Глава четвертая
1
Наверное, я все же вырубился не на секунды, а болтался без сознания куда дольше, и меня тем временем швыряло и лупило, а если кто-нибудь думает, что ветер в союзе с волной не могут обработать человека похлеще, чем на ринге – чемпион мира по боксу, то он ни черта в таких делах не понимает. То есть сознание продолжало утверждать, что меня тут не было совсем недолго, но у мика был свой хронометр, работающий независимо от ощущений, и он утверждал, что меня мотало, как пробку, никак не менее получаса. А полчаса – это очень мало для счастья, но более чем достаточно для беды, которой порой хватает и мгновения, чтобы все пошло к чертям. Полчаса – это страшно много для несчастья.
Полчаса – это значит, что одна треть ресурса дыхательной маски уже израсходована без всякой пользы, если, конечно, не считать пользой то, что я остался в живых. Если кто-то не знает, напомню: наша дыхалка (это профессиональный сленг) больше всего напоминает медицинскую маску, какую надевают, скажем, хирурги во время операции. Этакий лоскутик с завязочками. Правда, у десантной маски сходство с докторской внешним видом и исчерпывается; она сделана совсем из других материалов и, в принципе, работает, как рыбьи жабры: извлекает растворенный в воде кислород и позволяет, находясь на глубине, дышать им. Но не более полутора часов, на большее ее энергии не хватает. Значит, у меня остается еще час времени на все про все. Не знаю, много это или мало.
Но делать все надо быстро: пусть лучше останется резерв, чем ресурс исчерпается именно тогда, когда он больше всего будет нужен, а так оно, как правило, и бывает.
Начать с того, что нужно быстро и безошибочно думать.
Что главное сейчас? Лючана.
Что с нею случилось или могло случиться? Ветер и волны расшвыряли нас в разные стороны; может быть, расстояние между нами вначале и было совсем маленьким, но в обстановке, когда волны налетали, казалось, со всех сторон одновременно, ночной мрак не позволил бы увидеть ничего, даже будь море спокойным, а услышать можно было только завывание урагана – в такой обстановке мы не нашли бы друг друга даже на расстоянии вытянутой руки. То есть, думаю, я ощутил бы ее присутствие, но, как вы уже знаете, я был не в себе. Итак, что с ней могло произойти?
Самую плохую мысль я отбросил сразу же: у Лючи была при себе такая же маска, и она, конечно, не забыла ею воспользоваться. Многое зависело от того, успела ли она понять, что меня вырубило, или считала, что я действую осознанно и целеустремленно. Думаю, не успела. Если бы поняла, то сообразила бы и то, что раз я не могу двигаться самостоятельно, но лишь по воле стихий, то и ей нужно поступать так же: держаться по возможности на поверхности, ждать, пока не стихнет шторм, и уже после этого начинать разыскивать меня. Но она этого не знала, и ей пришлось тогда решать такую же задачу, какая сейчас встала передо мною: угадать – или вычислить, – куда я стану двигаться и с какой целью, и затем самой направиться туда же.
Но – куда именно?
Первым делом каждый из нас должен был найти в этой бушующей сумятице сил природы какую-то опору, более надежную, чем вода. Конечно, оба мы умели плавать достаточно хорошо; если и не на скорость, то, во всяком случае, в соревновании на продолжительность могли бы поспорить с профессионалами. Но каким бы ни было это умение, вода все-таки – не наша стихия. Пусть мы когда-то и вышли, как принято говорить, из океана, но возвращаться в него как-то не очень торопимся. Да, человек может держаться на поверхности, пока не наглотается воды: он обладает положительной плавучестью. Но, чтобы не наглотаться, он должен постоянно расходовать энергию – если только не лежит на спине в искусственном, укрытом от волн и ветров бассейне. А запас энергии конечен не только у маски, но и у самого человека. Для его пополнения человек должен что-то съесть; но хотя мы уже можем – через маску – дышать водой, мы еще не научились питаться, подобно усатым китам, выцеженным из воды планктоном. Кстати, здесь по этой части было, похоже, не очень-то богато. А ловить в воде рыбу (если она вообще тут водится) голыми руками – если только она не валит толпой к своему нерестилищу – дело в общем-то безнадежное. Итак, нужна твердая почва под ногами хотя бы для того, чтобы спокойно продумать последующие шаги. Почва. Грунт. Основание. Где его следовало искать и Лючане, и мне самому?
(Обстоятельно я размышлял, правда? Но это иллюзия, на самом деле все это заняло считаные секунды. Потому что я не пытался облекать возникающие мысли в слова – что делаю сейчас только ради общения с вами, – а именно этот процесс, так сказать, оцифровки мыслей отнимает больше всего времени, тогда как самому думающему он не нужен, мысль свою он ощущает в ее первичной форме, всю целиком – крохотный элемент великого поля.)
Основанием мог стать только корабль. «Триолет». Он где-то тут был. Да весь вышел. Как и что можно сделать, чтобы хоть как-то сообщить кораблю о себе? Где вообще его искать? Скотина ты, «Триолет»: ты ведь заранее знал о предстоящем и потому так усердно ввинчивался в грунт, чтобы выстоять, не позволить налетающему океану сделать из тебя поплавок, швырять куда попало – хотя бы приложить о дно, да, теперь это уже дно – то, что мы с Лючей считали поверхностью… И это дает надежду. Во-первых, на то, что «Триолет» позаботился о спасении самого себя: это в нем заложено. И во-вторых, заложено и спасение связанных с кораблем людей, то есть нас с Лючей. Надо надеяться, что «Триолет» сообразил: искать нас нужно на поверхности. И как ввинтился, так, переждав волну, и вывинтился, всплыл и теперь плавает где-нибудь тут, надо надеяться, поблизости…
Каждый раз, поднимаясь на гребне очередной волны, я старался – теперь уже разбудив свой третий глаз, потому что два обычных пока еще ничем не могли мне помочь, – увидеть в воде хоть макушку корабля. Но ее не было. На поверхности, во всяком случае. Будь мы с Лючей разумными людьми (а сейчас я уже стал серьезно сомневаться в этом), мы не проявили бы такого пренебрежения старым правилом: перед тем как войти куда-нибудь, подумай, как ты будешь оттуда выходить. Мы эту норму поведения прекрасно знали. И то, что не проработали в мыслях всех возможных вариантов развития событий, свидетельствует только об одном: мы были немножко не в своем уме. Хотя, может быть, и множко. Сверх допустимой нормы, во всяком случае. Мы бросились в расслабление и отдых очертя голову, нам так давно хотелось всего этого, мы так к этому стремились, что полетели черт знает куда – а нормальный, профессиональный, здравый смысл упрятали на самое дно своих чемоданов. А ведь перед каждым таким поступком, сильно смахивающим на авантюру, полагается просчитать все возможности, начиная с лежащих на поверхности и кончая совершенно невероятными. Следовало ли нам, к примеру, выработать схему действий при урагане? Безусловно, пусть никаким штормом вроде бы и не пахло, но мы ведь не знали законов и традиций этого мира – значит, обязаны были предположить и прокалькулировать такую возможность. Просчитать и такой вариант и наметить план спасения…
Словом, сами виноваты. Но сейчас от этого не легче. Мне, во всяком случае. И ей наверняка тоже. Конечно, если Люча жива…
«Жива, жива! – тут же гневно оборвал я себя. – Нет никаких причин ей погибнуть. Ты же вот жив!»
Размышляя на этот счет, я уже успел просканировать третьим глазом не менее четверти горизонта, по-прежнему взлетая на гребнях волн. При этом заметил, что ураган явно пошел на спад. Видимо, сверхволна ушла своей дорогой дальше, а вот вода осталась. Тем не менее сейчас, пожалуй, зов можно было бы услышать – только никаких криков не возникало. И волны уже теряли высоту и потому становились более плавными. Небо все более прояснялось, позволяя различать кое-что и простым глазом. Вот только различать было нечего. Разве что звезды в небе, но до них было очень далеко.
