Книга: Путь, исполненный отваги. Задолго до Истмата
Назад: Задолго до Истмата
Дальше: Глава 2. Гея. 1699 Орден Святого Духа

Глава 1. Гея. 1699
Предки Клары Цеткин

Февраль выдался студеным, старикам на удивление. Столбик термометра редко подымался выше отметки в минус сорок по Цельсию. Самому Андерсу Цельсию предстояло родиться только через два года, но его ноу-хау было использовано самым бесцеремонным образом. Полковник Андрей Константинович Волков, руководитель проекта «Метаморфоза О», командир Лазурного Корпуса и практически министр внутренних дел России, шутил, что природа решила доказать абсурдность понятия абсолютного нуля. На это заявление Ростислав Алексеевич Каманин, премьер-министр России, говорил, что есть информация о том, что среднестатистический двугорбый верблюд мороз переносит хуже белого медведя, а Мытищи восточнее Москвы, но ненамного. Царица Софья Алексеевна, сидевшая у камина и вязавшая на спицах какую-то новомодную феньку, потягивалась и с наслаждением замечала, что вспоминает два промелькнувших мира как сон художника-футуриста. Попугай Федор молча поклевывал сосновые ядрышки и, сплевывая шелуху через прутья решетки, изредка сообщал, что «связка ломов, как правило, тонет» и что «не всякий лось перекусит рельсу». Так проходили долгие зимние вечера в ожидании прихода весны.
Нет, кое-что делалось и сейчас: полностью менялся интерьер почти всех приказов, съезжих и прочих присутственных мест; проводилась реорганизация пожарных и почтовых служб; делались первые попытки создания общественных ночлежек, финансируемых из государственного бюджета. Кое-что развивалось довольно споро, но очень часто палки в колеса вставляли различного рода «сильненькие» люди. То получивший в результате реформ ущерб поп прочтет у себя в храме прелестную проповедь, объявляя министров через одного слугами дьявола, то обиженный новой властью купец первой сотни разошлет своих людишек по трактирам смущать народ, то опальный боярин зачнет шалить в подмосковных лесах, собравши ватагу отпетых негодяев. Приходилось принимать адекватные меры.
Со служителями культа разбирался владыка Михаил — возведенный в ранг заместителя патриарха бывший помощник настоятельницы Новодевичьего монастыря. Внезапно, без предварительного оповещения, священнослужителям всех рангов было велено собраться на внеочередной Вселенский Собор. Не успел минуть праздник Крещения Господня, как во все стороны поскакали нарочные владыки.
Патриарх Адриан, божий одуванчик семидесяти двух лет, последнее время чувствовал себя не самым лучшим образом. Патриарха донимали боли в пояснице и усугубившийся ревматизм суставов. Он с божьим смирением нес тяжкий груз своих болезней, полагая близкую кончину. Посему основными делами ведал «вечный второй номер» — митрополит Михаил. Тот за неделю до решения о Соборе послал гонца в Холмогоры за своим другом и однокашником по семинарии — владыкой Афанасием Холмогорским. Владыка Афанасий, в миру Любимов Алексей Артемьевич, был человеком крутого нрава и ясного ума. Вблизи Москвы его держать побаивались за уничижительную манеру общения и передовые взгляды. Он был настолько передовым в своих взглядах, что даже не осуждал старообрядцев и частенько за кружкой вина поругивал покойного патриарха Никона, на горячую голову затеявшего навести порядок в системе духовных ценностей русского народа. Владыка Михаил хотел предложить приятелю ни много ни мало — стать главой Московской епархии. Он долго разговаривал на эту тему с премьер-министром, убеждая Ростислава Алексеевича в высоких морально-волевых качествах и демократических взглядах архиепископа Холмогорского.
Вселенский Собор планировалось провести буквально на днях. Уже почти все священнослужители чином от епископа до митрополита собрались в Троице-Сергиевом монастыре, ожидая, когда их вызовут пред светлы очи царицы. Но на самом деле их ждали ястребиные очи премьер-министра. Задержка была лишь за архиепископом Холмогорским, преподобным Афанасием. Беспощадные январские метели превратили Вологодско-Каргопольский тракт в нечто малопригодное для путешествий. Но отец Михаил верил в друга, сердцем предчувствуя его скорое появление.

