Ну вот, теперь пришла пора подумать всерьез. О чем? О тех словах?

Нет. Прежде всего о том, что генерал Иванос все-таки сукин сын, сукин сын и еще раз сукин сын.

Потому что теперь у меня не осталось уже ни миллиграмма сомнений: он не по доброте душевной загнал нас сюда, не для приятного времяпрепровождения. Он, может быть, не знал, что именно здесь надо искать, но уж точно имел информацию о том, что тут есть что-то, помимо сельскохозяйственных удобрений, в чем надо толком разобраться. И вбросил нас в операцию, как спящего швыряют в холодную воду – пока он еще не успел ровно ничего сообразить. Знал, чинодрал хренов, что сосватать нас, злых и усталых, на участие в серьезной операции ему не удастся, хоть бы он уговаривал и упрашивал нас до полного посинения и сулил бы все блага, какие только могли представиться его тощему воображению. Швырнул без малейшей подстраховки, без нормальной – и даже ненормальной – постановки задачи, без характеристики общей обстановки, короче говоря, все по старому рецепту: «Пойди туда – не знаю куда, принеси то – не знаю что…» Логично, как пожар в бардаке. Да нет, он не сукин сын, прости меня, собачка женского пола. Он просто…

Я запнулся в поисках наиболее точной и емкой характеристики былого дружка. И этой небольшой паузы оказалось достаточно, для того чтобы в контратаку перешли уже совсем было задавленные мысли-оппоненты, оппозиционеры, и их оказалось неожиданно много.

Общая обстановка, да. О ней он не сказал ни слова, вообще даже не заикнулся о том, что существует какая-то конкретная обстановка, а это слово в профессиональных разговорах мы употребляем, только когда возникает ситуация, связанная не просто с серьезным нарушением закона, но с таким нарушением, которое может иметь глобальные в лучшем случае, а то и галактические последствия. Общая обстановка характеризуется, чтобы человек, привлеченный к операции, понял и оценил и свою роль в этой операции, и ее (а значит – и свое) значение для всего многомирового общества, для его нормальной жизни. Получив такую информацию, ты сразу начинаешь представлять и свою линию поведения, и тех, с кем понадобится сотрудничать или, наоборот, кого нужно изолировать от всякого сотрудничества – лучше всего в надежной камере, ну, и так далее. Иванос просто обязан был как следует проинформировать меня. Если что-то мешало ему сделать это прямо, в лоб, то он мог (на это он был мастером) вложить то, что было мне нужно, в такую упаковку, что никто и не придрался бы. Мы с ним давно научились понимать друг друга не столько по тому, что было сказано, сколько по тому, что осталось в умолчании. Со стороны такие наши разговоры казались несведущим какой-то игрой: один говорил несколько слов – и умолкал, не закончив фразу, собеседник же не спешил поддержать разговор, возникала достаточно продолжительная пауза. Только выдержав ее, Иванос произносил еще слово-другое – уже совсем вроде бы на новую тему, и снова следовала пауза, после которой что-то проговаривал и собеседник – я, предположим, – уже и вовсе без видимого смысла. На самом же деле разговор получался вполне связным и насыщенным информацией, просто твое мышление несколькими словами ориентировали в нужном направлении и давали время, чтобы ты мысленно отыскал и надлежащим образом расставил те слова, что остались непроизнесенными. Потом делалось уточнение – и снова пауза, а за нею ты давал понять, что усвоил суть сказанного или ни черта не понял, бывало и так, тогда разговор несколько затягивался. Да. Но на сей раз ничего подобного не было, напротив, у меня осталось впечатление, что Иванос после нашего отказа вообще не хотел говорить со мною и потому постарался побыстрее сбыть нас с рук – и с Теллуса вообще. Что это могло означать? Только ли заботу о нашей безопасности?

Я быстро пропустил через свои извилины возможные причины такого обращения со мной. Можно было, конечно, предположить, что где-то высоко-высоко возникло мнение: нечего Разителю, отставной козы барабанщику, совать нос в серьезные дела. Пока он ничего не учуял, загнать его куда-нибудь подальше, а чтобы его не очень тянуло домой, сплавить их вдвоем с женой, пусть понаслаждаются жизнью вдалеке от «горячих точек». Могло так быть? Вариант имел право на существование, поскольку начальственную логику порою ничто не связывает с нормальной. Но то, чему я всегда верил больше, чем всему прочему в жизни – мое подсознательное ощущение, – говорило: нет, такого не было. Не в том дело, что ты кому-то там надоел или вышел из доверия. Не в том. И не ломай над этим голову. Ищи настоящую причину. А как одну из аксиом возьми вот какую формулировку: что бы там ни было, Иванос никогда тебя не закладывал, зато не раз приходил на помощь, даже когда ты его об этом не просил. Собственно, ты никогда и не просил выручить тебя. Лючану – да, но это совсем другое дело.

Он приходил. Почему? По старой дружбе? Да, но в меньшей степени. А в основном потому, что дело, которое ты делал, оказывалось и его делом, а в этом ничего удивительного нет, поскольку профессия у вас в общем-то одна и та же, как и интересы – главные, большие интересы, а не второстепенные, бытовые. И вот если бы события развивались по тому варианту, Иванос не стал бы избегать меня, но нашел бы способ сказать что-то большее, чем: «Знаешь, парень, погода здесь для вас такая, что линяйте куда-нибудь, чем дальше, тем лучше». Он должен был, кроме этого, сказать – пусть и не открытым текстом – еще вот что: «Мы сейчас ведем операцию галактического масштаба, ты в ней участвовать не захотел, но если вдруг окажется, что она вас каким-то образом заденет, пусть хоть самым краешком, то поспособствуйте нам по возможности, примените свои умения и квалификацию». Не обязательно такими словами, но я бы понял его в любой редакции. Однако он этого не сделал. И выходило, что, с одной стороны, я вроде бы ни от чего не отлучен, а с другой – в обстановку меня не ввели, а ведь когда кто-то из наших отправляется в космос хотя бы по чисто личным делам, его вводят в общую обстановку, чтобы он правильно ориентировался во времени и пространстве и не влетел ненароком в самую гущу событий, к которым не имеет никакого отношения. Иванос даже этой традиционной мелочи не сделал. Почему?

