Глава 15. Гея. 1702
Странная война (окончание)
Необъяснимое чувство внутренней неуверенности, впервые овладевшее великим полководцем Карлом Двенадцатым летом одна тысяча семьсот второго года в Венденском лесу, заставило шведскую армию замереть в нерешительности. В первый раз за весь свой двухлетний победоносный поход король задумался о тех, кто заказывает музыку, и о том — кто играет на рояле. Сидя в шатре с кубком горячего шоколада в руке, он размышлял. Неподалеку в кресле, вдавив его своей медвежьей тяжестью в дерн, сидел верный Пипер. Ему юный король все же решился поведать свои сомнения.
— Вы знаете, Карл, — начал он с доверчивостью старого еврея, — что-то мне не по нутру наш долгий поход.
Пипер, ожидавший чего угодно, но не исповеди монарха, заинтересованно скрипнул плетеным сиденьем.
— Я много размышлял, — продолжал тем временем король, — в конце концов мне вчера пришлось сжечь книгу Цезаря. Но я понял: я устал танцевать под чужую музыку. Вы меня понимаете, Карл?
Пипер, удивленный и растроганный, поднялся со своего места.
— Ваше величество меня сразили наповал. Я полагал, что это, возможно, случится... но думал, пройдет лет десять.
— Вы можете хоть раз изъясниться нормально, а не намеками? — нетерпеливо топнул ногой король. — Забудьте про «ваше величество» и говорите со мной как с равным.
— Вы становитесь взрослым, — неожиданно мягко сказал премьер-министр, — причем взрослеете стремительней, чем ваши сверстники... чем я. В свои годы, разумеется.
Король был поражен. Пипер действительно был выбит из седла его заявлением, а на памяти монарха это было впервые. Впервые государственный муж утратил свою обычную невозмутимость, и взгляд его стал несколько сентиментальным. Такой взгляд бывает у сурового отца, который гордится первыми успехами своего отпрыска. У короля не было отца, а у графа не было сына, но в этот момент их звезды стали ближе — откровение снизошло на них. И уже совершенно по-детски Карл спросил:
— Но ведь это было бы неправильно — уводить армию домой из-под почти осажденной русской столицы, не правда ли?
— Да, ваше величество, это было бы неправильно! — твердо ответил Пипер. — Многие сочли бы это трусостью. И в Европе, и у нас дома.
— Ну, трусом-то я никогда не был! — весело сказал король. — Но и пора прекращать роль марионетки в руках англичан и французов. Эти две державы чересчур уверены в своей роли «законодателя мод» и «владыки мира». Пусть сами достают для себя из дерьма каштаны.
— Вообще-то из огня, — поправил Пипер, — но так, как вы сказали, политически вернее.
Устав готовиться к войне, Россия «смутилась». Роптала несознательная часть населения: настоятели монастырей, «добровольно» взвалившие на себя обязательства по снабжению армии продовольствием; роптали помещики, лишенные в канун битвы за урожай части работников (по большому счету, это были самые крепкие крестьяне); роптали купцы, лишенные законного заработка из-за указа государыни о закрытии судоходства на Псковском озере. А когда возроптали призванные в «стройбат» крестьяне, генерал Волков понял — хватит. На закрытом совещании, где присутствовали всего несколько человек из Ставки, он сказал:
— Промедление может нам стоить весьма дорого, господа! Если гора не идет к Магомету, Магомет тут ни при чем. Будем затевать провокацию.
— Это как? — не понял Шереметев.
— Дернем врага за... бейцы! — засмеялся Ростислав Алексеевич. — Пущай нападает!
— А стоит ли? — сомневался старый вояка. — На кой нам на шведа первым лезть?
Военный министр пожевал губами. Необходимо рушить паритет, иначе Репнин с Шереметевым здесь готовы зазимовать. Жалованье идет, что еще солдату нужно!
— Люди роптать начинают, — пояснил он «старикам», — столько средств ушло на подготовку к войне, а где та война? Самое печальное то, что мы никогда к войнам не готовились, все происходило в процессе. Собрали войско, шли за тридевять земель, где благополучно выясняли, что оставили дома заряды к пушкам. Или продовольствие. И это было нормально, но когда загодя начали готовиться, а неприятеля тоже что-то задержало, то вот и начали возникать вопросы от безделья.