Я невольно покачал головой. Нет, не надо было нам лететь на этом чуде техники. Не имея опыта службы на таких кораблях вообще, не зная характера, привычек, слабых мест, придурей и проблесков гениальности именно этого экземпляра, очень трудно, почти невозможно точно предугадать его самостоятельные действия. Вот если бы…
Но, собственно, чего я зря ломаю голову? Не надо размышлять о корабле, надо просто найти его. Тем более что Лючана наверняка опередила меня и сейчас уже подплывает к нему… Не собираюсь же я уступить ей!
Чтобы найти, следует понять: где он.
А чтобы…
И вдруг я понял, это получилось как бы само собой, очень легко и просто.
То, что мы оставили корабль, предоставив ему возможность действовать по собственному усмотрению, могло иметь и другие последствия, и прежде всего то, что он не станет нас разыскивать, но будет ожидать, пока мы сами к нему не возвратимся. Дальше. Поскольку наступила ночь, он обязан включить навигационные огни, на это ему команда не нужна, это в него заложено, как безусловный рефлекс. И его топовую мигалку я уже мог бы увидеть. Поднятая достаточно высоко над уровнем моря, она должна быть заметной с расстояния в десяток миль, если не больше. Не могло ведь меня за прошедшие… сколько? Да почти за час – отнести дальше чем на десять миль от места, где находился корабль?
Исходная позиция всех корабельных разработок заключается в том, что его безопасность является и безопасностью людей на его борту. Он ведь создан для того, чтобы люди находились и действовали внутри него, а не по принципу «суп отдельно, мухи отдельно». Итак, будучи предоставлен своему разумению и не имея никаких запретов, в подобной обстановке он будет спасать самого себя.
Ну а что он сделает для этого? Вернее, что сделал?
Даже мне, не профессионалу в этом деле, ясно: уйдет на глубину. Вот смысл слова «всестихийный»: повстречается земля – сядет на землю, вода – на воду, морское дно – ну что же, сядет и на дно. И правильно. Это на поверхности разыгрывается конец света, а на тех же ста метрах глубины, после того как сверхволна миновала, тишь да благодать. Да и почему сто? Уже на пятидесяти…
Хотя, собственно, для нас велика ли разница – сто или пятьдесят? Ни Люче, ни мне на такую глубину не опуститься. Живыми, во всяком случае. Мы на это не тренированы. Остается надежда, что «Триолет» погрузился ровно настолько, чтобы находиться в спокойной воде, а по мере того как волнение на поверхности станет стихать, он будет подниматься все выше, и, может быть…
Стоп. Стоп!
У компьютера, значит, хватило ума уйти туда, где не таранят волны и не уносит ветер: укрыться на глубине. А мы оказались глупее, боязнь глубины сработала в нас, наверное, сильнее, чем здравый смысл. На самом-то деле мы можем дышать и под водой, но это как-то еще не сделалось рефлексом, не было у нас такой практики, вот и позволили стихиям играть нами, как воланчиками, почувствовали, что приходится терпеть теннисному мячику в разгар гейма…
Хотя почему это я злоупотребляю множественным числом? Да, ко мне все это относится целиком и полностью. Но не к Лючане! Она наверняка оказалась умнее: потеряв меня, сообразила, куда нужно бежать, и ушла на погружение, рассчитывая к тому же, что я окажусь не глупее нее. Похоже, что она меня переоценила. Мне это пришло в голову вот только сию минуту.
Нет никакого смысла искать ее там, где ее нет. Вниз, вниз! Правда, там сейчас еще темнее, чем тут; но корабль просто обязан обозначить себя какими-то сигналами, он станет нашей целью, и около него мы с Лючей и встретимся. Возле него или, скорее, уже в нем: верхним люком (вспомнил я усвоенное при инструктаже) можно пользоваться не только в космосе, но и в подводном положении, он оборудован тамбуром, в который ты входишь вместе с водой, потом она выдавливается наружу (в космосе, наоборот, нагнетается воздух), и ты…
Я работал руками и ногами со всей силой, какая у меня еще оставалась, и с восторгом ощущал, как с каждым гребком вода вокруг меня становится все спокойнее, превращается из смертельного врага в то, чем представлялась всю жизнь: в дружественную, спокойную, ласковую среду… Я понимал, что глубина, на которой я смогу оставаться, пока работает маска, не столь и велика, да и ресурса маски осталось менее чем на полчаса. Но полчаса – это множество минут, а уж секунд прямо целый мешок, и все, что требуется, – это не потратить их зря, но постоянно искать тот сигнал, который «Триолет» подает для своего экипажа. Подает, обязательно подает, не может это оказаться не заложенным в его программу!
Подает, наверное, вот только я никак не могу его поймать. И затрудняюсь даже предположить, как он должен выглядеть. Световой? Акустический? Радио? Еще какой-нибудь?
2
Настроение у человека может меняться намного быстрее, чем окружающая обстановка. Ничего удивительного: оно же не материально, не обладает инерцией. И мое состояние изменилось мгновенно, как только в голове возникла одна-единственная, простая и убийственная мысль: корабль, который я пытаюсь найти – и нас с Лючей вместе с ним, – разыскивают те, кто несет тут какую-то службу – например, отрабатывает рабочие вахты. Значит, те сигналы, которые я сейчас пытаюсь уловить, будь они поданы, с таким же успехом может принять и противник, и «Триолету» это прекрасно известно. Так что таких сигналов – «Всем, всем» – он просто не имеет права подавать. И не подает. Выходит, сколько бы я ни искал, я их не увижу, не услышу, не почувствую. Значит – конец.
Конец мне. Ну, винить некого: сам себе устроил такое. Поступил как недоумок. Сунулся в воду, не поискав броду. Но ведь ты и Лючану втянул в эту авантюру, она-то в чем провинилась? Только в том, что чрезмерно понадеялась на меня, поверила в меня, а я оказался недоумком…
Ладно, пусть я получу, что заработал. Согласен погибнуть. Но! Слышишь, судьба, слышите, Высшие силы, но только после того, как буду уверен, что Люче удалось спастись, что она в безопасности и сможет в конце концов вернуться домой, вновь оказаться в том самом доме, от которого мы так стремились удрать и который сейчас представился мне если и не раем, то, во всяком случае, его филиалом, расположенным на Теллусе.
Так я кричал – мысленно, конечно, и не столько для того, чтобы меня действительно услышали, но прежде всего, наверное, чтобы испугать чувство, все более овладевавшее мною: чувство страха смерти, которое живет в каждом человеке и ждет только удобного момента, чтобы заявить о себе, дать понять, кто тут главный, повернуть все по-своему. Всю жизнь я побеждал его, а вот сейчас…
Ох, какой это сильный противник! Не могу даже вновь активировать третий глаз, для этого нужно спокойное состояние души – да как мне сейчас обрести его?
Я чувствовал, что окончательно теряю контроль над собой и вот-вот окажусь уже созревшим для того, чтобы сорвать маску, заключавшую в себе остаток моей жизни, и крикнуть этому страху: «Ну, на, жри меня!» Лишь в каком-то уголке сознания ютился еще здравый смысл, что-то такое нашептывавший мне, но так тихо, что ему, казалось, так и не удастся перекричать громогласие смертельного страха. Прислушайся, сказал я себе, пусть это хотя бы станет твоим последним усилием…
Насчет глубины – что-то такое было там, в инструктивной программе. Вот что он пытается мне вдолбить.
Ну, что-то, наверное, было. Но какой смысл мне сейчас…
«Мик! Твой мик!».
Бедный мой вживленный микрокомпьютер. Я совсем позабыл о нем – его сигналы, достаточно слабые, просто не могли пробиться сквозь ураган страха, несший меня сейчас. Позор. Если выживу, никогда и никому не расскажу о том, как я постыдно… Ни словечка. Конечно же, мик!
«Мик! Программу спасения! Срочно!»