Я видел только один ответ: просто потому, что – применительно к местам, куда он нас отправлял, – у него сведений об этой обстановке вовсе и не было.

Ничего удивительного, если подумать. Не говоря уже об открытых данных, но если даже в информации, которой обладала Служба, об Ардиге были в основном лишь общие места и пустые слова насчет удобрений – откуда было взяться этим сведениям?

Так-так. Идем дальше. Что делает любой человек, причастный к делам вроде наших, если ему желательно иметь сведения, а их нет? Тут только одна возможность: человек принимает меры для того, чтобы информацию – получить, обстановку – представить.

А каким способом?

Если речь идет о планете с очень немногочисленным и к тому же сменным населением – посылают туда корабль. Сверху легче определить интересные места, чтобы затем направить туда тех, кто высадится на поверхность. А десанту удобнее будет разобраться в деталях на месте. И принять меры, если потребуется.

Но корабль послали не с группой, а с двумя людьми, не получившими никаких заданий.

Почему опять-таки?

Не знаю. Но попробую рассуждать от противного. Лично я послал бы такой кораблик в случае… ну-ну, думай… Уже горячо… Гм. Идиотская мысль. Да. И потому имеет шансы оказаться верной: послал бы в случае, если первая попытка – штатная, та самая, о которой я только что думал, – была предпринята еще раньше. Корабли Службы с такими вирт-капитанами, как «Триолет», способны садиться и взлетать, если даже на борту нет ни живой души. Была бы программа. Предположим, что корабль уже прилетал сюда. Что-то подозрительное зафиксировал. Взлетел, хотя ему наверняка старались помешать. И вернулся на Теллус.

Вот-вот. Что-то уже вырисовывается. Вернулся на Теллус. Там внимательно просмотрели и прослушали журнал. Кое-что, безусловно, извлечь из него удалось. Что же, правдоподобно. А потом?

Потом все просто, как в бане. Этот кораблик подлатали, там и сям чего-нибудь добавили, и…

Нет, что дополнили конструкцию – это несомненно. На таких корабликах по штату ВВ-установке быть не положено. Она там не нужна. Но возникла ситуация, надо полагать, когда она смогла бы понадобиться. И решили погнать его на Ардиг еще раз, поскольку «Триолет» успел, возможно, во время первого пребывания здесь наработать некоторое количество приемов самосохранения в этой конкретной обстановке. А погнать для того, чтобы он тут и остался в качестве мобильной ВВ-станции, по которой сюда могли бы попадать люди для выполнения разведывательных действий и, выполнив, убывать таким же путем. А мы с Лючей и в самом деле оказались просто попутчиками.

Кстати, это, конечно, лишь мое предположение – что именно «Триолет» был тем кораблем. Никаких конкретных фактов на этот счет у меня нет. Пока нет. Кроме разве что обмолвки здешней прельстительницы из службы розыска. Но интуиция говорит: он, он. А логика подсказывает: у этого корабля уже есть какой-то опыт действий на Ардиге; это не пустые слова – опыт корабля. Вирт-капитан – он же компьютер, он же мозг, называйте, как вам больше нравится, – машина аналитическая и самопрограммирующаяся, и поведению в возникающей здесь обстановке ей не надо обучаться с азов. Конечно, послали его. А что он до сих пор никак не дал мне понять, что он тут не впервые, так я его об этом и не спрашивал. Потому что ничего подобного не подозревал – по врожденной глупости, наверное. Хотя если бы заподозрил, кое-что заметил бы и раньше, некие оттеночки его поведения.

Значит, проблемы корабля для Теллуса не было, а вот для Ардига она возникла уже во второй раз. Потому что корабль тут был, скорее всего, замечен в первый свой визит и опознан – во второй, нынешний. Но так подставить нас… Нет, генерал, какой ты все-таки…

Говорят, что когда кого-то вспоминают нехорошим словом, на него нападает икота. Наверное, из этого правила, как и из всех других, есть исключения – иначе трудно объяснить то, что когда Ра мысленно честил генерала Службы на все корки, Иванос ничего похожего не испытывал. Потому, быть может, что сознание его было занято совсем другими делами, с его точки зрения куда более важными. И в ту минуту, когда его пищевод должен был судорожно сокращаться, он только что выслушал очередной доклад своего адъютанта, думал об услышанном и задавал дополнительные вопросы.

– «Триолет» выходит на связь? Я ведь просил немедленно докладывать мне!

– Связисты докладывают, шеф. Но «Триолет» пропускает вот уже второй сеанс связи.

– Утешил, – проронил Иванос мрачно. – Что от резидента?

– То же самое: полное молчание.

– И вовсе весело. Вызывайте того и другого – непрерывно! И связистам передайте: пусть не боятся меня тревожить.

– Слушаюсь. Связисты говорят, что планета закрылась.

– Вот как! Ладно, свободен пока.

Генерал еще несколько секунд смотрел вслед адъютанту – даже тогда, когда тот затворил за собой дверь.

А на Ардиге, выходит, не все в порядке. Резидент молчит. Впрочем, это как раз может иметь простое объяснение: та связь, которой он обладает, даже не очень сильный колпак уже не пробивает, старая аппаратура. А вот «Триолет» такие штуки одолевает запросто. И уж если он молчит – значит, там приняли нешуточные меры. А может быть, и…

– Ну, что там еще?! (Совершенно не дают подумать!)

– Шеф, есть! Целый пакет информации – оттуда! Правда, приняли с трудом: мощные помехи, но кое-что разобрать можно.

– Это я и сам увижу. Итак, что же с Ардига?

Генерал включил секретарь, сразу же – декодер. На мониторе стал возникать текст. Рапорт за рапортом. «Триолет» докладывал, что он в порядке, обстановка спокойная, люди высадились на сушу, снаряженные для отдыха. Так. Это нормально. Что дальше? Рапорт: обстановка угрожающая, необычайно сильный прилив… Что, что? Люди на борт не возвращались?

И они тоже? Но их-то за что? Хотя… Ну, погоди, рано тревожиться, это еще самое начало. Не успели вернуться. Что еще?

Рапорт третий: человек-один принят на борт в бессознательном состоянии. Информации о человеке-два на момент рапорта не имеется.

Наверное, в четвертом рапорте найдется и Лючана?

Четвертый, вот он: человек-один вернулся в нормальное состояние. О человеке-два информации не поступало.