— Хуже нет, чем ждать и догонять, — подтвердил Волков, — поэтому придется заставить шведа на нас напасть. Иначе — никак.
— А может... может, Карл и не нападет вовсе! — высказал предположение Борис Петрович.
— Может, и не нападет, — согласился Андрей Константинович, — пока же и мы, и шведы тратим большие средства на прокорм такой оравы. Не спорю, у нас денег больше...
— Да и игумены помогли чем могли, — подхватил Великий Сакелларий, — можно в принципе и зимовать.
Репнин искоса посмотрел на мужицкую харю священника. Черт его знает, как с ним себя держать — чин немалый, почитай всех попов в кулаке держит.
— Что вы, граф, собираетесь предпринять? — спросил он, деликатно покашляв в кулачок.
— Ничего нового, — развеселился Волков, — пошлю полк своих людей, пусть неожиданно нападут на лагерь шведов. Хотя бы на корпус Шлиппенбаха... да, именно Шлиппенбаха! Пока те в темноте разбираться будут, мои бойцы тихо смоются. Карл будет в ярости и непременно на нас нападет.
— А если не нападет? — упрямился Шереметев.
Волков скорчил мину.
— Борис Петрович, ну что вы как недоросль несмышленый? А что, если? Тогда мы на него нападем! Хотя мне и не хотелось бы.
— Почему? — удивленно спросил Басманов. — Вы думаете, нам не хватит сил, чтобы разбить армию Карла?
Граф нахмурился. Предстояло объяснять очень щекотливый момент, где он даже весьма остро спорил со Степановым. Кузьмича не было на заседании — поехал в Софийск проверить, как продвигаются дела у воспитанников академии.
— Во-первых, действительно сил у нас маловато. Пятнадцать тысяч против двадцати пяти (как минимум), а то и тридцати. Во-вторых, мы готовились к обороне. Одно дело — загнать солдата в редут и приказать не пропустить врага. Тут и дурак сообразит. Наступление — дело иное. Оно подразумевает собой слаженность и синхронность действий всех наступающих частей, отработанность маневра, четкие и смелые действия командиров подразделений. Этого всего у нас, к сожалению, нет. Нет! Еще не отработаны до конца механизмы взаимодействия атакующих подразделений... не доведены действия офицеров до автоматизма, в конце концов, наша армия проигрывает шведу чисто психологически. У них ведь синдром победителя! А когда российская армия в последний раз одерживала победу? Напомните мне, господа генералы, я что-то не припомню.
— Ну, Азов же взяли! — не совсем уверенно произнес Репнин.
— Тридцать две тысячи солдат супротив шести тысяч! — фыркнул Волков. — И то с первого раза не взяли. Про крымские походы и вовсе вспоминать нечего! Ославились на всю Европу! Перед этим со шведом воевали — многого добились?
— Правда твоя, Андрей Константинович! — вздохнул Басманов. — Русский человек надувается спесью, точно индюк заморский, а откуда эту спесь берет — неведомо. Разве что огороды у наших некоторых бояр больше той же Голландии, так там одна полынь растет. Вот ты с чего надулся, Борис Петрович?
— Азов мы все-таки взяли? И Керчь таперя наша! — упрямо заявил боярин.
— Вот когда бы ты ее взял, — рассердился министр, — то тебя и в фельдмаршалы не грех было бы произвести. С пушечной пальбой и барабанным боем!
— Борису Петровичу мы доверим одно из самых важных мест! — мигнул Басманову Андрей Константинович. — Его конница будет в засаде за Смольным бором. И в решающую минуту вам будет необходимо смутить шведа, ударив его в тыл.
Шереметев польщенно засопел. Он им всем еще покажет! Хотя его конница звезд с неба не хватает, но ребята дружные. Он каждого знает в лицо и уверен во всех.
— Андрей Константинович, так когда планируется налет ваших сорвиголов на корпус Шлиппенбаха? — спросил Басманов. — Нужно ведь бойцов подготовить, не то они зажирели на позициях.
— Как можно скорее, — ответил генерал, — послезавтра. Завтра подвезти на позиции винные порции, боеприпасы, провести богослужение. Послезавтра на рассвете мы покажем шведу кузькину мать.