 

С купцами первой сотни разбирался лично Ростислав Алексеевич. Не влезая в их дела, он по-отечески пожурил почтенных «гостей», добродушно указывая на недостатки в сфере «малого и среднего бизнеса». Специально для этой встречи он прочитал несколько глав из Российского законодательства двадцатого века и, в частности, несколько стенограмм выступлений Ирины Хакамады, переведенных на доступный и современный язык. Купцы недовольно галдели и ворчали, жалуясь на мздоимцев и произвол дьяков Хлебного приказа и приказа Счетных дел. Многие недоверчиво смотрели на нового главу кабинета министров, ухмыляясь в окладистые бороды. По Белой палате — главной резиденции премьер-министра — гулял густой чесночный запах вперемешку с духом выделанной овчины от новых тулупов купеческой братии. Морщась от чесночного перегара, Ростислав Алексеевич говорил с «бизнесменами» за грядущие перспективы малого и среднего бизнеса.
Один из купцов, низенький угрюмый старовер по имени Павел Звенько, возмущался церковными поборами с тех, кто не признавал реформы патриарха Никона 1653—1654 годов и ущемлением купеческих прав.
— Хорошо! — сказал Ростислав Алексеевич. — Если я тебе, Павел Аввакумович, пообещаю, что с сегодняшнего дня поборы прекратятся, то ты мне не поверишь. Согласен?
Польщенный купец кивнул.
— Так вот! Поборы прекратятся, но не сегодня. И не завтра. — Премьер-министр обвел купцов орлиным оком и закончил: — Но по прошествии месяца вы сами увидите перемены в отношении к староверам. Согласны подождать?
По рядам купечества пронесся одобрительный гул. Каманин что-то пометил в своем ежедневнике. Купцы, привыкшие к присутствию около светлого лица из Думы трех-четырех дьяков, были безмерно удивлены таким ходом встречи. Чтобы министр да сам что-то записывал? Ох неспроста все это...
— Нет, братцы! — шептал в заднем ряду Ивашка Калиткин, купчина из Нижнего Новгорода. — Министер-то не прост! Вот как! Где, спрашивается, писцы? Где эти чернильные рожи?
— В чем дело, Иван Кондратович? — внезапно спросил премьер-министр. — Чем вы там недовольны? Что министр сам пишет? Так вы тут, батенька, обленились! Митрополитов дьяконы под руки поссать водят, а бояре шубу на себе застегнуть не могут по причине чрева! Что я, похож на толстого увальня из Думы?
Калиткин с перепугу едва не замочил портки. Но, уразумев, что боярин шутить изволят, первым захохотал. От души, как может хохотать человек, только что избавившийся от смертельной опасности. Заколыхались остальные бороды, раскрылись рты, демонстрируя убогое состояние зубов и выпуская клубы чесночного аромата.
Много на Руси едят чесноку. Вещь это полезная для здоровья, введена в культуру в Средней и Юго-Западной Азии за несколько тысячелетий до нашей эры, возделывается с библейских времен народами Египта и Апеннинского полуострова. В Европу попал в средние века, а в Россию завезен из Византии. Головки этого пахучего растения содержат белки, витамин С, минеральные соли и биологические вещества, подавляющие развитие микроорганизмов. За короткое время стал пряностью номер один в России и панацеей от всякого рода инфекций. Но у этого замечательного во всех смыслах растения имеется один существенный недостаток — запах. Недаром, по древнему поверью, чеснок является средством для отпугивания нечистой силы — злых духов, чертей и зомби.
Премьер-министр никогда не принадлежал ни к одной категории из этого списка, но вскоре посочувствовал нечистикам, ибо запах в Белой палате становился воистину невыносимым. Решил, что как только в подвалах детинца установят атомный генератор, он немедленно подаст заявку на установку в Белой палате кондиционеров и озонаторов. А пока только мысленно пожелал расходившемуся собранию не злоупотреблять народным противоинфекционным средством. Надежды на плодотворное сотрудничество с купечеством после встречи значительно окрепли.

 

С разбойниками разбирался сам полковник. Хоть и уговаривал его князь-кесарь не марать белы ручки о подобную мразь, но все же Андрей Константинович татями и душегубами занимался лично. Напрочь отвергнув саму идею пыток, которые не ломали волю душегуба, а лишь вгоняли его в злобу, полковник обратился к химии двадцатого века: скополамину, пентоналу натрия и атропину. Он рассуждал, что психология преступников века семнадцатого весьма близка психологии шкодливого кота: чем больше его гоняют, тем упорнее он продолжает гадить.
Нет. Дремучего и заросшего бородой атамана Митрофана Большова встретил добродушный фельдшер Паша Никифоров. Рядом в кресле сидел полковник Волков. В самом углу едва дышало тучное тело князя-кесаря.
— Может, чайку? — угодливо изгибаясь, поинтересовался Паша.
— Отчаивается человек от вашего чаю. Сами пейте! — буркнул бородач, недобро поглядывая на присутствующих.