Он-то не подвергнут страху, к счастью. Его логику не нарушить ужасу.
«Выполняю».
И уже в следующую секунду выдал мне из своей памяти то, что было в нее скачано полковником Службы при кратком предполетном инструктаже и на что мое сознание не обратило тогда никакого внимания – как, впрочем, и на все остальное:
«Ситуация одиннадцатая. Общение с кораблем при нахождении его в погруженном состоянии. Одиннадцать-один: экипаж находится на поверхности…» Не нужно: я не на поверхности. Дальше! «Одиннадцать-два: экипаж находится в погруженном состоянии в отдалении от корабля». Вот-вот. Давай!
«В ситуации одиннадцать-два связь с вирт-капом устанавливается при помощи портативного пульта…»
Господи! Пульт этот вместе со всем нашим пляжным снаряжением то ли уже лежит на дне, то ли находится на верном пути туда. Это не выход!
– Давай дальше!
«В случае отсутствия или повреждения пульта вирт-капу подается команда обозначить его местонахождение короткими импульсами сонарного маяка, чьи сигналы принимаются обязательным браслетом и показывают направление на корабль и расстояние до него…»
Браслет! Вседержитель, как это прекрасно, что он сделан несъемным! И захочешь потерять его, не сможешь. Только вот как же подать ему такую команду? Мелочь, но очень существенная! Что он там?
«Команда вирт-капу подается нажатием зеленой точки на браслете».
Ага! Жаль только, что в этой мгле все цвета одинаковы. Но уж с этим-то мы как-нибудь постараемся справиться. Да и должно же там быть еще что-то, инструкцию составляли умные люди, не мне чета.
«Подсветка точек осуществляется при необходимости двойным нажатием на прилегающую к руке плоскость корпуса браслета».
Все очень просто. Если только эта спасительная хреновина не повредилась, когда меня швыряло по морям, по волнам.
Представляете – не повредилась. Живут же люди!..
Нажим, еще нажим. Горит! Тускло, но горит. Жмем на нее. И смотрим, очень внимательно смотрим на браслет, на его индикаторную шкалу. Смотрим. Но без толку. Она молчит, как мертвенькая. Не показывает ну абсолютно ничего.
– Мик, это все, к чертям, не работает!
Он отозвался сразу же:
«Сигнал сонарного маяка является остронаправленным, после включения он приступает к скоростному сканированию окружающей среды, которое ведется до момента контакта с приемным устройством браслета, после чего последний высвечивает искомые направление и расстояние».
Ага: никакой паники. Ему нужно время, чтобы меня обнаружить. Надо спокойно обождать.
Спокойствие, оказывается, вовсе не всегда полезно. Сейчас страх смерти быстро уползает в свое всегдашнее убежище, какую-то каморку под лестницей.
А возвращающееся спокойствие дает сразу почувствовать и осознать, что здесь, на глубине, прохладно. И это еще мягко сказано. Дрожь уже пробегает по телу. Ничего удивительного: снаряжение мое – пляжное, для загорания и купания в теплом поверхностном, хорошо прогревшемся слое. Пока тут господствовал страх, такие пустяки, как холод, не чувствовались, зато теперь – пожалуйста. Словно обиженная женщина: ты позволил себе забыть обо мне? Вот и получай теперь за это…
Но это, скажем так, лишь одна треть неприятностей. А другие две трети заключаются в том, что моя чудесная маска, как говорится, дышит на ладан. Вообще-то у нее было право забастовать и раньше, мы уже где-то за пределами ее ресурса. Хорошо, что у нас стараются все сделать с запасом. Но сейчас и этот запас истекает. Лечу с сухими баками. Нет, возможность разбиться мне не грозит. Но и задохнуться – судьба не лучшая. Где ты там шаришь, корабль? В какой стороне, под какими углами? Поторопись, милый. Интересно, кстати: а если ты меня найдешь уже холодненьким – станешь втаскивать меня на борт или оставишь на дне, куда я неизбежно опущусь, – только выполнишь установленные формальности? Нет, капитан «Триолет», Лючана тебе не позволит! Она теперь будет твоим адмиралом, она наверняка сейчас уже сидит в рубке – надеюсь только, что ей не придет в голову взять операцию моего спасения в свои руки: твоей программе я верю как-то больше. Слышишь, Люча, ни в коем случае…
Вот! Вот оно! Есть!
Загорелась на браслете тоненькая стрелочка. Это – направление. А сбоку высветились и цифирки: 326. Рассчитано на профессионалов, поэтому даже не обозначено, чего именно триста двадцать шесть: футов? метров? Надеюсь только, что не кабельтовых и уж подавно не миль. Но все равно – очень много, слишком много…
Дышится. Трудно. Кислородное. Голодание. Наступило. Пока не. Отключился. Возьми направление. Мик. Я плыву. Держи. Курс. Плыви. Мною…
Сознание ускользало, как воздух из разгерметизированного корабля. Через тонкую, как булавочный укол, дырочку. Это не больно.
…Давай, мик, действуй, не сачкуй…
3
Светло, тихо и сухо.
Таким был мир, в котором я очнулся: светлым, тихим и сухим.
Но, наверное, были у него и еще какие-то свойства. И для того чтобы разобраться в них, я с трудом поднял голову и стал поворачивать ее туда и сюда. Каждый предмет, попадавший в поле зрения, я как будто видел впервые; так, во всяком случае, мне казалось. Но, сосредоточив на нем все свое внимание, я через секунду-другую узнавал его. Ага, вот это – стена. Вернее, переборка, так полагается называть это здесь. А на это больно смотреть. Потолочный плафон. Освещение. В углу что-то, на чем сидят. Нет, нет. Другое. Что-то такое, в чем лежат. Но я лежу не там. Ничего, я вот-вот догадаюсь. Надо только сконцентрироваться. Да, понял, понял: это кокон – в нем полагается быть во время разгона человеку, не находящемуся на вахте. Ну понятно, я на корабле. Приятно ощущать, как плотная пелена забытья расползается, рвется на клочья и улетает куда-то, словно бы ее выгоняет мощным вентилятором. Я на корабле. Но я и должен здесь быть. Значит, все в порядке?
Мое сознание все еще находилось как бы в растворе, но кристаллизация шла все быстрее, я вспоминал все больше и был в состоянии уже восстановить в памяти события, происходившие совсем недавно, а затем и представить себе то, что состоялось уже тогда, когда я находился в отключке.
Картина представлялась ясной. Меня все-таки вытащили из воды. Спасли. Кто? Лючана, конечно; нас здесь только двое, так что больше некому было совершить такой благородный поступок. Самое удивительное, я еще там, в воде, знал, что она успеет сюда раньше моего, не дожидаясь, пока маска израсходует последние эрги своего заряда. Молодец, Люча, мысленно похвалил я ее. Всегда знал, что на тебя можно положиться.
Но такие вещи лучше говорить не заочно, а глядя прямо в глаза того, кому адресована похвала. Да и вообще – я так давно не видел жену. Сто лет, никак не меньше. Хотя и не следует вроде бы отрывать ее от обязанностей по кораблю, но я ненадолго, совсем ненадолго, а как только окончательно приду в себя, то сразу же подменю ее за пультом…
И я позвал:
– Люча! Лю-у!
Нет, это и не зов вовсе, а так – смахивает на шелест сухих листьев…
– Люча!!
Уже более прилично. Это она должна услышать – если только… Ну да: если трансляция включена. Наверняка выключена, иначе я уже если бы и не увидел ее, то, во всяком случае, услышал шаги – быстрые, уверенные…
Но ничего подобного нет. Может, у меня что-то стряслось со слухом? После такого купания все возможно. Сам-то я свой голос слышу прекрасно, но звук этот проходит по костям черепа, а как с внешними сигналами?