В «последний день перед войной» были сделаны последние приготовления: отведены на резервные позиции оставшиеся саперные части, пристреляны ориентиры, дооборудованы на самых высоких деревьях наблюдательные пункты. С вечера ушел в разведку боем полк Муссолини. Бенито получил задачу следующего содержания: не открывая огня, приблизиться к шведскому лагерю и напасть на ту его часть, где располагался корпус генерала Шлиппенбаха, Бесшумно сняв часовых, работать багинетами до тех пор, пока не сыграют тревогу. После чего уходить болотами в сторону Пскова. По прибытии занять позицию на левом фланге обороны.
Командир полка «дуболомов» угрюмо кивнул башкой и отправился выполнять приказ. Басманов встряхнул головой и пожаловался Волкову:
— Будто мертвяки какие! Где вы их откопали?
— Вы верите в жизнь после смерти? — вопросом на вопрос ответил генерал.
— Боже меня упаси! — перекрестился Петр Данилович. — Спросите такое!
— А они верят! — сурово посмотрел Андрей Константинович вслед ушедшему Бенито.
— Кто же они такие? — со священным ужасом прошептал военный министр.
— Моджахеды, — устало ответил Волков, — воины тени.
Рассвет второго августа. Вечнозеленые сосны шумят под легкий бриз, неторопливо меняющий свое направление. Всю ночь с озера он доносил запах цветущей ряски и тины, а сейчас сидящие на озере рыбари почувствуют аромат смолистой хвои. Это значит, что время перевалило за шесть утра. Мычат коровы на недалекой мызе, хрюкают свиньи, орут петухи. Удивительно, как все эти звуки утром легко достигают плацдарма. Возможно, к вечеру зарядит дождь, но не факт. Ведь выпавшая роса покрыла траву обильным слоем, так что у разведчиков, вернувшихся с ночного дозора, одежда промокла до нитки.
— Ну что? — негромко спросил генерал Басманов у командира группы.
— Порядок, ваше высокопревосходительство! — также негромко отозвался поручик Татарин. — С той стороны сначала палили в белый свет, а вот уже пару часов слышно лишь конское ржание.
— Рискнет ли Карл после такого перехода бросить людей в атаку? — сомневался Басманов.
— Не решится, так мы ему в следующий раз еще ливер выпустим! — хмыкнул Волков. — Тоже мне бином Ньютона!
— Это тот математик, что в Англии? — уточнил Петр Данилович. — Что-то вы о нем вспомнили.
— Просто к слову пришлось, — задумчиво ответил Андрей Константинович, — скоро его должны избрать президентом Лондонского королевского общества. И он скорее физик, чем математик?
— Физик? — не понял Басманов.
— Механик, — уточнил Волков, — физика — это наука о природе и связях материального мира. Раньше была под религиозным запретом. Церковь считала ересью беспристрастное изучение мира, созданного Господом.
— А теперь запрет снят? — недоверчиво усмехнулся боярин. — Отчего сие?
Научная беседа была прервана появлением вестового.
— Господин главнокомандующий, шведы идут! — запыхавшись, выпалил он. — В пяти верстах уже!
Волков глянул на наручные часы. Было несколько минут восьмого. Басманов перекрестился:
— Ну, с богом! Андрей Константинович, не пора ли нам перейти на наблюдательный пункт?
— Вы здесь командуете, Петр Данилович, — любезно ответил Волков, — отчего же и не пройти!
Два генерала, одетых в полевую форму образца девяностых годов двадцатого века, прошли на НП, где у стереотруб суетились несколько корректировщиков и наблюдателей. Басманов подошел к персональному прибору и глянул в окуляр.
— Ишь, чертяки, быстро опомнились. Ваш полковник не доносил о подробностях операции?
— Еще успеет! — ответил Андрей Константинович, в свою очередь заглядывая в окуляр.
Наблюдательный пункт был оборудован на самой высокой точке плацдарма — Черном холме. Необходимости в тщательной маскировке его не было, авиации у противника не предполагалось, дальней артиллерии и полковых минометов тоже, а против возможного прорыва в ближайшем логе залегла рота ревенантов. Таким образом, командование чувствовало себя в полной безопасности.