Полковник встал.
— Ну что же ты, Павел, такого молодца чаем каким-то смущаешь! Водочки не желаете чарку, Митрофан Михайлович?
— Водки выпью! — отрывисто проговорил атаман. — Авось отравлена!
Паша и Андрей Константинович расхохотались. Вошла Настя в белом халате и внесла на подносе полбутылки водки, стеклянный граненый стакан и крендель с маком. Митрофан жадно потянулся к глиняной бутылке, налил чуть больше половины стакана, перекрестился двумя перстами истово и одним духом вытянул все содержимое. Взял крендель и откусил чуток.
— Благодарствую! — выдохнул он, громко жуя. — Не знаю, что вы за люди, но начало пытки мне нравится. Ай любо!
Он вылил остатки из бутылки прямо себе в рот, доел крендель и вдруг завалился на правый бок.
— Что, все... — пробормотал он, но тут же захрапел.
— Водка и клофелин! — продекламировал Паша. — Стабильный, устойчивый результат. Настасья Ратиборовна, подержите, пожалуйста, руку этого кацапа, сейчас я ему введу скополамин.
Сзади раздалось натужное паровозное пыхтение. Князь-кесарь, выпучив рачьи глаза, рассматривал спящего.
— И вправду, — произнес он, — может, я чего упустил в методике допроса... А это что?
Он во все свои рачьи глаза уставился на фельдшера, перетягивающего жгутом руку допрашиваемого атамана. Настя в это время помассировала ему кисть и быстренько нашла вену. Собственно, ее искать было легко — огромная, синяя, она на треть выступала из руки, как и у всех людей, занимающихся физическим трудом. Никифоров быстро произвел укол и выбросил одноразовый шприц в специальную урну.
— Техника допроса немного изменилась, — спокойным голосом принялся объяснять полковник Волков, — допрашиваемый говорит только правду и ничего, кроме правды, члены его остаются целыми, лицо ясным и спокойным, пользы от этого гораздо больше. Через часок он очухается — тогда мы и поговорим. А пока, ваше сиятельство, не желаете партию в шахматы?
Шахматы в те времена были более всего распространены в Италии, откуда их идею и привез русский посол Яков Дерюжин, также он привез и несколько наборов шахмат с изящными фигурками слоновой кости. За небольшое время эта игра, требующая собранности и логической мысли, завоевала сердца наиболее передовой части дворянства и купечества. Особенно сильными игроками считались купцы Иван Бровкин и Михаил Талин. Черное духовенство косилось на заморскую игру, делались попытки признать ее «от лукавого», но она прижилась, несмотря ни на что. Федор Юрьевич не один вечер скоротал, обдумывая ход «е2-е4» и запоминая манеру ходьбы «лошади». Поэтому он охотно проследовал за полковником в ординаторскую, где их ждала шахматная доска и пара пива.
Но не успели соперники сделать и десятка ходов, разменяв первые фигуры, как вошла Анастасия и сказала, что «клиент созрел». Отставив в сторону шахматы, полковник ринулся в процедурную. Следом за ним, немилосердно пыхтя, спешил Ромодановский. Митрофан сидел на стуле и громко икал. Лицо у него было нормальное, только заспанное.
— А я уж думал — отравили! — радостно сообщил он своим предполагаемым мучителям.
Полковник сел на стул спинкой вперед и добродушно сказал:
— Ты вот что, Спиноза, запомни одно: думаю и задаю вопросы здесь я. Много человек в твоей ватаге было?
— Семнадцать душ! — просто ответил атаман. — Никита Петрович велели больше не набирать. А меня зовут вовсе не Спиноза, Митрофан я Большов, слыхали поди?
— В школе проходили, — кивнул полковник, — а что, Мит...
Неожиданно вмешался Федор Юрьевич.
— Какой Никита Петрович? Копытин?
— Ну да! — кивнул пленник. — Они когда с дьяком Немчиновым ко мне приходили, велели сколотить ватагу до двух десятков и грабить обозы с продуктами, что идут в Москву со стороны Ярославля. Отсыпали мне триста ефимков на все про все...
— А со стороны Рязани кто шалил? — спросил Андрей Константинович.
— Неведомо мне, — сглотнул атаман, — мое дело — грабить обозы с ярославской стороны.
Полковник взял со стола колокольчик и позвонил. Вошедшая стража увела опешившего атамана, а князь-кесарь вопросительно уставился на Волкова.
— Граф, это и весь допрос? — несколько разочарованно спросил он.