Я чувствовал себя все лучше и смог наконец не только сесть на койке, но и подняться на ноги – не так уверенно, правда, как рассчитывал. Растопырив руки для баланса, приблизился к иконостасу репитеров на переборке. Зеленый огонек показывал, что голосовая связь с рубкой включена – собственно, в капитанской каюте она никогда и не должна выключаться, а я находился именно в этих апартаментах. Нет, Люча должна услышать. Может быть, с нею тоже не все в порядке? В конце концов, она не отдыхала тут, а прошла через то же, что и я, так что, вполне может быть, выудила меня – и расслабилась, забылась где-нибудь в пилотском кресле.
– Да Люча же! Откликнись! Спишь?
И, в очередной раз не получив ответа, я почувствовал: нет, тут что-то не так. Интуиция посылала тревожные сигналы. Все, хватит тебе бездельничать, горе-курортник!
– «Триолет»!
«Нахожусь в режиме выжидания. Обстановка спокойная. Внимательно слушаю».
– Где второй пассажир?
«Нет информации».
Вот еще новость! Может, и «Триолет» немножко того? Ни одно устройство не гарантировано от сбоев. Давай-ка ноги в руки – и побежали в рубку! Побежали – это было слишком уж лихо сказано, поковыляли – куда точнее. К счастью, внутри корабля нет больших расстояний, не то что за бортом, где немереные мили. Считаные секунды – и ты на месте.
Рубка оказалась пустой. Выглядела такой, какой мы ее оставили, направляясь загорать на свежем воздухе. Да, позагорали… А уж выкупались! Никаких признаков того, что после этого здесь еще кто-то побывал. Кто-то, иными словами, – Лючана. Хотя это еще ничего не значит. Профессионал вообще не должен оставлять следов.
Что на шкалах? Мы в погруженном состоянии, глубина девяносто метров, среда спокойна, хода не имеем, впереди – двадцать восемь румбов по компасу – источник слабого постоянного излучения биологического характера, в пределах видимости при пассивном наблюдении другие корабли не фиксируются. Ну прямо благодать. Но сейчас это все мне до лампочки.
– «Триолет», выведи индикатор нахождения людей на борту!
Вывел: схема корабля в трех измерениях, все его отсеки и помещения. На этой схеме каждая живая душа обозначается голубым огоньком в той точке, где она сейчас находится. Индикатор работал, и единственный голубой огонек светился на схеме в помещении рубки. Это я, собственной персоной. Что же, выходит – я на борту единственный?
– Видеопросмотр по всей схеме!
Вирт-капитан не стал возражать, и на экране начали одно за другим возникать все помещения корабля. Те, где может находиться человек, и те, где он находиться не может и не должен – но все же…
Никого. Ни души и ни тела.
Ой, как плохо…
Отставить нытье. Работать. Искать!
Может быть, Лючана по каким-то соображениям, успокоившись за меня, вернулась в воду? Мало ли: сработал хозяйский инстинкт, она увидела в воде что-то из нашего утраченного при шторме имущества и вышла, чтобы вернуть потерю на место? Не очень вероятно, но все же шанс. Надеюсь, у нее хватило ума выйти в скафандре: хватит с нас путешествий с одной только масочкой.
– «Триолет», наличие скафандров?
«Количество в норме. Находятся в состоянии готовности».
Та-ак. Этот шанс, похоже, горит. Ладно, сейчас не время строить гипотезы. Сперва нужно разобраться с фактами.
– «Триолет»! Показать все записи видеожурнала с момента перехода в режим выжидания.
«Выполняю».
Вот сейчас и увидим все, что происходило с кораблем, внутри и вокруг него, в то время, когда нас здесь не было.
Показ начался с моих пяток, исчезающих в проеме верхнего люка. Крышка опускается. Быстро вращается маховичок ручного закрытия, хотя работает сейчас, естественно, автомат. Выключается освещение, кроме полагающегося в режиме выжидания именно для того, чтобы велась видеозапись. Система журнала позволяет, как и раньше, увидеть происходившее в любой точке корабля, но мне такая роскошь ни к чему, меня пока интересует только люк. А еще больше то, что происходило – могло происходить – за бортом.
– «Триолет», ускорить протяжку, замедлять только при каких-либо изменениях!
Умный «Триолет», осмыслив полученную команду, вообще выключил демонстрацию корабельных помещений, остались в уголке только изображения приборов. А основную часть экрана заняла та часть суши (тогда еще суши!), на которую мы высаживались с такой радостью. Изображения не статичны; зелень медленно вращается вокруг корабля то по часовой стрелке, то против; на самом деле, конечно, с ними ничего не происходило, а вращался нижний видеопояс, четыре румба вправо, четыре – обратно, чтобы просматривалось все пространство. То же делали и камеры верхнего пояса: вот мы с Лючей на нем, разбираемся с выгруженным добром, камеры панорамируют, вот мы собираемся, вот уходим и скрываемся из виду: нашли тропу и углубились в заросли. Все, что мы вытворяли затем, осталось для камер недоступным – и очень хорошо. Теперь можно перескочить через изрядный промежуток времени, потому что тут ничего не изменится до самого начала шторма. А вот тогда…
Я уже открыл рот, чтобы скомандовать «Дальше!». И тут же захлопнул его. Потому что «дальше» не последовало. Все исчезло. Чернота. Сбой? Сейчас надо… Стоп. Экраны понемногу светлеют. Но теперь весь экран занимает только вода, сперва бурлящая, словно кипяток, поднимающаяся выше, еще выше, вот уже закрывшая все поле зрения… А вот она становится спокойнее, а глубиномер показывает, как стремительно увеличивается расстояние до поверхности. Но это не корабль погружается, он крепко ввинчен в грунт; это поднимается вода, заливая все. Действительно потоп.
– «Триолет», интерпретируй!
«Наблюдаемое природное явление присуще данному миру изначально».
Обрадовал. Утешил. Все на свете растолковал, ничего не скажешь!
– «Триолет», полное объяснение!
Если оно у него есть, конечно. Хотя, вернее всего, он знает столько же, сколько и я. Или все-таки больше?
«Явление известно под названием Великого прилива. Данный мир не обладает выраженной сушей, поверхность покрыта водой, средняя глубина которой оценивается в пятьдесят метров. Однако существование двух массивных спутников на концентрических орбитах приводит к наличию двух постоянных приливных волн, обегающих планету в соответствии с движением лун. Волны различаются как большая и малая приливные, движение их неравномерно, в силу того, что обращение самих спутников варьируется в зависимости от взаимного расположения трех тяготеющих тел системы. В моменты нахождения планеты и обоих спутников на одной прямой, вследствие наложения волн, возникает явление Великого прилива, которое и наблюдалось в описываемое время. В таких случаях приливная волна значительно выше, а обнажаемая отливом часть дна достигает 60 % поверхности всей планеты. В иных случаях обнажается: при малом отливе 24 %, при большом – до 40 % дна. С началом отлива происходит бурное развитие растительности, продолжающееся и после затопления приливной волной. Конец открытой информации».
Иванос, ты сволочь, гад, урод несчастный, почему же ты не объяснил? Не намекнул хотя бы? В секреты играл? Ну, крокодил шестиногий…
Ладно, стоп. Это потом. Разберемся. Сперва надо из этого варенья выбраться. Что тут у нас было дальше?
А в записи подъем воды прекратился. Вокруг – спокойная глубина. Сколько? Сто двадцать метров. И – полный покой. И – та же растительность, что еще недавно находилась наверху. Теперь она целиком погружена на не такую уж малую глубину и чувствует себя, похоже, прекрасно. Жива и здорова. И то, что казалось мне зелеными веревками или удилищами, теперь развернулось в широкие полотнища. То есть растения предвидели предстоявшее. Знали.
Изображение подрагивает. И начинает уходить вниз. Понятно: «Триолет» отвинтился от дна и подвсплыл. Сработала какая-то программа – может быть, после обеспечения собственной безопасности пришла очередь искать людей?
Листья-то, наверное, на этой глубине выживают. А вот Лючана?