Иваносу оставалось только покачать головой и почесать в затылке по древней национальной привычке.

Отдых у друзей явно получался не таким, как было задумано. Генерал-то рассчитывал, что они там и в самом деле побездельничают, накупаются, подзагорят и начнут – как всегда это бывает – тосковать по работе. Лень – тоже талант, а его друзья и коллеги этим талантом, насколько он понимал, были обделены. И вот тут-то они и смогут кое в чем помочь.

А теперь надо думать над тем, можно ли как-то помочь им. Сразу не скажешь: они далеко, а серьезные заботы – близко. Пока непонятно даже, что там на самом деле: одни только шутки природы или же…

Ладно. Что хорошего сообщает резидент?

Да, тут качество совсем скверное. А новости – и того хуже.

«Захват корабля… Люди неизве… Кокон связи…»

А на закуску – самое главное:

«Тут пятнадцать залож…»

Так вот они где нашлись! Люди нашлись! Хотя другие – пропали. Пусть лишь один, но его – или ее – ты затолкал туда своими руками.

Вот тебе и новая задача, генерал: необходимо поскорее вытащить их оттуда. Исправить ошибку. Искупить вину. А каким способом? Если бы он мог отсюда управлять «Триолетом», но «Триолет» захвачен неизвестно кем. Наверняка так все и обстоит: резидент на Ардиге надежен, туфту не гонит. Конечно, пятнадцать пленников могли бы там навести шороху. Но для этого нужно сперва освободить их самих. А кто это сделает? Конечно, окажись там ты сам…

Мед с горчицей пополам. Блюдо на любителя.

И большая ложка, которой придется это есть, – и не кому-нибудь, а скорее всего тебе самому, генерал…

Иванос непроизвольно скривился, словно уже набрал этой смеси полный рот.

Маха, медиат второго градуса, пришла в себя не сразу: слишком много сил было потеряно во время схватки в воображаемом – или все же не только воображаемом? – пространстве да и после схватки тоже. Очнувшись, она обнаружила себя на том самом месте, откуда отправилась выполнять задачу: в одном из кабинетов Внешней группы. Сидела в глубоком кресле, откинувшись на пологую спинку, почти лежа. Несколько мгновений понадобилось ей для того, чтобы установить: похоже, что все закончилось благополучно, и можно, пожалуй, вздохнуть облегченно.

Она так и сделала и только после этого позвала негромко:

– Партнер, ты далеко?

По ее соображениям, Идо должен был находиться в соседней, служебной каюте, а та, где сейчас она возвращалась в реальную жизнь, называлась рабочей и здесь располагалась вся приборная часть, аппаратура слежения и дальней связи, а также хранилось оружие – не табельное, а специфическое, каким нередко приходилось пользоваться в столь же специфических обстоятельствах. В эту каюту имели доступ только сами поисковики, поэтому ею пользовались и для медитаций, когда всякое постороннее вмешательство должно быть исключено. Да и в первой, служебной каюте мало кто имел право находиться. Вот почему Маха, услышав донесшийся оттуда звук шагов, решила, что там сейчас пребывает ее напарник, и позвала его.

Однако человек, переступивший через высокий комингс в следующее мгновение, оказался совсем не тем, кого она ждала; и, увидев его, она сразу же, сделав немалое усилие, поднялась на ноги и застыла в положенной стойке, хотя, правду говоря, ее еще немного пошатывало: вестибуляр не успел прийти в норму.

Генерал-максимат слегка помахал рукой:

– Сидите, сидите. Как самочувствие?

Маха пренебрегла разрешением: традиция требовала, чтобы она осталась стоять.

– В полном порядке, максимат.

Это было не так, конечно, и он это прекрасно видел. Но опять-таки иного ответа быть не могло: ищущие не жалуются. Тоже традиция. Как и то, что сиюминутное состояние здоровья не освобождает человека от причитающегося ему – все равно, поощрения или наказания. Женщину тоже: равноправие требует жертв.

– Рад слышать. И буду еще более рад услышать ваш рапорт о результатах поиска. В состоянии доложить?

– Я готова, максимат.

– Внимательно слушаю.

– Расчет был верен: я нашла его там, где и предполагалось. И действовала по разработке. Однако…

Маха запнулась лишь на мгновение, подыскивая самые подходящие слова для передачи того, что там произошло. Этого оказалось достаточно, чтобы генерал-максимат вмешался:

– Не надо обтекаемых формулировок. Уже по вашему состоянию понятно, что вы потерпели неудачу. Так?

– Так, – пришлось ей подтвердить.

– Вот теперь излагайте подробно. Как? Почему? В чем заключалась ошибка? Какова степень неудачи: полная? Частичная? Только правду, потому что от этого будут зависеть наши дальнейшие действия. Что вам удалось? Просканировали его сознание?

– Нет, – пришлось признать ей. – С его защитой я не справилась.

«Если бы справилась, то сейчас уже знала бы, что он за птица, откуда попал на этот корабль, каким способом завладел им. Пока поняла лишь, что к Службе Теллуса этот парень отношения не имеет. Но стоит ли сейчас говорить об этом максимату? Пока еще не знаю. Пожалуй, рановато…»

– Это предполагалось с самого начала, – продолжал между тем генерал-максимат. – Его подготовка, конечно же, выше, и осилить его на уровне сознания – задача не для вас и не для такой обстановки. Но ведь мы и рассчитывали вовсе не на это: вы должны были осилить его на эмоциональном уровне, на этом и строился расчет. Осилить – и как минимум, взять информацию. Именно поэтому вас и выбрали: в этом плане вы сильнее всех…

Она ожидала, что генерал скажет что-то подобное с легким намеком на улыбку. Но он не улыбнулся, и Маха поняла, что ее дела не то чтобы не очень хороши (это было ясно с самого начала), и даже не просто плохи, но очень плохи. Впрочем, подсознание успело подсказать ей это еще раньше: это было первым ощущением, какое она испытала, едва начав приходить в себя. Знакомое состояние, когда уже знаешь, что плохо, хотя еще не понимаешь, что же именно.

– Информация есть, но очень мало. Я выяснила, что сейчас он на корабле, откуда и ушел в медитацию…

– Это понял бы любой по тому, как он был одет.