— А чего же вы, князь, желали? Бочонок крови? — насмешливо поинтересовался полковник. — Истину мы установили, соблаговолите арестовать боярина Копытина и думного дьяка Немчинова. Мы их допросим и узнаем, кто стоит за этим заговором.
Князь-кесарь был потрясен. Чтобы допрашиваемый просто так, без пыток, сказал правду! Да и можно ли доверять такой правде? Сомнения его читались по лицу, поэтому Андрей Константинович рассмеялся.
— Федор Юрьевич, смею вас уверить, что средство это проверенное и нами используется уже достаточно давно. Ну же! Занимайтесь названными лицами, а мы продолжим вершить дела свои.
— А с этими что? — спросил угрюмый князь.
— А что вы с ними раньше делали? — поднял бровь полковник. — Под лед или на виселицу! Мы, конечно, гуманисты, но в соответствующей обстановке.
Ромодановский поднял брови и выпучил глаза, но ничего не сказал, только плотно прикрыл за собой двери.
— Отняли у ребенка любимую игрушку, — негромко сказал Волков, — не дали на дыбу Митрофана подвесить и веничком горящим по спине пройтись! Слишком просто для него все! Настолько просто, что аж не верится!
— Все они здесь садисты! — сказала Настя. — Посмотри, как мужья с женами обращаются! Словно бабы — рабыни какие-нибудь!
Полковник встал с табурета и, заложив руки за спину, принялся неторопливо расхаживать по комнате. Хорошо изучив повадки мужа, Анастасия могла с уверенностью до девяноста пяти процентов сказать, что сейчас последует философское отступление. Остальные пять процентов она оставляла для того, что Андрей Константинович, прекрасно осведомленный, что жене хорошо известны его привычки, мог сделать неожиданный ход. Заговорить, к примеру, о разведении племенных жеребцов в конюшнях Хартфорда. Однако сейчас, граф Волков был отнюдь не в игривом настроении.
— Знаешь, Настя, — сказал он, сделав очень проникновенное лицо, — отчасти в этом виновата сама христианская религия. Вспомни, что там в Библии написано. — Полковник не читал Библию, но очень любил приводить оттуда цитаты. — Человек рожден в грехе». А рождает человека, как ни странно, женщина. Опять же прародительница Ева уговорила Адама сожрать яблоко с древа познания добра и зла. Жена Лота оглянулась на горящие пенаты и превратилась в соляной столп. Дочери Лота затащили на себя папашу и совершили первый инцест. На фоне этого невинные шутки Онана и Хама выглядят детскими проказами. Ты ведь сама веруешь в Господа единого Трехликого! Что ж ты возмущаешься. Бабы отрабатывают свои грехи, совершенные ими в доисторические времена.
Анастасия горько улыбнулась. Несмотря на логическое обоснование, сам Андрей так не считал — это она знала точно. Поэтому она спросила:
— Отчего же ты обращаешься совсем по другим канонам со своими женами, мсье философ?
Граф мило сверкнул зубами:
— Просто я неверующий.

 

Вселенский Собор проходил в Малой палате государева дворца. Больной патриарх Адриан предоставил право ведения Собора митрополиту Михаилу. Тот испросил божьего благословения и взял быка за рога. Суровым голосом, без обязательной в таких случаях тетрадки-склерозника, он заговорил о трудных временах и двусмысленном положении Православной Церкви, которую некоторые ее представители низводят до заурядной роли в жизни общества. Соприкасаясь с духовником, человек обязан думать о возвышенном: о христианском смирении, милосердии божьем и спасении своей души. А многие священнослужители не в состоянии заботиться даже о собственном опрятном виде; в адрес патриарха приходят жалобы на мздоимство и склочность, гордыню и элементарную неграмотность, лень и невежество многих иереев, особенно окраинных епархий.
На этом архиепископ Холмогорский Афанасий многозначительно кашлянул. Проснувшийся патриарх умиленно посмотрел по сторонам и перекрестился. Все последовали его примеру. Немного выбитый из колеи отец Михаил продолжал гневную отповедь.
Некоторые из здесь присутствующих, имеющие ангельский чин, свершают поступки, такого чина недостойные, а именно: входящее в систему уклонение от своих прямых обязанностей, присвоение значительного количества монастырских земельных, съестных и прочих богатств, пьянство и прелюбодейство, мужеложство и зоофилия. Доколе Русская Православная Церковь будет служить посмешищем? Доколе иереи, грешные более прихожанина, будут отпускать грехи его? Доколе среди служек божьих будут процветать пьянство, бляжья жизнь и курохватство?