Нет. Не может быть. Не согласен. Не хочу! Те, кто нас ведет, должны были дать ей хотя бы такой же шанс, какой подарили мне. Нет, больше! Она заслужила самые лучшие шансы, какие только возможны.
И потом: все-таки кто-то ведь вытащил меня, сам я никак не мог оказаться на борту, да еще в койке в своей каюте! Если не Люча, то кто же?
– «Триолет», прошу начать погружение по вертикали вниз, скорость один метр в секунду. Включить активное наблюдение. Опознавать все замеченное и докладывать немедленно!
«Выполняется».
Погружаемся. Дно, бывшая поверхность. Деревья, кусты. Я невольно отвел глаза: испугался, что где-то между ними вдруг увижу неподвижное человеческое тело… Но не глядеть еще хуже: начинаешь невольно ждать тревожного сигнала, который подаст «Триолет», едва в поле зрения окажется что-то подобное. Я снова стал смотреть. К счастью, ничего такого. Здесь ее нет.
А журнал тем временем продолжает развертывать свои картинки. Но на них – ничего нового. Хотя… Да! Вот оно.
«Оно» – это возникший в углу экрана сигнал: «Принят вызов от источника номер один».
Это – когда я нажал наконец на ту точку.
Запись оживает: приборы стремительно меняют свои показания, как подкупленные свидетели в суде. Корабль обретает ход. Уменьшает глубину погружения. Минута, другая… Включается инфрапрожектор и фиксирует тело, уже начавшее медленно подниматься. Это я, уже потерявший сознание. Корабль быстро догоняет меня. Сейчас он…
Но расстояние между нами вдруг перестало сокращаться. «Триолет» как бы остановился в задумчивости: а стоит ли вообще спасать этого дурака?
Но на самом деле причина явно оказалась другой. А именно: рядом с моим сигналом загорелся и другой. Куда более слабый, идущий издалека, чуть ли не на пределе возможностей браслета.
«Принят вызов от источника номер два».
Это Лючана! Догадалась, прелесть моя!
«Триолет», видно, размышлял: есть две цели, но работать одновременно можно только с одной. И в конце концов выбрал ту, что была ближе.
Нет, Лючана не участвовала в моем спасении. Меня втаскивают в люк – не в верхний, как я полагал, а в трюмный – при помощи выброшенной сетки. На корабле предусмотрены и такие случаи. Есть носилки на микрогравах. Меня укладывают на них прямо в сетке, доставляют в каюту и бережно вытряхивают в койку. Вот почему я оказался – все в тех же плавках, что были на мне в воде, – на покрывале, а не на простыне. Все предусмотрено.
Кроме одного: как спасти одновременно двух людей, находящихся на разных расстояниях от корабля.
А может быть, и такая программа есть, но что-то помешало вирт-капитану воспользоваться ею?
Давай-ка досмотрим журнальную запись по возможности спокойно. Только перед этим дадим «Триолету» еще одно задание. Приоритетное.
– Искать точку-два. Искать человека, даже если точка молчит. Сообщать каждые две минуты. Искать во всех измерениях, радиус поиска увеличивать с каждым витком на два метра.
«Триолет» отреагировал с едва заметной, но все же задержкой. Уж не потому ли (мелькнуло в голове), что искать надо женщину? Интересно, разбирается ли вообще вирт-капитан в проблеме полов?
«Выполняю».
Больше ничего я сейчас предпринять не мог. Разве что понять, почему «Триолет», вытащив меня, не бросился сразу же в направлении точки-второй, чтобы отыскать и Лючану. Для того чтобы разобраться в этом, отгоним-ка запись назад – к тому мгновению, когда был принят сигнал Лючаны, – и будем следить за ним. Любоваться еще раз тем, как в трюм втаскивают мой вышедший из строя организм, я не стану. Только бередить рану, нанесенную моему самолюбию. Так что там было с сигналом?
Огонек – в записи, конечно, – мигает, но все тусклее. Я уже знаю: не потому, что иссякает энергия приборчика; вспомнил, что сигнал рассчитан на трое суток работы в таком вот – импульсном – режиме. Из других причин можно выбрать разве что одну: расстояние между кораблем и Лючаной увеличивается. И довольно быстро. Корабль практически не движется: он занят моей судьбой. У него свои правила поведения: точка-один – официально «капитанская» – предпочтительнее точки-два, «второго пилота». А теперь вот она удалялась от неподвижного корабля. Ошиблась направлением и вместо того, чтобы плыть к нам, легла на противоположный курс? Неубедительно: раз уж браслет зацепился за корабль, стрелка на нем, как и у меня, точно указала, куда надо грести. Не последовать указанию прибора Люча могла бы лишь в случае, если больше не контролировала свои действия сознанием. Плыла, как и я в последние осознанные мгновения, по автомату. Но не слишком ли быстро она уплывала? Кажется, такой прыткости не проявил бы даже и чемпион Галактики по плаванию. Выясним сейчас же.
– «Триолет», с какой скоростью точка-два в журнале удалялась от тебя?
«Скорость удаления неравномерна. Варьирует между значениями восемнадцать и двадцать два узла. Курс бейдевинд зюйд-вест к весту двадцать два по компасу».
То есть она плывет против ветра? И тем не менее плывет так быстро? Впрочем, ветер может влиять на скорость, только если ты на поверхности. Но на поверхности ее не было: я ведь смотрел, кричал – безрезультатно. Как знать, если бы меня тогда осенила благодать и я догадался воспользоваться браслетом, он, быть может, обнаружил бы своего двойника на Лючином запястье. Но я не родился умным, это факт. Может быть, хотя бы счастливым? Об этом думать не стану, пока не увижу Лючану живой и здоровой.
Но если она уже ушла на глубину, то такая скорость и вообще становится немыслимой. Разве что она не сама плывет, а какая-то тварь ухватила ее и уносит. Однако пока еще никаких монстров тут не замечалось. Это, конечно, слабый аргумент, но лучше, чем ничего. А огонек точки-два уже едва заметен, совсем потускнел, его вспышки теперь скорее угадываются, чем четко различаются… Вот сейчас он был еще или уже нет? Скорее – нет.
– «Триолет», каково расстояние до точки-два в момент прекращения сигнала?
«Определенно в две мили».
– Сколько времени прошло с момента, когда сигнал точки-два перестал приниматься?
Впрочем, его ответ мне не нужен: время фиксируется журналом непрерывно. Сколько же там?.. Четыре часа? Это я столько времени провалялся без сознания? Ну ты даешь, Разитель. А о чем, собственно, думал наш чудесный космореплаватель?
– «Триолет», почему не привел меня в сознание раньше? У тебя что, нет экспресс-метода?
«Ускорение процесса грозило осложнениями и было опасно для здоровья. Кроме того, такие действия не были предусмотрены программой».
– Какой программой, черт бы…
«Выполняемой мною».
Все-таки он глуп. Все они дураки, эти компьютерные навигаторы. Им не понять, что бывают положения, в которых собственное здоровье отходит на самый последний план. В их сложнейших схемах и умнейших программах не нашлось местечка для такой логики – логики любящего человека.
Такие, значит, пироги с капустой.
4
Лючана перевела дыхание. Не сразу: нормальный дыхательный ритм был давно уже утрачен во время суматошной борьбы с волнами, ветром, обломками кустов. Дыхание чуть успокоилось, но тут же ее стало тошнить. С трудом извернувшись, она подняла голову над низким бортом. Потом, зачерпнув горстью воды, омыла лицо. И стала осматриваться.
Находилась она сейчас в странном суденышке, чьи борта лишь немного поднимались над водой, но когда она попала внутрь, оно оказалось куда просторнее, чем представлялось: неожиданно глубоко сидело в воде. И, видимо, обладало сильным мотором: скорости хватало, чтобы не позволить стихиям сбить суденышко с курса – против ветра и волны. Если позволить ветру с волнами хоть на миг развернуть лодку – или как это суденышко назвать – боком к волнам – моряки, кажется, говорят «лагом», – ее вмиг опрокинет, а тогда… Сама Лючана еще сколько-то продержится, у нее есть маска (Лючана, как хорошая хозяйка, отлично помнила, что у нее есть и чего нет), – но двое, находящиеся здесь, кроме нее самой, наверняка не выдержат долго. А за нею был долг благодарности: они как-никак вытащили ее из воды, помогли взобраться сюда, перевалиться грудью через борт как раз в миг самой большой растерянности: когда обрушилась эта дикая волна и Ра вдруг исчез из виду. Значит, теперь пришел ее черед выручить их – насколько это окажется в ее силах.