– Да. И корабль его по-прежнему находится в том районе, где искомые были замечены перед Приливом.

– Он и не мог никуда уйти: движение мы обнаружили бы инструментально. Однако мы просеиваем полевым решетом всю воду, насколько хватает мощности, а результата нет. Его спасение не только в неподвижности, но и в активном сопротивлении обнаружению, и он мало того что прекрасно понимает это, но еще и обладает нужными средствами. Найти человека – значит найти корабль. Ради этой информации я и послал вас. Отвечайте ясно: почему вам не удалось расслабить его, самой повести игру?

«Найти корабль – не такая уж проблема, но максимату знать об этом никак не следует: заслуга признается лишь тогда, когда результат достигнут потом и кровью. Корабль я найду, но совсем не для него. Только попрошу подсказки…»

– Ошибки были в нашей разработке, – отвечала она тем временем.

– Интересно. В чем они заключались, по-вашему?

– Не следовало использовать сведения о его напарнице в качестве аргумента. Мы рассчитывали, что опасения за ее судьбу сделают его податливее и нарушат нормальную работу сознания, выдвинув эмоции на первый план. Но получилось не совсем так: эмоции, конечно, взыграли, но его партнерша оказалась сильнее… Если бы не это…

– Может быть. Но разработка тут ни при чем. Оценив обстановку, вы сами должны были решить, как именно поступать. То, что вы просто выполняли этот вариант, говорит лишь о том, что вы отнеслись к делу недостаточно серьезно. И в результате – поражение.

Маха только вздохнула. В общем, она и сама успела понять: там нужно было действовать иначе. Но об этом она сейчас говорить не станет.

– Может быть, не такое уж страшное поражение, – осторожно попыталась она возразить. – Так или иначе, я произвела впечатление, я ему запомнилась…

– Чушь. Он что, назначил вам свидание?

И в этот миг она пережила озарение.

– А разве я вам не сказала ничего об этом?

– Уж поверьте: ни слова.

– В том-то и дело, что назначил!

Она ощутила прилив сил, подлинное вдохновение. Теперь только не останавливаться! Раз уж начала врать – ври как можно больше и невероятнее: скорее поверят. Главное – дать начальству остыть. Потому что самые крутые решения оно принимает по горячим следам, когда и в нем чувство становится сильнее разума. Если позволить генерал-максимату вынести ей приговор сейчас, он будет самым суровым. Примеров имелось достаточно. Тогда останется только один способ спастись. Но им можно воспользоваться лишь в исключительном случае. Потому что тогда все уже сделанное пойдет прахом.

– Гм… Интересно, – проговорил максимат уже не столь яростным тоном. – Если, конечно, это вам там не приснилось. Ну, и смею ли я узнать – когда, где? Надеюсь, это не является достоянием одних только влюбленных?

– Конечно, нет. Я помню свои обязанности, генерал-максимат.

– Похвально. Тогда докладывайте.

Она выговорила все без запинки, как по писаному:

– Он, конечно, не предложил мне встретиться на корабле. Но сказал, что может увидеться со мною где-нибудь в спокойном месте – по моему усмотрению. Я сперва завела речь об этой базе. Он ответил, что еще не выжил из ума, чтобы добровольно лезть в мышеловку. «Нет, – сказал он, – где-нибудь на просторе». И тогда я предложила ему встретиться на дне – в том месте, где они высаживались при отливе.

– И он согласился? Постойте, не отвечайте. Выслушайте сперва то, что я скажу.

– Разумеется, максимат, – согласилась она.

– Когда говорит женщина, – произнес генерал-максимат медленно, как бы задумчиво, – всегда есть вероятность того, что она лишь выдает желаемое за действительность: женщины нередко смешивают фантазии с реальностью. Так вот, я хочу более или менее ясно обрисовать вам вашу нынешнюю ситуацию, чтобы стало понятным, что лежит сейчас на весах.

Маха кивнула, чувствуя, как все внутри резко и болезненно сжимается.

– На этот момент, – продолжал генерал-максимат, – вы кругом виноваты. И то, что вы не выполнили задания, не доставили нам не только самого разыскиваемого, но и сколько-нибудь полезной информации, – вовсе не главный ваш проступок.

– Но, генерал-максимат, честное слово, я не представляю…

Маха перебила начальника, как это позволяют себе женщины, уверенные в том, что их обаяние дает им право на такие вольности.

– Молчать!

Слово было как глыба льда, и Маха умолкла на полуслове.

– Главная ваша вина, и строго наказуемая, в том, что вы дали слишком много излишней информации ему! Важной информации! Основополагающей!

– Максимат, честное слово…

– Молчать, я сказал! Неужели вам самой не ясно? Нужны пояснения? Пожалуйста. Уже сам ваш визит туда наверняка дал ему понять, что он имеет дело с представителями великого мира: общества, в котором обитают люди с таким уровнем развития, каким обладаете вы, а не эмигранты с каких-нибудь окраинных мирков. Уже одно это насторожит его – и его хозяев. Но в этом я вас не виню: в конце концов, все мы понимали это, когда принимали решение. А вот дальнейшее целиком на вашей совести. Молчать! Вы сказали ему что-то о его партнерше – следовательно, упомянули и о базе, на которой все мы сейчас находимся? Отвечайте.

– Право же, я не помню…

– Значит, сказали. И еще раз вернулись к этому, назначая свидание. Верно?

– Н-ну…

– Ясно. А когда он отказался, предложили встретиться на дне, если я вас правильно понял?

– Ну да. Потому что иначе…

– А как по-вашему, люди имеют привычку устраивать прогулки на глубине самое малое в полтораста метров? Без современного снаряжения?

– Ну… Вообще-то это он сам намекнул на такой вариант.

– Но вы согласились?

– А что оставалось?

– Так вот. Любой мало-мальски опытный разведчик уже из того, что вы ему выложили, не затруднится сделать правильные выводы об истинном уровне развития Ардига. А ведь это и есть то, зачем его сюда забросили: не для оккупации же и не для диверсий: даже для этого прислали бы команду. Он прилетел за информацией. И он ее получил. Мы, конечно, приложим все усилия, чтобы он не смог довести ее до сведения своего начальства – ни по связи, ни тем более лично. Но полной гарантии никто дать не может. Если ее получат там, где не следует, для нас настанут весьма нелегкие времена, объяснить почему?