Среди духовенства поднялся ропот. Некто, наскоро назначенный в чин патриаршего наместника, вздумал упрекать архиепископов и митрополитов, рукоположенных еще Никоном и поддерживаемых Иоакимом. Митрополиты, грозно гудя, аки улей пчел, сердито посматривали из-под лохматых бровей. Приятель архиепископ Афанасий глядел насмешливо, как бы говоря: «Сдюжишь ли с этим непокорным стадом, справишься ли?» Владыка принялся собирать волю в кулак, чтобы этим самым кулаком пришибить смуту в зародыше, но вдруг рядом раздался властный голос:
— Молчать!
На кафедру взобрался граф Волков, командир Лазурного Корпуса, полковник мобильной пехоты. Он был одет в парадный мундир: китель и галифе темно-синего цвета, зеркально начищенные сапоги и заломленную а-ля «Люфтваффе» фуражку с таким же темно-синим околышем. Глаза из-под фуражки смотрели недобро — серая сталь их, казалось, замораживала при одном только взгляде. Под этим взглядом присмирели даже самые недовольные. Один лишь владыка Холмогорский прямо взглянул в глаза Андрея Константиновича.
— Ты кто? — удивленно спросил он. — Дивная птица, видать, не из местных.
Собор загалдел.
— Молчать! — повторил военный. — Обращаясь ко мне, употреблять вежливую форму местоимения второго лица, можно даже сослагательного наклонения! Я — граф Волков Андрей Константинович, командир Лазурного Миротворческого Корпуса, полковник. В моем корпусе я — царь, бог и дьявол в одном лице. В нем собраны авантюристы, бандиты, лихоимцы, стяжатели и подонки всех мастей. И если я ими командую, то управиться с вашим Собором — пара пустяков.
Полковник еще раз внимательно оглядел кресла с сидящим духовенством.
— Как скажут потомки: «В России две беды: дураки и дороги». И если я сегодня не услышу от вас положительного ответа по всем пунктам, то вскоре одна беда будет бороться со второй. Сие означает, что те, у кого хватит глупости мне сопротивляться, отправятся на расчистку снега. Каждый со своей братией. Пользы от вас, святые люди, как с козла молока. Мало и невкусно. Что глаза попрятали?
— Так ты, мил человек, объясни, чего хочешь от нас? — дерзнул задать вопрос архиепископ Афанасий, но, увидев покачивание головой владыки Михаила, поправился: — Чего бы желали от нас услышать?
— Минутку внимания, вам все расскажут... и покажут! — процедил полковник и сошел с кафедры.
Ошеломленный секретарь (незавидная роль которого досталась владыке Михаилу) наблюдал за полковничьим демаршем. Не сумев удержать Собор в узде, он вынудил полковника вмешаться и провести следующую часть по запасному варианту. Из-за колонны на кафедру устремился Ростислав Каманин, премьер-министр России. Премьера этого не признавала пока еще добрая половина бояр и духовенства, зато купечество и солдаты готовы были свернуть горы, только бы он подольше продержался у власти. Несколько быстрых указов, решительных и бесцеремонных, пара декретов об упорядочении налогов и бессистемно-глупых поборов, отмена некоторых налогов вовсе — этим он весьма расположил к себе низшие сословия и купцов черной сотни. Суконная и гостиная сотни, по русской привычке ругать новое, еще ворчали время от времени, но это было ворчание сытого пса на тележку мясника. А когда специальный указ царицы Софьи освободил раскольников от двойных податей, нового премьера старообрядцы едва не причислили к сонму святых земли русской.
Растерянный секретарь присел, а верзила Каманин уперся ладонями в столешницу аналоя и ехидным образом поинтересовался:
— Что, братцы-кролики, дожились? Православная Церковь переживает едва ли не худшие времена за всю свою шестивековую историю, а столпы ее — иереи — заняты решением своих личных проблем. Докатились? Миряне должны вытаскивать Церковь из зловонной ямы, куда она закатилась всего-то за пару десятков лет. Не стыдно?
— Стыдно, — ответил Афанасий, — но только мне одному.
— Неправда! — буркнул отец Михаил. — Мне как митрополиту Московскому особенно стыдно. Митрополит Димитрий вон тоже стыдится! Глаза красные!
Митрополит Ростовский встал со своего кресла:
— Мне нечего скрывать! Среди моих епископов если есть один, который не берет посулы за рукоположения, то я не ведаю о нем. Боярин правду говорит, доколе мы будем чваниться и непомерно задирать носы, не замечая грязь под нашими стопами! Худо у нас совсем стало! Когда до Никона, то Церковь Православная едина была, а нынче любой из воров купить сан священника могёт! Дать мзду архиерею — и делов! Рукоположит и приход даст на прокорм, тьфу!