Но не только их. Ра. Он был где-то здесь, рядом, она чувствовала это всем существом, как и всегда, даже не видя и не слыша, ощущала его присутствие.
Лючана не могла видеть того, что находилось перед лодкой: – весь передний сектор обзора закрывала спина сбросившей куртку женщины, ее спасительницы, – загорелая, мускулистая, мокрая (все здесь было мокрым, и на дне суденышка плескалась вода, хотя и немного). Тем не менее Лючана была уверена, что они удаляются от того места, где ее подобрали, вовсе не в ту сторону, куда высокой волной швырнуло Ра, а почти в противоположную: не по ветру, а в полный бейдевинд; Лючана достаточно ходила под парусами, чтобы разбираться в таких вещах и без помощи мужа. И ей было понятно, что подобный курс далеко не самый выгодный, скорее наоборот. Наверное, у этих людей были причины держать именно такое направление, но ее это никак не устраивало. И она схватила женщину за плечо. Та повернула голову, лицо ее выражало гнев.
– Туда надо! Туда! – Лючана свободной рукой показала направление. – Человек гибнет!
Выкрикнула она это на теллуре, сразу же сообразила, что этот язык мог быть тут совершенно незнакомым, и повторила уже на линкосе.
– Сиди тихо! – крикнула женщина в ответ на том же языке.
Лючана упрямо покачала головой, но женщина уже отвернулась. Склонившись вперед, что-то проговорила в самое ухо сидевшему перед нею и управлявшему судном мужчине. Мысли Лючаны были сейчас не совсем в порядке, но все-таки ей показалось, что она узнала обоих: та самая пара, за которой они с Ра еще совсем недавно подсматривали. Они вытащили ее, да, но нужно ли ей, чтобы ее увезли куда-то далеко от места, где она и Ра потеряли друг друга?
Курс оставался прежним. Мгновение она колебалась: настоять на своем? Применить силу? Но выиграть – никаких шансов, одной ей в этих условиях не управиться. Ра умеет выживать и (ей очень хотелось верить в это) продержится до того времени, когда она сможет организовать помощь. Сейчас суденышко направлялось куда-то туда, где есть, надо надеяться, более надежное убежище и люди, и там ее поймут (в это тоже верилось), едва ветер уляжется, выйдут на поиски; судя по тому, что ее вот вытащили, здесь не было принято считать, что спасение утопающих – дело рук самих утопающих. А раз так…
Вот такие мысли пробегали в голове Лючаны, и как-то не возникло вполне уместного вопроса: а как эти люди отнесутся к ней? Их ведь разыскивали, значит, считают в чем-то виноватыми? Почему-то Лючане казалось само собою разумеющимся, что их и искали только ради того, чтобы оказать помощь, приняв их посадку за вынужденную. Собственно, а какие могли быть причины для иного к ним отношения? Нет, видимо, сейчас следовало сидеть спокойно, можно было даже закрыть глаза, чтобы не пугаться каждой высокой волны, то и дело грозившей похоронить их.
Лючана так и сделала. И открыла глаза, лишь почувствовав, что скорость лодки заметно уменьшается. А открыв их, распахнула и рот – от удивления, хотя лишь на секунду.
Удивление было вызвано тем, что судно за эти несколько минут изменилось: если раньше ничто не защищало находившихся в нем от ветра и брызг, то теперь и капли воды, и несший их воздушный поток примерно в полуметре над головами сидевших в лодке словно бы налетали на что-то, на невидимую крышу, вернее – купол, взявшийся как бы неизвестно откуда. «Вероятнее всего, полевая защита», – спокойно, как о чем-то обычном и ожидаемом, подумала Лючана. Приходилось ей видывать такие лодочки с компьютерным шкипером, чей пульт и монитор обычно размещались на носу. Лючана угадала его по привычному голубоватому свету. Внутри стало не только суше, но и спокойнее: качка все уменьшалась, а вскоре и совсем прекратилась. Лючана глянула по сторонам – вокруг была только вода, и это говорило о том, что судно погрузилось уже целиком. Странно, и это тоже почему-то не удивило Лючану – может быть, ее способность удивляться на сегодня была исчерпана, слишком уж много новых впечатлений выпало на ее долю за нынешний день.
Мотор теперь звучал чуть громче и на более низких нотах, суденышко продолжало погружаться с ощутимым дифферентом на нос: уходило в глубину. Потом вдруг рокот смолк, но движение продолжалось, только теперь уже какая-то внешняя сила двигала судно-капсулу, вспомнила Лючана недавно услышанное от этих людей слово.
Вокруг по-прежнему виднелась только вода, она становилась все более темной – света оставалось меньше и меньше, как и полагалось на глубине. Это не казалось страшным. Но через несколько мгновений пришел и испуг, пусть и недолгий: парочка, находившаяся на передних сиденьях, вдруг исчезла, как и вся носовая часть лодки, словно суденышко уперлось в густейший туман и стало погружаться в него, чему купол нимало не препятствовал. Страх подсказал Лючане, что сейчас и она погрузится в эту субстанцию и там наверняка задохнется, потому что этим дышать нельзя. Сердце дало сбой, но лишь на секунду.
А потом туман разом исчез, словно его и не было, и снова стали видны и люди, и вся капсула целиком, и все, что открылось снаружи, до сих пор почему-то не замечавшееся, – странное, воистину неожиданное: обширный купол со множеством углублений и выступов, нарушавших плавную кривизну поверхности, озаренных огнями, окрашенных в разные цвета. Над куполом – еще две-три капсулы примерно таких же размеров, как та, в которой Лючана сейчас сидела. Там и еще какие-то странности были, но рассмотреть все просто не было времени: вода за иллюминаторами исчезла, они оказались в какой-то трубе или камере, где было темно, но уже через несколько секунд стены, вызывавшие ощущение темноты, исчезли, стало светло, а затем и купол, накрывавший лодку, с негромким щелчком исчез, и Лючана с удовольствием встала во весь рост, как и те двое, чьей спутницей она оказалась.
Потянулась с удовольствием, разминая уставшие и затекшие мускулы. Глянула вокруг и поймала взгляд того парня, что управлял капсулой. Он смотрел на нее – не в лицо, а ниже, где пляжный наряд едва-едва и очень условно прикрывал то, что всегда вызывает у мужиков определенную реакцию. Взгляд был выразительным, в этом-то Лючана разбиралась. И сразу же невольно подумала, что без сложностей тут, пожалуй, не обойтись, потому что уже и женщина повернулась к ней и оценивающим взглядом охватила всю, с ног до головы, очень неласковым взглядом. Да, будут осложнения, утвердилась в первоначальном предположении Лючана, и в этот миг женщина подала команду: «Выходим».
Трое переступили невысокий борт и оказались в очень просторном, но невысоком помещении, где уже находилось множество таких же суденышек, как привезшая Лючану лодка, – десятка два, может быть, или еще больше. Негромко шумели какие-то механизмы – наверное, та система, что позволила им выйти из воды, миновать приемные устройства и, как говорится, обсохнуть здесь, уже под куполом. Лючана стояла спокойно, ожидая последующих событий, и почувствовала легкое прикосновение к бедру; ладонь парня была горячей – от работы, а может быть, и от возбуждения. Он успел погладить бедро, прежде чем она сделала шаг в сторону, так что женщина, его спутница, оказалась между ними. Откровенно выраженное намерение молодого атлета Лючане очень не понравилось. Но пока что деваться было некуда. «А впрочем, – подумала она достаточно легкомысленно, – и не таких приходилось обламывать. Справимся и с этим мальчиком».