Маха покачала головой. Она и сама представляла, какие могут прийти времена.

– Обстановка, – продолжал максимат все таким же отчужденно-холодным тоном, – заставляет нас быть суровыми. Уже того, что вы натворили, достаточно, чтобы без дальнейшего разбирательства вынести вам приговор по Уставу нашей Системы. Вы понимаете, что это значит.

Это не было вопросом; и она отлично понимала смысл угрозы. Смертный приговор – вот о чем он предупреждал. Маха вдруг ощутила под ногами ту же неверную тропу, по которой не так давно ушли без возврата люди, проспавшие первую посадку на Ардиг чужого корабля. Этого самого корабля, кстати. Маха кивнула в знак того, что все понимает так, как и следует.

– Так вот, – сказал максимат. – Теперь подумайте, прежде чем ответить. Если все, что касается свидания, вы придумали – скажите это сейчас. Обещаю: вы будете в таком случае наказаны, но не столь строго, как я вам только что намекнул.

«Он называет это намеком!» – невольно подумала Маха.

– Если же это действительно так, – заявил в заключение генерал-максимат, – то мы, конечно, воспользуемся этим. При вашем участии, разумеется. И если все пройдет успешно, постараемся побыстрее забыть о ваших промахах. Как будто их и не было.

«Как же, как же, – вновь подумала она. – У нас ничего не забывают ни на миг. Память – наша сила, как любит повторять сам же максимат».

– Я все отлично поняла, генерал-максимат, – ответила Маха. – Нет, можете быть уверены: все обстоит именно так, как я вам только что доложила.

– Если вы договорились о встрече, то, надо полагать, условились и о времени?

«Куй железо, пока молот в твоих руках!»

– Разумеется.

– Где место встречи – далеко от Базы?

– В четырех милях. Вероятно, корабль, который мы ищем, тоже прячется где-то в том районе.

– Думаете? Почему же мы его не видим? Хотя… Когда же?

Маха посмотрела на часы. Нахмурилась:

– О, я и не думала, что уже… Мне пора собираться, максимат. Если выйду в воду не позже, чем через двадцать минут, то как раз успею.

– Что же вы медлите?

– Жду, за мною ведь наверняка пойдут люди?

Генерал-максимату хотелось сказать откровенно: «К сожалению, мы теперь не можем полагаться исключительно на ваши способности. Так что в вашу задачу входит только вытащить его. А брать будут люди, более в этом преуспевающие».

Однако он себе этого не позволил: перед выходом на задание никак не следует расхолаживать исполнителя. Наоборот.

– Я надеюсь прежде всего на вас лично.

– Очень хорошо, это облегчает мою задачу… Не поможете ли вы мне?

Маха в этот миг уже надевала глубинный костюм, а это всегда было достаточно сложной операцией, в одиночку приходилось возиться долго и не всегда получалось с первого раза. Но приходилось терпеть: с глубиной шутки плохи.

– Разумеется. Опустите плечи. Расслабьтесь… Ну, теперь рывком: раз, два!..

– Готово. Спасибо. Скажите, максимат…

– Пора надеть шлем, вам не кажется?

Разумеется, ей казалось; здесь она никак не могла избавиться от ощущения нависающей опасности, и она надеялась, что за пределами Базы будет чувствовать себя гораздо лучше – хотя крутиться там придется изрядно. Но к этому ей было не привыкать… Какой-нибудь выход она найдет. Да, по сути дела, уже нашла, осталось только воспользоваться им…

– Я готова.

– Идемте. На сей раз вашим выпускающим буду я сам. Полагаю, это поможет вам не забывать об ответственности. Кстати, встречающим тоже выйду я. Надеюсь, что встреча будет торжественной.

– Не сомневаюсь, максимат. На этот раз я его не упущу.

– Очень на это рассчитываю. Вы понимаете, что мне будет очень неприятно выполнить мой долг, если вы промахнетесь и во второй раз? Значит, так: сейчас, чтобы не опоздать на свидание, воспользуйтесь уборщиком. Он пришвартован к Базе.

– Его команда предупреждена обо мне?

– Он сейчас в авторежиме, но вы ведь умеете управлять им?

– Как и любым другим транспортом, максимат.

– Вот-вот. Я всегда считал вас прекрасным поисковиком.

«Сказано с иронией – или это мне только показалось? Возьми себя в руки, подруга! Ни малейшей неуверенности. Ситуация непростая, но тебе по силам».

– Максимат, смогу ли я пользоваться уборщиком до конца операции?

– Он останется поблизости, просто перед выходом включите его на нормальную работу: самое время начинать заготовку, график неумолим. На связь со мной выходите только в самом крайнем случае, поскольку она может оказаться перехваченной и вспугнет разыскиваемого. Например, если обнаружите корабль еще до встречи с разыскиваемым, докладывайте немедленно. Вопросы?

– Надеюсь, мне не придется овладевать кораблем в одиночку?

– Не волнуйтесь: люди поддержки будут на борту перехватчиков – я подключу к захвату всю эскадрилью.

Они были уже на верхнем уровне и остановились перед трапом.

– Мне все ясно, генерал-максимат.

– Вот и прекрасно, – сказал максимат. – Ну, успехов! Идите.

Перегнувшись через релинг, он сверху смотрел, как женщина поднималась, неуклюжая в тяжелом костюме. И еще раз проигрывал в уме только что завершившуюся сцену. «Насчет свидания – это вранье, конечно, неплохой экспромт, свидетельствует о том, что присутствие духа она не потеряла. Никто никакого свидания не назначал. Но очень достоверным представляется, что разыскиваемый действительно будет находиться именно в том районе дна. Почему? Очень просто: потому, что там проходит Главная трасса. А именно на нее, вернее всего, и ориентирован разыскиваемый. Не случайно они высадились именно тут. Далее: любому разведчику всегда нужна информация, следовательно, и ее носители, „языки“. И вот если он увидит поблизости одинокого водолаза, то либо захочет взять его сразу же, либо – и это уж обязательно – начнет следить за ним, а значит, ослабит наблюдение за окружающим пространством. Тут-то и возникнет возможность захватить его, а люди с перехватчиков будут наготове. Ну что же – мы давно, с самого начала знали это, мы к этому готовились. Вот и все.