Димитрий сел. Тотчас поднялся еще один священник.
— Митрополит Новгородский, Иов! — пророкотал он. — Кто смеет говорить на Православную Церковь, тот говорит супротив Господа нашего! Считаю, ангельский чин земному суду неподвластен, судить его дела может только Господь!
— Истинно! — воскликнули хором несколько голосов. Премьер улыбнулся нехорошо.
— Значит, по-вашему, истинно нарушать божьи заповеди! — зловещим шепотом произнес он. — Значит, по-вашему, истинно иерею жить в грехе? Истинно идти путем греха тому, кто призван Господом направлять заблудших на светлый путь? Истинно? Владыка Михаил, записывайте!
Первое. В недельный срок провести аттестацию ангельских чинов Священной комиссией в составе: премьер-министр Каманин Ростислав Алексеевич, патриарх Руси Адриан, митрополит Московский Михаил, архиепископ Холмогорский Афанасий, митрополит Рязанский Стефан Яворский. По итогам аттестации будет видно, какой путь выбирать далее.
Второе. В месячный срок со дня окончания Собора провести подобную аттестацию во всех епархиях, с ответственными за аттестацию главами епархий. Программу аттестаций составит вышеупомянутая Священная комиссия в течение двух суток. Работа Священной комиссии начинается с завтрашнего утра, сразу после заутрени.
Третье. Для контроля над аттестацией в епархиях избрать пятьдесят сакеллариев. Начальным над ними избрать Великого Сакеллария из чина не ниже архимандрита. Чин простого сакеллария должен быть не меньшим протоиерея.
Четвертое. На внеочередной Собор выносятся решения следующих вопросов: реорганизация Православной Церкви в сторону космополитизма, что и написано через страницу в Библии; признание права человека на свободу вероисповедания...
— Что за дурость! — вырвалось у одного из епископов. — Получается, что еретики, раскольники и всякие иноземцы с жидами будут иметь одинаковый голос с истинно православными!
— Ваши истинно православные в поповских сутанах вдоль Варварки на щелбаны в карты играют! — ледяным тоном парировал премьер. — Надеюсь, принятие закона о свободе вероисповедания заставит вас отрясти жир с толстых задниц и начать бороться за каждого прихожанина. А то посели копнами в храмах и ждут, когда им прихожанин мзду принесет! А какое качество вашей проповеди, прочитанное липовым попом, купившим рукоположение за сто ефимков, да немытыми руками, да в облатах златотканых, надетых на грязные портки? Да в лаптях, измазанных дерьмом! Короче, пятое! Создать специальный Малый Священный Синод для блюдения порядка и чистоты в храмах и монастырях!
— Столько всего создать! — добродушно протянул Афанасий. — Сколько казны уйдет на все!
— Казны нисколько не уйдет! — парировал Ростислав. — Все комиссии и синоды будут обеспечиваться деньгами монастырей и храмов.
Собор взревел. Люди очень больно реагируют на всяческого рода кровопускание их личной мошне. Жена неохотно дает мужу денежки на пиво, хоть он гроши сии заработал собственным горбом, долги вообще никто возвращать не любит, даже банки будущего и то из кожи вон будут лезть, чтобы «нагреть» доверчивого вкладчика.
Заседание продолжалось, иереи роптали, но роптали неорганизованно, вроде того, как ропщут солдаты при объявлении воскресенья Днем отличника боевой и политической подготовки. Да и после раскола Православная Церковь перестала даже отдаленно напоминать нечто сплоченное и организованное. Каждый тянул одеяло в свою сторону, а воз медленно, но неуклонно скатывался под обрывистый берег широкой и бурной реки. Все это ясно видел премьер России Ростислав Алексеевич Каманин и постоянно задавался вопросом: неужто Господь и вправду наказал Россию за непомерную гордыню. Ведь какие были предпосылки раскола? Усиливающееся могущество Руси дало повод духовенству прочесть между строк в Библии и высосать из пальца следствие о матушке России — преемнице и «знаменосице» упавшего из ослабевших рук Византии знамя Православия.
Тотчас возникли идеи «Москва — Третий Рим», «Европу — к ответу!» и «Россия — родина слонов». Сталин только сформулировал зародившиеся в начале шестнадцатого века претензии молодого государства на роль светоча и духовного лидера — претензии, от которых сложно отвязаться и спустя половину тысячелетия. Нет, наказал Господь Россию и лишил ума правящую верхушку. С таким же успехом он лишит и следующую, и следующую, а страна будет гнаться за миражем и дымом подобно неразумной псине, гоняющейся за собственным хвостом.