В сильную оптику было видно, как из далекого леса на горизонте появилось множество темных точек. Они рассредоточивались по полю в единую линию, выстраиваясь в боевой порядок.
— Сколько до них? — спросил Волков, нервно сминая березовый листок.
— Около полутора верст, — сообщил один из наблюдателей, вращая ручку дальномера.
— Разрешите, Петр Данилович, по ним с десяток снарядов выпустить! — воскликнул Андрей Константинович, вспоминая давнюю бойню у Днепра, когда пришлось перебить массу татар. — Авось подействует на них!
— Давайте! — разрешил главнокомандующий, которому и самому захотелось посмотреть на залп. — Вестовой, ко мне! Передайте Румянцеву, пусть произведет залп из орудий одного дивизиона. Цель — противник на горизонте. Угостим шведа русской шрапнелью, бегом, юноша!
Немного ниже, на позициях артиллерии, подполковник Румянцев черкал по планшету свинцовым карандашом, высчитывая значения прицела и целика.
— Байстрюков, сколько до цели? — громко спросил подполковник.
Дальномер глянул в окуляр. Затем, тужась, сообщил результат в метрах.
— Три тысячи двести!
— Наводчикам, прицел сто пятьдесят, целик — ноль, трубка — девять! Первый дивизион, приготовиться!
По позициям пошла гулять сдублированная командирами батарей команда, первая команда, которая будет слышна. Остальные станут передаваться сигнальными флажками.
— Огонь! — четко скомандовал Румянцев.
Восемнадцать орудий изрыгнули пламя. Подполковник прильнул к стереотрубе.
— Недолет! — сочувственно сказал он, глядя, как вздыбилась шведская конница.
На дне стакана шрапнельного снаряда находится заряд дымного пороха, нижние слои пуль залиты специальным дымным составом, а остальные пули — смесью канифоли и серы. Возникающее при взрыве облако дыма облегчает пристрелку, так что Румянцеву оставалось лишь слегка подкорректировать значение прицела. Вдобавок он решил на одну секунду увеличить время горения трубки, так как впереди шведов точно не было, а уж в лесу! Куда ни плюнь шрапнелью, попадешь точно в шведского солдата. Или в дерево.
— Прицел сто пятьдесят два, целик — ноль, трубка — десять! — скомандовал он. Стоящий рядом сигнальщик продублировал команду.
— Огонь!
Прильнув в очередной раз к окуляру, Румянцев увидел, как в рядах неприятеля началось хаотичное движение. Так до конца и не выстроенные в боевой порядок шеренги шведов рассыпались. Некоторое количество пехоты повернуло обратно в лес, и там образовалась элементарная давка. Конница же не растерялась и свернула налево. Пустив лошадей в галоп, их командир пытался обойти поле битвы по флангу.
— Шиш вам! — засмеялся в боевом азарте Румянцев. — Приказ второму дивизиону! Прицел сто пятьдесят три, целик — право два, трубка — десять! Огонь!
Выстрелы на опережение остановили быстроногих уланов. Они еще раз повернули влево на девяносто градусов и скрылись в прилеске. Подполковник скомандовал второму дивизиону произвести залп вдогон и молчать — беречь снаряды. Вернувшись к окуляру, он обнаружил, что пехота успела скрыться в лесу.
— Первый дивизион! Прицел сто пятьдесят четыре, целик — ноль, трубка — десять!
Залп русской артиллерии накрыл лес. Реншильд на короткой дистанции в полторы версты умудрился загнать коня.
— Мой король! — воскликнул он, появляясь в шатре Карла. — Русские пушки не дают нам даже выйти из леса. Мы несем чудовищные потери, еще не приступив к сражению. Полк Утрехта практически уничтожен!
Король поднял руку, призывая к спокойствию.
— Русские орудия далеко?
— Их и не видно! — в отчаянии воскликнул генерал.
— Проклятие! — стукнул кулаком по столу Карл. — Трубите отход!
Реншильд выбежал из шатра, запрыгнул на одну из свежих лошадей и поскакал обратно.
Король поджал губы и вызывающе посмотрел на Пипера. Тот развел руками.
— Выходит, слухи о русской артиллерии были не лишены оснований, — сказал он, — что ж, ваше величество, все битвы выиграть невозможно — история не знает прецедента.
