Поднялся к Богдану. Старший сын проводил вечернее время точно так же, как и родители: лежа на трансформенном диване перед включенным люкс-визиком. Насколько знал Георгий, у Боди — в отличие от Мишки, да и Никиты тоже, — никогда не было девушки. Светка очень переживала на этот счет и сколько раз порывалась познакомить его с дочерью владельца ветроэлектростанции… до сих пор сыну удавалось держать оборону.
Когда Георгий вошел в комнату сына, на визиоэкране как раз мигнула рекламная гипнбзаставка. Богдан чертыхнулся и принялся переключать каналы: подобные штучки, кроме всего, призванные еще и блокировать у зрителя естественное раздражение рекламой, не действовали на здоровую психику парня, выросшего на земле.
— …пограничные киберустановки идентифицировали объект как…
— Оставь, — попросил Георгий.
Хотя вообще-то он чертову прорву времени не смотрел новостей.
— …летательный аппарат морально устаревшей конструкции, каковые до сих пор используются в западном мире, главным образом для разведывательных целей. Правительство страны наиболее вероятного происхождения объекта отказалось прокомментировать данный инцидент. Президент Андрей Багалий на экстренном брифинге назвал такую позицию «недопустимым неуважением к суверенитету независимого государства, известного на мировой арене своей миролюбивой внешней политикой». Президент также заявил, что…
Богдан клацнул пультом; на какую-то долю секунды мелькнуло лицо Андрея: обрюзг, постарел, успел отметить Георгий. Забавно: и когда он последний раз видел (по люкс-визиону, естественно) Президента собственной страны?.. Попросил было сына вернуть новостной канал — но Бодя взглядом перехватил невысказанную просьбу:
— Оно тебе надо, бать? Реклама кончается, а тут «Горячая бригада», я уже второй год смотрю.
— «Горячая бригада» — это сила, — усмехнулся Георгий. — А что там со шпионским самолетом на границе, тебе неинтересно?
Экран снова заполнила гипнозаставка: бездонное — тот же суперартезианский колодец — дуло плазмоствольного оружия.
Сын ничего не ответил.
В круглое окошко под потолком была видна одна звезда. И кусочек облака — но он, постепенно перемещаясь, уходил за пределы рамы.
В этой «верхней комнате»— практически на чердаке — Георгий ложился всякий раз, когда Светка с порога супружеской спальни поджимала губы и окидывала его испепеляющим взглядом, явно позаимствованным из какого-то мегасериала. Чердак был куда лучшим вариантом, нежели выяснение отношений. Тем более — как сегодня — на совершенно ровном месте.
В сущности, обычная бабская ревность. Даже не к другой женщине — пусть гораздо красивее, лучше сохранившейся, в свое время знаменитой. Вообще ко всему, что было в его жизни до нее, Светланы, а значит, не поддавалось всеобъемлющему контролю, вечной иллюзии жен ее типа. Именно поэтому она в свое время взъелась на Сашку, не давая им видеться… и добилась-таки своего.
Да ладно, усмехнулся он в темноте. С Гэндальфом ты разминулся сам. Не сразу — постепенно, следуя естественному ходу жизни. Просто находилось все меньше поводов встречаться… а с другой стороны, все больше важных и неотложных дел, требующих времени и внимания. Особенно когда в руках оказалась земля. Сперва арендованная, а затем и его собственная земля, на которой выросла «Марка Солнцевых».
Сашка был уверен, что они оба — процент погрешности. Ничего подобного: просто ему, Георгию, пришлось довольно долго ждать СВОЕГО времени. Однако он сумел вовремя понять, сманеврировать, поймать уникальный шанс. Абсолютный тропизм. Только сейчас почему-то не принято признаваться в этом вслух.
Вон Звенислава хочет вернуться на сцену, то бишь записать новый альбом. Теперь, когда никто уже не слушает живую музыку. Когда ее бывшая истовая поклонница Светка машет рукой: «Она же старая!..» Но у Звениславы получится. Она бы не делала этого, если б не была обречена на успех. Абсолютный тропизм.
Может быть, и Гэндальф… но тогда он, Георгий, непременно о нем услышит. Услышат все.
А если все-таки нет?.. Можно держать пари, что в таком случае Сашка до сих пор борется с проектом «Миссури». В одиночку. С колоссом, о существовании которого вся страна предпочла забыть. Как будто не он, этот проект, и создал ее же, страну.
Нет, сегодня Георгий ни за что бы не встал под Гэндальфовы знамена. Пусть он искренне не понимает тех, кто по-страусиному прячет голову в песок, не желая слышать ни о каком МИИСУРО. Проект существовал, он успешно реализовался и кое-что принес не только стране в целом, но и ему, Георгию Солнцеву, лично. И не только агроконцерн, угодья, деньги, выход в первые ряды истеблишмента… даже не только землю. Сумел бы он по-настоящему найти себя самого, свое геометрически точное, будто десятка посреди мишени, место в жизни? — если бы не та самая… как ее… комбинаторика?!.
А мир так и не перевернулся. Да, произошел качественный скачок, но без уродливых побочных эффектов. «Блестящая изоляция» — вот и замечательно, если она себя оправдывает. А все эти слухи о приближении кризиса и, в частности, об истощении земель… ну, уж тут-то он по-любому осведомлен лучше, чем кто бы то ни было.
Земля — вот единственное настоящее. То, что никогда не подведет.
Жаль, что Никита оторвался от земли… от Земли? Георгий улыбнулся каламбуру. Мимо звезды в круглом окне медленно проплывал мигающий красный огонек. Современные летательные телепорт-аппараты давно не используют сигнального освещения. Разве что древний иностранный самолет… Шпион? Вот именно, и бортовые огни поярче. Смешно.
И все эти домыслы вокруг космической экспедиции тоже смешны. Звенислава — умная и талантливая женщина, однако она слишком верит слухам. Проект «Миссури» сделал свое дело и остался в прошлом, С Никитой ничего не случится. Даже того, что — пусть к лучшему — произошло с ним самим.
И, может быть, она еще споет его песни…
Двери раздвинулись почти бесшумно, но он все же приподнялся на локтях, повернул голову навстречу темному силуэту в прямоугольнике чуть более светлого полумрака.
— Не спится? — с усмешкой шепнула Светка. — Спускайся вниз… дурачок.