Тотчас началась неразбериха. Коль уж мы первые в вере, то необходимо свершать все обряды правильно, как указано в первоисточниках. А где взять самый первый первоисточник? Правильно, там, где зародилось Православие — в самом сердце Византии, городе-герое Константинополе. Филофей, чего там дальше? Ну конечно! Раз уж мы самые великие, то необходимо доказать то, что московские государи — прямые потомки византийских базилевсов. Доказать — это фигня, монахи, если сильно надо, могут проследить родословную от самого Ноя. Да что там Ной, от самого Адама! Меж строк Библии можно прочитать, что был у Адама с Евой среди прочих сын Иван. Вот от него-то и пошел русский народ. А Потоп ему тоже был нипочем — он в это время спал на высоком дереве! Или на горе Арарат, но к северу от точки причаливания Ноева дебаркадера.
Дело за малым. Выпросить у турков первый катехизис. Но это так легко только на первый взгляд. Открестились турки. Мы, говорят, в те поры и вовсе неграмотные были. У греков ищите! Наши сунулись к грекам. Был такой, обнадеживают, но сгорел? Как сгорел? Синим пламенем с вкраплениями желтого. А как же вы службу проводите? Дык тот парень, что его читал, по памяти текст восстановил, не совсем точно... но ничего, службу вести можно.
— Нет! — отвечают наши. — Нам нужен истинный первоисточник.
— А! Так это в Киеве поищите. Там наш катехизис монахи писали. Может, копию оставили. Они такие бюрократы, со всего копии оставляют. Спросите в Лавре Печорской. Кирилл с Мефодием писали этот катехизис... Они вообще-то греки.
Наши со всей дури ломанулись в Киев, в монастырь Печорский. Ну, москалей уже тогда малороссы не любили. Дали им катехизис. Вернее, копию. Дали настоящую копию. Знали, собаки, что эта настоящая похуже искусственных будет... Настолько настоящая. Прочитал Никон, за голову взялся. Этак легче всю Русь в мусульманство перекрестить, чем столько поправок в основной божий закон внести. Хотел задний ход дать. Но покойник Алексей Михайлович хоть и прозван был Тишайшим, но тут встал на дыбы. И оказался патриарх меж двух огней: с одной стороны, все передовое православное человечество во главе с протопопом Аввакумом осуждают его реформы; с другой стороны — его личность не вызывает восторга у царя Алексея Михайловича и ближних бояр. Классическую схему сложения векторов по правилу параллелограмма завершает вовсе комичная ситуация. Протопоп Аввакум как человек весьма устраивает царя и бояр, но учение его сидит у них в печенках. Тогда царь-математик начинает складывать векторы: Аввакума в Белозерск — в ссылку. Никона лишают сана и туда же — в Белозерск. Реформы, проведенные одним и обруганные вторым, остаются без изменений. Золотое правило механики!
Такие грустные мысли лезли в голову премьер-министра, профессора физико-математических наук, пока он наблюдал за робкими попытками отца Михаила удержать бушующих светочей Православной Церкви в руках. Содрать с них рясы — толпа галдящих в клубе колхозников при разделе тринадцатой зарплаты на трудодни. Эх, был бы отец Михаил более искусным в делах полемики и управления, давно бы иереи стали шелковыми. Любой бы из кандидатов в депутаты конца двадцатого века играючи справился бы с этой сворой. Ростислав сплюнул и вновь поплелся на кафедру.
— Закончили галдеж! — тихо произнес он, но голос его благодаря скрытым микрофонам отчетливо прозвучал под сводами палаты. — Иначе можно подумать, что все разумное духовенство примкнуло к староверам.
Микрофоны включались только во время выступления кого-нибудь из «пришельцев», поэтому собравшимся казалось все это немного мистическим. Висящие на колоннах громкоговорители, естественно, никто не отождествлял с источниками звука, поэтому полковнику и компании было раздолье.
— Никаких утеснений для вас не предвидится, — резко сказал он в ответ на замечание митрополита Борисоглебского о притеснениях, а затем чуть тише прибавил: — Если успешно пройдете аттестацию. Тише! Уже к концу этого года вы будете приятно удивлены открывшимися перед вами новыми горизонтами. Если понятны вам речи мои...
— Мы и слов таких не слыхали! — буркнул со своего места угрюмый Иов. — Ты, боярин, заставляешь Православную Церковь плясать под вашу дуду. Что, интересно, скажет государыня?
— Государыня попросила меня лично проконтролировать ход заседания Собора, — любезно ответил Каманин, — а что до плясок под дудку, то я хочу всего-навсего, чтобы вы плясали под ту музыку, что записана в Священном Писании. Уразумели, святые отцы?