Конечно, при этом разыскиваемый будет сопротивляться. Возможны жертвы. И первой из них наверняка станет Маха: она будет находиться ближе всего к нему и, без сомнения, попытается удержать его, не позволить ему удрать. Он жалеть ее не станет. А ты? – спросил генерал-максимат самого себя. – Я, безусловно, пожалею. Во всяком случае, публично. Но, правду говоря, что ни происходит, все к лучшему».

Он обождал еще минуту-другую, пока придонный уборщик, отдав швартовы, не отошел. Потом максимат повернулся и направился в главный пост, сохраняя на лице полное спокойствие.

Но в походке его все же ощущалась напряженность. Потому что она оставалась еще и в мыслях.

«Если все пройдет так, как задумано, и будут взяты и теллурский разведчик, и корабль, осуществить задуманную операцию в полном объеме (а ради нее теллурскому кораблю и позволили сесть беспрепятственно; к сожалению, не учли, что на этот раз он будет оснащен контрпоисковой техникой до такой степени) – да, завершить операцию будет достаточно просто. Захваченному разведчику дадут поручение. И он его выполнит, потому что платой за это будет возврат его напарницы. А поручение будет заключаться в том, чтобы он вернулся в свой мир и передал уже не их Службе, но на самый верх наше мирное предложение такого содержания: вы раз и навсегда прекращаете всякие попытки засылать к нам своих людей – разве что мы сами кого-то пригласим, – а мы за это возвратим вам ваших пятнадцать человек, захваченных нами во время их неудавшейся вылазки на планету „Зелень-3“. Вернем их, конечно, не всех чохом, а постепенно, по одному, через определенные промежутки времени, чтобы Теллус успел привыкнуть к мысли, что на Ардиге ему искать нечего. Если же наша мирная инициатива будет отвергнута, эти люди умрут. По всем законам цивилизации мы их будем судить, приговаривать и казнить. Тоже по одному, с долгими паузами. И сделаем это не тайно, а оповестим всю Федерацию, и Теллус в первую очередь. И с каждым судом, с каждой казнью ваше население будет негодовать все больше, так что – по нашим расчетам – где-то после пятой или шестой казни вы сами станете умолять нас возобновить переговоры, и мы, конечно же, пойдем на это, но из наших условий не уступим ни буквы, ни запятой.

Там, на Теллусе, все это отлично понимают. И свой корабль вновь прислали сюда именно для того, чтобы организовать освобождение пятнадцати пленников. Хотя и не очень понятно: как им удалось узнать, что пленники – или заложники, все равно – теперь содержатся именно здесь? Ладно, со временем выясним и это. Но главного они еще не знают: не знают, с кем имеют дело.

А этот их разведчик теперь уже если не установил, то, во всяком случае, стал предполагать и догадываться, каким миром в действительности является «самая большая мель в Галактике», как именуют Ардиг федеральные остряки. И он, естественно, введет в курс своих начальников. А это, в свою очередь, поможет им подойти к нашему предложению по меньшей мере разумно.

Мы будем освобождать заложников, вероятнее всего, по одному, самое большее – по два человека за раз. А когда пройдет Великая сессия Совета Миров, мы отдадим и последнего: наша задача будет выполнена, цель достигнута, и нам не будет угрожать больше ничто. Что и требуется – нет, не только доказать, но и выполнить.

А сейчас надо лишь мобилизовать все терпение и подождать. Совсем немного подождать».

– Разрешите войти?

Иванос встретил своего адъютанта неласковым взглядом. Можно даже назвать его злым, не рискуя впасть в ошибку.

– Ну, что там у тебя? Где горит?

– Вы поручали взять билеты в оперу…

– Ну?

– Там спрашивают: партер или ложа?

Вот так. Партер или ложа.

Эти слова оказались именно тем детонатором, которого только и не хватало для взрыва. И он произошел.

Иванос обоими кулаками грянул по столу. Потом, потрясая ими в воздухе, вскочил. Даже ногой топнул. И не проговорил, а прокричал каким-то дурным голосом:

– Ложа? Партер? И ты меня из-за этой…

Но вовремя увидел, что в глазах адъютанта промелькнуло нечто. Будь оно страхом, Иванос, может быть, раскрутился бы еще пуще. Но то был не страх, а, похоже, сочувствие. И это заставило генерала умолкнуть на полуслове. Опустить руки. А еще через секунду – сказать:

– Извини. Сорвался. Билеты? Возьми их себе. Мне не до оперы. Иди.

Подполковник четко повернулся и вышел.

Опера и в самом деле подвернулась некстати. Потому что как раз только что окончательно сформировались в сознании генерала два-три вопроса, на которые ответить он и самому себе не мог и от этого испытывал страдание, не то чтобы физическое, но психическое, куда более мучительное и опасное.

Он чего-то не понимал или чего-то не знал. И то и другое было плохо. Если не понимал – значит, пора идти в отставку. Но у него самого такого ощущения не возникало, работалось ему по-прежнему в охотку. Если же дело заключалось в отсутствии информации, значит, ее до него не доводило начальство. Намеренно. И это было бы еще хуже.

Где кончаются чудеса и начинается стратегия? Чудеса – это внезапная и вроде бы совершенно необъяснимая метаморфоза, когда тебе докладывают, что планета, издавна известная как совершенно безжизненное небесное тело, вдруг начинает зеленеть, словно весенняя роща. Изменяется состав ее атмосферы: там, где была вечная сушь, возникают водоемы, и так далее. Волшебство.

Но если ты не мистик, то невольно начинаешь искать подтверждения кое-каким своим идеям, которые ты никому не докладывал официально и которыми не делился даже с ближайшими друзьями. Предпринимаешь для этого некоторые действия – без санкции сверху, на свой страх и риск. Пусть даже официально ты занят лишь поисками пятнадцати пропавших соотечественников.

Само событие как бы напрашивается, чтобы его отнесли к великим достижениям человечества: кто-то нашел способ оживлять мертвые небесные тела, делать их пригодными для заселения людьми, а с ними и всякой прочей живностью, окультуривать Вселенную! Иными словами – выполнять ту задачу, для какой (как полагал Иванос) и был создан Творцом человек: для преобразования всего Универсума, для поднятия его на новый уровень. Человек – всего лишь инструмент Предвечного, не так ли?