Но лучше было бы, конечно, если бы и не пришлось справляться.
Женщина усмехнулась. Повернувшись к Лючане, жестом дала понять: иди за мной. Парень за ними не пошел, но сказал вдогонку:
– Скоро увидимся, красотка.
Лючана предпочла сделать вид, что ничего не услышала.
5
Четыре часа. Если бы Люча была в порядке, за это время она как-нибудь уж добралась бы до нас. Этого не случилось – значит, с нею что-то неладно. Иными словами – она не в состоянии выполнить нужные действия. Тому могут быть две причины: неблагополучна она сама (ранение, крайнее истощение сил, бессознательное состояние, как вот у меня) или неблагоприятна обстановка, в которую она попала. В любом варианте не время мне печься о своем здоровье. Вообще, это ее обязанность, вот пусть Лючана этим и занимается. А для того чтобы она могла выполнять свою обязанность, просто нужно ее найти. Все ясно до предела.
Вот только как это сделать?
На связь она выйти не может – иначе сейчас без устали вызывала бы меня, а уж мой кваркотронный виртуал-дурачок ни единого сигнала не прозевал бы, воздадим ему должное: ограничен, но усерден. Но это не значит, что браслет Лючаны не работает. Просто этот приборчик имеет крупный недостаток: его сигнал принимается лишь в пределах прямой видимости. Обычно этого бывает достаточно. Но Люча сейчас может находиться слишком далеко: за четыре часа ее могли увезти за много миль, а что ее именно увезли – совершенно ясно уже по журналу. Для того чтобы поймать ее сигнал и определить координаты, нужно подняться над поверхностью достаточно высоко. Ну что же, «Триолет», сумел опуститься – сумеешь и подняться. Дело привычное.
– «Триолет»! Прошу приготовиться к выходу в атмосферу! Высота подъема…
«Команда не принимается».
Ничего себе уха! Это что еще за новости?
– Повторяю: приготовиться к выходу в атмосферу! Это приказ!
«Указанное действие в существующих условиях не предусмотрено программой».
– Закрыть программу! Немедленно!
«Программу может отменить или приостановить ее выполнение только ее установщик».
Ну бюрократы!..
– Назвать установщика!
«Отдел программирования Главного Управления Службы…»
Вот как! Спокойно, спокойно. Все в порядке. Сейчас мы…
– Установить связь с отделом.
«Указанное действие невозможно осуществить».
Опять за рыбу грош.
– Приказываю…
Хотя нет. Явно никакого смысла переругиваться с компьютером: он со своей позиции не слезет, и силой его не столкнешь. Я бы, конечно, залез в него, как делал это не так уж давно на Уларе, – а тамошний «Гек» был куда мощнее. Но для того чтобы превратить меня в программу и внедрить ее куда следует, нужен другой компьютер, независимый от этого. Тогда у меня был «Вратарь». Он и сейчас есть, но далеко, и раз мне не дают связи, то до него мне не добраться так же, как и до Службы.
Но ничего, еще не вечер. Не зря ведь этот корабль оснащен ВВ-кабиной. Не может дойти сообщение – доберусь я сам, собственной персоной. Пусть они передадут управление кораблем мне, все необходимые коды и пароли, поскольку я лучше знаю, что сейчас главное. И я выбью все нужное из Иваноса – даже под угрозой применения оружия. Он, кстати, поймет и не обидится: он и сам очень не любит жертвовать людьми без толку.
– «Триолет»! Покидаю корабль на… на три часа. Оставаться в режиме выжидания.
«Выполняю».
Вот и чудесно. Мне осталось только натянуть на себя нормальную одежку, чтобы в Службе, увидев меня, не приняли за беглого психа. Отобьюсь, конечно, но время-то будет уходить.
Кабина ВВ-транспортировки оказалась намного просторнее, чем я предполагал. Ну что же, может быть, мне удастся даже притащить с Теллуса подкрепление? Искать группой и выручать группой – совсем не то, что действовать в одиночку. Ну-ка…
Я нажал клавишу предстарта. Кабина ожила. Но не совсем так, как мне хотелось. Дверца осталась наглухо затворенной. Зато заиграло табло на ней:
«В погруженном состоянии ВВ-пост блокирован».
Только и всего.
Я уже поднял кулаки над головой, чтобы дать выход тем чувствам, что в тот миг мною овладели. Но вовремя остановился. В каких бы отношениях ни находился я сейчас с кораблем, но наносить ему вред нехорошо – и не столько с моральной, сколько с деловой точки зрения. Все-таки, кроме него, у меня никого не было рядом в этом мире, а остальные миры так далеко. Я даже не стал произносить вслух те слова, которых у меня был полон рот. Просто повернулся и ушел. Но не в рубку. Говорить с «Триолетом» сейчас не хотелось, да и что я мог бы сказать ему, а он – мне? Разве что поговорить о погоде?
Помочь он мне сейчас не может – или не хочет, и потому я не могу добраться до тех, кто мог бы нужную помощь оказать. Ни до кого я сейчас не мог дотянуться. Ни до кого, кроме…
Но на это нужно было еще решиться.
6
Лючана шла по эллингу за своей спасительницей, пытаясь на ходу представить, что может сейчас ожидать ее и как надо вести себя, чтобы побыстрее хоть что-нибудь узнать о судьбе Ра и организовать ему помощь. Тут была важна каждая мелочь, и когда с открытой палубы они прошли через невысокую арку, густо перечеркнутую оранжевыми штрихами лазерной защиты (женщине, чтобы открыть проход, пришлось на миг вжаться лицом в укрепленную рядом со входом овальную, даже на взгляд мягкую, словно губка, маску), вспыхнул свет; там начинался длинный, плавно изгибавшийся коридор. Лючана испытала чуть ли не физическое наслаждение от того, что здесь уже не было ни ветра, ни брызг воды, но было спокойствие, нормальное освещение, пол, устланный ковром. Ей стало даже неудобно оставлять на коротком ворсе мокрые следы; немного утешало то, что и шедшая впереди женщина оставляла такие же, нимало этим не смущаясь. Женщина оглянулась, чтобы убедиться, что спасенная следует за ней; в глазах ее было спокойное равнодушие вместо того выражения неприязни, какое Лючана ожидала увидеть. Нет, пока еще рано делать какие-то выводы и строить планы.
Вышли в небольшое расширение коридора, здесь оказались лифты – и не один, а целых четыре, современные, промышленные, а не бытовые – то есть не кабины, а просто антиграв-шахты. Лючана только покачала головой, удивляясь. Шагнули в одну из них и плавно упали вниз. Миновали, судя по счетчику, пять этажей. Управление шахтами было, похоже, сенсорным, без кнопок и прочего. Вышли. Снова коридор, и тоже с ковром, только тут ворс был подлиннее. Хорошо, что ноги успели обсохнуть, пока они сюда добирались. Навстречу попадались люди, Лючана ловила на себе их любопытные взгляды. Одеты встреченные были в какое-то подобие формы, как и двое с поверхности. Лючана отметила про себя, что из восьми увиденных ею женщина лишь одна, хотя, возможно, это просто случайность.
Миновав пять дверей, остановились перед шестой, которая через мгновение отворилась сама по себе. Женщина кивком пригласила Лючану войти. Она вошла, женщина – за нею. Лючана остановилась: идти дальше помешало еще одно удивление: показалось, что она очутилась в магазине готового платья, оно тут висело и лежало вокруг, занимая все достаточно обширное помещение. А на свободном пятачке стояла еще одна женщина, тоже по-летнему одетая и – сразу видно – не чуждая макияжу и бижутерии, хотя и недорогим. Увидев вошедших, хозяйка салона не удивилась – скорее всего, ее успели предупредить заранее. Значит, и связь на этой – как ее назвать, кстати? станция? база? – была в порядке.