Святые отцы нестройно загалдели, но уже не так агрессивно, как раньше. Многие из них желали быть приятно удивленными под конец лета. Тут Ростислав в последний раз натянул вожжи.
— А теперь, государи мои, осталось решить еще один наболевший вопрос. Стоп-стоп! Еще один на сегодня! Завтра будут другие вопросы. Я о роли женщины в жизни нашего общества. Не кажется ли вам, что бытие женщин, дающих жизнь всякому разумному существу, излишне тяжело. Вспомните, что у всех нас есть матери... разве ж мы им желаем зла? Разве заслужили они такое отношение, пусть в Библии и три раза записано про грехопадение людей?
Афанасий закрыл лицо широкими рукавами своей рясы и мелко затрясся. Не то от смеха, не то от плача. Стефан Яворский неодобрительно покачал головой. Не ко времени все эти преобразования! Еще не зажила рана, нанесенная русской церкви реформами Никона. Куда же гнет этот премьер? Хотя... может, оно и верно? Сил на бунты у измученного народа почти не осталось, так, может, все решить одним махом!
Митрополит Иов скривил бородатую рожу. Димитрий с недоумением посмотрел на премьера.
— Но ведь в Писании ясно сказано: «И к мужу твоему влечение твое, и он будет господствовать над тобою».
Каманин весело посмотрел на него и отпарировал:
— В Писании сказано также: «Зато, что ты послушал голоса жены твоей и ел от дерева, о котором Я заповедал тебе, сказав: не ешь от него, проклята земля за тебя; со скорбью будешь питаться от нее во все дни жизни твоей». Кто из вас, здесь сидящих, «со скорбью питается от земли»? Кто? Отец Дионисий, помолчи, тебя и вовсе скоро жиром задавит! Писание большое, там написано столько, что среднему крестьянину в голову не вложить. Вот вы и найдите такое место, чтобы двусмысленно толковалось. Мол, мужик бабе господин, но не повелитель, хозяин, но не властелин. Поясните, как вы умеете пояснять все на свете.
На лицах духовенства отразилось недоумение. То, что над ними смеются, уразумел лишь один Афанасий. Он хмыкнул и устремил на Ростислава пронзительный взгляд своих ястребиных глаз.
— Что именно вы имели в виду?
— Да хотя бы Святую Троицу! В каком воспаленном мозгу родилась мысль, что бог един, но в трех лицах? Из простой строки «В начале сотворил Бог небо и землю. Земля же была безвидна и пуста, и тьма над бездною, и Дух Божий носился над водою», не так ли?
Афанасий гордо взвел свои седые мохнатые брови. До диспута с первым министром доводить дело ему не хотелось. Ростислав же продолжал:
— Тот, кто высмотрел в этих строках намек на три ипостаси, попросту упился ячменной воды. Вот мое мнение: иудеи, писавшие эти строки, между прочим, догмат Троицы даже не рассматривали. И сейчас не верят ни в какие ипостаси. Но это так, для затравки. Мне, святые отцы, необходим такой же догмат о некоторой, скажем так, святости женщины.
Архиепископ Холмогорский метнул быстрый взгляд на отца Михаила. Тот угрюмо произнес:
— И на чем нам держать сию святость, когда первородного греха никто не отменял?
— Может, намекнете? — издевательски произнес Афанасий,
Ростислав метнул наугад виртуальный топор:
— Да хоть к Богородице! Можно предположить, что она родила Иисуса Христа, бога-сына, и этим самым частично искупила грех Евы. Можно путем скрупулезного исследования библейских глав найти еще что-нибудь о роли женщины как основы всего живого? Вот и ищите.
Афанасий пожал плечами.
— Священное Писание само по себе огромный труд, но еще есть и комментарии к нему, апокрифы и откровения. Если собрать все их, то не в каждую библиотеку поместится сия масса книг... Отчего же и не облегчить труд женщин? По крайней мере Европа над нашими нравами меньше смеяться будет.
— Дурь все это! — выкрикнул Иов. — ЖЕНЩИНА ВСЕГДА БЫЛА ИСТОЧНИКОМ ГРЕХА!
Прения продолжались, но продолжались с надеждой. Споры без надежды всегда заводят в тупик, а в спорах с надеждой всегда рождается истина. Так считал Платон, живший в четвертом веке до нашей эры, за два тысячелетия до описываемых здесь событий. С тех пор мало что изменилось, разве что родина самого Платона.
Назад: Задолго до Истмата
Дальше: Глава 2. Гея. 1699 Орден Святого Духа