Карл закусил нижнюю губу едва не до крови. Не достичь ему славы Александра Македонского и Юлия Цезаря. На глаза помимо воли навернулись слезы. Понимая состояние своего короля, премьер-министр произнес:
— Зато вы останетесь в памяти народа как мудрый правитель. Немногим дано осознать на половине пути, что стену головой не проломить. И лишь единицы находят в себе силы, чтобы остановиться.
— Найдутся и такие, что сочтут это слабостью, — прошептал король.
— Найдутся, — согласился Пипер, — мудрый наш предок Аксель Оксеншерна говорил, что в каждой слабости есть своя сила и наоборот...
— Не очень понятно, но утешает. — Шведский король был печален — решение ему далось нелегко. Внутри него боролись львиная отвага и невесть откуда взявшаяся хитрость. Хитрость гиены.
Быть может, истоки этой хитрости зародились во время недавнего спора Пипера с Гискаром, а может, в нем заговорила мудрость предков, взирающих из Валгаллы на своего брата-лютеранина, а может, цепь событий, разорванная появлением на Гее отрядом Волкова, воззвала к жизни некие вторичные цепи мышления шведского монарха, не использованные им никогда в земной реальности. А может, эти факторы сработали вместе, вызвав недовольство марионетки тайным кукловодом — в принципе зла на Россию Карл не держал никогда.
Приняв решение, король вскочил с кресла и смахнул тряпкой пыль с ботфортов.
— Враги могут обвинить меня в боязни за свою страну. Пусть! Но в личной трусости им меня не обвинить!
— Ваше величество, что вы задумали? — воскликнул Пипер.
— Знаменосца мне и барабанщика! А также двух офицеров-добровольцев. Я собираюсь посетить русские позиции под видом парламентера! Попытаемся найти достойный выход из этой недостойной ситуации. — Крикнув, чтоб седлали его коня, Карл стремительно вышел вон.
Увидав, что спорить бесполезно, Пипер кинулся прочь из шатра вслед за королем.
— Мой король, я с вами! — закричал он. Карл остановился и посмотрел на него.
— Хорошо! — мягко произнес он. — Тогда найдите еще одного попутчика.
Когда шведы убрались, Басманов отдал приказание прекратить артобстрел. Снаряды были безумно дорогие, и палить в белый свет, как в копеечку, он не решался.
— Ну-с, господа! — произнес он. — Какие будут мнения?
— Карл — парень упрямый, — задумчиво сказал Волков, — опасаюсь, кабы он не выкинул этакий оверштаг...
— Может, через болото попытаться пролезть, — предположил Репнин, — ну и что, что оно непроходимое! Шведский король неоднократно доказывал, что непроходимых мест для его армии попросту не существует.
Тут же находился и полковник Степанов, поднявшийся на НП после первых орудийных залпов. Он что-то рисовал в своем блокноте, а затем неожиданно сообщил:
— Нет, не такой он дурак, чтобы лезть в болото. Тем более под обстрелом. Но на всякий случай я бы рекомендовал командирам на левом фланге выдвинуть дозоры к Балупе. Чем черт не шутит.
— Ну, это мы сообразили, — сказал Басманов, — и соответствующее указание отметили в «решении».
— Простите, господин генерал, — извинился Степанов, — преподавательская деятельность накладывает отпечаток, знаете ли...
— Полно, Василий Степанович, — хмыкнул главком, — я человек демократичный, особенно в нынешнее время.
— Шведы! — воскликнул поручик-наблюдатель.
— Да ну? — искренне удивился Басманов, а Волков со Степановым кинулись к свободной стереотрубе.
— Парламентеры! — удивленно выдохнул Волков. — Господин главнокомандующий, парламентеры с белым флагом! Прикажете возглавить аккордную группу?
— Гм! — задумался Петр Данилович. — Сдается мне, что до аккорда еще далече, но на всякий случай... может, не стоит рисковать лично?
— Я в бронике, — лаконично ответил Волков, — так я пошел?
— Ступайте с богом! — неохотно согласился Басманов. — Но поостерегитесь там, на рожон не лезьте.