Женщины перебросились несколькими фразами на армаге. Затем хозяйка медленно прошлась вдоль фронта портновских изделий, сняла что-то с вешалки, другое вынула из объемистого ящика, затем скрылась где-то в тылах, оттуда появилась еще более нагруженной. Спасительница одобрительно кивнула. Хозяйка подошла к Лючане, протянула ей то, что выбрала.
– Это – мне? – спросила Лючана на всякий случай, хотя руки сами уже потянулись за обновками. Хозяйка что-то проговорила на непонятном наречии – видно, неверно определила происхождение доставленной; судя по интонации, сказано было успокаивающе-утвердительное. Хотя с интонациями в незнакомом языке можно и попасть впросак. Лючана забрала все в охапку, стараясь ничего не уронить. Повернулась к спасительнице:
– Теперь куда? Переодеться здесь? Или как?
Но спасительница уже повернулась к двери, и не оставалось ничего иного, как последовать за ней.
Снова коридор, но на этот раз лифт не понадобился: по довольно крутому винтовому пандусу в отдельной шахте с облегченной гравитацией (энергию тут явно не экономили) поднялись всего на один этаж. Здесь ковра уже не было, пол покрывала циновка – видимо, уровень этот был категорией пониже. Остановились перед очередной дверью. Спасительница приложила ладонь к пластине, диафрагма послушно раскрылась, клинья ушли в переборку. Повинуясь приглашающему жесту, Лючана вошла, спасительница остановилась на пороге. Показала, опять-таки жестами, что тут можно умыться (в углу виднелась душевая кабинка), одеться, даже отдохнуть на нешироком, на вид жестком диванчике. У Лючаны было достаточно опыта, чтобы понять: это никак не гостиничный номер, скорее камера. Спасительница усмехнулась – не ласково, но и не враждебно, а как-то формально, – и отступила в коридор. Диафрагма сомкнула створки, замок в ее центре пропел короткую песенку.
«Вот уж воистину везет, как утопленнице, – пришло Лючане в голову, – если и вытаскивают из воды, то для того только, чтобы запихнуть в камеру, а я-то думала, что на мою жизнь камер уже хватило…»
Странно, но ей даже в голову не пришла другая мысль, хотя это было бы вполне естественным: ничего себе отдых сообразил для них Иванос!.. Не появилось такой мысли, и само понятие «отдых» ушло как-то быстро и очень далеко. Сама собою возникла уверенность: это новая операция, только и всего. И теперь главное – привести себя в соответствующее состояние, физическое и – еще важнее – духовное. Войти в обычную роль страхующего агента. Для этого – успокоиться и составить хотя бы приблизительный план, что и как может она предпринять уже сейчас и что – в ближайшем будущем. Только человек, плохо знакомый с предметом, может подумать, что если тебя надежно заперли, то ты ничего не можешь предпринять. Можешь!
А что именно? Что сейчас самое главное и что – самое доступное?
Самое главное – Ра. Если он уцелел, то все в порядке, операция началась и будет продолжена. А он жив. В этом Лючана была уверена. И не просто потому, что ей так хотелось. Они уже так давно были вместе, что существовали как бы в общем поле – в том порождении тонких тел, для которого не существует расстояний и преград. Войдя в глубокую медитацию, совершенно отключившись от окружающего мира, сконцентрировав всю свою энергию, этим полем можно было воспользоваться, чтобы передать сообщение – не слова, скорее эмоцию, порой даже сопровождая ее изображением. И вот сейчас именно это поле – его ощущение – убеждало женщину в том, что ее муж жив. Если бы он погиб, то, независимо от его желания и возможностей, вся его энергия (а ее в человеке больше, чем обычно думают) реализовалась бы в последнем (в этой жизни) выбросе, и Лючана никак не могла бы не ощутить его. Но подобных сигналов она не принимала, и это значило, что Ра все еще среди живых.
Но если так, то с ним можно было – в принципе можно – установить более объемную связь – обмен мыслями, словами, планами. Конечно, самым простым и надежным было бы использовать для этого нормальную аппаратуру. У нее множество достоинств, но есть и один существенный недостаток: ее не оказывается под рукой именно тогда, когда она больше всего нужна. Как вот сейчас, например. Так что придется искать другие способы.
Они были. Сейчас Лючана могла воспользоваться самое малое одним из них. Пока ее еще не лишили браслета: спасительница, похоже, приняла его за обычные часы. Вот и хорошо. Где тут наша зеленая кнопка? На месте. Нажать. Отправить сигнал кораблю: я здесь, я жива. Ра пусть и не сразу, но – живой доберется до корабля и там получит эту информацию. И не просто информацию, но даже пеленг на нее. А это уже почти то же, как если бы они вновь оказались вместе. Работай, кнопка, пока хватит питания, а к тому времени что-нибудь да прояснится…
И все же такой уровень информации Лючану не устраивал. Он был чересчур пассивен. А нужно было – нет, просто необходимо – выйти на связь активную. На диалог. И такая возможность есть. Пока еще есть. Они очень неплохо пользовались этой связью, например, на Топси. Вот пусть она и сейчас сослужит службу.
Компьютерная связь. А конкретнее – связь между миками. Правда, тут не обойтись без устойчивой несущей частоты. Воспользоваться тонким полем было бы очень удобно, однако – Лючана отлично понимала – сейчас это ей не удастся. Слишком много сил и энергии потрачено на борьбу с ураганом, а еще до того (она невольно улыбнулась, вспоминая, и даже легкая волна прошла по телу, волна послевкусия) не меньше было отдано любви, о чем она нисколько не жалела. Так или иначе, сейчас она была слишком слабой, а к тому же еще и голодной. Так что о передаче при помощи этого поля можно будет думать только после того, как уровень энергии будет восстановлен каким угодно образом.
Каким же? Подождать, пока накормят? Слишком рискованно: за этим может последовать допрос, а в ходе допроса наверняка попытаются забраться и в ее мик. Это в какой-то степени может у них получиться, даже наверняка получится, судя хотя бы по их кораблю: для его хозяев в современной технике нет секретов, а зондирование мика – давно уже никакой не секрет. Следовательно, перед допросом придется, как это ни печально, какие-то файлы стереть без возможности восстановления, заменить их всяким хламом – пусть в нем пороются. Значит, использовать этот способ связи нужно немедленно, пока за ней не пришли.
Нужно. И – не получается. Мало каши ела, вот в чем беда.
«Что же делать? Ра, что бы ты сделал на моем месте и в моем положении?
Он бы посоветовал, но он меня не слышит, вот в чем беда.
Вспомним: как он поступает в трудные минуты?
Очень просто: он медитирует. На невысоких уровнях эфира, в крайнем случае – астрала. Меня иногда это даже злило: предстоят серьезные дела, самое время еще раз сверить все планы, что надо – уточнить, еще что-то добавить или, наоборот, выбросить, а он вместо этого отключается от всего в жизни. Хорошо, если только на полчаса, а полчаса порой играют решающую роль, но у него ведь бывали отключки и на час… Он меня учил этому, но мне это казалось не моим, неинтересным, слишком далеким… Но, может быть, иногда это как раз и нужно – отключиться, чтобы увидеть проблему в ее чистом виде? Могу только гадать. Но если я вот сейчас возьму и попробую? Странно, мне словно бы именно этого и хочется.
А не может ли быть так, что это он пытается меня вытащить туда – не знаю даже, как это назвать; вытащить, чтобы встретиться там? Попробовать, вспомнив его уроки? Ну, пусть не удастся, ничего не потеряю: сейчас все равно ничего другого я предпринять не в состоянии. Кстати, когда он снова приходил в себя, то выглядел так, словно только что зарядился до предела. Может быть?..
Вспоминай, как он тебя учил. Принять позу. Закрыть глаза. Не думать, ни о чем не думать. Разве это возможно? «Гнать, – говорил он, – всякую мысль, едва только она собралась высунуться».
Так. Мыслей нет… Нет… Не…»