Однако всякое событие, всякое действие оценивается не только по его, так сказать, абсолютной величине, но и по тем целям, для достижения которых оно совершается. А цели эти можно установить – или, во всяком, случае догадываться о них, – исходя из того, как эти действия совершаются.

По логике, такое достижение должно быть раскручено по всей Галактике. На деле же нечто обратное: нигде ни слова, ни намека, все держится в величайшем секрете. Ни единого имени, ни единого логотипа занимающихся этим фирм – а они неизбежно должны принадлежать к могучим; и ни один мир не заявляет о своей причастности к этим делам. А ведь всем должно было быть изначально понятно: такое событие сохранить в тайне можно лишь до первого пролетающего поблизости корабля. Слишком уж грандиозен масштаб. Как все на самом деле и произошло. Почему же?..

Такой анализ Иванос для себя проделал. Придя же к выводам, поспешил доложить по команде выше и факты, и свою версию.

Версия же заключалась в том, что два дела, две группы событий, казалось ничем между собою не связанные, в действительности являлись лишь двумя составляющими одного и того же замысла. И работать по ним нужно было не порознь, а вместе одним и тем же людям, с одним и тем же руководством.

Доложил. И – как в омут бросил. Сверху – ни ответа, ни привета.

Он ждал традиционные три дня. Добавил и четвертый. Сегодня шел пятый день. И генерал ясно понял, что находиться в подвешенном состоянии он более не может. Не не хочет, а именно – не может. Вот только что едва не напал с кулаками на ни в чем не повинного подполковника, в общем-то нормального парня, не холуя и не карьериста. Этак завтра он, чего доброго, станет бросаться на людей уже с дистантом.

Иванос взял трубку внутренней, закрытой связи.

– Генерал-полковника. Прошу принять немедленно. Нет. Ненадолго. Да. Слушаюсь. Иду.

Окинул взглядом стол. Чисто. Запер сейф, предварительно убрав в него свой штатный дистант. Ключи в карман. Вышел в приемную. Адъютант встал. Иванос взглянул ему в глаза. Подполковник выдержал взгляд спокойно. Без вопроса. Без обиды. Скорее – с пониманием.

– Буду у генерал-полковника. Дождись.

И пошел по коридору к лифту. К тому, что назывался генеральским и шел без промежуточных остановок.

«Господи боже, – невольно подумала Лючана. – Да он сам на себя не похож, неужели это я его так? Но ведь все было не по-настоящему! Или все-таки по-настоящему?»

Мысль эта была первой, возникшей у нее, как только проворковал замок.

Диафрагма разъехалась, и в комнате – или камере? – оказался тот самый молодой женолюб, с которым она так безжалостно поступила совсем недавно в неизвестном пространстве, скорее всего, по ее представлениям, физически вовсе и не существующем.

Вошедший и впрямь выглядел не то чтобы не лучшим образом, но просто скверно. Как будто находился в тяжком похмелье после большого загула: и цвет лица был соответственным, и осанка была совсем другой. Как побитая собака, возникло сравнение. «Неужели оттого, что я его так отделала? Или у него не заладилось еще и что-то другое? Ну что же, ты это заслужил, мальчик. От меня ты получил по заслугам, так что уж не взыщи».

Безусловно, он получил то, что ему причиталось, и все же Лючана поймала себя на мысли, что ей стало на миг жалко его – может быть, побитую собаку, пусть и кусачую, она тоже пожалела бы по своей отходчивости. Вообще Лючана любила, когда все вокруг были бодры и веселы, когда ни за кого не надо было переживать, тогда и она сама чувствовала себя наилучшим образом.

Внешне она тем не менее оставалась совершенно спокойной, не проявляя ни жалости, ни вновь возникшего, может быть, не совсем страха, но очень похожего на него ощущения. А оно возникло не на пустом месте. Как бы вошедший ни выглядел со стороны, но выражение его лица было жестким, а взгляд – угрожающим. И очевидно было, что пришел он не просто с каким-то служебным заданием, но, кроме того, и с твердым намерением взять реванш – хотя, может быть, и не тем способом, какой намеревался использовать тогда. Так что женщине было чего испугаться.

Однако именно эту тень страха ей удалось сейчас подавить неожиданно легко: ощущение было таким, что после медитации сил у нее стало куда больше, что энергией она зарядилась, как говорится, под самую завязку. Поэтому она готова была противостоять любым его действиям, даже самым агрессивным.

Их, однако, не последовало, он повел себя совершенно не так, как могла ожидать Лючана. Впору было подумать, что угроза в его взгляде относится вовсе не к ней. Войдя и выждав, пока диафрагма за ним закроется, он поздоровался с Лючаной медленным, подчеркнутым кивком, который при желании можно было бы назвать даже поклоном. Это было неожиданно и внушало надежду на что-то… на что-то не самое плохое. И в ответ она, сама немало тому удивившись, одарила его светской улыбкой и сказала:

– Садитесь, пожалуйста… Простите, но не знаю, как мне вас называть. Может быть, представитесь?

Он помедлил; возможно, такой прием тоже несколько озадачил его, и после маленькой паузы произнес:

– Идо, если это вас устроит.

– О, вполне, – ответила она, стараясь, чтобы голос прозвучал достаточно легкомысленно, как бы противореча словам. – Мы, кажется, встречались, не так ли?

В ответ он усмехнулся одним уголком губ:

– Вы правы, мадам. И я прошу прощения за мое поведение – там. Я не насильник, уверяю вас. Но, увидев вас там, просто потерял голову. Поверьте: за это я достаточно наказан.

– Надеюсь, что я не нанесла вам… э-э… необратимых повреждений? Мне было бы очень жаль, окажись это так.

– О, – произнес он так, как говорят о мелочах, не заслуживающих внимания, – это было, конечно, неприятно, но от таких вещей оправляются быстро. И наказание исходило не от вас.

– Рада это слышать, но… если у вас возникли неприятности по службе, я надеюсь, они не связаны со мной?

– С вами? – спросил он, как бы недоумевая, помолчал секунду-другую и ответил: – Да, именно с вами. А вернее – с моим поведением тогда.

– Вы хотите сказать, что нас там кто-то видел?

Он покачал головой:

– Нет, разумеется. Это невозможно. Но я сам доложил обо всем.