Неладное Андрей Константинович заподозрил сразу. У лютеран и так не шибко живые лица, но суровое лицо офицера-парламентера ему кое-что напомнило. Волков вынул из кармана недавно отчеканенную в Стокгольме монету в десять крон и внимательно посмотрел на аверс. Так и есть. Пришлось «старому генералу» кряхтя слезать с лошади. Андрей Константинович снял шляпу и поклонился.
— Рад видеть вас в добром здравии, ваше величество, — произнес он, тщательно подбирая слова. За время своего посольства в Париже Волков неплохо насобачился трещать на тамошнем диалекте. А в том, что шведский король знал французский, он был уверен.
— От этих русских ничего не скроешь! — ворчливо произнес Карл, слезая с лошади. — С кем имею честь разговаривать?
— Генерал Волков! — отрекомендовался Андрей Константинович.
— Тот самый граф Волков! — произнес спутник короля, также спешившись. — Граф Пипер!
«Однако! — мысленно присвистнул генерал. — Непростые это парламентеры».
— Я бы предпочел разговаривать с вашим главнокомандующим! — сказал король, оглядевшись. — Это возможно?
— Отчего ж, — пожал плечами Волков, — попрошу вас следовать за мной.
Спустя пять минут на наблюдательном пункте шведского короля радушно приветствовал Петр Данилович Басманов. Радушно, но с некоторым изумлением. Французский язык Басманов знал хуже, чем немецкий, но Волков немецкого не знал вообще, поэтому изъясняться пришлось на французском. Карл же отменно владел и тем, и другим.
Не зная, как начать беседу, чтобы его не заподозрили в утере воинского духа, шведский король озирался по сторонам. Увиденное лишь укрепило его в своей правоте.
— Мне кажется, генерал, — произнес он медленно и с расстановкой, — что я бы мог потерять здесь свою армию.
— Вполне возможно, ваше величество, — любезно ответил Басманов, — как вы видите, мы готовились лишь к обороне.
— Надо отметить, что подготовились вы превосходно! — В голосе Карла почти не слышалось досады. — Однако вы меня так великолепно встретили, что я принял решение не предпринимать атаки.
Предвидя уточняющий вопрос, он, помедлив, добавил:
— Я вообще принял решение не воевать с Россией. Нам с вами делить нечего, а о ваших северных землях, то есть наших южных, можем как-то договориться и без военных действий, не так ли, Пипер?
— Совершенно верно, ваше величество!
В те былинные времена королевского слова было достаточно для объявления перемирия, тем более слова короля Швеции. Карл бы охотнее принял смерть, чем нарушил свое обещание, поэтому получившие «отбой» артиллеристы принялись банить стволы и собирать пустые гильзы. Недоверчивый Басманов приказал переднему краю обороны не покидать своих мест, а остальным эшелонам было разрешено убыть в палаточный городок, отстоящий от основных позиций в половине версты восточнее.
Карл, в свою очередь, передал с гонцом запечатанный приказ Реншильду основной массе войска сниматься и идти к Ревелю. Всласть навоевавшийся монарх решил отбыть домой в Стокгольм. Перед своим отъездом он изъявил желание посетить новую столицу России.
— Не имея возможности побывать в Москве, никогда себе не прощу, что не увидел Софибурга, — сказал он, глядя с надеждой на Волкова.
Вновь от русского лагеря поскакал гонец, но в противоположном направлении. Зная великодушие Софьи, Андрей Константинович попросту упреждал ее о высоком визитере. Гонец ускакал, а из ставки шведов прибыл эскадрон личной гвардии короля для сопровождения его в русскую столицу. Вместе с эскадроном прискакал взволнованный Реншильд, полагающий, что короля коварные русские похитили и вынудили написать такой необычный приказ.
Петр Первый набил бы дураку морду, но Карл лишь сверкнул очами бешено, и рьяный тезка его ускакал обратно — готовить войска в путь. Собираясь отправляться, король Швеции еще раз окинул взором «линию Степанова» и патетически произнес:
— Вот здесь я едва не растерял всю свою славу, а вы, господа, едва ее не нашли!
Наклонившись в седле к Волкову, Степанов прошептал:
— Верно заметил, сволочь, немного куражу нам бы не помешало.
Граф хмыкнул и дал лошади шенкеля.