– Может быть, вам не следовало докладывать… во всех деталях?

Он усмехнулся снова:

– У нас такое не поощряется. А способов проверки существует достаточно. Здесь лучше быть откровенным – сразу и до конца. Кстати, – только сейчас он впервые взглянул ей прямо в глаза, – это полностью относится и к вам.

– Ну, – проговорила Лючана, как о чем-то очевидном и маловажном, – я ведь у вас не служу, я тут человек случайный, даже не знаю, что я могу от вас скрывать, моя жизнь вас вряд ли интересует, а о чем еще я могу говорить?

– Не надо, – возразил назвавшийся Идо как бы укоризненно. – Поверьте, нам известно, кем вы являетесь.

«Забыть о том, кто я, обо всем, кроме того, что я – женщина и только женщина, существо легкомысленное, непоследовательное, порою вздорное, самовлюбленное, эмоциональное, не покоряющееся грубости и нажиму, но способное уступить мягкой настойчивости, обожанию, восхищению… Надо сыграть это, потому что на самом деле все складывается очень серьезно и выкрутиться будет нелегко, тем более что нет представления о том, что с Ра: жив ли, где он, способен ли действовать активно? Вероятно, нет, иначе в медитации я встретилась бы именно с ним, а не с этим мальчиком. Смотри, а разговоры ему помогают: он приободрился немного, и краска в лице появилась… Гнуть свою линию наперекор всему!»

– Кем являюсь? Женщиной, конечно. Думаю, что это вы и сами понимаете. Кем же еще я могу быть? Никогда не ощущала себя никем другим.

– Память вас подводит, – тон его стал едва ли не покровительственным. – А вы уверены, что у вас с нею все в порядке?

– Да, – ответила Лючана. – Разумеется. Я помню все. Начиная с того, что когда я увидела вас там, то подумала невольно: такого атлета мне встречать еще не приходилось…

– Неужели? – произнес Идо с иронией.

«Ничего-ничего, можешь иронизировать сколько влезет, но на самом деле это уже вошло в тебя, как заноза, которую тебе не вырвать. Примитивно? А как еще обращаться с мужиками? Даже на Ра такие вещи действуют, а ведь он не самый глупый из вас».

– Понимаю, – сказала она, – конечно, женщина не должна говорить такие вещи. Извините. Больше не буду.

«Он не скажет, конечно: нет, отчего же, говорите, говорите… Но именно это подумал: читается в глазах».

– Говорить вам придется, – возразил он, – но на совершенно другие темы. Во всяком случае, в первую очередь – на другие.

«Не смог удержаться, намекнул все же, что и та тема не исключается. Нет, если мы и произошли от обезьяны, как одно время считали, то это лишь женщины, а мужчины – от крупного рогатого скота, и страшно этим гордятся».

– На какие же темы вы хотите, чтобы я говорила? Помогите понять.

– С удовольствием. Я стану задавать вопросы, так вам будет удобнее.

– Разговаривать с вами приятно, Идо. («Скушай и это. Возносись в собственных глазах. Становись великим!») Так что можете спрашивать.

– Вопрос: какова ваша цель на Ардиге?

– Странный вопрос. Не понимаю: какая тут вообще может быть цель? Тут же одна вода! – Лючана медленно покачала головой, как бы в недоумении.

– Хотите сыграть дурочку?

– Идо, вы снова начинаете грубить? Что за выражение! Это вы задаете глупые вопросы. Спросите так, чтобы я могла толком ответить. Вы же умный, вы все можете…

– Ну, хорошо, хорошо… Да не смотрите на меня так!

«Что, проняло? Нравится, когда на тебя глядят с восхищением, с обожанием…»

– Извините. Разве я как-то по-особенному смотрю? Это непроизвольно. Простите. Просто вы… Молчу, молчу.

– Зачем вы прилетели к нам?

– Здрасьте! Я к вам не прилетала. Я случайно попала сюда. Была буря…

– К нам, я имею в виду: в наш мир, на Ардиг.

– Поняла. Что значит – зачем? Потому что мой муж полетел сюда, а я не люблю оставлять его одного. Особенно, если там, куда он хочет попасть, есть женщины. Он, знаете, такой…

– Ваш муж? Да неужели! Послушайте… Вы прелестная женщина, но не считайте меня совершенным лопухом и не думайте, что ваши чары на меня так уж подействуют.

«Подействуют, милый; у тебя же голова коротко замкнута на то, что ниже пояса. Тем более что я вовсе не принуждаю себя к подобному кокетству: ты мне даже нравишься, так что все получается очень органично. Вот и не злись».

– Уясните себе несколько простых вещей. Во-первых: о вас и о вашем напарнике нам известно все. Задайте любой вопрос, касающийся вашей жизни, и мы на него ответим…

– Ловлю на слове.

– Ну? Ваш вопрос?

– С кем я изменила мужу на Топси, когда мы там были?

«И смотри на него победоносно!»

– Вы… э… ну…

– Вот и не знаете.

– Думаю, что вы не изменяете мужу. Если он у вас вообще есть.

– Конечно, не изменяю – потому что мы с ним такие вещи не считаем изменами. Мы с ним давно уже ведем свободный образ жизни. Это нас обоих устраивает.

«Вот так, милый. Я тебе приоткрыла калитку рая. И у тебя уже начала кружиться голова. И пошел адреналин. Что и требовалось доказать. Плохи у них тут дела, если таким мальчикам поручают допросы. Хотя, может быть, он тут считается специалистом по женской части?»

Но Идо, похоже, как-то справился с собой.

– Вопросы вашей нравственности нас интересуют в последнюю очередь. А что касается вашей деятельности, то мы знаем о ней в деталях.

«Неужели им и в самом деле что-то о нас известно? Или берет, как говорится, на арапа? Если и вправду знают, дело серьезное».

– Ну и знайте себе на здоровье. Не понимаю, зачем мы вообще об этом говорим.

– Мы будем разговаривать еще о многом.

Лючана только вздохнула, придав лицу выражение неправедно обиженной, ни в чем не повинной жертвы.

– Я уже сказала: разговаривать с вами приятно, хотя, конечно, все хорошо в меру. И я вынуждена буду выслушать все, что вы мне скажете.

– Хотел бы я сказать то же самое. Итак, я спрашиваю…